Психолог 9. Утоление страстей

Александр Самоваров
После всех чудовищных волнений наступила опустошенность, и Феоктистов не знал, как жить дальше.  У него был разговор с Таксистом. Тот сказал, что не видит никаких особых талантов у Феоктистова, и тот, конечно, может развить в себе некоторые качества, но не для него  стезя экстрасенса.

- Ты абсолютно бездарен, - говорил Таксист, - они сидели в  ресторане и обедали. – Таксист плотно поел солянки и  мяса в горшочке, был благодушен, но беспощаден. – Это редкое везение – быть бездарным, но не глупым и добрым при этом.

- Почему же это везение? – Криво усмехнулся Феоктистов. – Это драма. И почему я бездарен? Не хуже вроде других.

- Везение это потому, что одаренный человек несет в себе драму, некие внутренние конфликты. Собственно, он и одаренный потому, что есть эти конфликты. Конфликты  проявляются еще в детстве, как правило, приводят к неврозам, мучениям. Всякий одаренный человек в чем-то мученик. Под влиянием определенных доминант в голове, он как боевой робот выполняет свою миссию в этой жизни, и не в силах ничего поменять. А посредственность живет себе свободно, и вполне такой человек может быть настолько счастливым, насколько природа человеческая позволяет.

- И все же обидно это…

- Обидно быть посредственностью? Почему?  Почему ты так решил? Кто вообще создал культ таланта в этом мире? Культ творческих людей? Кто придумал, что это радость? Радость ли иметь талант певца? Конечно, в их жизни есть некий экстаз, вот когда он на сцене… Идет обмен энергиями. Он один, а напротив него огромный зал…  И он легко забирает энергию у мужчин, и отдает ее женщинам, сидящим в этом зале, и те сами идут на обмен  с ним энергиями. Насыщают его восторгом. Но это и все.  Он один, а людей море. И он всегда больше теряет, чем приобретает, он в жизни как выжитый лимон, ему нужно как-то подпитываться, но  чем? Отсюда водка или наркотики, какие-то другие стимуляторы. А посредственность сидит в зале, слушает его, получает кайф, потом спокойно выходит из этого зала и готова жить счастливо дальше.

Феоктистов морщился, все это неприятно ему было слышать. Но он прекрасно знал, что Таксист никогда не говорит просто так. Что-то за этим что-то последует. Но что?

- Ты не хочешь, чтобы я с тобой работал? – спросил  Феоктистов.

- Да нет… мне нормально… Только я вижу, что у тебя другой путь…

Чтобы переключить разговор Феоктистов вспомнил о миллионах баксов, которые спрятал где-то генерал Ильин.

- Ты же говорил, что знаешь, где они?

- Ну знаю, - вяло сказал Таксист.

- И мы можем их забрать?

- Можем.

- Ну и…?

- Так мороки потом сколько… Я, конечно, заберу их, энергия денег, одна из самых мощных энергий, деньги не должны лежать, они должны работать во благо людей…

- И что ты придумал?- Феоктистов весь напрягся. Несмотря на то, что он уже получил свои беды  из-за этих денег, в душе своей он надеялся, что Таксист сделает что-то такое, что снимет с денег проклятие, и они их поделят, он получит какую-то свою часть.

А за окнами ресторана темнело, там серел город, и люди в нем не знали, что вот где-то лежат спрятанные два миллиона баксов. А Феоктистов  подумал, что сам не знает ничего про этот город, про людей, что все они представляются какими-то тенями, или статистами…  Но ведь живут они своей жизнью, и у кого-то есть в этой жизни все для счастья… Почему Таксист  сказал, что и он  может быть счастлив? Феоктистов был, на самом деле, глубоко несчастен.
Ляля исчезла.  А у него все еще оставалось чувство к ней, он наивно думал, что они… могут быть счастливы. Да вот такая глупая мысль. Но всякий влюбленный надеется до последнего. Почему бы и нет? И он снова  в своих планах возвращался к идее, что вот они с Таксистом найдут эти два миллиона, поделят, что он возьмет Лялю и уедет отсюда. Она станет другой, и он будет любить ее, а она его.

Таксист скомкал салфетку и бросил ее в тарелку. Он как-то иронично смотрел на Феоктистова, тот пришел в себя, он не верил до конца в то, что Таксист может читать чужие мысли, но понимал, что Таксист хорошо может просчитывать настроения, тем более зная так много о человеке, как он знал о Феоктистове…

- Ну поедем работать, - сказал Таксист, - у нас же сегодня еще встреча с двумя страждущими, хотя я чувствую, что ничего интересно не будет.

Они сели в машину, проехали через половину города. Зима была в разгаре, и именно в это время так хорошо предчувствовать весну, мечтать о ней…

- Весной нужно съездить в Крым, - сказал неожиданно Таксист, -  Крым весной – это очень хорошо!

Когда они приехали на место, раздался телефонный звонок. Феоктистов взял трубку и услышал голос Ляли. Он прямо застыл, чувствуя, как интонации  ее голоса пробуждают  тягу к ней, а тяга делал его рабом.

- Я уезжаю… завтра… из этого города и из этой страны навсегда! – почти торжественно сказала Ляля, - если ты хочешь видеть меня, то приезжай… я у мамы.  Мне не хотелось бы, чтобы мы расстались так вот… Почему-то ты не чужой для меня.

- Да я приеду, - пролепетал Феоктистов.

Он положил трубку, старался не смотреть на Таксиста, ему почему-то было стыдно.

Но Таксист сказал:

- А что? И съезди к ней. Интересно, что она скажет.

- Откуда ты знаешь, что это звонила она.

- Голос женский слышно было, ну если не она, то кто? От чьего иного голоса ты так бы остолбенел?

Странно, но он без проблем нашел ее дом, он помнил улицу и взял такси, приехав на место, он узнал эту пятиэтажку, хотя рядом стояли такие же, он вспомнил этаж и расположение  дверей. Дверь ему открыла ее мать, огромные глаза ее болезненно блестели, старая  леди явно уже приняла горячительное, она усмехнулась:

- Это вы, знаток Достоевского, проходите.

Она отошла в сторону, давая ему пройти. И ей он был явно приятен, она давала это понять своей усмешкой, которая была не такой уж и нейтральной.

«А дочь-то в маму, - успело у него пронестись в голове, - мама то же ведьма была в молодости, явно не без этого».

Ляля сидела в своей маленькой комнате… с вязанием в руках. Если бы Феоктистов увидел в ее руках гранату, он бы меньше удивился, но она вязала, рядом мурлыкал большой, конечно же, черный кот. На ней был свитер, домашний, уютный и сама она излучала уют.

Она словно нехотя поднялась, сказала – привет. Помедлила чуть театрально, потом подошла к нему и внезапно для него  прижалась всем телом, обняла и поцеловала откровенно в губы, зовущим, возбуждающим поцелуем. И он мгновенно возбудился так что, прижавшаяся к нему женщина, не могла это не почувствовать.

- Это я люблю, - сказала она, отстранившись и усмехнувшись, и усмешка ее была похожа на усмешку матери, - я очень люблю, когда ко мне не безразличны.
Она безошибочно провела рукой в области его брюк, легко сжав того, что приветствовал ее вставанием.

Феоктистов был в ее руках, в ее власти. Он понимал это, он готов был подчиняться.

- У меня могут быть деньги, много денег, - сказал он, - давай уедем отсюда.

- Нет, милый. Я тебя люблю, но ничего из этого не выйдет.

- Почему?

- Ты хочешь знать правду? Но тебе будет больно.

- Пусть, - сказал он, - а что ему оставалось.

- Сначала выпей.

Она достала из шкафа бутылку с коньяком, разлила по рюмкам, бросила на стол коробку конфет.

Сердце его билось, он плохо соображал, он не понимал, что ему сказали «нет», он думал, что случится чудо.

- Мне как-то неловко говорить самой все, - сказала она, когда они выпили. –

Задавай ты вопросы. Я буду отвечать, и говорить одну правду.
Он чувствовала себя в ее власти, он был в ее сексуальной власти, он был раб.

И начал он задавать свои вопросы не потому, что хотел что-то узнать. Он хотел ее физически, но не желал разговоров, он чувствовал, что слова приведут к беде, а поцелуи к близости. Однако она  ждала вопросов и он спросил то, что его в самом деле интересовало.

- Почему ты украла эти миллионы для генерала Ильина? Кто он тебе?

-  Куратор.

- Кто????????

- Куратор.

Она налила себе еще коньяка и много налила, большую рюмку с верхом, выпила как воду, взяла в руку конфету, но положила ее обратно в серебряную обвертку.

- Я была его агентом, есть такая… служба. Я была сексотом, секретным агентом.
Феоктистов не сразу понял, о чем речь, он был слишком далек  от этого. Он лишь выдавил из себя:

- А как ты попала на эту службу?

- Ты маму мою видел сумасшедшую? Ну вот… а я с ней всю жизнь живу. Я хотела избавиться от ее опеки любой ценой. Она не любила меня, она родила меня от человека, которого возненавидела и перенесла эту ненависть на меня, так редко бывает, но бывает. Отец был не родной, но я его любила,  мать же ненавидела в ответ. И хотела стать сильнее ее. Попала в группу мальчиков, они так себя называли «группа». На самом деле это была банда малолетних, там был вожак по кличке Рейган, так его звали в честь американского президента. Они сходили с ума от  США. Рейган этот был психопат,  он умел подавлять волю других, а я влюбилась в него. Ходила как пьяная от этой любви, хотя он был явно больной, но я принимала это за силу. С ним я стала женщиной, а он сказала, что я должна была стать их общей женщиной, там были вообще и десятилетние. Ему было пятнадцать лет, мне двенадцать.

- Бедная, - прошептал почти Феоктистов.

- Да мне это нравилось. Я была одна там девочка, как королева.  Так продолжалось целых пять лет, я иногда ночевала в подвалах. Мать относилась к этому… иронично. Она понимала, что это моя месть и принимала это все равнодушно и даже с издевкой. Отец пытался что-то сделать, но он был слабым. И в один прекрасный день мы  ограбили магазин, нас всех взяли. Генерал Ильин был тогда простым опером, он быстро все это раскрутил, я ему понравилась. Остальные сели. А я стала работать на Ильина. Было много всего, но если коротко, то это он подложил меня под Федю, внедрил в банду, что называется.

- Бедная, - повторил со стоном Феоктистов.- Но почему ты меня просила вернуть тебе Федю, раз все так удачно сложилось, и он ушел сам от тебя?

- Ильин был в бешенстве, а ты не представляешь, как я его боялась. И было еще одно… об этом стыдно говорить, но я скажу, чтобы бы ты представлял, кто напротив тебя сидит… Я получаю сексуальное наслаждение только, если отдаюсь скоту… Не знаю как это объяснить, но нормальные мужчины меня не возбуждают. Мне нужен экстрим. То, что Федор был страшным человеком, человеком без души – это возбуждало меня. Я просто безумела в сексе с ним. Я отдавалось животному, это было… терпко и всегда с оргазмами.

Феоктистов сник, он с трудом следил за рассказом Ляли, он готов был жалеть ее, простить ее, жить с ней с любой. Но это как понять и принять?

- Понимаешь… я даже с собакой секс пробовала, и это все равно было лучше, чем с самым красивым мужчиной, если он не скот, не животное.

- Хватит…- прошептал Феоктистов.- Зачем ты мне все говоришь?

- Ну уродка я.

- Но ведь тогда, когда я сидел у Феди в этой тюрьме… ты была возбуждена во время секса со мной…

- Да, но только потому, что ты был приговорен… и это возбуждало меня. Это как стоять на краю пропасти с обреченным, знать, что он рухнет туда, а ты останешься, и целовать его в последний раз…

- Ты в самом деле больная.

- Вот… и уже такой и останусь навсегда.

- Но зачем ты просто не исчезла из моей жизни? Зачем этот разговор?

- Ты бы потом не смог меня забыть. И мучился бы, я знаю.

- А тебе что, раз ты такая?

- Да я не злая при этом, - вдруг рассмеялась Ляля, колыхнула гривой своих распущенных волос. – И  ты добрый.  Красивый. У тебя все будет хорошо.

- Нет, - сказал Феоктистов, - здесь не только это, тебе просто хотелось все это кому-нибудь рассказать, тебе хотелось видеть мою боль.

- Может быть, ты сейчас уйдешь, и можно я тебя поцелую на прощание?

- Это после собаки-то?- Взвился Феоктистов.
Ляля захохотала.

Убегая он ее такой и запомнил, полупьяной, безумно привлекательной, хохочущей… ведьмой.

А утром следующего дня Таксист сказала, что им нужно съездить в одно место. Феоктистов был настолько погружен в свои внутренние терзания, что механически сел в машину, даже не спросив, куда они едут.

Они ехали по городу и, вдруг, резко остановились и в салон машины влез мужик в спецовке, он сказал Таксисту «здорово» и сунул ему для пожатия свою огромную красную руку.

- Петрович, ты чего без перчаток, отморозишь руки, тебе же работать, - сказал Таксист.

- Не боись, - сказал Петрович. – Потом повернулся корпусом к сидевшему на заднем сидении Феоктистову и по-детски радостно улыбнувшись, произнес, - здорово, братан!

Петрович сразу же заговорил о своих делах, как закодировался по совету Таксиста, как сейчас деньги гребет лопатой,  работает у новых русских.

- Ну они чудики такие, - стал хохотать Петрович и рассказывать о чудиках.
Было видно, что мир этот Петрович воспринимает исключительно радостно, но с иронией. Но закончил этот рассказ он странно. Спросил сам себя, кем бы он хотел бы быть? И ответил, что Чапаевым.

- Зачем? – Изумился Феоктистов, а Таксист захохотал, он то уже понял – зачем.

- А контру эту, новых русских, к стенке и из пулемета – та-та-та.

«Сложен русский человек»- подумал Феоктистов.

Они остановились и вышли у каких-то гаражей, подошли к одному типичному, который ничем не выделялся, обычная металлическая коробка.

- Вот эту дверь открой, Петрович, - сказал Таксист.

- Да на минуту дел, а ты про перчатки говорил.
Петрович достал какие-то желязяки, отмычки что ли? Раз! И дверь открылась.

- Золотые руки у тебя Петрович, - сказал Таксист и засунул тому в карман пару сотен  баксов.

- Да для тебя я хоть все здесь открою, замки эти амбарные и всякие нерусские в секунду, - сказал Петрович и поковылял прочь.

Таксист и Феоктистов зашли  внутрь гаража, там пахло морозной пылью, бензином, но было пусто. В углу  прикрытые ветошью валялись два чемодана.

- Ну бери миллионы, Феоктистов, - сказал Таксист.

- Так это…

- Это гараж генерала Ильина.

Они привезли два чемодана, набитые долларами к себе. Открыли крышки, поглядели на серо-зеленые купюры.

- Давай по-честному, - сказал  Таксист, - тебе тут кое-что причитается.

Сердце Феоктистова сильно забилось, и он в мгновение представил себе почему-то себя с Лялей на берегу океана. Тут же он представил себе Федю без души с его сверлящим взглядом, и почему-то черную собаку… и ему стало тошно.

- По-честному будет так,  тебе десять тысяч баксов, чтобы ты отдал долг и еще столько же за твои моральные муки. И все.

- А остальное? - облизал сухие губы Феоктистов.

- Остальное я отдам попу.

- Кому? – изумился Феоктистов.

-Местному священнику, он храм тут строит, ну пусть на эти деньги построит храм. Он хоть и странный, этот батюшка, но честный. Если детям по детским домам начать раздавать, то вопросов будет много, да украдут все это воспитатели. А так будет стоять храм, года за два и построят.

- И поп возьмет эти деньги, они же от бандитов?

- Возьмет. Он и меня за человека не считает, а считает за врага и представителя черной магии. Но возьмет. Я его знаю. Общались.

Так оно все и случилось.

Через два года в этом городе стоял храм, построенный на деньги бандитов и генерала Ильина,  Таксист из этого города исчез, и никто не знал, куда он подевался. А Феоктистов  женился на Варваре.

Она очень похудела от всех этих переживаний за Феоктистова, и от любви к нему высохла, что пошло ей на пользу. Опять появились талия и глаза на пол лица.

Оказалось, что она вполне милая женщина, которую можно любить просто так, за то, что она милая женщина. Но  кроме этого она окружила  Феоктистова заботой и опекой.

Они уехали в Москву, стали вести совместный бизнес, в 1998 году разорись почти. Но к этому времени они купили несколько квартир по дешевке, одну даже на  Тверской. Феоктистов хотел было все эти квартиры продать сразу, но Варвара не дала,  постепенно нашли жильцов, имели кое-какой навар, а через семь лет начали по квартире в год продавать.

Последнюю продали ту, которая была на Тверской, как раз за два миллиона баксов.

Как жил Феоктистов все эти годы?

Да счастливо. Таксист оказался прав, он родился для того, чтобы счастливо жить, как иные рождаются быть миллиардерами или гениальными  поэтами. Он просыпался утром и чувствовал, что здоров, силен, еще молод и счастлив всем этим!

А Лялю он однажды встретил. Это было на далеких заморских островах. Феоктистов наблюдал океан и прекрасную яхту на горизонте.
Он загорал. Варвары рядом не было. И тут раздался тихий женский смешок, Феоктистова пронзило током, он вскочил и увидел Лялю. Она стояла перед ним в своей прекрасной наготе (реально нагишом) и улыбалась.

- Ну здравствуй, милый, - сказала она.

И тут же охнула:

- Муж идет, прощай, счастья тебе!

К ней подошел приземистый, волосатый, мускулистый как горилла и лысый  голый мужик со страшным стеклянным взглядом и золотой цепью на шее. На минуту мужик отвлекся.

- А это наша яхта, - шепотом сказал Феоктистову Ляля, и указала на яхту на горизонте.

- Каждому свое, - так же тихо ответил Феоктистов и стал спокойно загорать дальше.

Да сгинет  все ненужное нам до того, как испортит нам жизнь!

Начало http://www.proza.ru/2013/06/09/1305