Дорога к брату в 42-ой

Ирина Фёдоровна Борисова
Брату Константину, который никогда
не сможет прочесть эту книгу, и тем, 
к кому были  обращены его последние
мысли ПОСВЯЩАЮ.



ОТ  АВТОРА

 Константин Борисов погиб в боях 12 –13 июля 1942 года на Брянском фронте. Я написала о том, как искала крупицы подробностей этих боев в Центральном архиве Министерства обороны и географическое место боев – район Каменского леса под Муравьевкой (бывшая Орлова роща). Каждый день поиска приносил новые сведения, детали и этим приближал образ родного, давно ушедшего человека. Прошу не судить строго о форме написанного. Я не задумывалась о жанре, но хочется привести запись Л.Н. Толстого из дневника: «Напрашивается то, чтобы писать без всякой формы: не как статью, рассуждения, и не как художественное, а высказывать, выливать, как можешь, то, что сильно чувствуешь». Я писала то, что сильно чувствую.
 Считаю своим долгом выразить благодарность всем, кто на разных этапах моего 18-летнего поиска внес свою посильную лепту в определение места последнего боя – места гибели моего брата.
 Выражаю глубокую благодарность Смолиной Татьяне Ильиничне – учителю истории (с. Фомино-Негачевка), Щербатых Валентине Дмитриевне – директору школы (д.Муравьевка), Коротких Нине Петровне – методисту отдела образования Хлевенского района,  увидевших в девятнадцатилетнем командире пулеметного взвода, в его отношении к школе, к учебе, к товарищам, к жизни достойный пример для подражания и убедивших меня напечатать этот материал.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВЫПУСКНИКИ 1941 ГОДА


Человек – песчинка, но он чувствует в
себе трепет Вселенной.
Дж. Бруно.    
   
КТО РАССКАЖЕТ ЗА ПОГИБШИХ
Где бы мы ни были – будь то знаменитый мемориал Москвы на Поклонной горе или скромный музей боевой славы в сельской школе – везде нас встречают бесконечные списки фамилий погибших, шеренги строгих портретов. Звезды на шлемах, пилотках, фуражках... Петлицы и погоны... Время, отделившее нас от них, затуманило индивидуальность лиц. Они словно слились в одно лицо – СУРОВЫЙ ЛИК ВОЙНЫ. Но если вглядеться... из солдатских лиц они превращаются в мальчишеские, и уже хочется называть их не по званию и фамилии, как это принято в армии, а по имени, как это бывает в школе и дома. Хочется, чтобы они как бы ожили и рассказали о себе. Ведь об их взглядах, идеалах, юности сейчас спорят. Что известно о тех, чьи фамилии на мемориальных досках? Или о тех, которые пропали без вести? В лучшем случае, есть описание подвига, который они совершили, да еще – место гибели... Вот если б найти их довоенные фотоснимки, дневники или письма, чтобы судить о них по первоисточникам!
Их горькие и героические судьбы я знаю по судьбе моего старшего брата –  командира пулеметного взвода лейтенанта Борисова Константина. Он погиб «у незнакомого поселка, на безымянной высоте», но если отойти от метафоры и взять в руки извещение, то там прочтем:
«…В бою за Социалистическую Родину, верный воинской  присяге, проявив геройство и мужество, погиб 13 июля 1942 года. Похоронен: Воронежская обл. Хлевенский р-н, 2 км севернее дер. Муравьевка, роща «Орлова».
В письме непосредственного командира Борисова сказано конкретно следующее: «...От трех пулеметных расчетов его взвода остался один наводчик. Борисов послал его за патронами, а сам лег к «Максиму». После отражения им лично трех атак врага, в критический момент, будучи окружен и ранен в плечо/грудь, последним патроном из пистолета оборвал свою юную светлую жизнь».
Кончилась война. Я росла, училась, работала, растила детей, а он... Он оставил мне свои тетради, записную книжку, письма, а сам остался в неведомой мне Орловой роще навеки девятнадцатилетним... Мне жизнь прибавляла годы, а брат, поднявшись в зенит своего духовного и физического расцвета, так и остался там  в недоступной высоте своего подвига.

Я много лет  выясняла обстоятельства того боя: что именно происходило на участке Брянского фронта, занимаемом 193-й стрелковой дивизией 13 июля 1942 года? Около трех лет провела в Центральном архиве Министерства обороны, исследуя материалы за этот период. Многим людям помогла сведениями, которые получила из разных источников за 18 лет. Воссоздала музей «Боевой славы 193-й стрелковой дивизии» в 2000 году в школе № 941 г. Москвы ( взамен уничтоженного в смутные 90-ые годы музея в школе № 142), но ни в беседах, ни в материалах музея ни разу не упомянула, что среди личного состава этой дивизии служил мой брат – Борисов Константин Федорович (по-домашнему – Котя, по-школьному – Кот). Это было уместно хотя бы потому, что новый музей оказался в том же районе, в котором жил Котя, и его дом стоял почти рядом. Рядом сохранилось и здание его школы. Сохранились и его тетради, рисунки. Эти факты зримо сближают то военное поколение с нашим днем, и нынешним школьникам Великая Отечественная война уже не показалась бы таким же далеким прошлым, как Отечественная война 1812-го года или Полтавская битва.
Я люблю и глубоко уважаю К.Симонова. Постоянно помню его слова: «О невозвратных потерях всегда трудно говорить... Но когда человек погибает за Родину и когда его жизненное поведение служит образцом для других, то воспоминания близких о таком человеке не только дань его памяти, но и выполнение общественного долга». И несмотря на это не смогла рассказать о брате по каким-то этическим соображениям (возможно, ложным). Но вот как бывает в жизни: приходит в школу Учитель. Учитель истории. И история выходит за пределы школьного урока, выходит за пределы школьных стен. Учитель обходит дома бывших ДЕТЕЙ ВОЙНЫ, записывает их рассказы и создает документальный фильм! От них – нынешних старух – Учитель узнает о неизвестных местах захоронений времен войны. Через какое-то время здесь начинают работать липецкие поисковики «Неунываки». Зреет мечта о создании музея воинских частей, сражавшихся на территории ближайших сел в июле 1942 года. Пока мечта.
С таким Учителем я встретилась в одну из поездок к брату. Учитель истории школы с.Фомино-Негачевка Смолина Татьяна Ильинична убедила меня в необходимости написать об этом конкретном выпускнике 1941-го года, который жил и учился в Москве, играл в футбол, писал стихи, готовился стать художником, но в трудный для страны час не стал ждать повестки из военкомата, а добровольно пошел защищать Родину и погиб в бою на рубеже, который был определен для 193-й стрелковой дивизии боевым распоряжением штаба Брянского фронта от 11.07.42г.
Приказываю:
... 2. 193сд к утру 12.07.42 сосредоточиться в р-не Муравьёвка, Ломово,Суриковы выселки, Крещенка, Фомино-Негачевка.
3. С 20.00 11.07.42 войти в подчинение 5 танковой армии (ген. Лизюкова).

Я часто бываю на липецкой земле. Очередной раз меня провожали на автобусную остановку в Хлевном в июне 2008 года. Вдруг я увидела у здания Администрации прекрасных, необыкновенных девушек в платьях принцесс и стройных юношей. Оказывается, молодежь собиралась на выпускной вечер десятиклассников Хлевенского района! Они смеялись, радовались, впереди – целая взрослая жизнь, и они стояли на ее пороге!
Невольно, по ассоциации, вставала картина другого выпускного вечера – десятиклассников 1941-го года... Они тоже смеялись, радовались, ждали эту взрослую жизнь, а их ждала... война.
Сегодня наши дети лучше одеты, всегда сыты, у многих есть отдельные комнаты. И все это как раз то, за что боролись и погибали те, родившиеся в 1923-ем и окончившие школы в 1941-ом году... Родившиеся в 1923-ем году – самое трагическое и самое бескорыстное поколение. Всем воевавшим было трудно, но им – всего труднее: вчерашние школьники шли в военкоматы целыми выпусками, многие – добровольно, а с войны возвращались только трое из ста... Это было поколение самых молодых – вот что ужаснее всего. Гибло наше будущее, надежда нации, краса народа. Они не стали Пушкиными и Толстыми, Шишкиными и Репиными... Они не стали отцами. Они стали ничем и всем: землёй...
Какая она, та земля, которую в последний миг своей короткой жизни видел мой брат? На которую упал потом?
Я приезжаю сюда, чтобы побыть с братом.


МОЙ СТАРШИЙ БРАТ

Костя родился 19 апреля 1923 года. Его отец Борисов Федор Федорович – коренной москвич был призван в царскую армию в 1916 году, когда шла Первая мировая война. В звании старшего унтер-офицера участвовал в боях против немцев. Напрашивается аналогия повторения судеб отца и сына: отец воевал против кайзеровской Германии в должности командира взвода, сын воевал против фашистской Германии в той же должности.
Отец в мае 1918 года добровольно вступает в Красную Армию и участвует в боях на Западном фронте, а затем в боях с Деникиным и Врангелем. Он уцелел, пройдя самые известные сражения Гражданской войны на юге – под Каховкой и при прорыве в Крым путем форсирования Сиваша с последующим штурмом Перекопа. Перед этой решающей битвой папе запомнился приезд в дивизию командующего Южным фронтом Фрунзе, обратившегося к войскам с пламенным призывом: от исхода этой битвы зависел исход Гражданской войны. (Во скольких фильмах впоследствии мы видели  идущих илистыми водами Сиваша ( Гнилого моря) солдат и командиров молодой Красной Армии! Плохо одетых, плохо накормленных, но победивших!)
После окончания войны папа получает назначение в Штаб Украинского военного округа (г. Харьков). Наступило долгожданное мирное время! Можно подумать о создании семьи. Папа и его сослуживцы дружно начинают жениться в 1921 году, а в 1922-1923 годах у них рождаются – тоже дружно – дети.
О Котиной маме скажу кратко: мама и папа были единомышленниками во всем. Они прожили вместе 61 год.
В 1931 году папа, наконец, получает перевод в родную Москву. Здесь восьмилетний Котя начинает учиться. Десять лет дружбы с одноклассниками, десять лет совместной работы в редколлегиях стенгазет, вожатыми в младших классах, в кружках. Они вместе не только в школе. После занятий играют в футбол на пустыре возле школы, ходят на каток в Центральный парк культуры и отдыха, у кого-то дома собирают радиоприемник, у нас делают сами бильярд.
Для того поколения мальчишек заманчивой была судьба военного. Уважение, которым пользовались орденоносцы, граничило с благоговением. Ребята интересовались политикой, международной обстановкой. Любили бывать у нас, потому что считали, что у папы есть «свои» источники информации, спрашивали и о его личной судьбе. Папа разговаривал с ними серьезно, как со зрелыми гражданами страны. Говорил, что война – это не только победы. Было и окружение, когда весь личный состав подразделения попал в плен; спаслись лишь четверо, имеющие верховых лошадей. Среди них был и папа. Были и обстрелы. Было и разоружение махновцев. Было и наградное оружие с гравировкой. Была и серебряная медаль за двадцатилетнюю службу в рядах Красной армии.
В школе был свой кумир – военрук, за которым они ходили следом и который, благодаря общему интересу к военным дисциплинам, сплотил ребят разных классов.
Легко представить, в какой атмосфере дома и в школе рос Котя. Он был рослым, физически развитым юношей. Когда он в восьмом классе по росту догнал отца, то его старая военная форма перешла к сыну. Кот ходил в школу в гимнастерке, галифе и сапогах. Командирский ремень и полевая сумка были предметами особой гордости. На фотоснимке 8 класса «А», сделанном 28 апреля 1939 года, Котя именно в такой одежде. Девять дней тому назад ему исполнилось 16 лет. Он в гуще ребят сидит во втором ряду третий справа. Лидер. Комсорг класса и редактор стенгазеты.
16 июня 1941 года состоялся выпускной вечер, а через 6 дней началась война. Котя ушел из родного дома, не ожидая повестки из военкомата. Оказалось, ушел навсегда...
Я могу говорить о нем долго, не будь он из тех, кто и спустя более полувека после собственной гибели способен рассказать о себе сам – письмами, записями в тетрадях, рисунками. Я молча подхожу к его письменному столу, молча заглядываю в ящик... В нем ВСЕ, ЧЕМ ОН ЖИЛ в прожитые им дни. Коти нет уже вечность, но здесь, где-то в глубине стола живым остается его дух. Я беру в руки исписанный им листок бумаги, на котором перышком, а то и карандашом он оставил отпечаток своей души.



О ЧЕМ РАССКАЗАЛА ТЕТРАДЬ ОТЗЫВОВ
О ПРОЧИТАННЫХ КНИГАХ
(7 класс, 1937 - 1938 уч. год)

Передо мной обычная школьная тетрадь в 12 листов. На серой выцветшей обложке с истлевшими, слегка загнувшимися уголками Котиной рукой заполнены стандартные графы:
ТЕТРАДЬ
по отзывам ученика
...........................................
Борисова.
Здесь же на обложке помещены мальчишеские рисунки: самолет (с указанием скорости – 600 км\час, смешной для наших дней), военный корабль и еще две книги, на одной из которых отчетливо читается автор – Пушкин. Я благоговейно прикасаюсь к этому раритету, открываю первую страницу. Все они одинаково разделены на четыре графы: автор, название книги, главные действующие лица, отзыв о книге. Не предусмотрена графа для дат, однако, в некоторых местах они стоят: 05.05.38 год, 08.01.38 год. Даты позволяют определить, что брату 14 лет и учится он в 7 классе.
Прочитанные им книги условно можно разделить на 3 группы. Во-первых, художественная литература: Л.Н. и А.Н. Толстые, Н.Чуковский, Рене Блек, В.Скотт и др. Во-вторых, книги биографического характера, чтобы знать  «делать жизнь с кого». Его интересовала жизнь ученых, изобретателей, философа Демокрита и особенно военачальников: Суворова и Кутузова, Чапаева и Щорса, Спартака и Куйбышева. Совершенно особо выделяет книгу Дживелегова «Леонардо да Винчи». Леонардо являл собой один из ярчайших примеров всесторонне гениального человека. Не только его личность, не только его творчество, но и сама его жизнь были достойны подражания. Костя назвал именно его своим идеалом. На внутренней стороне обложки тетради он рисует портрет Леонардо да Винчи, а под портретом пишет: «ИДЕАЛ (в науке и искусстве)». Самая большая группа книг – военно-политические. Сказалось влияние семьи. Итак, он читает Соболева «Рассказы о мировой войне», Ландау «Секретная служба», Марту Раше «Моя разведывательная работа» и т.д.. Прочитанную книгу сопровождает личной оценкой. Например, о книге Иванова «Партизанские повести»: «Хорошая книга... Недостатком является язык книги, исковерканный и искаженный»; о книге Львова «Что такое солнце»: «...Пополнил знания».
Прошло 70 лет. Большинство авторов книг нам сегодня совершенно неизвестны,  поэтому я хочу дать комментарий хотя бы к одной, прочитанной Котей в самом начале учебы в 7 классе. Она записана на первой странице тетради: Эрнст Генри «Гитлер против СССР». В 80-ых годах на экранах кинотеатров с успехом шел документальный фильм «Соло трубы», рассказавший о московском школьнике Леве Федотове. Разносторонне одаренный подросток, склонный к анализу и самостоятельным размышлениям,  заносил свои мысли в дневник. Лева погиб на фронте в 43 году, но дневник его сохранился! В нем Лева удивительно точно предсказал дату начала войны и ее ход!
Фильм вызвал бурные отклики, не стихшие до сих пор. О феномене Левы писал Юрий Трифонов (в повести «Дом на набережной» он вывел его под именем Антона Овчинникова), Михаил Коршунов (в документальном повествовании «Дневник Левы Федотова»). Оба писателя дружили с Левой, жили в одном «доме на набережной» ( т.е. доме для семей членов правительства), учились в одном классе. Как Лева пришел к таким точным выводам? Одни считают его ясновидцем, другие причину видели в необыкновенном аналитическом уме Левы. Кинодраматург Соснин выдвигает свою гипотезу. Он предполагает, что в «доме на набережной» книга Э. Генри, вышедшая дважды (в 36 г. и 38 г.) небольшими тиражами, была хорошо известна. Для умного подростка она не могла не стать предметом особого интереса и размышлений, и он записал свои мысли в дневник без ссылки на источник.
То обстоятельство, что и Костя Борисов прочел эту книгу в 1937 году, наполняет меня гордостью за него и за все предвоенное поколение. Школьники тех лет отличались многосторонними интересами и высокой гражданственностью.
В графе «Отзыв о книге» Котя написал: «Замечательная книга. Прекрасно даны наброски будущего боя между фашизмом и социализмом. Кроме того, в ней раскрывается политика Гитлера и Муссолини».


О ЧЕМ РАССКАЗАЛА ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
( 9 класс «А», 1939 – 1940 уч. год )

Ставшая теперь тоже раритетом записная книжка ученика 9 класса выглядит стандартно: обычного размера, в коленкоровом сером переплете, страницы скреплены стальным замком-зажимами, позволяющими вынимать нужные листки. Уже сама обложка несет информацию – печать времени: в нижнем правом углу тиснением выполнено изображение колосьев, лежащих на серпе, и текст «ВСХВ. 1939». Открытая в 1939 году Всесоюзная сельскохозяйственная выставка явилась огромным событием! Вся Москва (да и не только Москва!) стремилась в первые месяцы побывать там. Были выпущены специальные сувениры с символикой выставки. Побывал там и Котя. Есть вероятность, что там он и купил эту книжку.
В записной книжке у Коти не было адресов и телефонов. В ней отражены уроки и собрания, дежурства и мероприятия – вся кипучая жизнь класса довоенной школы. Это рабочий ежедневник, записи в котором ведутся то аккуратно, то бегло; то карандашом, то чернилами. Записи искреннего мальчика, у которого до конца его короткой жизни слово не расходилось с делом.
Вот запись, с которой бы надо начать рассказ и которая объяснит все последующее: «Классный руководитель – Грайфер Я.А., комсорг – Борисов». Котю избрали комсоргом, а комсорг – второй человек в классе после учителя. Он записывает свои обязанности: «Комсорг должен проводить всю работу класса: помогать и руководить редколлегией; проверять работу ответственных за соревнование, за оборонные кружки, за своевременное проведение политинформации».
Что касается редколлегии, то Котина помощь здесь весьма ощутима. В книжке даны 6 макетов будущих классных стенгазет «Вперед». Они детально решены и по художественному оформлению, и по текстовому содержанию: нанесены названия заметок и их авторы.
Класс был разделен на несколько бригад, и каждая выпускала сатирические листки под названиями «Оса», «Колючка», «Молния» и др. Их тоже оформлял Котя. Книжка переполнена карикатурами «на злобу дня» для этих маленьких газет.
Он определяет задачи редколлегии: «1. В газете должна отражаться вся работа в классе (успеваемость, дисциплина, работа соц. соревнования, по политинформации, культурно-массовая работа, временные поручения); показаны причины недостатков и пути их исправления. 2. Газета должна быть полноценной, для чего заметки необходимо писать содержательные. 3. Наладить работу редколлегии, для чего утвердить ее состав на классном собрании и объяснить им их задачи, помогая в работе».
О соревновании. В школе было самоуправление: ребята сами следили за дисциплиной, успеваемостью, подтягивали отстающих. Мобилизующим моментом было соревнование, например, между двумя девятыми классами. Возле каждого класса на стене в коридоре вывешивались списки класса – «Учет успеваемости». Каждый день списки дополнялись новыми «заработанными» оценками. Тогда существовало четыре оценки: «очень хорошо» (отлично), «хорошо», «посредственно» и «плохо». В списках «Учета успеваемости» «очень хорошо» отмечалось красным цветом, «хорошо» – зеленым и т.д. Получалось очень наглядно. Эта открытость тоже подстегивала ребят! Стыдно, когда не только класс, а вся школа могла видеть твою двойку.
Котя-комсорг должен проверять работу ответственных, но прежде чем требовать, проверять, надо работу объяснить. Он у себя в книжке помечает: «Разъяснить задачи ответственного за соревнование – Коноплевой. Поговорить о развертывании работы... Тезисы для Коноплевой:
1. Конкретное в том, что человек делает.
2. Единство мыслей, дел и душ. Гармония.
3. Мы судим о человеке по его делам. Конкретно работать для будущего».
Он советует ей то, что исповедует сам. Эти принципы годятся не только для работы ответственного, но и для руководства в жизни. Котя набрасывает планы собственных выступлений. Планирует проведение комсомольских собраний: «Поговорить с Аблизиным (политинформация), с Березиным (редколлегия), с Грайфером (кл. рук.), после чего провести собрание с повесткой дня:
1. Весна. Последняя четверть.
2. Опрос неуспевающих.
( Поговорить отдельно с каждым, у кого «плохо». Узнать причину. Что было сделано для исправления? Нужна ли помощь? Прикрепить сильного ученика. Больше внимания их домашним условиям. Связаться с родителями)».
Если учесть, что Котя и учился хорошо, и футбол любил, и коньки, и в компании был необходимым звеном, и отлично танцевал полузапрещенные тогда танго, да еще много и увлеченно рисовал, то возникает невольный вопрос: как он успевал все это делать? Он считал своим идеалом универсальную личность –  Леонардо да Винчи. Может быть, ему помогало стремление к идеалу? Но есть и еще одно объяснение, таящееся в его книжке: Котя планировал поминутно каждый предстоящий день! Выбираю наугад:

с 6 до 6.30     –  история
с 6.30 до 7     –  химия
с 7 до 8        –  немецкий
с 8 до 9        –  алгебра
с 9 до 10       –  повторить физ. и нем.
с10 до 10.30    – план выступления
с10.30 до 11    – план работ на пятидневку

* * *
с 5 до 6        –  свободное время
                (воспитанное мамой чтение газеты)
с 6 до 7        –  география
с 7 до 8        –  физика
с 8 до 9        –  алгебра
с 9 до 11       –  тригон.
с 11 до 12      –  немец.

* * *
с 6 до 6.30     – история
с 7 до 7.30     – основы дарвинизма
с 7.30  до 8    –  геометрия
с 8 до 9        –  Герцен, биограф. и деят.
с 9 до 10       – Обломов
с10 до 10.30    – план выступления

* * *
14.03.40 года

4 - 5           – история
5 - 6           – основы дарв.
6 - 7           –  геометрия
7 -  7.30       – военное дело
7.30 - 8.30     – алгебра
8.30 - 9.30     – литература
9.30  - 12.30   – дочитать библиотечн. книги

* * *
16.03.40 года   
 
3 - 3.30        – история
3.30 - 4.30     – основы дарвинизм.
4.30 - 5.30     –  геометрия
6 - 7           – Плеханов
до 12           – Энгельс

* * *
3 - 4           – парикмахерская
4 - 6           – баня
6 - 6.30        – история
6.30 - 7.30     – основы дарв.
7.30 - 8.30     – геометрия
8.30 - 9.30     – черчение
9.30 - 10       – немецкий
10 - 10.30      – план собрания
10.30 -11-12-1  – Обломов

120 страниц записной книжки дают представление не только о характере, стремлениях и взглядах ее владельца, но ярко и зримо рассказывают о школьной жизни ребят накануне войны.
Котя спешил учиться, читать, рисовать, словно предчувствуя, что пожить не удастся...


О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ РИСУНКИ
(1938 – 1941)

Рисование было любимым делом Коти, готовившего себе судьбу художника. Он рисовал везде: в школе, дома, на улице, в армии. Рисовал на специальной акварельной бумаге и на негодной оберточной, на тетрадных листах в клетку и на грунтованном картоне. И, может быть, как раз рисунки, а не записная книжка или тетрадь дают наиболее полное представление об облике самого Коти. Рисунки отражают не только его растущее мастерство, но и обстановку, в которой он жил, и его окружение – семейный круг, друзей.
Наше земное свидание – брата с сестрой – было очень коротким. Когда в 1937 г. он читал сенсационную книгу Э. Генри, я только что родилась, а когда летом 1941 г. мы все прощались, мне было 4 года. Моя память только училась помнить, а чувства – чувствовать. Что я могла запомнить и почувствовать!? Но что-то все-таки смогла... подсознательно.
– Почему все свои детские рисунки я «подписывала», еще не умея писать, каракулями типа «каля-маля» в нижнем уголке? Я переняла это от Коти, т.к. почти все  рисунки имеют его подпись и дату...в нижнем уголке!
– Я не помню, чтобы Котя дома делал стенгазеты, но откуда-то знала, что школа – это то место, где их «выпускают» на больших листах бумаги. Вот я и выпустила стенгазету, учась во втором классе! Назвала ее «Искра», как у Ленина. До сих пор помню два огромных цветка в центре листа. Почему-то на следующий день газеты на стене уже не было. Учительница сказала, что ее забрали, наверное, на выставку (видимо, она не хотела огорчать меня).
Рядом со мною все время находился образец жизненного поведения, и я перенимала то, что было мне доступно. Котя охотно занимался со мной – играл, гулял, рисовал, а я его почти не помню, лишь 5-6 эпизодов с его присутствием. Они ярки и мгновенны, но каждый эпизод связан со страхом. Может, потому и запомнились?
– Вот он проносит меня через плотину над шумящей пучиной падающей воды.
– А вот я стою у дерева на обрыве глубокого лесного оврага. К дереву привязана веревка. По отвесному склону оврага, держась за эту веревку, к нам поднимается Котя. Мне очень страшно за него. Я еще не понимаю, что он тренируется.
Оба случая из дачной жизни, но однажды я испытала страх иного рода. Это произошло в Москве в мае 1941г., когда Котя посадил меня за стол, раскрыл свой новый, купленный для дачи альбом где-то посередине и сказал: «Я тебя рисовал, а теперь ты рисуй меня». И он сел напротив меня так, что мне был виден только его профиль. Меня обуял страх: «Я ведь не умею...» Но он настаивал: «Рисуй, что видишь». А мне страшно и непонятно, потому что у человека два глаза вокруг носа, а я вижу один. Но я была послушной, я начала рисовать… И вот Котя берет в руки готовый портрет. На нем один глаз, один нос, одно ухо. Да, еще – волосы, падающие на то единственное ухо. Он говорит: «Все правильно, только почему нос такой острый? Смотри, ведь он у меня круглый». Тогда я на конце острого носа дорисовываю шарик!
Коте ничего не стоило бы вырвать испорченный лист, как беспощадно он вырывал из альбомов свои собственные испорченные листы. Но рисунок мой ему чем-то нравился, чем-то был ценен, и он сохранил его в своем альбоме, а мама сохранила альбом… Вот почему я так отчетливо помню это испытание. И теперь Котя дарит его мне вместе со всеми своими рисунками, замыслами, письмами... со всем тем, что с ним было и что быть еще могло...
Встречаясь иногда с Котиными одноклассниками, выжившими на войне, слышу от них: «Знаешь, Кот однажды нарисовал спящего отца, но со стороны ног. И вот на переднем плане – огромные ступни, а все остальное – где-то там!» Они смеются, молодеют, вспоминая юность. А я думаю: как же надо было жить, как дружить, чтобы помнить столько лет рисунок товарища! Души их были открыты, сердца распахнуты.
Как-то раз у меня был Воронов – Котин друг, одноклассник и сосед в одном лице. Разговаривали, вспоминали, а на следующий день вдруг снова звонит: «Я еще вспомнил! Приехал как-то Кот с дачи и говорит, что нашел изумительную тропинку в лесу! Теперь ходит туда рисовать. Я подумал, может тебе это важно знать?» Ах, как я была тронута даже самой формулировкой этого старого человека: «Может тебе это важно знать». Неужели он сумел понять, что мне действительно это очень важно знать?! Воронов помог вернуть из бездны неизвестности один реальный миг Котиной жизни. Как легко теперь представить идущего по лесу брата, поразившегося вдруг живописностью увиденного: тропинка, играя неожиданными поворотами, скрывалась в гуще леса, пронизанного косыми лучами солнца. На следующий день он пошел туда с альбомом. И вот рисунок с датой 29.06.41г. Но тропинка не забывалась и, возможно, он хотел ее увидеть при другом освещении, в другое время дня. 04.07.41г. он пришел снова и сделал еще два рисунка – карандашом и пастелью. Рисунки приобрели значимость, историю создания. Я смотрю и смотрю на эту тропинку, словно хочу разглядеть Котины следы.
Рисунки тех, кто не вернулся с войны, хранят так же, как и письма: их помнят наизусть...
Однажды я расположила рисунки в хронологической последовательности и... вздрогнула: передо мной лежал дневник, но написанный не словами, а образами! Дневник, написанный художником. Я трепетно смотрю на его рисунки (их около четырехсот!), потом начинаю «читать» летопись нашей жизни, постепенно переходящую в трагическую летопись войны. Драгоценные приметы того мирного времени на несколько минут оглушают меня и высвечивают в памяти далекие картины моего полузабытого детства. Безмятежные дачные пейзажи. С помощью рисунка Котя показывает мне интерьер комнат в Москве. Я медленно начинаю припоминать наш буфет и огромное, до потолка трюмо. А вот медный чайник, с которым мы уезжали в эвакуацию и на стоянках бегали с ним за кипятком... Чайник еще долго жил с нами и после войны, а вот моя любимая кукла-голыш «Юрка» из эвакуации не вернулась. Ее украли на глухом степном полустанке, и она осталась жить только в моей памяти да на нескольких Котиных рисунках.
Отдельно хочу сказать о том новом альбоме, который Котя купил для занятий на даче. На обложке были перечислены требования, необходимые при поступлении на художественный факультет: сколько работ должно быть выполнено маслом, скульптура... И Котин расчет: на картину «Дорога» – 12 часов, закончить скульптуру Гали – 6 часов и т.д… На первом листе альбома – букет ландышей. Дата – 15 июня 41г. Еще никто не знает, что это последнее мирное воскресенье. 16 июня – выпускной вечер. Потом каждый день рождаются новые рисунки. И вдруг... дни идут, а рисунков нет. Наконец, 29 июня они появляются, но патриархальные пейзажи заменились политическими карикатурами: «Раздавить фашистскую гадину», «Марионетки Гитлера» и т.д. За этот день 6 карикатур и 1 пейзаж «Лесная тропа». За неделю с 22 – 29 июня были предприняты все меры для возвращения в Москву, но машину достать пока нет возможности. Котя остается с нами на даче, чтобы помочь грузить вещи, и рисует. Несколько рисунков каждый день. Вот 04.07.41 – я сижу на коленках с любимым «Юркой» на руках. Под датой Котиной рукой написано: «Маленькая мама с сынком Юрой». А последний дачный рисунок датирован 08.07.41. Значит, 9 июля мы точно были в Москве. И снова это рассказал мне Котя. Вернувшись в Москву, мы узнаем, что еще 27 июня правительство приняло решение «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества», т.е. об эвакуации.
На 20-ый день войны ничего не осталось от нашей привычной жизни: папа ждет назначения на фронт, Котя отсылает документы в Первое Ленинградское артиллерийское училище и ждет вызова, папин брат 5 июля ушел в ополчение (погибнет под Вязьмой в октябре), второй папин брат – летчик уже на фронте,  мама с двумя детьми ( мне – 4 и брату 14 лет ) в товарном вагоне-теплушке едет в эвакуацию. Куда? Никто не знает... На восток... Было решено, что пока Котя ждет вызова из училища, он нас проводит.
Я снова беру в руки Котин альбом и вижу, что за последним дачным рисунком есть другие! В нижнем уголке значится: «27.07.41. Серноводск». И опять Котя, которого давно нет, рассказывает мне, что 27 июля кончились наши мытарства по железным дорогам. Теперь поселок Серноводск – место нашего проживания. Это – тупик. Здесь кончается железнодорожная ветка, идущая от Куйбышева (так и сегодня!). Какая-то хозяйка пустила нас в свой дом. Между датами дачного рисунка и серноводского – 19 дней. В этот промежуток времени вместилось и возвращение с дачи в Москву, и сборы, на которые времени не дали, и 14 дней пути... В тыл эшелоны шли медленно, пропуская все, что спешило на запад, на фронт.
Провожая нас в эвакуацию, Котя взял с собой то, без чего не мог жить: он взял альбом. И вот перед выездом обратно он пошел с ним побродить. Я прожила в Серноводске 2 года и знала каждый уголок на этом пятачке земли, поэтому по темам рисунков вижу его маршрут в тот день. Он зашел в парк, где нарисовал две скульптуры. Затем вышел за околицу поселка и сделал несколько зарисовок пасущихся лошадей. Рисуя, он стоял недалеко от дороги, т.к. на листе появился набросок лошади, везущей воз сена. Прошел еще дальше, до реки Сок (приток Волги). Чудесно получился рисунок реки среди тенистых зарослей прибрежных кустов. Мирно течет река, мирно светит солнце, мирно шелестят деревья, но в мире – война. Уже дома рисует еще две карикатуры. Все. Ему пора.
Война закрыла последнюю страницу этого альбома 27 июля 1941 года.
Котя оставляет альбом маме с просьбой сберечь до конца войны...


ЧТО РАССКАЗАЛИ ПИСЬМА
(август 1941 – июнь 1942)

5 августа 1941 года Котя стал курсантом Ленинградского училища, вскоре эвакуированного в Глазов. С этого дня письма становятся летописью его жизни. Вся она уместилась в 32 письма. Если бы меня попросили выбрать из его писем фразу, наиболее полно раскрывающую его характер, я назвала бы эту:
«Что я могу писать про себя лично, когда гибнут миллионы лучших людей? Я переношу стойко все тяготы армейской жизни, не забываю растить свою любовь к искусству». (Из письма маме 11.11.41.)
Вчерашние школьники быстро повзрослели под грузом обязанностей, наложенных на них войной. Программу, которая рассчитана на 3 года, они должны были освоить за 6 месяцев. Перед руководством училища была поставлена задача максимально приблизить условия учебы к фронтовым: учения в поле проводить, в основном, в ночное время; марши с ночевками – вне населенных пунктов и т.п. Они стали взрослыми, но еще долго в душе оставались мальчишками, романтиками и мечтателями. Мальчишеские мечты согревали их в окопах и укрепляли веру в справедливость и победу.
Котя ни на что не жалуется, но если учесть, что каждое его письмо наполнено воспоминаниями о доме, о друзьях, о прежней мирной жизни, становится ясно, как он скучает о доме. А тут еще неудача – где-то потерял блокнот с адресами товарищей... На протяжении двух месяцев он просит нас и отца узнать хоть о ком-нибудь. После безрезультатных попыток просит прислать фотокарточку класса. Теперь она, эта фотокарточка, молча заменяла ему всех, кого он приобрел за 10 лет, и тихо согревала душу до конца: она погибла вместе с ним...
 18.12.41. Маме: «...Сижу на уроке политподготовки. Так как я тему знаю, а сейчас идет опрос, то мысли мои далеки от урока, мыслями я перебрасываюсь в Москву, в Серноводск, на дачу в Планерной, к отцу на север. Я весь ушел в воспоминания, и желание приблизить меня к чему-нибудь родному, к вам, к отцу заставляет меня вынуть письма и фотокарточки. Письма я раскладываю по порядку, и вот мысли мои пробегают прожитый промежуток времени. У меня есть фото нашего класса. Посмотрю и вспоминаю всю школьную жизнь, школьных товарищей, работу, радости...Папа прислал мне твою, мамуся, карточку, и вот я сейчас вглядываюсь в любимые черты. Вот Ириночка раскинула ручонки и улыбается. Взглянешь и вспоминается вся наша счастливая жизнь. Вот за эту счастливую жизнь мы и будем бороться».
28.09.41. Папе: «...У нас сейчас учеба идет напряженно. Я стараюсь, как и всегда, ты знаешь об этом. Имею хорошие и отличные отметки... Пиши мне чаще, хоть кусочек бумажки, пропитанной близким, родным чувством».
21.12.41. Маме: «...Сильное желание иметь с вами непрерывную связь заставило меня составить таблицу, где я записываю время отправки и получения писем. Отсюда вычисляю, когда примерно я должен получить письмо. Частенько вспоминаю прошедшее и вас, думаю о неизвестном будущем. Весь «мой мир» в казарме».
Этот казарменный мир встает перед моими глазами объемно и четко со всеми деталями ежедневного быта.
16.11.41. Маме: «...У нас в казарме, когда приходит почта, начинается улей: ... все сбегаются, и принесший письма читает фамилии. Каждый с замиранием сердца ждет, что выкликнут его фамилию, тянется, желая увидеть фамилию на конверте и, к сожалению, письма очень долго идут».
05.10.41. Маме: «...Сейчас усиленно готовимся стать командирами, чтобы бить фашистских гадов. Или мы, или они, середины быть не может. Или умрем, или победим... Я постепенно втягиваюсь в воинскую жизнь. Не имею взысканий. Меня, как этого и следовало ожидать, выбрали комсоргом взвода. Развертываю работу: стенгазету, читку политинформации, соцсоревнование. Настроение бодрое».
(Аналогично произошло и после окончания училища уже в дивизии. Инструктор полка по пропаганде обратил внимание на широкий кругозор и организаторские способности Коти. В результате помимо выполнения обязанностей командира взвода, Котя стал выполнять и работу политгрупповода взвода, а потом – всей роты.)
21.12.41. Маме: «...У нас в казарме есть одно счастье – репродуктор. Хотя он и погано работает, но все же это то, без чего нельзя жить в данный момент».
28.09.41.  Папе:  «…Ты советовал мне не курить. У нас некоторые ребята стали курить, я же остаюсь верным своим принципам».
Положение в стране тяжелое: уменьшаются нормы на дрова ( в казарме холодно), перестали выдавать сахар, масло, но самое главное для людей – положение на фронте.
29.10.41. Маме: «...Я стойко переношу все трудности армейской жизни, хотя часто бываю мокрым с ног до головы, лежу на сырой земле... О себе здесь не думаешь. Живешь лишь мыслями о великой борьбе, которая сейчас ведется. Думаешь, как там родная Москва. Жалею, что не связан со школьными товарищами».
18.12.41. Маме: «...Сейчас у всех приподнятое настроение. При сообщении информбюро все толпятся у репродуктора. Наша Красная Армия начала наступление под Ростовом, Тулой, Москвой».
09.12.41. Маме: «…У нас, как и по всей стране, шел сбор средств на оборону. Ты тоже  замечательно проявила свой патриотизм. Я на постройку танка «Курсант» отдал свою получку и на лотерею 100 рублей. Мы все, как граждане СССР, внося свою малую сумму, делаем большое дело в разгроме врага».
16.11.41. Маме: «...Меня тревожит момент с деньгами, ведь у вас все дорого, а то я могу выслать 200 руб...» (Это пишет курсант, получающий 40 руб. в месяц.)
06.01.42. Маме: «...Мне приятно было узнать, что у вас еще есть дрова».
Большие физические нагрузки в поле (т.е. учения на воздухе), напряженная программа занятий в классах, недоедание и недосыпание валили курсантов с ног по вечерам, но Котя и в таких обстоятельствах ощущал огромную потребность в искусстве, в художественной литературе. Об этом он так и пишет.
21.12.41. Маме: «...Весь «мой мир» в казарме. Подъем, команды, занятия, чистка оружия, сон. Скучаю о красках, театре, кино, музее, худ. литературе».
27.11.41. Маме: «...Я ни на что жаловаться не могу, да это и не в моей привычке, ты знаешь, я не барчук... Меня сильно тянет побывать в театре, ощутить ту благоухающую атмосферу, которая управляет нашими нюансами, нашей душой. Хочется посмотреть новую кинокартину... И еще сильнее – подержать кисть, иметь палитру. Здесь есть замечательные виды».
Но нет ни красок, ни кисти, ни бумаги... И все-таки среди тягот военной зимы, ночных маршей Котя на крохотных клочках бумаги  рисует портреты своих новых товарищей. Эти портреты дошли до нас уже по военным дорогам. Проверенные военной цензурой, сохраненные временем, они передают облик поколения. Кто они, эти безвестные солдаты Родины? Быть может, это были их последние прижизненные изображения. Как бы порадовали они чью-то мать, сестру, жену... На некоторых рисунках есть Котины приписки: «Вы, наверно, замечаете мой рост. Храните мои рисунки. Мне они пригодятся».
Я храню...
Писатели, художники – они существовали для него не в каком-то далеком, отдельном мире, а были необходимы ему повседневно. Они помогали понять самого себя, точнее передавать свои чувства и ощущения, усиливали восприятие природы. Часто упоминает он то одно, то другое известное имя.
11.11.41.  Маме: «...Эх, как вспомнишь доброе время учебы в школе...вот, правда, ощущаешь со всей силой слова Л.Н.Толстого...»
01.11.41.  Маме: «... Маяковский в статье «Как делать стихи» писал, что наиболее сильно описать, почувствовать какое-нибудь событие можно при резкой перемене климата, места, например, тишину курорта можно резко почувствовать в московском трамвае. Это можно отнести и ко мне. Вспоминаю мирную жизнь и полную сковородку картошки. Здесь это особенно чувствуется.» (Котя не зазубривал цитат. Он точно уловил суть мысли и привел свой пример. У Маяковского фигурирует не трамвай, а « автобус №7 от Лубянской площади до площади Ногина».
25.12.41. Маме: «...Особенно усиленно занимаемся элементами лыжной подготовки, так что бываю весь мокрый, как были мокрыми курсанты Интернационального Ленингр. училища в 21-22 годах, выполняя приказ командования...(книга « Падение Кимас-Озера» Г. Фиш)».
Котя дважды ссылался на эту книгу. Может быть, опыт ее героев помог ему переносить «стойко все трудности»? Я пошла в библиотеку. Прочла эту книгу. Сложилось впечатление, что он еще при чтении прочувствовал и пережил все, что испытали они. Котя помнил тех курсантов 21 года, которые «шли вперед, и капли пота, стекая со лба на глаза, мешала смотреть сквозь пелену падавшего снега... Шли в полушубках... Пот, проходя через баранью кожу наружу, сразу остывал: его схватывал мороз. А изнутри – пот стекал по мокрому меху». ( Уточнение: у курсантов 1941 года были шлемы-буденовки образца 20-ых годов и шинели.)
23.11.41. Маме: «...Вот стоишь на посту ночью, в непогоду, все спит вокруг, и лишь слышишь поскрипывание своих валенок. И вот в этой одинокой обстановке особо ощущаешь уют и гражданское положение, когда в окне замечаешь семейное чаепитие, занавески... Невольно вспоминаешь свой семейный круг...»
Казарма военного времени – это голые окна, голые стены, голые лампочки под потолком. У курсантов тоска по чему-нибудь неказенному, по простейшему предмету домашнего уюта. Занавеска на окне – синоним дома! Это – мама. Это все-все, чем жили они раньше. И стоя в наряде в глухом одиночестве, Котя сквозь метельный снег смотрел... нет, не в окно, он смотрел в свою прошлую жизнь. В этот миг всколыхнувшейся вдруг памяти откуда-то издалека пришли слова романса. Слова были именно теми, созвучными этой ночи, этому одиночеству. Ими он и начал письмо 23 ноября:
Хотел бы в единое слово
Я слить свою боль и печаль...
В письме он оставил немного свободного места и нарисовал (чернилами же) это свое одиночество под черным чужим небом.


***
 В 1943 году в это училище был направлен будущий известный поэт Николай Старшинов. В его стихотворении «Курсантам Глазова» – Котина метельная зима.

Былое как во сне,
Как из чужих рассказов...
Но грех не вспомнить мне
Удмуртский город Глазов,
Тебя, река Чепца,
Сугробы на привале.
Меня здесь, как бойца,
Три месяца ковали.
Суровые места,
Я с вами связан кровно.
У этого моста
Мы разгружали бревна.
Мороз трещал – да как!
Бураны свирепели,
А мы, чеканя шаг,
Лихие песни пели.
Гранили на плацу
Солдатскую сноровку
И шли хлебать «чепцу»
В промерзшую столовку...

Встреча с этим стихотворением, как встреча со свидетелем Котиной жизни.
4 февраля 1942 года Коте было присвоено звание мл.лейтенанта. Он получил назначение на должность командира взвода и направлен в 883 полк 193 стрелковой дивизии, дислоцирующейся в Гамалеевке Чкаловской (ныне Оренбургской) области.
Здесь он получает свой взвод и приступает к его обучению. Письма к маме в этот период полны заботы о жизни семьи.
02.05.42. Маме: «...Напишите о папе, он для меня стал сейчас еще дороже, т.к. я вижу в нем, конечно, в первую очередь, любимого отца, но также и старшего военного руководителя, борца с самой Гражданской войны».
Письма к отцу – это не только переписка сына с отцом, но и младшего командира со старшим командиром, ибо много профессионального было в их переписке. У Коти трудность обучения бойцов состояла не только в том, что отпущенный срок был сжат до предела, а и в том, что большинство бойцов – уроженцы Казахстана, Узбекистана, Киргизии плохо владели или совсем не владели русским языком. А командиру всего 18 лет... Но как рано наступала гражданская зрелость того поколения, как рано они начинали чувствовать свою ответственность за все.
18.04.42. Папе: «... Заниматься с народом очень трудно, пользуешься переводчиком, усвояемость очень низкая. Не поймешь, то ли они нарочно притворяются, то ли по-настоящему не понимают. Были случаи, когда ловили их в притворстве... Сначала приходилось втягивать людей в переходы, и вот здесь-то я почувствовал, что нужен индивидуальный подход к каждому: на одного действует строгий окрик, на другого – близкая беседа. Один боец все время отставал, тогда я встал рядом с ним в строй и поговорил по душам: о работе, о семье, о доме, о Родине. После этого он стал прилагать все силы и не стал отставать. Свою достаточную политподготовку внедрить тоже можно лишь в узких рамках, т.к. они почти все неграмотные и не знают даже азов, хотя народ пожилой, сорокалетний, приходиться снижаться к ним и говорить упрощенно...
Недавно был в командировке, сопровождал роту и коней в другую часть на 100 км. пешком. Дело это очень трудное. Здесь чувствуешь ответственность за каждого бойца. Сам я порядком замерзал, т.к. никакого обмундирования не получал, остался в том, в чем был в училище».
22.04.42. Маме: «...У нас в роте 4 лейтенанта уже были на фронте, и только я еще необстрелян, но это ничего».
09.06.42. Маме: «...Замечательные статьи в центральной прессе: Эренбург «Июнь» и Шолохов «Наука ненависти» и «Встреча». ...Героический Севастополь пал. Теперь немец бросит освободившиеся войска на другие участки. Это продолжение великих боев, описанных еще Толстым».
Тяготы военной жизни с ее многодневными переходами, учениями не погасили в Коте тоски по любимому рисованию: «В училище было хорошо с бумагой, а здесь рисовать не на чем...поневоле пришлось это любимое дело закончить». Ему хотелось писать стихи: «У нас разлилась речка Самара. Весна. Было бы время, я сочинил бы стихотворение».  Но 13.04.42 г., накануне своего последнего в жизни дня рождения, он все же сочинил несколько строк:
Эх, весна на дворе,
Вот бы краски да в лес!
Патефон бы, концерт иль кино,
Но прошло уже это давно.
А пока что суровая юность
И фашистская нечисть в стране.
И вскипает горячее сердце,
Отомстим мы за всех на войне!
20.05.42. Папе: «... На дивизионных занятиях спали дней десять в поле, в окопах, на земле. Один конец полы шинели под себя, хлястик отстегну, другую – на себя; свернусь калачиком, между колен зажму, накроюсь с головой и – ничего. Только вот если после дождя, то земля сырая и тогда плоховато. Не улежишь, встанешь, да на свет луны посмотришь, которым окрашены поля и луга, походишь, на взвод свой посмотришь... Тоже лежат, лежат, то один встанет, то другой. Но вот луна начинает снижаться, поют где-то далеко петухи, вот уже первая птица своим пением оповещает, что скоро рассвет. И точно, ночная мгла начинает сереть, и вот уже все отчетливей становятся предметы, хотя солнце еще не взошло. Наконец над горизонтом узкой полоской загораются облака, окрашенные в светло-розовый цвет. Хотя еще холодно, но уже на душе как-то веселей. Я говорю это для того, что мне все же мало приходилось раньше бывать в лесах, полях ночью, а теперь я полной грудью и телом прочувствовал русскую природу. Бывают такие закаты солнца, восходы, что не  восторгаться этим нельзя, невольно вспоминаешь красочные куски произведений классиков русской литературы: Тургенева, Толстого, Пушкина, Шолохова. Мысли переносятся в Третьяковскую галерею к Шишкину, Репину, Серову и многим другим...»
Несмотря на трудности Борисов обучил свой взвод,   успешно справился с задачей, поставленной перед ним командованием.
22.04.42. Маме: «...На полковом строевом смотре мой взвод похвалили, и комбат на совещании ставил меня в пример».
20.05.42. Папе: «...Комдив объявил мне благодарность на дивизионных занятиях».
Борисов был награжден любовью и уважением своих бойцов-пулеметчиков. Его последнее письмо было о них.
29.06.42. Маме: «...Я чувствую себя хорошо. Считаюсь неплохим командиром и политгрупповодом. Скажу не хвалясь, что бойцы довольны мной и говорят, что пойдут за мной в огонь и в воду и не оставят никогда».
193 стрелковая дивизия две недели вела непрерывные ожесточенные бои с превосходящими (в основном, танковыми) силами противника, была в окружении, понесла страшные потери.
В документе Центрального архива Министерства обороны говорится: « 193 стрелковая дивизия за период с 12 – 27 июля 1942 года потеряла более 10 000 человек убитыми, ранеными и без вести пропавшими (ЦАМО, ф.393, оп.9005, д.9, л.15)».
Котя погиб 13 июля 1942 года.
У погибших в 42-ом нет индивидуальных могил... У них могут быть только дома, в которых они жили, школы, в которых учились, улицы, по которым ходили... Как трудно объяснить другому, почему в особые мгновения души я прихожу к пятиэтажному дому, что стоит в самом начале Восточной улицы... Почему щемит сердце на этом месте... Поднимаю глаза, смотрю на третий этаж. Крайнее окно слева. Тут протекала когда-то счастливая жизнь. Пять человек жили за этими окнами. Теперь я одна их представитель на земле... Быть может, я только для того и родилась последней в семье, когда старший брат почти заканчивал десятилетку, чтобы написать о нем эти строки? Только для того и пережила эвакуацию на буранном и голодном полустанке, чтобы хранить память о нем?


ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДОРОГА  К  БРАТУ ПО ЛИПЕЦКОЙ  ЗЕМЛЕ

…Еще в душе не охладела
Страда, какой жила страна…
Война – она такое дело,
С ней шутки в сторону, она
Так припечатает однажды,
Так за душу тебя возьмет –
Пьешь не напьешься, мучим жаждой, 
Военных сводок горький мед.         
В неиссякаемом порыве,
По воле собственной своей
Полжизни проведешь в архиве
Во имя тех, ушедших дней,
Чтоб знать все точно, все как было
Там, у сгоревших деревень,
И как оно происходило
И в первый и в последний день.
М. Тимошечкин

22 ИЮНЯ 1941

Каким необыкновенным был июнь 1941 года для выпускников-десятиклассников 1923 года рождения! Они закончили школу! Получили  аттестаты! А шестнадцатого  –  выпускной вечер! Бывший 10 класс «А» 500-й  школы Москвы веселится, танцует, смеется! У всех грандиозные планы! У  Кости  Борисова, разумеется, тоже – стать  художником! Он с детства  хорошо рисовал, а три года тому назад поставил перед собой цель – поступить  в Академию художеств. К цели шел настойчиво, ежедневно совершенствуя свое дарование: рисовал много, рисовал везде. Постоянно занимался в студии, рисуя гипс, натюрморты; отдельный альбом был отдан  искусству изображать предметы с разных точек зрения по законам  перспективы. Его дед окончил художественное училище графа Строганова в 1890 году. Вероятно, он обладал значительными способностями, т.к. впоследствии работал художником-графиком в самой известной ювелирной фирме Фаберже. Свой талант дед передал всем сыновьям, но их детство и юность совпали с периодом беспрерывных войн (Японской, Первой мировой,  Гражданской, Польской), и они становились не художниками, а военными. И вот теперь внук наследует одержимость творчеством. В альбоме сохранилась запись последних заданий и график их выполнения:
Масло:  1. дорогу      12 часов               
        2. построения  3 часа
        3. портрет     6 часов
Скульптура: долепить Галю 6 час.
Вдруг все перечеркнула  война…
      
Вчерашние десятиклассники потянулись в райвоенкоматы с просьбами направить в действующую армию. Но их год еще не призывался. Им отвечали: «Ждите». В военных училищах шел прием, там нужны были старшеклассники, но ребята рвались на фронт – кем угодно, лишь бы скорее винтовку в  руки! Ждать они не хотели и отправлялись в райком комсомола, но им вновь сказали: «Ждите призыва 1923 года».
      События мелькали с непостижимой скоростью:
22 июня – Указ о мобилизации военнообязанных 1905-1918 годов рождения.               
27 июня –  Постановление об эвакуации людских ресурсов и
ценного имущества (заводов и пр.)
2 июля   –  В Москве началось формирование дивизий
народного ополчения.
      Брат решил не ждать призыва, а поступать в артиллерийское училище, причем самое лучшее, а таким было Первое Ленинградское (1ЛАУ). Курс обучения, порядок и дисциплина, уровень боевой подготовки определялись особым положением  этого училища в системе  военных заведений страны. Это было старейшее из артиллерийских училищ русской армии – бывшее Константиновское юнкерское. Его оканчивали маршал Говоров, Главный маршал артиллерии Воронов и многие другие. Котя направляет свои  документы (вместо академии художеств) в Ленинград в 1ЛАУ. Дома его не просят остаться и ждать призыва и т.п. Это было не принято: такое было поколение, такая была эпоха. Лишь папа понимал, что в Ленинграде у Коти не будет москвичей-курсантов, он по собственному опыту знал, что значит земляк в казарме! Земляк – это и брат, и семья; только он, земляк, мог сказать о чем-то знакомом из прежней жизни; вспомнить каток в парке Горького, где и ты катался под веселую мелодию «Челиты»; в самих названиях московских улиц, произнесенных другим, черпалась радость. И только это здесь, вдали от всего родного, было самым большим счастьем. Поэтому папа советовал пойти в московское артучилище, но не настаивал…
 По вызову ленинградского училища (1ЛАУ) Котя 5 августа прибыл в Ленинград и явился в училище (Московский просп., 17), но там приема не было, т.к. училище уже эвакуировалось. Поборов замешательство, Котя вспомнил о двух других артучилищах  и, не теряя времени, поехал во 2ЛАУ ( ул. Воинова, 41, район наб. Робеспьера), но и оно уже эвакуировалось, в 3ЛАУ ( ул. Комсомола, 22, у Финляндского вокзала) – тоже напрасно. Он обращается в комендатуру (Садовая ул., 3\5), где узнает, что выезд из Ленинграда запрещен. Поехал в Горвоенкомат ( Маклина просп., 8\10), где дали адрес зенитного училища ( Литейный просп., 3). Снова неудача. Еще дважды пришлось Коте возвращаться в Горвоенкомат, еще дважды давали ему адреса: училища связи (Суворовский просп., 32б) – эвакуировано… и только Второе Ленинградское пехотное училище имело широко распахнутые двери для всех желающих (Охта, Новочеркасский просп., 4)… Я специально так тщательно перечисляю все улицы:
– как зримо благодаря этому можно увидеть расстояния, которые преодолел он за этот день;
– как ощутима его физическая усталость;
– как отчетливо можно представить его чувства и мысли, сменяющие друг друга: от легкой досады при известии об эвакуации одного училища до чувства тревоги и понимания серьезности ситуации вокруг Ленинграда при факте массовой эвакуации военных училищ с целью спасения будущих командных кадров Красной Армии.

1997 год. Здание Первого Ленинградского артиллерийского училища, приславшего когда-то вызов брату… Чугунное художественное литье столбиков крыльца, настенных канделябров слева и справа от старинных дверей. По этим ступеням поднимался Котя 5 августа 1941 года. На этих ступенях стою теперь я точно в день его приезда.
Его пунктуальное описание в письмах своих скитаний по Ленинграду помогло мне составить схему его маршрута, но теперь это и мой маршрут. Правда, есть одна разница: он весь маршрут пробежал за один день, мне же понадобилось три дня…
               
               
В  УЧИЛИЩЕ         
   
Второе Ленинградское пехотное училище (2ЛПУ), куда Котя был зачислен 5 августа, через три недели тоже эвакуировалось в город Глазов (Удмуртия), выехав из Ленинграда за один день до того, как замкнулось кольцо блокады.    
      
Я тщательно подготовилась к поездке в Глазов. Еще в Центральном архиве Министерства обороны познакомилась с фондами училища: приказами, политдонесениями, протоколами комсомольских собраний и др.. В 1994 году Глазовский горвоенкомат, отвечая на мой запрос, сообщил великую радость: в Глазове проживают пять бывших выпускников 2ЛПУ! Как выяснилось позже, ни один из них не знал лично моего брата, так как прибыли в училище позже, тем не менее они сумели многое рассказать и показать.  Прочитала и географический  очерк о Глазове: зима продолжительная, холодная, многоснежная; самый холодный месяц – январь (а именно Котин выпуск был там до 4 февраля!); самая  низкая температура – 48 градусов мороза; дуют сильные ветры. Снова вспомнился Старшинов: «Мороз трещал – да как! Бураны свирепели…и шли хлебать «чепцу» (т.е. воду) в промерзшую столовку». Дрова для печей вырубали изо льда реки Чепцы, по которой шёл сплав леса летом…
Именно январь я выбрала для своей поездки, чтобы до конца почувствовать, КАК У НИХ БЫЛО ТОГДА…
      
27 января 1996 года на вокзале меня встретила дочь бывшего курсанта Корнева. Самого Николая  Ивановича уже не было в живых. По дороге домой Татьяна Николаевна знакомила меня с городом, но разве могла она знать об училище все то, что знал и унес с собой навсегда ее отец? Уходят свидетели тех героических лет, уходит поколение 1922-1924 годов рождения… Мы стояли на площади Свободы, Татьяна Николаевна рассказывала об улицах города, и вдруг я перестала слышать то, что она говорила. Моим вниманием целиком завладели два здания, соединенные воротами с мощными кирпичными опорами и полукруглой аркой сверху, и рядом калитка с точно такой же аркой меньшего размера. Где я их видела?  Почему мне они знакомы? Я была ошеломлена – это были ворота, нарисованные Котей на беглом наброске в письме! Значит, дом справа – его казарма! Так вот где он однажды стоял на посту...   Здесь, на этом месте, под свист ветра и круговерть снега думал о нас, вспоминал довоенный московский дом, мечтал. Я невольно пошла вперед, вошла в ворота, встала именно на то место, где он нарисовал себя 54 года назад…
Особенно большие надежды я возлагала на память бывшего курсанта Б.А. Кузина. Он прибыл в училище с фронта после ранения. Окончив училище на отлично, был оставлен в нем для обучения курсантов очередных наборов. Таким образом, он пробыл в училище дольше остальных, мог лучше помнить подробности. Я не ошиблась. Борис Александрович повел меня по Глазову, но не по тому Глазову, какой видят сейчас все. Он повел по Глазову 42-го года. Город «заговорил», когда мы останавливались у домов – свидетелей военного времени.
РЕСТОРАН «СЕВЕР». Во время войны на первом этаже  размещалась курсантская столовая, на втором – учебные классы 3-его батальона. В этом батальоне был мой брат. Значит, именно в этом здании на уроке политподготовки 18-летний истосковавшийся по дому мальчик весь ушел в воспоминания, вынул из кармана гимнастерки письма и фотокарточки и, наверное, в сотый раз перечитывал родные письма и вглядывался в любимые черты.      
ПОЧТА – старенькое здание на ул. Молодой Гвардии, куда приходили посылки из дома, еще живо. И посылочное отделение по-прежнему на втором этаже. Письмо 21.12.41. Маме. «…Чищу винтовку, вдруг слышу шум, крики: «Почта, почта!» К моей превеликой радости, слышу свою фамилию. Ищу письмо, но мне вручают извещение о посылке. О, если б вы знали, как я был обрадован! Я уже не надеялся получить ее, так как она шла три месяца. Бегу к командиру…он засекает время. Вот я на почте. Наконец, посылка у меня в руках. Бегу обратно».
КАЗАРМА 3-его батальона рядом с рестораном. (21.11.41. «У нас в казарме есть одно счастье – репродуктор. Это то, без чего нельзя жить».
КЛУБ училища был в Горисполкоме. После войны здание стало неузнаваемым: его расширили, надстроили. К счастью, актовый зал остался прежним.
2ЛПУ. Приказ  №29 от 1 февраля 1942 года.
…2. 2 февраля с.г. для объявления приказов о присвоении
воинских званий выпускников 1 и 3 батальонов собрать
 в клубе училища к 10 часам.
2 февраля 1942 г. зал был переполнен, а сегодня – 1 февраля 1996 г. в этот же зал вошли двое: бывший выпускник 1943 года  и сестра бывшего выпускника 1942 года. Я села в последний ряд и словно услышала шум голосов, увидела, как запотели стекла от дыхания нескольких сотен курсантов, почувствовала их волнение: вот-вот объявят, что они стали, наконец, лейтенантами, назначены на должности командиров взводов и отправляются на фронт… Когда я «вернулась в сегодня», то увидела, что одинокая фигура Б.А.Кузина по-прежнему  неподвижно стояла на сцене актового зала бывшего училища, словно олицетворяя собой всех тех, кто учился когда-то во 2ЛПУ, живых и мертвых.
Еще два бывших курсанта порадовали меня своим вниманием. И.Ф. Бисеров подарил несколько книг, связанных с военным Глазовом. А.М. Бородин показал на карте окрестностей Глазова места, где  проходили тактические занятия, стрельбы. Все они из поколения брата. Жаль, что нет никакого фотосвидетельства из 41-42 годов… Как выглядели эти мальчики-курсанты? Какая у них была форма?
С маленькой надеждой иду в Глазовский краеведческий музей. Оказывается, здесь есть небольшой стенд, посвященный училищу. Издали узнаю книгу бывшего выпускника училища поэта Н.Старшинова, стихотворение которого «Курсанты Глазова» знаю наизусть. В центре стенда помещен фотоснимок группы курсантов. Я сразу обращаю внимание на то, что на гимнастерках нет погон, значит, снимались они до 1943 г. Сотрудник музея Т.А. Загребина поясняет, что снимок прислал А.Н.Яковлев, указав дату – январь 1942 г. Какая удача! По сведениям ЦАМО, я точно знаю, что А.Н. Яковлев учился в 13-й роте, выпуск которой состоялся одновременно с выпуском брата. Значит, точно так выглядел и Котя! Я тщательно рассматриваю курсантов, их короткую стрижку, их гимнастерки с петлицами, брюки-галифе, сапоги. Любая подробность бесценна, ибо сфотографироваться в полный рост, как многократно просила мама, Котя так и не успел.
Штат училища был 2 500 курсантов. Не одну тысячу командиров воспитало и обучило 2ЛПУ за годы войны. Борисова К.Ф. хвалили, он имел благодарность комдива, но он был лишь одним из многих, а потому жаль, что на улицах Глазова нет памятной доски о пребывании училища в городе в течение 4-х лет и сыгравшем свою роль в разгроме врага.
 
 
                ФОРМИРОВАНИЕ  ДИВИЗИИ   

После окончания училища Борисов направлен в 193 стрелковую дивизию (г. Сорочинск Оренбургская обл.), где получает назначение на должность командира пулеметного взвода в 883 стрелковый полк, формирующийся в с. Гамалеевка. С этого момента Гамалеевка становится нам родной: мы в эвакуации часто произносим ее название, вспоминаем, и вскоре она стала синонимом имени брата – его жизни, забот, успехов и огорчений, всего, чем полна наша жизнь, пока мы живы. На этой земле он учил бойцов, здесь он видел сны о прежней, мирной жизни, здесь мечтал и писал, писал письма… В письмах маме звучит уверенность в наших силах ( «… Если мы в тяжелые зимние месяцы наступали, то весной и летом будем наступать тем более». 22.04.42) и забота обо всех («…Леша, как ты учишься?...»13.04.42; «…Как и с чем играет наша Ирусенька?...» 02.05.42) В письмах нет и намека на лишения и трудности, о которых позднее расскажут мне жители Гамалеевки и найденные мною однополчане. Так писал сын матери, смягчая тяжелые подробности, но на фронт отцу такие сказки он писать не мог. Отцу он рассказывал о трудностях работы с людьми, о чувстве своей ответственности за каждого бойца… В Гамалеевке 19 апреля 1942 г. ему исполнилось 19 лет.

1995 год. Я на оренбургской земле. В школе №3 Сорочинска в музее «Память» собраны бесценные свидетельства военных лет: письма ветеранов – бывших воинов 193сд, подаренные ими фотографии, воспоминания и многое другое. Об этом я знала заранее от руководителя музея – учителя математики Надежды Ильиничны Романенко и учеников – активистов музея во время встреч с ними в Москве, Севске и других городах, куда они многократно приглашались советом ветеранов в качестве гостей.
Надежда Ильинична сумела воссоздать многие детали, касающиеся формирования дивизии. Она бережно отнеслась к моему желанию прикоснуться к тому далекому времени. Во-первых, она распахнула передо мной двери музея и познакомила с письмами, душевными и трогательными в своей искренности. Я жадно читала их, выписывала все, что хоть как-то могло пригодиться в моем поиске. Главным были для меня фамилии авторов: а вдруг кто-то знал брата? Во-вторых, Надежда Ильинична повела меня по Сорочинску: вот «Пельменная», которая была в 42-ом году столовой и одновременно клубом. В поликлинике во врачебных кабинетах жили офицеры. В редакции газеты «Сорочинский вестник» размещался штаб дивизии. В это небольшое кирпичное двухэтажное здание заходил мой брат?! Да, заходил! Здесь он получил назначение и выбыл в Гамалеевку. И я следую дальше по его маршруту.
Надежда Ильинична знает Гамалеевку, знает здесь многих людей, она и организовала поездку сюда. Когда за стеклом машины мелькнул прозаичный дорожный указатель с до боли знакомым названием, защемило сердце… Да разве и могло быть иначе, если я помню, как старательно и медленно произносила в эвакуации это длинное название?! Если в каждом письме из Гамалеевки брат спрашивал о сестренке, помнил, что в марте ей исполнится 5 лет и рисовал для нее птичек и собачек? Через несколько минут машина остановилась, и я ступила на эту его землю… Конечно не смогла сладить с  непрошенными слезами, я очень волновалась...
Гамалеевка…Рядовое село, каких много. Не рядовое оно только для однополчан, которые дважды побывали здесь, да еще для таких, как я, ищущих следы погибших родных. Здесь стоял 883-й стрелковый полк, здесь где-то жил мой брат. Много лет прошло с тех пор. Смогу ли хоть что-то увидеть из того времени? Другая эпоха, другое время года…
Н.И. Романенко знакомит меня с председателем местного совета ветеранов войны И.А. Овсянниковым. Он – из поколения брата. После демобилизации был председателем колхоза, секретарем парткома. Его здесь все знают, и он всех знает. Этому обстоятельству я очень рада: значит, сможет мне помочь.
Зачитываю строку из письма брата от 02.05.42г. «…Я живу в избе Медведкина, где есть хозяйская дочка Катюша. Она шлет Лешке привет». Прошу показать мне дом Медведкина. Иван Алексеевич ведет нас по самой  длинной, наверное, улице Гамалеевки. Она вытянута вдоль реки Самары, о которой я тоже знаю с детства из писем брата. Останавливаемся у дома Клюевой. Анна Николаевна вспоминает: «Медведкин жил в самом конце улицы. Предпоследний дом. От семьи его никого не осталось: сын погиб на фронте, а Катюша после смерти родителей жила одна и умерла лет пятидесяти. Дом опустел, его разобрали. Видите большое бревно в траве? Оно от их дома. Матица с потолка. У Медведкина стояли пулемётчики. Фамилию Борисов не помню, а вот Костя жил!»
Я пошла к пустырю… Так вот где стоял этот дом, и было здесь какое-то крыльцо, и была дверь, и был брат, который открывал эту дверь много-много раз… Теперь нет ни дома, ни крыльца, ни брата… Но ведь живо это все в памяти людей, живо еще! Среди высокой полыни виднелось длинное и потемневшее от времени бревно. От него я легко отделила щепочку. Завернула ее в носовой платок. Да еще сорвала стебель полыни, такой привычной, такой горькой, такой русской…
Как много подробностей сохранилось в памяти людей. Они словно досказывали все то, что не досказал в своих письмах брат. Надежда Васильевна Самкова вспоминает: «Я работала в столовой комсостава, размещавшейся в нынешнем доме Смагиной. Носила еду командиру полка Ботвенко (в дом  Сизовых) и комиссару (в дом Харинских). (Признаюсь, что рассказчица меня сразила, когда без запинки назвала совершенно верно фамилию командира полка!) Бойцы и командиры были очень хорошие, ничего себе не позволяли, нас не обижали». Екатерина Ананьевна Ларионова добавляет: «У Медведкиных жили трое: Межев Сенька, Востряков Николай Васильевич и кто-то третий, все лейтенанты». Когда я посмотрела список начсостава 2-го батальона, то в нем значились: командир роты ПТР лейтенант Востряков Николай Васильевич, командир взвода ПТР мл.лейтенант Межев Семен Михайлович. Нет сомнения, что третьим лейтенантом был Борисов. И совсем неважно, что Ларионова не назвала фамилию. Все, что она и другие вспоминали, в равной степени относилось и к брату, ибо все у них было общим: и холодно им было, и голодно.
Мария Павловна Трубина вспоминает (учительница из 42-го года): «Все командиры были молодые, совсем мальчики. Им было очень трудно работать с рядовыми, так как они были казахами или киргизами и по-русски не понимали. Учения проходили в соснах. Питались очень скудно. Я старалась тыкву нарезать, запечь и дать, но заворачивать было не во что… Все обмундирование у них было старое, стираные ушанки…Смотреть на все это было больно. А по улице шли и пели «Смело мы в бой пойдем».
Дмитрий Васильевич Трубин вспоминает: «Мне было 16 лет. В соснах, где проходили тактические занятия, окопы долго сохранялись. Потом их затоптал скот. Но пулеметные ячейки до сих пор видны. Пулеметчики жили на самом краю села (Трубин показал рукой в сторону пустыря, где мы только что были). Спали они очень мало. Занятия проходили почти всегда ночью. Кухня сначала была на воздухе, у сосен. Там стояли котлы. Бойцы туда свои котелки носили.
Во время войны в Гамалеевке работали еще две учительницы: Седых В.В. и Самкова А.И.. Вера Васильевна из старинной династии оренбургских учителей, ныне заслуженная учительница рассказывает: «Жили мы вдвоем с Самковой и старались всегда что-нибудь сготовить для бойцов, картошку сварить. У них был маршрут мимо нашего дома, и они знали о картошке, ждали. В школе устраивали вечера, там стояло пианино, а у меня – гитара. Заиграю – ах, как струны запоют! Пели русские песни, грустные. «По Дону гуляет»… Плясали, а слезы капали. Мы старались бодриться, а унывать позволяли себе лишь дома, когда нас никто не видел. Чудесные мальчики были… Сидят, слушают… Больно на них смотреть было – едут-то куда… В мае все уже знали, что вот-вот уедут, ждали лишь приказа. Собрались в клубе… И такая тишина стояла, что на всю жизнь запомнилась: все чувствовали, что это в последний раз… Люди в Гамалеевке хорошие».
С этих же слов начала Мария Павловна, дополняя то, что сказала раньше: «У нас люди хорошие. Понимающие. Старались солдат подкормить. Картошка-то была и тыква. Даем им поесть, а сами думаем: вот и моего там кто-нибудь покормит».
И я хочу сказать эти слова: какие хорошие люди!.. И те, с кем  поговорила, и те, с кем не успела поговорить, но слышала о них… Стоило только задать вопрос, как начинала работать их потревоженная память. И для меня как бы таяли десятилетия, отделявшие настоящее от того времени. Вот оно, прошлое, рядом!   
               
Я уезжаю, но пока вы живы, еще заметен след младшего лейтенанта Борисова Константина, моего брата…


ГЕРОИЧЕСКАЯ  ДИВИЗИЯ
 
С 1992 года я занимаюсь уточнением боевого пути воинского соединения, о котором писали в своих книгах военачальники (Рокоссовский, Батов, Чуйков), историки (напр., академик Самсонов в книге «Сталинградская битва»), писатели (напр., Падерин в книге «Волгоград»). Наименование его – Днепровская, ордена Ленина, Краснознаменная, орденов Суворова и Кутузова 193 стрелковая дивизия. Военные дороги дивизии начинались на  липецкой земле.
Свое задание – поиск я начала с Центрального архива Министерства обороны (ЦАМО) в г. Подольске, где просмотрела сотни дел, пролистала или прочитала тысячи страниц, в результате чего теперь  обладаю знанием бесценных документов о деятельности 193сд: приказов, донесений, оперсводок.
В горькую пору нашего отступления в глубине страны формировались новые дивизии и спешили на фронт, протянувшийся от Баренцева до Черного моря. Стремилась на фронт и уже сформированная 193сд. И вот долгожданное известие: «Во исполнение приказа Ставки…от 12 апреля 1942 года подлежит отправке на фронт 193сд со станции Сорочинская… Станция назначения – Лев-Толстой». Дальнейшее выдвижение дивизии на передовую проходило исключительно по  липецкой земле, которую она прошла с самой северной ее точки до самой южной.
По многочисленным наградам, звучащим в полном наименовании дивизии, по упоминании ее в военной литературе можно судить о героическом пути  этого соединения. Дивизия участвовала в главнейших битвах Великой Отечественной войны. Я приглашалась на празднование 50-летия Сталинградской битвы, в г. Севск на праздновании 50-летия со дня освобождения и т.п.. Но на липецкой земле мое сердце бьется по-особому, потому что в одном из эшелонов, прибывших на станцию Лев-Толстой, находился мой брат.
Он героически погибнет в бою через два месяца, но здесь он еще живой! Он дышит, разговаривает, видит небо и землю, обучает своих бойцов, пишет нам письма. Он промерил шагами липецкую землю. Маршрут походных колонн со стоянками лежал от Б. Карповки, где они находились месяц, на Лебедянь, затем вдоль Дона на юг до Задонска и через Замятино – Долгушу на Б. Поляну – Каменку – Муравьевку. Котин след оставался не только на дорогах, он оставался и в памяти людей.
Я хочу написать то, что узнала о маршах, учениях, боях на липецкой земле и о людях, с которыми мне выпало счастье познакомиться.


МЕСТО  НАЗНАЧЕНИЯ  –  п. ЛЕВ  ТОЛСТОЙ
               
В моих руках боевое донесение: «…С 6 – 17 мая 1942 года дивизия в полном составе прибыла к новому месту дислокации в р-н Лев Толстой.», т.е. на протяжении 12-и дней ежедневно приходило по эшелону, а иногда и по два с воинами дивизии.
Как ярче и понятнее донести до гражданского человека, что такое дивизия? Какое это огромное «хозяйство» – комплекс тесно связанных друг с другом разнообразных служб? Приведу такое сравнение. В 90-ых годах прошлого века в п. Лев-Толстой проживало около 9400 человек. До войны это число было намного меньше. В прибывшей дивизии только личного состава было 11672 человека! В состав дивизии входил также автотранспорт, тракторы, пекарни, 1760 лошадей (артиллерийские, верховые, обозные), повозки, медсанбат, запасы продовольствия, фуража и т.п.
Конечно, столь огромное «хозяйство» разместиться в одном населенном пункте не могло, поэтому заранее разрабатывалась схема дислокации частей дивизии на территории всего района. У меня есть копии рассекреченных военных карт, схем. На схеме поселка Лев-Толстой в кирпичных зданиях близ вокзала помечен штаб дивизии. На одной из карт нанесены районы дислокации полков, батальонов и прочих подразделений дивизии.

Июль 1998 года. Поезд из Москвы прибыл около трех часов ночи. Дождавшись на вокзале шести утра, я пришла в администрацию района и удивилась, увидев, что глава администрации уже у себя в кабинете. Со мною письмо Московского комитета ветеранов войны, в котором конкретно определялось мое задание и содержалась просьба к местной власти о содействии.  А.А. Залыгаев встретил приветливо и по-деловому. Несмотря на горячую пору полевых работ, мне уделили внимание, помогли с жильем и транспортом.
В поселке Лев-Толстой я встретилась с удивительным человеком – Алексеем Николаевичем Больных, оказавшем мне бесценную помощь. Он был неиссякаемым источником информации любого характера, отличался изумительной памятью и доскональным знанием местности. Он живо заинтересовался моей миссией. Я очень осторожно подхожу к рассказам людей о военной поре, понимая, что в районе стояли многие части и до нас, и после, так что виденное ими за давностью лет могло деформироваться и уже не иметь к нашей дивизии никакого отношения. Алексей Николаевич оказался носителем уникальных сведений: все они подтверждались либо документами архива, либо частными письмами. Он дополнял, уточнял то, что мне было известно из слишком кратких строк приказов и сводок. Примеров много.
1. Комдив неоднократно обращался к начальнику отдела укомплектования Южно-Уральского военного округа, а позднее – Брянского фронта с  просьбой: «…193сд в своем составе из общего числа рядового состава…более 60 процентов имеет нерусской национальности (узбеки, казахи). Прошу занарядить на пополнение …русской национальности». Нормой было не более 50 процентов. Превышение нормы осложняло обучение и управление подразделениями. Многие азиаты плохо знали русский язык. Об этом  писал и брат. Алексей Николаевич говорит: «Бойцы были в своем большинстве из нацменьшинств». Важное совпадение.
2. На схеме дислокации частей дивизии по состоянию на 30.05.42 года минометный батальон занимает М. Карповку. А Больных продолжает свой рассказ: «При стрельбе из новых минометов были раненые. Их приво-зили в нашу больницу. Стреляли из М. Карповки.» После этого второго совпадения  я больше не сомневалась в том, что А.Н. помнит именно нашу дивизию!
 3. Командующий армией неоднократно требовал от командира дивизии перевода подразделений из населенных пунктов в леса, но лесов в округе почти не было. И все-таки из оперсводки № 9 на 10.00  19.06.42 следует: «К 8.00  18. 06. 42 части дивизии ночным маршем перешли из населенных пунктов в лесные массивы и расположились согласно схеме». 883 полк ушел из Б. Карповки и расположился в лесу справа от железнодорожного полотна за платформой Коллективист. Одновременно и брат в письме от 21.06 сообщает: «Сейчас я живу в лесу. Сделали шалаши». А.Н. продолжает: « Когда дивизия переместилась за платформу Коллективист, то бойцы жили в шалашах».
У меня было детское представление о шалаше, как двускатном строении на 3 – 4-х человек, но А.Н. подробно объяснил, что шалаши были большими – на роту, без окон, стены сплетены наподобие изгороди, крыша сделана из веток, между шалашами – плац.
4. Приказ командиру 193сд: «…Выступить маршем 10.00  2.7.42 с расчетом к 6.00  5.7.42 занять оборонительный рубеж (вдоль р.Дон) Докторово – Бутырки». А.Н. хорошо помнит свое военное детство: «Когда дивизия внезапно ушла из леса, мы, мальчишки, устремились туда. Нас интересовали патроны, а там были диверсанты. Их не интересовало снаряжение. Они подбирали любые бумажки, документы искали. Я видел одного: ходил, искал что-то, даже клочки газет подбирал».
При прощании А.Н. вспомнил, что ездовой, который возил хлеб бойцам, потом говорил, будто их всех разбил немец.
Да, большинству из прибывших в Лев-Толстовский район бойцов и командиров суждено было жить всего два месяца… Но они об этом не знали. И никто об этом не знал. Они ушли навсегда, а наша жизнь продолжалась  без них. У нас было взросление, окончание учебы, выбор пути, любовь, а их уже  никогда-никогда не было рядом. Вот почему даже спустя столько лет День 9 мая в нас привычно отзывается болью. Их праздник и – без них. Всю жизнь мы слышали и знали, что в этой войне погибли 20 миллионов. Произнести это нетрудно. Но… вот если среди этих 20-ти миллионов – отец?... Или брат?..
Я знала, что Котин полк находился в Б. Карповке, но еще в администрации мне сказали, что Б.Карповки не существует и, если туда поеду, то поговорить будет не с кем. Вот и А.Н. с болью упомянул о закрытии там школы. Люди вынуждены были бросать жилье, переезжать. Кирпич из домов в Б. Карповке возили на новое строительство в Лев Толстой. Тогда и образовалась улица Восьмого марта.
Мое чувство огорчения моментально сменяется радостью: значит, карповцы рядом и с ними можно будет побеседовать! А.Н. стал рекомендовать тех, кто мог быть мне наиболее полезным. Он одобрил мое желание побывать в Б.Карповке, пояснив путь следования автобусом до Свищевки, а потом пешком. Не отговаривал и от поездки в лес за платформой Коллективист поездом, наоборот, объяснил, что вдоль железной дороги идет тропа, которая доведет меня до моста, где я должна буду свернуть направо к начинающемуся здесь нужному мне лесу. После разговора с Алексеем Николаевичем меня не покидало чувство облегчения и доступности выполнения намеченных планов.



ТАМ,  ГДЕ БЫЛ  МАРШАЛ  ВОРОШИЛОВ

В оперсводке дивизии за 15.06 42 сообщалось: «…4. Показные учения. Смотрит комиссия маршала Советского Союза т. Ворошилова. Район учений с. Круглое, с-з Лев Толстой». Администрация позаботилась о транспорте, и мы вместе с А.Н. Больных  посетили это место. Проезжая Золотуху, А.Н. показывает направо: «Вот здесь стояли пушки». Я смотрю на схему и вижу, действительно, именно здесь был размещен 384 артиллерийский полк! Проселочная дорога на Круглое заросла высоким  бурьяном. Ехать сложно. Оставшиеся ветхие домики выглядят отдельными хуторами. Здесь тогда в течение 10 дней проходили учения, и приезд Ворошилова говорил о том, какое серьезное значение придавалось подготовке дивизии к боям. Сейчас все вокруг так заброшено, так заросло, что даже воображение не помогает представить, как выглядела эта местность в 1942 году.
Алексей Николаевич когда-то учился в кругловской школе, это помогало ему хорошо ориентироваться. Он бодро возглавлял нашу группу. Пробиваемся к железной дороге, откуда можно увидеть лес за платформой Коллективист. Я делаю несколько ландшафтных фотоснимков бывшего района учений, но так, чтобы в кадр не попали эти разрушенные в мирное время дома…


ЭХО  ВОЙНЫ  В  РАССКАЗАХ  КАРПОВЦЕВ

В одном из писем брат указал драгоценную деталь, что живет он в доме Соловьева. Эта подробность стала конкретной зацепкой, зовущей меня в Б.Карповку и к людям, когда-то жившим там.
Я разыскала бывшего директора школы Б. Карповки С.А. Тарасова и его жену – учительницу Екатерину Ефимовну. Сергей Александрович десятый класс не закончил, т.к. в январе его призвали в армию. Жил он в доме напротив церкви, а к югу от нее находилась школа. Мне хотелось увидеть Б. Карповку такой, какой видели ее бойцы и командиры  в 42-м году. Слушая Сергея  Александровича, я мысленно представляла, как в школе расположились военные, как в магазине устроили пекарню, как рыли окопы в центре деревни и у кладбища. Рассказал он и о Соловьеве, который жил не в самой Карповке, а на выселках. Дом в три окна, больше и выше соседних. Соловьев был участником Гражданской войны, семью имел большую: четыре сына и три дочери.
Разговаривали мы на террасе. Сквозь стекла хорошо просматривалась улица и идущая по ней женщина. Екатерина Ефимовна вдруг выбежала на крыльцо и позвала ее: «У нас тут из Московского комитета…» Какое фатальное совпадение! Это была дочь Соловьева – Валентина Алексеевна Никитина. Я смотрела на нее, а в голове проносились обрывки мыслей: вот та, которой в 42-м было лет 9; её ежедневно видел мой брат, конечно, разговаривал с ней; она – живой свидетель Костиных пулеметчиков. Сумбур мыслей мешал мне говорить. Валентина Алексеевна тоже была растеряна. Мы договорились встретиться на следующий день. Какой трогательной  оказалась наша встреча… Мы на секунду застыли, словно не было сил двигаться. Потом обнялись крепко, молча. Бывает так, что не нужны слова. После я сказала, что она мне как родная, потому что брат жил у них в доме, и она – тот человек, который последним видел его живым. Она видела, но не помнила, т.к. в избе разместилась еще половина Котиного взвода. В свою очередь, призналась и Валентина Алексеевна: «Когда я услышала слова о Московском комитете, сразу решила, что пришли какие-то сведения о моих пропавших без вести двух братьях». Вот так и спустя 65 лет война никуда не уходит, она беззвучно присутствует в нас, близкая, горькая, вечная. Прощаясь, мы были сестрами, у которых погибли братья.
Приведу свидетельства других бывших жителей Б.Карповки.
В.С. Синичкина: «Командиры были очень молодые. Они никому не мешали, к вечеру их не было видно. Очень хорошие. У нас тоже стояли. Потом один боец благодарственное письмо прислал».
А.М. Дудакова: «У бойцов кухня находилась ближе к Свищевке. Когда мы сажали картошку, они приходили и просили, т.к. без нее скучали. Учеба проходила в избах. Командир показывал детали оружия, учил. Один казах котлы мыл, а мы его просили петь. Он пел, а все смеялись по-доброму. Немецкие самолеты летали. Мы капусту поливали и слышали, как они гудели в небе».
Т.Ф. Пшеничникова (ее называли «Наша летопись», очень интересный человек): «Начну со своей профессии учительницы. Я не только каждого ученика помню. Я помню, кто какую ошибку сделал! Вот В. написал «молодежь» без мягкого знака. Наша деревня вытянулась на 5 километров. Три колхоза было: ближе к Свищевке – колхоз «Рассвет», где церковь – «Инициатор», за речкой – «Большевик». Река Ягодная Ряса в половодье разливалась, даже лодками пользовались.
Однажды я дежурила на коммутаторе. Пришла домой, легла спать. Все было как обычно. А утром смотрю, а у нас на лужайке полно военных! Я первый раз в жизни увидела военных вблизи. Наш дом стоял у пруда. Я бы вернулась в то наше время! В избах стояли по 10 – 15 человек. Спали на полу на соломе. Они были совсем не требовательны. У Тюриной стояла конная разведка. Лошади умные, их было штук 50. Котел стоял большой, варили кашу. У них свой хлеб был, своя пекарня. На учения ходили на поляну за огородами около лесочка, который назывался Липняк. Концерты устраивали в школе на сцене. Артисты! Даже казахи выступали. Хорошие бойцы были, дисциплинированные. Однажды меня на танец пригласил пятидесятилетний. Станцевали, а потом он говорит: «У меня семь человек детей, а меня призвали». И погиб…Кто-то принес весть, что они все погибли…»
Так до этого дня совсем чужие мне люди, а теперь – дорогие собеседники, каждый, рассказывая памятное только ему одному, сообща нарисовали портрет Б. Карповки 1942 года. Маленькие подробности быта дали большую и разностороннюю картину жизни людей и армии и их взаимоотношений в лихую годину войны.
А печальная молва, каким-то непостижимым образом дошедшая до сельчан о гибели дивизии, оказалась правдой. После 16-ти дней боев, окружений и танковых прорывов немцев на оборонительном рубеже Каменка, Муравьевка, Крещенка, Б. Верейка, Лебяжье, Ломово от дивизии остались в живых 1700 человек…



МОЕ  СВИДАНИЕ  С  Б. КАРПОВКОЙ

Утренний автобус довез меня до Свищевки. Погода пасмурная. Впереди – низко нависшие над дальним лесом тяжелые, тревожные облака. Кругом ни души. Только я и небо. Неожиданно слева от дороги появляется беленький одинокий домик. Начало Карповки? Не знаю. Продолжаю путь. Не заметила, когда рассеялись тучи, в ярко-голубом небе сияло настоящее июльское солнце. Наконец  дошла до церкви. Стою у братской могилы. На памятной доске надпись: «О тех, кто никогда не придет, помни». Я – помню… Поблизости развалины двух кирпичных построек. На схеме значится: в здании, расположенном  ближе к дороге, находился штаб 883 полка.
Люди в автобусе мне объяснили, что если от церкви посмотреть через речку на противоположный склон, то можно увидеть несколько домов. Это и есть выселки. Иду туда. Где-то здесь стоял дом Соловьева… Где?.. И вдруг слышу звук колодца-журавля! Я буквально побежала на этот звук! У колодца стояла девушка. Она оказалась бывшей ученицей Тарасова С.А. – Верой Душановой. Она показала мне  дом Соловьева, вернее, место, где он стоял. Печальная кучка кирпичей – остатки фундамента еще что-то говорила о прошедшей здесь жизни. Вера бывала в этом доме, все хорошо помнила. Огромный высохший куст шиповника цепляется за одежду. Оказывается, рядом с ним  был вход в сени. Из сеней проходили в прихожую и дальше в избу. Вера рисует план комнаты с тремя окнами, сарай и мазанку, а я все никак не могу поверить в свое счастье – встречу с человеком, который мог так подробно поведать мне о прошлом.  Именно здесь шумела жизнь большой семьи А.П. Соловьева. Я пробилась сквозь крапиву, выросшую выше человеческого роста, туда, где еще краснел выветрившийся фундамент. Кирпич слоился. Подняла кусочек. На память.
Я прошла по всем дорогам дивизии 1942 года, и каждый день во мне беззвучно пульсировал вопрос: где-то здесь и ОН был, где-то здесь и ОН шел, учил, ел, пил… И вот еще одно пепелище после Гамалеевки, где  возможно было сказать определенно:
– вот та дорога, по которой  ОН шел!
– вот тот дом, в котором ОН жил !
– вот в этом доме была комната в три окна, где на полу, на соломе ОН спал!
– из этого дома выходил ОН и быстрым шагом шел через речку к штабу. Каким зачарованным взглядом художника смотрел на необыкновенно живописные окрестности, на вид, открывающийся от дома на ту сторону, где над притихшей зеленью деревьев вырисовывается четкий силуэт церкви.               
Документальные рассказы людей и сама окружающая меня  «документальная» местность дали мне возможность хоть немного ПОЧУВСТВОВАТЬ БРАТА ЖИВЫМ.


ЛЕС  У  ПЛАТФОРМЫ  КОЛЛЕКТИВИСТ

В предпоследний день пребывания в поселке Лев-Толстой я должна была поехать в лес, но в 6 часов утра проливной дождь, буквально рухнувший на землю, сделал поездку невыполнимой. Есть надежда на завтра. Куртку и зонт я имею, но нужны сапоги. Вся поездка теперь зависит от них. Как трудно просить… И к кому обратиться в чужом месте с такой неловкой просьбой? В последний момент я набрала номер телефона учительницы Елены Викторовны Леконцевой. В 20 часов под дождем  она на велосипеде привезла сапоги… Какие люди у нас в России!

 На следующий день единственный вагон поезда Лев-Толстой – Елец привез меня на платформу Коллективист. Весь предыдущий день и ночь шел дождь. Под ногами лужи, случайно задетые ветви щедро дарят мне остатки ночного дождя. Меня не покидает мысль о способности человеческой памяти нести в себе столько лет эхо войны. Люди помнят… Но ведь и земля помнит! Не зажили еще и ее раны.
Иду два километра по тропинке вдоль железной дороги. У моста сворачиваю вправо, к лесу. Это ИХ лес. По опушке тянется проселочная дорога. Лес очень засоренный, непроходимый. Оберегая глаза, с трудом вошла в него. Каждый шаг требовал усилий рук: что-то сломать, раздвинуть; что-то обходила, где-то проползала… И вот – оплывшая яма – окоп с ходом сообщения. Вот они – раны земли… Потом обнаружила заросшие траншеи и заполненный водой широкий и длинный ров Г-образной формы, причем одно колено было коротким. Это сооружение чем-то напоминало ротный шалаш с заглубленным полом, а короткое колено – вход. Здесь стоял 883 полк. В этом лесу Костя написал нам  два последних в жизни письма. Я привезла их с собой, чтобы перечитать под шум того самого леса. Он писал их в такую же пасмурную погоду, как сегодня: «Хотя сейчас уже июнь, но погода паршивая, дожди, холодно, солнце очень редко. Сделали шалаши».
Давно уже нет тех полян и того плаца, на которых они занимались. Найти их невозможно. Много раз вырастала там новая трава и увядала. Новое поколение птиц поет там свои предрассветные песни. Но я держу в руках ЕГО письмо и слышу ту, ЕГО птицу и ЕГО дальних петухов…
Я иду по последним дорогам на передовую 193 стрелковой дивизии 1-го формирования. Осознание этой миссии оставляет в стороне и дождливую погоду, и боязнь заблудиться, и все другое мелкое, суетное.
Наша память – это единственное, что есть у погибших.


СТРАТЕГИЧЕСКИЙ  РАЙОН  НА  ДОНУ

2 июля 1942 года в 10.00 дивизия из Лев-Толстовского района выступила маршем для занятия оборонительного рубежа вдоль  Дона от Докторова до Бутырок. Пройдя около 120 километров по пересеченной местности и получив краткий отдых,  4 июля бойцы приступили к строительству оборонительного рубежа. Рассматривая схему боевого порядка частей по состоянию на  5.6.42, я увидела, что на стратегически важном участке находится 2-й батальон 883 полка. Это батальон брата. Именно на этом участке река Дон пересекается железной дорогой и  шоссе из Липецка в Елец. Именно на этом участке обороны мост. Оборонительные сооружения строятся в большом лесном массиве.
Я приехала сюда на два дня и остановилась в с. Скорняково в нескольких километрах от леса, куда меня сопровождала заведующая детским клубом Галина Павловна Ерохина. Мы шли по шоссе, и как только дорога приблизилась к лесу, вошли в него. Сосна, береза, малинники. Окопов нет…
Все время между деревьями просвечиваются какие-то опушки. Пришлось выйти на поле, чтобы как-то сориентироваться, и сразу стало видно, что деревья сохраняют ряды! Это были посадки, а настоящий лес начинался за полем в нескольких километрах от нас. Как только мы вошли в него, сразу наткнулись на большую оплывшую яму, словно она поджидала нас. Боясь ошибиться в ее происхождении (копаная ли, естественная ли, бомбовая ли воронка), я спустилась (съехала) на дно. Отсюда просматривалась как-то лучше ее прямоугольная  конфигурация и плоский когда-то «пол». Яму  я замерила: прямоугольник (13 на 18 шагов), глубина метров 5 – 6. Когда мы пошли дальше по опушке леса, обращенной к железнодорожному полотну, то увидели длинную вереницу таких ям, расположенных строго на одной линии удаления от опушки, что полностью соответствовало изображению рубежа на схеме. Сомнения отпали.
Выбираясь из одной ямы, вернее, из одного бывшего инженерного сооружения, мы почему-то сразу спускались в следующее… Я фотографировала. Фотографировала соленый солдатский труд, оставленный здесь нашими отцами и братьями… Я ощущала ветер войны, связь с тем временем, трепет истории и себя посередине.
Когда мы вернулись в село, спонтанно возник разговор с сидящими на скамейке пожилыми женщинами. Они, кого мы так часто пренебрежительно называем «древними старухами», вдруг заговорили со мной на неожиданном языке:
– Вот там по бугру ямы копали, но круглые. Крупнокалиберные минометы стояли.
– Лед взрывали на Дону, чтобы водная преграда немцу была.
– У меня на огороде долго картошка не родилась. После ГАПа мазута в земле много было. ( ГАП – гаубичный артиллерийский полк)
– Весь лес красноармейцами был занят – Тростяное, Ивово. А зенитки по селу стояли. Лес у нас большой. В нем медпункт располагался и медсанбат. В елках умерших хоронили. Там памятник стоял…
(Сколько людей собралось! И как легко, без запинки, произносили они слова, рожденные войной: гаубица, зигзагообразная траншея, ГАПы. И каждому было что сказать. А прошло полвека с тех пор…)
– Мы все делали. Вот послали в Усмань за коровами. Три недели гнали 220 голов. А нас всего 4 человека было: одна на бричке, парень верхом и двое пеших…
 – Зерно жгли, солому… ВСЕ посвязывали, готовились уйти, но немца отогнали.
 –  В совхозе бричек не было. Узнали, что военные в Землянске брички побросали, потому что лошадей поубивало, и мы поехали за бричками. А там бои шли…
Кто-то передал мне просьбу Левшиной Татьяны Ивановны зайти к ней в дом, потому что она не ходит. Я пошла. Татьяна Ивановна – бывшая учительница русского языка о многом рассказала: «Немецкая разведка была близко, в Галичьей Горе, но школа ни на один день не закрывалась. Каникул не было, пятая трудовая четверть была. Школьники агитаторами работали, к трактористам газеты носили, художественную самодеятельность организовали. Пели «Прокати нас, Петруша». Снопы с поля на носилках носили… Душевно ждали конца войны».
Все услышанное пересказать невозможно. Главное – как все они беззаветно работали! Не просто ждали конца войны, а служили общему делу. Мне хочется назвать всех по именам в знак признательности и уважения к ним. Вот они: Левшина Татьяна Ивановна, Глумовы Мария Гавриловна, Полина Степановна, Мария Митрофановна, Василий Дмитриевич, Ерохина Евдокия Петровна и многие, многие другие.    

8 июля 1942 года сооружение оборонительного рубежа по Дону 193-ей дивизией было почти закончено. Вплотную приближается минута долгожданной команды «Отбой». Но вместо нее приходит директива Ставки: «К исходу 8.7.42. снять 193сд с восточного берега Дона и перенести на западный…с задачей к 12.00.  10. 07.42. занять рубеж Замятино, Калабино, Долгуша». Еще не зажили потертости ног  и всевозможные ушибы от предыдущего похода, и вот – новый марш… И опять 80 – 120 километров…
28 июля 1999 года я приехала на Дон в район д. Замятино. Сейчас  здесь невзрачный понтонный мост. (10 июля 1942 года, когда к Дону подошла 193 дивизия, здесь был паром.) Ксизово и Мухино оставили в стороне, въехали в Калабино. Рельеф местности разнообразен: высотки, овраги, речки.
Здесь мне запомнился рассказ Владимира Кирсановича Целых, бывшего тракториста. В 41-м ему было 14 лет. Мальчишку очень интересовали танки, а у церкви как раз была ремонтная база танков. Как он обрадовался, когда его прокатили танкисты! Но он помнил не только это. Его скупые слова рисуют обстановку трагизма 42-го года, года отступлений, окружений, беды: «День и ночь шли бойцы. У них было два маршрута: на Архангельское мимо пруда и на Новопокровку к Каменке. Пушки маскировали, лошадей кормили. Лето было сухое. Обмундирование на них было такое, что бабки плакали… Еле волокли ноги, а команда: «Подтя-я-нись!» Чашку молока им протягивают, они – на ходу пьют… На них скатка, лопатка саперная, патроны, каска, оружие, ложка. А ведь и ложка – тянет. На них килограммов 40… Известно ведь: в походе солдат иголку бросил. Тяжела она». 


А  ДО  СМЕРТИ  ЧЕТЫРЕ  ШАГА…

На рубеже Замятино, Калабино, Долгуша дивизия получила распоряжение фронта о передаче ее в подчинение 5-й танковой армии. Тут же последовал и приказ нового командарма генерал-майора Лизюкова: «К 8.00  12.07.42 занять и оборонять район Муравьевка, Крещенка, Б.Верейка, Ломово». Никаких сведений о боевой обстановке не сообщалось. Вечером дивизия выступила из района сосредоточения в южном направлении на Б. Поляну. Шли по местности, совершенно лишенной лесов. Разумеется, дивизия не смогла преодолеть столь большое расстояние за темное время суток и на рассвете была обнаружена немецкой авиаразведкой. Ее дальнейшее продвижение в течение всего дня происходило под 6 – 8-кратной бомбежкой тяжелыми самолетами (каждый залет – до 20 – 25 самолетов продолжительностью 40 – 45 минут).
Оперсводка № 0479 к 10.00 12.07.42: «…193сд в 8.30 миновала Б. Поляну». Теперь дивизия шла по территории, которая в предыдущие дни переходила из рук в руки по несколько раз, они шли по полю боя… К бомбежкам прибавился артиллерийский и минометный обстрел. При подходе к Муравьевке в сильно растянутых маршевых колоннах дивизия была рассечена танковым клином (в 200 машин) и временно потеряла управление. В этой ситуации оставшиеся в живых бойцы и командиры подразделений, по  мере подхода, останавливались в районах Каменка, Лукино, Ломово, Муравьевка, Аникеевка и присоединялись к уже ранее здесь ведущим бой частям 5-й танковой армии (5ТА) и др.
Оборонительный рубеж командира пулеметного взвода мл. лейтенанта Борисова располагался на правом фланге в роще 2 километра юго-западнее д. Муравьевка – Орлова роща (ныне Каменский лес). В воспоминаниях комиссара дивизии Нечаева П.И. указывается, что «командный пункт организовали в небольшой роще, юго-западнее 1500 метров д. Муравьевка». Так как  южнее Муравьвки на удалении 1,5 – 2 км существует только одна роща, то можно допустить, что пулеметный взвод мл. лейтенанта Борисова прикрывал и штаб дивизии и, возможно, отход командиров штаба.
Мне больно продолжать, поэтому обращаюсь к непосредственному руководителю брата – командиру 2-й пулеметной роты ст. лейтенанту Вострякову Николаю Васильевичу, письмо которого из 42 года передо мной: «…Произошло это 13 июля 1942 года. Тов. Борисов умело руководил в бою своим пулеметным взводом. Через некоторое время вышли из строя два пулемета, а у третьего остался один наводчик. Обстановка сложилась критическая, противник обходил фланги. Тов. Борисов взялся сам за «Максим» и отразил натиск фрицев, где был ранен в грудь. Через 20 – 25 минут противник возобновил атаку. Тогда тов. Борисов собрался с силами и снова стал отбивать атаку. Боеприпасов оставалось две ленты. Тов. Борисов приказал наводчику принести патроны, а сам остался у пулемета один. Патроны были на исходе, но тов. Борисов не пал духом. Последними патронами он метко разил врага и отбил его вторую атаку. На этом фрицы не успокоились и через некоторое время ринулись еще раз. Тогда тов. Борисов взорвал гранатой свой пулемет и отполз в ближайший окоп. Вот уже фрицы совсем наседают на тов. Борисова, он бросает гранату… Фрицы, выждав, вновь бросились на гребень окопа. Борисов, отстреливаясь из пистолета, решил не даться живым и пристрелил себя сам… Рубеж Константина, видимо, скоро будет отбит нами. Тов. Борисов пал смертью храбрых и показал пример выдержки и высокие достоинства командира Красной Армии, защищающего свою Родину до последнего дыхания и капли крови…»         
Чувствую, как сердцу стало тесно в груди, рассказывать не могу. Прошу продолжить ст. политрука А.К. Выборного, который сообщил: «Вашего сына Борисова Константина я знал по совместной службе в 883 полку с февраля 1942 года. Я как инструктор по пропаганде полка, часто соприкасался  лично с Константином. Он у меня был, кроме как командир пулеметного взвода, так же и групповодом политзанятий в масштабе роты. В части его дисциплины: был дисциплинирован, точен, аккуратен во всех отношениях. Бойцы его подразделения его любили и всегда были с ним и только вокруг него.               
В боях на Брянском фронте ваш сын мл. лейтенант Борисов пал смертью храбрых. Дело было так: место, которое оборонял ваш сын со своими бойцами, окружалось немцами. Немцы психически наступали, бросая все средства огня. Все людские боевые расчеты взвода были выведены из строя, остались годными только два станковых пулемета, тогда он в опасную для жизни минуту бросился к одному из пулеметов и стал вести по немцам губительный огонь. Отстреливался до тех пор, пока не израсходовал все ленты, тогда он перешел ко второму пулемету, уничтожив при этом сам лично первый, чтобы не отдать его врагу исправным. Отстреливался также до последнего патрона и из второго пулемета. Фашисты, обнаружив ожившую огневую точку, открыли по ней яростный минометный огонь. Мины ложились буквально вокруг Борисова, то слева, то справа, но мужественный сын Родины сражался до последнего дыхания, хотя был уже ранен в плечо. На последнем патроне из личного пистолета оборвалась его еще молодая, но славная  жизнь…»
Обращаюсь к папе: «Помоги, доскажи за меня». Я открываю его фронтовую записную книжку-дневник. Вот записи за этот период.
 – Приказом НКО СССР…от 05.08.42г. назначен зам. начальника отдела укомплектования и службы войск Сталинградского фронта в Сталинград.             
 – 10.08.42 – Вылетел из Москвы через Казань в Куйбышев на самолете «Дуглас», от Куйбышева летел вдоль берега Волги бреющим полетом. В районе Ахтубы первые признаки войны: горящий танкер, горящие берега.
– 13.08.42. – Письмо Коте.
– 17.08.42. – Письмо Коте.
– 21.08.42. –  Письмо Коте.
       ……………………………
– 17.09.42. –  Письмо Коте.
Так через каждые 3-4 дня папа писал сыну. Во время войны часто случались длительные перерывы в переписке: передислокация частей, частые переезды, бои нарушали ее. А люди продолжали писать, надеясь и ожидая…
Война плетет свою нить почти фантастических стечений обстоятельств. Разве не фантастика, что после переформирования дивизия сына направлена на папин Сталинградский фронт?! Разве возможно было поверить в такое счастье встречи отца с сыном среди грохота и крови войны и ощутить объятья сыновьих лейтенантских рук на своих плечах?! Папа не сразу, а лишь 25 октября  смог вырваться  в расположение 883 полка, где и узнал, что сын погиб 3,5 месяца тому назад… Папины записи этих дней страшны: «Константин не выходит из рассудка… Содрогаюсь…Тяжело мне. Сын мой родной, преклоняю колени и седеющую голову свою перед героическим прахом твоим, перед высоким мужеством, бесстрашием и самоотверженностью…» 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДЫХАНИЕ  ВОЙНЫ В ПИСЬМАХ  ОДНОПОЛЧАН

...Ты не жила еще тогда, когда с полей земного шара
Тянулся горький дым пожаров, окутывая города.
И ты не помнишь, как когда-то сразило пулею солдата,
А у него бы дочь была иль сын, но выжжена дотла
Трава в полях опустошенных, где спят без пышных похорон
Солдаты  страшных тех времен и поколенье нерожденных! 
Т. Кайсарова

ПИСЬМА, НАПИСАННЫЕ ПОЛВЕКА СПУСТЯ
         
В 2010-ом году я была приглашена на праздник в п. Лев-Толстой, где первого августа отмечались сразу три события: день поселка, день района и день работников железнодорожного транспорта. Ко всем трем событиям 193 дивизия имела прямое отношение, о чем я говорила и на митинге, и в беседе с корреспондентом «Липецкой газеты» (№ 148 от 3 августа 2010 г.). Во-первых, в одном из высоких кирпичных домов дореволюционной постройки вблизи станции  размещался штаб дивизии в период с 12.05.42 – 02.07.42 г. Во-вторых, почти во всех селах района дислоцировались подразделения дивизии. Так в Свищевке, Б. и М. Карповке и Барятине стоял 883-й полк, в Астапове и Троицком – 895-ый и т.д. В-третьих, станция Лев-Толстой и до войны считалась крупным железнодорожным узлом, который обладал всем необходимым для выгрузки такого огромного «хозяйства», каким является дивизия. Конечно, бойцы могут быстро сгрузиться, выпрыгнув из вагонов, но как быть с конским составом (лошадей в дивизии около двух тысяч)? Как быть с тягачами, автомашинами? Как быть с пушками? И железнодорожники с этой сложной задачей, да еще в условиях жесткого графика военного времени, справились.
Оказавшись на липецкой земле, я не могла не посетить заодно и тех, с кем связала меня судьба в Хлевном, Крещенке, Муравьевке во время моего поиска. И, конечно, я снова побывала в Орловой роще (Каменский лес) – районе последнего боя пулеметного взвода, командиром которого был брат.

Все было как у Роберта Рождественского: в этот день «я до зари встала, по широкому прошла полю»… Валентина Дмитриевна Щербатых нарисовала мне схему пути. Выйдя из Аникеевки около 6 часов утра, я уже через полчаса была в Муравьевке. Вот и автобусная остановка. Где-то здесь надо сворачивать, но где? К счастью, из ближайшего дома вышла женщина. Она мне помогла. Я свернула налево, прошла мимо высокой мачты газораспределительного пункта, и вот уже показались посадки вдоль Елецкой дороги, а там и Орлова роща…
Я шла и думала об этой случайной женщине, да и обо всех остальных, живущих сегодня в Муравьевке… Живут и не знают, что название их села вошло навсегда в память сотен воинов 193 дивизии! Те из них, которые дожили до Победы и вернулись домой в разные уголки нашей огромной страны, рассказывая о первом (а первый всегда запоминается!) жестоком, страшном бое, неизменно называли Муравьевку (некоторые добавляли Каменку или Ломово)! Эту горькую память они пронесли через всю свою жизнь и даже спустя полвека, вспоминая по моей просьбе подробности именно первого боя, о Муравьевке писали мне: майор Путильцев из Белгорода (883 полк); ст. лейтенант Абдулов из Плавска (895 полк); лейтенант Баранов из Одессы (883 полк); лейтенант Костромин из Сибири, Курганская обл. (883 полк). Но расскажу по порядку об этапах поиска этих дорогих свидетелей военной обстановки и боев 1942 года.
В Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО) я искала не только сведения о кровопролитных боях, но и сведения о личном составе. Не сразу, а только через 2 года и 7 месяцев поиска нашла я и список курсантов 12 роты ленинградского училища, с которыми брат учился, и список начсостава 193 дивизии, в составе которой он воевал.
Из списков выписала фамилии тех, кто предположительно мог знать брата. В специальном отделе ЦАМО, где хранятся штатно-должностные карточки каждого воина, я сумела выяснить, кто из них остался живым. Мой список «свидетелей» Котиной жизни становился все короче…
Поиск я начала спустя полвека после окончания войны. Сколько еще однополчан за это время ушло из жизни? Сколько тех, кто поменял свой адрес? Пришлось обращаться в военкоматы, куда были приписаны офицеры в отставке. Хочу сказать, что несмотря на развал СССР, в 1992 – 1996 г. военкоматы сохранили четкость и оперативность работы. Их ответы приходили быстро и были исчерпывающими. С огромной благодарностью замечаю, как военкомы населенных пунктов разных уровней, будь то  столичный  – Невский РВК г. С-Петербурга или какой-то неведомый Звериноголовский РВК Курганской области, иногда вносили нюанс уважения и личностного участия к просьбе и, значит, к нашей Великой войне.
Невский РВК г. С-Петербурга в официальной  бумаге, где можно было ограничиться двумя словами «На Ваш запрос…сообщаю…» добавлено: «Желаю здоровья всем ветеранам Вашей славной дивизии. С уважением…»
А вот Ульбинский РВК Восточно-Казахстанской обл.: «На Ваш запрос с прискорбием сообщаю, что Ваш однополчанин… умер в 1991г. Но его жена Анна Дмитриевна 1925 года рождения жива и проживает по этому же адресу».               
Итог моих запросов – половина разысканных однополчан успела уйти из жизни… Я понимала, что оставшаяся половина состоит из людей, много переживших, перенесших, да еще и обремененных грузом прожитых лет. Смутно вспомнилось чье-то стихотворение о приближении такого дня, когда на нашей земле останется один, самый последний ветеран войны… Мне надо спешить, но как обратиться? Какие слова найти? И я торопливо писала: «Уважаемый Павел Нестерович! Дорогой товарищ! Обращаюсь к Вам не сегодняшнему полковнику, а к тому девятнадцатилетнему лейтенанту, каким Вы были в июле 1942 года на Брянском фронте. К Вам, командиру стрелкового взвода обращается сестра лейтенанта, тоже 19-летнего командира пулеметного взвода Борисова К.Ф. Простите, что прикасаюсь, возможно, к самым трагическим дням Вашей жизни. Делаю это потому, что именно эти дни были самыми трагическими и для брата: 13 июля он погиб. Всю жизнь я старалась выяснить обстоятельства его гибели»… В свое письмо я вкладывала конверт с уже написанным собственным адресом и приклеенными марками, чтобы не утруждать человека этими косвенными хлопотами…

И вот незнакомые, но такие дорогие мне люди, начали рассказывать о ТОМ ВРЕМЕНИ: о маршах, о сооружении оборонительных рубежей, о высоких и тучных хлебах того лета, о немецких атаках.

20.05.96. г. Белгород. Путильцев А.Г., 1923г.р., зам. командира стрелковой роты 883сп, лейтенант. «…Прошло 54 года с того времени. Вот что осталось в памяти. Числа не помню, дневника не вел. Прошли Каменку. Не доходя до Муравьевки заняли оборону по одному из скатов большого оврага. На другой день после артподготовки и бомбовых ударов немцы перешли в наступление. Бой был жестоким. Я считаю, что это был первый бой полка (883сп) и дивизии. Ирина Федоровна, если вы располагаете данными, что брат погиб 13 июля, то это наверняка в бою в районе Каменка-Муравьевка.
Брата Вашего Константина я не знал. Мы в батальоне знали друг друга плохо. Дивизия для ведения боевых действий была подготовлена слабо. Личный состав (солдаты) были в основном из Казахстана, казахи из аулов, русский язык знали плохо, а некоторые делали вид, что не знают. Ох, как нам было трудно с ними! Желаю Вам и всем, кто с Вами, здоровья и благополучия. Будете в наших местах – загляните. А конверт Вы прислали зря. С уважением…»

12.05.96. г. Волжский. Костромин Н.Т., 1922г.р., командир стрелкового взвода 883сп, мл. лейтенант. «…Письмо Ваше получил, но извините за задержку ответа. Два года тому назад я ослеп (давнее ранение в голову дало себя знать), часто лежу в больницах, как и на этот раз. Письмо пишет дочка. Очень сожалею, что не знал Вашего брата. То время было ужасным. Днем мы копали оборонительный рубеж, а ночью вдруг команда на марш. Всю ночь идем по дорогам и оврагам. По военным дорогам – это значит: голодные, ни попить, ни отдохнуть…»

23.03.96. г. Липецк. Власов А.Г., 1922г.р., адъютант комбата 883сп, лейтенант. «…Какой полк возглавлял колонну 193сд мне было неизвестно, хотя было известно, что 883сп и, в частности, 2-й батальон (т.е. Котин) были пополнены приданными подразделениями, а это дает основание предположить, что полк двигался первым. Да и судя по потерям, можно предположить, что полк был первым». 

24.03.96. г. Киев. Гречко С.А., 1918г.р., начальник огнеметной команды 883сп, капитан. Мужественный человек остается таким и в бою, и в прозе жизни. Мое письмо капитану Гречко запоздало: однополчанин уходил из жизни, доживая последние недели… Он имел право не отвечать, но ответил. Посадил рядом с кроватью жену и стал диктовать, сообщив самое главное – об  ударе немецкой танковой колонны по нашей дивизии. Его письмо я привожу полностью. «Уважаемая Ирина Федоровна! Пишет Вам жена Степана Аверьяновича, так как он очень болен. Я составила письмо так, как он мог рассказывать.
Вы поставили передо мной невыполнимую задачу. Очень много времени прошло, чтобы все вспомнить, но если Вас интересует маршрут продвижения дивизии, то я могу сказать, что дивизия не завершила свой маршрут. Мы шли по маршруту двое суток примерно в 5 км от передовой. На третьи сутки немецкая танковая колонна прорвала нашу оборону и врезалась в нашу колонну в районе первого полка. Поскольку столкновение с немцами было внезапным, то наша колонна – те, кто остался жив, разбежались, кто куда мог. Выдвижение прекратилось. Собирать оставшийся личный состав  пришлось более суток. Мы не оборонялись, как пишите Вы, а контратаковали, поэтому шли очень сильные бои. Мы углубились в оборону противника за 5 дней приблизительно на 15 км, но после противник окружил нас, и пришлось выходить из окружения с большими потерями… В жестоких боях не думаешь, как называется село, а идёшь в бой и только. С уважением Степан Аверьянович».
Жена добавила: «Все, что на фронтах в горячих боях происходило, невозможно описать. Как муж рассказывал о выходе из окружения, то это был кошмар и даже больше. Кто выскочил через поле, те спаслись, а кто выходил через яр, тот там и остался. Спаслись те, кто выходил полями через травы. Вы видите, как я в конце пишу, потому что уже и у меня руки дрожат. А три года тому назад муж лежал в госпитале. Его обследовали и обнаружили опухоль, так что он все еще жив, почти все время лежит. Врачи говорят, что скоро начнут действовать метастазы и конец. В сентябре 18 числа 50 лет нашей совместной жизни, но он, наверное, не доживет. Кончаю писать. Ульяна Андреевна Гречко». (Я специально сохранила ее простой, народный говор, переполненный искренностью, болью и сопереживанием…)

04.12.92. г. Оренбург. Кириллова З.Я., фельдшер, санрота 883сп. Я познакомилась с Зинаидой Яковлевной в сентябре 1992 года в Сталинграде на встрече однополчан. После прочтения ее подробного письма начинаешь воочию видеть весь ужас войны.
«Здравствуйте, Ирина Федоровна! Получила Ваше письмо и вот уже несколько дней и ночей перебираю в памяти те тяжелые дни на Брянском фронте.
Я сама уроженка Оренбурга, перед войной окончила Оренбургскую фельдшерско-акушерскую школу, работала. В конце декабря 1941 года получила повестку … и 3 января прибыла в 883 полк в Гамалеевку… 2 мая нас погрузили в эшелон днем. Был очень хороший солнечный день. Провожала нас вся Гамалеевка. Сколько было слез, ведь уже многие женщины получили похоронки. Вместе с ними плакали и мы. Вашего брата я, конечно, знала, как и Вострякова, и Смирнова, и всех офицеров полка, потому что часто офицеров собирали на совещания и, кроме того, у нас была общая офицерская столовая, где ежедневно встречались все офицеры. На станцию Лев-Толстой приехали ночью. Вся станция была забита военными, а я все бегала и спрашивала номера частей, все искала своих братьев. Их у меня было трое на фронте и ни от одного не было известий… Помню, что где-то мы стояли в лесу. Лес был очень красивый: орешник, березы, трава – в пояс, а цветов – море. Недалеко была дорога, с двух сторон ее стояли тучные хлеба, такие высокие, колосистые, чуть не в мой рост, а в пшенице столько лежало трупов наших солдат… Я ходила… смотрела (все братьев искала), ужас!.. С таким зловонным запахом… Сколько мы стояли в этом лесу не помню, только помню, что нас подняли на рассвете, целый день шли, обозы отстали, поэтому шли без воды, без еды, а жара несусветная, а мы шли и шли занимать оборону, остановить немцев. А нам навстречу шли отступавшие по 2 – 3 человека, а потом толпами, на лошадях, а потом и на машине… Они кричали нам: «Куда вы идете!? Немцы прорвали оборону танками». А у нас что было? С кем было занимать оборону, если б Вы знали и видели!..
Офицеры были все молодые, только что из училищ, настоящие патриоты и защитники своей Родины, а солдаты??? Казахи, узбеки, азербайджанцы… Большинство из них – из глухих аулов, не знавшие ни одного слова по-русски! Они не хотели воевать, сколько они сами себя еще в Гамалеевке калечили, мы с ними замучились (правда, не все, были и хорошие).
Поступившие к нам в санроту раненые рассказывали: «Там, где должны были наши подразделения занимать оборону, уже были немцы… Так что командиры почти все погибли в первом бою…» Тяжелые, кровопролитные бои продолжались и во второй половине июля… Штаб полка и штаб дивизии попали в окружение, а потом в окружение попали и мы. Под прикрытием ночи перешли речку вброд, к утру вышли к своим. На первой же дороге стоял указатель, где собирается 193сд. Навстречу нам двигался медсанбат танкового корпуса, ему мы и сдали своих тяжелораненых. Собрали нас, остатки дивизии, и повезли в город Курган на новое формирование. Пополнение было хорошее, сибиряки и моряки-дальневосточники, такие орлы, и все полегли в Сталинграде… Извините меня за долгое молчание. Это не так просто описать… Описано все, как было в действительности, потому что такое забыть нельзя! Теперь вот мечтаю дожить до 50-летия Победы. Если жива-здорова буду, приеду обязательно. С уважением – Кириллова».


ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

ДЫХАНИЕ ЖИЗНИ В ПИСЬМАХ БРАТА       

…И я с его письмом наедине.
Еще в письме он шутит и смеется.
Еще он жив…
Еще он на войне…
Еще надежда есть, что он вернется. 
И. Тобольский. 

Спустя всего 1,5 месяца после сдачи последнего школьного экзамена Котя стал курсантом. Его письма из училища – это письма мальчика, впервые покинувшего родной дом, родную улицу, родную семью. Совсем недавно ему исполнилось 18 лет – 19 апреля. 10 лет он проучился в любимой школе. 10 лет был в гуще ребят и событий. А во дворе была тоже своя компания друзей. И он им всем был нужен, и они были нужны ему. И вдруг он оказался без них…
Ярким доказательством искренности их дружбы было то, что после войны на протяжении длительного периода ребята иногда приходили к нам. Не группой, а так, по одному… С извинениями: «Шел мимо, решил зайти по привычке...» или «Вспомнил Кота, вот и приехал». Сидели с папой за столом, разговаривали, вспоминали… Это были горестно-дорогие встречи.         
В 90-ых годах некоторых я нашла. Многое они рассказали о школе, о той довоенной жизни, но я напишу только о том, как они характеризовали Котю. Баромыкин (кандидат исторических наук): «Кот был очень компанейским. По характеру – лидер. Был физически посильнее нас, рослее, крепкого сложения. Внутренне дисциплинирован». Серчугов (кандидат философских наук): «В школе его звали Кот. В футбол дулись на пустыре, он нападающим был. Обладал даром располагать к себе людей. Добрый». Коноплева О. (инженер): «Талантливый был. Идейный. Всегда впереди. Он у нас был звездой». Аблизин (партийный работник): «В волейбол играли в Кожухове. На каток в парк Гоького ездили всей компанией. Умел находить подход к человеку». Ильичева (инженер): «Многие были инертны, а Кот – яркий букет.  Благожелательный, открытый. Танцевал хорошо. В школе организовали кружок западных танцев. Платный. Но это было как поощрение. Если получал двойку, то не имел права посещать».
Так уж случилось, что в первые дни войны Котя не смог увидеться с ребятами – из-за дачи, из-за эвакуации, а позже никого уже не застал. У него был блокнот с адресами ребят, но в училище этого блокнота не оказалось. Блокнот был потерян. И все нити, связывающие его с прежней жизнью, резко оборвались. Эта потеря была для него очень тяжелой. На протяжении последующего времени Котя не перестает сожалеть об этом и вспоминает, вспоминает своих товарищей и друзей почти в каждом письме.  Мама и папа стали почти единственными адресатами его писем.

Вот письма моего брата. 27 писем сохранила мама со времени эвакуации. Только 5 писем сохранились у папы, пройдя вместе с ним Сталинградскую битву и другие бои 4-го Украинского фронта.
32 письма – в них поместился почти год военной жизни. В этих письмах он еще живет! Еще он дышит, пишет письма, утешает, шлет приветы, спрашивает: «Крепко целую нашу милую Ирусеньку. Она, наверное, уже хорошо говорит. Еще не забыла меня?» Мои воспоминания – это ответ ему.
         
№ 1   15.08 41. Ленинград.
Папа, здравствуй. Опишу тебе все по порядку. В Ленинград приехал в два часа. Следующего числа явился  в артиллерийское училище, но в нем прием уже был прекращен, и оно эвакуировалось.
Если бы я поехал в Ленинград, не заезжая домой, то, может быть, попал бы в артиллерийское училище, но ты говорил, что день или два не имеют значения, а оказалось, что они играют роль в связи с теперешней обстановкой.
Из артучилища меня и нескольких  других опоздавших послали в распределительный пункт, и мы чуть не попали в маршевую роту.
После этого стали ходить по другим училищам в надежде попасть туда. Получив отказ в двух училищах, пошли к коменданту города, но ничего там не добились. После этого обратились в Горвоенкомат, и он направил нас в другое артучилище, но там прием тоже был закончен. Тогда Горвоенком направил нас в училище связи, но снова неудача. Вот третий раз Горвоенком направляет нас в стрелково-пулеметное пехотное училище, где и кончились мои хождения.
С 11 по 15 августа набиралась наша рота. Состав различный. Есть 10 классов, 7 классов и ниже. Вещи (гражданские), наверное, пришлю. Паек пока красноармейский, а не курсантский. В Ленинграде все спокойно, тревоги бывают, но мало. С начала войны ни одна бомба не упала. Наше училище выпускает лейтенантов, срок 6 месяцев. Пиши мне. Ты, наверное, получил письмо от наших. Мой адрес: Ленинград 112, п\я № 122 рота 12.
С приветом Костя.

№ 2   03.09.41. Глазов.
Здравствуй, папа. Шлю тебе курсантский привет. Я пишу тебе из города Глазова Удмуртской АССР. Сейчас у нас развернулась вовсю боевая учеба, так что свободного времени совсем нет, хотя программа уплотнена. Не знаю, получил ли ты вещи, которые я послал из Ленинграда. Пиши мне обо всем, что у тебя нового, как дела. Передавай привет Николаю Федоровичу и его супруге, бабушке, тете Мане и всем остальным. Живу ничего. Стираем, шьем сами. Кормят хорошо. Ем здесь больше, чем дома. Спать приходится мало, 6-7 часов. Плохо, что мы не имеем центральных газет, хотя сводки через день-два узнаем. Как там наши в Серноводске? Жалею, что не взял твою пилотку, которую ты мне предлагал. Пиши, как там ребята во дворе, где кто, где работают или учатся: Миша Воронов, Коля, Виля, Бокс, Талик. Если увидишь Михаила Воронова, скажи ему, чтобы он узнал адреса наших ребят: Бухарина, Аблизина, Забродина, а также и девчат. Пока. Костя.

№ 3   15.09.41. Глазов.
Здравствуйте, семейство Борисовых. Шлю Вам всем – маме Ольге Иосифовне, брату Олегу и сестричке Ирочке свой красноармейский привет. Не знаю, почему я не получил ответа на посланное мной письмо, вероятно, не дошло. Папе я писал 3 раза, но также безрезультатно, поэтому опишу вам все по порядку. Сев ночью на поезд в Серноводске, я без приключений1 на верхней полке утром приехал в Куйбышев, где узнал, что поезд на Москву (на Ленинград из Куйбышева не идут) пойдет в 12 часов ночи. Походив по городу, постояв за хлебом и закомпостировав билет, я в 12 часов отбыл из Куйбышева на Москву. Ехал хорошо1. По дороге попадались дешевые продукты: огурцы – 1 рубль десяток, молоко литр – 1 рубль. В вагоне ехало много ребят в училища и не попавшие в них. В Москву прибыл в 12 часов дня и решил заехать домой, так как поезд уходил вечером. Дома произошла теплая встреча отца с сыном. Он уговорил меня остаться на 2 дня. Из Москвы провожали меня бабушка и отец. До Ленинграда доехал быстро и хорошо. Придя в училище, я узнал, что прием давно закончен (дней 10-11 тому назад), тогда я походил по другим училищам – зенитному, артиллерийскому конной тяги, связи и др., но и там прием был закончен. Ходил к коменданту города, но там объявили приказ о запрещении выезда из Ленинграда. В Горвоенкомате дали несколько направлений и после многих скитаний я, наконец, попал в пехотное2 училище, которое готовит лейтенантов в 4-6 месяцев. Платят 40 рублей в месяц. Сейчас у нас рабочая пора, занимаемся весь день. Еда хорошая. Сон 7-8 часов, т.е. нормальный. Вещи я из Ленинграда отослал в Москву. Настроение бодрое. Передавай привет Эньзе Константиновне, бабушке, тете Мане. Это все между прочим. Может быть, вы уехали в Куйбышев или в другое место. Пишите мне обо всем: о работе, о ребятах, о настроениях, ценах. Напишите, если вам известно, о родных. Свободного времени мало. Пишите чаще. Константин. Мой адрес: Удмуртская АССР г. Глазов, п\я 122, литер 3\12

№ 4   28.09.41. Глазов.
Добрый день, дорогой пусенька. Только сейчас получил твое письмо от 21.09.41. Я был очень обрадован, меня охватил наплыв теплых чувств, так как мы, сам знаешь, пехота есть пехота, и гоняют в ней – дай бог. 25.09. получил письмо от Николая3 от 18-го, за что также благодарю и его. Рад, что он сообщает о поднятии настроения после взятия Ельни. Вполне согласен с мнением Николая о конечной победе над германским фашизмом. Передавай привет родным и знакомым. Да, чуть не забыл: передай Николаю, что характер твой он в рисунке на обороте письма схватил хорошо. Напиши точный адрес Николая, а то я знаю, что Москва 48, Малая Пироговская, но номера дома  не знаю. Узнай также адрес Бокса, я хотел бы с ним перечеркнуться.
Ты спрашиваешь, в чем я нуждаюсь. С собой я взял кое-что, но приказали ничего не оставлять, а отослать домой. Я все упаковал и послал, но ты пишешь, что вещи не получил. Вероятно, их еще не отправили (по слухам, которые ходят у нас). Некоторые ребята получили посылки, значит, иметь вещи можно (одному парню прислали вкусных яблок). Хорошо, если бы можно было прислать: носки, перчатки, портянки, белых булочек4 повкусней, а то здесь кормят хорошо, но все-таки пища однообразна. Ты пишешь, что живешь бобылем и, наверное, не слишком сладко, поэтому я думаю об этом написать мамусе. Мамусе я письма посылаю и теперь вообще стараюсь писать почаще.
У нас сейчас учеба идет напряженно. Был хороший командир взвода, образованный, развитой, тактичный командир, но его послали в другое училище, и дали другого, похуже. Я стараюсь, как и всегда, ты об этом знаешь, учиться хорошо. Имею по тактике, огневой, топографии, строевой, химической хорошие и отличные отметки. В нашем взводе есть ребята некоторые здоровее меня, есть как я, есть слабее. Меня выбрали комсоргом. У меня 18 комсомольцев. Сейчас развертываю работу по поднятию политической и боевой подготовки во взводе.
Спасибо за фотокарточку, все же память, посмотришь и вспомнишь вас всех. Я только не разобрал, что Виктор3 – политрук или старший лейтенант? По-моему, он на саршего лейтенанта, как общевойсковой командир, не тянет. У нас ст.лейтенанты служили по 3-4-5 лет и здорово разбираются в военных вопросах, а Виктор, конечно, много знает в марксистско-ленинском учении, но он не служил в армии и за 2 месяца не мог сдать на ст. лейтенанта. Это все я между прочим, так как в военное время нужен командный состав… Всех нас радует героическая оборона Одессы и Ленинграда. Хорошо, что написал адрес Ивана3, я думаю ему написать. 
В начале письма я написал «добрый день», так как, вероятно, «добрых ночей» у вас мало. Сейчас только, в 8 часов, получил это письмо, а в казарме одних послали в наряд, других – мыть и убирать, и я кое-как, наспех, может быть, не очень разборчиво, последовательно и правильно писал письмо, но ты прости за это, так как время у нас, как и у вас, – каждая минута на учете.
Глазов – маленький провинциальный городишко, почти как и Серноводск. Промышленности особенной нет. Грязь здесь ужасная, можно сказать, старорусская: деревянные тротуары утопают в ней. С 20.09. у нас резкое похолодание, идет снег, но мы закаляемся, ходим в гимнастерках на еду, зарядку, умываемся до пояса. Михе Воронову я написал письмо, дальнейшее не знаю. Вероятно, мне сообщат его адрес. Тогда, может, черкну и ему. Здесь уборка. Кричат, шумят, поэтому мысли путаются. Командир командует на ужин, и я на этом заканчиваю. Деньги у меня остались еще из Куйбышева.
Вот сейчас 10 часов ночи, идем на ночные учения. Как ты знаешь, наши гвардейские дивизии отлично ведут ночные контратаки, поэтому они и отогнали немцев, и все это обязывает хорошо овладеть ночным боем. Сейчас мы заканчиваем «одиночного бойца» и начнем за отделение. Ты предостерегал и советовал мне не курить, у нас хотя и недостаток курительного материала, но все же некоторые ребята стали курить. Я же остаюсь верным своим принципам.
Письмо напишешь, а потом вспомнишь, ах, да я ведь забыл написать про то и про то-то. Всего сразу не описать. Завтра смотр училища. Любимый пусенька, всего хорошего, до свидания. Чаще пиши письма. Пришли мне карточку нашего класса. Вот, кажется, и все. Здоров, настроение бодрое. Сначала было непривычно, многие ребята болеют животом, но я ничего. Твой сын Костя.

№ 5   01.10.41. Глазов.
Здравствуйте, дорогие мусенька, Ирусенька и Суворов-Борисов Олег. Сегодня, т.е. 01.10. получил письмо от папы с известием о вашем переезде и адрес, поэтому и пишу. Я вам по старому адресу послал 4 письма, но папа пишет, что вы не получили ни одного. Желаю Ольге Иосифовне скорейшего выздоровления. Олег, что же ты думаешь, мать болеет, а ты ее не слушаешься, бузишь и плохо учишься. Неужели ты не понимаешь, что до войны можно было плохо учиться, но сейчас никак нельзя, так как у нас сильный враг, и чтобы его разбить, нужно учиться. А война идет, или мы – или они. Прошу тебя, одумайся и будь настоящим хозяином, полностью замени отца и меня.
Как вы там живете? Как Ирусенька, не болеет ли? Она, наверное, уже хорошо говорит. У нас сейчас горячая учеба и закалка. Передавайте привет Эньзе Константиновне5, бабушке и знакомым. Пишите мне. Костя.

№ 6   05.10.41. Глазов.
Черт возьми, как я взбешен, как я зол, писал 5 писем, и ни одно не дошло!.. Что за чертовщина? Неужели Маруся их не получила или, может быть, получила, но не смогла передать, не зная, куда вы переехали? Но хватит об этом. 02.10. я послал открытку по новому адресу, вероятно, дойдет, а если нет – то гром и молния, не знаю тогда, как мне держать с вами связь, через бога или через отца.               
Это вступление, прошу не обращать внимания на заведомо выдуманный его стиль.
Здравствуйте, мои милые, дорогие мамусенька, Ирусенька и Суворов-Борисов Олег6. Леха, напиши мне адрес, что написан у меня в альбоме для рисования. Шлю вам свой боевой курсантский привет. Олюсенька, твое письмо от 25.09. получил 05.10. Был очень рад. Пишите мне, как вы живете, как с монетой, с едой (цены), с дровами, с печкой. Какая погода, как обстановка. Мне все это очень интересно. Ты пишешь о деньгах, но ты же знаешь, как я к ним отношусь, у меня еще остались 100 рублей от тех, что ты мне дала в дорогу. Деньги здесь не нужны, так как никуда не пускают из казармы, и нет времени. Если можно, то пришли две пары носков, одну пару портянок, перчатки и чего-нибудь поесть, хотя у вас там тоже нет ничего. Мне стало очень смешно, когда я прочитал о вкусных пирожках – нас ведь не выпускают. Кормят вообще вкусно, но для меня мало. Ты просишь писать подробней – могу. Выехал я из Серноводска благополучно, захватил верхнюю полку, но у меня вдруг лопнул, разорвался мешок. Я его быстро зашил. В 6 часов утра прибыл в Куйбышев, там стоял в очереди за черняшкой и вообще ходил по городу, потому что поезд на Москву (из Куйбышева поезда на Ленинград не ходят) шел в 12 часов ночи. С дракой и с большими трудностями занял верхнюю полку и ехал в Москву. В вагоне было весело. Много ребят ехало в разные училища и ехало много засыпавшихся. Приехал в родную Москву, и сразу ударило мирным запахом знакомого. Я сразу купил и съел несколько плюшек, булочек разной масти, потому что давно не видел белого хлеба. Я решил заехать попрощаться с папой. Как всегда радостная встреча с отцом. Два дня я был в Москве, после чего меня проводили бабушка и папуся, и я отправился дальше в Ленинград. Приехал благополучно, но в артиллерийское училище не попал. Тогда я принял все меры, чтобы попасть в другое хорошее училище… и мне ничего не оставалось, как идти в пехотное. Сейчас усиленно готовимся стать Красными командирами, чтобы бить фашистских гадов. Или мы, или они, середины быть не может. Или умрем, или победим. Срок учебы 6 месяцев, но ты сама понимаешь, какое сейчас время, и поэтому, если понадобится, то выпустят и раньше. Училище готовит лейтенантов. Я постепенно втягиваюсь в воинскую жизнь. Ты и папа часто говорили: «Вот тебе будет трудно в армии». Но вы ошиблись, я не имею взысканий. Меня, как этого и можно было ожидать (говорю не хвалясь), выбрали комсоргом взвода. Развертываю работу: стенгазету, читку политинформации, соцсоревнование и т.д. Настроение бодрое. Еще не болел – закаляюсь.
Привет Эньзе Константиновне и бабушке. Ты забыла написать свой адрес. Я же написал письма Виктору и Ивану. Крепко целую нашу милую Ирусеньку-Гулю. Она, наверное, уже большая и хорошо говорит. Ещё не забыла меня? Лешка, учись и работай, сейчас вся страна отдает все силы на борьбу. Фашистов нужно бить знанием. До свидания. Костя.               

№ 7   13.10.41. Глазов. 18.00. 
От всего сердца смеялся я, когда прочитал твое пожелание об арбузах. Взгляни на карту и увидишь, что грязный Глазов лежит на параллели с Москвой, а там, как известно, арбузов не выращивают. Да если бы и привозили, купить все равно нельзя, так как даже в мирное время в армии полагается 6 месяцев карантина, а в теперешних условиях и тем более. По той же причине не могу и фотографироваться. Первого или третьего, точно не помню, послал письмо, где писал, что деньги у меня остались, те, которые ты дала мне при отъезде (100 руб.). Твое письмо получил 12.10. и в этот же день от папуси. Кормят хорошо, но однообразно, и было бы неплохо, если бы ты собрала посылку. Пришли также варежки, носки, портянки, конвертов, испеки каких-нибудь пирожков, конфет или сахарку, если есть. У нас сейчас снег, холодно. Я из всех военных дисциплин больше люблю штыковой бой (как физкультурник), за что имею 5. Шлю всем свой боевой курсантский привет. Да, чуть не забыл: нам платят 40 рублей в месяц. Осталось учиться 2-3 месяца, после чего должны выпустить лейтенантом. Костя.

№ 8   21.10.41. Глазов.
Сейчас получил сразу две ваши открытки за 9 и 10 октября и был очень обрадован, хоть кусочек бумажки родной. Вообще здоров и закаляюсь, втягиваясь в армейскую жизнь, но когда сделали уколы от тифа (14.10.), то у всех болела голова, и было недомогание. 15-го мы получили обмундирование зимнее. Хорошие теплые гимнастерки и штаны. Вещи мои выдали обратно, но носков и варежек там не было, и поэтому нужно в посылке прислать. Туда же добавить и поесть чего-нибудь вкусного: печенья, булочек, конфет. Кормят хорошо, но для меня маловато. Перевод 100 рублей получил, но здесь они неприменимы, так как никуда не выпускают. Кроме того, у меня остались с дороги 100 рублей, да мы, как курсанты, получаем 40 рублей в месяц. Сфотографироваться нельзя, так как мы встаем в 6 часов, в 7 часов начинаются занятия до 2.30, в 3 часа обед, с 16.40 до 20.15 занятия, ужин с 20.20 до 20.40, в 22.00 – отбой. Фотография работает с 8 до 15.
Я получаю газеты и письма от папуси. Спим на нарах. Шлю горячий привет… Пишите мне, как вы живете, почему не учится Лешка. Как разговаривает Ирочка. Целуйте ее за меня. Ваш сын Костя.

№ 9  29.10.41. Глазов. 
Что-то мне показалось, что давно не было писем, и я решил черкнуть вам. Ну, конечно, я стойко переношу все трудности армейской жизни, и хотя часто бываю мокрым с ног до головы, лежу на сырой земле, но ничего, не болею, вероятно, действует закалка. Дома бы давно, как я думаю, у меня появился бы насморк и болело бы горло (гланды). О себе здесь не думаешь. Живёшь лишь мыслями о великой борьбе, которая сейчас ведётся. Думаешь, как там родная Москва. И я уверен, что москвичи не уступят ленинградцам и защитят свой город. Жалею, что не связан, не имея адресов, со школьными товарищами. Мой блокнот, вероятно, остался в Москве. Деньги получил. Получаю письма и газеты от папуси. Пишите мне, как вы живете, мои любимые. Как наша Гуля. Ты писала, что сфотографировала Ириночку. Пришли обязательно ее карточку. Леша, напиши мне письмо: как живешь, что делаешь. Привет всем. Костя.

№ 10   01.11.41. Глазов. 
Маяковский в своей статье «Как делать стихи» писал, что наиболее сильно описать, почувствовать какое-нибудь событие можно при резкой перемене климата, места, например, тишину курорта можно резко почувствовать в московском трамвае и на улице. Это можно отнести и ко мне. Вспоминаю полную сковородку жареной картошки и мирную жизнь. Здесь сейчас это особенно чувствуется. Я, как представитель сталинской молодежи, чудесно и счастливо провел свое детство, с первого класса был в лагерях, был и в Крыму, и на севере, ел какао и пирожные, получил 10-летнее образование. Это дала мне наша советская власть, и я должен за все это отплатить, честно служа и защищая родину.
У нас сейчас снег стаял, и вот уже как 10 дней стоит золотая осень. Твою просьбу я выполнил – сфотографировался, но вот послать ее (готова 12.11.41.)… Не знаю как послать. Ребята говорят, что теперь фото не принимают, и как раз в твоем письме фото Ирочки не оказалось. Хотя в Лешкином письме фотокарточка Ириночки была. Как твое здоровье и всей семьи? Целую всех, особенно Ирочку. Привет Эньзе Константиновне и Марусе. Жду съестной посылки. По строевой получил 4. С приветом Костя.

№ 11   11.11.41. Глазов. 
Здравствуйте, мои дорогие: Оля – мамуся, Леха – братишка и сестричка – Ирунчик. Поздравляю вас с 24-й годовщиной социалистической революции! Наша доблестная Красная Армия приостановила последнее наступление фашистских гадов. Я хочу сказать о том, что я более или менее правильно определяю политическое положение. Вы, наверное, помните о том, что я говорил: мы не можем иметь больше вооружения, так как Гитлер захватил всю Европу, выплавляет чугуна, стали больше, чем мы; еще я говорил, что у Гитлера нет второго фронта. Все эти мои положения оказались правильными, так как т. Сталин в своем докладе от 06.11. их упомянул. Крепко уверен, что окончательная победа за нами, так как сейчас и в дальнейшем помощь Англии и США нам все больше будет возрастать, наш тыл крепнет, устанавливают эвакуированные заводы, а немцы все больше истощаются, разлагаются, и зима им еще покажет. Мужеством, смелостью, твердостью духа и самопожертвованием мы разобьем низкие инстинкты взбесившихся немцев. Ну что я могу писать про себя, что такое я сейчас лично, когда гибнут миллионы лучших людей. Я переношу твёрдо все тяготы, конечно, относительные по сравнению с фронтом, казарменной жизни, не забываю растить свою любовь к искусству.
Сейчас у нас морозы. Посылку не получал. Папиного адреса не знаю. Я лично не очень доволен постановкой учебы. Эх, как вспомнишь доброе время учебы в школе, вот, правда, ощущаешь со всей силой слова Л.Н.Толстого. Сейчас и перед праздником  вспоминал, как торжественно все в мирное время готовились к нему: уборка, суета, закупка продуктов, у всех приподнятое настроение, а жирный вкусный мясной обед, котлеты, пироги и пирожки, ватрушки. Что-то давно не имею от вас вестей. Пишите мне почаще, хоть кусочек бумажки, пропитанный близким, родным чувством. С кем вы имеете связь? Как с Надеждой Васильевной? Целую всех вас крепко-крепко. Особенно Ирусеньку. Передавайте привет… До свидания, пока. Константин Борисов.

№ 12   16.11.41. 
Здравствуйте, мои любимые: мусенька, Ирусенька, Лешенька! Наконец-то я получил ваше долгожданное письмо от 26.10. У нас в казарме, когда приходит почта, начинается улей: все сбегаются, а принесший письма читает фамилии; каждый с замиранием сердца ждет, что выкликнут его фамилию, тянется, желая увидеть фамилии на конвертах, и, к сожалению, письма очень долго идут. Вот ваше письмо от 26.10. я получил 15.11., т.е. через 20 дней!
Я совершенно здоров и чувствую себя бодро. Ты спрашиваешь о внешнем виде моем. По-моему, я остался таким же, как был: не худел и, наверное, не вытянулся, хотя собственное суждение неточно. Посылку ни от папы, ни от вас не получил, вероятно, из-за затруднений перевозки. Да, мед, сыр и гусь – это лакомства в данный момент, и у меня разыгрался аппетит при чтении письма, но это пока лишь условный рефлекс. Сахара не высылай, пока выдают к чаю и ужину… Масло давать перестали, хлеба дают много – 800 гр. Меня тревожит момент с деньгами, ведь у вас все дорого, а то я могу выслать 200 рублей. Насчет фото постараюсь сделать все от меня зависящее.
Комсомольцы у меня есть хорошие, но есть и пассивные (как и в школе), которые тянут группу назад. Мы заняли 2-е место. Ты пишешь, что у вас снег растаял, а у нас, наоборот, морозы. Имеете ли вы связь с Москвой? Пишите мне, что вам сообщают. Я часто смотрю на карточку Иринки и на твою (мне ее прислал папа). За 3 с половиной месяца моего отсутствия Ирочка, наверное, лопочет по-новому. Да и вообще развивается, наверное. Что Олег, неужели и сейчас халатно, вредительски относится к учебе?
Когда мы уезжали с дачи, мы все же не предполагали, что через некоторое время там будут рваться не только бомбы, но и снаряды. Но это все ничего. Сейчас многие советские семьи растеряли кто кого: с эвакуацией, переездами, уходом в армию, но все это будет отомщено, потому что окончательная победа за нами. По диалектике, которая подтверждалась на протяжении всей истории человечества, побеждает то течение, которое имеет будущее. Так, например, большевики в 80-х годах 19 века делали ставку на рабочий класс, хотя тогда преобладало мелкотоварное крестьянство, но пролетарий имел будущность, а крестьянство распадалось. Так и сейчас победит тот, кто будет расти, кто представляет прогрессивное движение, и будет побежден тот, кто с каждым днем будет разлагаться, слабнуть. Америка и Англия, трясясь за свою шкуру, вынуждены сейчас помогать нам, так как они знают, если нас победят, то эта же участь ждет и их, поэтому они заявляют, что к весне они снабдят СССР всем необходимым в нужном количестве, отсюда и их нота Финляндии, и вся остальная политика.
Теперь, наверное, Эньзя Константиновна не плачет…передавайте ей привет… Целую всех крепко. Ваш сын Константин. Я постараюсь писать чаще, о чем прошу и вас.

№ 13   23.11.41. Глазов.
Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль...             
Я, по-моему, пишу вам достаточно часто. Не знаю, почему вы не отвечаете мне взаимностью. Как вы живете? Что у вас нового? Опишите мне подробно ваш распорядок дня. Чем и как питаетесь, как получаете деньги? У нас стоит лютая матушка-зима, морозы 25 градусов. На первый взгляд, кажется, что не такой уж большой мороз, да и вы пишите, какие холода были в предыдущие годы, но для нас, пехотинцев, это весьма ощутительно, так как мы находимся по 8 часов на воздухе, да не в валенках, как это бывало в Москве, пробежишься в школу и все, и вообще больше 2-3 часов на улице не бываешь; ну, конечно, на лыжах и в ботинках не замёрзнешь.
Вот стоишь на посту7 ночью в непогоду, все спит вокруг, и лишь слышишь поскрипывание своих валенок. Хорошо, что в тулупе, поэтому тепло. И вот в этой одинокой обстановке особо ощущаешь уют и гражданское положение, когда в окне замечаешь семейное чаепитие, занавески и т.д. Невольно вспоминаешь свой семейный круг за сковородкой картошки, да еще когда есть огурцы или капуста. Ни от вас, ни от папы посылку не получал, вероятно, просто задержка, потому что наши ребята получают посылки за 40-45 дней. Что у вас слышно из Москвы, получали ли вы письма от Николая и что вы знаете о нем, а также о Викторе, Иване, бабушке?
Леха, пиши мне, как ты живешь, подробно опиши: какие товарищи, какой предмет больше нравится. Как обстоит дело с учебой? Давай нажимай. Сообщи мне свои отметки по всем предметам…От вас я уехал в августе, и вот уже прошел сентябрь, октябрь, ноябрь – четыре месяца! Наверное, за 4 месяца Иринка кое в чем изменилась. Жалко, что у меня пропал мой блокнот, там были у меня адреса нескольких ребят, а теперь, вероятно, уже не свяжешься, все разъехались. Не знаю, наверное, этот блокнот остался в Москве или в дороге. У нас в казарме есть одно  счастье – репродуктор, хотя он и погано работает, но все же это то,  без чего нельзя жить в данный момент. Особых товарищей не имею, т.е. такого, как Михаил Воронов. Где он, интересно? На фронте? Погиб? Уехал? Бокс тоже дерется.
США обещали вместе с Англией к весне обеспечить нас всем необходимым в нужном количестве. Хотя это все нам на руку, но, в конце концов, скажется их империалистическая сущность, поэтому нам нужно больше надеяться  на себя. Пишите мне почаще, ведь у вас есть время. Мусенька, ты пишешь, чтобы я сфотографировался после выпуска. Я, конечно, постараюсь. До свидания. Ваш сын Константин.

№ 14   27.11.41. Глазов. 
Здравствуйте, мои дорогие, любимые родичи, крепко вас всех обнимаю и целую. Что-то порядком не имею от вас писем. Или мне это только кажется, потому что я очень хочу получить весточку от вас. Последнее ваше письмо я получил, кажется, числа 13-14 ноября от 26.10. Может быть, просто задерживаются письма, а потом придет сразу два, как это бывает у наших курсантов. Я ни на что жаловаться не могу, да это и не в моей привычке. Ты знаешь, что я не очень требователен к комфорту, и я не барчук, я могу переносить трудности.
Посылки ни от вас, ни от папы не получал. Наверное, они пропадут. Конечно, жалко, но что же поделаешь. Ты пишешь, что постараешься купить, зажарить и послать гуся, но вот меня интересует – не испортится ли он? Хотя сейчас не лето, а зима, а то было бы здорово, прямо красота получить мед и гуся.
Давайте условимся писать друг другу не реже раза в неделю и даже чаще, ведь как вам, так и мне, письма приносят большие радости, поэтому не надо уменьшать эти последние крохи. Вообще в письме трудно выразить все… Но ничего, вот года через два или раньше, разбив Гитлера, мы встретимся и тогда наговоримся, наобнимаемся. И тогда не исключена возможность, что совершится предсказание Эньзи Константиновны. Вы помните, она как-то, смеясь, сказала насчет телефонного разговора? Точно когда у нас выпуск никто не знает, кем нас выпустят тоже неизвестно, но это и не важно, а важно то, что, получив хотя бы минимум военных знаний и тренировки, мы вольемся в ряды нашей доблестной Красной Армии и вместе с другими многочисленными резервами будем бить эту поганую сволочь. Извините за выражение, я не могу подобрать названия этой мерзости. Сейчас вся наша страна переживает очень трудный момент, но мы должны крепиться, мы не должны падать духом.
Ты пишешь, что у вас на базаре из рук все рвут. Это везде так, ведь надо понимать, что мы рассчитываем на затяжную борьбу. Кроме того, ведь должна же отразиться потеря, хотя и временно, Украины, Белоруссии и др. В-третьих, ведь у нас сейчас огромнейшая армия… За нами победа обеспечена… Я не хочу впасть в благодушие, но чтобы победить, нужно иметь перспективу, и эта перспектива у нас есть. 26.11.41. получил открытку от папы, вы знаете его адрес или нет? Он не имел от вас писем. Он послал письмо Николаю, чтобы тот переслал письма, если они присланы ему на московский адрес. 
Да, вспоминается иногда хорошая жизнь, например, на даче. Вся семья в сборе. Ириночка на руках у папуси. Мы за столом, который полон еды. Играет патефон. У всех радостное настроение. Вот за эту хорошую жизнь мы сейчас и боремся.
Меня сильно тянет побывать в театре, ощутить ту благоухающую атмосферу, которая управляет нашими нюансами, нашей душой. Хочется посмотреть новую кинокартину, киноочерк с фронта. И еще сильнее – подержать кисть, иметь палитру. Здесь есть замечательные виды и картины. Пока. С приветом. До свидания. Ваш сын и брат Костя.

№ 15   09.12.41. Глазов. 
Вот сижу и пишу письмо, думая, ведь только через месяц вы получите его. Сейчас письма ходят очень долго: так ваше письмо от 06.11.41. я получил только лишь 06.12., т.е. интересное совпадение – ровно месяц шло оно. Вот так опишешь что-либо в письме, а пока оно дойдет до вас, то положение уже резко изменится, да еще пока вы ответите – пройдет месяц, итого: нужно 2 месяца, чтобы связаться в два конца, т.е. если вот это письмо придет вам в десятых числах января, вы ответите, и ваше письмо придет обратно лишь в десятых числах уже февраля, а к этому времени, вероятно, меня уже в Глазове не будет.
Да, я еще раз убедился, что каждый шаг нужно обдумывать самому. Ты, конечно, помнишь, как я настаивал на том, чтобы не ехать провожать вас в Куйбышев, а остаться в Москве. Если бы я остался, то я во время получил бы извещение о вызове меня в Ленинградское артучилище, а значит, вовремя приехав в Ленинград, я попал бы в артучилище.
У нас уже 2-й период обучения, откровенно сказать, трудновато физически. Например, мы штурмуем высоту метров 70 – 90, а она обледенела и очень крутая, градусов 50 – 60, так вот как влезешь на нее подряд раз 6, так еле передвигаешь ноги. Недавно у нас был поход на 2 дня с пребыванием всего времени только в поле. Вышли вечером, пришли на место ночью и сразу принялись за отрывку окопов. Все описать трудно, и только испытав самим можно почувствовать, что значит долбить ломом мерзлую землю на глубину 1,5 м. Но это еще ничего, я представляю, во сколько раз трудней было бы в училище в мирное время, наверное, вообще бы пришлось дней 20 – 30 жить в поле, в палатках.
В связи с трудностями я замечаю снижение идеалов, отступление перед трудностями. Это я говорю о некоторых ребятах. Так один парень хотел быть инженером, думал о науке, а теперь он мечтает работать только в торговой сети. Кормят вкусно… и я понимаю, что сейчас так кормят только армию, а гражданские получают меньше всего, а некоторые продукты и совсем не получают. Так вот вы пишите, что сахара у вас нет, да это и понятно – армия у нас огромная, нужны запасы на долгое время, поэтому введены эти ограничения. Но все же частенько вспоминаешь наш семейный стол, когда после некоторого ожидания из кухни доносится треск жарящейся картошки. Ты несешь полную сковородку вкусной, масляной, красновато-белой жареной картошки. И вот наша семейка: ты, я, Леха и Иринка – все садимся за стол. А как вкусно, когда есть огурцы или капуста, или котлеты, которые бывали у нас довольно часто, и именно особенно вкусные котлеты твои, с зажаренной корочкой. Это в будничные дни, а какой пир бывал в праздники.
У нас, как и по всей стране, происходил сбор средств на оборону. Ты, как мне писала, тоже замечательно проявила свой патриотизм. Я на постройку танка «Курсант» отдал свою получку, т.е. 40 руб., и на лотерею 100 руб. Мы все, как граждане СССР, внося свою малую сумму, делаем большое дело в разгроме врага.
Некоторые слишком большие надежды имеют на морозы, даже, мол, дедушка русский мороз выгонит немцев. Я же думаю, что морозы, хотя и сыграют свою роль в победе над врагом, но не это основное, потому что немцы собрали насильственным образом всю теплую одежду, в том числе меховую и даже одеяла со всей Европы. Поэтому можно думать, что германская армия будет одета сносно. Главное – это сплоченность нашего народа, решимость его бороться. Англия объявила войну Финляндии, ее флот будет господствовать в Северном море, Ледовитом океане и помогать нашему флоту в обеспечении подвоза военных грузов, а также будет бомбить  Финляндию. Окончательно рухнули планы немцев закончить войну до зимы. Я здесь, в Глазове вкладываю свою крупицу в оборону, вы же – работой, воскресниками  сделаете то же.
Да, забыл написать заодно о том, о чем писал выше, насчет воспоминаний о семейном очаге, столе – продолжаю. Так вот, дома я никогда не думал о еде. Вставая утром, ел очень мало – хлеб с чаем, а то и вообще не ел, а быстро бежал в школу. В школе не ел, сама знаешь, ты денег не давала, и лишь, приходя домой в 3 часа, обедал. Вечером легко ужинал. Когда же я имел деньги, то все равно не покупал еды, потому что мысли у меня были совершенно о другом. Я думал лишь об учебе, чтобы больше познать, а что, мол, не поем, если задержусь в школе или еще где-то, то это ничего. Конечно, играло роль и то, что по сравнению с сегодняшним положением я бывал меньше на воздухе. Читая твое письмо, я лишний раз убедился, как ты стараешься для своего сына, уж очень далеко ты ходишь за медом… Если так трудно достать, тогда и не надо, а вот сала или свинины пришли, или, вернее, попробуй послать, потому что письма идут один месяц, а посылки, значит, еще дольше, месяца 2-3 или совсем пропадают. Хорошо бы получить теплые носки и перчатки. 7-го декабря у нас был второй поход на 30 км. В этот день был сильный мороз и большой ветер. Идешь и видишь, как у товарища белеет нос или щека, ну и говоришь ему; так и тебе говорят, и вот растираешь. Я не знаю, почему здесь все так по-другому. Если будет возможность, я, конечно, снимусь. Вы пишите, что не забываете меня и вспоминаете. Я тоже часто вспоминаю вас всех и нашу мирную жизнь, Москву, деревню, дачу, твои вкусные пироги с вареньем и с кремом желтым. Передавайте привет всем знакомым. Я пишу вам каждые 7 – 10 дней. Старайтесь писать мне почаще и подробней, не стесняясь мелочей. Иринке – картинки.

№ 16   18.12.41. Глазов. 
Сижу на уроке политподготовки. Так как я тему знаю, а сейчас идет опрос, то мысли мои далеко от урока, мыслями я перебрасываюсь в Москву, в Серноводск, к отцу на  север. Я весь ушел в воспоминания, и желание приблизить меня к чему-нибудь родному, к вам, к отцу, заставляет меня вынуть письма, фотокарточки. Писем у меня ваших и папиных гора, раскладываю их по порядку, и вот мысли мои пробегают прожитый промежуток времени. У меня есть фото нашего класса: посмотрю – и вспоминаю всю школьную жизнь, школьных товарищей, работу, радости и неприятности. Я уже  писал, что потерял блокнот с адресами ребят, поэтому не имею ни с кем из них связи, а очень хочется узнать, где кто и чем занимаются. Папа прислал мне твою, мамуся, карточку, и вот я сейчас вглядываюсь в любимые черты. Вот Ириночка раскинула ручонки и улыбается. У меня также есть дачная карточка: Леша, обняв Ириночку, сидит на лавочке автобусной остановки. Взглянешь – и вспоминается  вся счастливая жизнь на даче. От вас последнее письмо получил 06.12. от 06 ноября, и больше нет. Не знаю, почему  не получаю больше писем, ведь сейчас уже 18.12. От папы я имел очень часто письма, за что очень благодарен. Последние из них: за 3 ноября, 17 ноября, 22, 23, 28, 1, 2, 4. Он жалуется, что не имеет связи ни с кем вот уже 2 месяца… Я получил его посылку от 15-го. Очень доволен съестным и вещевым. Жду с нетерпением посылки от вас. Там – носки, которых не было в папиной посылке, а в остальном (в вещевом отношении) я обеспечен. Выпуск у нас, вероятнее всего, будет в 20-ых числах января. Я мог бы в письмах поздравлять вас с праздниками, как: Великой Октябрьской социалистической революции, Днем Конституции, Новым годом, но я этого не делаю, так как, в связи с задержками на почте, эти поздравления могут быть очень не вовремя.
События в международном отношении накаляются. Война стала поистине всемирной. Германия нажала на Японию, чтобы та по оси напала на США и Англию, оттянув США и Англию от помощи СССР и чтобы отрезать от путей подвоза – Мурманска, и остается один путь – это Индия – Иран – Турция. Но США и Англия, конечно, будут драться в своих целях и выгодах, треща языком о демократии и помощи нам.
Сейчас у всех приподнятое настроение. При сообщении информбюро все толпятся у репродуктора. Наша Красная Армия, измотав активной обороной немцев, перебив 6 млн человек, уничтожив много техники и используя все выгоды климата, начала наступление под Ростовом, Тулой, Москвой. Немцы получили ряд ощутительных ударов… Пишите мне чаще и подробней о вашей жизни, климате, как озеро. Пишите через каждые 5-6 дней. Описывайте, как проходят будни и праздники до мелочей, не стесняйтесь. Мне все это интересно. Шлю всем привет и лучшие пожелания. Костя.

№ 17.   21.12.41. Глазов.  12.00. 
Здравствуйте, мои дорогие, добрый день. Шлю вам всем курсантский привет. Сильное желание иметь с вами непрерывную связь заставило меня составить таблицу, где я записываю время отправки и получения писем и отсюда вычисляю, когда примерно я должен получить письмо. Так вот, получив ваше последнее письмо от 6 ноября – 6 декабря, я вижу – письма идут месяц. Теперь я предполагаю, какого числа вы можете написать следующее письмо. Предполагаю так: не можете же вы не писать мне больше 10 дней, поэтому в среднем беру 16 ноября; теперь, считая, что оно будет идти месяц, определяю, что это письмо я должен получить числа 16 декабря. И вот я с нетерпением жду слова «почта», которое кричит дневальный, и мое ожидание окончилось разочарованием. Письма от вас я не получил ни 16-го, ни в последующие числа, вплоть до 21-го декабря, когда неожиданно подошел ко мне один курсант и, извиняясь, отдал письмо, говоря, что когда он был дежурным, то несколько писем забыл в кармане. Во мне боролись два чувства: одно – отругать этого курсанта, с другой стороны, я был обрадован, и второе – перебороло. На письме штамп Серноводска 16.11., т.е. именно то число, которое я предполагал. Второй штамп – Глазова – от 11-го, т.е. письмо и в кармане пролежало ровно 10 дней.
Я получил посылку от папы, в ней оказались: теплая фуфайка, шерстяные теплые кальсоны, рукавицы. Все это мне очень пригодилось, я тут же их одел, потому что у нас, в Глазове крепкие морозы – 35-40 градусов, да и в казарме у нас бывает холодновато – 6 – 14 градусов. Я был также обрадован и съестным содержанием, в ней были: колбаса, сухари, конфеты, баранки и плитка шоколада. По многим причинам, которые я перечислял в предыдущем письме, мне немного еды не хватает. Откровенно сказать, наедаешься здорово лишь тогда, когда бываешь в наряде на кухне, т.е. чистишь картошку.
Твою посылку, ни первую, ни вторую, не получил, но я надеюсь, что получу. Жалко будет, если не получу, потому что в папиной посылке не было шерстяных носков, хотя, правда, там были портянки, а в твоей есть. Напишите подробно о климате, т.е. какой снег, колебания температуры. Как вы одеты?... Кроме как от вас и папы, я ни от кого писем не имею. Но что ж  поделаешь. По воле рока и судьбы, а сами мы не вольны. Передавайте привет побывавшей в боях за Советы в 17 году Эньзе Константиновне. Мне приятно, что вы все не забываете меня. Выпуск будет примерно в 20-ых числах января 1942 года. Связи я, конечно, с вами терять не буду. Сфотографироваться во весь рост тоже не забуду. У меня уже есть фото (бюст) 6 штук, но вот как переслать вам? Во-первых, нет конверта, во-вторых, говорят, карточки вынимают. Насчет головного убора – у меня, как и у всех нас, шлем-буденовка; ничего, нас закаляют. Здесь, в учебе, мы должны привыкнуть.
Красная Армия, измотав немца в активно-оборонительных боях, перешла в наступление по всему фронту. Мы имеем победы: под Ростовом, Тулой, Москвой, Тихвином. Эх, жалко у меня нет карты, как у вас. Вот скоро попадем на фронт, там будем получать фронтовой паек.
Ну что я могу писать о себе лично? Я здоров, чувствую себя бодро. Весь «мой мир» в казарме, поэтому других впечатлений нет, день весь занят: подъем, команды, занятия, чистка оружия, сон. Скучаю о красках, театре, кино, музее, художественной литературе. Часто  вспоминаю прошедшее и вас, думаю о неизвестном будущем. Это письмо вы, наверное, получите в 20-ых числах января 1942 года, когда меня в Глазове может не быть. Эх, скорей бы выпуск, присвоили бы лейтенанта да на фронт. Я вам пишу через 6 дней, что буду делать и в дальнейшем. До свидания. Костя.

№ 18.   25.12.41. Глазов. 
Добрый день, мамуся! Шлю вам всем курсантский привет. Письмо твое от 21.11. я получил 21.12., а письмо от 23.11. получил 23.12. Большое спасибо за них и за картинки. Продолжайте посылать картинки, но выбирайте поживописней. 25.12. я получил целую пачку почты, т.е. следующее: твое письмо от 05.12. и еще одно от тебя же за 08.12. – они пришли сразу вместе. И еще получил от папы письмо за 25.11. и от него же газету «Известия» за 25.11. В общем, у меня сегодня целый праздник, только вот не хватает посылки, особенно второй, т.е. съестной. Выпуск у нас будет 6-месячный, т.е. в конце января или в начале февраля. Письма поэтому пишите. Их мне перешлют. Я же, пока знаю ваш адрес, буду писать вам независимо от обстановки каждые 6 –10 дней. Я в отношении теплой одежды обеспечен. У меня есть (из папиной посылки) теплые кальсоны и фуфайка, а в голову мне нехолодно. Пиджак я использовал, только вот у нас здесь пропадают вещи, так что я опасаюсь за свои. Теперь, в связи с большими морозами, на улице занимаемся меньше. Особенно усиленно занимаемся элементами лыжной подготовки, а ты же знаешь, как я сильно потею. Так что бываю весь мокрый, как были мокрыми и курсанты интернационального ленинградского училища, которые в 1921 – 1922 годах выполняли приказ советского командования по уничтожению белофинской интервенции в Карелии (книга «Падение Кимас-озера» Г.Фиш). Мне приятно, что вы живете хорошо. Вот смотрю на рисунки и надписи, сделанные Иринкой, и вспоминаю, как мы сидели с ней и малевали. Передавайте привет Эньзе Константиновне и Марусе. Посылаю свою фотокарточку, но не знаю, получите ли вы ее или нет. Посылаю также документ, что я являюсь курсантом такого-то училища. Ну, пока, желаю вам всего хорошего.

№ 19   02.01.42.  Глазов. 
Здравствуйте, мои дорогие: мамуся, братуся и сеструся. Пишу вам, наверное, последнее письмо из Глазова-Грязова. Обычно меня взрывало, когда я видел или читал такие слова – «жив, здоров». Это мне казалось избитым выражением, каким-то штампом. Теперь я только понял, что оно значит, и как кратко, но в то же время много в них вложено. Главное – жив, второе – здоров. Так вот второе у меня сейчас не в порядке. До армии я думал, что мне трудно будет с горлом, но до последнего времени оно меня не тревожило и вот только теперь заболело. Что может быть хуже того, когда человек болен; да потом вот какое дело: никогда не болел у меня позвоночник, а сейчас – болит. Вообще что-то я размагнитился, настроение хреновое – не вижу перспективы. Эх, очень жалею, что я не получил твою вторую посылку, вот наелся хоть бы раз. Но время не ждет. День 2-ое февраля у нас выпуск, мне присвоено звание младшего лейтенанта8, ну и черт с ним. Мы будем кубари9 получать на фронте, если, конечно, будем живы. На днях все должны разъехаться по фронтам. Всем хочется, где потеплее, но что ж поделаешь, куда кинет судьба… Вам, конечно, известно, что за пребывание на фронте в течение 2-х месяцев присваивается следующее звание среднего комсостава. Сегодня нам, как в праздничный день, дали кашу с мясом и щи, а на ужин – вместо обыденного супа, в котором кроме  жареной водички, как говорят у нас, ничего не бывает, 100 грамм колбасы, 15 грамм масла и чай с 10-ю граммами сахара. Вообще говоря, ребята больше всего говорят о еде.
Как у вас там? Буду надеяться, что все по-старому, без изменений, т.е. хорошо.
Вот сижу, пишу письмо и получил письмо от Кольки Воронова. Он пишет, что рабочим дают 600 грамм хлеба, служащим – 500, а иждивенцам – 400. О Михаиле ничего не известно. Они думают, что он погиб и просят отомстить варварам. Я, конечно, постараюсь исполнить их просьбу. Мы с Михой были лучшие товарищи, и мне очень тяжело потерять такого человека. Мне интересно узнать, как и что с Виктором. Да, Колька прислал мне на память фотокарточки – свою и Михаила. Смотрю я на них и никак не могу забыть… У-у-у, сволочи, ну я отомщу. Привет, к сожалению, не от лейтенанта, а лишь младшего8, Эньзе и Марусе. Адрес сообщу. С приветом, Костя.

№ 20.   05.01.42. Глазов. 
С приподнятым приветом, дорогие родные. Уже порядком я не имею писем. От папуси последнее письмо имел от 04.12.41., если не ошибаюсь, а от вас за 08.12.41. Теперь, по моим расчетам, получу письмо или письма так в числах 8 – 10 января. С нетерпением жду этих дней.
Говоря словами штампа, жив, здоров. Выпуск, как я уже говорил, будет или в конце января или в начале февраля. У кого отлично и хорошо – тот лейтенант, у кого хорошо  и некоторые посредственно – мл. лейтенант, а у кого посредственно – ефрейтор. Кормежка стала похуже, но это ничего, черт с ней. Главное – духовная жизнь и нравственность. Сейчас можно жить одними сводками. У нас Новый год был отмечен щами. Как, интересно, встретили вы 1942-й год? Тоже, верно, не лучше, но это все мелочи жизни, главное – общественное, общее.
Как радостно, ведь мы гоним немцев, как гнали ровно 700 лет назад на Чудском озере псов-рыцарей. Русский народ победить нельзя, потому что, во-первых, он большой, во-вторых, необъятная территория, в-третьих, самое главное, это – советская власть. Интересное, между прочим, совпадение: зимой 1242 года Александр Невский разбил немцев, и это же делает наша страна сейчас. Но чтобы это больше не повторилось, нужно вырвать зло с корнем и освободить народы Европы.
28.12.41. я послал письмо с документом о том, что я курсант училища. Фотокарточку – не знаю,  получите или нет. Мне приятно было узнать, что у вас еще есть дрова, что жить можно вообще-то…
Мы взяли: Ростов, Керчь, Феодосию, Елец, Ефремов, Клин, Калинин, Малый Ярославец. Как это радует! Но надо же подумать, какая опасность была Москве, если враг был в 40 км. Наверное, досталось и Ивановке – нашей даче. Немец был и в Тарутине, и в деревне. Я, как всегда, стараюсь анализировать или предсказать события, так и сейчас. Наши части ведут главное наступление на Смоленск, чтобы вынудить немцев под угрозой окружения выровнять фронт, отведя фланги к западу. На юге наши части, заняв Керчь и Феодосию10, выходят к Севастополю, занимают Крым и выходят немцам в тыл. Тогда немцы  или будут окружены и разбиты или, уходя от этого, освободят территорию от Крыма до Таганрога. Англичане, разбив ось Берлин-Рим в Ливии, могут устроить 2-й фронт на Балканах через  Турцию11.

№ 21.   21.01.42. Глазов. 
Добрый день, шлю привет. 15-го числа после обеда чищу винтовку. Вдруг слышу шум и крики: «Почта, почта!». Я насторожился: нет ли чего-нибудь мне. И вот, к моей превеликой радости, слышу мою фамилию; но дело в том, что у нас в роте есть однофамилец, поэтому спешу уточнить, мне ли это. Ищу письмо, но мне вручают извещение о посылке. О, если б вы знали, как я был обрадован! По совести сказать, я уже не надеялся получить эту посылку, так как она шла 3 месяца, и я предполагал, что она пропала. Но вот извещение у меня. Мне, конечно, хочется получить ее как можно быстрее, к тому же у нас были такие случаи, когда извещения терялись в штабе, и курсанты не получали посылок, и они уходили обратно. Или на почте они пропадали. Или их получал кто-то другой. Поэтому я бегу к командиру и прошу его отпустить на почту, но, как это всегда бывает, когда хочешь что-либо скоро сделать, так кто-то или что-то тебе помешает, так и сейчас – командир не отпускает. Но вот, на счастье, приходит комроты и засек время, отпустив меня. Вот я на почте, стараюсь из кучи посылок угадать свою. Наконец, она, долгожданная, у меня в руках. Бегом обратно. Таинственная распаковка. Какие прекрасные вещи  прислала ты мне. Большое спасибо за них. Вот легкие пушистые варежки, двойные. А вот и самое главное – шерстяные носки. На следующий же день я почувствовал силу шерсти. На занятиях ноги почти не мерзли, руки совсем не мерзли. Столько же радости  было от съестного содержания посылки. Мед, душистый и вкусный, я хотел растянуть до конца выпуска, но 18 января нам дали сахар после месячного перерыва, поэтому я не мог удержаться и съел его весь. Сыр тоже очень хороший, я его ел, как конфеты – леденцы. Да, вот что значит долго не видеть продуктов, так и острее в 100 раз чувствуешь запах и вкус. Вообще мне посчастливилось: лейтенант взял у меня для того, чтобы носить самому, сапоги. Так что я 15 дней посидел в тепле. Как раз были сильные морозы. После дней десять, с числа так 8 по 17, было тепло, а вот сейчас мороз опять. Но надо тебе написать, чтобы ты особо не пугалась: когда сильный мороз, то мы на улице бываем 2 – 4 часа, а остальное время занимаемся в казарме и в классе.
Я не знаю, смогу ли я после поздравить вас, поэтому в этом письме, заранее, поздравляю Олега с его пятнадцатилетием и желаю успехов в учебе и в жизни. Также скоро и первое марта. Нашей любимой Ириночке исполнится пять лет. Я часто просматриваю фотокарточки, которые имею. Да, чтобы не забыть: ты в письме, которое послала с посылкой, спрашивала, есть ли у меня карточка – папа с мамой и Виктором. Отвечаю: да, есть. Если не ошибаюсь, как ты писала, посылку №2 ты выслала 10.11.41., т.е. она уже идет больше  двух месяцев. Ну, если первая посылка дошла, логически думать, что дойдет и вторая, но беспокойство вызывает время, ведь выпуск у нас будет 5 февраля, т.е. через 15 дней, успеет ли за эти 15 дней она дойти?
У нас объявлен набор на командиров отрядов по истреблению танков, но это дело меня не привлекает, хотя их оставят в училище еще на 1 – 1,5 месяца. Мне хочется быстрее изменить обстановку. Скорей бы на фронт, ведь там особый, усиленный паек. А у нас шамовка стала хуже. Сначала все были сыты  по горло, это еще в Ленинграде, да и в начале пребывания в Глазове. Теперь же нет масла, да еще много тепла уходит на обогревание тела. 17.01.42 я получил сразу два письма: Лешино от 28-го и твое от 29-го, т.е. письма шли уже не месяц, а только 20 дней. Мне весьма приятно, что ты, Леша, стал интересоваться литературой и прочитал уже так много хороших книг. Олег, ты читать-то читай, но только при хорошем свете и ни в коем случае не лежа, потому что можешь испортить глаза. Да, у вас есть карта, и вы можете следить за нашими успешными наступлениями, а вот у нас карты нет, так что мы слепы. Да, нам будет трудновато воевать летом, но я надеюсь, что мы получим порядком техники из Англии и США. США в 42 году выпустит 60 000 самолетов и 45 000 танков, а самое главное, я все же надеюсь, что англичане после успешного завершения операций в Африке откроют второй фронт. Вот тогда нам будет большое облегчение, и мы быстро разобьем фашизм. Эх, может быть, мне ещё удастся посидеть с вами за одним столом,  за сковородкой жареной картошки.
Где-то наш пусенька… Передавай привет Марусе и мое соболезнование по поводу болезни ее детей. Ничего, поправятся. Муж ее пока цел на фронте, так что жить можно. Ты пишешь, что получила письмо от Кати. Узнай у нее адрес Фимы. Посылаю вам еще рисунок. Может быть, после выпуска мы еще 1-2 месяца будем шататься без дела. Пока, будьте здоровы. Константин.

№ 22   11.02.42.  В дороге на Чкалов. 
Здорово, родные мои мамуся, братуся, сеструся. Пишу вам из вагона на ходу, поэтому извините за неряшливость – большая тряска. У меня ничего нет, но я попросил у ст. лейтенанта бумаги, карандаш и конверт и решил черкнуть вам, потому что вы просите писать отовсюду и с дороги. Вот я и решил писать, а так как люди едут в Куйбышев, то я думаю, что вы сведения получите быстро. Последние твои письма получил от 06.01.42, от папы получил письмо от 10.01. Жаль, так твоей второй посылки я и не получил. Вероятно, если бы я остался в Глазове дней еще на 10, то получил бы, но обстоятельства не ждут.
31 января мы были в бане. 1 февраля прошла и утверждена аттестация. 3 февраля на общем сборище был зачитан приказ Московского военного округа о присвоении званий. Мне, как и большинству, присвоено звание младшего лейтенанта, но я не унываю. 4 февраля мы в дороге на Чкалов, а из Чкалова 11 февраля направляемся в Сорочинск, так что я теперь близко от вас, и должны мы иметь хорошую связь.
Как вы там живете? Уже я больше месяца не имею от вас писем, поэтому, как получите письмо, сразу же отвечайте. Я послал числа, кажется, 2 – 3 февраля письмо из Глазова, но думаю, это письмо дойдет раньше, чем то.
Попался какой-то чудной вагон: сплошные полки, электричества нет. При свете свечки, согнувшись в три погибели, малюю вам это письмо. Привет Эньзе и Марусе. Костя.

№ 23   29.03.42 Гамалеевка (командировка в Бузулук). 
Здравствуйте, мамуся, Лехуся и Иринуся. 14 числа мы пошли в поход на дивизионные учения, но март месяц у нас выдался гораздо морознее, чем февраль, и поэтому у многих,  в том числе и у меня, прихватило слегка подбородок и щеки.          
Я с нетерпением ожидал от вас ответа и думал: может быть, придя из похода, я застану письмо. Так оно и вышло. 17 марта, придя усталый и измученный домой, я был сильно обрадован вашим письмом, ведь я от вас получил последнее письмо от 6 января – 6 февраля, т.е. месяц с лишним я не имел связи. Ты правильно сделала, что послала денег, а то  те 400 рублей, которые я получил, по ценам тыла. Папе я тоже писал, но ответа пока нет. Пишите мне чаще, я думаю, буду в Гамалеевке  еще 1,5 месяца. Это письмо я пишу из командировки из Бузулука. Мыслей много, места мало. Пока.

№ 24   13.04.42.  Гамалеевка. 
Здравствуйте, мои дорогие мамуся, братуся, сеструся. Шлю я вам свой лейтенантский привет и лучшие пожелания в дальнейшей вашей жизни. Все ваши многочисленные письма, за которые от всего сердца благодарю, я получил. Последние – за 30 и 31 марта. Вы все в один голос просите меня сфотографироваться и выслать фото вам, но, к сожалению, я этого сделать не могу, но при первой же возможности, конечно, постараюсь вашу просьбу выполнить. Я при приезде в часть никакого обмундирования, кроме валенок и нижнего белья, не получил, так что внешним видом никак не похожу на командира. Леша, спасибо тебе за письмо. Ты спрашиваешь, сколько я ношу кубиков, отвечаю: по одному на каждой петлице. Дело не в кубиках, а в должности, так на фронте лейтенанты командуют батальонами и полками. Деньги платят тоже по должности, а не по званию. Ты пишешь о командировках. Я сдавал свой взвод на фронт и сопровождал роту и коней. Обмундирование у меня все рваное, но ничего, на днях получим и отправимся на фронт. Осталось здесь стоять каких-нибудь 5 дней, так что период  подготовки кончился и начался период практического выполнения всех правил. Летом 42-го года будет исход войны, поэтому мы бросим все резервы, чтобы расширить свое наступление, но, конечно, и немец напряжет всю силу, так что получится большая мясорубка. Надеяться нам на Англию и США много не приходится, так как их самих лупит Япония, а вся надежда на себя.
Вы, я думаю, знаете знаменитых 28 героев, которые пали смертью храбрых, но не отступили перед 50 немецкими танками. Я эти рассуждения приводил и раньше, они также подтверждаются выступлениями Литвинова и Майского. Папа мне тоже часто шлет письма, журналы и газеты. Как вы там живете, здоровы ли? Папа мне писал, что у Ирины воспаление легких. Леша, как ты учишься? Привет Марусе и Эньзе. У нас сейчас питание наладили, организована комсоставская столовая. Денег хватает, получаю 600 рублей. Теперь, вероятно, придется писать с дороги. Сочинил стихотворение.
Эх, весна на дворе.
Вот бы краски да в лес,
На (русские) поля на этюды.
Патефон бы, концерт иль кино,
Но прошло уже это давно.
А пока что суровая юность
И фашистская нечисть в стране,
И вскипает горячее сердце,
Отомстим мы за всех на войне.

№ 25   18.04.42.  Гамалеевка, Медведкину для Борисова.
Крепко целую и обнимаю тебя, любимый папуся! Спасибо за поздравления в командирском звании… Заниматься с народом очень трудно, пользуешься переводчиком, усвояемость очень низкая. Не поймешь, то ли они нарочно притворяются, то ли по-настоящему не понимают. Были случаи, когда ловили их в притворстве. У нас часто проходят батальонные, полковые и дивизионные занятия. Сначала приходилось втягивать людей в переходы, и вот здесь-то я почувствовал, что нужен индивидуальный подход к каждому: на одного действует строгий окрик, на другого – близкая беседа. Один боец все время  отставал, правда, он хромал; тогда я встал  рядом с ним в строй и поговорил  по душам: о работе, о семье, о доме, о Родине. После этого он стал прилагать все силы и не стал отставать. Свою достаточную политподготовку внедрить тоже можно лишь в узких рамках, так как они почти все неграмотные и не знают даже азов, хотя народ пожилой – 40 лет, приходится снижаться к ним и говорить упрощенно. Проучив свой взвод около месяца, я сдал его в маршевую роту. Теперь опять все новые, материальную часть приходится проходить по картинкам и схемам. Недавно был в 5-дневной командировке, сопровождал роту в другую часть на 100 км пешком. Это дело очень трудное. Здесь чувствуешь ответственность за каждого бойца. Сам я порядком замерзал, так как никакого обмундирования я не получал, остался в том, в чем был в училище. Галифе и гимнастерка порядком истрепались, и если вообще смотреть издалека или сзади, то внешне не скажешь, что командир, а так, боец.
В училище было хорошо с бумагой, а здесь плохо, и рисовать не на чем, так что как ни хотелось, все же пришлось поневоле это любимое дело закончить. Мама пишет, чтобы я снялся во весь рост, но здесь сняться негде. Твое письмо от 13.03.42. получил 23-го, спасибо за фото. Всю обстановку твоей жизни можно прочесть на лице. Попрошу тебя, сообщай мне вкратце, что тебе пишут. Да, Николай – такой любитель детей, наконец, заимел своего ребенка. Одни умирают, другие родятся. Эх, вот забыл замечательные слова Пушкина12 на эту тему, но название стихотворения все же запомнил – «Элегия». Если нам приходится воевать с Германией – Европой, то Толе придется драться с Англией и Америкой.
Я также сильно удручен гибелью всеми нами безмерно уважаемого Виктора13. Эх, сердце разрывается. Такой был человек! Мастер на все руки. Его бы правильней было использовать в тылу, он приносил своим умом огромную пользу.
Да, зря я не пошел в московское какое-нибудь училище, но и ты все же мало нажимал на меня в этом отношении. Твои газеты и журналы получаю, спасибо большущее за них, потому что здесь тишь и глушь и ничего не достанешь в этом отношении. Особенно мне понравились журналы «Крокодил» и «Огонек». Прошу тебя, шли впредь таких подарков побольше.   
По слухам, осталось стоять здесь немного, не знаю, насколько эти слухи обоснованы. Сейчас у нас организована комсоставская столовая. К красноармейскому пайку добавляем по 100 рублей, и, в общем, пища вкусная. Насчет денег – как сможешь, то вышли, но боюсь, что меня они не застанут. У нас ребята поговаривают о Харькове, Киеве, Смоленске14, не знаю, что тебе известно; вы, так сказать, все же в высших сферах.

№ 26   22.04.42. Гамалеевка.
Здравствуйте, мои дорогие Олюся, Лехуся, Ируся. Шлет вам привет ваш сын и брат девятнадцатилетний15 лейтенант Костуся. Наконец-то, я получил новое обмундирование: брюки и гимнастерку, шинель и ушанку. Только вот что плохо – сапоги состарились быстро. Я получил их новыми в январе, но, в общем, с этим делом хорошо. Питание тоже хорошее: организована батальонная комсоставская столовая. Мы доплачиваем к 100 рублям (стоимость красноармейского пайка) еще 100 рублей и получается кормежка сносная. Кроме этого, я покупаю молоко (15 р. литр), яйца (40р. десяток), хлеб (60 – 70р. буханка). Все деньги на это и уходят. Вот я не знаю, скоро ли вы получите деньги от папы по новому порядку.
Вы мне пишите, если вам нужны деньги, я смогу вам высылать ежемесячно 200 – 300 рублей, особенно когда буду на фронте. Я подписался на заем в сумме оклада, т.е. на 600 рублей. Скоро, дней через 5, мы отсюда отправимся на фронт, уже все обмундированы. Несколько дней назад на полковом строевом смотре мой взвод похвалили, и комбат на совещании ставил меня в пример, как хорошо командующего.
Здесь, конечно, веселятся по-деревенски, т.е. гармошка, пляски: барыня, цыганочка, краковяк, русская и в том же духе; ни фокстротов, ни танго. Но все-таки мне посчастливилось. Я как-то случайно узнал, что будет вечер с западными танцами. Так и вспомнил старину! Между прочим, старые пластинки, которые нам надоели, теперь иногда вдруг вспомнятся мне и очень нравятся.
Широкая политическая подготовка позволяет мне работать по этому вопросу не только в своем взводе, но и в масштабах роты (3-х взводов), хотя материала мало, но спасает старый багаж… Ходят слухи, что наши войска продвинулись очень далеко за Киев и Смоленск… Если мы в тяжелых зимних условиях наступали, весной продолжаем наступать, а летом будем наступать тем более… У нас в роте 4 лейтенанта уже были на фронте, и только я еще необстрелян, но это ничего. Ты просила меня прислать справку. Я пошел в штаб и взял. В этом письме высылаю. Что там с московской квартирой? Я хотел сохранять все ваши письма, их у меня уже очень много, но таскать их негде.
Весна, у нас тает, «и с гор побежали ручьи». Было бы время, я бы сочинил стихотворение, но за неимением его не могу этого сделать. Пишите мне более подробно о своей жизни, климате, погоде. Что пишут вам другие и папа. Передавайте привет Марусе, а также и старой комсомолке Эньзе.


№ 27   02.05.42. Гамалеевка. 
Здравствуйте, мои дорогие родные. Шлю вам воинский привет! Я вам в прошлом, т.е. предыдущем письме сообщал, что, мол, мы должны скоро уехать. Я думал, что уедем числа 19.04. или 25.04., но  почему-то задержались и пришлось встречать праздник 1-го мая в деревне. Да, это все не то, нет того радостного настроения, нет обилия продуктов, нет ни театра, ни кино. Я вам послал ту справку, которую вы просили. Но не знаю, получили ли вы письмо. Думаю, что на днях должны уехать, но все равно пиши, попробуй сюда, может быть, опять задержимся. Пишите мне подробней о вашей жизни, не стесняйтесь пустяков и мелочей.
Что вам пишут папа, Николай, бабушка, Маня? Лешка, как у тебя дела, как с учебой, на носу испытания, постарайся перейти. Если перейдешь с хорошими отметками, привезу подарок, если не убьют.
Сейчас я, мамуся, порядком поправился и стал не такой, как в училище, а такой, как в семье. У нас разлилась река Самара, так что походов меньше, поэтому немного отдохнули. Сплю больше, чем в училище, так 8 – 9 часов. Только вот со службой пошло плохо. Очень трудный народ попался. Тот взвод, обучив, я сдал, а дали другой; здесь, хотя и есть русские, но зато есть и всякий сброд: и заключенные, и воры, и лгуны, и обманщики – и вот из-за них страдай и воспитывай.
Эх, мне снилась первомайская Москва! Ну пока, до свидания. Да, Леха, я живу в избе, где есть хозяйкина дочка Катюша, она шлет тебе привет. Передавайте привет Марусе и Эньзе. Всего хорошего. Константин.

№ 28   09.05.42. Куйбышев, проездом. 
Остаюсь верным своему обещанию писать вам с дороги, и вот пишу. Вы, наверное, получили два мои предыдущие письма, в которых я сообщал о непродолжительности жизни в Гамалеевке, и вот мы снялись с зимних квартир. Куда едем – не знаю. Оружия еще не получили. За последнее время походов нет, все на месте, питание ничего, мясо и рыба есть, поэтому поправился, самочувствие ничего. Сейчас пользуюсь случаем, что нахожусь ближе всего к вам, вот и пишу. То же самое постараюсь делать и на других крупных станциях. Я беспокоюсь, получили ли вы справку, которую я выслал? По прибытии на место сейчас же сообщу адрес, чтобы связаться. Я получил суконные гимнастерку, брюки-галифе, пилотку, каску, шинель сменил. Интересно мне, как вы там живете. Что там с денежными аттестатами? Леха! Как там учеба? Постарайся обязательно перейти в 8-й класс. Пиши мне, как там письма от Воронова и от родных.
Как там живет наша Ирусенька, как играет и во что, как меняется ее облик? Передавайте привет Эньзе и Марусе. Пока, будьте здоровы. С приветом, Константин. Куйбышев. 20 часов.

№ 29.   25.05.42. Большая Карповка. 
Здорово, полковник! Шлю вам весенне-полевой привет. Прошу извинения, что так долго не  писал, на то у меня есть причины: во-первых, в Гамалеевке все время ждал вот-вот, мол, уедем, так со дня на день; потом – в дороге, а приехав на место, сразу ушли в поле на дивизионные учения и адреса не знали. Все же кое-как  с дороги послал письмо маме. Усиленно занимаемся пока что, как и раньше, без оружия, но думаю, скоро должен встретиться с фрицами. Напиши, как живешь, как твоя переписка, что пишет Николай, тетя Маня, Иван. Пиши больше.
Комдив объявил мне благодарность на дивизионных занятиях. Спали дней 10 в поле, в окопах, в соломе, на земле. Один конец полы шинели под себя (хлястик отстегну), другую полу – на себя, свернусь калачиком, между колен зажму, накроюсь с головой – и ничего. Только вот если после дождя – земля сырая, а соломы поблизости нет – вот тогда плоховато, не улежишь, встанешь, да как волк на луну посмотришь на ее свет, которым окрашены поля да луга, походишь, на взвод свой посмотришь; тоже лежат-лежат и то один встанет, то другой. Но вот луна начинает снижаться, поют где-то далеко петухи, вот уже первая птица своим пением оповещает, что скоро рассвет. И точно, ночная мгла начинает сереть, и вот уже все отчетливей и ясней становятся предметы, хотя солнце еще не взошло. Наконец, над горизонтом узкой полоской загораются облака, окрашенные в светло-розовый цвет. Хотя еще холодно, но уже на душе как-то веселей. Я говорю это для того, что мне все же мало приходилось дома бывать зимой в лесах, полях, оврагах ночью, а теперь я полной грудью и телом почувствовал русскую природу. Бывают такие закаты солнца, восходы, рассветы, что не восторгаться этим нельзя и невольно вспоминаешь красочные куски произведений классиков русской литературы: Тургенева, Толстого, Пушкина, Шолохова. Мысли переносятся в Третьяковскую галерею к Шишкину, Репину, Серову и многим другим.
Я живу ничего, всегда сыт, правда, в смысле книг, журналов – большой пробел. Я вот уже 5 месяцев не видел ни одной картины, не был в театре; правда, как-то мельком слушал патефон и радио. Подписался на заем 600 рублей, получаю 400, а 200 – туда, сюда, за то, за се… сам знаешь. Но купить за деньги совершенно ничего нельзя. В Гамалеевке хоть молока и яиц можно было купить, здесь же бедней. Насчет Виктора ничего нет нового. Ну, всего хорошего. Мой адрес: полевая почта станция 1676, 883сп, 2 пул. рота Борисову К.Ф. или Рязанская обл., Лев-Толстовский р-н, с. Большая Карповка, Соловьеву для меня. С приветом. Твой сын Костя.


№ 30.   21.06.42.  Лес за платформой Коллективист.
Так вспомним же юность свою боевую,
Так вспомним же наши дела.
Здравствуйте, эвакуированные москвичи: Ольга, Олег и Ирина. Шлю вам свой лагерный привет и лучшие пожелания. Сейчас я живу в лесу, веду лагерную жизнь. Хотя сейчас уже июнь месяц, но у нас погода паршивая, дожди, холодно, солнце очень редко. Спали на земле, на траве, на соломе. Ночью еще холодно. Хорошо, что комсоставу выдали плащ-палатки. Они легки, удобны и не промокают. На соломе спать сносно, но на сырой земле и траве хуже. Сделали шалаши.
Плоховата лесная жизнь лишь тем, что нельзя ничего подкупить: ни молока, ни картошки, ни яиц (хотя я давно как голодный не бываю, всегда сыт). Правда, хлеба, рыбы, сахара получаю порцию, но супа или каши пойду и получу целый котелок на себя, комсоставу дают.
Смешно мне и не особенно ловко, потому что приходится командовать стариками, молодых почти нет, а все бойцы так с 1899 года, 1903, 1907, 1916, 1918 годов, твоего возраста и пожилого. Теперь вышел приказ наркома страны о повышении оклада пулеметчикам. Я теперь получаю 700 рублей, 200 вычитают по-разному.
Как радостно встретила вся страна заключение нового договора с Англией, т.е. усиления сотрудничества прогрессивного человечества. Наш Молотов напал на наших «друзей» и они, наконец-то, усилили свои воздушные налеты на немцев, как 31.05., 02.06. и 09.06 по 1000 самолетов на Эссен, Кельн и др. города Германии.
Как там живете вы? Я ем и сплю досыта. Здоровы ли вы? Никто ли не болеет? Как погода? Как чувствует себя Ирина и как развивается, ведь скоро год, как я не вижу ее. Как у вас связь с папой? Я уже не имею ни от кого письма, примерно, месяца два и не знаю, получили ли вы мои предыдущие два письма. Имеете ли письма от Коли, бабушки, Ивана, тети Мани и из Москвы? Какие у вас новости, изменения? Леха, как с учебой? Эньзя не уехала ли? Как с ценами на продукты? Вероятно, растут и ничего не купишь… Всего хорошего. Жду ответа. Мой адрес: п\п станция1676, 883сп, 2 пул. рота. Мне.

№ 31.   29.06.42.  Лес за платформой Коллективист. Рязанская обл. (Письмо написано на небольших листках из блокнота).
(Листок первый.) Здравствуйте, дорогие Ольга, Олег, Ирина. Шлю вам свой лагерно-боевой привет и желаю здоровья и счастья. Пришел на обед, вдруг меня просят плясать. Я предчувствую, что мне есть письмо, но от кого? Начинаю догадываться, что, наверное, от мамы, так как 23.06.42. я уже получил письмо от Лешки, и он сообщал, что вы одновременно сели писать мне. А я, кроме вас, писал только Михе Воронову, и от него 28.06. получил письмо, значит, осталось только получить от тебя. Так и есть! Узнаю твой почерк. Наконец-то, после двухмесячного перерыва снова завязалась переписка.
(Листок второй.) Да, жалко, что Лешке не удалось поступить на работу в колхоз, там сравнительно платят на трудодень ничего. Хорошо, что у вас есть картошка. У меня есть на взвод подвода под пулеметы, и когда мы стоим на месте, то ездовой съездит, привезет молока, яичек, картошки. Так что живу сыто, хорошо. Мне вы, ни ты, ни Леха, так и не написали, получили ли вы справку, что ты просила и которую я послал из Гамалеевки.
(Листок третий.) Ты просишь меня о невозможном. Ну скажи, пожалуйста, где я, живя в лесу, сфотографируюсь? Конечно, при первой же возможности я постараюсь исполнить твою материнскую просьбу.
Я чувствую себя хорошо. Считаюсь неплохим командиром и  политгрупповодом. Скажу не хвалясь, что бойцы довольны мной и говорят, что пойдут за мной в огонь и в воду  и не оставят никогда.
Пишите, что вам пишут знакомые и родные. Я давно не получаю писем от папы – 2 месяца.


№ 32.   09.07.42. Западный берег Дона. Рубеж Замятино - Калабино - Долгуша. 
Здорово, мамуся, сеструся, братуся! Шлю я вам всем горячие поцелуи и крепко жму руку. Вы писали, чтобы я чаще слал вам письма, вот и пишу. Сейчас я подвигаюсь ближе к фронту, стоим недалеко от Ельца. Чувствую себя хорошо. Наблюдаю воздушные бои. Питание сносное. Предыдущее письмо вы, наверное, получили числа 10-го, а это – числа 20-го. Я не знаю, почему вы не пишите, получили ли вы справку, которую я послал еще из Гамалеевки? Почему не пишите о Федоре Федоровиче? Для меня ведь он сейчас стал еще дороже, так как я в нем вижу, конечно, в первую очередь – любимого отца, но также и старшего военного руководителя, борца с самой Гражданской войны за Советскую власть. Он мне писал, еще когда я был в Гамалеевке. Вы бы написали, имеете ли письма от него или нет? Кто вам вообще пишет и что?
Последние наши достижения в международном отношении, выразившиеся в результатах поездки Молотова… доказывают утверждения тов. Сталина, что враг еще силен, что он еще не раз, сконцентрировав силы, попытается перейти в наступление, но эти его удары не сыграют существенной роли в нашей окончательной победе. Немцы не могли, как этого они хотели, весной начать наступление, и только уже сейчас начали ожесточенные удары на Харьковском и Курском направлениях. Замечательные статьи, не знаю, читали ли вы их, в центральных газетах, как например, Илья Эренбург «Июнь», Шолохов «Наука ненависти», «Встреча» и т.д. Немцы постараются в эти летне-осенние месяцы добиться решающего успеха, но и мы ведём и будем вести активные действия, а на западе возникнет 2-й фронт. Нам нелегка будет победа, еще много мы потеряем, потому что немцы не захотят отдать все, что захватили… У вас есть радио, вам хорошо, вы быстро узнаете новости. Героический Севастополь пал, но там немец потерял 300 тыс. (под Одессой – 200 тыс.). Это продолжение великих боев, что еще описывал Толстой… Теперь, конечно, он бросит освободившиеся войска на другие участки. Помнишь, я как-то еще до отъезда   рисовал и объяснял предполагаемый план наших войск на Крымском полуострове: и оторванность коммуникаций, и трудный рельеф, трудности подвоза, т.е. невыгодность для нас этого участка. (Окончания письма нет.)


* * *
А всего через две недели пришел такой день и час, когда вместо него пришлось писать другим…

1. Документ написан и оформлен еще в период боев и окружений на липецкой земле.

28.07.42. № 736.               
ИЗВЕЩЕНИЕ
Ваш сын мл. лейтенант Борисов Константин Федорович в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 13 июля 1942 года… Командир части… Комиссар части…

2. Письмо написано спустя месяц после гибели брата из города Кургана, куда дивизия была выведена на переформирование.
      
14.08.42. г. Курган.
Прочитал письмо. Я определил, что это мать, поэтому сообщаю, что Ваш сын КОНСТАНТИН ФЕДОРОВИЧ БОРИСОВ 12 июля 1942 года погиб в жестоком бою с немецкими захватчиками. Сражался он храбро и погиб геройски. Политрук роты Смирнов.

3. Следующие два письма написаны во время боев 193 дивизии в Сталинграде в районе Мамаева Кургана (о боях см. книгу историка академика Самсонова «Сталинградская битва», М., 1982 г. стр. 200, 211, 214, 541).

07.11.42.
Дорогие родители мл. лейтенанта БОРИСОВА КОНСТАНТИНА! Спешу  сообщить Вам о Вашем сыне – причину смерти. Произошло это 12 июля 1942 года… Тов. Борисов умело руководил в бою своим пулеметным взводом. Через некоторое время вышли из строя два станковых пулемета, а у третьего остался один наводчик. Обстановка сложилась критическая, противник обходил фланги. Тов. Борисову была поставлена задача удержать натиск противника на правом фланге.
Выполняя эту задачу, тов. Борисов взялся сам за «Максим» и отразил натиск фрицев, где был ранен в грудь. Через 20 – 25 минут противник снова возобновил атаку, тогда тов. Борисов собрался с силами и снова стал отбивать атаку. Боеприпасов оставалось две ленты, тов. Борисов приказал наводчику принести патроны, а сам остался у пулемета один. Патроны были на исходе, но тов. Борисов не пал духом. Последними патронами он метко разил врага и отбил его вторую атаку. На этом фрицы не успокоились и через некоторое время ринулись еще раз. Тогда тов. Борисов взорвал гранатой свой  пулемет и отполз в ближайший окоп. Вот уже фрицы совсем наседают на тов. Борисова. Он бросает гранату… Выждав, оставшиеся враги вновь бросились на гребень окопа. Борисов, отстреливаясь из пистолета, решил не даться живым и застрелил себя сам.
Не стало биться сердце пламенного патриота нашей Родины. Рубеж Константина, видимо, скоро будет отбит нами. Тов. Борисов пал смертью храбрых и показал пример боевой выдержки и высокие достоинства командира Красной Армии, защищающего свою Родину до последнего дыхания и капли крови.
Так спасибо же Вам, родители, за Вашего сына, который был воспитан в духе преданности партии Ленина-Сталина и нашему Правительству, как за достойного сына нашей Родины.
Так пусть же это письмо будет Вам, родители, историей гибели Вашего славного сына, так героически погибшего на подступах к Воронежу.
Извините, что поздно сообщил, я был в госпитале и узнал о Вашей просьбе. Командир 2-й пулеметной роты полка ст. лейтенант  Николай Васильевич Востряков.

10.11.42.
Многоуважаемый отец храброго сына мл. лейтенанта Борисова Константина. На полученное от Вас письмо от 27.10.42. сообщаю Вам некоторые штрихи о Вашем сыне. Прежде всего сообщаю, что Вашего сына Борисова Константина я знал по совместной службе в 883сп с января 1942 года. Я как инструктор по пропаганде в полку часто соприкасался лично с Константином, он у меня был, кроме как командир пулеметного взвода, так же и групповодом политзанятий.
В части его дисциплины: был дисциплинирован, точен, аккуратен во всех отношениях. Бойцы его подразделения его любили и всегда были с ним и только вокруг него.
В боях на Брянском фронте Ваш сын мл. лейтенант Константин Борисов пал смертью храбрых. Дело было так: место, которое оборонял Ваш сын со своими бойцами, окружалось. Немцы психически наступали, бросая все средства огня. Все людские боевые расчеты взвода были выведены из строя, остались годными только два станковых пулемета, и тогда он в опасную для жизни минуту бросился к одному из пулеметов и стал вести по немцам губительный огонь. Отстреливался до тех пор, пока не израсходовал все ленты, тогда он перешел ко второму пулемету, уничтожив при этом сам лично первый, чтобы не отдать его врагу исправным. Отстреливался также до последнего патрона и из второго пулемета. Фашисты, обнаружив ожившую вторую огневую точку, открыли по ней яростный минометный огонь. Мины ложились буквально вокруг Борисова, то слева, то справа, но мужественный сын Родины сражался до последнего дыхания, хотя уже был ранен в плечо. На последнем патроне из личного пистолета оборвалась его еще молодая, но славная жизнь.
Вам я должен сообщить, что о вашем сыне много говорят не только в нашем полку, но и в дивизии. Я как политработник имя Вашего сына Борисова Константина всегда во всех докладах, лекциях, беседах ставлю в пример другим и на имени Вашего сына – храброго командира Красной Армии – воспитываю других.  Старший политрук Выборнов А.К.

КОММЕНТАРИИ.

1. О "хорошей дороге" писал, чтобы не расстраивать маму. Реальную обстановку на железной дороге и трудности в пути он опишет лишь спустя два месяца в письме №6.
2. Это был удар по мечте. Удар не только для Коти, удар для всех.
3. Виктор (1906г.р.), Николай (1909г.р.), Иван (1912г.р.) - папины братья.
4. Между строк уже можно прочесть, как молодому курсанту хочется есть. В дальнейшем тема еды будет присутствовать во всех письмах, особенно, когда перестанут давать масло и сахар... Так было всюду.
5. Знакомая по совместной эвакуации, с которой очень сблизились в тяготах и несчастьях войны.
6. В детстве Олег называл себя Лёкой, так получился Лёша, Лёха.
7. В случае дежурства на посту выдавался тулуп и валенки.
8. Котя был глубоко потрясён присвоением ему звания младшего лейтенанта... Он не понимал почему, т.к. его успеваемость и дисциплина оценивались высоко. И это недоумение чувствуется в письмах.
9. Кубики в петлицах - знаки отличия командиров.
10. Керчь и Феодосия были освобождены нашими войсками 13.12.41. и 29.12.41. Снова оккупированы в мае и январе 1942 года.
11. Карта выполнена Котей по памяти.
12. В стихотворении Пушкина "Элегия" Котей подчёркнуты строки:
  ...Мой путь уныл.
Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать...
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь...
13. Виктор - папин брат, научный работник, с 1939 года - начальник отдела рационализации и изобретений Совнархоза текстильной промышленности СССР. Ушёл в ополчение, 3 июля 1941 года. Пропал без вести в октябре 1941 года под Вязьмой.
14. Предположения, куда могут послать уже сформированную 193 дивизию.
15. 19 апреля 1942 года Коте исполнилось 19 лет.




ПРИЛОЖЕНИЯ
НЕКОТОРЫЕ  ПОЯСНЕНИЯ К БОЕВОЙ  ОБСТАНОВКЕ, СЛОЖИВШЕЙСЯ  НА  ТЕРРИТОРИИ ЛИПЕЦКОЙ
( И  ЧАСТИЧНО  ВОРОНЕЖСКОЙ)  ОБЛАСТИ В  ИЮЛЕ  1942  ГОДА

Обстановка, в которой Брянскому фронту пришлось отражать наступление немецких войск, оказалась крайне неблагоприятной. На московском направлении противник удерживал Ржевский плацдарм, и наше высшее руководство предполагало, что именно отсюда последует главный удар летом 1942 года. Соответственно, на этом направлении Верховным  Главнокомандованием были сосредоточены наши главные силы. Но противник имел другой план. Он выбрал южное направление – воронежское и сталинградское.               
И вот 28 июня 1942 года мощная лавина танков, мотопехоты, сопровождаемая тучами самолетов, двинулась из района восточнее Курска в стык 13-й и 40-й армий в направлении Воронежа. В первый же день наступления противник сумел вклиниться в глубину нашей обороны на 40 км. юго-западнее г. Ливны. К исходу 2 июля прорвал нашу оборону на широком фронте, а 4 июля вышел на подступы к Воронежу. 1-й танковый корпус, находившийся под Ливнами, на второй день немецкого наступления получил боевую задачу – действуя в южном направлении, нанести удар по наступающему противнику. Удар был нанесен, но приостановить наступление немцев было некому. Спасти положение мог массированный удар всех танковых сил Брянского фронта, но танковые части прибывали и вводились в бой поодиночке. Переданная  Брянскому фронту только что сформированная 5 танковая армия генерала Лизюкова  пока лишь сосредотачивалась в районе Ельца. Ее корпуса находились еще на железнодорожных платформах в пути. Первые части начали прибывать 3 – 5 июля… Ставкой были выдвинуты на восточный берег Дона на участке Задонск – Павловск две резервные армии, но они развернуться не успевали. 40-я общевойсковая армия оказалась в окружении. С чувством горечи читаю оперсводки Брянского фронта:
3 июля – 40А осуществляет отход…
4 и 5 июля – положение частей 40А уточняется…
6 июля – данных о положении и действиях 40А не поступало…
8 и 9 июля – положение 40А не установлено…
На 4-й день немецкого наступления  193-я стрелковая дивизия, входившая в состав 3-й резервной армии (3РА), получила приказ: «Командиру 193сд. В связи с осложняющейся обстановкой командующий армией приказал: немедленно привести в полную боевую готовность вверенную Вам дивизию и выступить маршем 10.00  2.7.42 с расчетом к 6.00  5.7.42 занять оборонительный рубеж: Докторово, Бутырки, имея передний край главной полосы обороны по восточному берегу Дона».  Соответствующие приказы получили все дивизии, входящие в состав 3РА. Весь восточный берег Дона превращался в сплошную линию оборонительных сооружений. Начиная с г. Данков дивизии выстроились в следующей последовательности: 107, 161, 195, 193, 167, 159.

Для принятия экстренных мер на Брянский фронт выехал начальник Генерального штаба генерал-полковник Василевский, чуть раньше для руководства танковыми корпусами прибыл начальник Главного автобронетанкового управления генерал-лейтенант Федоренко.
3-я резервная армия переименована в 60-ю армию, а 6-я резервная армия – в 6-ю армию.
Утром 6 июля в районе Тербун в наступление перешли 7-й и 11-й танковые корпуса 5-й танковой армии. В результате встречного боя в районе Красной Поляны враг был остановлен и отброшен за реку Кобылья Снова. Противник вынужден был часть сил прорыва развернуть фронтом на север, воевать против 5ТА и этим ослабить группировку, направленную на Воронеж. И все же немецкие танковые части достигли  Дона и прорвались в район Воронежа; в окрестностях и на улицах города завязались упорные бои. Гитлеровцам удалось захватить половину города, но развить успех дальше они так и не смогли, встретив организованное сопротивление советских войск.
7 июля  Ставка «в целях улучшения управления войсками» разделила Брянский фронт на два – Брянский и Воронежский. Между этими фронтами были разделены общевойсковые и танковые соединения. В составе Брянского фронта остались 3-я, 48-я, 13-я и 40-я армии, 5-я танковая армия, 1-й и 16-й танковые корпуса. Перегруппировка войск коснулась и дивизий, обороняющих Дон. Большинство из них заняли рубежи под Воронежем, а 193-я была передана под командование 5-й танковой армии и перенесена на правый берег.
Перед новым командованием Брянского фронта была поставлена задача: оттянуть своими контратаками часть сил немцев от Воронежа и не дать им расширить плацдарм на берегах  Дона, пресекая попытки продвижения в северном (на Москву) и северо-восточном направлениях.   
1-й танковый корпус Катукова вел успешные бои в  период с 8-го по 11-е июля. Результаты их  были столь заметны, что даже нашли отражение в сводке Совинформбюро от 11 июля.
193сд 11 июля получает приказ 5ТА: «К 8.00  12.7.42 занять и оборонять район Суриково, Б. Верейка, Крещенка, Ломово». (В другом документе – Б. Верейка, Ниж. Верейка, Фомина-Негачевка, Крещенка). Выдвигаясь на рубеж под непрерывным воздействием вражеской авиации, 193 сд оказалась на острие главного удара танкового клина противника, рвавшегося с направления Спасское – Федоровка в В. Колыбельку. Завязались встречные бои с прорвавшимся противником. Передовые ее части были частично уничтожены, частично рассеяны, и дивизия временно потеряла боеспособность. Отдельные подразделения, по мере подхода, останавливались в районах Каменка, Муравьевка, Аникеевка,            Б. Верейка, Лукино, присоединяясь к уже ведущим бой частям 11 танкового корпуса и частично – 2тк и 7тк. Трагические события этих упорных двухдневных боев 12 – 13 июля, после которых 5ТА перешла к обороне, фигурировали во всех оперсводках вплоть до Василевского. И Генштаб принял ряд мер:
14.07.42. Командующим Брянским фронтом назначается Рокоссовский;
14.07.42. 193сд выводится из подчинения 5ТА;
17.07.42  Танковые корпуса 5ТА сменяются стрелковыми дивизиями (в частности, 7тк сменился 193-й сд). В ночь на 18.7.42. 5ТА выводится во фронтовой резерв.               
               
«В последней декаде июля было предпринято контрнаступление силами 1-го танкового корпуса, 193 и 340 стрелковых дивизий из района Каменки, Озерков и Перекоповки. Бой начали танкисты 21 июля. Поддержанные пехотой стрелковых дивизий, наши войска вклинились в оборону противника на глубину 8 – 10 км и в течение 23 – 25 июля вели упорные бои в районе Гремячьего, Сомова и Б. Трещевки. Потери, понесенные противником, были столь значительны, что он подтянул крупные резервы, снятые с другого направления. 25 июля немцы нанесли контрудар, прорвали нашу оборону на участке 193сд, овладели Суриковом, Ломовом. Бригады корпуса совместно с остатками 193сд приняли бой. Находясь в окружении в районе Лебяжьего, они проявили небывалое мужество и самоотверженность, чем срывали все попытки врага расчленить и разгромить наши войска. Большую часть танковых войск удалось вывести с боем из окружения. Однако, арьергард, оставленный в районе Лебяжьего по приказанию командира 193сд генерал-майора Смехотворова и состоявший из семи танков и мотострелкового батальона 1-го танкового корпуса, продолжал сражаться, прикрывая отход частей и штаба 193сд. И все же полностью вывести из окружения части 193сд не удалось. Противник усилил натиск и в середине 26-го июля окончательно закрыл выход остаткам этих частей из района Лебяжьего. В ожесточенной схватке со значительно превосходящими их силами противника они были полностью  уничтожены».  Это описание последних боев я прочла в книге Петра Кириченко «Танковый авангард», изданной в 2009 году. Во время Великой Отечественной войны автор – восемнадцатилетний старший сержант воевал радистом-пулеметчиком на танке Т-34 в составе 1-го танкового корпуса. В своей книге он – очевидец и участник боев  пишет о своих боевых товарищах, в большинстве своем – ровесниках, принадлежавших к самому лучшему поколению ХХ века: самому честному, самому чистому, самому бескорыстному. Я отчетливо слышу перекличку раздумий о Родине и друзьях между тем, что пишет радист-пулеметчик Петр Кириченко, и тем, что писал в своих письмах командир пулеметного взвода девятнадцатилетний Константин Борисов. Так писали тысячи воинов с фронта своим близким.
Петр Кириченко донес до нашего ума и сердца мысли и чувства, пережитые непосредственными участниками событий. Он донес ДЫХАНИЕ ВРЕМЕНИ.

28 июля 1942 года приказом  Брянского фронта 193сд выводилась на переформирование. К месту сбора из боев и окружений вышли 1700 человек… Из 883 полка, в котором служил брат,  остались в живых 100 человек, в двух других – 200 и 400…
3 августа в таком составе дивизия прибыла  в далекий сибирский город Курган… А через два месяца 193-я стрелковая дивизия второго формирования уже сражалась в Сталинграде на Мамаевом кургане. 

МОЯ  МИССИЯ  СЕСТРЫ
               
1.   Разыскала в Москве Совет ветеранов 193 стрелковой дивизии с целью узнать подробности боев 1942 года, но среди московских ветеранов не было никого из первого формирования дивизии.
2.   Решила ходатайствовать о допуске к документам дивизии в Центральном архиве Министерства обороны.
3.   С 1992 по 1995г. вела поиск документов, относящихся к деятельности 193сд на Брянском фронте за период май-июль 1942 года в архиве (ЦАМО г. Подольск).
4.   С 1992г. по 1995г. выполняла различные поручения Совета ветеранов 193сд. На просьбу Совета войти в состав бюро ответила согласием.
5.   Возглавила воссоздание нового музея Боевой славы дивизии в новой 941 школе (действующий музей дивизии в прежней школе №142 был уничтожен, т.к. его лишили помещения). Музей создавался трудно. Борьба шла с 1997 года, но закончилась торжественным открытием его 4 мая 2000г.!
6.   В 1997 году была избрана Советом ветеранов 193сд секретарем Совета (как будто заменила погибшего брата…)
7.   За 18 лет прошла военными дорогами брата от родного московского порога до Орловой рощи, которая приютила его навсегда.
8.   В 1999 году на рабочем совещании во Всероссийском комитете ветеранов войны Алексей Петрович Маресьев подарил моему брату свой автограф, оставив его на фотографии  Коти 1941 года.      


ТОВАРИЩИ,  ОКАЗАВШИЕ  ПОМОЩЬ  В  ПОИСКАХ 
ОРЛОВОЙ  РОЩИ  (НЫНЕ  КАМЕНСКИЙ  ЛЕС)
               
1992 г.   Родионова Мария – почтальон, д. Муравьевка.
1992 г.  Хлоповских Нина Алексеевна – учитель, с. Лебяжье.
1996г.   Русских Анатолий Митрофанович – Глава администрации,  с. Б. Верейка.
1996г.   Береставая Мария Николаевна – учительница, зам. директора по воспитательной работе, с. Б. Верейка.
1996г.   Русских Антонина Васильевна – библиотекарь, с. Б. Верейка.
1997г.  Дубова Мария Васильевна – сотрудник детского отдела ЦБС,  г. Рамонь.
1997-1998г. Редакция газеты «Голос Рамони».
2004г.   Дубов Иван Филиппович – Глава администрации, с. Ломово.
2004г.   Гончарова Анна Савельевна, с. Ломово
1995, 2008г. Татарникова Нина Ивановна – комиссар поисковиков клуба «Неунываки», г. Липецк.
2008г.    Смолина Татьяна Ильинична – учитель истории, с. Фомино-Негачевка.
2008г.    Коротких Нина Петровна – методист отдела образования Хлевенского района, с. Хлевное.               
2008г.   Щербатых Валентина Дмитриевна – директор школы,  д. Муравьвка.
2009г.   Нина Мироновна, д. Аникеевка.
1996г.   Универсальная библиотека им. Никитина, г.  Воронеж. (Поиск по топонимике местности, карты лесничеств Воронежской губернии и др).

ИЛЛЮСТРАЦИИ.

1.   Май 1941 года. Москва. Борисов Костя - выпускник 10 класса  школы № 500.
старая военная форма перешла к сыну. Здесь Котя в галифе.