Вчера было завтра - IV. Окончание

Саша Тумп
    Предыдущее -- http://www.proza.ru/2012/12/19/1130

   – Вы извините нас, Надежда Петровна, так получилось. Извините. Посмотрите вот, – Мария встала, достала из сумки конверт и протянула хозяйке.
      Та настороженно, глядя на Марию, открыла его, достала фотографии и стала их разглядывать. 
     – Очень похоже, Маша, но это не я. Я не ношу уже давно кофточки с открытой шеей, – улыбнулась она.
     – Это я, – сказала Мария.
     – Вы?
     – Ну, не совсем я. Я такой буду. Дима так сказал. У него какая-то там странная методика. Он что-то считал, считал и вот…
      Надежда Петровна отвела взгляд от Марии и стала опять разглядывать фотографии.
     – Машенька, а может и  правда мне попробовать одевать, что-нибудь с открытым воротом? Как Вы находите? Что-нибудь такое… повеселее? А на шею можно какую-нибудь косыночку? А? – Надежда Петровна повернулась к Марии. – Ну, не в цветочек, конечно, но цветную.  Тоненькую такую, как батистовая. Ведь сейчас есть такие? А?
       …А Вы красивая будете, Маша! – она отложила фотографии, продолжая смотреть на Марию, глядевшую на неё с недоумением.
      – Есть! – со вздохом сказала она.
      – Вы не сердитесь на меня, но мне кажется, что Вы слишком много внимания и тревоги уделяете увиденному. Это ведь только событие в вашей жизни. Событие, которое уже легло в историю Вашей и моей жизни, но легло оно по-разному у вас и у меня. Оно уже есть! Что теперь с ним делать?..
       Я к своему отношусь с благодарностью и без тревоги.  Почему же Вас оно тревожит? Вашего друга – Диму ясно почему – он ученый и ему надо все объяснить и понять. А нам, видимо, – просто принять и наслаждаться столь удивительными событиями и  совпадениями.
        Мария сидела, подперев голову ладонью, смотрела на хозяйку, слушала и молчала, а та улыбаясь разглядывала её.
    – … Светло-голубую. С большим воротом. Свободную. А шарфик беленький. Тоненький-тоненький. Почти прозрачный, – тихо сказала Мария.
    – А голубая не холодит  взгляд? – Надежда Петровна с сомнением наклонила голову, глядя на Марию.
    – Холодит! – согласилась Мария. – Но сразу так резко переходить нельзя. Люди не поймут.
     Грустно добавила она.
    – Не поймут! – согласилась хозяйка. – А юбку повыше? Или как?
    – Думаю надо повыше! – предположила Мария.
    – И пояс широкий? – с надеждой спросила Надежда Петровна.
    – Можно широкий. Тогда юбку надо сажать на бедра плотно, – предложила Мария. – плотненько так, чтоб складок под поясом не было.
    – Плотно, так плотно. Посадим! Было бы на что… – Надежда Петровна улыбалась. – А это… И рукав длинный с широкими манжетами. И эти…
     Она показала что-то круглое.
    – «Фонарик», – подсказала Маша.
    – Да!.. Это все где-то купить можно?
    – Купить можно сейчас все, – утвердительно сказала Маша. – Только нужно время.
    – А оно у нас есть? – спросила Надежда Петровна.
    – У нас есть всё, – грустно сказала Мария, не убирая руку от подбородка.
    – А мы до Сережи успеем?
    – Будет машина – успеем.
    – Машина будет. Пока в мире есть академики, машина у нас будет всегда, – сказала Надежда Петровна, с улыбкой,  и взяла телефон.
    …Звонок Сергея застал Марию в кресле «салона красоты». В соседнем, закинув голову, доверив её молодому человеку, сидела с закрытыми глазами Надежда Петровна.
     Извинившись, Мария взяла телефон.
    – Маша, я опаздываю на минут двадцать – тридцать.
    – Сергей, не спеши. Мы будем дома не раньше через час, – тихо сказала Мария, покосившись на спутницу, и увидела, что та открыла глаза.
    – А вы где?
    – У нас появились дела. Остальное при встрече.
    Ей давно хотелось побывать в салоне. Но каждый раз она чувствовала какую-то неуверенность. Странную такую, но неуверенность. А тут после «турне» по магазинам, возбужденные советами продавцов и ловя на себе внимательные их взгляды, они, как-то не сговариваясь, решили, что «неплохо бы посмотреть на себя со стороны глазами независимого человека».
    Между объяснениями стилистам, что они хотели бы увидеть в результате, Надежда Петровна успела шепнуть Марии – «Как здесь все интересно!», что позабавило её и внушило уверенность и спокойствие.
    Она отдала себя в руки мастера со словами – «Меня не спрашивайте. Как я думаю – это меня сегодня не интересует. Я хочу посмотреть – как Вы думаете».
     Ей показалось, что её мастер, только этого и ждал. Он перестал развлекать её разговорами и молча стал крутить её голову из стороны в сторону.
  – Это ваша мама или бабушка? – вдруг спросил он.
  – Прабабушка, – тихо ответила Мария.
  Минут через пятнадцать он сказал: – Здорово!
  Это повеселило её и подняло настроение.
   Закончив работу, мастера встали сзади и затихли.
   Мария повернувшись и взглянув на них, подумала, что так, наверное, выглядели у входа в какой-нибудь гарем, какого-нибудь благополучного султана стражники.
   Она стала разглядывать себя и через зеркало Надежду Петровну. Что-то нового, необычного для себя она не увидела, но это не расстроило. Было приятно отдохнуть в кресле, отдав себя кому-то на попечение.
    Надежда Петровна тоже разглядывала то себя, то Машу и улыбалась. Было видно, что ей все очень всё понравилось. «Ну, и хорошо», – с облегчением подумала Мария. 
   – Верочка ахнет, – тихо сказала Надежда Петровна, наклонившись к Марии. – И не только она.
     Добавила она громче и посмотрела с прищуром на мастеров.
…– Надежда Петровна! – водитель – Володя, открыв дверь машины, сделал удивленное лицо, и стал помогать раскладывать свертки на сиденье. – Надежда Петровна, вы сегодня удивительно загадочны и прекрасны. Как прекрасна и Ваша спутница.
– Ах, Владимир! – дамы рассаживались в салоне. – Я уже неоднократно Вам говорила, что Ваши женщины Вас испортили. Естественно, что против открытой и наглой лести никто из нас не устоит, но…  Вы же знаете, кому все это стоит сказать, чтоб мне потом все это передали, а я бы Вас пожурила, а Вы бы сказали – «Ах! Что я мог поделать? Я не мог сдержаться тогда и всем рассказал, как вы были очаровательны». 
    – Надежда Петровна, я в любом случае не смогу удержать в себе эти удивление и восторг, и обязательно расскажу всем, что у вас какие-то планы на сегодня, – водитель улыбался.
     – И можете добавить – «Не иначе, что кем-то она увлеклась». И можете это добавить с грустью и отчаяньем, чтоб Вам поверили. 
      Как ваша внучка?
    – О-о-о! Она уже ходит и первое слово она сказала – «деда».
    – Настоящая леди! Сразу поняла, кто главный в доме. Будьте осторожны! Некоторые женщинами становятся, а некоторые ими рождаются, Володя!
     Кокетство – это не черта характера. Кокетство – это украшение, как грива на шее льва. С той лишь разницей, что тот не может снять его, а женщина его одевает перед битвой. Это я Вам сказала.
      Машенька, я права?
    – Мне трудно судить, – сказала та.
    – А вот это и зря! Надо периодически спускаться в арсенал. «Сабли и гарды без боя ржавеют…» Да и порох… Держать порох на всякий случай?.. Непозволительная роскошь! «Лишь в атаке цену себе видим…» Как?
…– Машенька, а давайте чай потом. У меня в кабинете замечательное зеркало. Мы будем обновки смотреть. Оно так давно не видело меня другой.
    Зеркало было слева от двери.
    Огромное зеркало в широкой резной раме, выше двери, казалось окном в какой-то неведомый мир. В нем отражалось окно, рабочий стол, стеллажи книг. Напротив стояло,  спинкой к столу, низкое, тяжелое, глубокое, высокое кожаное кресло.
   Маша села в него и стала наблюдать, как Надежда Петровна, вытряхнув содержимое свертков на диван, такой же низкий и тяжелый, разбирала купленное, откладывала, опять смотрела, подбегая к зеркалу.
    – Машенька! Ну, что же Вы!.. Оденьте то белое платье. Его так не хватает здесь.
     Маша вышла в зал, достала длинное белое платье с глубоким вырезом, которое ей очень понравилось и она, поддавшись настроению, купила.
      Было так непривычно вот так… Просто так одеть платье, которое вряд ли могло когда ей понадобиться…
    – Машенька, вы так долго… – раздалось из кабинета.
    …Надежда Петровна стояла напротив зеркала около кресла в длинном голубом платье.
   – Идите сюда, – она сделала приглашающий жест.
   Мария встала рядом.
   Они смотрели на себя в зеркало и молчали.
   – Машенька, я не знаю – куда деть руки. Они мне мешают, – шепотом сказала Надежда Петровна.
    Маша посмотрела вокруг. На столе лежала какая-то книга с длинной и широкой закладкой. Она подошла к столу, взяла книгу, открыла на заложенной странице. Это были стихи. На английском языке на светло коричневой тонкой бумаге. На закладке было написано – «Идя упруго по стреле дороги жизни, поверни…»
«Джон Донн» – прочитала Мария на обложке.
    Вспомнилось – «Трудно звездочку поймать, если скатится за гору…»
Она закрыла книгу и подала её Надежде Петровне.
Та взяла её. Сначала положила на сгиб руки. Потом прижала к груди и застыла.
    Мария подошла к окну и смотрела на неё. Она видела, что та смотрит на неё через зеркало.
  – Машенька! Как грустно. Почему художники не пишут картин, на которых две женщины? Почему им надо либо одна, либо семь. Что с ними?
    Мария подошла и встала рядом.
  – Возможно, они не видели двух женщин, которым нечего делить?.. – сказала Мария. – Хотя есть и у Малевича, помните где-то в березовой роще, и у импрессионистов – где-то там – на склоне луга в цветах.
   – Машенька! Я сяду. Что-то мне как-то не по себе. Много впечатлений. Что-то я сегодня… Так все неожиданно… и прекрасно.
    Мария встала к окну и смотрела на зеркало.
  – Ой! – встрепенулась она. – Надежда Петровна, а можно я вас сфотографирую. У меня с собой оказался фотоаппарат.
   Не дождавшись ответа, она выбежала в гостиную и вернулась с фотоаппаратом.
   Бегая вокруг стола, она старалась снять и зеркало, и кресло с хозяйкой, и чтоб отражалось окно, перерезанное шторой, приоткрытую форточку, в которой отражалась соседняя крыша с какой-то башенкой.
   – Машенька! Сядьте рядом!
   Надежда Петровна положила руку на высокий подлокотник.
   Мария присела на него.
   – Машенька. Я вспомнила, где я все это видела, – она кивнула на зеркало. – Это же у Диего Ривера.
    Помните – он тогда увлекся кубизмом. Не смог сдержаться и бросил гибкую линию. Не удержался. Не смог. И такая чистая нота… Такой чистый звук издалека. Через хаос, крыши. Там ещё были кресты, или мне уж теперь кажется… Чисто. Нота. Как скрипка застыла…
    …Ах! Он в это время же дружил с Модильяни. Ах! Этот  Модильяни! От него постоянно столько шума. Одни вопросы – и никакого мнения.
     А ведь Диего после этой картины сказал, что он не верит ни Богу, ни Пикассо.
     А Фрида Кало так и не поняла. Женщины, женщины… Причем здесь… А у него две!..
      Машенька! Надо всегда рожать девчонку. Мальчишки они как кусок камня. Все такие неровные, острые, тяжелые и… Что с ними не делай, как ни шлифуй, максимум что можно получит – это кирпич. Такой же острый тяжелый и шершавый. И не знаешь, что с ним делать. Только знаешь, что выкинуть нельзя.
   …А я правда на прабабушку похожа?
   – Похожи! – улыбнулась Мария.
   – И ты туда же. Я ведь почему отругала Володю? Он мне однажды сказал – «Вы лет на сорок помолодели!» И как тебе это?
    …Всё у него на пределе. Все у него не как у людей. У этого Модильяни…
    Что за народ?
     В гостиной зазвонил телефон. Мария побежала и взяла его.
     – Маша, я внизу, – говорил Сергей.
   Мария вернулась в кабинет.
   – Звонил Сережа. Он внизу ждет меня.
   – Вот и славно. А то мне как-то тревожно.
       Вы не забудете, что завтра в три я буду ждать вас. Правильнее – «Я с трех часов буду ждать вас».
    –  Я буду. Сережа тоже постарается, но для него это новость.
    – Мы соберемся в три. Я, Верочка, вы с Сережей. Мы будем печь печенье. Сережа будет делать то, что хотел, за компьютером. В шесть придут друзья. В доме будет пахнуть ванилью. Потом мы будем сидеть за столом все вместе.
     – Побегу.
     Ой! Переодеться же надо!
     – Зачем? – Надежда Петровна стояла и смотрела на Марию.
     – Так как-то… в этом платье и в сапогах… и в этой коротенькой дубленочке…
      – В сапогах – это да!  В дубленке – терпимо!
      Он же на машине. Одевай мои туфли. Скажешь – спешила…
       Надежда Петровна улыбалась.
      – А и правда! – Мария рассмеялась.
      Она надела темные туфли и жалобно – вопросительно посмотрела на Надежду Петровну.
       – Ты, правда, считаешь, что он заметит? – улыбнулась та.
       – Не заметит! – вздохнула Мария.
       – И это хорошо! Просто замечательно. Согласись – заметит – это хуже.
       – Соглашаюсь.
       Мария, собрав свои пакеты, побежала к двери.
       – Машенька. Завтра в три.
       Та помахала пакетами и побежала вниз по лестнице, стуча каблучками по ступенькам.
     … – Пойдем! Машина там, – Сергей, встретив её на выходе из подъезда, махнул рукой в сторону арки меж домов. – Ты знаешь. Так всё… Тут авария. Все перекрыто. А ты что с голыми ногами?
          Давай пакеты. Ты представляешь? Я только поставил машину и хотел звонить тебе. А поставил неудачно. Вдруг впереди освободилось место. Только я туда переставил машину, как через то место, на котором только, что стоял я, проносится грузовик и врезается в угол дома.
         Я к нему. Водителя вытаскиваю. А он ничего не соображает, трясет головой, говорит – «Я его догнал, наконец…» Что-то ещё. Я – скорую. Вот только освободился.
      …Я говорит – «догнал».
      А ты что так вдруг с голыми ногами? Горит где?
       Парня жалко. Ничего не понимает.
      Прямо через то место, где я стоял и в угол дома.
   – Подожди, Сережа. Давай постоим, подышим. Что-то мне «никак», – Мария остановилась на выходе из арки и стала смотреть на столпившиеся машины.
   – Маша. Замерзнешь.
   Сергей тоже остановился и с тревогой посмотрел в лицо Марии.
   – Ты какая-то не такая. Все нормально?
   – Это макияж, Сережа. Не волнуйся.
  …–Поехали? – спросил Сергей, когда они сели в машину.
   – Подожди. Дай я глаза закрою, – Мария откинулась на спинку кресла.
   – Маша. Что случилось? – Сергей начал волноваться.
    – Ничего. Позвони Димке, скажи что есть, – она достала из сумочки полоску скотча и протянула Сергею.
    – Что это?
    – Отпечатки пальцев Надежды Петровны.
    – Откуда?
    – Просила передать Димке, чтоб он занялся делом. Она слышала Ваш разговор.
     – Так это… Теперь твои нужны, – сказал он.
    – И в этом есть проблема? – Мария стала приходить в себя и улыбнулась.
    – Поехали?
    – Поехали. Сначала в ЗАГС, потом в магазин – надо купить что-то на вечер, потом заедем за Мишкой, потом домой, потом я сготовлю что-нибудь, пока вы с Мишкой что-нибудь будете решать. «Господи, если бы знал где у меня эта их арифметика!» – подумала она. …Потом приедет Димка, потом вы уйдете с ним на кухню, я сяду за компьютер, а то и правда в записях бардак. Нас завтра к трем пригласила Надежда Петровна. Неудобно будет мычать на вопросы. Потом вы меня прогоните с компьютера, потому, что вам с Димкой нужен будет сканер, чтоб сравнить отпечатки наших пальцев, а я уйду спать. Потом вы будете меня будить, а я буду говорить вам – что «все до завтра. До завтра!» Мишка тоже пойдет спать. Вы пойдете на кухню. Я проснусь и посмотрю, что в коридоре свет и уже усну до утра.
     Поехали!
   – А в ЗАГС зачем? – спросил Сергей.
   – Сережа! Ты не знаешь, для чего мужчина ведет женщину в ЗАГС?
   Сергей посмотрел на ноги Марии и скакал: – Ну, да! А что вдруг так!
   – Ты против? «Идя упруго по стреле дороги жизни, поверни…»
   – А вдруг сегодня не распишут? Придется ждать.
   «Так не у них же в приемной», – подумала Мария и сказала: – Это не мои проблемы!
    Опять пошел снег. Сергей включил «дворники». Мария закрыла глаза.
  – Маш! Я что хочу сказать… – Сергей повернулся к ней.
  – Сережа! Ты сейчас скажешь какую-нибудь дурь, за которую потом будешь себя казнить. Не делай этого.
    Понимаешь. Это абсолютно бесполезно меня понять.
    Даже если я потрачу годы, объясняя тебе, что такое – родить…
    Если ты потратишь годы, чтоб понять, что это такое…
    Если я стану тебе рассказывать, что такое время, такое, как я его почувствовала сегодня…
    Сережа! Как я хочу спать!
     А ещё столько дел!
    «И с Мишкой надо объясняться. Вам легче… Мужики!» – подумала она.
…Надежда Петровна подошла к окну. Опять пошел снег.
   «Оба мы знаем, что ты белый. Тебе хочется казаться голубым, а мне хочется в это верить», – подумала она.
     Она подошла к столу взяла книгу. Вынула закладку. Прочитала стихи. Пролистнула. Прочитала ещё. Прочитала – «Идя упруго по стреле дороги жизни, поверни…»
   «Наверное, будет точнее – ««Идя упруго по стреле дороги жизни, повернись…» – подумала она.
     Села в кресло, посмотрела в зеркало, взяла карандаш и написала на закладке – «А коль идешь упруго по стреле дороги жизни – оглянись…»
   …– А вы где были сегодня? – спросил Сергей, желая перевести разговор на что-нибудь другое.
   – Просто были вместе, – сказала Мария. – Она такая красивая. Посмотри.
   Она взяла фотоаппарат, выбрала кадры  и протянула Сергею.
     Сергей, глядя то на экран фотоаппарата, то на дрогу, молчал.
   – Тут нет ничего кроме зеркала, – сказа он, возвращая камеру.
     Мария взяла фотоаппарат.
    На снимках были только: зеркало, в котором отражались окно, перерезанное шторой,  в котором отражалась соседняя крыша с какой-то башенкой, приоткрытая форточка, кресло, стол с книгой, в которой была широкая белая закладка,  стеллажи, лампа….