Суки-Сраки 1
Земную жизнь пройдя до середины…
БМП* лениво полз по ночной набережной и небрежно, слепо плевал в мёртвые окна короткими трассерами. «Вот гады. Развлекаются. Обкурились, что ли?», — Серёга припал к гранитному парапету, нащупал ребристую ручку тяжелой гранаты и замер, выжидая дистанцию. Потом выдернул чеку, привычно спружинил всем телом и с выдохом выкинул снаряд.
Под правым колесом полыхнуло и бронированная дура лихо завалилась набок, нехотя задымила.
В неверном лунном свете из-под машины полезли каскатые тени, распластались, замигали весёлыми огоньками. Под грохот АКМ-ов* Сергей перекатился в густую тень дома и удобно разместился в подвернувшийся приямок.
«Вслепую лупите… А мы вас аккуратненько…», — М-16* зло и быстро — один за одним — гасил бестолковые огни. Оптический прицел с ночником – штука убойная.
Но там уже что-то поняли и рассредоточились. Короткие очереди ложились все ближе, а прямо напротив, за парапетом тихо всплыла сетчатая каска. Сергей ласково прицелился и мягко спустил курок, но родимая только голодно и обиженно щелкнула. Рука привычно дернулась в подсумок: «Голяк. З-з-араза!»
В спасительной тени Серёга бесшумно скользнул в ближайшую подворотню. Завыли сирены, завизжали тормоза. Фары ударили в глубину двора-колодца, заметались, нащупывая мишень.
«Сюда. За мной!», — в проёме подъезда мелькнула смутно знакомая борода в шляпе. Рукав властно потянули во тьму: подвал, колодец, скобы, вонь, вода по пояс, по горло. Мерзкая жижа заперла дыхание.
— Вот дерьмо!
— Заткнись и не отставай!
Проводник уверенно булькал, шлепал, шагал в кромешной тьме. Сергей уже устал считать повороты, подъемы и спуски, когда в сухом тоннеле в глаза ударил фонарь, лязгнул затвор.
— Руки в гору! Паша, забери у него ствол. А ты, мил человек, ручонки пока подержи.
— Да наш он. Сам видел.
— Лучше перебдеть… Шагай вперед.
Фонарь переместился за спину, провожая и указывая путь одновременно. Вскоре бородатый Паша тяжело сдвинул железную дверь в стене и шагнул в ярко освещенный проём.
— Ну, и чьих мы будем, господин товарищ? Вы присаживайтесь. Руки можно опустить.
Сергей опустился на подставленную табуретку. Сначала дико щурился и озирался. Потом тупо вытаращился.
— А вы сами-то кто такие? И вообще… Где я?
— Классика!
Все, кроме Паши, коротко хохотнули-усмехнулись.
Здоровенный бритый негр вскрывал ножом «кильку в томате» и зверовато скалил ослепительную пасть.
Томная рыжая девица красиво развалилась в кресле: ножки подобраны с профессиональной грацией, глазищи с тенями смотрят устало.
Остроносый и бледный очкарик уже разместил в шкафу свой АКМ, а Паша уже отдал Серёгину винтовку интеллигентного вида крепышу.
Освободившись от оружия, мужики остервенело сдирали мокрые лохмотья…
В крепыше начальник угадывался с первого взгляда: выпуклый лоб с залысинами, спокойные серые глаза чуть на выкате, нос аккуратной уточкой, губы тонковаты, подбородок чуть скошен, но вполне внушителен. Серый пиджак сидит, как китель. «КГБ-шник что ли? Из бывших…», — всплыло что-то из подсознания.
— Ну, хорошо. Вас пока пытать не будем. Павел, доложите, пожалуйста, об обстоятельствах.
— Новичок обнаружен на набережной. Подорвал собачью будку и пристрелил с десяток Сук, не меньше. Чувствуется — профессионал. Потом кончились патроны и он рванул во двор. Там я его и подхватил.
— С десяток, говоришь?.. Ну, и зачем же вы стреляли в представителей власти? Вы ведь американец? Как вас зовут?
— Какой еще власти? Они же в наглую из пулемета по окнам палили… И почему — американец?
— Ну как же? Винтовка "М-16 А2", "U.S.A."… Откуда она у вас? Впрочем, виноват, не все сразу… Так как вас прикажете называть?
— Сергей… Попов… Петрович…
— Русский?
— Ну… почти. Я — коми.
— Это где? Извините, позже сами все поймете. Пока все это не важно. Будем называть вас Петрович. Не возражаете? Ну и ладненько. Вы, наверное, уже поняли, что в подвал вас затащил Павел? Ну, конечно. Партийная кличка Бич.
Бородач дурашливо отсалютовал.
— В тоннеле вас встречал Антон. Мы зовем его Катализатор. Длинновато, но лучше не сокращать. Не любит.
Очкарик сухо поклонился.
— Сейчас Роберт, а в просторечии Повар, сготовит нам ужин.
Негр уже возился у плиты и улыбался бритым затылком.
— А Натали займется вашим гардеробом. Вопросы есть?
— А вас как прикажете называть? И где я все-таки? То есть…Где мы все?
— Меня все называют Полковником. Второй вопрос относится к категории философских. Каждый отвечает на него по-своему… Так же, как на вопросы: кто я и откуда. Реально тут никто ничего не помнит из прошлой жизни. Почти.
— Но… я вас где-то видел. И Пашку… И Антона… И город похож на Ленинград.
— Ленинград, Петроград, Петербург… Может, и похож… У вас, видимо, исключительно хорошая память. Здесь это большая редкость, кстати. Возможно, мы с вами соотечественники… Возможно… А пока лучше привыкнуть к новым обозначениям: Город, Полковник, Повар, Бич, Катализатор. Всё! В примерочную! Петрович поступает в распоряжение прекрасной Натали. Уверяю, не пожалеете.
Натали лениво усмехнулась, соскочила с кресла и легко поплыла вглубь полутемного коридора. Рыжая грива мягко отливала медью, бёдра небрежно покачивались… М-м-н-да!
Примерочная оказалась огромным залом с длинными рядами вешалок всех цветов, фасонов и размеров. В ростовом зеркале Петрович наткнулся взглядом на бледного, небритого, седого, всклокоченного мужичка. Мокрое, пятнистое хаки противно облегало тело от широких плеч до кривоватых ног.
Сергей машинально попытался втянуть живот и растерянно оглянулся на Натали. Женщина была одета просто, ловко, дорого, строго и … сексуально. Как в кино.
— И что же столь прекрасная дама может предложить столь пожилому и неказистому кавалеру? Для начала меня ведь следует раздеть? Как я думаю!
— Брось. Давай на «ты» и без выпендрежа. Вот тебе халат. В душе есть всё, что надо. Давай по быстрому. Я пока прикид подберу.
В душе было, действительно, всё, что надо. Даже бельё разных размеров и отменного качества. Усталость, страх, вонь и щетина булькнули в слив. Теперь из зеркала на Петровича щурился пожилой вальяжный барин в махровом халате.
Натали подкатила стойку с вешалками, с минуту критически рассматривала изменившийся объект.
— Примерь пока вот это. Джинсы, футболка, носки… кроссовки… куртка…
— Натали, а почему тебя настоящим именем называют?
— Настоящего я не помню. Не отвлекайся. Так… тебе, по ходу, и другой вариант не помешает.
Натали скрылась в глубине и пока Петрович одевался под моложавого, крепенького бодрячка, успела подкатить новый комплект.
— Ну, с этим понятно… Теперь попробуем вот это.
Дорогущий серый костюм, стильная голубая рубашка, полуботинки мягкой кожи… Натали без стеснения одевала, раздевала, снова одевала, перебирала галстуки. Наконец почти любовно завязала узел и гордо развернула Петровича к зеркалу.
— Прынц! В изгнании… Пожалуй, так и выйдешь к первому ужину.
— А смысл? Мне вот в джинсах как-то ловчее было.
— По одёжке встречают. Кто знает, на какую роль тебя Полковник поставит? Или ты большой любитель пострелять?
Сергей вздрогнул, опустил руки и мрачно уставился на красивого, холеного господина… лет тридцати с проседью: «Ведьма она, что ли?». Натали мягко прикоснулась к плечу.
— Не паникуй. Здесь все в одинаковом положении. Никто ничего не знает. Всё очень быстро меняется. И роли не Полковник раздает. Тебе, считай, повезло.
— Это в чём же?
— Сразу в авторитеты попал: боец, профи и выглядишь солидно. А мог бы, как Пашка, в Бичи попасть…
— А что, Пашка настоящий бич?
— В Городе — настоящий. Бродит по помойкам, собирает информацию, новичков ловит, вроде тебя… Удобно, в принципе. Здесь, в Катакомбах, мы, конечно, все равны… Только редко мы здесь собираемся.
— А сегодня зачем спустились?
— Тебя встречаем. Много шуму ты наделал, пришлось сразу к нам прописывать. Я же говорю: повезло. Хотя… ладно, пошли… вскрытие покажет.
Длинный стол, шесть тяжёлых стульев, приборы, тарелки, салфетки и свечи, шеренга салатниц, бастион бутылок: просто и со вкусом.
Строгий и доступный Полковник без галстука лучезарно лыбился во главе.
По левую руку задумчивый Бич в широкополой шляпе сумрачно вертел в ладони столовый нож.
Катализатор облокотился на стол: подбородок на костяшках, острый хрящеватый нос глядит на Натали, очки в металлической оправе — на Серегу.
— Вот это я понимаю! Натали, присутствие в тебе божественного начала никогда не вызывало лично у меня никаких сомнений. Но сегодня… Думаю, что даже наш уважаемый Катализатор не сможет ничего возразить. Просим, просим…
Полковник встал, выдвинул стул рядом, галантно приложился к ручке. Натали просто села.
— Ну, а вас я даже и не знаю, как теперь величать! С Петровичем мы, похоже, поторопились… Хотя, в этом что-то есть такое… Ваше мнение, господа?
— Первое слово дороже. Давайте жрать, пожалуйста, — Бич положил нож и взял вилку.
— Истинный смысл и роль псевдонимов вообще до конца не ясны… Думаю, надо оставить. Если, объект не возражает, конечно, — очки лукаво блеснули.
— Да я… Хоть груздем…
— Ну и отлично! Вот ваше законное место. Прошу садиться, — Полковник указал на стул напротив. — Господин Повар, пора начинать! Тащи и садись, хорош нас мучить!
Здоровенная утятница в черных руках смотрелась игрушкой. Повар важно водрузил объект в центр стола, мягко снял и умыкнул куда-то крышку, сел сам.
Парок рассеялся и повисшую паузу прервала Натали:
— Вы звери, господа! Неужели мы его съедим?
— Думаю, что он будет только рад до конца выполнить свой долг. Браво, Повар, ты превзошел самого себя, — улыбнулся Катализатор.
Поросенок улыбался Петровичу, Петрович — Натали, Натали — Бичу, Бич — Повару. Повар улыбался всем.
— Прошу наполнить. По нашим правилам каждый наливает себе сам. Сегодня я, пожалуй, хряпну водочки, — Полковник ловко опрокинул запотевшую бутылку над тонконогой рюмкой.
Бич деловито налил фужер портвейна и потянулся за селедкой. Катализатор аккуратно нацедил какого-то вина, вожделенно косясь на поросенка. Повар успел открыть шампанское для Натали, разрезать и разложить по тарелкам нежнейшее создание, ласково наполнить свой стакан черным ромом и снова улыбнуться. Петрович рассеянно налил водки в фужер и зацепил ложкой каких-то скользких грибов.
— Итак, господа, — Полковник встал. — Предлагаю наш традиционный первый тост: За гостя! За нового члена нашей Шестёрки! С этого момента нити дружбы и сердечного участия прочно связали нас с Петровичем, и Петровича с нами. Мы будем всегда чувствовать это там, в Городе. Мы будем вместе плакать, радоваться, любить и прощать здесь, в Катакомбах. Это судьба. Прими ее с честью. Виват!
Все встали, ловко сдвинули сосуды и разом опрокинули.
— Ну вот. Теперь ты наш. Целоваться не будем, но на «ты» переходим в обязательном порядке. Это закон такой же непреложный, как и наш зверский аппетит. Прошу садиться.
Петрович никогда еще так вкусно не ел: «Праздник желудка, понимаешь… А, впрочем, что я вообще помню? И ни хрена не понимаю. Шестёрки, Катакомбы, Город… Что за хрень? Закурить бы…»
— Прошу налить по полной, — встала Натали. — Минутой молчания и сердечным приветом помянем нашего друга. Его звали Пак. Петрович, ты выпей тоже.
Встали, выпили, помолчали, сели.
— Слушай, как бы тут… перекурить? Или не принято? — Серёга смущённо склонился к уху Катализатора.
— Отсядем в сторонку.
Новые друзья разместились в уютном закутке, на диванчике. Катализатор зажег свечи в массивном канделябре, достал пачку, распечатал, щелкнул зажигалкой. Закурили.
— А кто такой Пак? Кореец?
— Не знаю. Может, японец… Он был до тебя. А сейчас ты сидишь на его месте.
— Куда же делся Пак?
— Он погиб. Вчера. Поэтому пришел ты. Нас всегда должно быть шестеро.
— Почему?
— Не знаю. Это Закон. Ты реже спрашивай: почему и зачем. Это каждый сам должен понять. Никто не знает, кем он был раньше и, уж, тем более, кем он станет завтра. Более или менее понятно, кто ты сегодня… Ты задавай конкретные вопросы.
— Ну… и кто ты сегодня?
— Здесь я Катализатор. А в Городе на сегодня я Ян Рудольфович Калниньш, доктор наук, заведую химической лабораторией в госпитале.
— А Я?
— Ты — Петрович. В Городе будешь Сергеем Петровичем Поповым… Скорее всего. Конкретно узнаешь завтра. В Городе. Или можешь здесь у Полковника спросить. Но вряд ли он что-то конкретное скажет. Роли ведь не он распределяет. Полковник работает с фактами, а у тебя их пока нет. Кроме стрельбы. Ты к нам, можно сказать, прямо с неба свалился, почти минуя Город. Вот Натали тебя довольно странно приодела… для простого стрелка. Но у неё просто интуиция работает. Объяснить она тоже ничего не сумеет.
— А ты давно здесь?
— Понимаешь… Здесь время как-то странно течёт. Я лично считаю, что мы здесь, в Катакомбах, собираемся раз в сорок дней. Но в Городе может пройти и год, и день. Потом все сбивается. В Катакомбах у меня пятнадцатая ночь. Значит, я считаю, что в Городе прошло шестьсот дней… Но это моя версия. Бич, например, не согласен.
— А зачем? Прости… По какому поводу объявляется сбор? Когда кто-то погибает и надо встретить новичка?
— Нет. Не только. Просто приходит сигнал сбора.
— Откуда?
— Да по разному. Мы вот прикидывали, что в некоторых случаях утром Город резко меняется без видимых причин. Значит, сигнал приходил откуда-то сверху. А бывает, что мы все разом очень захотим встретиться. Или кто-то один… Тоже получается сигнал. А до тебя я только Пашку и Пака встречал.
— А он вместо кого прибыл?
— Вместо Сержанта. Тот в полиции служил. Кстати, Бича сюда Полковник привел. Уже с биографией.
— Полковник наверху, небось, в органах служит.
— У-ууу-у ты какой!!! Как догадался?
— Да похож он на кого-то…
— Интуиция… Или память… Далеко пойдешь. Не зря тебя Натали расфуфырила.
— А кем был Пак?
— Он тоже почти что с неба свалился. В прикольном таком костюмчике с ножичками. С ходу зарезал пару Сук. Глупо, конечно… Я его из госпиталя украл. Натали его принарядила и стал Пак секретарем в мэрии, потом поваром в японском ресторане, потом в цирке работал.
— За что его убили? И кто?
— Пока не знаем. Может, кто из Сук его вспомнил… А может… Вот ты, похоже, сам всё и разузнаешь.
— А кто из вас самый «старослужащий»? Полковник?
— На этот раз мимо. Натали. Она притащила Повара. А потом уж появился Полковник.
— Это тебе кто рассказал?
— Полковник и рассказал… Ты это брось! Здесь, в Катакомбах, не врут, не предают, не трусят, не воруют…
— Ладно, ладно… Извини. Просто, не люблю я всяких там чекистов, гэбистов и прочих агентов.
— Кто знает, кем он был, и кем будет Там? Здесь он будет Полковником до конца, как и все мы. Не потому что хорошие, а потому что так надо. Ты это твердо уясни сразу. И никаких сомнений! Наверху горя нахлебаешься.
— А зачем? Всё, всё… Пора нам к столу, наверное?
— Пора. Это тебе.
Катализатор протянул Петровичу пачку и зажигалку.
— Зачем? А ты сам как?
— Да я и не курю, в общем. Бросил. Тут все бросают. Ну всё, пошли, пошли, неудобно…
Повар уже не улыбался. Он нежно и серьёзно перебирал струны большой гитары. Натали опять по кошачьи подобрала длиннющие ноги и пела неожиданно низким голосом, чуть скосив едва прикрытые ресницами глазищи:
Бэсса мэ…
Бэсса мэ мучо…
«Испанка что ли? И, вообще, на каком языке мы все разговариваем?! Ну, Бич с Полковником, вроде, на русском… А Катализатор, а Натали? Тоже? Ну, допустим… А где акцент? А Повар вообще еще ни слова не сказал!»
Угас последний аккорд. Народ очнулся, встряхнулся, зашевелился. Бич потянулся к портвейну.
— Ну что, Петрович, просветил тебя наш мозговой центр? Не бери в голову сразу. Давай лучше накатим! За любовь! Как, Натали?
«Этот точно русский…»
— С Петровичем? Запросто! Люблю новеньких!
«Грубовато как-то вышло… Бедняжка имени не помнит, что уж тут про нацию… А хороша».
— Ну что ж, устами поэта глаголет истина! Наливаем! — Полковник иронично скосил выпуклый глаз на Бича. — За любовь, так — за любовь! Заодно — на посошок!
Петрович махнул третий фужер водки и в упор уставился на Полковника: «Вроде, тоже русский. Или — немец. Но, хитёр, собака!»
— И куда же нам прикажете?
— Кому в дверь, кому — в окно! Не журысь, Петрович! Тут у каждого свой вход и выход. И каждый сам себе хозяин. На первый раз тебя Натали проводит: «В долгий путь. На добрые дела…» И, заметь, без всякого приказа. Исключительно на добровольных началах. Там, кстати, заварушка какая-то намечается с демократией. Похоже, без тебя не обойдутся. Так что, заходи, если что.
Полковник по-свойски подмигнул на прощание. «Сволочь он все-таки. Как ты ни умничай, господин Катализатор…»
Мимо знакомой гардеробной шли молча. В темноте их руки невольно и легко соприкасались. Потом Натали забралась на скамейку у стены, нащупала канделябры, зажгла свечи. Справа и слева проступили две двери.
— Эта теперь твоя, — девушка приложила к стене правую ладошку. Устало опустилась на скамью. — Закурим?
Петрович поспешно услужил.
— А ты разве куришь?
— А что, женщинам не положено? Я еще и пью. И, вообще, чёрт те чем занимаюсь…
— Да нет, Катализатор сказал, что тут все бросают. А ты, вроде, дольше всех здесь…
— Живу? Да не стесняйся ты… Не все бросают. Хотя ни спирт, ни никотин здесь не катят. Просто привычка. Ритуал.
— Как это?
— Как, как! Пусть Катализатор объясняет! Фикция это, понимаешь? Вот ты сколько водки выжрал? И что?
— Подумаешь… Три фужера под такую закусь!
— Три фужера. Считай, больше, чем пол-литра... Я — бутылку шампанского. И ни у кого ни в одном глазу. И жратва здесь — фикция. Привычка.
— Ну… уж это ты брось! Я так вкусно еще не едал… наверное.
— Это Повар расстарался. Он из бывших дачников. Поднял старые связи.
— И что?
— Короче! Все, что можно купить в городских магазинах — фикция. Химия какая-то. Настоящую жратву и самогон привозят дачники и продают только на рынке. Дачники живут за Городом. Через Зону их пропускают по единственной дороге: до Рынка и обратно. Зону охраняют Суки: ни туда, ни сюда никого больше впускают и не выпускают. И что там, за Городом, никто не знает.
— А дачники что же, ничего не рассказывают?
— Дачники говорить не умеют. Как собаки. Торгуются, правда, но очень смешно. Всё?
— Дела… А что, дачники все чёрные? А зачем им деньги? И, вообще, деньги-то хоть есть?
— Ну, ты совсем, как ребёнок! — Натали рассмеялась и нахально взъерошила Петровичу седую шевелюру. Потом вздохнула. — Пак такой же был… Сначала. Ты не обижайся. Через час в Городе у тебя будет биография, положение. Может, даже: жена и дети. И знать ты будешь много. Уж всяко больше, чем я. — Девушка глубоко, до фильтра, затянулась сигаретой. — А дачники бывают разные: чёрные, белые, но чаще — жёлтые… И деньги в Городе есть. Но дачники денег не берут. Берут шмотки, инструменты всякие. Оружие берут, но это запрещено. Повар вот попался. Его хотели убить, но я вытащила сюда. Легализовали. С тех пор он и стал Поваром. Немым.
— А мы на каком языке говорим?
— Не-зна-ю! И знать не-же-ла-ю! Это к Бичу. Всё, Петрович! Время.
— Последний вопрос… Два… Что означает — Суки? Почему они стреляют по окнам?
— Служба Укрепления. Сокращенно — СУК. Ночью все обязаны спать. Суки проверяют. А ночью в Городе называется время от ноля до пяти. Но, в Полосе Отчуждения, где очутился ты, Сук иногда убивают. Поэтому там они ездят в бронемашинах и чудят со страху.
— А что?..
— Все, Петрович! Вопросам конца не будет, а времени без пяти пять. Вставай. Первый раз нужны две наших руки. Потом будешь сам входить и выходить, когда захочешь.
Натали приложила правую ладонь к двери. То же самое сделал Петрович. Дверь исчезла. В маленькой комнате без окон оказалась тахта, знакомая стойка из гардероба. В углу маячила родная винтовка.
— Это «шлюз». Лёг на тахту — и в Городе. Ладонь к двери — и в Катакомбах. Если что, можешь здесь просто отдохнуть и переодеться.
— А ружьё зачем? Патронов всё равно нет.
— Значит, пригодится. Вопросы отставить. Раздеться. Лечь.
Мягкая ладонь легла на грудь, волосы легко скользнули знакомым ароматом, родные глаза утонули в моих зрачках: «Бай, бай, Петрович. Пока, Серега».
Продолжение:
http://www.proza.ru/2013/12/07/1709