начало здесь - http://www.proza.ru/2013/12/06/2300
Глава двадцать третья
Я открыла глаза и села на постели.
В эту ночь я плохо спала. Вчера мы со Степой отыскали в старой телефонной книге одну-единственную фамилию Чекнецкий с инициалами В.С., и он еле-еле убедил меня не звонить ночью, а дождаться утра.
Там же, на наше счастье, был и адрес – тупик Музейщиков, дом № 34.
Мне вспомнилось, как в детстве, не в силах дождаться завтрашнего дня рождения, я убеждала себя: «Нужно поскорее лечь спать! Тогда я проснусь – и сразу будет завтра…»
Припомнив свои детские незатейливые мудрости, я, не сопротивляясь больше, улеглась в постель.
И действительно, завтра наступило гораздо быстрее.
Путаясь в ночной рубашке, я подошла к телефону и набрала номер.
- Алло, - донесся с другого конца трубки женский голос.
- Здравствуйте, - волнуясь, произнесла я. – Мне нужен Вадим Сергеевич Чекнецкий.
Возникла секундная пауза. Затем голос сообщил:
- Вадим Сергеевич Чекнецкий скончался в 1992 году.
Я замерла с раскрытым ртом и уже собиралась, извинившись, повесить трубку, как вдруг голос спросил:
- А Вы по какому вопросу?
«А по каким вопросам обычно обращаются к покойному Вадиму Сергеевичу?» – хотела уточнить я, но вместо этого из меня сами собой выскочили два слова:
- Кафе «Лабиринт».
В этот момент в комнату, завернувшись в простыню, вошел Степа и встал напротив меня, прислонившись к притолоке.
Как ни странно, голос ничуть не удивился моему ответу.
- Вопросами, связанными с кафе «Лабиринт», сейчас занимается его сын, Олег Вадимович. Вы по поводу закрытия пари?
- Да… - не понимая ни слова, пролепетала я.
- Чье пари Вы желаете закрыть?
- Бориса Тимофеевича Залевского, - еле дыша, отчего-то шепнула я.
Послышалось перелистывание страниц и стрекотание компьютера.
Голос на другом конце стал механическим.
- Борис Тимофеевич Залевский. Год одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой. Назовите код.
- Что? – растерялась я.
- Назовите код! – требовательно повторила механическая женщина.
- Э-э… - промямлила я, - я… я его не помню…
- Соединение не установлено, - отрезал робот, и в трубке раздались гудки.
Я растерянно уставилась на Степу.
- Ну, что? – он нетерпеливо вскинул светлые брови.
Я передала ему содержание странного разговора.
- Кое-что остается непонятным, - деловито резюмировал малец, выслушав мой сбивчивый рассказ, - но, по-крайней мере, мы нашли того, кого искали. Он явно в курсе дела. Осталось только узнать, что значит закрыть пари, и отыскать загадочный код.
- А как мы его отыщем, этот загадочный код? – спросила я у Степы. Тот лишь растерянно пожал плечами.
- Знать бы, как он выглядит…
- Наверно, какие-нибудь буквы с цифрами, - предположила я.
- Видимо, так, - согласился парень.
Степа помолчал немного, а потом произнес, потупив глаза в пол:
- Даш, а может… ну её, всю эту чертовщину? Ну, Чекнецкого этого, Горячева, код какой-то... Ноты ведь давно не пишутся, они выброшены на свалку, и всё спокойно… Давай не лезть в это дальше. Мне вообще уже кажется, что всё это нам померещилось. Никаких шагов ведь мы уже не слышим? И если хорошенько подумать, то они элементарно объясняются – мышами, например. Да и ручка со стола сама могла свалиться, от наших с тобой движений по комнате. А твои полеты на бабочке и прочее – это, извини, просто чушь какая-то. И чем дальше мы в этом бреду увязаем, тем меньше я верю, что вообще слышал эти шаги…
Теперь настала моя очередь замолчать. Не говоря ни слова, я подошла к окну и взглянула на солнечный июньский день. Не верит он! А я почему-то должна спасать его жизнь! А может, и правда, бросить всё ко всем чертям? Только вначале пусть он прочтет вот это…
Я вынула из сумки помятый конверт и протянула Степе.
- Что это? - отшатнулся он.
- Письмо твоего покойного дяди, - сообщила я с улыбкой, - в котором он просит меня оказать ему неоценимую услугу. Я получила его уже после его смерти. Оно свалилось мне на голову, прямо с неба.
Степа, нахмурившись, начал читать.
- И обрати внимание на последнюю фразу. Насчет одной юной жизни, оставшейся у них в плену. Что-то мне подсказывает, что речь идет о тебе. А теперь можешь выпутываться из этого сам. А можешь не верить и жить дальше. Но я ни за что больше не отвечаю.
Развернувшись, я направилась к двери и вышла на лестничную площадку.
<Пора приняться за прослушивание оперных шедевров или пострелять пиратов. Что-то я о них подзабыла в последнее время…>
Я вошла в пустую прихожую.
Прошла в свою комнату, открыла балконную дверь. Вот здесь я стояла, когда прямо к моим ногам упало это письмо… После ссоры со строптивым племянником из Астрахани. Потом стояла здесь еще раз, и опять после ссоры...
Я вспомнила, как сверху свешивалась рыжая голова и бормотала какие-то необычные слова…
- Даша! – раздалось сверху.
Я подняла голову и увидела рыжую голову наяву.
<«Одна на другую похожа, но всё ж не одно и то же. Между мною и тобой днем... не помню что, а ночью… тоже не помню…»>, - вдруг всплыли в голове строки, как только я увидела повторение картинки. Интересно, откуда он взял эту загадку?..
- Что тебе? – сухо поинтересовалась я.
Степа помахал конвертом.
- Я прочел письмо.
- Можно сказать, что ты осчастливил меня этим известием, - не меняя тона, сообщила я, намереваясь вернуться в комнату. Степин окрик задержал меня у балконной двери.
- Даша!
Я чуть помедлила, потом обернулась и вновь подняла голову.
- Что еще?
- Все-таки, что-то за всем этим кроется странное.
- Неужели! И твой вердикт в связи с новым поворотом событий?
За головой высунулась веснушчатая рука и почесала в затылке.
- Будем искать код. Только прежде ты расскажешь всё, что знаешь. Всё-всё-всё! Обещаю, что выслушаю и не буду смеяться!
Глава двадцать четвертая
- Придется пошарить по шкафам и тумбочкам, - вздохнула я, окидывая взором пространство зала, уставленное старинной мебелью.
- Придется… - как эхо, повторил племянник.
- Тогда засучивай рукава и приступай! - сурово приказала я, - Давай ты начнешь вон с того прикроватного шкафчика, а я с книжных полок.
И мы со Степой дружно принялись перебирать бумажки, тетради и книги покойного антиквара.
Через три часа, сидя перед тарелками с яичницей и чашками с чаем, мы вынуждены были констатировать, что никаких записей букв с цифрами обнаружено не было.
Отхлебывая чай, я окинула взглядом окно, где за шторой стоял эфедрин. И вспомнила, как именно на этом месте бабочка впервые донесла слова Бориса Тимофеевича.
<Как давно она не появлялась…>
- Как давно она не появлялась… - тихо произнесла я вслух.
- Кто? – спросил Степа.
- Бабочка, - ответила я.
- Она больше не прилетит, - быстро проговорил племянник.
Я вздрогнула.
- Почему?
Степа помолчал с минуту, а потом сказал:
- Ты знаешь, с тех пор, как я сюда приехал, мне иногда кажется, что я схожу с ума.
Он поднял на меня зеленые глаза.
- Когда ты уходила на почту, тут кое-что случилось... Все-таки она и правда прилетала - и тогда, и теперь.
- Кто прилетал?
- Ну, бабочка. Я думал, что это просто под впечатлением твоих рассказов, но нет, я же ясно слышал эти слова!
- Какие слова?
- Ну, эту загадку.
- Уж не эту ли? «Они друг на друга похожи, но всё ж не одно и то же…»
Степа остолбенел.
- Ну да! Откуда ты знаешь?!
- Ты мне ее загадывал, но только как-то вскользь… И я почему-то сегодня тоже вспомнила о ней.
- Мне тогда показалось, что я точно схожу с ума, понимаешь? Когда ты рассказывала всю эту чепуху про говорящих бабочек, я думал про себя, что ты… ну, малость того. Но ведь и мне… и мне тоже виделась бабочка и слышался голос... Просто я не хотел в это верить. Она прилетала в ту ночь, когда ты в первый раз уехала на почту и проторчала там допоздна. Помню, мы как раз поссорились, и ты ушла. Я тогда лежал, лежал и не мог уснуть. Не знаю почему, но не мог – и всё… - быстро затараторил Степа.
- И вот я так лежал, лежал… И вдруг увидел бабочку за стеклом. Она словно просила, чтобы я её впустил. Но я просто прирос к матрацу, понимаешь?
А потом услышал этот голос. Он как будто прилетел вместе с ней. Такой тихий-тихий, но ясный. Она проговорила несколько слов, похожих на какую-то загадку. Но, понимаешь… - Степа понизил голос, словно нас мог услышать кто-то еще, - я тогда подумал, что это от той сигары, что лежала у дяди Бори в тумбочке…
- Сигары?!. Ну ты, брат, силен!... - поразилась я.
- …Знаешь, я никогда не курил кубинских сигар. Мало ли что от них бывает, откуда мне знать? Я знаю только, что бабочки не умеют разговаривать! А вчера ты опять ушла на почту, и я опять ее видел. И уже без всякой сигары. Вот тут-то мне стало по-настоящему жутко… Она сказала, что больше ничем помочь не сможет. Это был последний ее полет. Она должна была застать тебя… Но не застала. А больше ей не разрешено… И после этого улетела. Всё, - развел руками Степа.
- И ты еще утверждаешь, что нам всё это мерещится! Обоим сразу! – рассердилась я.
Степа опустил голову.
- Ну бывает же коллективное помешательство… - буркнул он себе под нос.
«Напрасно старушка ждет сына домой…», - почему-то пришли на ум строки русской народной песни.
<Бабочка больше не прилетит.>
- Почему же она не повторила мне эту загадку позже? – растерянно спросила я Степу.
Тот наморщил веснушчатый лоб.
- Она, кажется, сказала что-то насчет «единожды»...
- Что?
- Да я не помню уже, но что-то «единожды». Вроде как два раза не повторяет…
<…Она должна была застать меня.
… Но не застала.
…Словно какая-то черная сила вытянула меня на почту как раз в тот момент, когда в последний раз прилетела бабочка…>
- А как звучала загадка? – спросила я, тяжко вздыхая, - может, в ней ключ к шифру?
- Да белиберда какая-то, - отмахнулся Степа, - я уж и не помню. Они друг на друга похожи, но все ж не одно и то же. Вместо… нет, не вместо… Между мною и тобой… нет…
- Вспоминай! – сердито приказала я. – Бабочка не могла сообщить белиберду. Только что-то <очень важное>! И мы не знаем, сколько у нас времени, чтобы успеть закрыть пари!
<Неясная мысль шевельнулась при последних сказанных словах. Время… сколько у нас времени…
«Да любой музыкант без всяких дипломов победит с ней на конкурсе…»
А сколько времени мне осталось до того дня, когда я получу диплом?>
Два этих, казалось бы, не связанных между собой факта, вдруг качнулись передо мной, как на весах.
<…И ведь я не могу его получить из-за странного листа бумаги, вырванного из тетради антиквара… Именно Борис Тимофеевич не дает мне вовремя получить диплом… Значит, я нужна ему без диплома… Не означает ли это…>
- Они друг на друга похожи, но всё ж не одно и то же. Между мною и тобой для тебя небо… - забубнил Степа.
<…Не означает ли это, что я – ТОТ САМЫЙ МУЗЫКАНТ БЕЗ ДИПЛОМА, который должен выиграть конкурс?..
Знать бы еще, что это за Алька, которая не вышла замуж…
И передо мной встало залитое слезами лицо девушки в свадебном платье.
Но как ее найти?
И причем тут композитор Вячеслав Горячев?>
Я повернулась к Степе.
- Степ, а ты случайно не знаешь никаких девушек…
<Нет. Сейчас ей должно быть не меньше сорока лет. Ну тридцати восьми.>
- Вернее, женщин по-имени Аля?
- Ты про эту Альку? Нет. Никогда не слышал ни от кого этого имени.
- А мама случайно не упоминала? В связи с этой историей?
- Не-а… Да и без связи с историей тоже не упоминала.
- А как зовут твою маму? - спросила я.
- Лена. А причем тут мама?
Я пожала плечами.
- Ну так... На всякий случай. Утвердить либо опровергнуть...
Мы помолчали.
- Альку нам, наверно, никогда уже не найти… - наконец, констатировала я задумчиво.
- …А Вячеслав Горячев умер. И он нам тоже ничего уже не расскажет, - подхватил Степа.
- А что он мог бы нам рассказать? – уставилась я на Степу.
- Ну, наверно, что-нибудь рассказал бы, будь у него такая возможность. А так только гитару свою подсунул…
Услышав это, я словно окаменела. <Славушка! Это и есть Вячеслав Горячев! И он таинственным образом передал мне свою гитару!>
Я искоса взглянула на Степу. Как это он сопоставил?.. А я? Вроде бы всё очевидно… Но вот очевидное-то и замечается обычно в последнюю очередь… Просто старушка с гитарой и Славушка были у меня как бы с одной стороны, а Вячеслав Горячев и его ноты – совершенно с другой. А вот Степа сразу сообразил, что к чему.
Я еще раз взглянула на рыжеволосого юнца. Хорошо, что я привлекла его в союзники!
<А интересно, отчего Вячеслав погиб в таком молодом возрасте?>
- Утонул, - глядя в экран, объявил Степа через пять минут. – Предполагают, что утопился в море. Самоубийство.
<Бедная неприкаянная душа… утопился в море…>
<И странный запах кафе «Лабиринт», напоминающий воздух морского побережья, словно опять проник в мои ноздри…>
Я прильнула к экрану.
- А из-за чего, не сказано?
- Не-а. Да тут вся биография очень вкратце. Всего два абзаца про него.
…Но ведь неприкаянная душа гитариста бродит <по квартире антиквара>, именно <здесь> он пишет ноты, бренчит ночами на гитаре… Получается, ему нужно то же самое, что и хозяину квартиры?..
<Чтобы я закрыла пари!
Мысли побежали, как тесто из кастрюли.
А как именно закрыть пари? Что это значит?
Закрыть пари… Закрыть пари…>
Размышления вернулись к предыдущему озарению. Если я права, и Борису Тимофеевичу я понадобилась именно в качестве музыканта (гитариста!) без диплома… То - для чего?
<Только для того, чтобы выиграть этот пресловутый конкурс, упомянутый в пари.
А для чего его выигрывать?..
Только для того, чтобы доказать, что он был ПРАВ.
ВЫИГРАТЬ ПАРИ спустя девятнадцать лет.>
Таким образом, получается, что закрыть пари - значит выполнить его условия? Которые не были выполнены все эти девятнадцать лет. Которые каким-то образом сгубили жизнь молодого гитариста и композитора Вячеслава Горячева, неведомой Альки и много лет не давали покоя Борису Тимофеевичу Залевскому.
У пари было два пункта... Замужество незнакомой девушки и победа на конкурсе с музыкой Горячева.
А сбыться, согласно письму, может только один.
<… ОНИ не отпустят меня и там, за гранью, пока не исполнится то оставшееся, единственное из двух, что еще может сбыться.
Первая жизнь загублена раньше твоего рождения, и этого тебе уже не исправить…>
Первая жизнь.
Это, видимо, и есть Вячеслав.
Вернуть его в мир живых мне и впрямь не удастся.
И, вероятней всего, он и был Алькиным женихом, и именно поэтому ей уже никогда не выйти за него замуж.
А может, наоборот... Утопился потому что она собиралась выйти замуж за другого...
Как бы там ни было, остается заняться вторым пунктом - тем, что мне как раз по силам и по профилю.
И это значит, что мне нужно победить на конкурсе гитаристов, исполнив музыку Вячеслава Горячева.
<До момента, пока я не получу диплом.>
Только и всего.
Я исполню… - я почему-то содрогнулась – «Свадебное танго». Ведь других произведений я не знаю.
Но какая-то незавершенность моих выводов не давала мне покоя. Словно я что-то упустила из виду. Других его произведений… Произведение… произведение…
<Последнее произведение!> Не «Свадебное танго», а последнее произведение Вячеслава! Помнится, Борис Тимофеевич сказал – «его музыку», но в самом конце проклятый тщедушный спорщик уточнил…
Мыслительный процесс начал притормаживаться в связи с нарастающим чувством голода.
- Принеси чаю! – звонко отдала я распоряжение Степе в зал. – И два бутерброда с сыром. И один с икрой. Икра в холодильнике, на нижней полке. Там две баночки икры семги…
<…Если я была нужна антиквару только как музыкант, ещё не получивший диплома, тогда с какой целью я бывала у него так часто, что знаю наизусть всё до мелочей?..
Может быть, дверца той, другой памяти, откроется еще раз...>
Мои мысли прервал Степа, возникший на пороге с подносом в руках. В отличие от меня, он уже ничему не удивлялся.
Взяв бутерброд с красной икрой и чашку кофе, который мальчуган принес вместо требуемого чая, я вернулась к прерванному внутреннему диалогу.
…А откуда я узнаю, какое у него последнее произведение?..
<«…является автором неоконченного сборника «Календарь нимф…»>
Значит, надо найти этот сборник. «Календарь нимф». И взять из него <самую последнюю пьесу… Неоконченную. А где его найти?> В Интернете, конечно, где же еще? В Интернете всё есть…
< Только и всего…
Если не считать того препятствия, что Степа выбросил ноты.
Видимо, ноты, что писал по ночам умерший девятнадцать лет назад Вячеслав, и были тем самым окончанием…>
Я снова покосилась на парня, покорно ждущего, пока я допью кофе и верну ему пустую чашку. Вот дурак! Где я теперь раздобуду окончание <последнего произведения?.. Если бы речь шла о «Свадебном танго»…>
Мысленно обругав Степу непечатными словами, я сделала последний глоток и немного успокоилась.
Может, сыграть его неоконченным?..
<Нет, это же не Шуберт с его «Неоконченной симфонией»!..>
<А как тогда быть? Все-таки подсунуть им «Танго»?..>
Раз десять переварив в голове все возможные варианты, я, наконец, лопнула, как пузырь, и поделилась своими измышлениями с напарником.
Тот, похвалив меня за недюжинный ум и железную логику, моментально предложил собственное решение проблемы, простое, как пряник.
- Господи, да закончи там как-нибудь… на тонике.
Упомянутый Степой музыкальный термин меня удивил.
- А ты что, музыке, что ли, учился?
- Не-а… В школе по пению проходили.
Я уставилась на «юную душу». И правда… что мне стоит дописать десяток тактов и завершить произведение?..
- Вот что значит светлая голова, - одобрила я.
И Степан вдруг зарделся, как девчонка.
…Ладно, окончание я придумаю сама. Для меня это вовсе не составит труда, все будет в лучшем виде и вполне в стиле Славушки. Надеюсь, жюри любого конкурса через двадцать лет не вспомнит даже фамилии этого композитора, а не то что его позабытых гениальных творений…
Я откинулась на спинку кресла полностью обессиленная, словно только что совершила безумно тяжелую работу. И в то же время где-то в глубине души появилось уверенное ощущение победы.
«Только и всего»! - опять подумала я, но уже гораздо более весело.
< … Только и всего? А причем тут тогда Олег Чекнецкий и дела его отца по кафе «Лабиринт»?..
По вопросу пари нужно обращаться лично к нему и знать какой-то непонятный код…
Наверно, пари закрывается по-другому…>
Я почувствовала, как голову начинает раскалывать нарастающая боль.
<…но обо всем этом я, как Скарлетт, подумаю завтра.>
продолжение http://www.proza.ru/2013/12/16/903