8.
Оказаться одному посреди ночи на окраине Москвы, нашего мозаиста не испугало. Скорее, сам он мог кого-нибудь напугать, - здоровенный мужик с мешком за спиной, сжимая тряпочное горло огромным кулачищем, - Вася ошарашено бродил по ночным дворам. Он пытался найти подъезд, где можно было бы переждать остаток ночи в тепле, привалившись к батарее отопления, но все подъезды нынче запирали на коды. Окраинные жители относились к входным замкам с повышенным вниманием, а иначе и нельзя в тревожное наше время.
Вася, довольно напетляв между коробками домов, так и не найдя открытой двери, наконец, выбрел на детскую площадку: там, среди затейливых горок, лабиринтов и песочниц, узрел небольшой домик, - избушку на курьих ножках.
«Эх, ма, - подумал Вася. – А что делать?… Лучше уж в избушку залезть, всё не на улице».
Но в горле у него, как это и бывает после хорошей выпивки, так пересохло, что казалось – треснет, горло-то, как раздавленная макаронина.
Он обошел соседний дом вокруг, памятуя, что в торцах иногда торчат водопроводные краны, - к ним дворники подключают поливальные шланги. И действительно, на его счастье, такой кран нашелся и даже работал.
Вася глотнул, умылся, - вода ледяным колом встала внутри. «Щас бы чайку,- мелькнуло в измученной голове. – Ну, конечно: чайку надо сообразить… даром самовар что ли таскаю!»
Он наполнил туляка водою и потащил к избушке. Внутри домика расстелил на полу мешковину, а самовар поставил к окну. На газоне собрал сухих веточек, прошлогодних листьев, бумажек. У дома заметил Козунеткин и кусок керамической трубы, которая отводила ливневую воду. «Трубу-то обязательно надо приспособить, чтобы тяга была», - соображал Вася. На газоне же наковырял свеженьких стебельков мать-и-мачехи для заварки. Желтые головки первоцветов ночью были закрыты, но Вася чувствовал пальцами на ощупь плотные, живые стебельки.
« Это чай пользительный, - говаривал дедушка Митрий, - по весне самое оно - такого чайку попить», - вспомнил старика, царствие ему небесное, - Вася.
Сухие ветки и листья быстро разгорелись, и бок самовара стал заметно теплым, а через некоторое время и вода засипела, а Вася всё подбрасывал и подбрасывал сушнячок в топку, - труба гудела, самовар пел. Не дожидаясь кипения, он приоткрыл крышку и бросил внутрь пучок мать-и-мачехи.
Теперь оставалось только придумать из чего пить: в песочнице он нашел несколько детских формочек, одну даже в виде стаканчика, сбегал отмыл от песка под краном и вернулся в избушку, где от самовара стало тепло и уютно.
- Эх, Диоген хренов, - бормотал Василий, еле пролезая в маленькую, сделанную для детей, дверку. – Вот же угораздило!
От хлопот и тепла самоварного в избушке Вася согрелся; голова меньше трещала; глаза как-то сами собой начали закрываться, но что происходило вовне, Козунеткин чуял: вот пёс бездомный просеменил мимо и нерешительно тявкнул на «ожившую» в ночи избушку; в соседнем дворе сработала сигнализация на машине; к среднему подъезду приехала «скорая»; на восьмом этаже засветились и почти сразу погасли два окна.
Шофер «скорой» включил свет в кабине и начал читать газету, но вскоре в поле зрения его попала странная избушка с торчащей из окна трубой, вдобавок из которой валил дым.
Водитель отложил газету, вылез из кабины и направился к избушке.
- Эй, кто там!? Баба Яга поселилась? – позвал шофер, остановившись метрах в двух.
- Кощей Бессмертный, - ответил Вася и высунул в окно огромный кулачище с оттопыренным средним пальцем. – Иди, отсюда…
Шофер покрутил пальцем у виска и вернулся в кабину.
Вася задрёмывал, черные квадраты окон, со всех сторон окружившие его, начинали выстраиваться в хоровод и будто поплыли вокруг…
- Чаёк попивашь? - спросил дедушка Митрий, - эх ты, внучек, внучек… Чо ж ты, под забором-то? Учили мы тя, учили, всё думали: толк-от будет.
- Деда, а ты как здесь оказался? – спросил Вася с недоумением. - Может, выпьешь чайку, раз пришел?... Я твоего заварил – пользительного…
- Налей, погреюсь… Самовар, гляжу, от бабы Мани упёр? Эх, Васька, Васька, в городе научился чужое-то брать.
- Да зачем он ей! Всё равно распаялся, а я починил…
- Починил – дак и отдай! Я сам его сколь раз лудил, но не себе ж забирал. Ты чо, Васька?
- Отдам, деда, отдам… У меня денег-то теперь много будет…
- ДолжОным не будь, а деньги – пустое, щас есть, щас нету… должОным остаться страшно…
И исчез дедушка Митрий. Козунеткин открыл глаза, выглянул в окошко, - чёрный квадрат городского неба светлел.
А Васе стало очень одиноко, так грустно, что из глаз чуть слёзы не покатились. «Один вот, никому не нужен, сижу тут непонятно зачем… Вон вокруг сколько людей живет, - он скользил взглядом по темным окнам, - и каждый сам по себе, и никому друг до друга дела нет. Вытащили на носилках одного… И увезли… И все дела, а человек, может, помер. Никто не проводил, и свет в окнах нигде не зажгли… Так и меня свезут…»
Продолжение следует. http://www.proza.ru/2014/04/14/2440