Дина Семеновна скрыла от своей подруги, что была у нее еще одна случайная встреча с Иннокентием – в том же больничном дворе. И она, как натура деятельная, решительно продвинула вперед свой замысел соединить пока еще не соединяемых «одиночек».
– Ну, как наша Маша? – спросил Иннокентий Валерьевич, намеренно придавая вопросу шутливый оттенок. Ведь общих тем все равно не было. – Отошла уже?
– Наша Маша никогда не отойдет от любимой привычки – переживать за кого-то. Вот умерла сестра, надо отдохнуть душой от всего пережитого, а она…
– Что – она?
– А она, если ее никто не остановит, будет страдать за больных из третьей палаты. Есть у нас такая, онкологическая. Или растранжирит жизнь на свою родню. Кто-то непременно появится на горизонте. Машу надо спасать.
– Я могу помочь?
Он улыбнулся, от чего у него на подбородке появилась симпатичная ямочка.
– Было бы здорово.
– Если подскажете – как.
Разошлись они, чувствуя себя заговорщиками.
Дина Семеновна понимала: надо было торопиться. Время уходило. Невесты в возрасте шестидесяти лет никогда не были в цене. Да еще такие – не умеющие любить себя.
Правда, эта теория, ставшая модной, что прежде всего надо полюбить себя, а уж потом всех прочих, не была симпатична Дине Семеновне. Она считала, что любить себя – это естественный процесс, природный, не зависящий ни от кого, и он не нуждается в подогреве. А если и встречаются вот такие особи – вроде Марии, то к ним надо применять меры жесткие, уменьшая уровень совестливости и повышенной ответственности путем некоторого насилия. Например, пугая одинокой старостью и болезнями.
Затащить Марию Денисовну в салон красоты к личному мастеру, Раечке, все-таки удалось. Там под четким руководством Дины послушная Раечка с помощью ножниц омолодила Марию Денисовну еще лет на десять, убрав пучок волос с затылка и сильно укоротив. Теперь предварительно покрашенные в каштановый цвет волосы только прикрывали уши.
– Счастливая, у вас волосы вьются, еще и пышные. А вы их засунули в пучок! – сказала Раечка, любуясь своим творением. – Теперь вы похожи на десятиклассницу. - На шейке - ни одной морщинки! Как вам это удалось?
– Это наш секрет, – хитро улыбнулась Дина Семеновна. – Чтобы морщинок не было, надо много спать, сладко есть и не нервничать. Правда, Маруся? Это прямо о тебе, дорогая. Куколка! – похвалила Дина. – И глазки засияли. Теперь маникюр.
Не готовая к таким радикальным переменам в собственной внешности, Мария Денисовна только покорно вздыхала и как-то жалобно улыбалась. А Дина продолжала с энтузиазмом поднимать у своей подруги самооценку:
– Раечка, ты посмотри на эти глаза! А ресницы! И красить не надо! Другие о таких глазах мечтают, а тебе все от природы – все даром! У всех под старость глаза съеживаются, у тебя остаются целенькими. Большие, как у девочки.
– Хватит, Дина. Что ты меня в школьницу хочешь превратить! Смешно!
– Ну, сынок Петенька нас точно не узнает, – смеялась довольная Дина Семеновна.
Когда Мария Денисовна явилась в родную хирургию на следующий день, перемену заметили все и принялись так горячо обсуждать, словно все отделение только и думало о личном счастье операционной сестры.
Даже заведующий закричал темпераментно с порога своего кабинета, увидев ее, не успевшую еще нацепить колпак на голову:
– Матушка моя, Марусечка!
И взял ее за плечи, повернул в разные стороны, глаза вытаращил:
– Замуж идешь? Признавайся, красавица ты наша!
– Григорий Осипович! – шепотом возмутилась Мария Денисовна, вырываясь, и ушла от него так быстро, что он не успел ответить.
Первая половина обычного дня (без операций)проходила всегда в одинаковом, деловом ритме: обход, перевязки, процедуры, летучки у заведующего. После обеда все расслаблялись кто где, чаще в ординаторской – за чашечкой кофе или чая. Иногда - с тортом, принесенным благодарным больным после выписки. От Григория Осиповича это скрывали – для него держали вполне демократичное печенье «до чаю». Это если и он заглядывал. Подношений не любил.
– Откуда у него этот бзик? – спросил однажды Игорь Иванович, предварительно убедившись, что подружки – Дина и Марусечка где-то за дверью. Они бы этого нахальства не простили.
– А на него телегу накатал один больной, – объяснила Лидия Петровна. – Принес коньячок дешевенький, когда выписывался утром, а вечером – нате вам жалобу. В областной отдел здравоохранения.
– А он что – коньяком брал?
– Если бы! Предпочитал женский вариант благодарности: шампанское и цветочки. Да и то – не всегда. Если совпадало с какой-нибудь праздничной датой. Так что учтите, Игорек, можете влипнуть с вашей любовью к дорогому коньяку. Говорят, намекаете именно на такой, когда расстаетесь с больным?
– Чушь, сплетни! – возмутился Игорек, но покраснел.
Лидия Петровна с удовольствием разглядывала его физиономию: значит, кое-что дошло.
А палата номер три после обеда пыталась вздремнуть под пыхтенье и стоны Галины Кимовны, но вдруг Анюта сказала:
– А мы с Толиком через месяц подадим заявление. Он уже и родителям все рассказал, Толик сам предложил.
Все ошарашенно молчали.
– А он все рассказал? – спросила Зинаида Кирилловна через минуту, когда уже неприлично было не откликнуться на такую новость.
– А как же! Они обрадовались. Вот, передали мне творожок. Говорят, после «химии» полезно.
– Поздравляем, – тихо откликнулась Резникова.
Остальные словно язык проглотили…
Когда Аня вышла из палаты помыть судок из-под творога, Лена спросила:
– Девчата, что-то не пойму… Они чо – сбрендили?
– Это Толик ее сбрендил, – отозвалась Вера Ефимовна. – Или наврал что-то папе с мамой. Невеста – с одной грудью – это как? Кому понравится?
– Девчонка мечтает, вам-то что?! – накинулась на нее Зинаида Кирилловна. – А если даже так, и это – любовь?!
– То есть, вы бы не были против, Зиночка, если бы ваш сынок Алеша привел в дом девочку с одной грудью и попросил вашего благословения?
– Это их дело!
– Ага, когда касается чужих деток, то это их дело, а когда своих…
Анюта почему-то не появлялась, а вернулась, когда все дремали, а Резникова даже храпела. И тогда она тихо прилегла на койку, улыбаясь своим мыслям. Но стоило Лене пошевелиться, а Инне громко зевнуть, как Анюта не сдержалась, громким шепотом поделилась своей радостью:
– А мне Толик уже платье подвенечное заказал.
– Лучше бы он тебе хороший протез заказал, – брякнула Вера Ефимовна.
Зинаида Кирилловна даже застонала от возмущения. Всем было неловко, но все молчали: нужные слова не находились.
– Заказал и протез! – засмеялась Анюта. – Завтра принесет… примерить.
Первой опомнилась Зинаида Кирилловна:
– Вот это мужчина! Настоящий! Анечка, тебе сильно повезло! Мне уже полстолетия исполнится скоро, а такого не встречала.
– Ты не торопись, Анюта, – очнулась и Резникова. – Сначала пролечись. Пройди «химию» до конца, посмотришь на самочувствие. А то еще за свадебным столом затошнит. Куда тебе спешить?
– Хорошо, тетя Галя, я ему скажу, чтобы потерпел. Да и как я примерю сейчас? Больно еще…
– Вот-вот.
продолжение
http://www.proza.ru/2012/06/22/1189