Феоктистов уснул на полу, ибо никакой кровати в этой внутренней тюрьме не было. Уснул он, несмотря на весь ужас своего положения не только от выпитой водки, но в голове его словно щелкнул какой-то переключатель. Сработал защитный механизм психики, словно все происходило не с ним, а он наблюдает это со стороны. И сон превратил все это в почти приятный бред.
Проснулся он того, что в комнату эту вошли двое – Федя и еще один мужчина, видно, что не бандит, но с колючим и злым взглядом, полный, обрюзгший, одетый в старую дубленку, такие носила советская номенклатура.
- Не нашли мы твоего Таксиста, так что печально для тебя все. Проституток города тряхнули, пара из них его знают, но не более того, где он – не ясно. – Объяснил визит Федя.
У Феоктистова радостно стало на душе, Таксист на воле, и он что-нибудь придумает!
- Мы с тобой поговорим, - сказал Федя, - вот Сергей Семенович будет задавать тебе вопросы, отвечай ему честно, твоя жизнь в твоих руках.
Внесли три стула, сели.
- Странный этот тип, Таксист…- сказал брезгливо Сергей Семенович, - мы его по всем базам пробили. Нет такого, не числится нигде. Когда он начал заниматься экстрасенсорикой?
- Да вроде с юности, - ответил Феоктистов.
- У нас в Конторе, - сказал Сергей Семенович, и Феоктистов понял, что он с Лубянки, - все эти типы были на контроле. Некоторые из них лечить людей могли, некоторые обладали экстраординарными способностями. А этот тип не проходил нигде и никак. Имя-то его хоть знаешь? Фамилию?
- Нет, он никогда не представлялся.
- А называл его как?
- Да никак, просто на Вы. А потом на «ты» перешли.
- Вот смотри, - сказал Сергей Семенович и открыл папку, - вот здесь материал на тебя, на твою жену, хотя кому вы нужны, но все есть, все при деле. Твою характеристику зачитать? И начал сразу: «Гражданин Феоктистов такого когда рождения, на факультете психологии особыми талантами на отличался… Ну ладно, дальше. Занял 10 000 долларов и у гражданина Филиппова, сейчас сожительствуют с Варварой Абрикосовой… Ну и так далее. Понимаешь? На тебя все есть, а на этого типа нет ничего и нигде. Он что, с Марса, что ли? Так что говори все про него, любая деталь важна.
«Они не знают про Эльзу, Ядвигу и прокурора, - подумал Феоктистов, - если бы знали, то все по-иному бы шло».
И еще ему запало в голову, что Таксист с Марса. А вдруг?
Но он им ничего не скажет про все эти полеты у Эльзы.
- В армии он служил офицером – сказал Феоктистов.
По лицу Сергея Семеновича прошла сладкая судорога. Он переглянулся довольный с Федей.
- Где служил, когда, в каких войсках?
Феоктистов пожал плечами. Он этого не знал.
- Ну что он говорил, рассказывал, про танки, самолеты, подводные лодки?
- В пехоте он служил, рассказывал, как на пузе ползал.
- Нет такого вида войск – пехота. – С досадой вздохнул Сергей Семенович.
Какой-то он был лишний в этой жизни человек в своей дубленке и шапке из пыжика, где-то у него видно семья, на которую он и работает, вот таким путем, зарабатывая копеечку.
Бессмысленный, жалкий и вялый субъект, несмотря на свой цепкий и жесткий взгляд.
- А у него напарник был из чекистов, он должен знать, - сказал Феоктистов, понимая, что ничего тот им не сказал.
- Он тоже ничего не знает, невероятно, но факт, - прозвучало в ответ. - Значит, был в армии, а потом?
- Работал мясником, работал таксистом, учился на разных факультетах.
- Но где работал, где учился? В каких городах?
- Он не говорил.
- Ладно, понятно. А запои у него сколько длятся?
Вот этого и самого Феоктистова очень интересовало, он верил, что как только Таксист выйдет из запоя, он спасет его.
- Дней пять, думаю.
- Ну и Варвара твоя то же самое сказала, хорошо, что не врешь.
«Вот и Варвару втянули черте во что» - с тоской подумал Феоктистов. – Теперь она его точно прогонит».
Эта пара ушла, стулья взяли с собой. На столике еще стояла недобитая бутылка водки, чтобы не было так тоскливо, он допил прямо из горла, содрогаясь от отвращения, заел скисшим огурцом. Кто знает, что им еще в голову придет, и когда они поесть принесут.
Феоктистов сел спиной к стене, закрыл глаза, но не уснул, он был в каком-то полудремотном от водки состоянии, но при этом был чуток, старался уловить всякий шум за стенами.
И вот тут сквозь какую-то пелену перед внутренним взором Феоктистова возник образ Таксиста, был он весел, улыбался. И Феоктистову тут же стало тепло и хорошо. И он услышал низкий голос Таксиста: «Все будет хорошо, я с тобой, я всегда теперь буду с тобой!»
Феоктистов уснул глубоким сном и спал как ребенок, видел нежнейший сон.
И тут кто-то нежно погладил Феоктистова по щеке, он открыл глаза и в темноте угадал женский силуэт и узнал духи Ляли. Он же постоянно возвращался к мысли – где она, и что с ней?
Ляля неожиданно осветила свое лицом фонариком, и на секунду ее лицо превратилось в какую-то красноватую маску, она приложила палец к губам, взяла Феоктистова за руку и потянула за собой. Она вывела его из комнаты, бесшумно повернула ключ в замке, закрывая дверь, повела его за собой.
Они шли в мертвой тишине и, вдруг, раздался храп, Феоктистов вздрогнул и замер. Но Ляля потащила его дальше и втащила в спальню, где половину комнаты занимала огромная кровать. Ляля закрыла дверь на задвижку, включила ночник, плотные шторы закрывали окна, она явно ничего не боялась.
- Милый, бедный, - прошептала она и стала целовать лицо Феоктистова.
Потом оторвалась, посмотрела с тоской на него и сказала: «Ты хоть понимаешь, что мы с тобой погибнем?»
Ужас пронзил душу Феоктистова, тело вздрогнуло, он покачнулся. Но было и нечто еще…
Защита Таксиста… Снова мелькнул облик этого сильного человека, и он защитил от безграничного ужаса.
Но Ляля успела заметить дикий страх в глазах Феоктистова, и пришла в какое-то неистовство:
- Это последние наши часы, - шептала она, срывая с себя халат, а под ним она была голая.
Последние часы… Но она явно было только что из ванной, от нее густо пахло возбуждающими духами, волосы были расчесаны, глаза подведены. И уж очень много было театрального в ее поведении. Словно она на камеру работала, словно стоял здесь невидимый режиссер, и она собралась сыграть постельную сцену.
- А как же мужик, который храпит в коридоре?- спросил Феоктистов.
- Я подсыпала ему в чай феназепам, он не проснется.
- А если Федя придет? А банда его? Давай я лучше сбегу отсюда, пока охрана спит.
- Нет, милый, - в отчаянии заломила руки Ляля, - спит только внутренний охранник, а на дворе бегают кавказские овчарки, и есть три поста, на них бойцы с автоматами, они тебя изрешетят, если собаки не успеют разорвать.
И тут Феоктистов вспомнил, что Федя говорил ему о том, что при хорошем раскладе дел он отпустит их с Лялей на все четыре стороны, т.е. Ляля ему не дорога, и в это почему-то легко верилось. Что-то здесь было не так, в поведении женщины.
- Ты боишься, милый, - шептала Ляля, а ее губы целовали его в шею, так прошлый раз она возбудила его.
- Какой же дурак на моем месте не боялся бы, - довольно зло ответил Феоктистов.
Но при этих словах Ляля застонала и прижалась к нему всем телом, он явно была возбуждена настолько, что уже безумие появилось в ее глазах.
- Не будь жестоким, я уже теку вся как сука, - шептала она.
Ляля взяла его руку и приложила к своей промежности, факт был налицо – текла, даже самый циничный сексопатолог не смог бы отрицать предельного возбуждения самки.
Женщина толкнула его в грудь, он упал на кровать, и она оказалась на нем верхом.
- Вот вернется Федя и из автомата нас грохнет… - продолжал анализировать ситуацию Феоктистов, равнодушный к чарам дамы, в чем она и убедилась, когда фантастически ловко пробралась к нему в брюки.
Однако какой опыт она продемонстрировала, расстегивая его ремень и пуговицы на гульфике. Чуть ли ни одним движением все вскрыла!
- Федя уехал в Москву, будет только завтра, они в Москве твоего Таксиста уже ищут, там всех проплатили кого можно… Ну милый, расслабься, сними с себя одежду, нам правда никто не помешает.
«Дурдом какой-то подумал Феоктистов» - но руки женщины стали прямо-таки железными, сила дьявольская в нее вселилась, она крутила в своих руках 90-килограмового мужчину как ребенка, вытряхивая из одежды.
- Я же не мылся три дня, - уже вяло возражал Феоктистов.
Но эти его возражения как-то даму не останавливали, она прямо со всхлипываниями стала целовать его везде. И ее сладострастие смыло все преграды, Феоктистов почувствовал в себе разгорающуюся страсть.
Такого с ним не было ни разу в жизни, он всегда помнил что партнерша – человек, женщина, существо с тонкой душевной организацией…
Здесь же случилось нечто странное, перед его глазами мелькнула та Ляля, которая пришла к нему на сеанс и отдавалась непонятному существу на его глазах. И он забыл в себе человека, все темное и страшное, что жило в его подсознании и досталось ему от диких предков, все это выплеснулось.
Он зарычал, зная, что ей больно, схватил ее за руки, плечи и подмял под себя нежную, хрупкую… он господствовал, он обладал…
И последнюю каплю разума убрал ей стон:
- Я сука, делай все что хочешь…
Все страхи, боли, ужасы его сознания сосредоточились, вдруг, на этой покорно стонущей в восторге женщине, и он брал ее и словно ей же и мстил за ужасы, что мучали его.
Случилось вообще невероятное! Под ним лежала неземной красоты женщина, а он вспомнил свой позор на экзамене в 8 классе по математике. И Ляля тут же приняла облик учительницы Дорофеевой, которая издевалась тогда над ним. И уж он отвел душу, скача на этой «Дорофеевой» и заливая всю ее своей спермой. Была разрядка у него, но в тот же миг, когда Ляля почувствовала, что он уже не сможет держать свое в себе, началось и у нее!
Она торжествующе захохотала и тут же запричитала – «милый, милый», потом забилась в судорогах, поджимая пальчики ног…
Ее крики заглушили бы салют в честь дня Победы.
Они лежали рядом, как два борца, которые оба победили. Или и он был повержен, и она бездыханная. Она не шевелилась, и казалось, даже не дышала.
-Какой ты, - наконец, прошептала она, кладя свою нежную ладошку на его грудь.
- Мне хорошо, - сказал он.
И вдруг, без всяких вопросов с ее стороны он ей рассказал все. И про то, что Таксист называл ее «сучьей натурой», и про то, как Таксист понял, кто украл деньги, и как тут же появился Федя. И про странные слова Феди о том, что он их с Лялей отпустит, и много чего еще бы он рассказал. Ибо заработало на автомате его освобожденное подсознание, но тут женщина заявила, что звонит телефон, и ей нужно ответить, как была голая, она поднялась и понеслась в коридор, где стоял телефонный аппарат. Сам Феоктистов не слышал никакого звонка, но ему было все равно. Ему хотелось продолжать рассказывать все о себе, и он в нетерпении ждал возвращения своей подруги, но ее долго не было, очень долго, она с кем-то говорила по телефону.
К Феоктистову стал постепенно возвращаться разум, до него дошло, что он вообще-то лежит в постели страшного бандита, что он только что оттрахал его жену всяческим способами, что дом этот охраняют бандюки с овчарками…
И тут в комнату вошла Ляля, она тут же увидела страх в глазах Феоктистова и со словами - «Моему мальчику опять страшно» - поползла к нему, и снова в ее глазах загорелось сексуальное безумие, которые передалось и ему, и все повторилось, только длилось дольше, и было как-то нежнее.
Феоктистов снова растянулся на горячих скомканных простынях, хотел было начать исповедоваться, и тут в дверь вошел… Федя. Вот так просто взял и вошел, и встал на пороге, глядя на всю эту картину. Феоктистов оледенел, челюсть у него отвисла, хотя он и не собирался ничего говорить.
- Федя, милый, - раздался тут сладострастный визг Ляли, она раздвинула ноги, и яростно приказала мужу, - иди же сюда, иди… тут тепло, ты замерз.
Лицо Феди стало звериным и, не обращая внимания на Феоктистова, он полез на жену.
Феоктистов пулей вылетел из комнаты, прихватив свою одежду, и тут же столкнулся с охранником, который зевал (видно с феназепама) и тихо ржал одновременно глядя на голого Феоктистова.
- Повеселился, мужик, - сказал он, - а теперь залазь в свою конуру обратно.
Дверь за Феоктистовым закрылась, он оказался в темноте, со страшно бьющимся сердцем и в ожидании всего самого нехорошего, что только может произойти с человеком. Но минута шла за минутой, час за часом, а ничего не происходило.
- Будь проклят этот ваш мир, - стал неожиданно для себя шептать Феоктистов, - будь прокляты бандиты и ****и. Будь проклят тот неизвестный миру подонок, который изобрел деньги, будь проклята жадность человеческая…
Ну и в таком духе он проклинал все известные человечеству пороки, а заодно и самого себя – глупого, трусливого, ничтожного человечка, с которым сейчас придут и сделают все, что им угодно.
Где-то через час, когда он уже совсем осатанел от неопределенности и жуткого страха в комнату вошел Федя… умиротворенный.
- Ну какая ****ь! – выразился он весьма определенно о Ляле.
Федя был изрядно пьян, в руках он держал бутылку виски.
- Я не пью просто так, - сказал он, - у меня язва, и вообще голова должна быть трезвой, а то не будет скоро головы-то. Но сейчас я не при делах, мои не пляшут, два ляма баксов записаны на меня, и сейчас мне не расплатится, если не найдем твоего артиста.
Он размашистым движением плеснул виски в стаканы, сразу вылили себе темное пойло в горло, Феоктистов же только пригубил.
Пьяный Федя был весь расхристанный, треники его висели на пузе, второй подбородок висел и болтался в такт болтавшемуся пузу, но вот тик у него прошел. Смотрел он ясно, и не моргая.
- Мне лимоны, тебе Лялю, она фантастическая ****ь, мне с ней никакого здоровья не хватит, а у тебя еще здоровье есть.
- Но она же вам жена, - осторожно напомнили Феоктистов.
- Ну и до меня она была чья-то жена, и после меня будет чья-то жена, они все же на Божий свет появляются только для этого - быть чьими-то женами. Из-за них базарить – себя не уважать. Давай лучше про твоего циркача. Про него никто и ничего не знает. Ни в КГБ, ни у братков, ни у ментов, ни погранцы, ни внешняя разведка, ни наши резиденты за рубежом. Ты ведь знаешь, что для меня главное это вернуть мои деньги… прослушка же показала, что он себе деньги эти не хочет брать. Идейный. И я уважаю таких. Я уважаю людей, который могут отказаться от таких денег. Но при этом он и мне их не хочет возвращать. Он к тебе-то как относится?
- Как к другу, - выпалил почему-то радостно Феоктистов, даже в этих условиях ему радостно было сознавать, что у него такой друг.
- Ну вот, - довольный заржал Федя, он становился все пьянее и омерзительней. – Вот тебя мы на два лимона и обменяем.
Потом он пил еще и еще стекленея глазами, глядя куда-то выше головы Феоктистова, и, вдруг, схватился за живот, взгляд его наполнился ужасом. Это была язва, это она, несмотря на обезболивающее действие алкоголя, дала знать о себе.
Федя пинком открыл дверь и заорал:
- Михалыча с реанимацией сюда.
И тут же весь дом ожил и забегал, кто-то стал говорить по телефону, два дюжих парня подхватили под руки Фею и потащили куда-то, один за ними уже бежал со шприцем. Видно было, что такая история не первый раз. Где-то через минут двадцать рядом с домом взывала «скорая помощь».
И все стихло.
Изможденный Феоктистов стал засыпать, когда снова как привидение появилась Ляля. Она молчала, и ему нечего было сказать. Потом она вывела его за руку из комнаты, потом они шли темными коридорами, потом опустились по какой-то лестнице, Ляля включила фонарик, они еще раз спустились по лестнице уже в какой-то погреб, там, через дверь, вышли в земляной коридор. И все это молча и лихорадочно поспешно. Стало заметно холоднее, прошли метров сто, и вышли… в гараж. Натуральный гараж.
- Все, - сказала Ляля, - беги.
Она открыла дверь гаража, и Феоктистов увидел горы ослепительно белого даже в ночи снега, незнакомую улицу… это была свобода.
- Уезжай в Москву, - сказала Ляля, - спрячься там, потом если захочешь, найди меня, где живет моя мама, ты знаешь, она скажет, где искать меня.
Ляля встала на цыпочки, она была в тапочках и легком халате, поцеловала Феоктистова в губы.
- Федя в реанимации, - последнее, что услышал Феоктистов и рванулся на волю.
Продолжение http://www.proza.ru/2013/11/24/1560