Глава 4 Гражданская война в Малодельской

 на фото слева Щедров Яков. Третий слева Мелихов Карп. Справа с бородой сидит Забазнов



Глава 4 Гражданская война в Малодельской

Придут другие времена
И по-другому все рассудят.
Неправый правым снова будет
Героям сменят имена.

Гражданская война, она, помимо всего прочего, тем пакостна,
что ни победы, ни победителя в ней не бывает…  М.А. Шолохов
               
Писать о Гражданской войне, как карябать ногтями больную, зудящую рану. Причинять душе ещё большую боль.
Гражданская война погубила лучших людей станицы. Сильных, боевых, храбрых защитников Родины – казаков. И неважно за кого они воевали. Объявил станичный атаман мобилизацию и пошли  казаки, которые были в станице воевать за «белых». Через месяц пришли в станицу красные и тоже объявили мобилизацию. Первое время даже опытные, заслуженные и умные казаки не знали, на чьей стороне правда и метались от красных к белым и наоборот.
Большевики во главе с Лениным объявили войну старому порядку. Народ разделили на «Красных» и «Белых». Красные — это трудовой пролетариат, крестьянство, простые солдаты. Белые — это помещики, купцы, капиталисты, офицеры и буржуи  (от врачей, инженеров и до артистов). Причем красные — это борцы за справедливость, за народное счастье всех трудящихся. А белые — это  недорезанные буржуи, гнилая интеллигенция, офицерская сволочь, то есть люди, которых нужно уничтожить.
А чтобы убить в людях совесть большевики начали борьбу с религией. Объявили попов мракобесами, церковь — религиозным дурманом. Стали разрушать храмы, убивать священнослужителей.
Советская власть разрешила народу в гражданскую войну убивать купцов, помещиков и отнимать у них имущество. Дала возможность мгновенно разбогатеть каждому бедняку. Так большевики повели войну со своим народом.               
И.А. Бунин писал: «Из русского мужика, как из дерева – можно вытесать дубину, а можно икону». Смотря, кто обрабатывать будет. Действительно, крикнул Емелька Пугачев или Ульянов (Ленин): - «Бей кровопийцев дворян, помещиков!».
И пошел русский мужик крушить, моря крови лить.
Красные казаки верили, что если сменят атаманскую власть на советскую, то все будут жить богато и справедливо. Богатство с неба не упадет, его надо забрать у богатых казаков станичников. Казачьи офицеры, богатые казаки и казаки среднего достатка понимали, что нужно драться за свою жизнь и свое добро, которое хотят отнять. Абсолютное большинство казаков воевало в наших краях за белых.
Так, 26 декабря  1919 года по заданию Советской власти все председатели хуторских советов заполняли анкеты по своему хутору. Как пример, хутора Кременской станицы Усть – Медведицкого округа указали, сколько служило человек в красной армии и  белой армии:
1. Х. Выездинский  в красной - 12              в белой- 117
2. Х. Шуруповский -7                -123
3. Х. Калинин – 0                -116
4. Х. Ветютнев  - 9                -163
5. Х. Шляховский  -2                - 108
6. Х. Терновский -12                - 268
7. Х. Амелин -8                - 170
8. Х. Дубовой - 1                -50
Примерно такой же расклад были по другим хуторам и станицам Усть - Медведицкого округа. Из нашей станицы Малодельской  и хуторов Куркин, Муравли к красным ушло в начале гражданской войны 31 мая 1918 года всего 19 человек, а к белым несколько сотен. В гражданскую войну за красных воевало не более 20 процентов всех казаков.
Малодельская – это капля воды в море Гражданской войны. И в ней отразились судьбы людей, хуторов и станиц всей России. Когда из России двинули на Дон красную армию, дни казачества были сочтены.
В основном Малодельские казаки воевали в гражданскую войну или в дивизии Миронова Ф. К. за красных, или в полках Голубинцева А. В. за белых.  Причем воевали почти 2 года на территории Усть-Медведицкого и Хоперского округов. Часто против своих же станичников.
Революция  пробудила у людей низменные чувства. 12 января 1918 года в слободе Михайловке разыгрались известные события — зверски убито 36 офицеров 5-го запасного Донского казачьего полка, и попавшиеся красноармейцам под руку помещики, интеллигенция,  священник. 
Отрывок из книги «Донские казаки в борьбе с большевиками»  начальника штаба Донской армии генерал-майора Полякова И.А., ехавшего на Дон через станцию Себряково (Михайловку) в начале гражданской войны:               
«Мало-помалу, пассажиры разговорились, в теплушке стоял шум, крик, смех и отборная ругань. Оказалось, многие из пассажиров были не только в качестве зрителей, но и принимали непосредственное активное участие в самосуде, учиненном в слободе Михайловке над местной интеллигенцией, в том числе офицерами, помещиками и священником. Все находились под свежим впечатлением виденного. В каком-то садистическом экстазе, гордясь и хвастаясь совершенным деянием, как бы еще раз переживали наслаждение, упиваясь воспоминаниями предсмертных мук их несчастных жертв. "А он-то" (священник) - говорил какой-то пожилой толстомордый солдат пехотинец, захлебываясь от охватившей его злобы, - "стал на колени и начал просить с попадьей проститься. Ну, я разсердился, скреб его за гриву правой рукой и как конь потащил его к площади. Веселый смех, крики одобрения и взвизгивание баб, были ответом на его слова. Чувствуя себя героем и ободренный со всех сторон, рассказчик продолжал: "Притянул его, значит, я к площади. Осерчал я еще пуще, закипело все во мне, поднял я его одной рукой за патлы и вот этим сапогом, как двину в брюхо. Только крякнул, как кряка и свалился. Сразу полегчало мне, вот так бы, кричу я, всех буржуев надо прикончить. После стали и ребята наши тешиться, да забавляться: один держит за гриву, а другой бьет. Тоже отвели душу, жаль только, что скоро подох. Затем пришла очередь за охвицерьем. Ну, эти в начале кочевряжились сволочи, один даже плюнул вот товарищу в морду - и он показал на одного бородатого артиллериста с хитрой и наглой физиономией. Последний, видимо, задетый замечанием и желая оправдаться в глазах кампании, перебил рассказчика, заявив развязно: "Оно, конешно, товарищи, правильно сказано, што плюнул, но и я же, вы видели, здорово проучил эту мразь буржуйскую, пущай знает, как плеваться в пролетариата защитника революции. Выхватил я у соседа винтовку, да и всадил ему целый штык в пузо, а после, ну его вертеть там в кишках, он успел еще только раз плюнуть и обругать меня, а затем, свалился". И опять со всех сторон раздались крики браво, молодец, смех, так им надо кровопийцам, довольно они тешились над нами, да нашу кровь пили. Да что их жалеть это буржуйское отродье" - продолжал опять пехотинец - надо всех перебить, чтобы ничаво не осталось. Довольно они ездили на наших горбах, таперача черед наш. Я - незлобивый! человек, товарищи, а попадись сейчас мне буржуй или охвицер, так вот перед всеми вами этими бы руками" - и он вытянул вперед свои огромные лапы - "задавил бы его как гадину".
Правильно, теперь мы господа, нашему ндраву не препятствуй, что хотим, то и делаем. Долго они измывались над нами, - одобрительно кричали присутствующие.

В марте 1917 года в 32 полк, где заместителем командира был Миронов Ф.К., под началом которого в разные годы служило немало Малодельских казаков,  пришла телеграмма:
«Царь отрекся от престола».
Князь Долгоруков, командующий дивизией, приказал выстроить для парада полки и приказал музыкантам играть «Боже царя храни», но Миронов настоял, чтобы сыграли «Марсельезу». Полк привели к присяге Временному правительству. Одновременно в Петербурге был создан Совет рабочих и солдатских депутатов.
В войсках тоже стали создаваться полковые Советы депутатов. В каждом селении должен быть Совет депутатов. В Малодельской был избран станичный Совет, в который вошли самые уважаемые люди станицы – атаман, богатые казаки, купцы, священник. В Совет пришел старый революционер Жаров Евграф и сказал, что Совет
незаконный, так как в нем нет представителя от бедных казаков и иногородних кустарей.
28 февраля 1918 года в Михайловке состоялся съезд рабочих, крестьянских и казачьих депутатов. Избрали Исполнительный комитет округа. Его возглавил Алаев. Секретарем избрали Страхова П.И. из Малодельской, членами Миронов Ф.К., Рузанов Семен Аникеевич (из Малодельской), Блинов Михаил (урядник 5 полка ст. Кепинская), Ламовцев, Степанятов, Прохватилов (с хуторов Малодели).
(примечание Рузанов С.А, - отец Рузановой Ольги Семеновны долгое время работавшей в детсаду. Со мной в одном классе училась её дочь Татьяна.).
В мае 1918 года на митинге в х. Большом Михайловского района Миронов Ф.К. призвал казаков фронтовиков вступить в Красную Гвардию.
"Грозный час!!!"*
(Телеграмма Ф. К. Миронова казакам 32-го Донского казачьего полка)
ст. Арчадинская 27 мая 1918 г
Страшную кровавую страницу истории начал писать наш Дон. Граждане казаки! Зову всех вас, как одного человека, собраться на хут. Большом Етеревской станицы 31 мая к 10 часам утра по новому стилю. Кто не явится, тот объявляется преступником, гробокопателем своему родному краю, своим детям, самим себе. Довольно умственного и душевного сна! Пора услыхать вам Живое слово, пора призадуматься. "Собирайтесь, казаки, во единый круг думу думать!" — как кричали наши свободолюбивые предки, когда цепи рабства охватывали их горла. Спешите, пока не поздно, пока не все еще потеряно! Наболевшим сердцем зову вас. Зову всех казаков фронтовиков и других полков и смело кричу: "Судьба Дона в ваших руках!!"...
Зову врагов трудового народа, врагов родного казачества на публичный диспут!
Бывший командир 32-го Донского казачьего полка — гражданин ст. Усть-Медведицкой Ф. К. Миронов
Настоящую телеграмму Усть-Медведицкий окружной исполнительный комитет утверждает 27 мая 1918 г., слобода Михайловка.
Председатель исполнительного комитета И. Кувшинов, члены — М. Шейкин, Степанятов, Рузанов, Прохватилов, Блинов, Федоров.
РГВА. Ф.192. Оп.6. Д.1. Л.10. Типографский экз.
Из станицы Малодельской и хуторов пришли 19 человек. Не все были казаками:  Бирюков Кузьма, Рябов Семен, Жирков Тимофей, Рыбкин Тихон, Чистяков Григорий, Бочаров Михаил (мой дед), Валиков Иван, Валикова Ульяна (жена), Иващенко Матвей, Аралов Иосиф, Усачев Федор (Муравли), Никифоров Федор, Жалнин Ераст, Корнеев Никифор, Пшеничкин Трофим, Рыбалкин Григорий, Топилин Михаил, Валиков Ульян, Плесков Павел.
Они попали в 23 дивизию Миронова.
Добровольцы, которых Миронов собрал в мае в слободе Михайловке Усть-Медведицкого округа, чтобы противостоять казачьему восстанию, составляли всего 263 человека, из них – 59 казаков из пятнадцати станиц Усть-Медведицкого округа и 4 казака из Хопёрского, остальные – иногородние и крестьяне.               
За месяц, к 12 июня, Михайловский гарнизон вырос до 1514 человек; казаки были собраны в 1-ю пешую сотню – 107 штыков, в конно-летучий отряд – 40 сабель; кроме того, числилось «мобилизованных» казаков на батарее – 21, пленных – 79, последних Миронов агитировал перейти на сторону красных.
17 июля на помощь Усть-Медведицкому округу подошли посланные Красновым войска белых генерала Фицхелаурова – шесть низовых и донецких полков.
17 июля шестнадцать офицеров приехали в станицу Кепинскую, где на следующий день назначили сбор, а ночью Михаил Федосеевич Блинов, урядник 32-го Донского полка, собрал 35 своих однополчан и перебил этих офицеров.
18 июля фронтовики во главе с Блиновым пошли искать себе «сотоварищей по духу и идее». В станице Сергиевской к Блинову присоединились тридцать три фронтовика во главе с казаком Ветровым. По пути к Миронову отряд разросся до сотни. Эти казаки и стали костяком возникшей осенью 1918 года знаменитой мироновской красной казачьей конницы. К Миронову они присоединились 21 июля, и советская военная сводка сразу отметила это, увеличив силы примерно в три раза – написали, что на Усть-
Медведицком направлении на сторону красных перешли триста казаков.
Боевое расписание войск, переформированных в бригаду, показывает, что у Миронова было три пеших сотни казаков и четырнадцать рот из местных крестьян и иногородних к концу июля 1918:
 1-й Медведицкий полк: 2-я Раздорская, Сводная казачья, Сводная добровольческая (Етеревская) сотни, Терсинская добровольческая рота, 1-я рота 26-го отдела, Лопуховская, 1-я ореховская и 1-я Даниловская роты, 2-й Медведицкий полк: 1-я и 2-я мобилизованные Сидоринские роты, 1-я, 4-я и 5-я мобилизованные Михайловские роты, 1-я и 2-я Старосельские роты, Себровская и 2-я мобилизованная рота 26-го отдела.
В состав бригады Миронова входили две роты с хуторов 26 и 27 отдела казачьих земель. Эти хутора образованы переселенцами из Украины, России, Германии в конце 19 - начале 20 веков. Правительство разрешило брать неиспользованные казачьи земли сначала в аренду, а потом и выкупать их. 26 отдел казачьих земель граничил с юртом станиц Малодельской и Раздорской во всю длину речки Арчеды. В него входили хутора, поселки и выселки.  Выселки – Чередниченков, Миронов, Дубовенький. Зимовники – Константиновка, Краса. Поселки – Арчедино - Чернушки, Перфиловский,
Хутора – Придорожный, Швиндт, Прудков, Попов, Кулаков, Пудовских, Ляпин, Пудовкин, Нижний, Майский, Авилов, Брагин, Похожий, Лобачев, Нижний Авилов, Медведев, Кибылянский, Зенков, Калинин, Каргин, Маглин, Кучурин, Грязновоцков, Рейхерт, Пропп, Батт, Хромов, Котенкин, Шпанкин, Михель, Танбовский, Книсартов, Бзыкин. Кордоны 1-10. Рахинское лесничество, Б-Чебаковский, М-Чебаковский
Красные комиссары ещё привлекали казаков фронтовиков тем, что после революции в России, будут революции во всех странах мира. Везде пролетарии возьмут власть в свои руки. Прекратится война с Германией и вообще войн больше не будет.
Как пишет войсковой старшина А. В. Голубинцев в книге «Русская Вандея»:               
- «Февраль 1918 года на исходе. Не стало на Дону атамана. Разгромлен Новочеркасск. Помутились головы у казаков. Трудно стало старикам сдерживать буйную молодежь – «фронтовиков», хлебнувших отравы большевистской пропаганды. Уже почти повсюду на Дону Советы сменили атаманов. В станице Усть – Хоперской  войскового старшину Голубинцева объявили Командующим объединенными войсками   во время «Чрезвычайного съезда Вольных хуторов и станиц Усть - Медведицкого Округа» 26-27 апреля 1918 года. Съезд постановил не подчиняться  существующей Советской власти и объявить восстание против Советской власти. Объявил мобилизацию всех способных носить оружие до 50 летнего возраста. Голубинцев сформировал  дивизию, в состав которой вошли 13, 14, 15, 16 конные полки и пеший отряд. Это формирование получило название 4 конный отряд войскового старшины Голубинцева. 
В середине мая 1918 года полковник Голубинцев послал казачьи разъезды в станицы по Медведице для агитации казаков. Это были казаки из Митякинской и Луганской станиц. С ними к белым ушли многие Малодельские казаки. 
4 июля  1918 года белое командование направило из Нижнего Чира корпус генерала Фицхелаурова   в составе 4 пеших и 2 конных полков. Они заняли станицу Усть - Медведицкую и прошли вверх по Медведице с отрядом Голубинцева до Саратовской области. С этого момента отряд Голубинцева вошел в состав белой Донской армии.               
6 июля 1918 года отряд Голубинцева занял станицы Глазуновскую, Арчадинскую и Скуришенскую на реке Медведице. 
В середине июля 1918 года станицу Малодельскую занимает конный отряд белых с офицером Плешаковым из полка Татаркина корпуса Фицхелаурова. На митинг собралось более 500 Малодельцев. Влез на табурет и стал агитировать за белых Малодельский урядник Токарев Евтей Фокович. После него встал на табурет Гребенников Григорий и стал агитировать за вступление в красную гвардию к Миронову. Его стащили с табурета старики – Попов Егор, Мелихов Иван, Манушкин Иван. Гребенников крикнул:
 - «Кто за красную гвардию отходите к Чупилкину двору».
С ним ушло с десяток казаков. На следующий день был арестован Гребенников и ещё 9 человек. Их поступок рассматривал совет старейшин во главе с атаманом Ершовым и офицером Плешаковым в здании станичного правления. Решено отправить всех под
конвоем в штаб Голубинцева в ст. Раздорскую. Через три дня атаман ст. Малодельской Ершов Дмитрий Сафронович взял на поруки 9 своих казаков, а Гребенникову удалось бежать. Атаман Ершов Д.С. двухметрового роста, плечистый, с большой головой, окаймленной широкой бородой и усами. Жил с женой Ершовой (Сутчевой) Ульяной Евдокимовной неподалеку от правления на Большой улице. Жалел станичников, терпеливо выслушивал наскоки революционеров. Продолжая наступление вверх по Медведице, отряд войскового старшины Голубинцева занимает к середине июля станицы Раздорскую, Малодельскую, Березовскую, Островскую и формирует из их казаков 17, 18, 19 конные полки.               
Ещё один документ из истории Гражданской войны. Старые казаки понимали гибельность гражданской войны и пытались остановить её.               
Протокол заседания районного съезда представителей от станиц Етеревской, Раздорской, Сергиевской, Малодельской, Островской, Березовской, Гуровской, Больше-Лычацкой и 26-го отдела войсковых земель, созываемого на основании протокола районной комиссии, выделенной мобилизованными казаками и солдатами северных станиц 26-го отдела Усть-Медведицкого округа на 12-13 июля 1918 года..               
По выработке мер к прекращению гражданской войны...               
Решено:               
1.Речи о мирных переговорах исходят из рядов не контрреволюционеров  и   врагов  трудового  народа,   а  самого  трудового  народа, потому эта война гибельна для него.         
2.  Вопрос  о  войне  и  мире  должен  решаться  самим  трудовым народом,  как  жизненно  заинтересованным  в  этом,   а  не  вождями, стоящими в стороне.               
 3. Стоя на страже завоевания революции и платформе Советской власти трудового народа съезд признает, что командующий фронтом Миронов и военно-политический комиссар Быстров распоряжаются судьбами   трудового   народа   вопреки   его  желаний   и   посягают   на народную волю...               
16. Обсудив всесторонне вопрос о происходящей в округе братоубийственной войне, районный съезд признает, что эта война крайне нежелательно отражается на основном занятии населения края — сельском хозяйстве, отрывает массу времени и рабочих рук. Грозит голодом краю, кроме того, мешает доставить необходимые для сельского населения товары и находит необходимым, с целью прекращения войны, установить перемирие на полмесяца, отозвав находящиеся на фронте войска для уборки полей, созвать 4-й окружной съезд, но только не в сл. Михайловке и разрешить на нем вопрос о прекращении гражданской войны...               
20. Большинством голосов постановлено: если по каким либо обстоятельствам не будет возможным окружному комитету созвать окружной съезд,  то по  постановлению  совета  одной из  станиц, созвать районный съезд в станице Березовской.  Уведомление  сделать  о съезде Березовскому станичному исполнительному комитету...               
22. Единогласно постановили: протокол подписать всему съезду.               
хутор Большой ст. Етеревской 12-13 июля 1918 года.
В конце июля 1918 года красные части Миронова заняли Малодельскую.
Штаб Миронова расположился в доме Ахановой Татьяны Тимофеевны, стоявший в центре станицы напротив церкви. 
Гребенников Григорий служивший рядовым  сотни, которой командовал подъесаул Миронов в 1906 году пришел к нему. Миронов поручил Григорию возглавить станичный ревком.
Без суда и следствия красные расстреляли у родной станицы "на Песках" есаула Чекункова Пахома, сына бывшего атамана станицы.
 В августе 1918 года Мироновцы пошли в наступление и разбили у х. Орехов «Куртлакскую» бригаду Сутулова. Сам Сутулов был зарублен в бою. Взяли в плен Малодельских староверов Денисова Евстигнея, Филиппова Харитона, Киреева Архипа. Они стали срочно брить бороды ножичком, так как красные не любили бородатых «гайдамаков».
В начале августа 1918 года белые сформировали 18 полк в станице Березовской, расположенной в 10 км от Малодельской, из близлежащих станиц.
Однако большинство казаков в нем сочувствовали красным, так как лично знали Миронова. Полк стоял в хуторе Фролов.
Вот как описывает  Сутчев В. Ф. из х. Муравли дальнейшую судьбу, мобилизованного «белыми», 18-го кавалерийского полка : «… Учитывая то, что большинство казаков фронтовиков в 18-м полку были революционно настроены и симпатизировали «красным», товарищи Головачев и Орлов стали агитировать их убежать в партизанский отряд Миронова не в разброд, а сразу всем полком. Большинство казаков согласилось на этот смелый и опасный поступок.
По прибытии полка на станцию Арчеда, в хутор Фролов, вскоре последовали выборы уполномоченных представителей на Войсковой казачий круг в город Новочеркасск. Полк избирает Головачева В. И. и Орлова М. Д. своими уполномоченными представителями. Командованию 18-го полка стало известно, кто такой Головачев и какую агитацию он проводит в полку, поэтому в ту же ночь, после избрания, его арестовывают и под строгим конвоем отправили в Усть-Медведицкую тюрьму. Тут же  весть, об аресте Головачева, быстро облетела все эскадроны полка. Утром весь полк, все как один, собрался у штаба полка и потребовал от командира объяснений, за что арестовали нашего представителя на Войсковой казачий круг, Головачева В. И.  Командир полка, в то время был полковник Наумов, вышел на веранду штаба и в первую очередь спросил:
«Кто вас сюда просил, и кто вас сюда послал?», казаки дружно закричали:
«Никто нас не просил и никто не посылал, мы сами сюда пришли, чтобы спросить вас, за что арестовали Головачева В. И.?».
Вместо ответа командир полка, дрожащими руками развернул лист бумаги и зачитал, собравшимся казакам, приказ наказного атамана, в котором говорилось: «на время и до полной ликвидации «красных» партизанских отрядов в нашей Донской области, все общие собрания и митинги прекратить и отменить!». Зачитавши приказ, он выпрямился во весь свой здоровенный рост и заорал во всю «глоть»: « Приказываю всем разойтись!».
Казаки не ожидали такого ответа, они стояли на месте и с места никто не тронулся.  Командир полка еще и еще раз орал и повторял: « Разойдись!», «Разойдись!», но казаки знай себе стояли, и стояли на месте. Тогда он выхватил наган и с криком «Разойдись!» несколько раз выстрелил в воздух. Тут полк не выдержал, загудел, и из толпы послышалась команда « За оружие», впереди стоящие казаки бросились на веранду и хотели стащить командира полка вниз, в гущу полка, и расправиться с ним как надо. Но он оказался шустрым, быстро забежал в коридор штаба полка и запер за собой дверь на засов. Выскочив во двор, где его ждал вестовой с оседланными лошадьми, он вскочил на коня и через задний двор ускакал прочь из хутора. В полк обратно он больше не вернулся. Казаки тут же, не сходя с места, снарядили конный взвод и послали его вдогон за арестованным Головачевым.
К вечеру этот взвод вместе с Головачевым и конвоем возвернулись к штабу полка. Тут же собрался полк в полном составе и опять потребовал от командования полка освободить Головачева из под стражи. К собравшимся казакам, на ту же веранду, вышел адъютант, хорунжий Куркин Аникей Иванович, уроженец хутора Рубежный станицы Березовской, и заявил: « Я его не арестовывал, и освобождать не имею права.». «А мы не уйдем от штаба, пока вы не освободите Головачева из под стражи», заявили казаки. Не прошло и часу, на веранду опять вышел адъютант Куркин и зачитал «молнию», якобы присланную от Войскового круга.
В ней говорилось: «арестованного Головачева, как  представителя на Войсковой казачий круг, немедленно освободить из под ареста, снабдить соответствующими документами и направить в город Новочеркасск.».
Головачев тут же был освобожден из под ареста, и все казаки разошлись по своим эскадронам и взводам. На следующий день Головачев В. И. и Орлов М. Д. собрались ехать в город Новочеркасск на Войсковой круг. Многие казаки отговаривали их от этой поездки, говорили, что там грозит им смертельная опасность. Н а что они отвечали, мол, нас на Круге, таких как мы, будет много, преобладающее большинство, и наш священный долг, с трибуны Круга, разъяснить, всем казакам Дона, истинный ход революционных событий в нашей стране. С добрыми пожеланиями казаки проводили своих представителей в город Новочеркасск. Когда Головачев с Орловым прибыли в Новочеркасск на вокзале их уже  ждала контрразведка. Прямо на станции, без ведома
Войскового круга, их арестовали и посадили в городскую тюрьму. Так же, без ведома Войскового круга, тайно, вынесли смертный приговор, и расстреляли тут же, в городской тюрьме двух наших славных казаков Головачева Василия Ивановича и Орлова Макара Дмитриевича. И этот свой звериный поступок Они всячески старались скрыть от казаков 18-го полка. Однако эта страшная весть все же докатилась до казаков, и тогда они дали себе клятву, пока мы живы, будем мстить за наших дорогих товарищей и уничтожать всю эту кадетскую свору, как на нашем славном Тихом Дону, так и во всей нашей великой русской стране.»               
Из обращения Миронова к казакам в октябре 1918 года : «...Собрался Большой Войсковой Круг. Приехали делегаты 18-го и 19-го полков, бывшие атаманцы Головачев Василий Иванович и Скачков Иван Афанасьевич, но к своим полкам, как делегаты, они не вернулись; они не вернулись и как отцы к своим детям!.. Их приказал расстрелять кровожадный зверь генерал Краснов и Большой Войсковой Круг!.. Не спасло их и священное звание «делегатов»... Таково живется в страшном царстве генерала Краснова!.. А где Макар Дмитриевич Орлов Березовской станицы? А Нестор Агафонович Кузнецов Островской станицы? Они расстреляны! Кровь их и сотен других вопиет об отмщении!...»               
Из воспоминаний Сутчева В.Ф. :
«После изгнания из 18-го полка его командира полковника Наумова, на его место был поставлен полковник Грошев. Он привез секретный приказ, в котором говорилось: «18-й полк после полкового восстания считать неблагонадежным, разбить его на три части и вести за ним постоянный строгий надзор…».  После его приезда, полк разбили на три части, одна часть направилась в хутор Ветютнев, другая - в хутор Грачи, а третья часть полка осталась в хуторе Фролове при штабе полка. Началась усиленная слежка за революционно-передовой частью казаков, для этой цели с Новочеркасска был прислан карательный отряд юнкеров, под командованием войскового старшины Алексеева. Карательный отряд расположился вокруг штаба полка и каждую ночь усиленно вел вокруг него патрульную службу. Вскоре  в полку стало известно, что в секретной части полка имеется черный список неблагонадежных казаков. Поэтому пребывание этих казаков в полку становилось невозможным. Казаки стали между собой советоваться, как быть дальше и что предпринимать? Одни настаивали на том, чтобы заранее подготовить и подговорить свой эскадронный комсостав, и в одну из ночей, арестовать и ликвидировать весь полковой состав штаба, а затем, всем полком, присоединиться к отряду товарища Миронова. Другие казаки возражали против такого плана, потому что полк был разбит на три части и находился в разных местах, и еще, потому что в хуторе, при штабе, находился карательный отряд. Поэтому казаки в своем большинстве и порешили, как только представится первая же возможность, удирать в партизанские отряды Миронова. Вскоре такая возможность и представилась. К большой радости казаков 18-го полка, верховное кадетское командование Дона дало приказ этому полку присоединиться к отряду генерала Голубинцева, который сражался с отрядом товарища Миронова.
В конце сентября 1918 года отряд генерала Голубинцева, к которому примкнул и 18-й полк, вплотную подошел к нашей станице Березовской.
В Березовской были белые,  напротив, через Медведицу в Плотниково красные. Велись переговоры, агитация красных казаков с белыми через плотину.
К белым перешли через плотину Мордвинцев Василий (прапорщик из Березовской), Полосминников Семен, Федосов Сергей Афанасьевич и др…
Надо сказать, что в начале гражданской войны, сплошной линии фронта не было, как и не было организованных крупных войсковых соединений, не было регулярной армии под единым началом. Поэтому стихийно организованные отдельные отряды «белых» и «красных» вели разрозненные, самостоятельные боевые действия, по опыту Первой Мировой войны эти отряды назывались «партизанскими».   В наших краях белые соединения иногда называли «кадетскими», а власть «кадетской».
18-й полк  занял боевые позиции на вершине Суховского барака, и по его правую сторону. В это время станица Березовская и хутор Плотников были заняты отрядом товарища Миронова.  Командование приказало 18-му полку сходу, неожиданно, напасть на станицу Березовскую и нанести по отряду Миронова удар. Казаки этого
полка, через пастуха станичного коровьего табуна товарища Манчакова, передали в штаб Миронова сообщение о месте расположения полка, о плане нападения на его отряд и о том, что многие казаки 18-го полка желают добровольно перейти на его сторону и влиться в его отряд. В ту же ночь, когда полку была поставлена задача напасть на отряд Миронова, легендарный герой и полный георгиевский кавалер Первой империалистической войны Быкадоров Евсей Федорович, уроженец станицы Островской, с полусотней самых наилучших бойцов, ушел в станицу Березовскую и присоединился к отряду Миронова. А на другой день, рано утром, вахмистр Федосов Сергей Петрович, уроженец самой Березовской, увел с собой полсотни казаков и тоже присоединился к Миронову. После этого, когда в отряд Миронова ушли самые лучшие и передовые казаки 18-го полка, у оставшихся казаков в полку стало подавленное и  анархическое настроение. Командование полка, видя такое положение, уже не думало о нападении на отряд Миронова, а думало о том, как бы сохранить и спасти оставшуюся часть полка, и спешно стало отводить остатки полка в сторону Фролова. Отступление проходило через хутора Петрушин, Атамановский и Рогачи. Казаки этих хуторов, тихо и быстро, разъехались по своим домам, а наутро, когда отряд Миронова проходил мимо этих хуторов, присоединились к его отряду. В это же время остатки 18-го полка остановились на ночлег в хуторе Муравлевском. В ту же ночь легендарный герой и полный георгиевский кавалер Первой империалистической войны Недорубов Константин Иосифович, уроженец хутора Рубежный, станицы Березовской,  увел с собой в отряд Миронова до сотни казаков. В хутор Фролов, на станцию Арчеда от 18-го полка прибыло только командование штаба и небольшая кучка казаков».
Из воспоминаний Ивана Андреевича Семигорелова:
В конце лета 1918 года, когда полк пришел в Березовскую, я  был дома под видом больного. Узнав о настроении казаков полка перейти к красным, я хотел быть зачисленным в этот полк, чтобы сдаться к красным. Но мне ответили, что я должен быть в том полку, к которому приписан. Я поскакал на коне к Медведице и случайно встретил генерала Старикова, командира белых. Решил надавить на патриотические чувства, чтобы попасть к землякам:
-Я, к Вашей милости, господин генерал!
В чем дело, казак? – спрашивает генерал.
-Я хочу сражаться с нечистью, которая лезет на Дон. Прошу выдать оружие и я пойду сражаться за казачество.
-Молодец, казак! И написал распоряжение о выдаче оружия и патронов.
Получив все, я догнал полк у ст. Сергиевской. Мы двигались в сторону Даниловки и к вечеру подошли к х. Попов. Здесь красные Мироновцы дали нам бой и пришлось отойти через плотину к ст. Березовской и далее до х. Красный. Там остановились. Начали переговоры. Со стороны красных вышли Топилин Михаил Прохорович и Аханов Петр Андреевич, оба Малодельские и Голиков. От нас Назаров. После переговоров, ночью от нас перешла к красным сотня казаков под командой Мироничева.  Наш командир полк отвел  к х. Атамановка, боясь, что он весь перейдет к красным. Вечером прискакал Краснов, отец одного из бойцов с х. Ловягин и сказал:
 - Миронов у нас. Переходите.
 Ночью полк перестал повиноваться офицерам и поскакал в х. Ловягин. В Ловягине Миронова уже не было. Он занял Березовскую, и полк утром прискакал в Березовскую. Руководили Федосов Сергей Петрович вахмистр из Березовской и Соколов Федор Яковлевич бывший знаменосец Мироновского 32 полка.
Миронов был уже в ст. Березовской и рано утром перешедший на его сторону полк был построен на центральной площади. Миронов поблагодарил их и пожурил, что не пришли сразу в мае 1918 года. Была произнесена присяга и клятва.
В этот день перешли Недорубов Константин Иосифович полный Георгиевский кавалер (Впоследствии Герой Советского Союза), Калашников Афанасий Яковлевич, Краснов Василий Васильевич, Тусов Алексей Егорович, Мелихов Василий Егорович, Смолин Яков Степаныч, братья Тереховы, Полосминников Семен, Плотников Афанасий, Семигорелов Аким, Куркин Никита, Тусов Михаил, Мерекин Поликарп, братья Дорофеевы Филипп и Федор ...               
Сутчев В.Ф. : «Бегство из «белой» армии приобретало массовый характер. Так легендарный герой и полный георгиевский кавалер хорунжий Мироничев, уроженец хутора Гурова, станицы Островской, будучи в какой- то кадетской пехотной части командовал казачьей пехотной ротой, и вместе с этой ротой, в одну из ночей, перешел на сторону товарища Миронова Ф. К..
В отряд Миронова, большими и малыми группами, перебегали и приезжали не только одни верховые всадники, но и ездовые «фурштаты»,  полковые фурманки с полковым имуществом,  с кухнями и двуколки с боеприпасами.               
В конце октября 1918 года в хуторе Сенном, Раздорской станицы, товарищ Миронов Ф. К. , в основном из казаков бывшего 18-го кадетского полка, организовал и сформировал 2-й кавалерийский полк. Командиром этого полка был назначен хорунжий Мироничев. Командиром эскадрона Соколова Ф.Я.
В это же самое время из перебежчиков разных родов войск товарищ Миронов в своем отряде сформировал пехотный полк. Вот с этого времени партизанский отряд Миронова превратился в целостную боевую единицу – 1-ю Усть - Медведицкую стрелковую дивизию, и начались полномасштабные боевые действия с «белой» армией Краснова и Деникина».   
Затем 1-я Усть-Медведицкая стрелковая дивизия 24 ноября 1918 года была переименована в 23-ю дивизию.
               
Белые атаковали и в бою погиб Головачев Антон из Малодельской.
Бывший 18, а теперь уже красный 2 полк отступил через Даниловку до Рудни.
В Елани после его переформирования образованы 200 и 201 полки 23 стрелковой дивизии. Полный георгиевский кавалер Вакулин Кирилл Трофимович с х. Сидоры был назначен командиром 201 полка, а его заместителем Попов Михаил Григорьевич из Малодельской, ком. эскадрона №2 – Доронин Михаил.
Миронов придал 201 полку несколько шестидюймовых пушек и приказал идти вниз по Медведице правым берегом, преследуя отступающие на юг войска белых. Занять слободу Даниловку, станицы Сергиевскую, Орловскую, Етеревскую и слободу Михайловку. Белые отступали, не оказывая серьезного сопротивления. Полк, легко заняв Даниловку, дошел до Сергиевской. Тут заночевал. Утром двинулся дальше.
На подходе к х. Большой их ожидали в засаде, скрываясь за песчаными буграми белые. Полком №3 у белых командовал есаул Семисотов с хутора Секачи. Его заместителем был полный Георгиевский кавалер есаул Акимов Илья Спиридонович рослый, подбористый, рыжеватый казачина с пышными, акуратно подстриженными усами из ст. Малодельской.  Растянутый в узкую, длинную ленту 201 полк тащился  по зажатой между буграми дороге.  Вдруг, сверкая саблями, неистово ухая, скатились с бугров и ударили с трех сторон белоказачьи сотни. Застигнутые врасплох, в панике, красные поднимали руки, бросались плашмя на землю. Схватившиеся за оружие были изрублены на месте.
Опытный вояка, зам. комполка красных, Малоделец Попов М.Г. крикнул:
- Полк! За мной!
За ним ринулось несколько эскадронов. Они успели проскочить в ещё незамкнутое кольцо белых. Спаслись от погони.
В бою  был зарублен Жалнин Ераст Панфилович.
В этом же бою Мельников А., Пшеничкин И.К., Серкин  К. спасли жизнь земляка из Малодельской командира роты  200 полка Дьяконова Ф.И.
Взятые в плен красные казаки стали умолять Акимова:
- Земляк! Мы же твои станичники! Помилуй нас. Будем тебе служить верой и правдой.
Илья Спиридонович ответил:
- Мои станичники у меня за спиной. А Вы свой выбор уже сделали. Сначала воевали за нас в 18 полку, потом перебежали к красным. Нет у меня Вам веры. Пусть военно-полевой суд решит.
Сейчас на месте боя у х. Большой стоит памятник погибшим казакам.
Для пополнения 23 дивизии прислали революционных матросов. Они образовали 202 полк.  В дивизии был также Сердобский 204 полк. Он прибыл в декабре 1918 года в составе 3 Уральской дивизии доформировался в г. Сердобск Пензенской губернии из  крестьян. В феврале 1919 года влился в состав 23 дивизии, как 204 полк.
По воспоминаниям Щедрова Я.П. 202 полком командовал Малоделец казак Дьяконов Федор Иванович, бывший подхорунжий.
А Малоделец Дундуков Филипп Макарович командовал ротой 204 полка.
Дальше 23  дивизия Миронова пошла в направление на Филоново.
Конной бригадой дивизии командовал М.Ф. Блинов из ст. Кепинской.  Вместе с дивизией Киквидзе разбили белых. От трех батальонов белых осталось 700 человек.  Взяли Филоново, Журавку, Мачеху, Елань, а 9 февраля 1919 года станицу Усть - Медведицкую. Прошли на юг до Луганской и Митякинской станицы.   
 24-25 мая 1919 года белые перешли в контрнаступление. Основной удар пришелся на 23 и 16 стрелковые дивизии. Прорван фронт красных. 
Белые наступали вверх по Медведице. 3 конный полк  шел левым берегом из ст. Раздорской. Гнал войска красных, которыми командовал Мартемьянов. Выбили их из хутора Большой Лычак.          
14 июня 1919 года решили атаковать Малодельскую.
В полку Акимова служило большинство земляков, казаков старообрядцев из нашей станицы. Вместе с ним ломали службу ещё с Германской войны в 17 Донском Казачьем Полку им. Ген. Бакланова. Старообрядцы с малолетства строго соблюдали, установленные по вере правила. Если казак старообрядец принял присягу, дал клятву, то держи слово. Каждый понимал, что нарушив клятву, будешь виноват перед самим собой. Их предки предпочитали смерть – измене. Жить дальше будет немыслимо, невозможно.
В Большом Лычаке  Акимов собрал командиров сотен у себя на квартире. Расселись в горнице по стульям за большим столом. Поднял глаза на хорунжего Дьяконова:
- Первой пойдеть твоя сотня, Савелий. Обойдетя станицу справа по Амбарной горе. Возьмитя пушку с прислугой. Безымянку и Березовку перейдетя по гаткам. Табе идти дальше всех. Тока подымисся на Мельничную гору, зараз осмотрись. Иде у них пуляметы? Глянь на пожарной вышке у Обоймаковского магазина и у моста.
Обвел всех глазами:
Атакуем, как тока стрельнить пушка с горы у Савелия.
 - Ты, на рожон не лезь, людей в трату не давай. Два десятка казаков пусти вдоль Боброва ерика, пусть через гатки Лягущевку атакують. Сам веди напрямик через мост.
- Ты, Матвей, - поворачивая голову к Рыбкину: след за ним пойдешь. Станешь на Амабарной горе. Как пушка стрельнить, скачитя лавой по всем улицам через Непочетку к Суре.
-Ну, а ты Семен,- подвинувшись всем корпусом к 3-му сотнику: скачешь самым коротким путем по опушке. В лес к Медведице не забивайтися. Там в озерах завязнитя. Ежели увидять из Кочерги, все равно даляко. Пуляметом не достануть.
А пушка грянить, начнетца у красных «Алилуя», тада скачитя мима кладбища и атакуйтя Кочергу.
Сочувствующие красным станичники советовали Мартемьянову отступить или сдаться в плен. Но Мартемьянов на белом коне, в кожанке скакал по станице, расставляя в засаду своих бойцов. Сосредоточил основные силы на окраине, где шла дорога на хутор Большой Лычак. Расставил лично пулеметчиков у Вербовки, на паровой мельнице. Но сотни Акимова атаковали там, где их не ожидали. Стремительной лавой налетела в тыл с Мельничной горы сотня Дьяконова Савелия. Красные в страхе побежали прятаться в лес по Большой улице. Дьяконовцы догнали их на конях, часть порубили, часть рассеяли. Когда возвращались у Лягущевского переулка, Савелия перевстрела Чурина Мария и сказала, что у неё в хлеву прячутся краснопузые. Один боец пытался бежать, и был застрелен прямо на огороже, другого закололи в яслях. Пятерых отвели к речке Березовке и расстреляли. Это видела соседка Чуриной  Волкова Евдокия.
В Кочерге малец Федя Егоров залез на плетень и, держась за верхний кол, смотрел, как скачут бородатые, матерые казаки старообрядцы из леса со стороны кладбища. Один свернул к плетню и, разминая кисть, шутя, рубанул соседний кол, срезав его начисто. Федя от испуга слетел на землю. С Амбарной горы вдарила вбок на Непочетку третья сотня.
Из Кочерги, Непочетки и Успенки белые казаки зашли в тыл основным силам красных. В панике Мартемьяновцы бежали по улицам к центру, и собрались на пустоше за большим мостом у старой бани. В несколько минут их порубили тут в капусту. Акимов приказал жителям приехать на подводах, погрузить тела и похоронить на кладбище в общей братской могиле.
Несколько красноармейцев Мартемьянова прятались в большом саду Дорожкина Федора в Непочетке. Федор был старостой старообрядцев, и думали, у него искать не будут. Тоже кто-то выдал.  Дронов Сергей расстрелял из дробовика троих красноармейцев Мартемьяновцев. Их около этого сада и похоронили две женщины с Непочетки.
Иван Храмов был свидетелем, как сотник из ст. Малодельской Матвей Рыбкин поймал председателя ревкома хутора Куркин Клочкова Спиридона Васильевича. Вывел из дверей водяной мельницы на р. Березовке, и, толкая наганом в спину, повел по лугу в станицу. Вперемежку с матом злобно выкрикнул:
- «Не хочу руки марать о твою большевистскую кровь. Поболтаешься в петле».
В эту минуту Клочков обернулся и произнес:
 - «А твоя кровь хуже собачьей».
Матвей выстрелил  ему в голову, перешагнул и пошел в станицу.  .
В этот же день в 16 часов на столбе у Пожарной был повешен комиссар ревкома Дьяконов Ефим Степанович. Вешал его казак перебежчик с х. Попков ст. Островской. Среди белых присутствовал и его племянник Дьяконов Савелий. Расстреляли Попова Яков Федоровича, Филиппова Федота Кирилловича, Спиридонова и других.
 Сам Мартемьянов спасся, но позже был застрелен у ст. Каменской своим же пом. ком. роты - 2 Павлом Рожковым.
Каким был Мартемьянов, видно из события апреля 1918 года, когда он проводил митинг в родном селе Нижняя Добринка Жирновского района.
-«Если же кулаки недовольны нашей борьбой за хлеб, так и скажите“, — бросил он гневно в толпу. Но ему не дали договорить и взяли в кольцо. Иван Ториков, стоявший сзади, ударил Мартемьянова кулаком, а Яков Цибизов ударом винтовки повалил наземь. Упавшего стали жестоко избивать. Когда краскома посчитали мертвым, толпа, удовлетворенная исходом, стала расходиться. Потом кто-то привязал к его ногам веревку, а другой конец — к конскому седлу. Бездыханное тело лошадью отволокли на кладбище и оставили на съедение собакам.
К концу выборного схода в село прибыл отряд красных. Выступление было подавлено, толпа разбежалась. Красногвардейцы разыскали тело Михаила. После долгих усилий Михаил очнулся, но какое-то время не мог говорить и двигаться. К августу здоровье поправилось, и Михаил Степанович приступил к своим обязанностям.
Обидчикам своим он отомстил жестоко: приказал бойцам закопать зачинщиков мятежа в землю живьем
Акимов жил на Большой улице. Его жена пожалела раненых красноармейцев и схоронила у себя в подвале дома. Один страдал от ран и сильно стонал. Вечером Акимов пришел домой. Дочка догадалась и завела патефон. Отец поужинал, а дочка все заводит патефон и слушает.
-Тебе не надоело? - спросил отец.
-Ой, папа, мне так весело, что ты пришел! Плясать хочу! –
стала плясать под патефон.
Уставший отец немного посмотрел на её пляску и ушел спать.
Это был последний бой в Малодельской. К середине июня 1919 года конная группа Голубинцева в составе 4 конных полков и 2 пеших полков дошла до ст. Островской заняв все станицы по Медведице.

Во время рейда 4 го кавкорпуса белых генерала Мамонтова на Воронеж, в конце июля 1919 года под Новохоперском красная 23 кавбригада попала под удар, и в ней осталось от силы 400 сабель. 23-я кавбригада потеряла более половины состава. Выбыло из строя 5 командиров полков. Погибли славные герои первой мировой войны – полные георгиевские кавалеры Миронычев и Быкадоров.
В хуторе Александроневском 2-й кавполк красных был окружен в 10 раз превосходящем противником. При прорыве из окружения погиб комполка Мироничев. Бывший командир  кавкорпуса Блинов М.Ф. погиб в ноябре 1919 года.

Вскоре белые пошли в отступ, с ними захотели пойти и семьи, в которых служили белые казаки, понимая, что красные будут им мстить. Акимов посоветовал им остаться дома:
- Может, Вы тут отсидитесь. А мы идем сами не знаем куда, и не ведаем, что с нами будет.               
Когда станицу заняли в очередной раз красные, то Волкова донесла на Чурину и по постановлению ревтрибунала расстреляли Чурину Марию, Дронова Сергея, атамана Ершова Дмитрия Софроновича.
Шадров, будучи в станице Усть-Медведицкой, зашел в ревтрибунал 23 дивизии. Услышал, как ругаются земляки из его станицы Малодельской – председатель ревтрибунала Ермаков и следователь Жаров. Оказывается, монашка из монастыря Тюрикова была шпионкой, передавала сведения белым. Поскакали в станицу, брать её. Пришли на подворье Тюрикова. Их встретила хозяйка. Накрыла стол, выставила закуски, угостила вином. Спрашивает:
Что же будет с нами? С монастырем?
Жаров отвечает: При советской власти все должны работать. Пусть и монашки работают на государство.
8 августа бригада Голубинцева уходит из Ореховки. У села Громки на границе с Саратовской области у белых был убит первый Георгиевский кавалер 1 мировой войны Кузьма Крючков.
В августе полк №3 конной группы Голубинцева переименован в полк №29 и им уже командует Акимов Илья Спиридонович.   
А 13 августа 1919 года 29 полк Акимова занимал позицию вдоль железнодорожного полотна от Раковки до Себряково. Несколько раз ходил в конные атаки на Раковку, которую защищала бригада Тимошенко.
Из рассказа И. Чаусова.  НА МЕДВЕДИЦЕ  "Родимый край" Ежемесячный Казачій  журналъ, № 8, от 15-го августа 1930: //Дело было в 1919 году, в октябре, на Медведице. Наш Куртлакский казачий полк занимал позицию на левом берегу р. Медведицы, со стороны станицы Березовской. На противоположном берегу, у хутора Плотникова, стояла дивизия красных Киквидзе. И там, и здесь были казаки. Там, у красных, молодежь, здесь, у нас, преимущественно старики. Так случилось потому, что в первый проход красных по нашим местам было у нас, в верхних округах, полное незнание о белом движении, о его составе, лозунгах; сведения получались только из красного Царицына и, конечно, в таком духе, что белые-де — «кадеты», дворяне, помещики; что они стоят только за свои личные, классовые интересы, а не за общенародные, государственные и т. д., и т. д.
Потому мобилизация, объявленная тогда красными, успешно прошла среди нашей молодежи, и она почти вся ушла к ним. Старики же взялись за оружие, только по приходу отряда Плешакова Т. П. Этот отряд был первой ласточкой, осветившей нам истинное положение вещей. В отряде наши увидели своих же казаков, некоторые даже однополчан; порасспросили и поняли, кто друзья и кто враги. Красные в то время старались быть пунктуально точными в выполнении своей программы. И свой восьмичасовый рабочий день, даже на фронте, они свято соблюдали. Стреляют, примерно, от 8 до 12 часов; от 12 до 2 обедают и отдыхают; потом до 6 часов снова стреляют. И вот в часы отдыха через реку (40-50 саженей) идут мирные переговоры. Стрелять в это время считалось даже преступлением. В одну из таких «передышек» из среды красных выступил какой-то мужичок с речью. Он развязно уговаривал наших сложить оружие и соединиться с ними, красными, против общего врага — буржуев-кровопийц
.- Да ты кто такой? Откудова? — спросили его с нашей стороны.- Курский! — послышался ответ.
- А казаки у вас есть?
- Есть!...
- Пускай отзовутся! — Мы с ними потолкуем, — предложили наши. И казаки вышли. В лесистой местности их сразу не распознать было нам.
- Какой станицы? — спрашиваем мы. Оказались свои же станичники: Иван и Петро. Отец их был с нами. Узнавши своих сынов, старик «взял их в оборот»:
- Суки. Суки! Кормил, поил вас, одевал, а вы куда «стрельнули»? Супротив отца? - матери? Супротив своих же! Бога не боитесь!..
- Иди к нам, папаша! Чего лаешься? — У нас лучше! Есть сахар, мед..., — зазывали сыновья.
- Эх, горький мед ваш для меня! — отвечал возмущенно старик отец. В таком духе шел разговор. На той и на другой стороне реки внимательно слушали. После разговаривавшие сошлись на плотине. Расцеловались, как полагается, — по родственному. Молодые расспрашивали о женах, о хозяйстве, вообще обо всем по домашности. — Уговаривали отца идти с ними к красным. Но отец решительно отказался.
- Нет, тому не бывать! Изменять своим не хочу. — Как рожден я казаком, так казаком пусть закроются мои глаза.
В 2 часа дня начался снова «рабочий день». Стороны разошлись. Возобновился бой. Часам к 4-м перешли в ожесточенную атаку через плотину... Люди, как звери, бросились одни на других. Свист, ругань, рев. По хатам бабы крестились, ожидая «светопреставления». Здесь, во время «схватки», в памяти или в беспамятстве, — Господь о том ведает, — один из сыновей «красных» собственноручно убил родного своего «белого» отца.
- Царство ему небесное, вечный покой! Закончил рассказчик. Все молчали, понуривши головы, точно гвоздями прибитые к месту.
- «Господи, прости им: не ведали, ведь, что творили!» — хотелось найти в молитве отдушину для тяжести, собравшейся в груди. Донская степь могла бы рассказать нам сотни таких рассказов и еще не так разбередить наши наболевшие сердца. Но, как зачарованная, молчит степь... Только ветер временами завывает, точно плачет над родными могилами...
В мае 1919 года страшные, яростные бои у родных хуторов и станиц на Медведице между красными казаками 23 дивизии Миронова Ф.К. и белыми казаками корпуса Голубинцева .
В одном из боев за хутором Плотниковым Березовской станицы в конной атаке сошлись в рубке две лавы казаков. Случайно встретились лоб в лоб в этом месиве два брата Орловы с соседнего хутора Попова. И красный брат Илларион зарубил своего брата Ивана. На другой день отец  забрал изрубленного сына и похоронил со скончавшейся накануне от заражения крови сестрой Еленой в одной могиле.
В феврале 1922  года восставшие повстанцы Вакулинцы зарубили в станице Сергиевской начальника районной милиции Иллариона Орлова, пред.райисполкома Гурова А.Г., секретаря райкома В.С. Чернорубашкина и продотрядовцев Бережнова, Шевцова, Неделко.               
Отец забрал сына Иллариона и похоронил в одной могиле с братом и сестрой.

Малодельский казак Дундуков Василий Титыч 1881 года рождения воевал за белых. Как потом узнал, в одном из боев ему пришлось драться с отрядом красных, в котором были его 2 старших сына. Слава Богу, все остались живы.
Однажды он был сильно ранен и захвачен в плен красными. Об этом случайно узнал сын, красный командир. Он распорядился немедленно положить его на операционный стол. Хирурги спасли жизнь Василию Титычу.

20 октября 1919 года красные занимали позиции в 25 км от ст. Преображенской на Хопре. Среди красных были и Малодельские казаки Степанников Степан Григорьевич и Наумов Иван. Белые должны были наступать на хутор Дубовской. Днем было пасмурно, к вечеру  ударил мороз, и у белых пулеметчиков замерзла вода в кожухах охлаждения пулеметов. Ушли с позиции в хутор.  Красные пошли в наступление и взяли в плен 2 батальона белых казаков. Степанников С.Г. взял на поруки захваченных в плен земляков Четверикова Михаила, Дорожкина Владимира, Мирошникова Костю, Полунина Ефима. Четвериков стал и у красных казаков пулеметчиком. В одном из боев с белыми был тяжело ранен. Хирурги отняли  ногу.
В этот же день, 20 октября у станицы Тишанской на Хопре был послан в дозор Топилин Михаил Прохорович из ст. Малодельской. Погода резко изменилась. Сначала долго моросил дождь, потом ударил мороз. Топилин окоченел. Он с утра до вечера был под дождем и морозом. Неожиданно атаковали белые. В панике про него чуть не забыли, побежали спасаться к Хопру. В степи беляки порубили бы их в капусту.  Командир его отделения Бочаров Михаил Михайлович (мой дед) подбежал к нему и сказал, что дана команда, отступать на левый берег Хопра. Топилин встал, но идти не мог. Ноги окоченели. Тогда Бочаров посадил к себе на спину и пронес больше километра на себе до Хопра. Переправил на левый берег. Спас ему жизнь.

На донской земле
(Воспоминания участника гражданской войны  генерал-лейтенанта Николая Соколова – Соколенка).
В конце мая 1919 года, нас комсомольцев добровольцев из Владимирской области, направили в распоряжение Усть-Медведицкого окружного ревкома Донской области, который в это время находился в слободе Михайловка (станция Себряково). Отсюда я и мой земляк Вася Царьков направлялись членами ревкома в глубинную станицу Малодельскую, находившуюся примерно в 60 верстах от Михайловки, вверх по течению реки Медведицы, на ее левом берегу. Поехали на приготовленной нам подводе. Возчик наш, назвавшийся Трофимом, исконный Малодельский казак имел, чуть ли не во всех близлежащих станицах и хуторах многочисленных близких и дальних родственников, жизнь каждого из которых была у него как на ладони. А уж о Малодельцах-то он знал всю их подноготную. За длинную дорогу Трофимыч — так мы сразу начали его величать — рассказал нам многое и о самих станичниках: « Станица сегодня совсем не та. Война все вверх дном перевернула. Главное — людей стало мало. Работы полно, а работать некому. Было когда, к примеру, две сотни добрых казаков, теперь и пары десятков не наберешь. А те, что есть, — какие это казаки? Старые хрычи, вроде меня, да инвалиды. Раньше даже бабы дюже работали, а теперь и их осталось не более половины. Как угнали куда-то с подводами, так и не вернулись. Теперь даже не разберешь, где они. Не то у ваших, не то у белых.   А те, что дома, тоже работать не хотят. Говорят так: красные пришли — корми, белые пожаловали — тоже корми, а здесь еще и зеленые завелись; когда нет ни красных, ни белых, эти зеленые тут как тут, тоже норовят на кормежку в станицу наведаться. Разве на всех напасешься?»               
Трофимыч задумался, а потом заговорил снова да с жаром: — А казаки - то были какие! Что дубы! Справные во всем. А ежели в седло сядет, просто залюбуешься. Одна грация. Любой фокус покажет. Моргнуть не успеешь, как шашкой любое полено одним взмахом разрубит. Ваши мужики так и топором не справятся. Эх, да что там говорить! Тех казаков не стало... 
 Будут, — сказал Вася.  Где там быть? Разве на войну напасешься?! Одна кончилась, свою новую заварили. Как-никак уже пятый годок воюем, скоро шестой пойдет.
Многие с немцев не пришли. А кто пришел, теперь друг против друга пошли, да дерутся - то как, только чубы летят! Хуже чужих — насмерть, без всякой пощады. Хотя бы примирил их кто...               
Долго разговаривали.  Наконец мы уснули и очнулись, когда подвода уже стояла. На просторной церковной площади, у широкого, с навесом, крыльца большого деревянного одноэтажного дома — кругом было темно и пусто. Только крыльцо тускло освещал висевший керосиновый фонарь. Света в ближайших хатах не видно. Это и была станица Малодельская. Мы остановились у крыльца Малодельского станичного ревкома. Нас никто не встретил. В здании ревкома находился только дежурный — старый казак, назвавшийся Михаилом. Он быстро куда-то сходил и, вернувшись, сообщил Трофимычу, куда нас развести на постой. Первым разместили на жительство Васю Царькова — здесь же на площади, прямехонько против ревкома, у местного дьячка. Меня поселили в небольшой, но чистой и хорошо прибранной хате казака Мелехова. Утром я пришел в ревком. Вася уже сидел в ревкоме и за два часа так освоился с обстановкой, что чувствовал себя как давнишний здешний работник. Он меня и представил председателю ревкома Григорию Ивановичу Гребенникову, его заместителю Решетину, ведавшему земельными делами, и казначею ревкома Макарову. Обо всех трех я уже кое-что знал от Мелеховых. Мне было известно, например, что Гребенников и казначей Макаров — это «чистокровные» казаки. А Решетин, которого, кстати, в станице недолюбливали, — из иногородних.  Я и Вася еще в Михайловке назначались членами ревкома станицы. Теперь при распределении обязанностей Васе было поручено стать станичным казначеем, я же получил сразу три нагрузки: секретаря ревкома, завкульта и, что самое забавное, заведующего отделом записи актов гражданского состояния (сокращенно: загс), о названии и функциях которого я к этому времени просто не имел никакого понятия. В общем, стал первым завзагсом станицы Малодельской, с аппаратом в одну единицу. Весной девятнадцатого, в месяцы страдной поры, на Дону в поле никто не вышел. Хлеб не посеяли. И на первый взгляд, кроме нас, ревкомовских работников, это никого и не беспокоило. Причин было много, главных же, на мой взгляд, две. Первая — жизнь на территории, непосредственно охваченной войной, в которой смертельные враги — свои же станичники, ничем не гарантировала, что собранный урожай попадет в руки, его растившие. Вторая причина безразличного отношения к родному полю была в том, что подавляющее большинство казаков жили еще достаточными запасами продовольствия. Чтобы вовлечь молодежь в общественную работу, мы задумали и немедленно организовали в станице любительские драмкружок и хор.  По ходу пьесы возвратившийся из Красной Армии молодой казак вступает в конфликт со своим отцом и старшим братом, ярыми сторонниками старого режима. На этой почве происходит острая семейная ссора, в результате которой старший брат хватает стоявший в углу хаты карабин и со словами: «Собаке — собачья смерть» — в упор стреляет в казака-красноармейца. Карабин, разумеется, зарядили холостым патроном, и мы с Васей это лично проверили до начала спектакля. В нужный момент раздался выстрел, но, как оказалось, не холостым, а самым настоящим боевым патроном. Падая на пол, я еще подумал: «Как здорово бабахнуло, вот это произведет впечатление на публику!..» Так оценили выстрел и все остальные члены кружка, пока, уже после спектакля, делясь впечатлениями, кто-то не обнаружил, что настоящая пуля пробила насквозь дверь на сцене и застряла в  стене следующей комнаты на высоте не более метра от пола. Тут же нашли и дырку под мышкой моей шинели.
Мы старались изучить казачью жизнь, однако главным — лично для меня — стало приобщение к основному казачьему искусству — искусству верховой езды. Научиться хорошо управлять конем, владеть шашкой и хотя бы двумя-тремя упражнениями казачьей джигитовки — это и была основная моя мечта, и она сбылась. По просьбе предревкома обучать меня главному казачьему делу взялся старый бывалый казак Алексей Григорьевич Долгих, который, кстати сказать, по единодушному признанию пожилых станичников, когда-то в молодости слыл большим сердцеедом и буквально покорял женский пол своей стройностью, осанкой и особенно, конечно, отменной джигитовкой. Он и сам этого не скрывал и даже гордился. «Когда я был молодым, — говаривал Алексей Григорьевич, — не то, что наши — все заглядывались.
Как в Царском селе стояли, чуть фрейлину одну к себе на Дон не заманул».  Я все же для начала решил попробовать свои силы за ближайшей околицей — по тихой, безлюдной дороге на хутор Муравли. Наиболее впечатляющий для зрителя галоп мне, еще неопытному всаднику, показался наиболее легким. И поэтому, когда, наконец, я решился въехать в станицу, избранным аллюром был именно он. Замелькали хаты... Казалось, вся станица в этот момент смотрит только на меня и кричит: «Давай, давай, Коля!..» В голове калейдоскопом одна мысль сменяла другую: жаль, что все это происходит не в родном Владимире — скажем, где-нибудь на Дворянской улице, против рядов! Что бы сейчас сказали оставшиеся там товарищи и девчата, особенно те, которые нравились, но не были еще близко знакомы?! Вот и поворот — и я уже на прямой к ревкому. Вот и мой дом, а за ним чуть подальше и тот, перед которым хочется особенно отличиться, особенно лихо проскакать. Ведь в нем живет казачка Маруся!.. Только одно было совсем непонятно. То ли я еще не овладел искусством управлять конем, то ли не хватало у меня сил побороть норов коня, почуявшего на себе хлипкого наездника, во всяком случае, вначале смирный, дончак вдруг перестал слушаться повода и, не снижая темпа, начал так прижиматься к левой стороне улицы, к самым хатам и изгородям, что это стало даже небезопасно. Когда же через мгновение мы оказались у изгороди хаты Маруси, дончак, неожиданно преодолев закон инерции, так резко застопорил движение и так сильно вильнул в сторону изгороди крупом, что я, лихой владимирский казак Коля Соколов, — о, ужас! — не удержался на коне и, совершив полет по неопределенной кривой, упал. И надо же случиться, что приземлился я за изгородью двора своей зазнобы, перед которой только что мечтал предстать прямо-таки джигитом. Кстати, такая норовистая повадка у дончака — не редкость, особенно, когда он чувствует, что вместо хозяина или умелого всадника на нем сидит действительно «мешок с овсом». Изрядно помятый, с невыносимой болью в боку, я еле-еле встал и с чувством страшного стыда, отворачивая лицо от окон Марусиной хаты, поспешил к калитке, чтобы срочно ретироваться. В эту минуту мне казалось, что надо мной смеется вся округа, и станичники говорят:               
«Вот так казак: на коне удержаться не может! А еще комсомолец! Это тебе не арбуз съесть!»
 Больше всего волновал вопрос, что подумает теперь Маруся, которая наверняка сидела у окна и, наверное, тоже донельзя насмеялась. Если так, то грош ей цена! Была бы хорошая девушка, тут же выбежала, спросила бы: не ушибся ли сильно? Пожалела бы. Но вокруг не было ни души, и даже мальчишки, эти завсегдатаи всех происшествий, и те куда-то исчезли. Конь как вкопанный стоял у изгороди, точно на том же месте, где только что меня скинул и, покачивая головой, как ни в чем не бывало, оглядывался на незадачливого всадника. Не решившись снова сесть в седло, я взял дончака за повод и повел кружным путем домой к дяде Леше, стыдясь даже улицы, по которой только что так лихо промчался.  11 июня день был с утра жаркий и ничем непримечательный. Обычно начался этот день, однако далеко не безмятежно закончился. И то, что случилось, началось опять с ревкомовской сходки на крыльце или, как мы ее окрестили, «крылечного вече». Перед тем как казакам разойтись, один из вернувшихся в Себряково станичников привез тревожную весть: Красная Армия начала отходить с Дона, в Михайловке паникуют и готовятся к эвакуации — якобы окружной ревком уже упаковывает свои дела, и для отправки их вызвал подводы из ближайших хуторов. На следующий день вся станица была на ногах спозаранку. Нескрываемая тревога охватила всех без исключения. Как бы в подтверждение полученных вечером сообщений, чье-то дотошное ухо во время утренней зари на Медведице прослушало даже далекую артиллерийскую стрельбу. Утром 13 июня нарочный привез распоряжение из Михайловки:
Начать отступление через станицу Березовскую и слободу Даниловку на Елань Саратовской губернии с последующей переотправкой всех ревкомовских дел, документов и ценностей в город Балашов. Один из казаков соседнего хутора Муравли по пути на станцию Арчеда не проехал и десяти верст, был обстрелян около хутора Лозовского неизвестным конным разъездом, от которого еле унес ноги. И второе: Раздорский казак, отправленный в Михайловку уточнить обстановку, сложил свою голову, не проехав и пяти верст, где-то на подъезде к хутору Субботин.
Все это происходило совсем рядом с Малодельской. Уже к полудню ревком превратился в настоящий военный штаб. На привязях вокруг здания стояли оседланные, готовые в поход кони. На многих из них прямо к седлам прикреплены шашки и карабины хозяев. А самих казаков просто не узнать! Во-первых, когда все оказались в сборе, выяснилось, что в станице их не так уж и мало. Во-вторых, выглядели они теперь совсем-совсем по-другому, во всяком случае, я их такими даже и не представлял: все при шашках, фуражки у всех по - ухарски набекрень, иная того и гляди на бок сползет, не удержится, а сами казаки, без скидок на возраст, стали словно более стройными, лихими, боевитыми, с острыми горящими глазами. На лицах — никакой будничной закиси. В общем, не казаки, а орлы боевые! Только теперь, именно в этой тревожной обстановке, я увидел впервые настоящего боевого казака и почувствовал, что с такими молодцами любые горы сдвинуть можно, любого врага смести с земли русской. Даже старики и те помолодели и выглядели как бойцовые петухи.  Кстати, обоз оказался готовым к походу раньше всех предположений. Не ожидая команды, как будто по тайному уговору, подводы раньше всех заполнили ревкомовскую площадь и все улицы в направлении Березовской. А самое главное — все это делалось спокойно, без малейших признаков какой-нибудь суеты и паники. Впереди всех подвод была и самая главная, пароконная, которая стояла прямо у крыльца ревкома. Загруженная ящиками и мешками с ревкомовскими и партийными делами и бумагами, она принадлежала моему товарищу Васюке Царькову. Около шести часов вечера, когда приготовления к отступлению вошли уже в спокойное русло, и я собирался было пойти поискать подводу своих Мелеховых, чтобы что-нибудь перекусить, как вдруг где-то вдали, в стороне от дороги на Себряково, послышались глухие винтовочные выстрелы: сначала один, потом другой, третий. Почти тотчас же в том направлении, где-то совсем близко, последовали и наши ответные выстрелы. Это стреляло предусмотрительно выставленное Гребенниковым боевое охранение. Завязалась редкая перестрелка с неизвестным пока по силам противником. Через минуту, выбежавший на крыльцо предревкома, окликнул казака Гундорова и начал давать ему какие-то указания. По торопливым жестам, которые я успел разглядеть из окна, можно было догадаться, что Гребенников приказывал использовать колокольню церкви и разместить что-то на улице, идущей сразу от ревкома. Когда я выскочил на улицу, Гребенников уже быстро шел в сторону нашей оборонительной линии. Я побежал за ним, желая во что бы то ни стало присоединиться к нему и быть в этот момент только с ним. Для меня, неискушенного в искусстве анализа боевой обстановки, предревкома представлял абсолютный авторитет, у которого многому можно поучиться. Гребенников остановился у крайней хаты, с тыльной ее стороны. Здесь во дворе, прямо у изгороди, лежали двое из наших станичников и напряженно вглядывались вдаль — похоже, выжидали появления противника между деревьями, чтобы произвести по нему очередные выстрелы. Точно так, как в тирах стреляют по движущимся мишеням. Еще один наш казак залег за ветряком, совсем недалеко от этой же хаты, но на левой стороне дороги, шедшей на Себряково. Позиция для наблюдения и стрельбы еще более выгодная, но его отделяло от нас ровное, открытое пространство, небезопасное для перебежки. Гребенников окликнул ближайших товарищей:
— Что там случилось?               
Вон на той опушке, — ответил, полуобернувшись один из стрелков, — появились сначала двое, а потом и десяток конных и давай палить по станице! Как по ним дали — сразу в лес, спешились и вот теперь прячутся, заразы, за деревьями, стерегут, какого бы дурака выманить! Или это разведка какая, а может, и бандюги промышляют. Казак показал на Заполянский лес справа от дороги. Это тот самый лес, по которому только вчера Гребенников, Вася и я совершили тайком путешествие на Медведицу, чтобы послушать зловещие рокоты орудий.               
Гребенников перешел к другой стороне:               
Алексей! Смотри в оба. Не обошли бы слева. Кто у тебя там слева?               
— Там народ есть. Все в порядке, Григорий Иванович. Бандюги что-то притихли. Может, и осталась какая-нибудь одна сволочь, вот и пуляет себе изредка.
— Смотри лучше! — приказал Роман Григорьевич. — Дело к вечеру, думаю, рисковать ночью не будут, а все ж! Вот к рассвету ждать можно всякого. Ну да меры примем. Бывайте!               
 В ревкоме Гребенников, видимо уже назначивший различных командиров, давал указания о порядке и построении охранения при движении на Березовскую. Насколько я сумел уловить смысл этих распоряжений, они сводились к тому, что мы будем двигаться тылом наперед. Впереди обоз, а в середине и хвосте его на подводах — пешие бойцы. Главная конная группа прикрывает все движение и готовится к отражению возможного преследования сзади. Слева от дороги, по опушке леса вдоль реки Медведица, следуют отдельные всадники, выполняющие обязанности дозоров. Справа, по открытой местности, довольно хитро следует конный разъезд в составе 20–30 сабель: сначала он движется на восток, почти под прямым углом к оси общего движения, по дороге Малодельская — хутор Атамановский, а затем из Атамановского поворачивает почти строго на север — по дороге на Березовскую. В его задачу входит прикрытие всего движения справа, стороны, наиболее удобной для нападения на отступающих Малодельцев. Значительная удаленность этого разъезда от основной колонны позволит главным силам в случае необходимости перестроиться в соответствующий боевой порядок.  К ночи в станице все привели в полную боевую готовность. На окраинах — наиболее вероятных направлениях появления противника — было выставлено усиленное сторожевое охранение с выдвинутыми вперед дозорами. Дежурная пешая группа — у ревкома; в ней находился и я. Основная конная группа (главные силы) — на выезде к дороге, ведущей на хутор Атамановский, обоз — по улице в направлении Березовской. Ровно в семь утра последним покинул ревкомовскую площадь станицы конный отряд в составе двенадцати сабель — наш арьергард. Главные силы малодельцев численностью до 50 сабель и 40–50 пеших бойцов на подводах следовали впереди, на расстоянии не более одной версты. Минут за пятнадцать раньше до нас с этой же площади выступил на хутор Атамановский отряд правофлангового прикрытия в составе двадцати человек. Как уже говорилось, он должен был присоединиться к нам в станице Березовской, где нас поджидала более многочисленная группа березовцев и сергиевцев. В центре главных сил ехал наш признанный командир Гребенников. Здесь же скакал и я, до зубов вооруженный — карабином, шашкой и двумя бутылочными гранатами; по-настоящему счастливый, что на коне, что еду в родном строю с красными донскими казаками и нахожусь теперь на переднем крае защиты родной Советской власти. По расчету предревкома, к моменту выхода из станицы арьергарда, голова колонны обоза малодельцев — а это около двухсот подвод — должна была уже входить в Березовскую. Ночь и ранние утренние часы, когда мы покидали станицу, прошли без малейших признаков приближения врага. Однако, как только последние всадники арьергарда миновали околицу, словно по заранее условленному сигналу, послышалась редкая беспорядочная стрельба на противоположной — лычакской — окраине, примерно там, где вчера наше охранение отстреливалось от неизвестных налетчиков. Кто-то из казаков даже сказал: «Салютуют, подлюги!»
Дорога на Березовскую сразу же полого спускалась к одноименной речке и затем снова поднималась вверх, скрываясь за перевалом. Слева, рядом с дорогой, до самой соседней станицы тянулась неширокая полоса леса, скрывавшего пойму красавицы Медведицы, дорогой сердцу местных донцов. Справа — открытая степь, прорезанная по ходу движения поперечными, с отлогими склонами балками. Учитывая особенности местности, Гребенников подал команду перейти на мелкую рысь, чтобы скорее скрыться за косогором, расширить обзор с него и далее — в зависимости от обстановки — или спокойно продолжать движение, или успеть принять боевое построение. Стрельба продолжалась несколько минут, затем все стихло. Наступившая тишина могла предвещать какой-нибудь неожиданный обходный маневр врага. Отряд ждал и готов был встретить любой поворот событий. И вот как только мы перевалили за косогор и станица Малодельская начала скрываться из виду, донесся колокольный звон, точно такой, каким обычно созывается народ на площадь. Гребенников немедленно остановил отряд. Послав одного из бойцов назад  на ближайший холм, откуда лучше всего просматривалась местность,  и, получив от него сигнальное сообщение, что противника вокруг не видно, он собрал всех казаков и изложил моментально созревший план дальнейших действий. По мнению предревкома, колокольным звоном собирала оставшихся в станице людей либо вступившая вслед за нашим уходом какая-нибудь
незначительная регулярная часть белогвардейцев, либо белобандиты - самсоновцы, которые вместе со станичными изменниками спешили навести в Малодельской свои порядки. (Самсоновцы –белоказаки из ст. Самсоновской (бывший х. Мищенский нашей станицы в1916 году переименован в ст. Самсоновскую) .                При любых обстоятельствах Гребенников считал необходимым, не останавливая главных сил, которые должны продолжать выполнять первоначальную задачу по прикрытию отступающей колонны, встать самому во главе арьергарда и вернуться в станицу, чтобы произвести разведку боем. Главным было установить силы противника, так быстро появившегося в Малодельской. Момент начала операции определяло занятие дозором выгодного для наблюдения места, сигналом служил взрыв ручной гранаты. В случае подхода к станице новых значительных сил противника дозору приказывалось немедленно возвращаться обратно, а при необходимости — пробиваться прямо на Березовскую. В состав трех всадников дозора Гребенников согласился включить и меня. Отобрали самых молодых, из которых только Вася Дронов, мой одногодок, уже успел повоевать, будучи красноармейцем 200-го полка 23-й дивизии, и теперь, после ранения в руку, отбывал последние дни отпуска. Высунувшись из-за угловой хаты, я сразу увидел, что около ревкома сгрудились с полсотни станичников, преимущественно женщины, а с крыльца какой-то горлопан в рядовой казачьей форме держал речь и азартно размахивал рукой. Возле него находилось несколько таких же бандюг, позади же толпы сидели верхами еще четыре казака. Сколько я ни старался сосчитать всех этих беляков, их никак не набиралось более десятка. «Оратор», по-видимому, уже окончил речь, так как мне стало видно, как он, присев на корточки, начал о чем-то разговаривать с окружающими. Если б тогда, как и теперь, по прошествии многих лет, меня спросили, какие чувства побудили меня в этот момент атаковать врага, ответить я наверное бы не смог. Все-таки трое, а вернее, один против десяти... Помню, как взял гранату, бросил ее для шума в сторону пустой улицы и, выхватив шашку, дал Гнедку шенкеля. С неистовым криком: «Дивизия, за мной!..» — бешеным галопом я мчался к ревкому. Далее все события происходили с такой быстротой, что трудно даже себе представить. Справа и слева мелькали хаты, а впереди на площади — кипящий муравейник разбегающихся людей. Сзади и спереди выстрелы. Хочется к разгулявшейся в воздухе шашке присоединить и меткий наган, но, когда враг уже близок, шашка лучше. Все внимание — на беляков, которые на крыльце, и на тех, что позади, в седлах. Но первые уже смешались с толпой, а вторые удирают, сбивая с ног местных жителей, по дороге на Березовскую. Когда я проскакал по площади, она была уже почти пуста. Казачки в паническом ужасе, с громкими криками жались друг к другу у изгородей хат, выходивших на площадь. А некоторые, невзирая на длинные оборчатые юбки, прыгали через изгороди почти как заправские цирковые акробаты. Видимо, этим же путем скрылись и белобандиты. Ну а те, которые улепетывали на лошадях и теперь стали целью моего преследования, вдруг как будто напоролись на непреодолимую преграду, неожиданно и резко свернули влево, в первый же оказавшийся открытым двор, и, перемахнув через плетень, устремились в медведицкий лес. Забыв обо всем на свете, я кинулся преследовать конных бандитов, но то, что было просто и легко для казака, оказалось непосильным для меня, доморощенного всадника. Разгоряченный до предела Гнедок, видимо, только из-за моей неопытности не взял барьера и резко остановился, чуть не сбросив меня на землю. Вот тут я по-настоящему и оценил урок, который преподал мне недавно конь моего учителя дяди Леши. Мне ничего больше не оставалось делать, как израсходовать пару патронов на уже скрывшихся в лесу белогвардейцев и пожалеть, что ничего с ними не смог сделать. Их было четверо. Пока я преследовал беляков, раздались наконец выстрелы и послышалось настоящее, многоголосное «ура» с Атамановской окраины станицы. Это были наши, Малодельские.   Как выяснилось, белогвардейцы появились в станице буквально в час нашего отхода — видимо, были хорошо осведомлены, поэтому въехали в Малодельскую без промедления. Их было девять человек — двое Раздорских, один из хутора Орловского и еще один из Сухого; остальных старики не опознали. Успокоившись, поехали в Березовскую.  Станица Березовская оказалась буквально запруженной людьми, подводами и оседланными лошадями. Откуда взялось столько! Помимо малодельцев и березовцев здесь находилось много людей из приписанных хуторов. Только здесь я и увидел, как много собирается нас, красных, и какую силу мы можем представлять для противника во время похода по его тылам.
А время в Березовской не теряли даром. К нашему приезду была уже закончена вся организационная работа по формированию части. Малодельцы в этом отряде представляли Малодельскую сотню. Наш объединенный боевой отряд, получив название Первого отряда Северного Дона, пробиваясь в сторону Балашова, должен был на каком-то рубеже соединиться с частями отступающей Красной Армии.  Я снова ехал впереди, но теперь уже впереди всего объединенного отряда красных станиц — Первого отряда Северного Дона, состоявшего после присоединения сергиевцев пока из трех, а после Даниловки — из четырех казачьих сотен.
Много Малодельских казаков в Гражданскую войну воевали у красных под командованием Миронова Филиппа Кузьмича               
Филипп Миронов родился 27 ноября 1872 года в хуторе Буерак-Сенюткин станицы Усть Медведицкой (сейчас г. Серафимович), Усть-Медведицкого округа, области Войска Донского (ныне Волгоградская область). За отчаянную смелость и мужество, подвиги в войне с Японией он награждается высшей солдатской наградой - четырьмя Георгиевскими крестами. Ему жалуется звание подъесаула — что в то время соответствует младшему обер-офицерскому чину капитана и означает жалование пожизненного дворянства. Затем Миронов выступает против участия казаков в подавлении революции. По своим политическим воззрениям Миронов встал на позиции врагов самодержавия.
30 сентября 1906 года его увольняют из царской армии с позорной формулировкой - "за неблагонадёжность". Лишают офицерского звания.  Сразу после начала Первой мировой войны Миронов записывается добровольцем, чтобы идти на фронт в качестве рядового казака, но ему возвращают звание и дворянство. Воюет отважно. Награждают Георгиевским оружием — высшей офицерской наградой в царской армии. Ему предшествуют еще два ордена. За очередным званием есаула ему присваивают чин казачьего старшины (подполковника), означающее уже не пожизненное, а потомственное дворянство. 10 января 1918 года Миронова избирают командиром 32-го Донского казачьего кавалерийского полка Красной Армии. В сентябре награждается орденом Красного Знамени, а в ноябре — серебряным оружием и золотыми часами. Из доклада генерала Фицхалаурова наказному атаману Краснову: «При взятии слободы Ореховки, когда группировкой войск генерала Татаркина намечался решительный и окончательный удар по Миронову, казаки Раздорской, Малодельской, Сергиевской и Етеревской станиц отказались выполнять боевой приказ. Некоторые казаки кричали: «Да здравствует Миронов!» Эти же казаки во время решительной схватки заявляли командному составу: - «Зачем им воевать с Мироновым, им при Миронове жилось хорошо, пусть атакуют офицеры, которым больше надо».
Полк почти полностью перешел к Миронову в ст. Березовской без офицеров.               
Первым смертельным ударом по Миронову оказалась кремлёвская директива Председателя ВЦИК Якова Свердлова от 24 января 1919 года:
1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью.               
2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем сельскохозяйственным продуктов. Подобная директива фактически обрекала казачество на поголовное физическое уничтожение и массовый голод, в том числе на территории Тихого Дона. «Освобождая» казачьи земли для переселенцев, в станицах расстреливали в сутки по 30-60 человек. Только за 6 дней в станицах Казанской и Шумилинской расстреляно свыше 400 человек. В Вешенской — 600. Так начиналось «расказачивание».                Миронов не мог поверить, что подобное могло выйти из-под пера одного из главных вождей большевиков. Ведь директива касалась не белых казаков, но и красных или тех, кто был в тылу у красных. 25 декабря 1918 года восемнадцать белоказачьих полков открыли перед красноармейскими дивизиями фронт и разошлись по домам. Делегатам от этих полков Миронов гарантировал личную неприкосновенность. Выполняя её, Миронов обязан был нарушить собственную клятву, данную, без единого выстрела сдавшимся землякам 18 полков!               
Так Свердлов и его окружение умышленно делали врагами советской власти и
сталкивали лбами десятки тысяч казаков и членов их семей.
Узнав о директиве, лояльные советской власти казаки восстали под лозунгом борьбы "Против коммунистов". Моральное состояние Миронова в это время изложено им в письме брату:
 "Вот и спала пелена с глаз. Что делать, не знаю. Душа не мирится с мыслью, что если теперь будем завоёвывать Дон и смотреть, как начнут истреблять наше бедное, тёмное казачество, а оно, вынужденное свирепостью новых вандалов, будет сжигать свои хутора и станицы... С другой стороны, Деникин и контрреволюция. Здесь рабство трудовому народу, против которого мы год проборолись и должны бороться до уничтожения. И вот стоишь, как древний русский богатырь на распутье: направо пойдёшь - будешь убит, налево пойдёшь - конь погибнет, прямо пойдёшь -- и сам, и конь погибнут... Что делать?" Он обращается с письмом к Ленину ("Именем Революции требую прекращения уничтожать казачество!"), наивно полагая, что расправа над народом проводится без его ведома.
Но и красные казаки Миронова не жалели соотечественников. «В хуторе Большом Усть-Хоперской станицы казаки 1-го Донского революционного полка 23-й дивизии, которой командовал Ф. К. Миронов, изрубили, предварительно оттаскав за бороды, 20 стариков «за злостную агитацию» (те пытались их «усовестить» и «наставить на путь истинный»).
 В станице Нижнечирской красные казаки разбили лавки и раздавали имущество населению, своим судом подвергли каре «местную контру».
Но были и другие случаи. Миронов был со своим штабом в хуторе Плотников Березовской станицы. На пороге хаты появился очередной жалобщик Никифор Зенкин с хутора Бобры, это в пяти верстах от хутора Плотникова, где остановился штаб Миронова. Знали друг друга. «Что стряслось, Никифор Семенович?» — «Погутарить надыть». — «Гутарь, тут все свои». — «Быков угнали силком... А за то, что у меня штаны с лампасами, один активист плетью перетянул, да еще и обозвал контрой...» — «Делов — на кнут, да махнуть». Активиста вскоре нашли; быков еще не успели зарезать; Миронов взял большую палку и подошел к провинившемуся, тот вовремя отскочил от Филиппа Козьмича. Чего он испугался — то ли выражения лица своего командира, не обещавшего ничего хорошего, то ли еле заметного движения рук, приподнявших палку... Во всяком случае, это осталось невыясненным, но зато другое стало достоянием чуть ли не всей дивизии. «На палку, — сказал Миронов, — и отгони быков туда, откуда взял. А ты, Никифор Семенович, спокойно возвращайся домой — быки будут в целости и сохранности доставлены на твой баз». Дед подхватился рысью поперед быков. Все подумали, наверное, побежал предупредить старуху, чтобы не голосила на весь хутор — пропажа возвращается на баз. Прошел час, может, два, — дед снова на пороге хаты, где Миронов находился. «Дедушка, что-то не так?» — «Да, кубыть, так. Но любопытство взяло — не пожаловался?..» — «Не понимаю...» И дед рассказал, что он побежал вперед почему?.. а чтобы встретить своего обидчика. Ну, значится, повстречал он его и заставил спустить штаны, ввалил ему по голому месту плетей и сказал, теперь, мол, возвращайся восвояси, а он уж как-нибудь, с божьей помощью, сам быков до дому догонит... И только затем и отмахал пять верст сюда и обратно, чтобы спросить, не пожаловался ли... Филипп Козьмич привычным движением расправил усы, пряча под ними скупую улыбку — казак, ну что с ним поделаешь. Нет, чтобы обрадоваться, что быки нашлись и благополучно возвращены на  баз, так он еще и захотел проверить, как его обидчик будет чувствовать, когда на собственной шкуре испытает прелесть казачьей нагайки. «Так, значится, не пожалился?.. Ну-ну...» — и дед заторопился в Бобры.
У Миронова случился конфликт с руководством ВРК,  расположенного в сл. Михайловке. Они слали ему приказ за приказом, не зная боевой обстановки на фронте. Когда сложилось тяжелое положение у ст. Усть – Медведицкой, он в ответ на их приказы, попросил всех лично прибыть в Усть – Медведицкую и с оружием в руках помочь её защитить. Члены ВРК обиделись, написали жалобу Троцкому и тот отозвал Миронова. Поручил формировать новый корпус.
Миронова вызывают в Москву и в июле 1919 г. происходит его встреча с В. И. Лениным.   
«В практике настоящей борьбы мы, имеем возможность видеть и наблюдать подтверждение дикой теории: «Для марксизма настоящее — только средство, и только будущее — цель». И если это так, то я отказываюсь принимать участие в таком строительстве, когда весь народ и все им нажитое рассматривается как средство для целей отдаленного будущего, абстрактного. А разве современное человечество — не цель, не человечество, разве оно не хочет жить, разве оно лишено органов чувств,
что ценой его страданий мы хотим построить счастье какому-то отдаленному человечеству. Нет, пора опыты прекратить!  Ф. К. Миронов. Из частного письма В.И. Ленину от 31.07.1919   
Летом 1920 г. судьба Ф. К. Миронова вновь круто изменилась. Войска барона Врангеля начали наступление в Северной Таврии. Одновременно на западе началось польское наступление. Соединение двух этих сил делало исход Гражданской войны неопределенным. В августе 1920 г. Миронов назначается командующим 2-й Конной армии...               
«За доблестное руководство войсками армии при разгроме Первого конного корпуса противника, чем решил участь Мелитопольской укрепленной позиции» Президиум ВЦИК награждает командарма почетным революционным оружием — шашкой с впаянным в позолоченный эфес орденом Красного Знамени. «За исполнительную энергию и выдающуюся храбрость, проявленную в последних боях против Врангеля» М.В. Фрунзе представляет Миронова к награждению очередным орденом Красного Знамени, а в конце января 1921 г. Филипп Кузьмич назначается на должность Главного инспектора кавалерии РККА РСФСР. Прожить остаток жизни в почете и славе Миронову не довелось: 12 февраля 1921 г. он арестован, препровожден в Бутырскую тюрьму и 2 апреля убит при невыясненных обстоятельствах. Легенда утверждает, что он застрелен часовым во время прогулки. Клеймя позором его имя, Троцкий писал: "В могилу Миронова история вобьёт осиновый кол, как заслуженный памятник презренному авантюристу и изменнику".
Но забивать осиновый кол оказалось негде. Могилы нет. Командарму Миронову посвятил певец и композитор И. Тальков песню «Бывший подъесаул».
Формальным поводом для ареста Миронова послужило восстание, поднятое на Дону бывшим его подчиненным Вакулиным. Сам Вакулин уроженец х. Сидоры (рядом с Михайловкой), украинец. С детства был подпаском. Высокого роста, поджарый, с сухим лицом, рыжеволосый, ловкий и сильный паренек. В первую мировую войну воевал разведчиком. Заслужил полный бант крестов. После революции привел с фронта почти полный батальон земляков с вооружением и даже с пушкой. Сразу перешел к Миронову и стал биться за советскую власть.               
Учительница начальных классов в 1959 году Сара Константиновна Мурзина (Тапилина) рассказывала, что была в детстве свидетельницей боя между белыми и красными казаками в Малодельской. Бросили гранату. У одного казака осколком рассекло живот, и кишки повисли на плетне.               
В Малодельской дед Лихорадкин рассказывал. В Гражданскую войну зимой был лютый голод и холод. Мы, ребятишки, выпросили у бойцов ковригу мерзлого хлеба. Грызть не смогли. Взяли в сенях винтовку и стали прикладом разбивать хлеб. Хлеб остался целым, а деревянный приклад разлетелся в щепки. Испугались, что их за вредительство расстреляют, схватили хлеб и убежали.               
Все же если бы «красные казаки» не привели на Дон красную армию из России, они бы не смогли победить. По разным данным на стороне красных воевало от 10 до 20 процентов казаков. Продразверсткой, репрессиями, уничтожением казачества в Донской области занимались пришлые с Руси иногородние.
 Хроника Гражданской войны на Дону

27 октября 1917 года атаман Каледин  объявил, что войсковое правительство берет на себя всю полноту власти в Донской области, не признает власти большевиков и объявляет о независимости ОВД от России.
2 ноября был создан Военно Революционный Комитет на Дону большевиками, эсерами, меньшевиками и 13 января 1918 года в ст. Каменской был съезд фронтовиков казаков избравших Ф. Подтелкова Председателем ВРК.
В январе южнее Воронежа на Дон стала наступать Красная Армия Антонова Овсеенко.
11 февраля 1918 года на заседании правительства Каледин сказал:
 -Положение наше безнадежно. Население нас не поддерживает. Сил у нас нет и сопротивление бесполезно. Вышел и застрелился.
17 февраля 1918 года Дон оккупировала Красная Армия. Большевики официально запретили венчание в церкви, преподавание в школе закона Божьего.
Расстреляли сразу 15 священников. Красный генерал Саблин в Ростове заявил:
«Казачество как таковое должно  быть уничтожено с его сословиями и привилегиями».
В марте 1918 года Троцкий утвердил новую должность «военспец» из бывших офицеров царской армии. Вместо добровольной записи в красную армию ввел принудительную мобилизацию. И если к 1 августа у красных было 330 000, то к 1 сентября -550 000, а к декабрю 1 000 000 солдат.
В апреле 1918 года казаки с оружием в руках стали оказывать сопротивление продотрядам.
11 мая созван «Круг спасения Дона». Он дал указание о мобилизации казаков со сроком службы  6 лет. Станичным атаманам даны чрезвычайные полномочия до окончания войны.
В январе 1919 года казаки отступили и оставили красным Донскую область. На круге простой казак заявил позицию казачества:
- Мы на той поприще стоим, штобы свово не отдать, а чужова нам не надо.
В июне 1919 года белые опять заняли Донскую область.
Красные ввели принудительную мобилизацию и к осени 1919 года их армия насчитывала 2,5 миллиона бойцов.
В это время белая армия Деникина насчитывала 200 тысяч бойцов и 70 000 конницы.
Численный перевес и позволил красным одержать победу в гражданской войне.
Октябрь 1920 Донская армия разбита, и белые казаки эмигрируют за границу
               
Судьба крепкой казачьей семьи Дьяконовых из ст. Малодельской
В семье Дьяконовых Ивана Павловича и Татьяны Васильевны(урожденной Давыдовой) - три взрослых сына. Все трое храбро воевали на фронтах германской войны. Старший Савелий дослужился до офицера. Сохранилось фото, где он в форме казачьего офицера с отцом, приезжавшим к нему в часть. Средний Федор подхорунжий, с георгиевским крестом на груди сфотографирован с женой Еленой, навещавшей его в Кишиневе в 1915 году.
Младший сын Владимир скончался от тяжелых ран в военном лазарете в 1917 году.
Великая смута гражданской войны привела Савелия к белым, где он командовал сотней в полку своего земляка, полного георгиевского кавалера Акимова И.С., а Федора к красным. Дьяконов Федор командовал Малодельским коммунистическим отрядом. Участвовал в подавлении мятежа Вакулина.
Судьба Савелия точно неизвестна, но в одном «доносе» 1930 года упоминается, что Савелий «застрелился, когда красные нажали».
Трагически закончилась жизнь главы семейства Ивана Павловича. Его арестовали, предъявив обвинение в том, что его сыновья – белые офицеры. Не помогло, что средний сын – красный командир. В тюрьме Иван Павлович умер, а, может быть, в соответствии с директивой о заложниках его расстрелян.
Дьяконов Федор в 1929 году принес домой книгу Шолохова «Тихий Дон» с дарственной надписью автора, начал читать вслух, все увлеклись, читали чуть ли не до утра. Говорили, что Шолохов хотел встретиться с Федором Ивановичем, чтобы поговорить о «казачьей речи», но не привелось…
В конце 1920 – начале 1930-х гг. в СССР была проведена коллективизация сельского хозяйства. В Малодели создали укрупненный колхоз «Путь к социализму». Первым председателем избрали Федора Ивановича Дьяконова. В июне 1930 года его арестовали за невыполнение сразу указания о раскулачивании и выселении казаков.  Он перенес это «мероприятие» до окончания сельскохозяйственных работ. В начале июня 1930 года Хоперским окружным отделом ОГПУ Нижне-Волжского края Ф. И. Дьяконов и еще 15 человек были арестованы и привлечены к уголовной ответственности по 58 статье «антисоветская пропаганда, агитация и организационная деятельность». Если до революции Федор имел 2 лошади, 3 коровы, 7 гуляков, 13 овец, 4 свиньи и одну усадьбу, то после революции у него 2 лошади, 2 коровы, 3 гуляка, 11 овец, 2 свиньи, жнейка, плуг. Как был кулаком, так и остался. Так старательно запишут ему в приговоре в 1930 году. Скажут с иронией, разница небольшая, было ему за что воевать.
Суд постановил: «Дьяконова Ф.И. заключить в концлагерь сроком на 10 лет». Остались на день ареста, как бесстрастно говорится в приговоре, его семья: Жена Елена (35 лет),
сын Георгий (16 лет), дочери Александра (8 лет) и Татьяна (3 года),
Последнее письмо от него получили  в 1933 году из Архангельской области, Медвежья гора, станция Сорока.
Вот так прошлось красное колесо по семье Дьяконовых. Не пощадило ни белых, ни красных казаков.

«Прянишный домик»

Было ето в Голодомор. Отдала маманькя Пятру да Дашуньке мароженный буряк, што случайно подобрала на шляху, и хто яво потерял, такую ценность в энтот страшенный галодный год? А сама пашла в пустой катух , да там и повесилась. Хател была Петр снять маманьку, да силов, никаких не оказалось. Он и гутарит Дашуньке: «Пашли, Дашуха, пошукаем, могет хто из хуторцов, нам споможет маманюшку пахаранить». Побрели по хутару, то в один курень заглянут, то в другой: пусты курени стаять, и где и вовсе страсти Гасподни, мертвяки по лавкам сидять. Делать неча, порешили иттить в станицу, там вспомощи искать. Побряли. Вот и станица заблизнелась, вскорь и куреня пашли, да и там ить такие-жа страсти как и на хутаре. Вот вышли Петр и Дашунькя на майдан и видять чуду - небывальщину. Стаит пасередь майдана дом огромадный: стены прянишные, окна карамельные, а верьх из пастилы. А возле крылешка красноармеец спит стоя, опершись о винтовку. Видать, не бояться ничиго боле большаки, казачье- то уже в боях повыбито, голодом позаморено.
Подкрались Петр и Дашуха к куреню и давай от стяны кусочки откалупывать и рот ими набивать. Да, позабылись, от радости, шумнули друг дружке чиго-то. Глядь, а из куреня черный человек в кожане выскачил и как заверешшит: « Товагищ Медведицков, будя спать, хватай ету контгу малолетнюю и ташши, сюды, мяне на пгавый суд». Хатели Пятруха да Дашуха сбечь, да дюжа ани огаладавшие были супратив красноармейца отьеденного. Сгреб он их в ахапку и в курень занес, на пол их вывалил. Смотрят вакруг дятишки: дюжа страшно, на стенах места образов, какия-то рожи волохатые висять. Ажник страх береть. Загоготал кожаный, ручьки давольный, потирает: «Што попались, волчье семя, слыхали казачье немытое, дюжа шас пголетагиат в Афгиках и Индиях, газных там, стгадает от недоеданий. И поетаму погешило Политбюго: из малолетков казачьих мясные пигожки делать и в Бамбеи-Занзибагы отпгавлять, галадающему пголетагиату вспомощь аказывать. И да того я ета постановленье одобгью, што погешил пегвые пигошки лично и изготовить. Вота и печь у мяня гагозжена и так што полязайте на лопату а я вас туды и забгошу. Толькя не вздумайтя мяня, дугачить, сказки бгатьев Ггимм, мяне в детстве гувегнантка читала. А ну, сигайте, жива…»
Толькя он етти слава произнес, и Пятруха с Дашухой прощеваться стали, как выстрел грянул, и прямо во лбу кожаного дыра засияла. И упал он навзник посередь куреня. Глядять, а ето красноармеец ево из винта прилажил и тяперь стаит руки им тянет: «Не бойтесь, дятишки, я ить тож из казаков станицы Малодельскай, с малолетков с Филиппом Кузьмичем Мироновым был, а посля к товарищщу Любамирскаму пристал и так с им по сей день был. Дюжа много дурного видеть мне пришлось, да все думал за ради мировой революции, ета ничего. А как за пирожки из казачат услыхал, вдруг Бога вспомнил, да первый раз перекрестился. Глядь, товарищщ Любамирский и не человек вовсе, а черт, вот я ево и из винта и прилажил, окаянного. А таперича, дятишки, давайтя, отсель делать ноги, а то ить другие черти чичас спожалуют. А степь-матушка она укроет балочками да ложбинками. А там и Господь Бог помогет, путь правильный укажет». Посадил казак Медведицков детишков на свово коня и скрылись они от чертей с помощью малитвы да казачьей снаровки.
На етом нашей страшной сказке и конец.
Пусть будет Царствие Небесное: моим родственникам - Марии, Вере и всем остальным донцам и кубанцам умершим от голода в 32-33 годах. ( Опубликовано в газете "Казачий взгляд" Москва, автор А. Фирюлин)

Без малого 100 лет прошло со времен Гражданской войны. О чем можно порассуждать?
1.Гражданская война – это страшная драма. Гибель в течение 1918-1920 годов практически всего мужского казачьего населения станицы.
2.Наша станица, как и все другие станицы, хутора и села заболела и погибла от вируса «большевизма».               
Большевики создали везде советы депутатов, как органы власти. Раскололи население на пролетариев и буржуев. На белых и красных. Началась гражданская война. А если идет гражданская война, то идет взаимное уничтожение.
 3.Нельзя рассуждать, что было бы, если бы…
 Порассуждаем о последствиях конкретно в нашей станице.
В гражданскую войну казачьи части белых и красных были самыми боеспособными и посылались на тяжелые участки фронта.  Поэтому потери казаков с обеих сторон громадные. После Гражданской значительная часть белых казаков эмигрировала за границу.
Красным казакам победителям не дали жить так, как им рисовалось в воображении во время войны. Не стали они хозяевами в своих станицах и хуторах.
Прислали комиссаров, коммунистов, которые выполняли установки партии по коллективизации.  Разрушили православную веру, сломали церкви. Оставшиеся в живых и белые и красные казаки после гражданской войны подверглись жестокой репрессии. Их добивали в ссылках, лагерях. Уничтожен казачий быт, насильственно образованы колхозы.
Станица усиленно заселялась пришлыми переселенцами из России. Под запретом до 1936 года была служба «казаков» в армии.
Добилась ли советская власть своей цели? То есть стали ли лучше жить оставшиеся в живых люди в станице?
С начала гражданской войны 1918 года и до середины 50-х годов жили плохо, бедно, впроголодь. Много людей погибло в гражданскую и отечественную войну, много бед принесла станице коллективизация, ликвидация кулачества, репрессии, голод 1932, 1933 годов, насильственная индустриализация страны, рабочей силой которой были сельские жители. В колхозе за работу платили мало. Можно сказать, что в эти годы советская власть не выполнила то, что обещала. У руля власти стояли Ленин и Сталин.
Могу рассуждать о том, что видел своими глазами в 1950 – 1970 годы. Нужно сразу различать ту советскую власть, которая была в 1917 -1950-е годы и ту, что правила страной в 1960-70-80 е годы.
Пришел к власти Хрущев, осудивший культ личности Сталина, репрессии, признавший ошибки советской власти (но не до конца).
При советской власти в 1950 – 1990 года в совхозе и в станице все работали. Был закон о тунеядстве и рабочие места предоставлялись всем. Получали примерно одинаково, жили небогато и не впроголодь. Больших обид на эту власть у молодого поколения не было. За политику никого не посадили. В неурожайные годы, если совхоз не выполнял свои госплан по продаже зерна, мяса, молока, то государство все равно платило деньги всем работающим. Долги совхозу списывало. Здравоохранение и обучение в ВУЗах страны было бесплатное. Любой выпускник школы из станицы мог поехать в любой город, поступить в институт, жить бесплатно в общежитии и получать стипендию. Получить хорошее образование и работу.