Начало - http://www.proza.ru/2011/04/02/1511
…Наконец мама получила развод. В Киеве она зарегистрировала новый брак. Это был 1963 год.
Регина жила у бабушки в Ленинграде, а я поехала в Киев. Мама устроилась на работу закройщицей в магазин «Ткани», на Красноармейской улице, напротив стадиона. Работала много, зарабатывала хорошо. Главное, была с людьми и материально перестала зависеть. Обшивала нас с головы до пят. Хорошие ткани были дефицитом, а я была одета лучше всех.
Мама не любила готовить. Когда я приходила из школы, меня ожидала записка: «Купи докторскую колбасу и городскую булочку». На столе лежал рубль. Я шла в магазин и покупала четыре тонких кусочка розовой колбасы, булочку и шоколадный батончик за тридцать три копейки. Дома заваривала чай. Так было всегда.
У отчима были друзья в театре оперетты — еще с довоенных времён, когда он, будучи студентом, подрабатывал. Под сценой находилось управление электроцехом, множество разных рубильников, весь спектакль транслировали по радио, звучала прекрасная музыка, атмосфера праздника, закулисья. Они с мамой были в театре свои, любили ходить на спектакли, знали всех артистов лично и их знали все, от директора до рабочего.
Отчим, Владислав Эдуардович Моравский, по национальности поляк, был человеком серьёзным, с сильным характером, занимался наукой и добился признания исключительно своим упорным, фанатичным трудом. Он не был членом партии.
В 37-м году, когда была «разоблачена тайная польская организация», по указанию Сталина все поляки, которые представляли «опасность» режиму, были сняты с должностей, исключены из вузов, некоторые высланы в Сибирь в течение суток. Пострадал и отчим: его исключили с пятого курса Ленинградского института авиационного приборостроения. Он вернулся в Киев, поступил заново в Киевский электротехнический институт, ныне Политехнический, и в 41-м году его закончил.
Отчим был человеком непьющим и некурящим. Но мог с одной рюмочкой просидеть час, другой за разговором. Это была единственная вольность, которую он допускал.
Мама по воскресеньям работала, а мы отправлялись в театр на дневной спектакль. Смотрели по много раз одно и то же, например, «Майскую ночь». Особенно я любила наши посещения в перерыве театрального буфета, выпить лимонаду и съесть пирожное за десять копеек. Здесь же сидели артисты в гриме, в театральных костюмах и тоже пили чай, воду. Мне интересна была жизнь актёров и актрис за кулисами, казалось, что они в жизни такие же, как на сцене, мне хотелось в это верить. Став старше, я научилась отделять жизнь от иллюзий.
В 1964-м наш «римский» барак на Владимирской улице начали расселять. Отчим работал тогда над докторской диссертацией. Ему предложили четырёхкомнатную квартиру, но переселяться надо было вместе с бабушкой (дедушки к тому времени уже не было). И я хорошо помню, как единственный раз в жизни на моих глазах отчим плакал.
Все так были измучены этой жизнью — не могли дождаться, когда разъедутся. И он пошёл на приём к директору института Борису Евгеньевичу Патону. Вернулся озадаченный: фундамент следующего дома только закладывался, и было неизвестно, когда его построят. Мама в слёзы, это была настоящая трагедия. Они хотели общего ребёнка, устали от скандальной бабушки, надеялись, что закончится этот ад. И всё же он
принял решение ждать следующего дома.
Дом 2 на бульваре Леси Украинки предназначался для профессорско-преподавательского состава Института электросварки. Строительство шло медленно, мы с мамой ходили на субботники, убирали, выносили строительный мусор.
Бабушка поняла, что скоро останется одна, cникла. И обстановка стала налаживаться. А когда мы наконец переехали, отношения с ней стали совсем тёплые… Чего не скажешь о маме и отчиме, которые бесконечно их выясняли.
Помню, как отчим в сердцах бросил маме: «Не понимаю, как у простой женщины-труженицы могла вырасти такая барыня, как ты». Мы с сестрой, стоя в ночных рубашках под дверью, прислушивались, а из спальни доносилась ругань, в обидных выражениях взрослые не стеснялись. Мы очень переживали, и эти переживания еще больше сближали нас. Иногда до самого утра мы могли проговорить, делясь самыми сокровенными секретами. Потом тихонько пробирались на кухню, ставили чайник, намазывали на хлеб масло, посыпали сверху зелёным лучком и с упоением продолжали беседу.
Я многому научилась у сестры. Вязать, немного шить, готовить, читать хорошую литературу, она занималась музыкой, имела хороший вкус. Сестра всегда и во всём имела своё мнение и могла твердо сказать: «Я не согласна». А я не научилась себя отстаивать, хотелось быть для всех хорошей. Со временем я поняла, что даже самые близкие перестают считаться c твоими интересами. Необходимо уметь проявлять твёрдость, только надо правильно понимать, для чего тебе это нужно.
В 66-м году произошли два важных события в нашей семье. Первое — отчим защитил докторскую диссертацию и получил звание профессора. А второе — мы переехали в новую квартиру. Мама записалась на мебельные гарнитуры, бегала, отмечалась в списках. Сумасшедшей удачей было приобретение югославской спальни и немецкой гостиной. Всё было новое, красивое, а главное, отдельная большая квартира.
Первого сентября я пришла в новую школу. Для меня наступило время осознанного взросления. Мне исполнилось тринадцать лет. Ещё одно событие, которое запомнилось, произошло через пару недель после начала занятий.
Осень уже была в полном разгаре, но в Киеве стояла неимоверная жара. Дорога из школы проходила между центральным стадионом и новым Дворцом спорта. Мне нужно было подняться по «собачей горке», чтобы сократить путь. И вдруг на горке я почувствовала страшную слабость. Чтобы не упасть, села в зелёную траву прямо в школьной форме. Неимоверная боль усиливалась, и я легла…
Потом боль отпустила, я посмотрела в небо, оно было ослепительно голубым. С передышками я поплелась домой, портфель сделался неподъёмным, ноги ватными, но я всё же дошла до своей квартиры. Боль то отпускала, то наваливалась вновь новыми толчками, ещё более тяжёлыми, более резкими, чем предыдущие. Меня выворачивало, выкручивало наизнанку. А потом что-то стало меняться. Возникло мелькание людей в белых халатах. Надо мной горела огромная яркая лампа.
Я ощущала бурление внутри живота, оно усиливалось, возвращая боль, которую я никогда не испытывала раньше, которая поглощала всё моё тело и разрывало на куски. Когда боль наконец начала отступать, унося с собой сознание, я, так и не успев ничего понять, погрузилась в долгую ночь.
Многие дни и ночи мне снился один и тот же сон: огромный водопад, окружённый водяной пылью, обрушивается с самой высокой точки неба в пропасть, где его подхватывает широкий ледяной поток реки и уносит в бескрайнюю даль горизонта… Весь мир превращается в прозрачную воду.
Я никак не могла соединить сон с возникающим и ускользающим сознанием. Пересохшие губы, незнакомый, хриплый голос, бесконечно повторяющий: «Пить, пить, пить». И водяной поток снова уносил за собой вниз.
Потом я увидела окно, оно было очень большое, высокое, сквозь него виднелось небо уходящей осени. Эта картина была настолько отчётливой, захотелось подняться, но сил не было даже двинуть головой. Я могла только лежать и, не моргая, смотреть распахнутыми глазами на окно, за которым медленно кружились и падали осенние листья, cлушать стук дождя по железной крыше и снова погружаться в долгий сон.
Но чудо свершилось! Правда, так бывает. Это было именно настоящее чудо, после которого мне захотелось жить. Медсестра принесла цветы и поставила их рядом со мной со словами: «Голубоглазик принёс и просил передать, чтобы ты выздоравливала скорей». Огромная радость вдруг подступила к сердцу. Это был первый знак внимания. Мысль о том, что я кому-то нужна, наполняла таким счастьем! Я, не отрываясь, смотрела на цветы. Неожиданно пробудившееся чувство сделало невероятное.
Юность взяла своё. Я стала поправляться. Неизвестный «голубоглазик» буквально спас меня. Прошло много десятков лет, и я уже не уверена, что был реальный мальчик, возможно, это был ангел, посланный с небес, а впрочем… может, это был сон, который запомнился на всю жизнь. Долгое время я находилась под воздействием этого сна, и однажды у меня возникла мысль: «Может, это не случайно?»
Тем не менее эта история имеет продолжение… и длится до сих пор. Есть такой человек на Земле, он появляется в самые сложные периоды, когда жизнь загоняет меня в угол, он всегда возникает и протягивает руку… Потом снова исчезает на годы. Судьба.
Пролежала я в больнице сорок семь дней. Безутешная мама восприняла мою болезнь как свою кару. У меня лопнул аппендицит, начался перитонит, а затем заражение крови, лейкоциты зашкаливали, температура не сбивалась. Врачи сказали маме, что медицина бессильна, надежда только на молодость, жизнь висела на волоске. Бог не допустил, послал ангела… При выписке доктор Любарский по-отечески погладил меня по голове, приговаривая: «Ну вот, опять косички, бантики, будь здорова, девонька, и живи долго-долго». Я молча смотрела в его хитровато-умные глаза. Наконец-то до меня дошло понимание того, сколько хороших людей вокруг.
Мне было тяжело дома в атмосфере нелюбви. Так хотелось тепла, душевности. Я очень скучала по папе. Ведь дети не умеют защищаться, психологически они открыты. Я была втянута в бесконечные разлады, разводы, во взрослые конфликты. В какой-то момент произошёл перебор. Моя тяжёлая болезнь тому подтверждение.
Продолжение - http://www.proza.ru/2011/05/07/983