От Сталинграда до Люксембурга. ч. 20 Офицер связи

Николай Бичехвост
         
          ОФИЦЕР СВЯЗИ ПО РЕПАТРИАЦИИ…

          О, боже мой, как обрадовалась Татьяна, увидев среди бараков Гожака исчезнувшего друга Федора Сергея Морозова! Она тормошила его, уставшего, а с другой стороны, спотыкаясь, поспешала подруга его Мария. 
         Мимо них пробежала, поднимая пыляку, чумазая детвора, выкрикивая:
                Внимание, внимание, говорит Германия!
                Сегодня под мостом поймали Гитлера с хвостом…
         Сергей успокоил всхлипывающих девушек. Объяснил им все, и сказал, что если они согласны соединиться с ними, то надо поторапливаться. Впереди ждет длинный путь. 
 
         Через время они покидали Гожак, уходя через ворота лагеря невольников. Навсегда. Налетевший ветерок заметал их следы. В руках тройки сумки-котомки со всеми "хурхурами". Татьяна прижимала  черненький ридикюль с фотографиями и открыткой фонтана, приобретенной с Федором в Бордо.
         Гляжу я на этот истрепанный ридикюль-путешественник, ныне семейную реликвию… Его с малку выуживал я из глубин сундука и с широко раскрытыми глазами, подолгу рассматривал неведомые мне фото тех лет и цветную открытку из Бордо.

         Во Франции проезд на транспорте для советских людей был бесплатным, и после различных треволнений наши странники оказались в оживленной столице. Париж!
         Они ехали по красивому городу! Удивленные увиденным и задрав головы, засматривались на высоченную  Эйфелеву башню, огромные старинные соборы, разные памятники…
          Сергей сказал, что любознательный Федор, будучи в военной миссии, уже взбирался на верхотуру той башни. Лез по длиннющей винтовой лестнице – ноги сломаешь! Побывал и на знаменитых Елисейских полях. Видел памятник Наполеону.
         Сергей, он постарше, говорил:
         - Смотрите девчата, может, больше такого никогда не «побачитыэ». Каждый человек хоть раз за свою жизнь должен увидеть чудо.
          Впервые они, сельские, проехали под землей, на грохочущем парижском метро. Страсть-то какая! А народищу внизу, тьма…
          Видя офицера в форме, с погонами и красной звездой на фуражке, кобурой на поясе,(Морозов специально одолжил это для облегчения поездки), французы поднимали  правую  руку в  антифашистском приветствии «Рот Фронт».
    Не случайно, что  этим жестом пользовались узники нацистских концлагерей. А после войны он стал символом организаций узников этих лагерей. Другие французы и военные  приветливо  улыбались советскому  офицеру с девчатами, похлопывали  его по плечу. 
          Как тут не вспомнить песню о французско-русской дружбе тех военных лет, слышанную нами, пацанами, в кино в сельском  клубе:
                Я поеду в Париж, все дома обойду,
                Под землею весь город объеду.
                Из «Нормандии» летчика здесь я найду
                И продолжим былую беседу…
               
                В небесах мы летали одних,
                Мы теряли друзей боевых
                Ну, а тем, кому выпало жить,
                Надо помнить о них и дружить…

          …Федор в ожидании встречи волновался, пока не увидел бегущую к нему по перрону Татьяну! Они были опять вместе и смогли преодолеть разлуку! Навсегда!
          Когда он подвел их с вещами к грузовику "Студобеккер", нахмурившийся Сергей спросил:
          - Федор, а где же обещанная мне легковая машина… За Татьяну-то!
           Тот виновато развел руками:
           - Вот все, что достал. Ты меня прости, что с легковушкой не получилось…
          Сергей был очень недоволен, и всю дорогу просидел молча, хмурый как туча, не разговаривал.
          Он забрал свою ненаглядную Марию, и уехал в одну сторону, а Федор с Татьяной в другую, доложить коменданту своего лагеря Курочкину о благополучном прибытии.
          Из автобиографии Федора Бичехвоста, обнаруженной в послевоенных документах.
         «Я работал по репатриации советских граждан на родину на территории Западной Европы от военной миссии г. Париж. Был командирован Уполномоченным от СНК СССР по репатриации советских граждан на территорию Западной Европы генерал-майором т. Драгун. Мне было выдано удостоверение за № 1708».
         И еще из его протокола допроса:
         «Вопрос: Работая офицером связи, кому непосредственно были подчинены?
         Ответ: Будучи офицером связи, я непосредственно был подчинен старшему офицеру связи  капитану Мойса, имя и отчество его не знаю, сам он из гор. Киева, из числа военнопленных.
         Представителю военной миссии Советского Союза полковнику Мельникову, имя и отчество его не знаю, и представителю американских войск, капитану, фамилию его не помню».
 
         И началась для Татьяны и Федора новая жизнь в полосе Западной Европы, в  зоне оккупации союзников.
         И пришлось приступать к ней…  с пошива военной формы для Федора.
 Но какой же ты представитель советской военной миссии, среди союзников, если на тебе нет положенной  формы?
         Но как это сделать, ломали они головы. И нашли выход…
         Татьяна пожертвовала свой пыльник, типа демисезонного пальто, из которого ловкие портные скроили и сшили Федору темно-синее галифе. На китель пошел плед песочного цвета, которым они укрывались.
        - Ничего Федя, перебьемся как-нибудь, дело к лету идет…
         Хватило еще и на щегольскую пилотку. Разыскали умельца-скорняка. И он «сгондобил» черные хромовые сапоги… Одетый с иголочки стройный Федор выглядел великолепно.
         - Ну, совсем как жених, - вырвалось у Татьяны, и сама тут же засмущалась.
 
         Эх, сапоги, сапоги… Отец протопал в них пол-Европы и дошел-доехал в них домой. Я помню, что он берег их для меня в то скудное послевоенное время.
         - Вот вырастешь и носить их будешь.
         И я, хлопчик, трогал их мягкую, глянцевую кожу, проходил ладошкой по жесткой, не один раз подбитой подошве, влазил в них.
         Эгей, да когда же выросту и их носить буду, если тонул я в них и они доставали мне буквально до подмышек...

         Федору для командировочных поездок по сбору разбросанных россиян выделили  армейский джип, который шофер Митька, ленинградец, разрисовал красными  звездами, мол «Знай наших, русских, едрена корень!»
        Оружие, это автомат у  Митьки и пистолет у офицера, было всегда при них. На заднем сиденье зачастую примащивалась Татьяна.   
        Представителей советской военной миссии в лагерях для перемещенных лиц   
встречали с восторгом! Ведь они были первой связующей ниточкой с родиной. 
         К сожалению, ни мать, ни отец не оставили рассказов о посещении ими таких лагерей.

         Но мы можем представить это по воспоминаниям  одного из репатриантов: 
         «Наконец, промчался слух: приехал советский капитан. Мы все бросились к воротам. Я увидел, как люди остановили машину, открыли ее дверцы. Они не дали находившемуся в ней военному стать на землю, подхватили его на руки и понесли к трибуне, той самой, с которой несколько дней назад выступал американец.
         "Товарищи, братья! — капитан поднял руку, чтобы успокоить толпу. — Меня послала к вам Родина!". Шквал ликования прокатился над толпой. Мы видели перед собой представителя нашей армии — победительницы фашизма.
         Он оказался на удивление молодым, а ведь я думал, что для такой значительной миссии полагалось послать прошедшего через всю войну ветерана. Впрочем, разве он не ветеран? Он боевой офицер, фронтовик — об этом свидетельствовали боевые награды... Всех сразу покорило его доброжелательное отношение к нам, бывшим узникам».

          О том времени читаем в материалах дела Федора Бичехвоста.
         «С июля месяца 1945 года до сентября месяца 1945 года я непосредственно подчинялся английскому майору Винтертону, который занимал должность начальника гарнизона гор. Клеве. 
         Должен сказать, что в июле месяце 1945 года, эту территорию, где я находился, американские войска оставили, а английские заняли…»

      Стремились попасть на Родину и советские пленные, которых англичане захватили  в плен в бою, в военной немецкой форме.
     «...Среди английских офицеров, работающих с русскими военнопленными в лагере Кэмптон Парк (пригород Лондона), имеется некий капитан Филипсон — русский белогвардеец, настоящая фамилия которого Солдатенков.
       Филипсон-Солдатенков производил большое количество допросов советских военнопленных с целью получения сведений о Красной Армии...
      Филипсон-Солдатенков утверждает, что основная масса русских пленных желает возвратиться в СССР и не является враждебно настроенной к Советскому правительству, хотя и опасается расследований, ожидающих их по возвращении домой»
        Так писал Ф.Голикову начальник Главного Разведывательного Управления Красной Армии И. Ильичев в октябре 1944 года.

          У Феодора здесь были разные эпизоды и встречи. В одной из немецких тюрем во время розысков он обнаружил в камере едва живого матроса в тельняшке, лежащего  ничком на бетонном полу. Стены сырой камеры были забрызганы кровью. На стенках были выцарапаны  разные прощальные слова.Здесь зверски издевались и пытали.
         -  Товарищ лейтенант, спасите меня, - прошептал он вошедшему офицеру. Федор вытащил его на себе наверх.
         «…На сырых стенах газовых камер, на местах расстрелов, в фортах смерти, на каменных плитах тюрем и казематов мы до сих пор можем различить полные глубокой душевной боли, взывающие к возмездию краткие записи обреченных на смерть людей.
         И пусть помнят живые эти запечатленные на камне голоса жертв немецко-фашистского террора, взывавших перед смертью к совести мира, о справедливости и о возмездии». Это звучат из прошлого слова судившего главных нацистских преступников   Нюрнбергскго  Международного военного трибунала.

         А бывало и такое. Как-то сопровождал Федор по лесу в лагерь группу собранных  граждан. А те натолкнулись в кустах на припрятанную кем-то бочку с жидкостью.
         Чуткие носы мужчин сразу унюхали:
         - Хлопцы, да это же спириток, ух!..
          Лизнули по очереди:
         - У, гад, ну и  жгёть, точно – это спиртяга…
         Несмотря на убеждения  Бичехвоста, оживленные мужчины начали  спирт «уничтожать, чтобы  такое добро врагам не досталось». Через время стали кричать:
         - Мы послепли…
         - Помогите, товарищ офицер…
         Пришлось помучиться ему с теми питоками-бедолагами, хорошо, что никто ноги не протянул…
          Просматривая архивы Министерства Обороны по тому времени, я ужаснулся, как наши бывшие военнопленные, солдаты и гражданские накидывались на бочки и цистерны с метиловым спиртом! И пили, пили… Они тысячами попадали от отравления в госпиталя, тысячами-тысячами  умирали, и похоронены в той чужой земле.

          Очевидец, советский военнопленный, вспоминал.
        "Однажды, случилось трагическое происшествие. Где-то неподалеку обнаружили целую бочку на колесах, наполненную спиртом. Ее ночью приволокли к одному из корпусов. В какой-то из медицинских лабораторий проверили, не отравлен ли, и всю ночь распивали всем населением этого корпуса.
   А к утру уже выяснилось, что спирт был чем-то отравлен. Люди стали корчиться в судорогах, задыхаться и умирать. Срочно был поднят на ноги весь медицинский персонал лагеря, примчались и американские санитарные автомобили. Развернули прямо на газоне у корпуса лазарет, стали промывать желудки, но напрасно.
    Из всех, пребывавших в этом корпусе 400 человек спаслось лишь несколько, потерявщих зрение, несколько  человек  были парализованы. Так и осталось не известным, специально ли была подкинута эта отравленная бочка спирта".
         Отчеты об этих потерях были все засекречены и оглашению никак не подлежали. Как же так, победители, догнавшие немца аж до самого Берлина - и вдруг перепившиеся и умершие. Но такова была проза той жизни…
 
          Как и то, что во местах сбора кормили неважно.
          Помимо продуктов, отпускавшихся из собственных армейских запасов, американцы, чтобы обеспечить едой советских людей, закупали продовольствие у местного населения.
          Однако решить проблемы снабжения репатриантов полноценным питанием не всегда удавалось. Мешала тому хозяйственная разруха. 
     Серьезность создавшегося положения с обеспечением освобожденных граждан нормальным питанием осознавали и представители советского высшего военного командования.

         Так, 7 июля 1945 года на совещании о совместном управлении Берлином представитель союзного командования Клей спросил у главнокомандующего советскими войсками в Германии маршала Г. Жукова:
         - Есть ли недостатки продовольствия в советской зоне оккупации?
           Жуков ответил:
          - Да, очень тяжелое положение. Особенно это осложняется тем, что из Померании, восточнее Одера, все население переходит к нам. А как база эта территория для нас потеряна.
          Кроме того, из Чехословакии идет очень много беженцев, которые наводнили нашу зону. И более того, мы имеем около 4 миллионов своих репатриантов, советских граждан, которых вынуждены кормить. Наши продовольственные ресурсы съедены, мы находимся в очень тяжелом положении.

         Посему таким, как Федор Бичехвост, приходилось для голодных и смутных лагерников самим добывать продукты.
         Он скупо  обмолвился мне, что  в темную ночь с одним-двумя надежными дружками, погасив фары, подъезжали  на отшибе к присмотренному днем немецкому магазинчику. Взламывали окно или дверь и набивали джип ящиками с крупами, солью, консервами и всем, что можно было есть-жевать. Да, были жалобы немцев, но союзное командование формально осматривало бараки лагеря, однако ничего не находило…
         Беда была Федору, когда приходилось с применением силы в сельской местности, у бауэров собирать советских женщин, которые  глаза ему чуть не выцарапывали, не желая покидать  устроенную Германию и выезжать домой, в «лапотную» Белоруссию, Западную Украину…

    На фото.  Федор Бичехвост в Западной Германии. 1945 год.

         Продолжение здесь:  http://www.proza.ru/2011/12/19/740