Из рассказов собратьев по оружию я уяснил, что во время нашего победоносного преследования врага произошло следующее: увидев предательское бегство своей кавалерии, Строцци не решился отступать дальше, иначе б его войско неминуемо попадало в руки нашей кавалерии, которая вскоре должна была возвратиться назад. Топтаться на месте, под залпами артиллерии, было безрассудно. Пьетро не оставалось ничего другого, как послать людей в атаку. Он построил пехоту и произнёс пламенную речь о том, что отдал приказ кавалерии увлечь вражеские силы подальше от поля сражения, чтобы пехота могла беспрепятственно вступить в бой. Вложив в это всё своё красноречие, сам Строцци двинулся в бой в первых рядах, показывая тем самым пример храбрости и стойкости своей армии. Под звуки труб поверившие ему солдаты ринулись вперёд.
Мариньяно отдал приказ выжидать вблизи от рва, когда враг начнёт его переходить, что нарушит боевой настрой и темп наступающего противника, тем самым дав преимущество имперским силам. Начался бой, первой пошла испанская пехота с криками "Вива Испания!". Они сцепились не на жизнь, а на смерть в яростном сражении, встретив мощное сопротивление французов. Вначале силы были равны, позже, под натиском четырнадцатитысячной пехоты врага, начали отступать, тут в бой вступили немцы и общими силами отодвинули врага обратно ко рву.
Часть армии Строцци ещё не успела его перейти, а другая уже заполнила своими мёртвыми и раненными ров до самого верху, приходилось идти по телам, а там уже ждал противник. Эти обстоятельства сильно пошатнули их боевой дух, ко всему прочему, постоянный артиллерийский огонь увеличивал бреши в рядах, оставшихся без кавалерии и, фактически, без артиллерийских орудий, так как основную их часть Строцци оставил в Лусиньяно.
Возвратилась тяжёлая кавалерия имперцев и двинулась в бой с тыльной стороны противника, атакуя его во фланг, а потеснившая противника за это время и перешедшая ров, имперская пехота ударила с фронта. К этому времени подоспели и мы, в самый разгар битвы. Началась невиданная мясорубка, и ряды армии Строцци были окончательно разрушены, многие обратились в бегство, пытаясь спастись.
Пьетро, уже раненый в бедро, безуспешно пытался собрать своих людей и собственным примером показать всем решимость и мужество. Под ним было убито две лошади, но полководец не сдавался. Героизм, проявленный им, внушал уважение даже противнику, но все его усилия были уже напрасны, армия отступала с большими потерями.
Верными людьми полководец был увезён с поля боя, чтобы не попасть в плен. Его войска отступали к Лусиньяно. Мариньяно одержал блестящую победу в этом кровавом сражении.
На поле осталось четыре тысячи убитых солдат Строцци, большая часть которых состояла из французов, им особенно не давали пощады. Ранеными и мёртвыми было усеяно всё поле сражения.
Ещё никогда в моей жизни я не видел подобной ужасающей картины. Наши потери были ничтожными по сравнению с вражескими. К месиву на пир слетались падальщики, горланило вороньё... Казалось, что сама земля, пропитанная кровью, стонет под ногами. Наша армия ещё продолжала преследовать отступающего противника.
Валентино рвало, а меня покинули последние силы, мышцы дрожали от переутомления и нервного озноба, в очередной раз оставшись без лошади, я прислонился спиной к дереву, стаскивая с себя латы, весь мокрый от пота и крови. Скольких я убил? Никто не считал. В бою нет времени думать, коли и режь, руби и стреляй, если не ты, то тебя, - такова горькая правда войны...
Огромное количество пленных, среди них и многие командиры, были отправлены во Флоренцию. Внушительная добыча, захваченная в этом сражении имперскими войсками: сотня знамён и кавалерийских штандартов, огромное количество оружия, в том числе и артиллерийского, обозы с провиантом и многое другое достались победителю.
Флорентийцы, захваченные в плен, те, что воевали на стороне французов против Козимо, были объявлены предателями и казнены на площадях Флоренции, имущество их семей конфисковано и передано властям.
Вскоре, без боя, сдался город Лусиньяно, в котором хранилась тяжёлая артиллерия противника, его примеру последовали многие другие города и крепости, ранее оккупированные в долине реки Киана. Множество солдат и командиров переходили на сторону империи, а желающие покинуть Италию имели возможность беспрепятственно вернуться домой.
Не сдавался только Строцци, к тому времени произведённый в маршалы Франции. Он пытался собрать новое войско, чтобы продолжить войну за Сиену, сосредоточив в ней все оставшиеся резервы. Это была его война - давняя ненависть к Козимо не давала ему признать своё поражение. Он считал правление младшей ветви Медичи незаконным и узурпаторским, тогда как он, флорентийский кондотьер, прямой потомок Лоренцо Великолепного, по его мнению, гораздо больше заслуживает управлять Тосканой.
Строцци велел изгнать из города всех, кто не мог защищать его с оружием в руках, женщины, дети и старики были вынуждены покинуть осаждённую Сиену.
Мариньяно, ощутивший сладость победы, больше не торопился. Он взял город в плотное кольцо, полностью заблокировав его связь с внешним миром и ожидал, когда наступит предел терпению и выносливости голодного врага.
Даже сами французы решили сдать город, все, кроме несгибаемого Строцци.
В декабре на службу вернулся Амато с вестями из дома, отдохнувший и восстановивший свои силы. Он привёз мне новые рисунки Вероники и деревянный крестик, вырезанный руками Антонио, который я сразу же повесил на грудь. Радость переполняла нас, это был лучший подарок к Рождеству - мы снова были вместе!
Я уже сообщал ему ранее о том, что Валентино нашёлся, и как всё произошло. Увидев парня живым и здоровым, Амато по-братски его обнял:
- Да ты заматерел, парень, любо посмотреть, настоящим мужчиной стал!
- Нам тут скучать не приходилось, - скромно ответил Валентино, потупив взгляд.
Он ждал хоть слова об Амелии, а наш друг, словно чего-то выжидая, об этом молчал.
- Наслышаны о ваших подвигах ратных, жаль, что меня не было рядом.
- Слава Богу, что не было! - я похлопал его по плечу. - Такого я не пожелал бы никому. Рассказывай, что нового дома, в столице?
- Всё как обычно. Дети в добром здравии, очень ждут твоего возвращения, - он вздохнул, похоже не желая меня огорчать, но всё же сказал, - герцогиня родила ещё одного сына и мало показывается на людях. Говорят, что ей нездоровится. Козимо избавился от всех влиятельных врагов, взятых в плен при Марчиано и неплохо обогатил казну. Сейчас он в Риме ведёт переговоры о дальнейшей судьбе Сиены. Вот, пожалуй, и всё, что мне известно. Деметрио не появлялся, вестей от него мы тоже не получали. И ещё, Эрнесто, прими мои соболезнования, не хотел сообщать письмом, Маркела умерла в начале осени.
- Царство ей Небесное! - у меня перехватило горло, я знал что так будет, но такие новости всегда неожиданны и тяжелы. - Что ж, у каждого из нас свой срок. Она прожила достойную жизнь, была добра и верна, пошла на многие жертвы. Ей зачтётся это и награда будет велика...
- А как Амелия? - не выдержал Валентино, перебив нас.
Амато поднял на него испытывающий тяжёлый взгляд, достал из нагрудного кармана платок, вышитый изящным орнаментом из золотой нити:
- Это тебе! - вышивала со слезами, переживает.
Валентино не ожидал такой щедрости от него и даже слегка опешил.
- Бери, ради тебя девочка старалась. Запал ты ей в душу, Валентино. Только смотри, хоть пальцем тронешь - убью, и Эрнесто тебе не поможет! - он опять помахал у него перед носом кулаком и, удовлетворённый произведённым впечатлением, отошёл налить себе вина.
Валентино прижал платочек к губам и закрыл глаза, чем вызывал у меня невольную улыбку. Это была заслуженная награда.
- Как же вы тут без меня справлялись?
- Нам тебя не хватало! - честно признался я, любуясь дорогими чертами. - Ты знаешь, Амато, я ведь не сберёг моего Джюсто.
- Знаю и разделяю твою потерю, необыкновенный был конь. Но дома тебя ждёт награда.
Я удивился.
- Герцогиня подарила тебе племенного арабского жеребца, узнав о твоей утрате.
- Как же она узнала об этом?
- Я сказал ей, во время очередного визита в наш дом.
- Герцогиня навещала моих детей?
- Каждый месяц, кроме последних...
- Этого не может быть!
- Клянусь, она искренне привязалась к Веронике.
- А ты сам-то откуда узнал?
- Благодаря письмам Валентино к Амелии.
Меня взволновали его слова, мало того, что Элеонора заботится об Изабель, она ещё и наших с Адрианой детей опекает! Конечно, схожесть моих дочерей не могла не тронуть нежного сердца Элеоноры. И всё же, я не ожидал такой щедрости!
- Не знаю, где его отыскала Элеонора, - продолжал рассказывать Амато, - но жеребец этот как две капли воды похож на твоего Джюсто, только пятно у него с другой стороны. Когда его привели, я глазам своим не поверил! А на словах передали так: "Госпожа велит сберечь коня до возвращения графа Гриманни".
Амато был взволнован, что уж говорить обо мне...
- Такие подарки о многом говорят, Эрнесто! Не дай Бог, что-то станет известно Козимо, не сносить тебе тогда головы.
- Как назвали? - я ещё продолжал находиться в лёгком шоке.
- Кто ж посмеет без тебя имена давать? Хороший конь, я им сам занимался, молодой ещё совсем, толком не объезженный, но смышлёный. Арчи продолжит его обучать, чтобы к твоему возвращению он был послушен.
- Как же он справляется с одной рукой?
- Сам поражаюсь!
Арчи потерял на войне руку, но его трудолюбие всегда заслуживало только благодарности.
- Ей-Богу, не ожидал! Я в неоплатном долгу перед герцогиней...
- Люб ты ей, тут уж ничего не поделаешь! - Амато печально улыбнулся, в его глазах мелькнула знакомая тоска, так на меня часто смотрит Эделина.
- Как твоя рана, не тревожит?
- Всё ещё горит... - он положил руку на живот. - Она так и не появилась, Эрнесто.
- Это и к лучшему, Амато, поверь!
- Ты не понимаешь!..
- Увы, мой друг, ещё как понимаю.
- О чём это вы? - Валентино ничего не знал об истории с Эделиной и был удивлён.
- Не твоё дело! - сказали мы в один голос и рассмеялись. - Маленький ещё.
Последующая служба шла спокойнее и гораздо веселее, втроём мы были - не разлей вода. Время шло. В апреле тысяча пятьсот пятьдесят пятого года Козимо заключил соглашение от имени Карла Пятого, что Сиена переходит под защиту императора и его войск. Французский гарнизон покидал город с правом почётного, беспрепятственного ухода за проявленные мужество и отвагу.
Забегая вперёд, скажу: Джиованни Джиакомо Медичи, известный как маркиз Мариньяно, завоевав Сиену, в том же году скончался в своем родном городе Милане.
Пьетро Строцци вернулся во Францию и был принят там как победитель. Через три года он героически погиб в бою от выстрела аркебузы при осаде Тионвиля.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/08/08/862