Лохматый. Глава 2

Александр Сизухин
                2.
                На городской санитарно-эпидемиологической станции, сокращенно СЭС, весной работы прибавлялось.
                Главный врач, молоденький выпускник Рязанского мединститута, работал на станции второй год. Склонный к философии, он представлял себе окружающий мир  «биомассой».
                Биомассу по Лёне Новикову составляли микробы, растения, вода с жалкими остатками водяных обитателей, насекомые, птицы, животные, сюда же попадали и люди. Биомасса представлялась ему ноздреватой опарой, которая пузырилась в огромной квашне. Себя он, как и положено в его годы, из биомассы выделял, занимая в фантастической иерархии место пекаря. Такое привилегированное положение полнило чувством огромной ответственности.
                Философские мысли посещали Лёню Новикова обычно вечером, когда лежал он на неудобной панцирной койке в общежитии для молодых специалистов.
                Днем же санитарный врач вертелся в трёх комнатках станции: выговаривал тёте Даше за невымытые пробирки; отвечал на бесконечные телефонные звонки; отсыпал сам, по причине нехватки сотрудников, пенсионерам-активистам отравленное зерно для уничтожения крыс, что считалось явным нарушением норм и инструкций.
                Склонность к философии отнюдь не делала Лёню Новикова неудачником. Напротив, был он, скорее, по жизни удачлив. В чём? Пока и сам не знал, но, глядя вперед и загадывая будущее, чувствовал уверенность и даже избранность.
                Уверенность в себе, в собственных силе, выдержке, хитрости он, благодаря одному случаю, обрёл еще в школе.
                В четвёртый класс, где учился Лёня, откуда-то из Сибири приехал новый мальчик. Сорвиголова, белозубый крепыш с красными кулачищами. Через несколько дней он попросил у Лёни списать домашнее задание по арифметике. Лёня не дал, за что и получил на переменке в ухо. При всех. Было очень обидно. Лёня долго думал, как отомстить новичку. Честно дать сдачи он бы не смог – сил не хватит, и тогда Лёня нашёл другой способ.
                Новичка, против его воли и для обуздания бьющей через край энергии и мальчишеской предприимчивости, посадили за парту к отличнице Тане Широковой. Оскорбленный сибиряк, не желая смиряться, подкладывал Широковой на скамью кнопки и довел отличницу до отчаяния.
                В этой критической ситуации Новиков, тоже найдя кнопку, причем, ему повезло – кнопку он нашёл огромную, подложил её во время перемены на стул учительнице. Этого никто не видел.
               Сделав перекличку, Ирина Казимировна села на стул, ойкнула и от неожиданности расплакалась.
                - Кто это сделал?
                - Это новенький, новенький, - закричали девчонки. – Мы не хотим с ним учиться в одном классе.
              Сибиряка убрали, перевели вроде бы в другую школу, или совсем куда-то уехал он вместе с родителями. А Лёня Новиков понял, что никогда и ничего нельзя делать сгоряча и впопыхах. Всегда нужно сначала подумать.
              Он и в институт поступал, хорошо подумав. Зачем ехать в Москву? Конкурс огромный. В Москве, в медицинском-то!  У нас поближе – в Рязани такой же мед. А ещё – все хотят быть хирургами.  Боже упаси! Как начнут у тебя на столе больные умирать, а родственники в глаза заглядывать. Нет, нет, нет. Уж если в медицинский, то только на санитарно-гигиенический. Санитарный врач - да это же идеально! Врач, а не лечит. Ни больных тебе, ни их родственников. А ты надо всеми – главный. Захочешь – столовую можешь закрыть, захочешь – завод остановишь. Вроде незаметный врач, а поди-ка объедь. Три дня скакать. И конкурс на факультет смехотворный. Все  на хирургов хотят выучиться. Журавлей ловят. Ну и пускай их…
               В окно Лёня Новиков увидел, что к станции пробирается Евграф Владимирович Мартыщенко. Шёл он зигзагами, обходя весенние лужи. Обшлага брюк, видимо для того, чтобы не забрызгать, а может быть  и из эстетических соображений, были заправлены в носки; коричневая куртка-болонья аккуратно застёгнута; голову Мартыщенки венчала великолепная темно-серая велюровая шляпа, фасон которой безукоризненно отвечал самым высоким партийным требованиям. В неподвижной, будто окаменевшей, руке он держал папку. Другой рукой, балансируя, взмахивал.
               Войдя во все мыслимые и немыслимые городские общественные объединения, общества и товарищества, полковник в отставке Евграф Владимирович Мартыщенко жил напряженной жизнью активиста-общественника. И в этой жизни бушевали страсти, случались катаклизмы, умирали от инсультов и инфарктов. Правда,  всё это  замыкалось  само на себя и заметного влияния на общую жизнь города не оказывало.
                На текущий момент Мартыщенко, как председатель домового комитета по улице Новой, дом один дробь восемь, был обеспокоен тем, что ввиду весеннего половодья, крысы и мыши из затопленных подвалов  окрестных домов перебрались в подвал дома один дробь восемь по улице Новой по причине относительной сухости.
               Как следствие нашествия грызунов только в кладовке председателя домового комитета Мартыщенко Е.В.  уничтожено:
                а) месячный запас картофеля;
                б) две тыквы;
                в) треть хранящегося запаса макулатуры;
               Макулатуру председатель собирался сдать государству во втором квартале.
               
                Нового главного врача СЭС Евграф Владимирович знал. Они познакомились в прошлом году, когда многолетние усилия бывшего полковника по уничтожению дворового клёна увенчались  успехом. Дело в том, что злополучный клён рос против окон квартиры Мартыщенок, и создавал в ней сумрак. От его тени в комнатах, как считала хозяйка Прасковья Митрофановна, было сыро.
               Лёня Новиков пришел в пасмурный осенний день, померил освещённость, она оказалась ниже нормы, и участь клёна была решена официально.
               Врача накормили ужином, и продемонстрировали уютное тепло семейной жизни. На стол подавала Аллочка Мартыщенко, дочь-перестарок, учительница начальных классов. Красноухая от смущения, она опрокинула чашку с чаем на скатерть  и чуть не ошпарила гостя.
             С тех пор, время от времени Лёня в своих вечерних размышлениях вспоминал девицу, но никаких решительных шагов пока не  предпринимал.
             А Прасковья Митрофановна жаловалась теперь мужу на то, что выгорает мебель.
             - Входите, Евграф Владимирович, входите, - дружелюбно пригласил санитарный врач. – Что случилось?
             - Грызуны одолели. Прямо нашествие. Мамаево побоище. Заявление я принес, чтобы всё официально, и вам для отчета.
            Мартыщенко мыкался с замочком на папке, который никак сразу не открывался.
             - Чтобы, значит, официаль… футы-нуты!
            Замочек всё-таки открылся, и посетитель вынул бумагу.
            - Вот – заявление, подписи всех жильцов, мы и собрание провели.
           -  Хорошо, хорошо, Евграф Владимирович, послезавтра и начнем.
           Новиков полистал календарь на столе, кивнул головой.
            - Да, послезавтра. Завтра мы пойдем тараканов морить на детской кухне.


Продолжение: http://www.proza.ru/2012/10/25/800