ГЛАВА 4.
МАЛО-ПОМАЛУ…
Как и предсказала тогда более опытная в любовных лямурах-тужурах подруга, спокойной жизни Марины на работе пришёл конец.
Мише, больше чем на две недели, не позволили остаться в младшей группе, что стало новым сильным стрессом для нервного больного ребёнка.
Как ни старался Алексей воспрепятствовать, всё было напрасно.
Приказ поступил из РОНО, воспитатели были бессильны что-либо сделать. Подозревали, что кляузы в отдел образования слала уязвлённая Валова Лариса.
В отместку, ей не вернули ребёнка, а перевели к Рамзаевой Инне.
Хрен оказался не слаще редьки.
Миша плакал там часами, отказывался есть и спать, полностью выпал из круга общения с детьми и воспитателями, замкнулся в собственном мирке – деградировал, падал в яму с неказистым диагнозом: УО.
Если честно, Мари вздохнула с облегчением.
Стыдно было признаться, но факт имел место: Алексей неприкрыто ухаживал.
Не держало то, что был женат, что она замужем. Да и как мог держать сей факт, когда частенько видел её супруга пьяным.
Павел пытался забрать дочь из яслей (её перевели в другое крыло), а воспитатели девочку не отдавали (по инструкции). Он устраивал безобразные сцены! Марину вызывали из младшей группы для утихомиривания разбушевавшегося нетрезвого мужа. Ужас!
Зачастую рядом с нею оказывался Стрельников.
Подойдя к её невысокому щуплому благоверному, брал в длинные мощные ручищи и выносил того за ворота сада, пригрозив:
– Если ещё раз в таком виде появитесь в яслях – не избежать ЛТП. Уж посодействую органам милиции в этом, но смогу оградить детей и сотрудников детсада от неприглядных сцен и дурного примера.
Мари была готова провалиться от стыда сквозь землю, только бы не видеть сочувствующих тёплых глаз красивого парня. Он всё чаще был рядом с нею, защищал, заботился!
Кричала безмолвно в бессильной муке и растерянности: «Господи, зачем ты свёл нас в этом рядовом районном садике? Как они-то, “блатные”, здесь оказались?! Огради! Отпусти. Пощади».
Не услышал.
– …Ох, Маринка…
Наденька на посиделках тяжело вздыхала, горестно подперев рукой красивое лицо рыжей девчонки в нежных веснушках, которые очень её красили.
– Ведь я тебе ещё тогда сказала, что увязнешь ты с ним навек! И что? – поднимала голубые глаза, красиво подведённые а-ля Брижит Бардо. – Завяз! И будет только хуже! Ты-то, слепуха, ничего со своим пьяницей и не замечаешь, а я вижу всё: пропал парень, влюбился в тебя серьёзно.
Сопела, косилась на смущённое пунцовое лицо гостьи, чесала в задумчивости левую подведённую бровь.
– А ему никак нельзя влюбляться! Он работает в ГБ, в самом Управлении, не шутка! Женат, хоть и «по залёту», на коренной москвичке из семьи потомственных московских интеллигентов со связями на самом «верху», – обхватив светлую голову двумя руками, пускала слезу. – Ох, и дураки же вы! Да вы хоть понимаете, во что ввязываетесь? Сгинете оба, и ты, и он, в этом чувстве. Не даст жена развода, не надейся! В их кругах не разводятся, Маришка-глупышка. Там заводят любовниц или любовников. Но не развод. Семья на первом плане. Надёжная ячейка коммунистического общества, столичного элитного круга…
Размазывала тщательно наведённый макияж, материлась на потёкшую тушь и испорченное лицо, на неё с Алексеем и весь мир вкупе.
– Господи, Маринка, ну почему ты меня тогда не послушала и не отдала сразу Мишку Валовой?! Ничего бы теперь не было! Хотя… всё равно… это рано или поздно случилось бы. Месяцем позже, месяцем раньше…
Безнадёжно отмахнувшись от удивлённого юного лица, шла умываться в ванную, долго там плескалась, сморкалась и пыхтела, возвращалась с чистым невинным девичьим лицом, на котором почти пропадали и брови, и ресницы, и контур губ.
– Ну вот, теперь опять выгляжу, как бесцветная моль, – ворчала, наливая в чай по ложечке коньяку.
Зыркнув искоса, заметила всё то же удивлённое выражение на личике девочки.
– Почему случилось бы? Да всё просто – шила в мешке не утаишь. Ты – не я. Ты – вечный раздражитель бабам и их мужикам. Едва тебя увидев, Стрельников потерял покой и сон. Никогда не забуду момента, когда он наутро привёл сына к нам в группу и посмотрел прямо в твоё лицо. И всё! Что говорил, что ты отвечала – всё стало пустым для него. Лёха пропал сразу, едва окунулся в твои колдовские зеленющие глаза, – тихо засмеялась странным горьким смехом. – Да что там Стрельников! Мой Виталик, и тот «поплыл». Нет-нет-нет! – подхватила вскочившую со стула подругу и усадила обратно. – Нет, он никогда не предпримет попытки ни развода со мной, ни ухлёстывания за тобой, клянусь! Вот со смены скоро придёт, поговори с ним откровенно. Муж слишком любит нас с детьми. Ты раздражитель для него в хорошем смысле, понимаешь? Не бойся и дальше приходи. Он сразу честно рассказал мне, мы – пара на доверии.
Закурив «Мальборо», задумчиво смотрела на клубящийся дым в свете абажура кухонной люстры из тонкой лозы.
– Виталька всё про Лёху твоего и поведал: и кто он, и откуда родом, и кто его жена и её родичи. Наталия Винникова ведь местная, из «Коломенского», с Нагатинского района, так что все о ней тут знают. За Лёшку Стрельникова зацепилась в институте. Ну, ещё б не зацепилась! – презрительно хмыкнула. – Двухметровый красавец, интеллигент, с состоятельными и уважаемыми родителями, с элитной квартиркой в четыре комнаты на севере столицы. Умничка, спокойный и достойный, с роскошной фигурой и обалденными серыми глазами, славянин истинный! – притихла, склонила голову, словно прося прощения. – Нет, Натали тоже не лыком шита, но внешность не ахти. На мордашку – прелесть, только крупноваты зубы, слегка выступающие… Как большая зайчиха какая-то, – хихикнула, отхлебнув ещё полчашки «лечебного» чая. – В институте быстро осмотрелась, сориентировалась, вычислила выгодную партию. Пошли знакомства, капустники, семинары, вечеринки… – помолчала, очнулась, посерьёзнела. – Там-то по пьяной студенческой лавочке и охмурила парнишку. «Залетела». Потребовала жениться. А он тогда уже в органы безопасности служить пошёл – тупик. Не женишься – вылетишь отовсюду: и с института, и со службы с «волчьим билетом» выпрут! Помыкался-потыкался, да так и женился. Думал: стерпится-слюбится. Жили до сих пор с ней в мире и ладе, пока он не увидел тебя…
В раздражении с омерзением раздавила окурок, с ненавистью посмотрела на него.
– Тьфу, гадость какая! Никак бросить не могу, ёпрст! Да… о чём это я? – отряхнулась, влилась в беседу: – Ах да, Наталия. Красавица московская: высокая, тонкая-звонкая, длинные тёмно-русые волосы – её гордость; походка, как у лебёдушки – идёт, словно по озеру плывёт; руки красивые музыкальные, на рояле играет – потешает элитных гостей мамы-папы; талантлива, скромна, терпелива, благодетельна. Гордость родителей, одним словом, истинная награда им и законному супругу. Спокойна, покладиста, воспитанна, интеллигентна, не белоручка – всем хороша девушка.
Тоскливо как-то, совсем беспросветно посмотрела на притихшую Мари, покачала головой по-бабьи, горестно и сочувственно. Вздохнула, помолчала, продолжила:
– Только возникло одно препятствие полному семейному счастью: так и не полюбил её душой Лёшка. Не вышло. Не срослось что-то. Жил, терпел, смирился, махнул на себя рукой, занялся карьерой, в чём и преуспел, молодчинка. Просто жил, пока не встретил тебя, отрава зеленоглазая. Вот такие коврижки у нас получаются, змейка моя.
Налила по пятой чашке крепкого чая «Бодрость», придвинула розетку с малиновым вареньем.
– Ешь! Сопишь уж. Нельзя болеть тебе. И мне…
Со смаком съев пару ложек варенья, повеселела.
– Вот я и говорю: проклятьем как бы не стала эта ваша с ним любовь.
Увидев вскинутые в протесте девичьи брови, засмеялась, но потерянно, хрипло.
– Ты ещё этого не чувствуешь, может быть, но поверь уж мне, старой опытной чувихе, – смеясь, не грустила, сверкая заговорщически синью глаз. – Он добьётся своего, вот увидишь! Для Лёхи это не шутки – судьба, чувствует её всеми фибрами. И он победит. Не сомневайся. Только вот, в какую цену эта победа ему обойдётся? Чем расплатиться придётся? Или кем? Свободой? Сыном? Семьёй? Связями? Или… головой? Чьей?.. – прикусила болтливый язык, ругнула себя крепко.
Встав из-за стола, вышла в прихожую на звук открываемого замка входной двери – муж.
…Мари сидела в полном ступоре, страшась понять и принять сведения, что Надя вывалила на двадцатилетнюю голову.
«Много и сразу – похоже на пытку. Хотя, ничего нового не прозвучало, кроме личных данных семьи Стрельниковых. Слышала, о чём-то догадалась, что-то поняла сама, – опустила голову, стиснув губы. – Говоришь, ничего не чувствую? Увы, Надюш, ошибаешься, милая. Едва впервые посмотрел в глаза – мир померк. Тогда и стало понятно, что погубила судьбу, связавшись с родичем зятя. Увидев Лёшу, каким же жалким и гадким сразу показался муж, Надя! Ничтожным и серым, мелочным и сварливым, мстительным и ограниченным! Мелкий, тщедушный, склочный, неуживчивый… Где были мои глаза три года назад? Какая там любовь?! Была в отчаянии, хотелось быстрее забыть село и Нурку*, вот и бросилась в первое же знакомство с головой, только б затмить память и залечить душевную боль, что снедала изо дня в день. Вот и нарвалась, – через слёзы горько улыбнулась. – Спешка важна при ловле блох, как говорит соседка. Я же поймала вместо блохи гниду: обычную кровососущую тварь-паразита…»
Услышав весёлые детские голоса, очнулась, вытерла глаза и занялась делом.
Пока жена приветствовала мужа, пока проснувшиеся дети целовали отца, общались, Мари быстро прибрала на кухне, накрыла обед.
Успокоившись, вышла в коридор.
– Здравствуй, Виталий.
– Маришка, милая, рад… – поцеловал юную гостью в пунцовую щёку.
Заметив следы слёз, недовольно зыркнул на Надю, покачал укоризненно головой.
– Я пока не лезу с откровениями. Созреешь, приходи, девочка. Выслушаем и поможем.
Попрощавшись с друзьями, поплелась к свекрови за дочерью – упросила привести Вету к ней на выходной день. А завтра опять работа и… Алексей. Хорошо, что не в её группе.
Мишу водили на первый этаж в другое крыло здания – не было повода повидаться. Мари мальчика сама навещала, без ведома папы.
Печально усмехнулась: «Не зря он пошёл в такие “органы” работать. Не было ещё дня, чтобы не встретились “случайно”. Угадал с местом работы полностью. Соответствует по всем параметрам: компетентен, находчив, изворотлив, умён, хладнокровен, даже дерзок, – покраснела, покаянно вздохнула. – Говори уж правду, Маринка: не только Лёша там “к месту”, но и жена Наталия ему под стать. Стала подозрительно частой гостьей: приводит или забирает сына, подолгу крутится во дворе, беседует с воспитателями и начальством, невинно допрашивает взрослых детей и родителей. Понятно: почувствовала изменения в отношениях Алексея к себе. Но я и не собиралась разбивать семью, нет. Не в моих правилах сиротить детей. С чувствами уж как-нибудь справлюсь. Только бы Стрельников держался от меня подальше! Так, мало-помалу, и сойдут девичьи глупые, безнадёжные, тщетные переживания на нет. Главное, не делать резких движений, не видеть его слишком часто, не слышать голос, не чувствовать запах, не ощущать дикого счастья от сияющих радостных глаз парня-картинки. Не смотреть! Не дрожать! Не таять. Не чувствовать. Не ждать. Не видеть сладких снов. И даже не мечтать…»
* …забыть село и Нурку… – герой саги «Последняя капля».
Май 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/05/14/1738