Чарльз Диккенс. Кто не знает этого имени – имени любимого автора многих, в том числе и писателей: Уайльда, Достоевского, Горького и других.
Мне хотелось бы написать о Диккенсе большую работу, но пока я способна только на заметки: сказать всего лишь несколько слов – и не обо всём творчестве писателя, а только о самых любимых мною произведениях : «Приключениях Оливера Твиста» и «Дэвиде Копперфилде». Быть может, то, что я скажу, уже было сказано до меня. Но это неважно. Открытие велосипеда – тоже открытие.
Мне не хотелось бы упоминать об общеизвестных фактах: о том, что детство у Диккенса было трудное, что он работал на фабрике по изготовлению ваксы и т.п., и что всё это нашло отражение в его произведениях.
Гораздо больше хочется говорить об образах, созданных Диккенсом.
Начнем с «Приключений Оливера Твиста». Мальчик, прошедший все ужасы работного дома, попадает в Лондон и подвергается преследованию воров и грабителей… Сюжет сам по себе чрезвычайно интересен и увлекателен. Образы, созданные Диккенсом, настолько живы, что невольно поражаешься этой живости. Феджин, Сайкс, Нэнси, Чарли Бейтс, Ловкий Плут – их буквально видишь и слышишь. Характеристики героев сопровождаются замечаниями автора, полными самого тонкого, блестящего, изящного юмора (юмор был другом Диккенса, и нет книги, где этот друг изменил бы писателю). Юмор не делает образы грабителей и мошенников менее реалистичными; напротив, он усиливает, подчеркивает живость героев.
Однако при всей многоплановости характеров, изображенных классиком, заметно одно обстоятельство: отрицательные герои в «Оливере» отрицательны безусловно. В них нет ни малейшей черточки доброты, что, на мой взгляд, в известной степени лишает их образы жизненной, психологической правды. Видели ли вы когда-нибудь людей, в которых не находили бы ни малейшей искры Божьей, а только одну лишь злобу (скрытую или открытую, но исключительно лишь ее одну)? Может, мне сильно повезло, но я не встречала абсолютных, бесповоротно «черных» злодеев, родившихся, можно сказать, исключительно для ада. И в русской литературе мы никогда не найдем подобных образов. Впрочем, у русских классиков вообще иной подход к человеческой личности, к герою и его психологии.
Итак отрицательные герои «Оливера Твиста» - все исключительные злодеи, так сказать, мелкие бесы (вспоминается Передонов, но и в том были мельчайшие частицы доброты; Сологуб очень тонко показал эти Божьи искорки в своем герое, казалось бы, совершенно отрицательном). Преступники из «Оливера» - прямые кандидаты в ад, в то время как герои положительные – ну просто во всём положительны. Положительны порой до приторности. Мистер Браунлоу и миссис Бэдуин – еще куда ни шло, как и мистер Гримуиг, и доктор. Они хотя бы способны сердиться, шутить, противоречить, спорить, что также делает их живыми, интересными для нас лицами. Но Роз Мэйли, этот абсолютный ангел на земле, к сожалению, совершенно безлика. Бывает, конечно, что нужны именно такие герои; они подчеркивают живость остальных, усиливают впечатление, которое мы получаем от других персонажей произведения. И всё-таки, мне кажется, Роз Мэйли могла бы быть поживее, как и ее добрейшая опекунша.
Самое любопытное, что сам Оливер Твист, главный герой романа, почти так же добродетелен и безлик. Иногда в нем, правда, пробуждаются «движения души», нечто живое. Он способен, например дать взбучку Ноэ Клейполу за оскорбление своей матери или найти в себе мужество добиться в приходском суде, чтобы его, Оливера, не отправляли учеником к последнему негодяю. Сцена в суде еще как-то вызывает доверие с психологической точки зрения, но нападение на Ноэ мальчика, который столь забит, как нам показывает это автор, столь унижен и неразвит, - неправдоподобна. Такой ребенок ФАКТИЧЕСКИ не мог понять и осознать обиду, нанесенную памяти его покойной матери. Тем более, что он ее в глаза не видел; она скончалась, едва произведя его на свет.
В Оливере много искусственности. Его слезы, слова «пожалейте бедного мальчика, сэр», обращенные к Браунлоу, и вообще безмерная тяга к добродетели – всё это выглядит неестественно, натянуто и сильно ослабляет созданный писателем образ. Перед нами земной ангелочек. Он никогда не лжет, он не знает, что такое играть, баловаться, проказничать. Словом, это какой-то оживший манекенчик, а не обычный, живой, непосредственный мальчик. Сравним Оливера с Томом Сойером – и почувствуем разницу.
Тем не менее, история Оливера не может не вызывать в нас самого живого сочувствия, и мы радуемся, когда он спасается из рук своих врагов.
Есть еще одна неправдоподобность в «Оливере Твисте» - кончина Билла Сайкса, убившего Нэнси. Состояние человека, насмерть забившего девушку, любившую его всем сердцем, понятно. Он не мог знать покоя после того, как совершил ТАКОЕ преступление. Страшное состояние несчастного после совершенного им злодеяния очень тонко, глубоко и правдиво описано Диккенсом. Но ПОВЕСИТЬСЯ СЛУЧАЙНО, желая спастись от полиции, именно так, как сделал это Сайкс, представляется мне очень маловероятным, несмотря на добросовестное описание автором этого момента. Надеть петлю на шею, чтобы пропустить ее под мышки, потом нечаянно поскользнуться – и повиснуть – это реально. Но Сайкс, именно Сайкс, не допустил бы такого рокового промаха! И ситуация была не та. Да и вообще само возвращение Сайкса в Лондон после совершенного им убийства кажется мне весьма сомнительным: ну, не стал бы он делать этого! Словом, не верю, как сказал Станиславский.
Всё это ничуть не умаляет высочайших художественных достоинств «Оливера Твиста», бесспорной мировой классики. Повторяю, мне очень нравится это произведение.
Без сомнения, «Дэвид Копперфилд» - произведение гораздо более зрелое. Здесь мы уже не встретим ангелоподобных героев и героинь, и даже по-прежнему абсолютные злодеи отличаются гораздо более глубоким и сложным внутренним миром, многогранностью характеров. Положительные герои обретают, наконец, по-настоящему человеческие черты. До чего живой получилась мисс Тротвуд, бабушка Дэвида! Она умеет сердиться, негодовать – и, напротив, быть ласковой, даже нежной. Она справедлива по своей сути; такова ее натура. Она боится пожаров. Она заботится о бедном мистере Дике… одним словом, чем не английская Татьяна Марковна (Гончаров, «Обрыв»)? Меня не покидает подозрение, что именно «Дэвид Копперфилд» оказал влияние на «Обрыв» Гончарова, и не только на эту книгу…
В «Дэвиде Копперфилде» нет положительных героев без мелких грехов, слабостей, изъянов. Это уже говорит о стремительно возросшем, расправившем крылья мастерстве писателя! Одну Агнес трудно в чем-либо упрекнуть, но, тем не менее, она получилась поразительной живой в отличие от Роз Мэйли.
Однако злодеи продолжают оставаться абсолютными. Урия Хип – натура несравнимо более сложная, чем Феджин или Билл Сайкс, но, тем не менее, в нем, кроме относительной привязанности к собственной матери, нет ни малейшей искры Божьей. Мистер Мэрдстон – это уж такой злодей, поступки которого мне как читателю очень сложно объяснить. Его даже нельзя охарактеризовать вполне точно, этого загадочного человека. Да, перед нами злодей. Но что ему нужно с его злобой от других людей? Это остается непонятным. Зачем он женился на матери Дэвида? Влюбился в нее? Но влюбленность меняет человека в лучшую сторону, делает его мягче. У меня сформировалось представление о мистере Мэрдстоне как о несколько «клиническом» персонаже, одержимом манией величия и тягой к садизму. Мне до сих пор мало понятно всё, что с ним связано.
Лакей Литтимер более ясен для меня: подлый, расчетливый человек, также не без мании величия. Но и в нем мы не видим искры Божьей, хотя она, безусловно, должна быть.
Эта искра очевидна в Джеймсе Стирфорте, друге Дэвида Копперфилда, который соблазнил и бросил Малютку Эмли. Стирфорт – настоящий, глубокий образ так называемого отрицательного героя. Ему свойственны и низменные, и великодушные порывы. Он очень обаятелен, скрытен, щедр – и в то же время может предать, не задумываясь. Он чрезвычайно знающ и эрудирован, он бесстрашен, и в то же время ему не чужды подлость, расчет, легкомыслие. Он напоминает мне Свидригайлова (вероятно, тот мог быть таким же в молодости).
Яркий, сложный, сильный герой получился! Этакий наполовину Печорин, наполовину Онегин, а вообще – совершенно иная, ни с каким другим образом близко не сопоставимая личность, вызванная к жизни гением Диккенса.
Такой же яркой, жестокой и в то же время несчастной мы видим Розу Дартл, компаньонку миссис Стирфорт. Неповторимый, сложнейший образ женщины, чья жизнь не сложилась, женщины, одновременно любящей и ненавидящей. Вот еще один образ Диккенса с искрой Божьей!
Заставляет задуматься семейная пара – доктор Стронг и Анни. Чудесным образом оживленные, воплощенные Диккенсом, эти герои, вызывая у меня симпатию, в то же время вызывают недоверие. Я еще меньше верю в их счастье, как в счастье (относительное) Дэвида и Доры. Но если последнее всё-таки обладает жизненной правдой, то семейное счастье Стронгов заставляет меня несколько недоумевать. Чарльз Диккенс пытается заставить читателя поверить, что Стронги счастливы, а я вот не верю! И дело вовсе не в том, что доктор годится Анни в отцы; это ничего не значит. Дело в том, что Анни с ним несчастна – это просто очевидно. Доктор любит ее, а она ПЫТАЕТСЯ, на мой взгляд, любить его, но у нее это не получается. Стронг – добрейший человек, Анни – милая женщина, но они настолько разные, что просто не могут быть счастливы, невзирая на все старания автора сделать их таковыми.
Очень интересен, на мой взгляд, вывод Диккенса о том, что в Англии добрым людям успеха не добиться, и вообще жить там невозможно. Всех достойных героев он сажает на пароход и отправляет в «рай на земле», а именно – в Австралию. Главные герои остаются в Англии, и поневоле начинаешь сочувствовать им: ну почему они тоже не уехали в Австралию?!
Некоторые читатели, насколько мне известно, сетуют на вечный хэппи-энд у Диккенса: все положительные герои остаются живы, становятся счастливы, получают достаток, обзаводятся семьей, и семья-то непременно счастливая. Но меня очень устраивают и даже радуют подобные завершения произведений. Диккенс – не жестокий французский писатель, готовый покарать насмерть мадам Бовари, Жермини Ласерте, Жана Вальжана, Квазимодо, Эсмеральду и т.д.. Он – отец своим героям, он любит их и хочет для них если не счастливой, то, во всяком случае, беспечальной жизни. Как истинный творец на земле он имеет полное право подарить им радость жизни. И он делает это с щедростью поистине ангельской. Пусть! Меня это не раздражает, а только вдохновляет. Ведь все мы мечтаем о самом лучшем для тех, кого любим: это одна из наших непоколебимых жизненных ценностей! И, слава Богу, хотя бы в наших мечтах, с помощью бумаги и чернил, мы можем сделать созданных нами героев по-настоящему счастливыми…