Миниатюра из повести "Ветер времени"
август 1991г.
Боевой вертолет, едва не задевая верхушки несущихся навстречу сосен, шел на малой высоте, держа курс на северо-запад. Несущий винт со свистом рассекал нагретый воздух. Лиственные леса темно-зеленым покровом расстилались внизу, озера купались в проблесках зеркальных осколков. Ми-28, набирая крейсерскую скорость, устремлялся в край гиблых трясин и непроходимых болот. Васюганская низменность вытянулась до самого горизонта, открывая бескрайние таежные дали. Линии мелких речушек соединялись хрустально сверкающими протоками. За штурвалом военного геликоптера восседал полковник Степан Салоед, командир авиационного полка и родной брат дачной возлюбленной Антанаса.
На месте второго пилота в черных очках и шлемофоне олигарх пытался по топографической карте сориентироваться на местности. Но вертолет шел строго по навигационным приборам, имея заданную широту и долготу. Позади на металлических сиденьях устроились Виктор, Малыш и дядя Вася, хоть и бледный от ужаса головокружительного полета, но держащийся молодцом.
Справа по борту открылась лесная прогалина с крестьянскими избами. Вертолет, заложив крутой вираж, пошел на посадку и благополучно сел у околицы. Заглушив ревущий двигатель, открыли дверь и будто окунулись в насыщенный запахами мир цветов, сочных трав, симфонию птичьих голосов и красочную палитру природы. Невдалеке стояли сельские жители, встречая гостей хлебом-солью.
Навстречу шагнул человек, по виду старший. Антанас принял рапорт и радушно приветствовал сельчан. Ему отвечали нестройно, но с искренней теплотой. Высокая статная молодица в платке и белом сарафане с поклоном поднесла аппетитный каравай. Предприниматель отломил горбушку, посолил из солонки. Вкусил хлеб и с благодарностью принял дары, не забыв сердечно расцеловать русскую красавицу.
Неделю назад олигарх связался со своим сослуживцем, особистом военно-воздушной базы в Польше. Народ в Европе был крайне напуган Чернобыльской катастрофой. Люди как огня боялись радиации, носили с собой дозиметры и готовы были платить любые деньги за средства лечения лучевой болезни. По общему признанию лучшим лекарством для выведения радиотоксинов считались грибы-лисички. Цены выросли неимоверно, но собранные на Украине, в Белоруссии, Прибалтике успеха не имели, так как зараженное облако накрыло всю западную часть СССР. Радионуклиды находили в Скандинавии и даже Гренландии. Поэтому особым спросом пользовалась продукция из Китая, Сибири, Дальнего Востока. За стокилограммовую бочку соленых лисичек покупатели платили десять тысяч долларов и готовы были принять любое количество.
Олигарх собрал военный совет, поделился соображениями. Виктор и Сергей разведали обстановку и оказалось, что дяди Васин родной брат работает председателем на хуторе Старые Плывуны, где Василий родился и вырос. Грибов и ягод там такое изобилие, что на лисички никто внимания не обращает, а собирают лишь обабки и подосиновики. Сушат на зиму, а в засол идут рыжики, грузди. Леса там дремучие, щедрые, густые. В зарослях прячутся дикие кабаны, а по таежному бурелому бродят осторожные лоси. Зайцев и куропаток не счесть, медведи и волки ведут себя спокойно. Вот хитрые лисы бывает, пошаливают ночами, воруют домашнюю птицу.
Эти отрывочные сведения с трудом удалось вытянуть из немногословного дяди Васи. На мясокомбинате становилось все меньше работы. Животноводческие хозяйства редко пригоняли скотину на бойню, оттого существенно сократился выпуск продукции. Работали в одну смену по два-три часа в день. Народ отправляли в бессрочные отпуска, зарплаты сократились, льготное отоваривание отменили вообще.
Ситуация в стране ухудшалась с каждым днем. Цены взлетали, магазины пугали пустыми полками, купить что-то можно было задорого и только на рынке. После разорительной павловской реформы, когда десятки миллионов граждан потеряли все свои сбережения, возник дефицит наличных денег. Предприятия рассчитывались с работниками и между собой бартером, либо собственной продукцией или другими непрофильными товарами.
Сергей и Виктор давно думали об увольнении, но идти было некуда, везде царил развал и неразбериха. Идея с заготовкой грибов показалась заманчивой. Уговорили Василия съездить к себе на малую родину, написали заявления об отпуске.
Дядя Вася покинул Старые Плывуны еще подростком больше сорока лет назад. Освоился в большом городе, женился, и иногда приезжал в гости к брату. Добираться туда было непросто. До Пихтовки ехали на междугородном автобусе, потом приходилось девяносто с гаком километров трястись по бездорожью на попутках.
Тем не менее, встретились с Антанасом, тут же позвонили брату, рассказали о перспективном замысле. Он пообещал всячески содействовать и мобилизовать необходимое количество жителей. Сообщили дату прилета и отправились на комбинат. Там в отделе снабжения закупили семьдесят килограмм свежего сервелата, десять ящиков свиной и говяжьей тушенки. Предприниматель рассчитался наличными, и начальник отдела с благодарностью жал ему руку, заискивающе предлагая со скидкой купить полтонны субпродуктов. А следующим утром Петр привез всех в воинскую часть, и командир полка лично сел за штурвал. Он также был в доле.
Сельчане с восторгом встречали прилетевших заготовителей. Тепло обнимали Василия, от души помогали выгружать вещи. Деревня была небольшой, всего тридцать семь дворов, и Антанас с председателем быстро осмотрели хозяйство. Затем еще раз объяснили людям задачу, хотя те все знали. Желающих помочь в заготовке грибов разделили на две бригады. Одна собирает лисички, другая готовит грибы и инвентарь к засолке. Помогать в необычном прожекте вызвались девятнадцать добровольцев, в основном женщины. Они были готовы с утра приступать к работе. Олигарх сообщил, что труд будет достойно вознагражден деньгами и мясопродуктами. Особо отметил, что целебные грибы ждет зараженная радионуклидами Европа, до сих пор так и не оправившаяся от последствий Чернобыльской трагедии.
В амбаре обнаружилось много растрескавшихся деревянных бочек. Умельцы сразу принялись чистить, перебирать и заново собирать тару, подгоняя железные обручи и прокладывая швы паклей.
Население Старых Плывунов в основном составляли пожилые люди. Молодежь после окончания восьмилетки уезжала в город или в район. На данный момент на хуторе проживали около семидесяти человек, включая маленьких детей, которых молодые родители привозили к бабушкам и дедушкам, а потом долго не хотели забирать.
Председатель дядя Шура жил одиноким бобылем и обитал в небольшой избушке. Василий поселился у младшего брата, Виктора определили к бабке Маланье, сердитой и очень строгой. Вдовая Наталья, высокая полнотелая молодка, встречавшая хлебом-солью дорогих гостей, вцепилась в Малыша и тотчас забрала пораженного сатира на постой в свою хату.
После того как устроились с жильем, Антанас душевно простился с деревенскими жителями. Селяне подарили им со Степаном бочонок таежного меда и полковник, растрогавшись, перецеловал всех бабок на прощанье. Договорились держать связь через командира. Вертолет взревел винтами и, легко оторвавшись от земли, гудящим шмелем растворился в сияющем небе.
Вечером, отдохнув после жаркой баньки, выпили душистого кваса и устроили в честь прибытия пиршество. В горнице у Натальи длинные столы были накрыты нехитрой крестьянской снедью. Особое место занимал ведерный чугунок с картошкой и тушенкой, и блюдо с тонко нарезанной копченой колбасой. Сервелат в Старых Плывунах был большой редкостью, поэтому глаза жителей горели голодным интересом. Гости достали из поклажи несколько бутылок «Столичной», а сельчане выставили ядреный забористый самогон.
Малыш с хозяйкой, будто счастливые новобрачные, сидели во главе стола. Чуть не весь хутор собрался поглазеть на городских заготовителей и Василия, который единственный из их деревни смог выбиться в люди, раз прилетел с начальством на вертолете.
Хутор одиноко стоял, окруженный лесами и болотами, далеко от караванных путей и асфальтовых дорог. До ближайшего села приходилось добираться двадцать верст. Каждую среду сюда приезжала машина-будка-магазин из районного центра. Везли хлеб, крупу, сахар, муку, рыбные консервы. Почту и пенсии выдавал уполномоченный соцобеспечения. Отряды охотников-зверобоев зимой уходили в тайгу. Добывали шкуры зайцев, белок, лисиц, и другого пушного зверя. Летом занимались подсобным хозяйством. Люди среднего возраста уезжали на заработки и частенько оставались там навсегда.
Натали, а именно так Серега называл свою хозяйку, широко раскрытыми глазами смотрела, как заезжий молодец с хрустом поглощает квашеную капусту с клюквой. Она будто сошла с кустодиевских полотен, поражая обилием соблазнительных форм и пунцового румянца. Крутобедрая лесная наяда имела сынишку-третьеклассника и шестнадцатилетнюю дочь, которая прошлой осенью поступила в ветеринарный техникум и жила теперь в Искитиме. Пять лет прошло, как на охоте провалился в полынью и навсегда ушел под лед муж Тимофей. С тех пор вдова ни о чем и не помышляла, как вдруг судьба одарила ее таким видным мужчиной, который к тому же утверждал, что не женат и без ума от высоких дам.
После первого тоста сразу же опустело блюдо с сервелатом. Загоревшие дочерна руки с въевшимся земляным налетом торопливо хватали сочащиеся янтарной слезой копченые ломти. Нарезали еще порцию, которая исчезла после второго тоста. Селяне закусывали, нахваливая продукт, и закатывали к потолку посветлевшие глаза. Вскоре после третьего тоста чугунок стоял опустевшим, а захмелевшие обитатели Старых Плывунов заметно повеселели.
Очки Василия отражали льющийся с потолка электрический свет. По его правую руку расположился брат-председатель. Слева – друг далекой босоногой юности, а ныне школьный учитель Дымка. Вообще-то звали преподавателя Дмитрий Сергеевич, но здесь не любили длинных имен.
Удивительно, что во всей деревне имелись только две фамилии, два клана-династии. Буторины и Шмидты. Все они были дальними и близкими родственниками и жили одной дружной семьей. В селе стояла школа-четырехлетка, после нее ученики доучивались в районном интернате. Должности директора, преподавателя и завхоза совмещал Дымка, неунывающий человек интеллигентной наружности. Во всей деревне лишь у него был мотоцикл с коляской да у председателя служебный уазик. Другой техники, кроме велосипедов, на хуторе не было. Любознательный педагог устроил на чердаке своего дома небольшую обсерваторию. Четыре года копил деньги на телескоп. Съездил в город, приобрел и вот уже много лет ночами изучал звездное небо, мечтая увидеть в космических далях инопланетные корабли.
Увлекаясь уфологией, старался убедить обывателей в существовании внеземного разума. Даже верующие бабки заколебались, настолько убедительно учитель доказывал присутствие гуманоидов и скорейшую встречу с пришельцами. Приезжая в книжные магазины Дымка покупал научную литературу, учебники по астрофизике, а также книги по астрологии и все свободное время изучал эту сомнительную науку. По каким-то одному ему ведомым признакам составил пожизненные гороскопы на всех жителей хутора, напугав их таинственными предсказаниями и самодельными графиками звездных домов.
Рядом с главой села, поставив под ноги низкую табуретку, выглядывала крупная голова необычного человека. Это был Павел Андреевич, главный бухгалтер и делопроизводитель, а по совместительству электрик. Он был лилипутом-карликом около полутора метров ростом, не выросшим по непонятной причине, хотя родители и родственники были вполне приличной высоты. Закончил три полных курса электротехнического института, в совершенстве знал бухучет и складское дело. Бросил учебу и вернулся домой с молоденькой женой не намного выше его. И совсем скоро по деревне бегала парочка проворных чумазых гномов, целыми днями играя в прятки с родителями. Павла Андреевича в селе уважали, ибо только он мог правильно оформить нужную бумагу, грамотно написать письмо и рассчитать зарплату.
Витя сидел на скамье зажатый двумя старушками в черных платках, которые, радуясь чему-то, беспрестанно подливали ему самогон:
– Пей, пей сынок. Чистый нектар, – дружно нахваливали питье, вкусно цокая языком.
Виктор пил мутный, невероятной крепости нектар, а потом долго не мог отдышаться, с трудом приходя в себя. Бабки радушно угощали, накалывая ему на вилку то редиску, то соленый огурец, то крупно нарезанного сала и он покорно жевал, с интересом разглядывая присутствующих.
Не было видно ни одного молодого парня или девушки. Лишь вездесущая детвора носилась по хате, залезала под стол, прыгала по скамьям и вообще радовалась приехавшим новым лицам чрезвычайно. Пожилые мужики и женщины аппетитно закусывали, с удовольствием наполняя бокалы и слушая витиеватые тосты заезжего тамады.
Малыш был в ударе и произнес пышную здравицу за хозяйку дома. Народ одобряюще загомонил, Наталья зарделась, опустив глаза и вдруг, стиснув в крепком объятии, с чувством расцеловала смутившегося кавалера. Села, не сводя с него горящего василькового взгляда. Со счастливой улыбкой на раскрасневшемся лице подкладывала ему на тарелку соленые рыжики и куски жаренного в печи индейского петуха. Сатир упивался вниманием общества, с серьезным видом отвечая на вопросы незадачливых селян.
– Сергей Борисыч, а что в стране деется? – вопрошала его обеспокоенная бабуля. – Потоп будет ли?
– Потоп будет. Потом. А сейчас пришло царствие антихриста и вершитель дел его Лель правит нами, – Малыш умышленно нагонял страх.
– Кайтесь пока не поздно миряне, ибо сказано у Иеремии: велики грехи рода человеческого, все канут в геенну огненную!
Напуганные бабки истово крестились, мужики не верили. Седобородые старцы, рядком сидящие на широкой лавке, прикладывали ладонь к слабослышащему уху.
– Ась? – белоголовый старик еле слышно прошамкал беззубым ртом. – В сорок первом тоже антихрист приходил, кое-как землю отстояли.
– Сейчас хуже, деда, – Серега хитро блестел глазами. – Ядерный век, дикие нравы. Никто не спасется в безумии мира сего.
– Да что за времена-то такие? Пенсию задерживают, магазин-будка уже три недели не едет! – бабки возмущенно перешептывались друг с другом.
Незаметно за разговорами люди пьянели и красные, разгоряченные потребовали от гармонистов грянуть чего-то такого, чтобы душа зашлась! Музыканты, растянув меха довоенных тальянок, завели «барыню». Народ повеселел и пустился в пляс, выбивая каблуками громкую дробь.
Женщины выплывали сизокрылыми утицами, мужики крутились возле них, изображая селезней во время гона. Били себя ладонями в грудь, доставали до пяток, притопывали и прихлопывали. Иные с разбойничьим свистом шли вприсядку, выбрасывая вперед одетые в стоптанные сапоги ноги.
Бедовая разбитная плясунья, сложив перед собою руки, исполняла чечетку, тонко взвизгивая и игриво сверкая глазами в сторону Василия. Тот громко хлопал в ладоши и благодушно улыбался. Недолго думая шалунья подскочила к нему, выдернула из-за стола и увлекла в пляшущий круг. Василий, недолго думая по-молодецки тряхнул стариной и выдал сумасшедшего «казачка». В юности он был отличным танцором и пользовался успехом у деревенских барышень. Очки запотели, волосы взмокли, грудная клетка бурно вздымалась от торопливого дыхания. Он с честью принял вызов, не уступая спутнице в мастерстве. Но та не подумала остановиться, решив утомить Василия переплясом. В ответ ветеран сделал целый ряд таких залихватских оборотов, что изба дрогнула от рукоплесканий. Гармонисты разыгрались и наяривали во всю мочь.
Танцовщица, скинув платок, громко стукнула сапожком оземь, подняла вверх руки и движением бедер выдала такой умопомрачительный пируэт, что зрители заревели, вспоминая далекую молодость.
У Василия от изумления упали с носа очки, и он еле успел подхватить их из-под каблучков разгорячившейся озорницы. Пал на колено, признавая поражение, и протянул руки. Женщина, взяв под локоть поверженного исполнителя, торжествующе плыла лебедушкой. Музыканты, поиграв еще немного, стихли, утомленные. Ветеран, придерживая партнершу за талию, степенно разливал «Столичную». Чокнулись и выпили на брудершафт, напряженно глядя в глаза друг другу.
Витя сидел в тягучей приятной истоме, с удовольствием наблюдая за доверчивыми селянами. Ему здесь нравилось. Люди открытые, душевные, а главное бесхитростные и добрые. Он хотел вместе со всеми пуститься в пляс, но, вскочив на ноги, почуял слабость в коленях и предпочел остаться на месте. Бабки не позволяли ему скучать и строго следили, чтобы его бокал не оставался пустым, беспрестанно подливая из графина огненный нектар и угощая свежим крыжовником.
Гармонисты ухнули «русскую», неостывшие танцоры вскочили на ноги, готовые пуститься в яростный перепляс. Один край скамьи освободился и резко подпрыгнул вверх. Витя, сидящий с бабками на другом конце, почувствовал, как он низвергается в пропасть, падая и заваливаясь набок. Струганный пол ударил в спину, сверху посыпались не удержавшиеся старухи. Гремя костями, приземлялись рядом. С выражением недоумения и испуга тянули перед собой когтистые пальцы. Следом бухнулась опрокинувшаяся скамья.
Музыка остановилась, вся хата сотрясалась от хохота. Нерасторопные гуляки ползали на четвереньках, ощупывая себя со всех сторон. Громко охали, хватая друг друга за руки, и ругались вполголоса.
Кое-как успокоились, подняли скамью, сели и наполнили кубки. Выпили залпом. Музыканты растянули меха заливистым перебором. Все поднялись, и Витя вновь летел в бездну, ударяясь боками и зажимая в кулаке скатерть, за которую ухватился в отчаянии, теряя равновесие. Тарелки и чашки, недоеденные куски хлеба летели вслед. Опытные бабки в этот раз устояли и посмеивались беззубыми ртами, глядя, как вдребезги разбивается посуда. Он с трудом поднялся, уселся на табуретку, с извинением улыбаясь и пьяными глазами наблюдая, как хуторяне убирают осколки.
Быстро постелили свежую скатерку, выставили уцелевшие приборы, наполнили чары. В третий раз рванули меха гармонисты, и пошла, загудела, заколобродила деревенская потеха. То ли самогон давал такой заряд бодрости, то ли сами жители истосковались по веселью, но отрешенно плясали все. Один только Витя да несколько седобородых старцев аплодировали сидя на скамье. Всех остальных увлекал безудержный мотив.
Взявшись за руки, как кузнечики прыгали малые дети. Василий мелким бесом кружился вокруг своей дамы, поблескивая очками и улыбаясь. Дымка дробным шагом шел вприсядку, сложив руки за спиной. Лилипут Павел Андреевич носился на коротких ножках, пытаясь не отставать от раззадоренных пляской сельчан и, отталкиваясь от пола, взлетал на пустую скамейку. С безумными глазами пробегая всю длину, растопырив как крылья руки, будто хмельная белка-летяга приземлялся на кровать, застланную пуховой периной и белым полотном.
Чернобровая Натали выступала с молчаливым достоинством, тая в глубине наполненного сокрушающей страстью тела, огненные бурлящие потоки, готовые в момент вырваться неуправляемым вулканом и в прах испепелить любого, дерзнувшего расшевелить стихию. Расширенные зрачки, румянец, играющий на матовых ланитах, с трудом сдерживаемое дыхание все это готово было повергнуть в боязливый трепет и надолго смутить неуверенные сердца.
Но не робкого десятка оказался загорелый мускулистый авгур. Показывая неуемную удаль, одетый в джинсы-пирамиды полуголый хмельной фавн сводил с ума лесную дриаду, исполняя фантастический танец, странную смесь латинских стилей и европейского канкана. И все никак не мог оторвать зачарованный взор от спелых налитых боков прелестницы.
Остальной народ резвился, не отставая и не желая ни в чем уступать. Женщины, разметав волосы, бойко перебирали ногами, били каблуками в пол. Помогая себе выразительным взвизгиванием, в упоении размахивали цветистыми платками. Мужики в самозабвении бросали кепки, кричали и топали сапожищами. Наконец утомленно потянулись к столу. Произнесли тост за здоровье председателя и бабки затянули «Хасбулат удалой». Им хрипло вторили мужские басы, и слаженное хоровое пение рекой лилось по притихшему хутору. В окна заглядывали любопытные, которым не хватило места за общим столом.
На улице стемнело, тучи мошкары и таежного гнуса кружились возле зажженных фонарей, звонко гудели бесчисленными крылами, ведя хаотичный хоровод.
Малыш с Натальей скользили в томном медленном танце. Истосковавшаяся женщина крепко сжимала плечи нежданного обольстителя. Высокая грудь вздымалась, не в силах сдерживать рвущийся пламень сладостного томления. Демон-искуситель горячо шептал на ухо, касался губами пахнущие сосновой хвоей волосы, жался к кипящему негой телу и все тянул, все выжидал чего-то, вводя темпераментную хозяйку в состояние мучительного исступления. Вымотанная клокочущей страстью, больше не имеющая сил сдерживать себя, она вонзила ногти в голую спину ухажера. Чуть присела на подогнувшихся коленях и, ухватившись за ремень, потащила зазевавшегося соблазнителя в спальню, хлопнув напоследок дверью.
Народ загудел, голоса взревели: «ой мороз, мороз…». Многие сидели, уронив голову, громко храпя. Бабули подхватили захмелевшего Витю, и он, в состоянии полнейшего изумления шел с ними, удивленно глядя по сторонам.
Его отвели на сеновал, положили на свежескошенную траву. Ночное небо, усеянное россыпью мерцающих звезд, взорвалось на множество молекул. Звуки отодвинулись, и Витя уснул, провалившись в бездонную глубину.
Продолжение http://www.proza.ru/2013/08/16/592