Золотой куполок. Глава 10

Александр Сизухин
                10.
            

            Мальчишки обычно собирались в старом сарае  у Алика.

            Внутри, под самой крышей, отец  когда-то выгородил голубятню, но голубей давно  не держал: не до них стало отцу. Сразу после армии женился, -  семья, сынок рос, и одна мысль в голове сверлила: где заработать, да как прокормить. Какие уж тут голуби!

            В заброшенной голубятне можно было только сидеть или лежать, - низкий потолок встать не позволял. Алик натаскал в голубятню елового лапника, сена и частенько оставался летом ночевать в духмяном и тёплом собственном гнезде. Только бабушка обязательно  проверит к вечеру:

           - Эй, голубь сизокрылый, тама? – крикнет снизу.

           - Здесь буду спать. Ладно, баб? – ответит внучок.

           - Спи, ладно, а то в избе душно, и дед больно храпит…

           Нынче вся компания была в сборе. Вован и Армен отпросились у своих до утра, сказав, что ночевать будут у Алика.

           Ребята лежали на сене и строили планы на ночь.

           - Значитца так, копать будем по очереди: начинает Вован, после, как устанет, - Алик, я в конце, - распределял обязанности Армен. Один копает, другой отдыхает, третий на шухере. Усекли?

           - Усекли, ага, - соглашался Вован, но копать землю у камня ему не хотелось, и соглашался он потому, что ребята так решили, а против всех - как идти. Не хотелось показывать друзьям, что на самом-то деле боится он камня. Давно еще, маленькому, бабушка рассказала страшную сказку…

           … Зимой на печи, привалившись спиной к теплым кирпичам, другим боком - к мягкой бабушке, и так, чувствуя себя в полной безопасности, Вовка просил:

           - Давай, баб, рассказывай… Страшную… про камень… Ну, баааб, - тянул внучек и тормошил, начинавшую задремывать в тепле, старуху.

           - Ну, ладно, слушай. Давным-давно это было, щас уж и не вспомнить коды. Давно очень. Тут, в Гостце, еще и не жили никто. Боялись русские люди тут жить-то. А место было красивое, дак и щас красиво. Я вот здеся родилась и краше нашей деревни не видала. Но это щас, а давным-давно, внучек, боялись люди энтого места. Забредёт кто ненароком ягод собрать, иль так в даль поглядеть с горы, - да и пропадёт.

          - Куда пропадёт.… Как? – замирающим голосом спросит Вовка, и теснее к бабушке прижмется.

          - Насовсем пропадёт, в тартар провалится…

          - Это куда, баб, какой тартар?

          - В преисподнюю… так ещё называли. Провалится туда, откуда выходу нет, и - всё, как и не было человека, и из памяти даже исчезнет. Особенно малых деточек  неразумных забирало…

          - А что там, баб, в тартаре-то?

          - Хто ж ево  знает, оттудова не возвращаюца. А только по весне вымоет из земли косточки белые – всё чо осталося, чёрные вОроны их растащат. Вот так-то долго и было, пока не народился в энтих местах Иван-великан. Вот вырос он такой большой, да сильный, красивый и пришло время ему жоница, нашел он невесту себе, такую же красавицу Марьюшку, и говорит родителям: «Вот батюшка, вот матушка, хочу, мол, жоница». «Дело хорошее, - говорит батюшка, - только где вы жить будете? На тебя поглядеть да на Марьюшку – эвона, какие вымахали – изба наша мала будет. – Благословите, батюшка, а жить мы  найдем где», - отвечает Иван-великан.

           Благословил батюшка, и пошли они местожительство искать, шли-шли, день шли, другой, третий и пришли на энту гору, и так она им понравилась, что порешили здесь и остановиться. Наломал Ваня ёлок да сосен, построил салаш пока на лето.

           Живут себе в салаше, как в раю, а только по ночам всё вроде кто-то воет да свищет, а то и салаш трясёт, будто свалить хочет. Марьюшка бояться стала. Да и Ивану, конешно, неприятно. И решил он  проверить, кто  звуки такие по ночам производит, кто Марьюшку его ненаглядную пужает? Дождался Иван вечера, вышел  из салаша, притаился за кусточком смородиновым, и как пала ночь-полночь, тут вдруг дыра в земле открылася, а из дыры-то могильным холодом повеяло, и полезла оттедева всяка нечисть: каракатицы, да кикиморы пучеглазые. «Ах, ты, нечисть подземная, повылазила! Марьюшку мою пужать! Ну, держитеся!» Осенил Иван себя крестом, схватил камень огромадный, да со всего маху тую дыру подземную и запечатал. Вот с тех пор камень-то и лежит тама и трогать  его нельзя, да и ходить близко не надо. Понял, иль нет, пострелёнок?

          - Понял… не буду туда ходить… и камень не буду трогать, -  сквозь дрёму шептал внучек.

          Бабушка гладила его по курчавой головке, поражаясь твердости волосиков свернутых по-африкански пружинками.

          - Охо-хо, прости Господи, грехи наши, - бормотала бабушка зевая. Своего  единственного внука она очень любила, несмотря на необычную его внешность.

          - А дальше чего было, баб, давай дальше…

          - Ну, а дальше-то чего? - как у всех. Деточки пошли. А как прознал народ, что запечатал Иван дыру страшную, так и стали к ним в гости приходить, погостят-погостят да и останутся, глядь, ан, свою избу ставят. Так и зажили, а деревню прозвали Гостец.

          - А Иван с Марьей как?

          - Преставилися в своё время, всему сроки положены на земле-то… Да их поминают, считай, кажную весну. Вот цветочки по склону распускаются синие с жёлтеньким, - видал?

          - Да, много их…

          - Вот-вот, а зовутся они Иван-да-Марья, а много – дак и деточек-то у Ивана с Марьюшкой много было, не то, что щас. Ты, вона, один у мамы… Правда, штучный, - засмеялась бабушка и крепко-крепко прижала к себе курчавую головку внука.


          Сегодня ночью ребята решили копать. То, что клад там зарыт, - под камнем, никто, кроме Вовки,  не сомневался, но и он против всех выступить не решился. Раз уж все заодно…

          День угасал. В голубятне стало темно, но на дворе в сумерках  еще  можно было всё разглядеть.

          - А вот я вам фокус сейчас покажу, - сказал Алик.

          Он пошарил рукой по стене, которая располагалась со стороны двора, и незаметно вытащил из доски круглый сучок – через отверстие проник свет, и на противоположной стене, как на экране, нарисовалась живая картина двора, и даже видна была бабушка, шедшая закрыть дверь курятника на ночь.

          - Класс! Кино настоящее, - восхитился Вовка.

          - А чего картинка-то вверх ногами? - скептически заметил Армен.

          - Ну, так уж получается, тут уж ничего не сделаешь.

          - Настоящий наблюдательный пункт получился, - нас не видно, а мы всё видим.

          - А то…

          Вскоре совсем  стемнело, и незаметно сморил  ребят сон…

          Первым очухался Армен.

          -Эй вы, сони! Подъем! – зловеще шептал он и шарил рукой справа, где должен бы лежать Вован. Но в темноте, с закрытыми глазами негритёнок был совсем невидим. – Вовка, вставай же! Алик! Всю ночь проспим… Слышите, что ли, не успеем же. Вставайте!

          Ребята зашевелились, завздыхали, но продолжали лежать. Армен подполз к люку в полу, открыл его – в голубятню пахнУло ночной сыростью - и вылез наружу. Он взял одну из приготовленных лопат и начал черенком стучать в пол голубятни.

          - Вставайте, козлы!

          - Чо ты шумишь-то, всю деревню разбудишь, - зашипел сверху Алик.

          - Вставайте сами тогда. Вовка, тебе первому копать, вылазь!

          Ночная прохлада пролилась туманом. Здесь у земли ребята шли, как в молоке плыли, почти  не различая друг друга, негромко переговаривались Армен с Аликом, а Вовка с лопатой на плече отставал и всё никак не мог согреться.

          - Как думаешь, чего там зарыто? – спрашивал Армен. – Я думаю золото, - отвечал он сам себе.

          - А может – оружие? – предположил Алик. – Что-то там железное лежит, раз молния бьёт.

          - А чо, оружие тоже хорошо, пригодится… Или продать. Или самим иметь. А может золото в сундуке железном? – не сдавался Армен.

          - Откопаем – увидим…

          Вокруг камня тумана не было, лишь бок его покрывала роса, отчего он поблескивал, отражая лунный свет. Долька луны висела в небе, мерцал свет звезд, - млеком небесным они текли куда-то ввысь в бесконечность ночи и мира.

          Армен наметил своей лопатой квадрат под камнем.

          - Давай, Вован, копай! Хватит трястись-то, - он заметил, что у Вовки дрожит подбородок. - Копай и согреешься… Вот так - полметра на полметра, понял?

          Вовка кивнул и приступил к работе.

   Продолжение следует. http://www.proza.ru/2014/04/17/97