Феоктистов проснулся от некоторого шума. Он открыл глаза и увидел, что мужчина лет шестидесяти, полный и лысый устанавливает штатив и прилаживает туда капельницу для Таксиста. Тот не спал, лежал глядя в потолок и молчал.
Вот он виновник всех бед, тот, кого разыскивают все: от бандитов до милиционеров. Из запоя его выводят.
Разделавшись с Таксистом, доктор повернулся к Феоктистову, взял его руку, пощупал пульс, померял давление.
- Не нравитесь вы мне даже больше, чем ваш сосед.
Феоктистов же действительно испытывал плаксивость, депрессию и ненависть ко всему миру. Переживания всех этих дней во всей негативности скопились в какой-то ком в горле, который он никак не мог проглотить, а проглотив, боялся что зарыдает.
- Верь этому врачу, - вдруг, раздался хриплый похмельный голос таксиста, - он профессор-нарколог, психиатр, но главное -… даже в этом состоянии таксист сделал выразительную паузу, - он чувствует людей.
- Еще как чувствую, - пробормотал пожилой врач, - а не повернетесь ли вы на животик, любезный, вам явно нужно еще поспать?
Послушно перевернувшись, Феоктистов почувствовал, как игла шприца без боли вошла в его ягодицу.
- Так, а теперь поднимите рукав рубашки.
И еще один укол, но уже болезненнее, и Феоктистов буквально через пару минут провалился снова в сон.
Когда он проснулся, то рядом был все тот же Таксист с капельницей. Феоктистов чувствовал себя намного лучше, спокойнее, был заторможен, но не мог не спросить:
- Зачем ты пьешь?
- Это мое самонаказание, - ответил Таксист, - я избываю муками мои грехи, или черную часть моей кармы, как хочешь понимай. Я сам себе придумал себе это наказание, ибо замутнить себе сознание пойлом для меня пытка.
- Что за бред?
- Мы живем и что-то делаем не так, и знаем, что делаем не так. Ну по мелочи… Сидишь ты в автобусе и тут … беременная женщина. Но стоит она так, что не рядом… и ты можешь сидеть, и ты сидишь и ждешь, когда кто-то уступит ей место. И вот эту твою мелкую пакость сознание тут же запихивает в подсознание, как грех. А подсознание оно тупое, оно же не разбирает – большой грех или маленький, все в одну кучу. И вот так у тебя за пару-тройку месяцев накапливается много новых грехов. Их нужно отработать. Если не отработаешь какими-то своими мучениями, то все, - будет что-то нехорошее. Или неприятность серьезная, или болезнь. Почему мы так часто простужаемся? Мы понимаем, что потом будет очищение, ну не мы, а подсознание понимает. Мы помучаемся с соплями и нам потом легче, какое-то освежение души после болезни, это каждый чувствует. А я же с таким негативом работаю, понимаешь, все черное, что у человека есть, все на меня вываливается, я на себя это частью принимаю, и это нужно избыть…
- И только запой помогает? – Желчно спросил Феоктистов.
- Ну можно медитациями снимать, но ленив я. Да и запои для меня так мучительны, что я все ими искупаю, прямо промываю душу.
- Бред, - раздраженно сказал Феоктистов, - ты чем будешь мои мучения искупать? Я ведь ни в чем не виноват, а как претерпел?
- Ты вожделел деньги, чужие деньги, кровавые деньги, ты еще легко отделался.
- Думаешь, что все? Все кончилось? – Оживившись, спросил Феоктистов, - нас больше не будут терзать?
- Ну все эти ребята очень заигрались в свои черные игры, пора им и искупить…
-Так что ты увидел тогда, той ночь, перед тем как ворвался Федя?
- Я увидел все словно в цветном сне, передо мной проплывало видение. Они играли в карты за столом, среди них сидел генерал Ильин. Федя стоял рядом, у него болела язва, ему было ни до чего. И в это время какая-то женщина взяла из тайника этот чемодан с баксами и просто вынесла, и положила в багажник машины генерала.
- Вот так все просто? – изумился Феоктистов.
И тут же взвился:
- А что за женщина?
- А ты как думаешь? – мрачно спросил Таксист.
-Ляля… с упавшим сердцем, задыхаясь, сказал Феоктистов.
- Она.- Сказал Таксист. – Сучья натура.
- Но Федя ведь ее подозревает? Почему он из нее не вытряс всю эту информацию?
- А вот этого я не знаю, - сказал Таксист.- Я вижу только, что Федя не то чтобы боится ее, он ничего не боится по большому счету, но он очень осторожен и опаслив. И он опасается ее. Он же уже выгонял ее из дома, вспомни, когда она в слезах пришла к тебе и просила вернуть Федю.
- Он не любит ее… - сказал Феоктистов и больше того… тут есть странность…
И Феоктистов, давя отвращение к себе и Ляле, рассказал про эту случку с Лялей, к которой присоединился и Федя, потом про свой странный побег.
-Так, так - печально сказал Таксист. - А вот когда у вас этот бурный секс был, ты ей все рассказал потом? Это же обычно для мужчины.
- Да.
- Все? И про меня?
-Все, - смущенно сказал Феоктистов.
- Ну что же, диагноз ясен. Она никуда не ходила тут же звонить?
- Ходила, да, ходила, и долго так звонила, а откуда ты знаешь?
- Она звонила генералу Ильину, и рассказала ему все, что ты ей рассказал, потом она тебя вывела, чтобы тебя взяли люди генерала. Ты вообще как оттуда добирался до Варвары?
- Ну я стоял, была ночь, звездное небо… откуда-то взялась машина… я сел…
- Это тебя подвез человек генерала Ильина, они знали, откуда ты вылезешь, им было интересно, куда ты пойдешь… Думали, что ко мне. А пошел всего лишь к Варваре.
- Но Ляля – зачем ей все это? Ее-то судьба накажет?
- Пока не вижу этого, - сказал Таксист, - она демон зла, ей будет долго везти, ей будет очень сильно везти… до поры… - Он не договорил. – А ты ее еще любишь?
- Так… что-то шевелится несмотря ни на что…
- Демон она, - тихо повторил Таксист, - сучья натура…
- А ты, в самом деле, знаешь, где эти деньги?
- Знаю, конечно, генерал Ильин их перепрятал, но я знаю куда. У меня с деньгами вообще какие-то странные отношения… Они меня любят … что ли. Если бы я захотел, то был бы давно миллионером.
- И что будет?
Будет все хорошо… для нас… но нужна молитва.
- Что? – изумился Феоктистов.
- Ну увидишь сам, - сказал Таксист, - просто мы попросим, чтоб нас защитили от всякой нечестии зла…
- Кого попросим?
- Ну уж кто там где-то есть, того и попросим, - сказал Таксист.
- Слушай, а куда ты делся-то тогда? Вот помнишь, мы напились, ты стал мне рассовывать во все карманы деньги, потом ты внезапно вышел, тут люди Феди, меня схватили, а тебя не нашли… Нигде не нашли. Ты где хоть был?
- Я вышел, сам не знаю, почему пошел в одно подсобное техническое помещение, мы его использовали раньше с напарником, у меня был ключ, я закрылся там и уснул. Утром почувствовал, что, во-первых, запой не остановить, во-вторых, делать все равно я ничего не могу, ну и лег на дно. Есть у меня в городе место, там живет человек… женщина… Почему-то я ей симпатичен. У нее и пил.
- Так они же не только весь город перевернули, они даже в Москве были.
- Понимаешь, в такие моменты я отключаюсь от мира, тебе трудно понять это, но у меня нет связей с окружающим миром, я ни о ком и ни о чем не думаю. Потому им зацепиться было не за что.
- Ну да… отключаешься. Я даже имени твоего не знаю…
- Я думаю, что ты был этому рад, что не знаешь и ничего обо мне не знаешь. А имена я меняю, как и внешний облик стараюсь менять. Просто живешь ты Алексеем, и вот на этом Алексее все и висит, включая болезни, а стал Владимиром, или еще лучше Володимиром, и ты другой уже человек. Назвал себя Владленом, опять ты уже иной…
- Да, не скучно тебе жить… - Хотел съязвить Феоктистов, но подумал, что Таксист в чем-то прав, имя меняет человека. Не зря в Древней Руси никогда не давали вообще никаких имен, чтобы не обозначать человека, не расшифровывать его перед духами. Ну давали человеку прозвище, если нужда в этом была, первое попавшееся прозвище, без всякого смысла, чтобы опять же не привязать человека ментально к чему-то. А то назовешь мальчика Дубок, и будет он привязан ко всем дубам мира. А к чему это? Пусть живет сам по себе.
И тут вошла Ядвига, вся в распущенных черных своих волосах, одетая в обтягивающее платье лимонного цвета, как цветок из вазы, так поднималась ее длинная шея и черная грива волос из тесного этого платья. И сразу резко запахли горькие духи. И тут же появилась Эльза в черном строгом платье, которое ее стройнило, и на платье этом была роза, и запахло сладкими духами, и запахи эти смешались и кружили голову.
- Мальчики, - сказал строго Ядвига своим преподавательским голосом, - все уже готово, готовы ли вы?
- Да, - сказал Таксист, - я очищен телесно и душевно, а у Феоктистова и грехов нету никаких, жертва он всяческих несчастий, голос его будет услышан.
И все вошли в ту большую комнату, в которой Феоктистов был в первый раз, посещая этот дом, где не было окон, а только зеркала, на полу было расставлено множество свеч, их огонь отражался в стеклах, и сразу создавалось какое-то необычное, праздничное настроение.
Прокурор в своем парадном мундире со значком, а Секретарь был в смокинге, и как ни странно он ему шел.
- Господа, - сказала торжественно Ядвига, - порядок известен. Сегодня будет гонг-молитва.
Мы просто ложимся все на пол, господин Секретарь бьет в гонг, и мы думаем только о добром, представляем себе радостные образы. Молодой человек, - она дотронулась до локтя Феоктистова, - у нас первый раз при такой молитве. Так вот, удары гонга, когда ты лежишь, и звуковые волны проходят через тебя, они могут вызвать страх и даже ужас, почему так? Это очень мощная медитация, гонг настроен на гармонию не только с землей, но и со всей Вселенною, потому бывает страшно. Но не нужно бояться. Нужно просто расслабить все мышцы. И все мерзкое выйдет из нас, и все мерзкое выйдет из всех, до кого дойдут волны от этого гонга, и всякий получит свое.
Последнее прозвучало даже несколько зловеще.
Все легли на пол, Секретарь подошел к гонгу, это был большой в диаметре гонг, на мощной подставке, видно привезенный из Тибета, если судить по черному дереву, из которого была сделана эта подставка, и вся она была покрыта резьбой.
Гонг зазвучал, волна пошла, и по телу Феоктистова прокатилась дрожь, хотя это была всего лишь на всего обычная волна звука. Но гонг набирал силу, и волны шли все мощнее и мощнее, и скоро все стало вибрировать, Феоктистову стало страшно, беспричинно жутко, как было лишь в детстве, т.е. необычайно страшнои жутко, он показался себе маленьким и вспомнил бабушку и ее добрые глаза. И потом он вспомнил совет Ядвиги и стал расслабляться и страх ушел.
Боже, как же хорошо ему стало через некоторое время!
И он лежал весь расслабленный и вспоминал все самое хорошее. Руки матери, южный теплый ветер, который врывался в их поселок весной, запах черемухи, свою первую любовь.
Казалось, прошла всего одна минута, но … гонг был постепенно остановлен, все поднялись.
Прошло на самом деле два часа.
Эльза пригласила всех перекусить. Это было огромный низкий стол, рядом стояли низкие табуретки и коврики для желающих, стол был заставлен всякими вкусными вещами, Феоктистов ел и не мог остановиться. Его друзья шутили и смеялись, было ощущения легкого опьянения, хотя спиртного никто не пил… Особенно почему-то Феоктистов налегал на ананасы. Его радовал их тускло-золотой цвет.
А уже на следующий день в городе стали происходить странные события. Они коснулись все тех людей, который играли в карты в тот вечер, когда Ляля украла у Феди его два миллиона баксов, и спрятала их в багажнике машины генерала Ильина.
Напомним, кто сидел за столом и играл в карты. Это некий содержатель борделей по кличке Слизняк, бывший боксер и глава бандитской группировки по кличке Штурмовик, Виталий Фокин – директор местного завода. И генерал Илья Ильич Ильин.
Слизняк содержал три борделя, это были три большие четырехкомнатные квартиры в городе, его девушки обслуживали многие сауны, выезжали на пикники, была бригада эскорта. Слизняк был талантливый управленец, работал с женщинами, у него были специалистки по извращенцам, были крутые нравом дамы, которые не боялись бандитов, а даже любили их.
К сексу в этих заведениях относились как к трудной работе, все тонкости которой нужно было постепенно постигать.
Когда Слизняк напивался в кругу приближенных женщин, то ржал, раскрывая пасть с золотыми зубами:
- Вы у меня не просто замуж выйдете, вас мужья на руках носить будут, вот тогда вы меня вспомните добрым словом.
На дворе был 1995 год и все еще было демократично, не сложился слой «господ», и Слизняк понимая, что дисциплина в женском коллективе нужна, эту дисциплину поддерживал, но не пережимал. Но в тоже время он был презираем в кругу первых лиц бандитов города, чувствовал свою неполноценность. И хоть никого из девок насильно он проституцией заниматься не заставлял, но все равно некоторые спивались, чуть ли не ежемесячно случались всякие криминальные истории, проституток избивали и даже некоторые гибли. Слизняк в душе своей понимал, что все это на его совести. Был он очень труслив от природы.
И вот сидит он, выпивает и закусывает в день своего рождения. Почему-то он решил отметить в этот раз все тихо и по «семейному» в своем кругу. Пить он начал еще с утра. И как-то все тоскливее и тоскливее ему становилось, и ужас непонятный временами заполнял его душу. Несмотря на мороз, он открыл окно четвертого этажа, кислорода не хватало.
А девки его решили поднять настроение хозяину, надели на головы чулки и с ножами в виде пиратов решили ворваться в комнату и рассмешить хозяина.
Они с криком – ааааааааааааа! ворвались в комнату. А в это время приступ ужаса как раз душил Слизняка. И он так испугался этого крика, масок и ножей, что сиганул из окна.
Потом его долго лечили, хотя упал он удачно в небольшой сугроб.
В этот же день Штурмовик собрал своих лучших бойцов. Ничего не предвещало беды, все были веселы и шутили над ментами, это было самое любимое занятие ребят, хотя менты были свои, купленные, а вот над чеченами никто не шутил. Поехали в кабак «Избу».
Заведение находилась на самом краю города, тужа обычно не ездили, оно было «нейтральное», ибо были кабаки, в которых гулял только Штурмовик, были другие, в которые заходили чечены, но они старались не пересекаться. Ибо неизвестно, где из искры разгорится пламя.
И кто предложил эту «Избу», потом вспомнить не могли, но поехали туда шумно и весело, вошли… там сидели чечены. Ну не поворачивать назад? Сели, выпили, закусили. Из-за чего началась стрельба, опять же никто вспомнить не мог. Только Штурмовик грудью пошел на врагов, паля из двух пистолетов сразу, он этому долго учился и хвастался этим своим умением, чтобы было как в кино про мафию.
Вот он и принял почти все пули на себя, искупив грехи свои, пострадав «за други своя», а последняя пуля ему попала в лоб.
В этот же интересный день директор крупнейшего завода Виталий Фокин решал для себя гамлетовский вопрос – украсть или не украсть? Он мог легко перевести на свои подставные фирмы в счет услуг все деньги, которые предназначались на выплату рабочим. Гамлетовским этот вопрос был потому, что Фокин никогда не крал денег у своих рабочих. Он смотрел вперед в отличие от своих собратьев, «красных директоров», которые наживались на рабочих по-черному. Фокин же видел перспективы для своего завода, он спокойно скупал у рабочих акции через подставных людей, стал фактически владельцем завода. И знал, что через пару лет будет иметь огромную прибыль в десятки миллионов в год.
Но в этот странный день ему стало жалко денег, он подумал, почему бы и нет? Пару месяцев проживут пролетарии. И все же он переборол искушение и велел рабочим заплатить.
И тут ему вечером звонок, тот самый человек в Москве, благорасположения которого добивался Фокин, сам позвонил ему. И Фокин получил, наконец, крышу федерального уровня, о которой любой бы мог мечтать.
Ну и наконец, генерал Илья Ильич Ильин… у него в этот день все складывалось благополучно, он покушал хорошо, «поляну накрывали» правильные пацаны. Икры было полно, севрюга копченая, и приготовленная с картошкой и грибами «по-московски», и коньяки реально из Армении выдержанные. А тут еще звонок с самых верхов МВД, друг Ильина вышел в замы министра, и открывались перед генералом перспективы не золотые даже, а алмазные.
Ну покушал он, выпил пару рюмок и вышел к бильярду… Ловко ударил по шару… И помер. Тромб оторвался.
И что за день такой?
Один бандит Федя Бурлацкий судьбу обманул. В это время ему операцию делали, был он под наркозом, эмоциями своими с тонким миром никак не связанный. Потому выжил.
Но был он жизнью ученый, с чутьем невероятным, и потому, через месяц оставив на братанов дела свои уехал на постоянное место жительство в Испанию. Нервы лечить. Тем более что долг его канул в небытие вместе с генералом.
Продолжение http://www.proza.ru/2014/01/19/1026