Цикл "Заотнё". Новелла шестая. Предыдущая: "Арья бахова" http://www.proza.ru/2011/12/14/1667
***
Улов сегодня небольшой: с десяток сорожек, несколько ершей и три окуня плещутся в старом эмалированном ведре. Помахивая ивовым удилищем, Митька взбирается по крутой тропинке, пробитой за пять веков ногами земляков в теле красной щельи. Осень переходит в зиму, листва с деревьев облетела. На фоне их унылой наготы яркими пятнами выделяются избежавшие клювов пернатых гроздья рябины. В спину торкнуло снежным зарядом. Поёжился. Выбрался на буян матёрого берега, перевёл дух, оглянулся назад. Дожди, моросящие весь октябрь, залили песчаные мели, рыжевшие летом, и теперь величаво, торжественно, словно беременная женщина плод, несла река полные воды к Белому морю.
– Быват, ишо свидимся, - негромко произнёс девятилетний рыбак. И степенно зашагал по деревенской улице.
Вот и дом. Огромный. На фасаде шесть, обрамленных узорными наличниками окон. Небо подпирает могучий деревянный шелом, плавно переходящий на конце в очертания конской головы. Под ним резьба деревянных причелин-полотенец и круглая розетка солнца. Радостью веет от ажурных орнаментов.
Зашёл в сени. В нос ударило аппетитным запахом пирогов, доносившимся через неплотно закрытую дверь. В избе тепло. У зева огромной печи ухватом орудует мама. Улыбка осветила её синие глаза, доброе, курносое, слегка перепачканное мукой, лицо: - Слава анделам, явился нажиффшик! Да как вовремя-то. Обедать будем.
- Рыба в сенях, мама. Я её ошкерил, можно пользовать, – подражая отцу, пробасил Митька.
- Благодарим, Митрий-свет Иванович! Балуете вы нас. Особливо Кешка доволен. Ишь фуркотат на печи, чует рыбну пишшу, обожат цюшшину-то. Сам мышей не ловит, соседску Муську приглашат. Ишь, нероботь огурна!
- Дак старкой он, мама, отловил уж своё.
- Ладно, потпоршшик котейкин, это я не со зла, жонки любят варайдать. Наслушаишься ишо, когда женишься. Аль, бат, не бошачка те выпадет?
- Не женюсь я никогда! С тобой и татой мне порато нравицца. Буду я ишо каку-то сопливу деффку брать. Больно мне нать!
- Не будешь, любеюшко. Ишь, сбрусневел даже. Сопливу не примем, супротив красной ничего не скажем. …А вот и тата. Наеда дошла, милости прошу корминьцев за стол!
Заняли привычные места. Отец поклонился в красный угол: - Дедичи всемилостивы, благословите чесну наеду!
Обедали молча. Правила давным-давно установили предки. Подчинялись все. Даже мама, любившая поговорить. Чугунок с золотистой кашей опустел. На верьхосытку угощались пирожками с черникой и морошкой. Запивали чаем, заваренным на брусничном листе. Закончили кушать. Посидели с минуту.
Первым из-за стола встал отец, поклонился в красный угол: - Благодарствуем за добру наеду! – Поклон маме: - Благодарствую, семеюшка!
- Благодарствую, мама! – поклонился Митька.
- На здоровье, обрадушки!
Отец направился к выходу. Затем, вспомнив что-то, обернулся к сыну: - Ты Митяй сёдне пораньше спать ложись, завтра рано разбужу. Снег должон пасть, на зайцев походим. – Пригнувшись под низким дверным косяком, вышел.
Митьке хотелось пуститься вприсядку. Сердце ликовало: - Завтра он станет настоящим охотником! Сделает первый выстрел! А вдруг промахнусь? Вот стыдно будет! Ничего, авось не промажу. – Но себя не выдал: – Мама, я за водой схожу на родник, к чаю наберу.
***
- Просыпайся, белеюшко! Проспишь зайцев-то, - услышал Митька голос матери. Вчерашняя радость вновь наполнила его. Отбросил одеяло, быстро оделся, вышел в переднюю избу. Несмотря на ворчание матери, перекусил наскоро. Вскочил со скамьи, бросился к выходу. В сенях набросил фуфайку и шапку, сунул ноги в валенки с калошами. Готов.
На улице темно. Слабый морозец покрыл корочкой льда лужи. Звёзды мерцают в тёмном своде. Луна помогает им таинственным голубоватым светом. Бодрый воздух влился внутрь, вытеснив прочь духоту избы. Голова прояснилась ото сна.
- Порато баско! – вырвалось само собой у Митьки.
- Што баешь-то? – спросил отец.
- Хорошо, говорю, тата.
- Да уж и взаправду так-то, Митька. Вот только сиверко фиюсит, не нать он нам-то. Ну да ладно, может сменится ишо.
Мама вышла их проводить. Ночью сшила для сына маленький заплечный мешок, помогла одеть со словами: - Береги ево, жиро туды покладено. Ежели што, оголодаете. Ну ничего боле не баю. - Тихо, шёпотом: - Леший запрещат.
Тронулись в путь. Свежая пороша поскрипывает под ногами. Впереди отец с пехтерем и ружьём за спиной, Митька следом.
В соседнем дворе залаяла собака, подхватила её соседка, затем следующая и так до конца деревни. Отпели своё и замолчали.
Митька вспомнил Буяна. Погиб он в позапрошлом году. Умнейший был среди четырёхлапых охотников. Собаками-то их в деревне и не называют. Так и спрашивают иногда: «Пошто без охоты в лес походишь?». Замков люди не знают, об отсутствии хозяев в доме говорит прислонённая к двери метла. Вот и получается, что охота единственное занятие собак. Буян в этом деле был лучше всех, на любого зверя, птицу боровую и плавающую выводил без ошибок, медведя не боялся. А смерть принял от серых сородичей.
В декабре это было. С рыбалки они с батей возвращались. Отец без ружья шёл. Лето в тот год выдалось холодное, зверью и птице в лесу пищи мало наросло, не шибко расплодились-то. Оголодали волки, к жилью потянулись. У околицы и напали - сзади, против ветра. Вожак прыгнул отцу на спину, другие в полы тулупа вцепились. Буян оторвал нижних и за вожака принялся. Схватились они. Тата ножом двух волков подрезал. Люди, близко жившие, услыхали вой раненых, выскочили с ружьями. Палить в воздух стали. Волки испугались, разбежались.
Вожак кровью истекал. И Буян рядом с ним, дышал ещё. Батя подбежал к нему, наклонился. Тот глаза открыл, лизнул в лицо, вздохнул, как бы виновато. И умер.
Два дня отец пил. Молча. Слёзы только в кружку капали. Горька та водка. Не хочет он другой охоты.
***
Дорога знакома. Не раз хаживали по ней с отцом на рыбалку и по грибы-ягоды. До лесной избушки шли три часа. Наконец из распадка поднялись в борок.
- Пришли, Митяй, - нарушил тишину леса отец.
Избушка, построенная прадедами, вросла в землю вплоть до небольшого оконца. Тяжёлая дверь, составленная из лиственничных плах, открылась со скрипом. Затопили небольшую, из самодельного кирпича печь. Разложили вещи. Митька принёс воды из родника. Напились чаю, перекусили. И за дверь.
- Слушай внимательно, Митяй, повторять не буду. Зайца будем тропить, то есть идти по его следу до лежки.
Затем батя объяснял азы чтения следов. И даже рисовал веткой на снегу. Как учитель на доске: - После свежей пороши этот способ самый верный. Но заяц самый хитрый зверь в лесу, не рыжая, как принято считать. Перед лежкой косой может в каком-то месте повернуть и своим ходом бежать обратно, а потом и в сторону прыгнуть. Да ещё в тако место, где его следов не видно будет. Уловок у зайки припасено немало. Поэтому идём чуть в стороне от следов и внимательно смотрим по сторонам. И вот ещё: беляка на лежке нам не застать, увидит нас раньше, стрелять придётся по убегающему зайцу. Держи ружьё. Осторожнее с ним.
Митька со страхом коснулся холодного ствола, тёплого, после рук отца деревянного приклада. Из незаряженного дробовика он целился не раз, нажимал на курок, слышал щелчок. И всё. А теперь выстрелит по-настоящему. И обаву узнает.
***
Отец встал лицом по ветру, выпрямился, прокашлялся. В тишине раздался хрипловатый голос: - Хозяин леший, звери и птицы лешие, мы пришли взять жизни ваших братьев. Не для прихоти и забавы, лишь на пропитание. Простите нас! И не препятствуйте в нашем деле. Простите! – Поклонился в пояс прямо. Затем поочерёдно на три другие стороны.
Минуло несколько секунд. «Кар», «Кар», «Кар» - донеслось с высокой ели. Спустя мгновение заскрипела старая сосна. И вернулось молчание.
- Пошли, Нежданко. Теперь можно. – Отец провёл ладонью по лицу сына. Будто уверенность передавал.
Защипало у Митьки в глазах. Никогда батя не называл его запретным именем. Почему-то не должны были знать его другие люди. Что-то бабушка об этом говорила, да он не понял. Называли его так дома лишь она и мама. Отец обходился Митяем и не ласкал никогда. Но любил. Сердце детское это чувствовало. Мама с бабушкой в любви себя не ограничивали, он плавал в ней, как летом в воде тёплых озёр. Батя ворчал: - Испортите парня телячьими нежностями.
Бабушка ему отвечала: - Да хто ево ишо безкорысно любить-то будет? Если не мы?
Любила она всё. Как же не хватает её сейчас, в этой не всегда понятной жизни. Тревожно стало на душе у Митьки, словно что-то нехорошее замыслил. Но отступать некуда, ружьё в руках, заряжено смертью.
***
Отец нашёл заячьи следы. На снежной целине они выделялись отчётливо. Митьке стало жалко косого за промах: – Не сумел замести их. Хвост у него маловат для этого, ушами, знать, не очень удобно.
Шли минут десять, петляли, возвращались. Следы не пропадали. Остановились.
Отец поднял вверх левую руку: знак «внимание». Указательный палец правой задал направление. Левая рука медленно пошла вниз, ...резко опустилась.
Митька нажал на курок. Загрохотал выстрел. На головы посыпалась снежная каша.
И наступила тишина. Сколько она длилась? Секунду? Митьке она показалась вечной.
И в этой вечности вдруг родился плач грудного дитя. Он был тихим вначале. Затем нарастал. Всё громче и выше. Перешёл в вой. Смертельно раненый заяц прощался с жизнью голосом пришедшего в неё ребёнка.
Митька онемел. Ружье выпало из рук. Ужас тошнотой подступил к горлу: - Что он натворил?! - Ноги подкосились. Рухнул лицом в снег. Шапка скатилась с головы. Зарыдал: - Не хочу! Не могу! Не буду!
Тёплая, шершавая рука коснулась затылка, гладила белесые вихры. Отец поднял сына, распахнул полушубок, прижал к груди: – Хорошо, сынок, не будешь. Никогда. МолИть жизнь ты не способен, душа у тебя чистая. Может, и мои грехи отмолит у Бога?
***************************************************
Значения некоторых использованных в новелле слов русского языка,названного "поморским диалектом":
Заотнё - отцово наследство
Сорожка, сорога – плотва
Буян – ровное, открытое место
Быват, бат – может быть
Изба – любое помещение внутри северного дома, но не дом в целом
Шолныш – место перед русской печкой
Анделы – ангелы
Нажифшшик – добытчик
Ошкерил – очистил
Фуркотат – урчит
Цюшшина – на дармовщину, за чужой счёт
Нероботь – тунеядец
Огурна – ленива
Старкой – старый
Потпоршшик – помощник, защитник
Жонки – женщины. Слово «бабы» в этом смысле на Севере не употребляли.
Варайдать – ворчать
Бошачька – ворчунья
Порато – очень
Любеюшко – любимый человек
Сбрусневел – покраснел
Красная – красивая
Наеда – сытная пища
Корминьцы – кормильцы
Верьхосытка – десерт
Семеюшка, семея – жена, супруга
Обрадушка – радующий человек
Белеюшко – светлый человек
Баско – красиво, хорошо
Баешь – говоришь
Сиверко – северо-восточный ветер
Фиюсит – усиливается
Жиро – припасы
Лешой – леший, лесной, хозяин леса
Пехтерь – плетёный кузов
Обава – заговор, заклинание
МолИть - убивать
Продолжение цикла: http://www.proza.ru/2012/01/19/3