Часть 7. Входящий на Розалинду
Удивительно, но архивный телефон оказался в рабочем состоянии. Лялин позвонил своему другу Владимиру Рыбину, которого называл Вовчиком.
Узнав о существовании архива, Вовчик ужасно обрадовался.
- Да ты что! Я просто вылетаю в форточку! – воскликнул он. – Как думаешь, сегодня мы можем пошалить?
- А фиглишь, - небрежно бросил Лялин. – Хата в полном моём распоряжении.
- «З-з»! – произнёс Рыбин, имея в виду слово «зашибись», то есть высшую степень довольства.
Сокращение слов было одной из фенечек общения приятелей друг с другом.
- Не будем терять «в», - сказал Вовчик. – Через час встретимся в нашей кафешке, снимем тёлок, закупим провиант и к тебе в архив. «Х»?
- Погоди, Вовчик, есть проблема – у меня нет денег.
- Совсем нет или….?
- Ни копейки.
- У меня тоже – голяк. Лариска выпросила норковую шубу. Светка, узнав об этом, тоже захотела. Сам понимаешь, отказать ей не мог.
Лариска была законной супругой Вовчика; Светка – его любовницей. Если Лариска представляла собой, что называется, обыкновенную русскую бабу – высоченную, дородную женщину, обладательницу огромных грудей, весёлого характера, толстых губ, грудного голоса, идущего откуда-то из области живота, то Светка была маленькой, чернявенькой с плоской грудью еврейкой, но с большими зелёными глазами с поволокой.
- Ты хочешь сказать, что сегодня мы пролетаем, как фанера над Парижем? – спросил Лялин, не теряя, впрочем, надежды.
- Хм. Можно, конечно, позвонить Светке, но не хочется высвечивать архив. Честно говоря, я от Светки подустал. Тянет на свежатинку. С другой стороны, она и выпить и закусить принесёт. Кстати, у неё появилась новая подруга. Ты как, расположен?
- Нет, спасибо, один раз она меня уже познакомила.
- Это ты насчёт Галины намекаешь? Галина, слов нет, страшна, как атомная война, зато сиськи пятого размера.
- Тебя, Вовчик, только сиськи интересуют, - проворчал Лялин.
- А тебе мозги подавай? Ладно, «х» ругаться. По-любому, Галины не будет, она с новым хахалем к морю подалась.
Несмотря на то, что Лялин не планировал встречаться с Галиной, новость о том, что та уехала с кем-то другим к морю неприятно задела его.
- Хорошо, пусть Светка прихватит подругу, - согласился Лялин.
* * *
Лялин успел навести в архиве относительный порядок: освободил письменный стол, протёр окно, вынес мусор и для пробы обработал по методу Блидмана стопку анкет (оказалось – ничего сложного и даже интересно), а Вовчик всё не приезжал.
Стемнело. Лялин включил лампочку, висевшую под потолком на проводе. От жёлтого мигающего света стало ещё тоскливее. Снаружи проникали вечерние звуки и запахи: вот где-то заплакал ребёнок, вот кто-то прошёл быстрым шагом по коридору, где-то включили телевизор и, играя в прятки с рекламой, запрыгали с одного канала на другой; вот обозначился тонкий запах жареной картошки. От голода у Лялина засосало под ложечкой. Ему страшно захотелось домой, но он вынужден был ждать друга, который может и не прийти. Однажды так уже было. Лялин с трудом простил друга. Но обида ещё была свежа. Вспомнив о том, что ему постоянно приходится ждать Вовчика, а напротив, чтобы Вовчик ждал его – такого, кажется, и не было ни разу, Лялин стал потихоньку закипать. После этого какой Вовчик – друг? К тому же он абсолютно аморальный тип!
Будучи женатым на Ларисе, имея сына трёх лет, Вовчик встречался со Светкой, которая, в свою очередь, тоже была замужем и тоже имела ребёнка – девочку восьми лет, которую она страшно любила и ради которой была готова на всё, даже умереть или, вернее, убить кого-нибудь. Светка изменяла мужу не ради прихоти, а от безысходности: при одном взгляде на Вовчика её буквально начинало лихорадить. Тряска мгновенно передавалась Вовчику. Любовников притягивало друг к другу неудержимо, как два заряда разной полярности. Встретившись, они сразу начинали искать место для уединения, где можно было бы, хотя бы на время, приглушить страсть. Эта пара способна была заниматься любовью, даже не раздеваясь, где угодно и когда угодно: из самых экзотических мест можно назвать – переполненный вагон метро, озеро во время купания среди резвящихся детишек, кусты в метре от тротуара, не говоря уже о подъездах, лифтах, туалетах. Вовчик называл это «перепихнуться накоротке». В течение одного свидания они могли «перепихнуться накоротке» бессчетное количество раз, но дважды – в начале встречи и в конце – в обязательном порядке.
Кроме жены и любовницы, Вовчик поддерживал отношения с первой женой, татаркой Розой, которую он величал Розалиндой. От неё у Вовчика была дочь, уже взрослая, лет двенадцати. Каким-то образом, Вовчику удалось убедить Розалинду не подавать на алименты. Вместо этого он навещал дочь последнее воскресение каждого месяца. Все свидания Вовчика проходили по одному и тому же сценарию: часа два он гулял с дочерью по зоопарку, располагавшемуся недалеко от дома Розалинды. Затем они обедали по-семейному. После этого дочь отправлялась спать, а Вовчик вёл Розалинду в спальню.
Сделав дело, Вовчик вручал Розалинде конверт с деньгами и прощался до следующего месяца.
Об этих, по выражению Вовчика, «святых днях» знали и нынешняя жена Лариска и любовница Светка. Им обеим это не нравилось, но поделать с этим они ничего не могли.
Вовчик делился с Лялиным подробностями каждого «вхождения на Розалинду», не забывая при этом подчеркнуть, что «татарки, конечно, классные тёлки, но еврейкам они не годятся и в подмётки».
Помимо перечисленной половой нагрузки, Вовчик время от времени ходил на сторону. Другими словами он был большим любителем оторваться со случайными девицами или снять профессиональную проститутку, но второе он любит меньше первого.
Лялин не одобрял сексуальную распущенность своего друга. Он мог назвать Вовчика обыкновенным раздолбаем, если бы не знал его другую, деловую сторону. А с этим у Вовчика было, как раз, всё в порядке. Он занимал серьёзную должность – начальника экономического отдела богатейшей фирмы России «Газпром». Под его началом трудилось «пятьдесят тёток с компьютерами». На тёплое место он пристроился благодаря своей сестре Татьяне – в то время депутата Государственной Думы. Однако, он удержался в должности и завоевал авторитет исключительно в силу своих деловых качеств и профессионализма. Доказательством тому служил тот факт, что Вовчика часто показывали по телевизору рядом с очень известными, можно сказать, государственного масштаба людьми. Кроме того, Вовчик регулярно бывал за границей по служебным делам. Что он там делал - не известно, но, очевидно, храня коммерческие тайны, по приезду рассказывал Лялину исключительно о грандиозных пьянках и похождениях по тамошним злачным местам. Хочется особо подчеркнуть, что за рубежом Вовчик оставался русским патриотом. Он, например, не уставал утверждать, что «заграничные чувихи» отличаются от наших баб, как «свежая капуста от кислой».
В глубине души Лялин немного завидовал Вовчику, особенно его зарплате. Каждые три месяца Вовчик зарабатывал на новый автомобиль, но не покупал их исключительно по причине дальтонизма. Мир Вовчик видел в чёрно-белых красках. За один год он мог накопить на загородный дом. Проблема была лишь в том, что Вовчик совершенно не выносил живой природы: лая собак, пения птиц, звенящей тишины сада, запаха цветов, зелени трав, пищания комаров, жужжания мух, одиночества, линии горизонта и ещё много чего. Вне города – без асфальта, запаха бензина, городского шума, телефонов, магазинов, людской толкотни и суеты Вовчик себя не мыслил. Другими словами, он был стопроцентно городским жителем.
Оставалось загадкой – куда Вовчик тратил свои огромные капиталы? Но дело обстояло таким образом, что все их совместные вылазки в свет финансировались исключительно Лялиным.
Взвесив, таким образом, все стороны Вовчика, Лялин вынужден был признать, что его друг – человек неординарный и что ему с ним интересно.
Однако, весь вопрос заключался в том, где до сих пор этот неординар шлындал? Конечно, истинный поэт всегда может скрасить время написанием пары строк или даже целого стихотворения. Однако, Лялин не находил у себя никакого желания творить. В этой связи возникал вопрос: может ли настоящий поэт не желать писать?
- Нет, не может, - вслух отвечал Лялин.
Из чего можно сделать логический вывод, что Лялин – никакой не поэт. И он этот вывод сделал.
Нужно сказать, что Лялину не впервой выносить себе столь суровый приговор. Обыкновенно, после этого он хватался за ручку и начинал лихорадочно творить, доказывая себе, что он не такой, как все. Однако, сегодня это не случилось. Лялин был спокоен, как удав, и удивительно равнодушен к своему поэтическому будущему. «Значит, с поэзией всё?» - спросил он себя. – «Тогда, какого чёрта меня занесло в этот грёбанный ИСИ на зарплату, которой не хватит даже на дорогу в этот институт?».
Ответить на вопрос ему не дал уверенный стук в дверь. Кому ещё быть, как не Вовчику?
Немного выждав, для солидности, Лялин крикнул:
- Кто там?
- Свои, – ответил приглушённый, но узнаваемый голос.
- Входи, открыто.
Продолжение - http://www.proza.ru/2013/01/17/868