Глава 3. Разгадка тайны Нульжан.
http://www.proza.ru/2013/01/09/2095
Глава 4. Драка
Шло время. Тайхон учился, быстро выбившись в число отличников, и больше всего его к тому стимулировала стипендия, размер которой напрямую зависел от его успеваемости. Ни с кем из ребят в своей группе он так и не подружился, по-прежнему держась особняком. С Эрвесом также отношения были по-прежнему: Тайхон не подпускал его к себе, и был с ним весьма строг, не позволяя тому никаких поблажек и панибратства. Эрвес злился, пытался задирать по-мелкому, но тот никак не реагировал.
Так прошло полгода. Дни Тайхона были подчинены строгому распорядку, которому он следовал неукоснительно: начиная от момента пробуждения по будильнику каждое утро и заканчивая расписанием на каждый отдельный день недели. Каждый четверг после уроков Тайхон шёл на автовокзал и бронировал билет на пятницу, и каждые выходные ездил гостить к родителям, в своё родное село. А потом в понедельник первым утренним автобусом возвращался в город, в аккурат успевая на занятия.
В училище удивлялись его бычьей силе и той лёгкости, с которой он поднимал тяжести. Ещё бы: в то время, как его сокурсники бегали на дискотеки и свидания в близстоящие девичьи общежития, он тем временем качал дома бицепсы, трицепсы, и всё, что у него было: по нескольку раз в день, в промежутках между всяким делом. Кроме того, он ещё записался на секцию карате, и два раза в неделю посещал занятия, приятно удивив даже инструктора - своей природной гуттаперчевостью и реакцией, не вяжущейся с его размеренной медлительностью и физической силой.
Тайхон стремился к самосовершенствованию во всех смыслах, и, похоже, неплохо преуспевал в этом. И всё же, он был далёк от совершенства, и в глубине души понимал это. Понимал, что стремился к этому самосовершенствованию только из банального страха: страха не суметь защитить себя, когда тому будет необходимость. Этот страх гнал его, как зверя, заставляя изводить себя нагрузками, но, как ни парадоксально, - чем сильнее и ловчее он становился - тем сильнее испытывал в себе бремя этого страха... Чем сильнее становился - тем сильнее боялся проиграть в драке; страх вырабатывал в нём адреналин, благодаря которому он не уставал тренировать своё тело, - но и в то же самое время этот же адреналин парализовал его морально, проводя меж ним и обществом всё более широкую грань, превращающуюся в непроницаемую стену... Чувствовал, что не дружит ни с кем не потому, что не хочет, а потому, что не умеет, потому что не понимает людей, не умеет разговаривать с ними, находить общий язык, и от этого испытывал ещё более чёткий страх: он боялся людей... Боялся их насмешек, боялся, что однажды толпа растопчет его... И чем меньше он понимал людей - тем сильнее боялся их... А чем сильнее боялся - тем агрессивнее становился, заставляя всех бояться его самого. Только внушив страх, он чувствовал себя в относительной безопасности, - но за этой стеной он чувствовал, как умирает от одиночества, от собственного роботоподобия, в которое вогнал себя, убивая в себе всякую сентиментальность, как признак слабости, и все лучшие качества, присущие человеку, на которых могут сыграть, обратив их против него же...
Он чувствовал, что, являясь носителем страха, он также является и носителем зла, порождаемого этим страхом. Зло, готовое вырваться из него как чёртик из табакерки - пугало его самого, ибо, проявившись, непременно обернётся против него же. Взрослые, от которых зависели его репутация и будущее - не должны догадываться о том, насколько он опасен обществу. Он это решил с самого начала, интуитивно чувствуя, что, догадайся они об этом - его просто "сотрут в порошок". Поэтому он копил в себе силы физические и моральные, тренируя себя, чтобы дать отпор лишь в крайнем случае. Поэтому-то он и игнорировал мелкие задирания Эрвеса, чтобы не распыляться понапрасну и не портить репутацию среди преподавателей своей драчливостью. К пакостничеству Эрвеса он относился как жужжанию надоедливой мухи: чтобы не терять драгоценные метры своих нервов, он просто выключил слух и не слушал его жужжания. Но однажды он всё же сорвался...
Это было во время перемены, когда их группа ожидала в коридоре прихода преподавателя, который должен был отпереть дверь аудитории. Ребята сели на длинную лавку вдоль стены в коридоре, и стали ожидать, коротая время за беспечной болтовнёй. И так случилось, что группа Тайхона и группа Эрвеса находились вместе, ибо должны были учиться грядущий урок в соседних аудиториях. Все же аудитории на время перемены всегда запирались на ключ, если преподаватель отсутствовал, а преподаватели отсутствовали обеих аудиторий...
Ребята - человек около полусотни - смешались в коридоре, мерно гудя, ибо, по большому счёту, обе группы дружили между собою, потому как часто пересекались на переменках. Вот и в этот раз Эрвес, завидев Тайхона, подсел к нему, чтобы позадирать малость ради скуки...
Начал он как всегда:
- О, привет, Тайхоне! Как дела?
Тайхон, отмерив ему ленивый взгляд, ответить на приветствие не удосужился, снова уставившись перед собой, словно видя что-то увлекательное.
- А что это ты тут один сидишь? Пообщался бы с ребятами...
Та же реакция: ноль.
- А может, тебе просто не о чем поговорить с нами? Делаешь вид, что брезгуешь? - продолжал Эрвес, набирая обороты. - Ну да, хотя я тебя понимаю: ты же ни телевизора не смотришь, новостей не знаешь, кто сейчас поёт - тоже не знаешь, потому что музыку не слушаешь... Естественно, поддержать разговор не можешь, поэтому и помалкиваешь, чтобы не показаться глупцом...
По правде сказать, - так и было всё, как говорил Эрвес: даже если бы Тайхон и захотел, то поддержать бы беседу не смог. Но все эти мелкие уколы не задевали его ничуть, потому что ему в самом деле было глубоко неинтересно, какую дрянь сейчас слушает молодёжь, и какие страшилки показывают в новостях. Поэтому все шпильки Эрвеса не достигали своей цели, а Тайхон оставался неподвижен, как мумия, - так, словно Эрвеса не существовало вообще. Тот же не унимался...
- Я вот как ни погляжу на тебя - то всё удивляюсь, какой же ты дикарь. Такое впечатление, что ты снежный человек, только что вышедший из пещеры! Ах, да, я и забыл! Точно, ты же в лесу вырос... Ну конечно! Естественно, что ты и держишься как дикарь! Ты даже ходишь как дикарь! ты видел когда-нибудь себя со стороны? Ты же ходишь на полусогнутых ногах, будто в лесу охотишься! И, когда идёшь, то головой вертишь во все стороны, будто добычу ищешь! Неужели ты в самом деле надеешься, что встретишь в городе оленя или лису? - и он заливисто загоготал, потешаясь, довольный собственным остроумием. Тайхон же не обращал на все его замечания ни малейшего внимания, продолжая отвечать упорным игнорированием, приняв ленивый вид...
- А стрижка у тебя какая, ты хоть видел? интересно, кто тебя стриг? Небось, мама? Дааааа! она у тебя мастер! Так обкорнать может только женщина, которая выросла в лесу - точно так же, как и ты!
Безусловно, нападки на мать - это уже было покушение на святое, но Тайхон твёрдо решил игнорировать провокации этого городского выскочки: в конце концов, он прав, этот богохульник...
- А одежда? ну, вот как ты одеваешься? Интересно, эта шинель - она от кого тебе досталась: от отца или от деда?
Ох, не знал Эрвесе, что нащупал тот самый больной мозоль, на который ни в коем случае нельзя наступать... Терпение Тайхона в миг лопнуло: богохульствовать над святая святых, насмехаясь над нищетой, в которой Тайхон вырос - это было выше его терпения. Он словно с цепи сорвался: избивал ошарашенного парня, молотя руками и ногами по всему, что видел, и чувствовал, что не в силах остановиться, и что не просто избивает его, а - убивает... При этом старался не бить в голову, потому что интуитивно чувствовал, что это опасно, - особенно при силе его внезапного гнева.
В коридоре стояла тишина: все резко замолкли, и полсотни ребят стояли, наблюдая неожиданную картину: Тайхон дерётся!.. Никто не верил своим глазам. Хотя в то же время было любопытно наблюдать эту картину: как он движется, куда бьёт, и чем... Все видели, что это не драка, а просто избивание одного другим, причём жёсткое избивание, - но всеобщий шок так сковал каждого, что никто не был в силах ни сказать что-нибудь, чтобы остановить этот ужас, ни тем более вмешаться...
Сам же Тайхон в это время понимал разумом всё происходящее. Его тело двигалось, избивало тело другого человека, а разум его - молился: "Господи! да остановите же меня кто-нибудь! Неужели вы не видите, что я его убиваю?!..."
Но все продолжали стоять, как вкопанные, и молча смотреть...
А Тайхон - в это время чувствовал, как всеобщий паралич, вызванный страхом, им же внушённым, впервые начинает оборачиваться против него же... Что будет, если он убьёт Эрвеса? Нульжан вряд ли погладит его за это по головке... А учёба? Никто не позволит ему учиться дальше, - его просто посядят в тюрьму... И - всё, конец жизни...
Всё это с чёткостью обмозговывалось в его голове, и невольно подгибало ему колени, но остановиться он не мог и не смел: если он сейчас даст слабину и перестанет бить его - все посчитают этот поступок признаком слабости: пожалел его, или же сил дальше бить не хватило - в этом никто разбираться не станет. Его просто посчитают слабаком, и начнут травить... Каждый, кому не лень, станет задирать его так же, как Эрвес, и если он начнёт драться с каждым - то испортит себе репутацию в глазах преподавателей, и его просто-напросто выгонят из училища... Нет, нельзя давать слабину! Он должен продолжать бить с прежней жестокостью, чтобы никому не повадно было впредь трогать его, и чтобы никто не смел унижать его!...
"Господи! Но ведь я же убью его! он ведь даже не сопротивляется! я просто бью его, и буду бить, сколько хватит сил, а сил у меня много, значит, я буду бить его, пока не убью! Что ж вы стоИте, придурки!? неужели ни у кого ума не хватает оттащить меня от него!?!" - мысленно орал он молитву, понимая душою, что совсем не хочет бить этого парня, а всё, чего он хочет - это чтобы просто не трогали его...
- Что здесь происходит? - вдруг послышался спасительный голос преподавательницы. Тайхон с облегчением вздохнул мысленно: сейчас она спасёт его!
- Что вы стоите и смотрите?! - закричала она ребятам. - Быстро растащите их! - но все продолжали оцепенело стоять, не двигаясь...
"Во придурки... Даже её крик на них не действует!" - мысленно изумился Тайхон, продолжая избивать Эрвесе так, словно не замечая присутствия преподавателя: обострённое, затравленное, болезненное чувство собственного достоинства и опасение потерять страх толпы перед ним - заставлял его игнорировать присутствие преподавателя: все они должны видеть, что ему всё нипочём, и что он никого на свете не боится, даже преподавателей, которые могут выгнать его из училища...
И вот - о, слава Богу! - он почувствовал, как преподавательница, не дождавшись реакции парней, сама стала оттаскивать его от его жертвы. В эту минуту он был настолько благодарен ей, что мысленно был готов упасть перед нею на колени, - в слезах обнимая её ноги за то, что она спасла его от страшного будущего, которое могло бы быть, если бы она не остановила это избиение; а сам он - не смел остановиться...
Оттащив Тайхона в сторону, она наклонилась над избитым Эрвесом: тот истекал кровью, и кровь была размазана по его лицу, рукам, и полу под ним, продолжая струиться из разбитого носа; попытавшись встать, он не удержался, качнулся, и... потерял сознание.
- Воды быстро принесите! - закричала преподаватель, обратившись к парню, который стоял ближе всех. От крика тот очнулся, и, наконец, вышел из оцепенения. Она дала ему ключи от аудитории, и он, открыв дверь, вскоре вернулся с графином, наполовину наполненным водой...
Вскоре пришёл преподаватель и другой группы, и, увидев картину, послал другого парня за медсестрой. Толпа, наконец, начала шевелиться...
Тайхон продолжал стоять чуть в стороне, молча наблюдая всю эту картину. Он знал, что с Эрвесом всё будет в порядке, и что его приведут в чувство, - и потому в этот момент его заботило только одно: выражение его собственного лица. Оно должно быть спокойным и непроницаемым. И оно таким и было: спокойным и непроницаемым, словно ничего не случилось. Некоторые заглядывали в его лицо, и тут же, содрогнувшись, отводили глаза. И ни одна душа не догадывалась, что происходило в его душе в это время.
А он в это время молился: "Господи, спасибо Тебе, что Ты не дал мне его убить... Господи, спасибо, что Ты не дал мне его убить... Господи, спасибо, что Ты не дал мне его убить..." - повторял он без конца, трепеща при мысли, что было бы с ним, если бы он убил его...
Самого Эрвеса он в этот миг не жалел. Он жалел только себя. А до побитого ему не было дела: он сам напросился, вынудив Тайхона избить его. И чуть не сломал Тайхону жизнь...
Следующая глава на странице:
http://www.proza.ru/2013/01/09/2100
Братислав Либертус
дата написания главы: 2010/12/04/1597