начало http://www.proza.ru/2011/11/04/1589
Ангел -хранитель.
Василий выходил первым в круг. Высокий, красивый, со светло-рыжими волосами, он залихватски отбивал сапогами дробь перед своей хрупкой, как берёзовая лучинушка женой. Все любовались этой парой. Никто даже не догадывался, что в печёнке удалого парторга застрял осколок. Эта железяка портила ему жизнь. Даже суп с лапшой для его желудка был грубой пищей, ему специально перетирали всё в пюре. Василий не роптал. Руки есть, ноги есть, а с осколком можно и свыкнуться. Не мог нарадоваться, узнав, что Фива тяжела и считал дни, когда жена разрешится первенцем.
Фиве Антоновне повезло и с новыми родственниками и с соседями. Она прижилась на новом месте, как приживается молодое деревце, посаженное в благодатную почву и политое заботливой рукой в нужный час. Юная учительница была для школьниц иконой красоты и моды. Еликанида часто исподтишка подходила сзади к учительнице и примерялась к её талии, удивляясь, её изящным формам.
Молодожёны жили в полном согласии. Василий любовался необычными, будто лучистыми глазами Фивы. Жалел свою жёнушку, сдувал с неё пылинки и оберегал от тяжелого быта. Бывший фронтовик, офицер нарушил вековой деревенский уклад жизни, где женщина после замужества получает вместе с обручальным кольцом хомут рабочей лошадки и не снимает его до последнего часа своего. Деревенская женщина-это и кухарка, и прачка, швея и ткачиха, пекарь и лекарь, и конь и кобыла. Она шьёт и вяжет, пашет и сеет, косит и пилит.
Свекровь Фивы, Екатерина Карповна тоже души не чаяла в своей невестке. Фива Антоновна говорила красиво, складно, сумела растопить сердце старухи. Свекрови помогала по хозяйству соседка Татьяна Марьи. Во время войны Екатерина приютила бездомную Татьяну вместе с двумя дочерями у себя дома. Денег за постой бабуля не брала. Татьяна с тех пор считала Карповну своей благодетельницей и из кожи вон лезла, чтобы подсобить соседке.
В деревне свято блюлись кровные узы. Альтук соблюдала неписаные законы почитания родственников, часто посылала дочерей помогать Екатерине Карповне. Дети Альтук носили в дом воду, по мере возможности пололи огород, окучивали картошку. Перед свадьбой Василия Еликаниде доверили побелить дом внутри.
—Еля, тебе только десять лет, но ты белишь аккуратно, ровно, без разводов. — сказала Карповна. — Чисто работаешь, как большая. Приходи к нам, побели дом.
Альтук приглашала свою крёстную на пробу нового урожая. Пекла лепёшки с нового помола и угощала Екатерину Карповну. Согласно чувашским обычаям на первое молозиво, на новый урожай приглашают опрятных, экономных, незлых людей, которые тебе добра желают. Кого попало, не зовут. На Пасху тоже не посадят, на почётную подушку первого попавшего. Хозяйка заранее с вечера приглашает почётного гостя, мол, приходи пораньше, будешь первым гостем. Ведь от добрых намерений, чистоты помыслов и удачливости гостя зависит, как в семье дела сложатся.
Когда Фиве пришла пора рожать, она позвала деревенскую повитуху Сапрук. Во время родов ребенок запутался, а роженица стала на глазах терять силы.
Василий побежал во двор к Альтук.
—Альтук-апа, спасай! Фива умирает! Разродиться не может!
—Малютке уже не поможем, а Фиву ещё можно спасти,- увидев роженицу, на мгновение растерялась Альтук. —Надо немедленно Фиву в роддом отправить! Готовьте перину, сейчас подгоним подводу.
Мигом вернулась домой, подняла на ноги сына Пантелея, а сама помчалась на конюшню, запрягать лошадь. Стояла холодная зима.
—Тащи перину! —негромко раздавала распоряжения растерявшемуся Василию. - Укладывай на подводу Фиву. Сверху укроем её одеялами и тулупом. Так ей никакой мороз не страшен.
—Сынок, гони, в больницу, — наказала Альтук сыну. — Если вовремя успеешь, ты её спасёшь.
Пантелей один среди ночи, гнал лошадку вперёд. Полная луна и звёзды освещали дорогу. Кругом стояла тишина, под тулупами подозрительно затихла Фива. Только скрип саней и собственный стук сердца раздавались в ушах Пантелея. Невдалеке раздался вой. Страх сковал парнишку, в голову полезли предательские мысли о волках, вылезающих в эту пору на охоту. Ему захотелось услышать голос Фивы.
—Тётя Фива, потерпите немного, уже к санаторию подъезжаем.
В ответ женщина тихо застонала. Парень был один на один со своими страхами. От отчаяния и безысходности Пантелей затянул любимую песню мамы. Пел громко, чтобы заглушить тревожные мысли.
Ва ку-, ва кузнице, ва ку-, ва кузнице,
Ва кузнице маладыя кузнецы!
Они любили петь эту песню на два голоса с мамой. Перед глазами Пантелея как живая предстала мама. Он будто видел её чуть насмешливые глаза, улыбку на лице. Стало спокойней, на мгновение даже показалось, что она рядом подпевает. Он ощутил тепло, ему стало горячо на сердце при мысли о маме. Даже тулуп распахнул. Страх улетучился, мысли о волках или ночных разбойниках исчезли сами собой. Мелодия разогнала тревоги и погасила страх.
Ани, ани куют!
Ани куют-приговаривают,
К себе Дуню привораживают!
С опаской оглянулся на Фиву, она не шевелилась, не подавала никаких признаков жизни. Ему доверили жизнь учительницы, он обязательно должен её спасти. Дядя Василий и мама надеются на него. Верят, что он вовремя довезёт тётю Фиву.
—Тётёчка, Фивочка, только не засыпайте, вон уже макушки церкви Надеждино показались, а там и до Белебея рукой подать! —говорил Пантелей срывающимся голосом.
С тревогой прислушивался к её дыханию, и увидев едва заметный пар над её бледным лицом, вздохнул с облегчением и затянул ещё громче:
Бзынь-тук-тук! Бзынь-тук-тук! Бзынь-тук-тук!
Бзынь-тук-тук! Бзынь-тук-тук! Бзынь-тук-тук!
Сознание Фивы тревожил этот красивый голос, не давая ей уйти окончательно в забытье. Фиве казалось, что где-то рядом кузница, и монотонно стучит молоток по наковальне: «дзинь – дзинь». В полубредовом состоянии ей виделась полнотелая и краснощёкая Дуня в цветном сарафане и кузнец-молодец, то представал муж её любезный, Василий, с рыжеватыми чубом и синими глазами. Приятный голос Пантелея держал её затухающее сознание в напряжении.
Па-а-а-а-а-айдем, па-а-а-айдем Дуня!
Пайдем, Дуня, в огород-огород,
Сорвем, Дуня, лопушок-лопушок!
Пантелей пел и гнал, как мог рысака. Роддом встретил его тишиной. Все кругом закрыто, дверь больницы заперта.
Пантелей взял в руки кнут и изо всей силы начал долбить дверь:
—Помогите! Спасите! Откройте!
За дверью послышались ругань и ворчание.
—Ну, чё среди ночи ходите, спать не даёте, — отчитывала сердито парня из-за двери сонная работница.
—Быстрей открывайте! Человек умирает! — хрипел отчаянно Пантелей, сорвавший голос на морозе.
Акушерка быстро сменила тон и подбежала к саням. Откинула полок тулупа, увидела юную женщину без признаков жизни.
—Чё тянули до сих пор? — накинулась на шестнадцатилетнего мальца акушерка, приняв его в темноте за отца. — Почему раньше не привезли? Вы что её уморить хотели?! Больная уже глаза не открывает!
Темноглазый Пантелей был парень хоть куда, крепкого телосложения, с чёрным волнистым чубом, но по характеру был робок и несмел. Он только плечами пожимал. Небойкий паренёк не нашёлся, что сказать в ответ, да голос сел совсем.
—Быстрее спасайте тётю Фиву! —просипел Пантелей из последних сил.
Роженицу затащили на операционный стол. Пантелей без сил плюхнулся на сани и замер в ожидании. Где-то через час акушерка вспомнила про мальчишку, вылезла на крыльцо и прокричала в темноту:
—Она жива!
—А рёбёнок?
—Его не спасли.
Пантелей развернул сани и поехал прочь из роддома. Умная лошадь сама нашла дорогу и привезла совершенно опустошённого парня домой. Пантелей всецело доверился своей лошадке, которая везла хозяина, спасителя Фивы домой.
После этого случая Фива Антоновна почитала Пантелея как самого близкого родственника, при жизни занеся его в ангелы -хранители, хотя была убеждённой атеисткой и коммунисткой.
продолжение http://www.proza.ru/2012/05/05/30