Посвящается 400-летию Дома Романовых
Опубликовано с разрешения автора на сайтах:
http://mytashkent.uz/2013/06/13/
http://www.12news.uz/news/category/1_national/
http://ricolor.org/history/mn/nv/19_06_2013/
http://www.nuz.uz/rubrik/detail/2655/8278/
Часть первая
ЗА БЕДНОГО КНЯЗЯ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО
Предисловие
Великий Князь Николай Константинович Романов. Он родился в Санкт Петербурге, и 1918 году закончил свой жизненный путь в Ташкенте. С февральского дня своего рождения в 1850 году, пережил не только правление трех Императоров России, но и обрушение державной власти Николая II в 1917 году, а вместе с ним и монархического Дома Романовых.
Биография его интересна, не обычна, и до некоторой степени загадочна. Но работая с хроникой его жизни, изложенной в работах некоторых современных авторов, невольно вспоминаешь строки Салтыкова-Щедрина:
"Ташкентцы" - имя собирательное… "Ташкентец" - это просветитель. Просветитель вообще, просветитель на всяком месте и во что бы то ни стало; и притом просветитель, свободный от наук, но не смущающийся этим, ибо наука, по мнению его, создана не для распространения, а для стеснения просвещения. "Ташкентец" во всем этом видит неуместную придирку и прямо говорит, что останавливаться на подобных мелочах значит спотыкаться и напрасно тратить золотое время. Он создал особенный род просветительной деятельности - просвещения безазбучного, которое не обогащает просвещаемого знаниями, не дает ему более удобных общежительных форм, а только снабжает известным запахом”.
О Великом Князе жившим в течении нескольких десятков лет под контролем императорских явных, и тайных соглядатаев, написано достаточно много. Особенно много в последние два десятилетия. Но вот беда, написанное не самостоятельные исследования, а компиляция отдельных фактов выхваченных из комментариев некоторой части биографии Великого Князя, в авторстве его современников, ностальгировавших по былому в послереволюционной (1917 г.) эмиграции.
К ним добавляются единичные комментарии заидеологизированных историков-устроителей нового, коммунистического миропорядка. Вопреки исторической правде, наглухо замурованной в фондах Государственных Архивов СССР, именно они формировали, и вворачивали в общественное сознании негативное представление о “старом мире”, и династии Романовых, выставляя ее отпрыска Великого Князя Николая Константиновича “позорным примером дворянской аморальности и самодурства”.
Как правило, все, что можно прочитать сегодня о Великом Князе, ориентировано на пересказ давно известных фактов:
-биографических справок о великокняжеских родителях сына, именуемого в семейной среде, для удобства в обращении, Николой;
-успехах, разочарованиях в низменных утехах и высоких сердечных привязанностях юноши, позже взрослого, но все такого же, неуемного в похотливых желаниях мужчины императорских кровей;
-героическом участие молодого и перспективного полковника в хивинской военно-экспедиционной компании 1873 года, в котором “он следовал одним из нелегких маршрутов через пустыню Кызылкум в составе Казалинской колонны в качестве командира ее авангарда”, аж целые сутки “испытывая полное безводье в одном переходе от Тамды и в четырех переходах от Аристанбель-кудука”;
-недолгое участие в работе Русского географического общества;
-скандальная история с драгоценностями Великой Княгини Александры Иосифовны, (якобы\точно) похищенных ее сыном Николой для услады иностранной авантюристки, и великосветской куртизанки Фанни Лир;
-лишения Николая Константиновича всех привилегий члена Императорского дома, с пожизненной ссылкой в места отдаленные без права выбора проживания, и запретом на свободное посещение Санкт-Петербурга, Москвы, и иных городов России, и ее территориальных владений;
-лишение права Николая Константиновича на публикации своих произведений и научных работ, ровно как на публичное упоминание его имени, иными лицами.
В этой далеко не полной, и уже набившей оскомину “исторической жвачке”, традиционно не уточняется (например):
-в не соблюдении отдельных библейских заповедей, был замечен не только Николай Константинович, но и некоторые его ближайшие и не менее известные родственники как из числа предков, и так современников, не только из Росси, но и Европе;
-Великий Князь был интеллектуалом, что публично отмечали его известные современники.
Если первое не требует напоминаний, то последнее опровергает затрепанную байку о запрете упоминания Николая Константиновича, в списке членов «Российского Императорского дома».
Примером подобного качества может служить канонизированные тезисы советского историка, академика М.Масона («Ташкентский" великий князь. Из воспоминаний старого туркестанца» //Журнал «Звезда Востока». 1991. № 12. С. 114-125.):
-“С 1877г. самое имя Николая Константиновича в «Памятных книжках» не упоминается”;
-“Он был лишен всех военных и придворных чинов, орденов, даже права носить военную форму, с сохранением, однако, звания «великого князя», почему в обращении к нему его по-прежнему до конца жизни титуловали «ваше императорское высочество»”.
Если с “лишением всех военных и придворных чинов, орденов, даже права носить военную форму” еще можно согласиться, то должное почтение в “обращении к нему’ требует уточнения.
С должным почтением Николая Константиновича “до конца жизни, титуловали” не только в устной форме. Он продолжал упоминаться в списках «Российского императорского дома» вплоть до революционных событий 1917 года. Печаталось это вопреки утверждению академика Масона, в журналах имевших государственный статус, и распространяемых по всей территории дореволюционной России, “от окраины, до окраины”.
Стандартная запись в них гласила: “Российский императорский дом”… “Августейшие дяди и тетки”… “Их дети: Его Императорское Высочество, Великий Князь Николай Константинович, род. 1850 г., 2 февраля…”
Единственно, что соответствует действительности – никто из его многочисленных детей в этих текстах, не упоминался ни при каких условиях.
Второй пример - «Календарь альманах на 1877 год», подписанный к цензуре в 1876 году. В его перечне “Знаменательных событий февраля” 1877 года указана, дата дня рождения Николая Константиновича, с упоминанием всех его титулов.
Далее - многие современные авторы делают небольшие, но все те же, компилированные зарисовки о почти творческом участии Князя в освоении Голодной степи, посредством его личного финансирования, и руководства прокладкой каналов. Упоминают и создание нескольких десятков поселений для переселенцев из России, строительство в Ташкенте увеселительных заведений и “квасных питейных” точек, меценатстве в пользу неимущих студентов, и формирования уникальной коллекции книг и произведений искусств, ставших основой…
Впрочем, справедливости ради здесь следует остановиться - знака многоточия (…) никто из современных авторов комментирующих жизнь опального Великого Князя, не ставит при том, что многие были бы готовы это сделать. Перечень благого в жизненных деяниях Николая Константиновича до и после его удаления в бессрочную среднеазиатскую ссылку все же преобладал над его грехами, и чудачествами.
Одно из оправданий выше иллюстрируемой информационной скупости в выражении авторских мнений о Великом Князе Николае Константиновиче - отсутствии свободного доступа к документам хранящихся в частных и государственных архивах.
Но даже при ощутимой скудности и огрехах комментариев жизни-деятельности Великого Князя Николая Константиновича, интерес современной читательской аудитории к его личности не снижается.
Собственно этот фактор и подтолкнул автора этих строк, начать более тщательное исследование не известных эпизодов биографии Великого Князя, Николая Константиновича.
Одно из тематических исследований было завершено в мае 2013 года. Речь идет о небольшой поэтической поэме «Сладкая царевна», опубликованной Великим Князем в 1900 году под псевдонимом Н.Волынский в «Туркестанском литературном сборнике в пользу прокаженных» (Санкт-Петербург\1900\Тип. А. Бенке. - VI, 315 c. - 4.50 р.).
Копия текста поэмы была любезно представлена автору этих строк, «Калининградской Областной Научной библиотекой» и «Центром краеведения, редких книг, рукописей и специальных коллекций». Сегодня две эти организации входят в число редких обладателей экземпляра упоминаемого «Туркестанского литературного сборника».
Эпизод первый.
В 1930 году в одном из частных парижских издательств была отпечатана книга «Записки генерала еврея». Автор книги Грулёв М.В. (1887 -1943 гг), в своем далеком прошлом после окончания Российской Академии Генерального штаба некоторое время служил в Туркестанском военном округе. В одной из глав книги своих воспоминаний Грулев пишет:
“…Нелишне сказать несколько слов о моих встречах с проживавшим в Ташкенте опальным, великим князем Николаем Константиновичем. Одно время я жил в очень близком соседстве (двор к двору) с дворцом великого князя; так что невольно бросались в глаза обрывки внутренней жизни этого царского неудачника (курсив АГ ). Затем, при составлении «Туркестанского литературного сборника», в который вошли также и его писательские перлы, мне пришлось и лично встречаться и беседовать с ним несколько раз…”.
Под упоминаемым Грулевым «Туркестанским литературным сборником» подразумевался «Туркестанский литературный сборник в пользу прокаженных» изданный в 1900 году на средства «Туркестанского Окружного Управления Российского Общества Красного Креста».
При всем не скрываемом пренебрежении к положению Великого Князя (царский неудачник), автор мемуаров все же без иронии относся к его поэтическим опытам. Во всяком случае, это доказывает используемый термин “перлы”, подразумевающий в устах профессионального литератора “сокровище, драгоценность, нечто выдающееся в ряду подобных”, но никак “не нелепое, смешное, или бессмысленное”.
Возникает вопрос, - насколько подробно знал автор мемуаров об особенности участия своего “лишенного права на публикацию” именитого собеседника, кроме его желания быть опубликованным в готовящемся к изданию «Туркестанском сборнике»? Скорее всего, знал только о самом желании быть опубликованным, но не о подробностях условий выдвинутых Николаю Константиновичу главным составителем «Туркестанского сборника», господином С.Н. Сыромятниковым. Иначе трудно представить, что Грулев, живя во Франции, и храня эти подробности в своем дневнике в течении тридцать лет, не упомянул бы их в своих мемуарах. Тем более что этот факт, предал бы еще большую ценность его мемуарам. И не только историческую, но и финансовую. Последнее было важно для Грулева - на склоне лет он пожертвовал весь доход от реализации своей книги воспоминаний в “копилку” «Еврейского национального фонда» в тот период приобретавшего земли на территории Палестины.
И все же, какими же были условия включения поэтического произведения Князя в «Туркестанский сборник»? Решили “затерять” именитого автора десятым по счету среди иных двадцати шести указанных в Оглавлении. Кстати в его перечне были и Грулев, и Сыромятников, впрочем, как и ряд иных известных знатоков Средней Азии, и в т.ч. Туркестана.
Далее – даже при некотором ослаблении надзора за Великим Князем, но все же, во избежание (мало ли) проблем, именитый автор «Сладкой царевны» согласился с мнением Сыромятникова, о целесообразности зашифровки авторства поэмы фамилией “Волынский”, к которой через точку был “прилеплен” инициал “Н”. Фамилия Волынский использовалась Князем в первые годы его ссылки, и ни у кого не вызывала раздражения.
Несколько отвлекаясь - Великий Князь не воспользовался этим псевдонимом при издании трех брошюр до периода 1900 года:
-«Водный путь в Среднюю Азию, указанный Петром Великим» (Оренбург, 1877г.);
-«О выборе кратчайшего направления Среднеазиатской железной дороги» (Оренбург,1878г.);
-«Аму и Узбой» (Самара 1879г).
Каждая из этих брошюр имеет свою историю, к комментариям некоторых ее эпизодов мы вернемся позже.
Поэма “Н.Волынского” устраивала всех, кто предварительно читал ее. В ее содержании на самом деле не было ничего крамольного. Напротив семь ее взаимосвязанных сюжетных частей аллегорически и прямо декларировали: вечные чаяния азиат о воде и их благодарность Российской Империи за опеку над собой; героику духа в трудах по благоустройству голодностепских просторов и торжество монаршей мудрости.
Эпизод второй.
Согласно текста поэмы ее сюжет был записан со слов жителей аула Беговад в Голодной Степи, у порогов Дарьи в лето 7401 – от сотворения мира”.
Оговоримся сразу – ссылка на “жителей” аула Беговад не более чем вымысел автора поэмы. Никаких “сказок” автору поэмы жители аула не рассказывали, при условии, что он на самом деле был в этом ауле, и встречался с его жителями.
Имена главных героев автор заимствовал из восточных сказок, и древней, до исламской истории Персии, известных “пресвященным читателям” того периода, благо подобной и достаточно качественной литературы в тот период России, уже было в избытке. Последнее требует отдельного и более обширного комментария, оттого лишь кратко отмечу два факта:
-Великий Князь знал многие научные труды своих современников, из числа западноевропейских ориенталистов и российских тюркологов-востоковедов в частности проводивших научные исследования в Средней Азии.
-в 1896 году Николай Константинович передал Туркестанской публичной библиотеке, при жизни около 5000 собранных им для себя книг, в том числе ценных трудов по Средней Азии русских и иностранных авторов, в частности, об Амударье.
Эпизод третий.
Период написания поэмы «Сладкой царевны» очень условно можно принять за 1900 год. Не указан период ее написания и в справочнике «Государственного архива, Российской федерации» располагающего еще одним экземпляром «Туркестанского литературного сборника в пользу прокаженных». В связи с этим можно только предположить, что автор редактировал и дописывал готовый черновик, узнав о готовящемся к изданию сборнике. Кто ему сообщил ему эту новость неизвестно, история об этом умалчивает. Впрочем не исключено что это был и М.Грулев написавший в своих мемуарах. “… при составлении «Туркестанского литературного сборника»…, мне пришлось и лично встречаться и беседовать с ним несколько раз…”
С большей долей вероятности можно понять, что стоит за ссылкой автора поэмы на “…лето 7401 от сотворения мира”. Имея склонность к розыгрышам, и загадкам, Николай Константинович не мог отказать себе в этом удовольствии и в ходе подготовки текста поэмы к изданию. На этот раз невинная загадка, была зашифрованы в слова и цифры“…лето 7401 от сотворения мира”.
Начнем с того что использованные автором слова и цифры связанны с «Пасхалией» - канонизированной методикой расчёта даты православной Пасхи. Опуская многие подробности сложной методики ее расчета (АГ - подробное изложение http://ru.wikipedia.org/Пасха;лия), уточню лишь - текст строки “лето 7401 от сотворения мира” согласно православным нормам Пасхалии пишется в следующем зафиксированном порядке: “7387-7401 от Адама (от сотворения Мира) или 1879—1893 от Рождества Христа”.
Чем привлекли автора поэмы эти цифры? Начнем с практически не комментируемого участия Великого Князя в научных исследованиях экономических перспектив Средней Азии и Туркестанского края в частности.
В 1879 году ссыльный Великий Князь организовал в городе Самаре «Общество для изучения среднеазиатских путей», ставившее своей целью “выбор направления туркестанской железной дороги и исследования поворота Амударьи в Узбой”.
В том же году, вынужденно не указывая своего авторства, Князь издает брошюру “Аму и Узбой”. Уместно заметить – Николай Константинович не считал себя первооткрывателем этой темы, склоняя в почтении голову перед талантливым российским изобретателем и писателем Степаном Ивановичем Барановским автором первых проектов «Индо-волжской железной дороги» представленных в виде “технической записки” вниманию Государю Императору России.
Описание проекта Ст.И.Барановского появилось в 1874 году, в журнале «Нива» (№34, 536-539), дополнив общий список публикаций иностранных и российских исследователей, путешественников и ученных посвятивших себя изучению азиатской тематики.
Одна из цитат в журнальной публикации Барановского вполне могла быть путеводной звездой Великому Князю всю его жизнь, вдохновляя на созидательное применение собственных возможностей и способностей во благо горячо любимой им отчизны:
“Не отлагать в даль такие дороги, которые нужно построить как можно скорее”.
Эпизод четвертый
В начале 2013 в процессе работы над материалами биографии Великого Князя, мне довелось познакомиться с давней информацией московского Аукционного Дома «Империя» объявившего “…о предаукционном просмотре лотов с 8 по 16 сентября 2011 года”. Привожу фрагменты опубликованного описания:
“Лот 161 (140000 - 160000 руб. \5000 - 6000 $) был присвоен книге «Аму и Узбой» [Н. К. Романов. Самара: Самарская губернская тип., 1879. 55 c., 3 л. карт… Экземпляр с автографом великого князя Николая Константиновича Романова на 1 с. обложки:
“А. Д. Барановскому / Великий Князь Николай /
1879 Сентября 12” .
Начнем с того что Барановского с инициалами А. Д. в списке почитаемых ученых России, которым Великий Князь пожелал бы подарить свою брошюру не было.
Дальше больше – написанный автограф написан не Николаем Константиновичем.
Это подтверждается при сравнении автографа с обложки брошюры «Аму и Узбой» с автографом с обложки брошюры «О выборе кратчайшего направления
Среднеазиатской железной дороги» изданной в 1878 году в Оренбурге:
“Михаилу Ивановичу Семевскому в знак глубокого уважения.
Великий Князь Николай”
Несколько характеристик Семевского. Он был одним из популярных российских журнальных издателей того периода. С 1870 ему принадлежал, быстро обретший популярность исторический журнал "Русская Старина". Но редактировать его самолично он стал только с 1877 года. Являясь членом «Археографической комиссии» и почетным членом «Археологического института» много путешествовал по России в поисках раритетных документов.
Рассчитывал ли Князь Николай Константинович на публикацию слов автографа, на посланной Семевскому брошюре в его «Альбоме». Нет. Позже Великий Князь убедился в своей правоте и не осуждал его за осторожность.
Редактор журнала на самом деле был осторожен. Он и без опального Князя рисковал достаточно, издавая свою коллекцию автографов известных людей, состоящую из 850 записей, многие из которых носили дружески-откровенный характер.
Книга «Альбом М.И.Семевского» (СПб. 1888) — с автографами 850 известных лиц" стала библиографической редкостью. Вольность издателя возмутила многих сановных авторов записей. Но скандал как-то сам по себе замялся. И не случайно.
В списке известных лиц включенных в «Альбом М.И.Семевского» на самом деле было много тех, кто не титулами, а деяниями при жизни стал гордостью российской истории. Один из них Его Императорское Величество Великий Князь Константин Николаевич (отец Николая Константиновича).
Телеграмма, с несколькими одобрительными словами написанная на французском языке, была послана Князем Константином Николаевичем издателю Семевскому в ответ на его поздравление с днем тезоименитства:
“Искренне благодарю. Ваш журнал всегда - мое любимое чтение. Константин”.
Далее следовала запись :
“Родная земля и в горсти мила. 20 июля 1887 год. Висбаден”.
и далее примечание:
“Эти строки вписаны в альбом Ее Величеством Королевой эллинов Ольгой Константиновной. М.С.”
Ее Величество Королева эллинов Ольга Константиновна, дочь выше упоминаемого Великого Князя Константина Николаевича и Великой Княгини Александры Иосифовны, и родная сестра “антигероя” эпохи Романовых, Николая Константиновича.
Понятно, что в таком окружении автограф Николая Константиновича в книге Семевского появится, не мог. Великому Князю все бы сошло с рук, а вот издателю, не простили бы подобной, мягко говоря, бестактности. Оттого было бы неверным, упрекать издателя в отсутствие гражданского мужества способного публично выразить должное уважение усилиям Николая Константиновича быть полезным отчизне на ее окраинных землях. Спасибо и за то что хранил у себя брошюру и автограф того, чье имя не желали слышать не то что российские Императоры, его собственные родители.
Эпизод пятый
Великому Князю, посвятившему годы свой ссылки, реализации воплощения амбициозного проекта развития и благоустройства Туркестанского Края, было совершенно не безразлично все, что было связанно с этим процессом вне его усилий. Естественно внимание его фокусировалось и на исследователях способных реализовать идею экономического развития Голодной Степи. Одним из тех кто привлекал его внимание был А.И.Глуховский, с 1879 по 1883 гг. возглавлявший «Комплексную экспедицию по исследованию Узбоя» (старого русла Амударьи).
Результаты работы экспедиции были опубликованы в книге “Штаба г.-л. Глуховскаго Пропуск вод р. Аму-дарьи по старому ее руслу в Каспийское море» (СПб., тип. М. М. Стасюлевича)”, только в 1893 году.
Не этот ли период имел ввиду, признательный Глуховскому, автор «Сладкой царевны» используя расчетную цифру Пасхалии “7401”? Возможно да.
Впрочем, Великий Князь вообще был щедр не просто на признание талантливых исследователей, но и на представление им права на авторство научных трудов, без упоминания своей сопричастности к их итогам и выводам. В свою очередь и те, кому он доверял не только свои дневниковые записи по исследованию интересующих его тем, но и серьезные финансовые средства на их проведение в сложных и порой и опасных экспедиционных условиях, публично признавали его в первую очередь в качестве интеллектуального соавтора-вдохновителя и только потом спонсора проектов.
Так произошло и с темой “о повороте Аму-Дарьи в Каспий” разработку которой Великий Князь предложил И. Безгину. Ее результатом стала библиография «Князя Бековича-Черкасского экспедиция в Хиву и посольства флота поручика Кожина и Мурзы Тевкелева в Индию к Великому Моголу (1714 — 1717)». В предисловии этой работы , изданной в 1891 году ) в Санкт Петербурге, написано признательные слова И. Безгина:
"Библиографические материалы эти появились в печати благодаря просвещенной инициативе Высокопоставленного лица, относящегося с большим интересом и сочувствием к историческим судьбам и будущности наших среднеазиатских окраин. Собирались эти материалы первоначально не для издания, но впоследствии решено было отпечатать их в небольшом числе экземпляров для лиц, которые пожелали бы подробнее и обстоятельнее ознакомиться с экспедицией князя Бековича-Черкасского, с этим вызывающим прискорбные воспоминания, но вместе с тем интересным и не вполне еще разъясненным эпизодом из царствования Великого Преобразователя России".
Эпизод шестой
Шли годы. В период правления Императора Николая II, публичное упоминание и надзор осуществляемый “по месту жительства Высокопоставленного лица в городе Ташкенте” как бы “заметно смягчился”. И это в условиях, когда сам Великий Князь Николай Константинович, не отказывал себе в удовольствиях, мягко говоря, скандально-вызывающих. Они описаны, и опубликованы в избытке, и повторять их не имеет смысла.
Мы же обратимся к более значимым событиям в жизни этого противоречивого человека. Впрочем еще и оттого что идеологи и устроители нового социалистического миропорядка, считали что после 1917 года не могло быть места ничему, что могло бы напоминать о созидательных деяниях представителей не только“императорского рода Романовых”, но и иных “густопсовых апологетов российского империализма” (Вл.Лаврентьев «Капитализом в Туркестане», 1930).
В 1913 году Санкт-петербургское издательство А.Ф.Девриена пополнило известную книжную серию «Россия» XIX-м томом «Туркестанский край» составленного под редакцией и общим руководством “Вице-председателя Императорского Географического Общества П.П.Семенова-Тян-Шанского, и Бывшего Председательствующего Отделения Этнографии Императорского Географического Общества Академика В.И.Ламанского”. Редактором был представлен не менее авторитетный чем его отец В.П.Семенов-Тян-Шанский.
Составление XIX тома, было заслуженно доверено Князю В.И.Массальскому.
(Справка - Владислав Иванович Массальский (р.1859- ум.1932.) внес важный вклад в изучение и экономическое развитие Центральной Азии. Занимался вопросами хлопководства и повышением уровня садоводства в азиатских регионах России. Включен в один из томов Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (Изд. СПб., 1890—1907).Специалист освоения степных земель. Профессор Ташкентского университета, возглавлял ряд проводимых аграрных, географических и ботанических исследований Туркменистана, Таджикистана, Казахстана и Кавказского регионов. Награжден золотой медалью Русского географического общества, являясь единственным поляком, трижды отмеченным этой медалью. В 1922 году Массальский был вынужден уехать в Польшу, где был избран Председателем Польского географического общества).
Его знали не только как российского ученого ботаника, специалиста-практика сельского хозяйства, путешественника и исследователя Кавказа и Средней Азии, но и как приличного, мужественного человека. Знал Массальского и Николай Константинович. И не просто знал, но и испытывая взаимное уважение, сдержанно прислушивался к его мнению и советам.
Впрочем, два последних человеческих качества Массальского были характерны многим современникам Николая Константиновича, знавшим и ценивших его самоотверженную преданность идее процветания Туркестанского края. Но, не принижая их гражданского мужества, все же следует констатировать - именно профессор В.И.Массальский был тем первым, кто после многолетнего запрета на публичное упоминание Николая Константиновича, в контексте его “всякого рода вкладов в процветание Империи”, не просто увековечил при жизни его имя, но и заслуженно ввел его в научный оборот («Россия» XIX-й том «Туркестанский край». 1913 г. СПб. Издательство А.Ф.Девриена).
Ниже три фрагмента из текста «XIX-о тома», являющиеся не только первыми и единственными признаниями туркестанских заслуг Великого Князя Николая Константиновича, публично выраженных при его жизни, но и первой их иллюстрацией после его кончины в городе Ташкенте в феврале 1918 года:
Стр IV: “От автора - … Вся жизнь, богатство и будущее Туркестана зависит от воды, и все огромное значение этой страны для нас покоиться на увеличении пространства орошаемых земель и правилам пользования оросительной водой. Вода здесь животворит землю и обращает дикие пустыни в плодородные поля и цветущие сады… Несмотря на такое совершенно исключительное значение орошения в Средней Азии, мы, если не считать оросительных работ в Мургабском Государевом имении и орошения Великим Князем Николаем Константиновичем нескольких тысяч десятин в Голодной степи, почти ничего не оросили в Туркестане… ”
Стр 430: “…Кроме оросительных сооружений проводимых казной, особого внимания заслуживает ирригационные работы Великого князя Николая Константиновича…”
Стр 689: “ …Следущая станция на магистрали –Голодная степь (1.637 верст) в безраздельной степи у пересечения с железной дорогой Канала Императора Николая I, сооруженного по инициативе и на средства Великого Князя Николая Константиновича в 1899 году…”
Знала ли об инициативе российских ученых великокняжеская родня Николая Константиновича? Безусловно, и скорее все самые близкие его родственники из Константиновичей втайне гордились своим старшим братом – “Пусть его жизнь в ссылке имеет скандальные корни, но каких успехов он достиг в безводной, дикой глуши Средней Азии, если пожизненно наказанный Высочайшим Указом, упоминаем в авторитетном издании Российского Императорского Географического Общества”.
Безусловно, этот факт был важен всем Константиновичам еще и потому что ранняя история становления Российского Императорского Географического Общества была тесна связана с отцом Николая Константиновича.
Второй сын Императора Николая I, один из образованнейших людей своего времени, долгое время был Председателем Географического Общества, и именно ему принадлежала инициатива учреждения (1849 г) «Золотой медали» за лучшие географические труды. Ее еще называли “Константиновской”.
(Справка - после 1917 года до 1924—1929 годы медаль стали называть: «Высшая награда общества». Присуждение было прекращено после 1929 г)
После смерти Константина Николаевича (1892 г.), Председателем Общества, вплоть до революции 1917 года, стал его племянник Великий Князь Николай Михайлович (сын Михаила Николаевича, и внук Николая I). Личностью в жизни Российской Империи того периода, он был конечно более заметной и авторитетной нежели его скандально известный двоюродный брат Великий Князь Николай Константинович. Но именно он, “бунтарь и радикал в душе”, взял на себя миссию убеждения Императора России Николая I, в смягчении “Указа о цензуре” и включения “нашего ссыльного” в готовящийся к изданию XIX-й том «Туркестанского края».
О том, какие аргументы приводились в беседе двух сановных родственников императорских кровей, не известно. Но, несомненно - “бунтарь и радикал” упоминал мнение почтенного Вице-председателя общества П.П.Семёнова Тян-Шанского. Впрочем, не его одного. Упоминались и мнение академика В.И.Ламанского. Но чаще всех, мнение В. И.Массальского, составителя XIX-о тома, и автора текстов с упоминанием заслуг Великого Князя Николая Константиновича в Туркестанском крае.
В той беседе эти текстовые упоминания были удостоены “особого Императорского внимания”. И не только оттого что скандально известный родственник не терпел формального подхода.
Одна из исторических характеристик: “Император Николай II, был “прост в обращении, без всякой аффектации, но имея врождённое достоинство, никогда не позволял себе забывать, кто он”. Слегка сентиментальный, очень совестливый, с простодушным мировоззрением старинного русского дворянина, он мистически относился к своему высокому долгу перед вверенным ему Отечеством и народом. При этом был снисходителен к человеческим слабостям и обладал врождённой симпатией к людям простым людям, особенно к крестьянам. Но вот чего у него было не отнять так это неприятия к “тёмным денежным делам”.
На январской встрече, с Великим Князем Николаем Михайловичем, в минуты принятия окончательного решения относительно “протеже наших авторитетных ученых”, Николай II, взвешивая все “за” и “против”, неожиданно вспомнил датированное 1892 годом “Письмо управителя оросительными работами в Голодной степи (Туркестан) А. Громова, адресованное военному министру П.С. Ванновскому”. Это был доклад “о злоупотреблениях и казнокрадстве великого князя Николая Константиновича и местных властей” с приложением “препроводительного письма П.С. Ванновского министру внутренних дел И.Н.Дурново”.
Стараясь не фокусировать память на этом раздражающем его воспоминании, Император переключился на текст еще одного, более раннего документа - записки известного врача, профессора психиатрии И. Балинского. В тексте, датированном декабрем 1880 года, обращаясь к Императору Александру II, светило психиатрии настоятельно рекомендовал “упразднить непосредственный надзор за великим князем Николаем Константиновичем” и учреждением за ним “обычной опеки”.
Эту рекомендацию опытного психиатра, Император Александр II, не принял во внимание, в том числе и по причине личного неприятия скандально известного родственника.
“Есть во всем этом нечто роковое, отдающее проклятием самого туркестанского изгнанника, и как знать, столь уж виноватого в той позорной истории с пропавшими драгоценностями" - подумал, но не произнес вслух Николай II.
Совершенно неожиданно, к звеньям этих воспоминаний он добавил кончину Императора Александр II, погибшего от руки террориста и «Прошение» незадолго до этой трагедии поданного в пользу Николая Константиновича.
Автором его был известный географ, фамилию которого Николая II вспомнить никак не мог. Впрочем, не исключено, что Николай II склонный к мистифицированию, и не пожелал напрягать память, дабы не проводить параллелей с настоящим временем.
Сложно ли было убедить его, Императора России, отступить только “один единственный раз” от неукоснительно действовавшего в течении многих лет цензурного запрета на публичное упоминание “туркестанских деяний и заслуг Николая Константиновича”? Скорее всего, нет. Тем более, что все "за", логично вписывались в предстоящие юбилейные мероприятия связанные с 300-летием Дома Романовых. Россия несколько месяцев готовилась и с истинно русским размахом праздновала эту дату.
Согласно «Высочайшего манифеста» императора Николая II (21 февраля 1913 года), юбилей приурочивался к “единодушному избранию” на царство в Москве Великим земским собором 21 день февраля 1613 года, боярина Михаила Федоровича Романова, “ближайшего по крови к угасшему царственному роду Рюрика и Владимира Святого”.
В честь этой даты высочайшим указом Николая II, в целях «достойного ознаменования нынешнего торжественного дня и увековечивания его в памяти народной” даровалась кроме иных благ “поданным российского императора” и амнистирование отдельных категорий осуждённых.
Непосредственно для туркестанского изгнанника, Николай II, посчитал Благом включение” его в столь авторитетный выше упоминаемый научный труд.
Безусловно, и ученые не посчитали зазорным для себя упоминание себя “рядом с опальным Князем”, превыше всего ставя его практические усилия и достигнутые успехи в процветании Туркестанского Края. Во всяком случае, ни одного документального указания или намека на иное, нет.
Нет сомнения и в том, что и сам Великий Князь Николай Константинович гордился признанием своих трудов не столько членами Императорского Дома, сколько учеными того времени, многих из которых знал лично:
-Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский, сын Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанскогого, русские географы, ботаники, статистики, государственные и общественные деятели;
-Лев Семёнович Берг, русский (и советский) зоолог и географ, автор основополагающих работ по ихтиологии, географии, теории эволюции;
Неуструев С. С. - крупнейший почво¬вед, путешественник и исследователь, создатель почвенно-географической школы, автор клас¬сических трудов по географии почв и ландшафтоведению,
Василий Владимирович Бартольд, российский востоковед, тюрколог, арабист, исламовед, историк, архивист, филолог, член Императорского Православного Палестинского Общества.
Впрочем, упоминаемые светила российской и мировой науки, были не единственными кто до и после издания «XIX тома» ранней весной 1913 года, признавал туркестанские заслуги Великого Князя.
Эпизод седьмой
Общеизвестна страсть Великого Князя Николая Константиновича, к коллекционированию произведений искусств и книг. Показателем высокого уровня эстетического вкуса служат его коллекции ставшие основой «Музея искусств» и включенные в фонды «Библиотеки Алишера Навои» в Ташкенте.
Но мало известна страсть Великого Князя к коллекционированию старинных рукописей и автографов. Жаль только сегодня вряд ли кто-то отважиться назвать точное число собранных им раритетов на период кончины их владельца в 1918 году.
Скорее всего, в своем большинстве эти рукописи утеряны. Для туркестанских большевиков, они, скорее всего, не представляли никакой ценности в сравнении с коллекционными картинами и книгами. Если на остатки великокняжеской коллекции и обратили внимание, то произошло это, скорее всего не сразу после вступления в действие в 1923 году двух документов СНК и ВЦИК:
- О СОСРЕДОТОЧЕНИИ В ЦА РСФР АРХИВОВ АКТИВНЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ КОНТРЕВОЛЮЦИИ И ЛИЦ, ЭМИГРИРОВАВШИХ ПОСЛЕ 1917 Г;
-О СОСРЕДОТОЧЕНИИ В ЦА РСФР АРХИВОВ СЕМЬИ РОМАНОВЫХ (БЫВШЕЙ ЦАРСКОЙ ФАМИЛИИ) И НЕКОТОРЫХ ДРУГИ ЛИЦ.
Примечание - Узбекская Советская Социалистическая Республика была образована 27 октября 1924 года, столица город Самарканд. Только 1 сентября 1930 года столица Республики была перенесена в город Ташкент.
Сомнительно, что сегодня состав этой коллекций присутствуя в Гос.Архиве Узбекистана, и России, представляет собой каталоговый перечень, его владельца.
Что из документов Великого Князя после его кончины, удалось спасти его ташкентским друзьям и домашним, тоже вопрос.
Впрочем радует то что сегодня доступ к содержанию «Списка» текстовых раритетов Великого Князя Николая Константиновича в России все же открыт. До этого в серьезных постсоветских журналах о количестве и содержании его личных бумагах можно было прочитать:
“…В Центральном Российском архиве в деле великого князя Николая Константиновича лежит одинокий листок бумаги с его размышлениями накануне своего 20-летия. В старой России это был возраст совершеннолетия. Николу ждало вступление в имущественные права. Но из записи ясно, что его волнует другое: он не нравится себе, находит в своем характере много дурных черт, а в поведении — не меньше дурных поступков. «Пусть явятся мои хорошие качества, а дурные пусть умирают», — еще по-мальчишески загадывал он свое сокровенное желание…” (Журнал «Вокруг Света» апрель 2003 ).
В реальности в «Центральном государственном архиве РФ» десятилетиями хранился не “одинокий листок бумаги” а то, что сегодня именуется «Описью документов великого князя Николая Константиновича за 1864-1919 г.г.» в которой числится 75 единиц раритетов. Самый ранний из них датирован 1864 годом.
Насколько именно эти документы прокомментированы специалистами-историками cказать сложно. Впрочем, если исходить из спекуляций “знатных” литераторов, краеведов и коллекционеровна на годы застрявших в смаковании “Санкт Петербургских и Ташкентских скандалов августейшей персоны”, то совсем ничего.
Но вернемся к упоминаемым раритетам, точнее к некоторым из них. В частности – не датированный и не идентифицированный сегодня в авторстве рукописный текст стихотворения «Федорушка».
Документ интересен тем что долгое время автором этого запрещенного цензурой стихотворения считали писателя, поэта, и драматурга, члена-корреспондента Петербургской Академии наук (с 1873 года), Алексея Константиновича Толстого (1817- 1875). Одну из ссылок именно на его авторство я нашел в статье, опубликованной в 1905 году в журнале «МИР БОЖИЙ» (№ 12).
На самом деле автор написавший «Федорушку» примерно в конце 1860 года, поэт и журналист либерального направления, Розенгейм Михаил Павлович (1820-1887).
Впрочем, приписываемое А.К.Толстому авторство «Федорушки» для Розенгейма не единственный случай. Некоторые стихи Розенгеймаприписывали и Конраду Лилиеншвагеру. Чьей автограф «Федорушки» хранится в архивной коллекции Великого Князя Николая Константиновича, не указанно. При этом не вызывает сомнения что при жизни сам Николай Константинович не знал, чьим обладал автографом.
"Барыня-сударыня, матушка Федорушка,
Что сидишь невесела,
Голову повесила?!"
- Ох, отстань, родименький; отвяжись, невпорушка;
Без тебя тошнехонько,
Без тебя больнехонько,
Не мешай мне морщиться,
Не мешай мне корчиться!
"Непригоже, матушка; не идет, сударушка;
Ты ведь дама важная,
Барыня вальяжная!"
- Ох, была, родименький; ох, слыла, невпорушка,
Дамою я знатною,
Оченно приятною,
Сытою, богатою,
К людям тароватою!
"Знамо дело, матушка; ведомо, Федорушка;
Златом, серебром, поди,
У тебя хоть пруд пруди!"
- Было все, родименький; было все, невпорушка,
Ныне же с натяжками
Я живу бумажками
Пестрыми, красивыми,
Зауряд фальшивыми.
"Как же так, сударыня? Как же так, Федорушка?
Где ж твои рублевики,
Звонкие целковики?"
- Вышли все, родименький; вышли все, невпорушка,
На бумаги новые,
В кабаки дешевые,
Немцам за границею,
Дома - на полицию.
"Поищи, сударыня; поищи, Федорушка;
Ты, хоть не опаслива,
Встарь была запаслива".
- Не найти, родименький; не сыскать, невпорушка,
В небе ясна сокола;
Обнищала догола,
Пропилась, прокралася,
Вся изворовалася!
"Дело дрянь, сударыня; дело дрянь, Федорушка!
Что об нас поведают,
Коль соседи сведают?"
- Сведали, родименький; сведали, невпорушка;
Плачут все от радости,
Делают мне гадости;
Плюют да ругаются,
Вздуть меня сбираются.
"Ты сама бы, матушка; ты б сама, Федорушка,
Помянув родителей,
В морду бы хулителей!"
- Не молчу, родименький; не молчу, невпорушка;
Я и обижаюся;
Плюнут - утираюся,
И прошу прощения
За свое смирение.
"Дрянь ты стала, матушка; дрянь совсем, Федорушка!
Надо бы, красавица,
Нам с тобой поправиться!"
- Поправляюсь, родненький; действую, невпорушка:
Отдаю юстицию
Под надзор в полицию;
Обрываю армию,
Завожу жандармию!
"На кого же, матушка, на кого ж, Федорушка,
Рать тебе татарская,
Силища жандармская?"
- На себя, родименький; на себя, невпорушка,
Чтобы я приникнула,
Чтобы я не пикнула,
Чтоб не ныла жалобой,
Чтоб "ура!" кричала бы!
Второй раритет, из архивированной коллекции Великого Князя,рукописное стихотворение Александра Новопутнего «Рабочему». Публиковали его в третьем номере газеты "Работник", имевшего редакционный подзаголовок «Газета русских рабочих», “народническо-бакунинского направления”. Газета издавалась в Женеве с января 1875 по март 1876 гг., Н. И. Жуковским, З. К. Ралли, А. Л. Эльсницем, В. А. Гольдштейном, Н. А. Морозовым, Н. А. Саблиным. Всего было издано 15 номеров. Язык публикаций стилизовано-народный. Тематика текстов обличающая “самодержавие, капиталистов и помещиков”. Практически в каждом номере газеты “комментарии жизни рабочих и международного рабочего движения, с анархистских позиций ( БСЭ 1969—1978)”
На фоне этих иллюстраций не может не возникнуть вопрос - зачем потомственный представитель Дома Романовых хранил среди своих коллекционных бумаг не только автографы (кстати не единственных) запрещенных цензурой текстов, но и их гектографированные копии?
Этот вопрос становится еще более интересным в контексте участия Розенгейма М.П. в деятельности журнала «Свисток». Первый номер журнала был издан в январе 1859 года, последний – в апреле 1863 года. Выходившие редко, с длительными перерывами журнальные номера имели большой читательский успех, в том числе среди литераторов, и журналистов. Идея выпуска специального сатирического издания принадлежала Некрасову, основную же работу по изданию «Свистка» выполнял Добролюбов.
Эпизод восьмой
В упоминании коллекций Великого Князя Николая Константиновича сложно не задаться вопросом - были ли внесены в его домашний библиотечный каталог книги в авторстве Варвары Фёдоровна Духовской (потомственной княжны Г.), супруги, Туркестанского генерал-губернатора и командующего войсками Туркестанского военного округа С.М.Духовского (период с 1898 по 1900 г.г.)
Впрочем, это вопрос риторический. Николай Константинович, годами живя в ссылке, с его ущемленным великокняжеским самолюбием, конечно же, собирал, даже то редкое что хоть намеком иллюстрировало его деятельность в Туркестанском крае. Но если бы он только по этому принципу формировал свою коллекцию автографов, состав ее был бы поистине жалким.
Непосредственно в числе изданных в России мемуаров Варвары Духовской, Великого Князя несомненно более волновали не ее «Дневник русской женщины в Эрзеруме в 1878 году» и не ее же книга 1901 года «Из моих воспоминаний», а книга «Туркестанские воспоминания».
Изданная в 1913 году, тематика книги посвящена недолгому периоду жизни Варвары Федоровны в Туркестанском крае, и именно в ней она эпизодически упоминая Великого Князя Николая Константиновича, рисует его портрет.
Не случайное уточнение - в книге «Солнечные берега реки нашего детства или овверх по Анхору. Часть 1» ее современный автор, ташкентский краевед Борис Голендер указывает на “престижное Санкт-Петербургское издательство Р. Голике и А. Вильборга, издавшее в 1913 году книгу Варвары Духовской «Туркестанские воспоминания».
На самом деле указанное издательство имеет только некоторое отношение к тиражированию в 1913 году книги Варвары Духовской, не являясь главным исполнителем “важного” заказа.
Согласно библиографической справки журнала «Русская старина (1913 г.\Том сто пятьдесят третий\ январь,февраль, март) книга «Туркестанские воспоминания» была издана в “1913 г. Спб. Т-ве М.О.Вольфа”.
Внешне выбор автором «Туркестанских воспоминаний» именно “Спб. Т-ва М.О.Вольфа” выглядел совершенно обоснованным. Вольф известный издатель популярного журнала «Вокруг света», и кому как не Варваре Духовской повидавшей в путешествиях с мужем много стран мира, не отдать ему предпочтение.
Но знала писательница и Р.Голика. В 1901 году в принадлежавшей ему “Санкт-Петербургской печатне, на Спасской ул. 17” она издавала свою книгу «О моих воспоминаниях». Знала писательница и о том, что в 1903 Р.Голик объединившись с А.Вильборгом (типография и фотоцинкография) создали в Санкт-Петербурге «Акционерное художественно-книгоиздательское т-во», которое работало в этом статусе до 1917 года.
На каких условиях в 1913 году Р.Голик и А.Вильборг взяли на себя некоторую часть тиража книги Духовской, остается, пусть не самой великой, но все же, загадкой.
Несколько слов о К.Случевском, авторе Предисловия к книге «О моих воспоминаниях». Выбор его автором «Предисловия» к издаваемой в 1901 году книги Варвары Духовской, был вполне обоснован.
Константи;н Константи;нович Случе;вский русский поэт, писатель, драматург, переводчик, имел придворное звание гофмейстера и членство в «Совете Главного управления по делам печати». С апреля 1891 года он же состоял на должности главного редактора газеты российской ежедневной газеты «Правительственный Вестник», издаваемой при высшей цензурной инстанции при Министерстве внутренних дел Российской империи.
Но все эти звания и общественное положение перевешивала даже не столько дружба с мужем Варвары Духовской, сколько признание и строгая оценка ее писательского таланта.
Но вот что любопытно - через двенадцать лет никакого намека на цензурные ограничения в «Туркестанских воспоминаниях» Духовской, нет. Почему?
Издание в 1913 году М.О.Вольфом книги «Туркестанских воспоминаний» Варвары Духовской на самом деле важный заказ приуроченный к юбилею Дома Романовых. Заказ дозволенный цензурой в контексте милости проявленной Императором Николаем II в отношении “туркестанского ссыльного”, который был пусть не лучшим, но все же отпрыском российской царской династии.
В выше упоминаемых “туркестанских деяниях Николая Константиновича” в XIX-м томе «Туркестанский край», были очерчены его научно-практические заслуги перед отечеством. И они не контрастно, а вполне гармонично дополнялись эпизодами из его жизни в мемуарах Духовской. Именно в них впервые за много лет он публично предстал, человеком адекватным, общительным, несколько застенчивым, и что важно истинным туркестанским патриотом. Более того не просто обожавшим азиат, а любившим их кажется, больше чем они сами себя любили. И все это в изложении писательницы выглядело не салонно слащаво, а корректно и без намека на диагнозы психиатров и прочие нелицеприятные для него характеристики.
Имел ли Николай Константинович в коллекции своих книг экземпляр с дарственным автографом Варвары Духовской? Сложно сказать. Впрочем если исходить из того как она отзывалась о Великом Князе в своем произведении, и ее давним отношениями с его ближайшими родственниками, можно предположить что экземпляр книги, украшенный собственным автографом она все же отправила на его адрес в город Ташкент.
Не буду гадать что она ему написала, но то, что тот ее автограф из 1913 года совершенно не соответствует почерку, под ее фотографией от 1900 года растиражированной сегодня в Интернет-сети, сомнений не вызовет только у того кто этого сильно пожелает.
Конец Первой части
(Продолжение следует)