1. Месть Вероники Боковой

Александр Якунин
В лунном мерцании работающего телевизора плавает облако табачного дыма. На единственном диване спят девушки. В полумраке их лица кажутся одинаковыми.
В комнату входит молодой человек в спортивном костюме «Адидас». Это водитель и охранник Жора. Он по-хозяйски включает верхний свет. На спящих смотрит брезгливо, будто пересчитывает.

- Подъем, курвы! Конец халяве! - кричит он.

Девушки медленно просыпаются: жмурятся от света, сладко зевают и по-детски тянут вверх замлевшие руки.

Движения девушек напомнили Жоре встревоженный клубок змей в дальнем углу саманного сарая где-нибудь под Кандагаром. Тогда, во время войны в Афгане, Жора поступал просто: всаживал в шипяще-шевелящуюся змеиную свадьбу пару рожков из своего «калаша», и всё. Только тишина, кровь и ошметки змеиной кожи!

На рекламе пива звук телевизора усиливается. Напрягая шейные вены, Жора кричит:

- Вырубите этот чертов ящик!

Одна из девушек нервно взбрыкивает ногами и бросается к телевизору. Щелкнув кнопкой, она выжидательно-вопросительно смотрит на Жору.

- Раньше не могла догадаться, башня останкинская! - ворчит Жора.

Девушка на самом деле высока, худа и удивительным образом напоминает московскую телевизионную башню.

Жора вертит головой, принюхивается:

- Накурили, курвы, хоть топор вешай!

В наступившей тишине Жорин голос звучит неприятно резко. Жора недолюбливает девушек, разговаривает с ними сквозь зубы и никогда не упустит случая обозвать их или сделать им какую-нибудь гадость. Девушки его боятся: у Жоры не заржавеет ударить в лицо. Издевательства они сносят молча. Есть и другая причина их терпимости: ходят слухи, что Жора и есть настоящий хозяин конторы. В городе, где тяжело с работой, связываться с хозяином себе дороже.

- Слушай сюда, поступил заказ, - говорит Жора и держит большую паузу. Он всегда так делает. Он будет молчать до тех до тех пор, пока на лицах девушек не появится оживление, которое не может не появиться после долгих часов ожидания. Но именно это, как считает Жора, дает ему право относиться к девушкам так, как он к ним относится, то есть плохо.

- Что, курвы, не терпится? - широко улыбается он.

Далее следуют уже ставшие дежурными фразы на тему: «у вас, б..., одно на уме», «все вы, б..., одинаковые» и «из-за таких шлюх, как вы, семьи рушатся».

Девушки догадываются, что Жора говорит о своем, о наболевшем, и в глубине души жалеют его.

- Была бы моя воля, - продолжает Жора и озвучивает свое любимое видение, - загнал бы всех проституток в сарай, всадил бы пару рожков из «калаша», и всё: кровь, ошметки кожи и тишина!

В эти минуты Жора страшен: губы дрожат, глаза блестят, руками водит, будто душит кого. Кажется, еще немного, и порешит всех голыми руками. Боясь шевельнуться, девушки «едят» Жору глазами, как солдаты генерала.

Они согласны и с тем, что они люди второго сорта, шлюхи, проститутки, б..., даже с тем, что их нужно пустить «в расход». Только с одним они не могут согласиться, а именно с тем, что «этим делом» они занимаются исключительно ради своего удовольствия.

Жоре не дано понять того, что если бы их мужья (а девушки все замужем) хотя бы немного походили на Жору (то есть были бы настоящими мужиками, а не тряпками), то ни одна из них ни за что на свете, ни за какие коврижки, не пришла бы в контору.
Поэтому Жорины слова обижают девушек. Они нервничают и на нервной почве думают только о сигарете.

В конце концов Жора успокаивается и умолкает.

- Что за клиент? - интересуется «останкинская башня».

- Тебе-то какая разница? - поднимает глаза Жора.

- Ну, блин, Жора, ты даешь: поинтересоваться нельзя?

«Останкинская башня» обиженно отворачивается. - В больнице будешь интересоваться. Клиент командировочный, из Москвы, пьяный в дупелину. Ему хоть доску крашенную положи - не заметит. Так что поедут те, кто на трезвую голову на фиг никому не нужен. Ферштеен, майны херры?

Девушки переглядываются. Они знают, о ком идет речь, но согласно неписанному закону цеховой солидарности делают вид, что намеков не понимают. Жора видит их насквозь и улыбается.

- Зойка, на выход! - приказывает Жора.

«Останкинская башня», уязвленная тем, что ее первой вызвали из числа «на фиг никому не нужных», по-лошадиному фыркает и походкой манекенщицы дефилирует к двери. Зойкин выход Жора комментирует философским соображением о том, что «башня - она и в Африке башня».

- Не поняла, при чем тут Африка? - огрызается Зойка, как может.

От переизбытка отрицательных эмоций Жора произносит ругательство, от которого даже такие девушки морщат носики.

- Валентина, на взлет! - приказывает Жора.

С дивана поднимается крашеная блондинка. Она нервно подтягивает сапоги-чулки, одергивает короткую юбку и идет, нарочно виляя задом. Несмотря на солидный возраст, у Валентины прекрасная фигура, красивые ноги, и все было бы ничего, если бы не ее тонкий крючковатый нос и огромные навыкате глаза, делающие ее похожей на филина. Подойдя расслабленной походкой к Жоре, Валентина игриво спрашивает:

- Есть минутка? Мне тут нужно ...

- Иди пописай, птица ты наша ночная, - мягко, в тон Валентине отвечает Жора и вдруг жестко заканчивает. - Давай по-быстрому. Заставишь ждать - в клюв получишь.

- В таком случае вообще никуда не пойду, - обижается Валентина за клюв и дергает плечиком.

- Бокова! Вероника! - говорит Жора. - Чего прячешься, думала, не позову?

- Ничего я не думала, - отвечает девушка с гладко зачесанными и собранными в крепкий пучок русыми волосами.

Она не высока ростом. У нее правильные, но мелкие черты лица, делающие ее моложе своих лет. В зависимости от настроения оценивающего, ее в равной степени можно назвать как красавицей, так и дурнушкой, как стройной, так и полноватой. Как все девушки конторы, она одета в практичную одежду: расстегиваемую одним движением вязаную кофточку, короткую кожаную юбку черного цвета и черные сапоги-чулки на высоком каблуке.

Среди девушек она единственная, кого Жора называет по фамилии. Сама Вероника объясняет это тем, что Жора готовит для нее какую-нибудь особую «подлянку». С ним она всегда настороже.

Проходившую Веронику Бокову Жора крепко хватает выше локтя и говорит:

- Смотри, пролетишь на этот раз - пеняй на себя ...

- Пусти, больно! - морщится девушка.


Продолжение - http://www.proza.ru/2014/04/03/927