Глава 1
Первое кругосветное плавание россиян
Новые русские поселения на огромном пространстве Дальнего Востока, Алеутских островах и на побережье северо-западной Америки остро нуждались в самых необходимых товарах и продовольствии. По два, а то и три года доставляемые из европейской части России, грузы следовали по бездорожью Сибири в Охотск, откуда на небольших судах отправлялись к месту назначения. Часто эти утлые суденышки попадали в шторм и погибали вместе со всей командой и грузом. Такие же трудности испытывали купцы с вывозом добытой у американских берегов пушнины. Американские и английские промысловые и торговые корабли, появляясь у берегов северо-западной Америки, намеревались вытеснить русских с этих территорий. Русские поселенцы нуждались в защите не только от враждебных индейских племен, но и от иностранных торговцев и контрабандистов.
Впервые о снабжении морским путем русских поселений на Тихом океане заговорили при Екатерине II. В 1787 году в Кронштадте полным ходом шло оснащение экспедиции под командованием капитана I ранга Григория Ивановича Муловского. Четыре корабля – «Холмогоры», «Соловки», «Турухан» и «Сокол» должны были пройти Атлантику, обогнуть мыс Доброй Надежды, пересечь Индийский океан и через Зондские проливы выйти в Тихий океан. Затем двум кораблям предполагалось направиться на Камчатку, другие же два должны были посетить русские поселения у берегов Аляски. Но осуществиться этим планам было не суждено. На Черном море вновь вспыхнула война с Турцией. На Балтике Швеция, подстрекаемая Пруссией, ждала удобного момента, чтобы взять реванш за поражение в Северной войне. Готовые к выходу корабли уже стояли на Кронштадском рейде, когда 28 октября 1787 года указом императрицы Екатерины II первая русская кругосветная экспедиция была отменена.
Российско-Американская компания, получившая монопольное право осваивать новые земли, не могла своими силами изучить и детально исследовать эти территории. Нужны были современные корабли со специалистами, морскими офицерами, которые смогли бы выполнить подобную работу. Вопрос о прямом морском торговом сообщении новых земель с Санкт-Петербургом был вновь поднят на самом высоком уровне. Капитан-лейтенант Иван Федорович Крузенштерн разработал проекты кругосветного плавания, и дважды безрезультатно направлял императору Павлу I докладные записки с просьбой осуществить свой проект. Лишь после вступления на престол императора Александра I, в 1802 году очередная просьба Крузенштерна привлекла внимание морского министра адмирала Н.С. Мордвинова. Проектом кругосветного плавания заинтересовались президент Коммерц-коллегии и один из главных акционеров Российско-Американской компании граф Николай Петрович Румянцев и глава правления компании Николай Петрович Резанов. Такой поход мог бы решить не только проблему снабжения товарами поселений в Русской Америке, но и поднял бы авторитет компании за границей. Акционеры компании не раз сетовали на огромные неоправданные расходы на снаряжение обозов, направляемых «сухим» путем. Ежегодно тысячи лошадей нуждались в замене, а сотни телег - в ремонте. Корабли же могли доставить товар из Санкт-Петербурга в Русскую Америку за одиннадцать месяцев, что, несомненно, имело бы существенную выгоду. Кроме того, компания нуждалась в расширении рынка сбыта. Из стран тихоокеанского региона лишь Япония не закупала продукцию компании. Россия неоднократно пыталась установить с ней торговые отношения, но всякий раз встречала активное противодействие Японского правительства. Наконец японцы дали согласие на переговоры и разрешили российскому кораблю посетить порт Нагасаки.
Граф Румянцев обратился к Александру I, также акционеру компании, с докладной запиской и прошением направить корабли к берегам Камчатки и Америки. Император удовлетворил ходатайство, и в июле 1802 года было принято решение направить в кругосветное плавание два корабля. Руководителем экспедиции назначен Крузенштерн, а его помощником и капитаном второго корабля – капитан-лейтенант Лисянский Юрий Федорович. Оба офицера были опытными моряками, принимали участие в морских сражениях на Балтике, в течение семи лет проходили практику на кораблях английского флота, где не раз участвовали в боевых кампаниях, бывали в Вест- и Ост-Индии, в Америке и Африке.
Подходящих кораблей, предназначенных для далеких и длительных походов, в тот момент в Российском флоте не было. Лисянский был направлен в Англию, где ему с большим трудом удалось закупить два шлюпа: «Леандр», водоизмещением 450 тонн, и «Темза» – 370 тонн. В начале июня 1803 года шлюпы прибыли в Кронштадт. Больший из них был переименован в «Надежду», а меньший получил название «Нева».
По замыслу Румянцева, одной из основных целей экспедиции должна стать доставка в Японию русского посольства. Возглавить посольство граф предложил Николаю Петровичу Резанову, человеку энергичному, образованному, тонкому дипломату, свободно владевшему несколькими европейскими языками. В прошлом блестящий офицер, входивший в свиту Екатерины II, Резанов после отставки женился на дочери купца Григория Ивановича Шелихова и долгое время жил в Иркутске. С образованием Российско-Американской компании исполнял обязанности правительственного контролера за делами компании, а после переезда руководства компании в Санкт-Петербург возглавил ее правление, имел чин действительного статского советника.
Однако совсем недавно Резанова постигло большое горе – умерла его любимая жена, и он собирался выйти в отставку с государственной службы, отойти от дел и заняться воспитанием двух маленьких детей. Но граф Румянцев настаивал на своем предложении, полагая, что кругосветное путешествие отвлечет Резанова от мрачных мыслей и пойдет ему только на пользу.
10 июня на аудиенции у Александра I Резанов заверил императора, что приложит все свои способности и силы, чтобы осуществить возлагаемую на него миссию. Император наградил Резанова за былые заслуги перед Отечеством орденом Святой Анны первой степени и пожаловал ему звание камергера двора Его Величества. Александр I распорядился предоставить Резанову подробные инструкции, грамоты японскому императору и все необходимые документы, удостоверяющие его, как начальника кругосветной экспедиции.
Крузенштерн и Лисянский очень тщательно отнеслись к комплектованию экипажа кораблей. Вопреки требованиям морского ведомства среди матросов они отбирали только тех, кто сам желал отправиться в это далекое путешествие. В состав экипажа вошли действительно лучшие офицеры военного флота России. На шлюп «Надежда» были зачислены старший лейтенант М.И. Ратманов – участник боевых кампаний на Балтийском, Черном и Адриатическом морях, лейтенант Петр Головачев, мичман Фаддей Беллинсгаузен, впоследствии вместе с М.П. Лазаревым открывший Антарктиду, артиллерийский офицер Алексей Раевский. Волонтером-юнгой Крузенштерн взял пятнадцатилетнего кадета Отто Коцебу, известного в будущем русского капитана, совершившего еще два кругосветных плавания. В состав экспедиции также были включены доктор Карл Эспенберг и его помощник Иван Сидгам, естествоиспытатель Вильгельм Тилезиус фон Тиленау, астроном И.К. Горнер. В свите Резанова находились майор Ермолай Фредерици, поручик граф Федор Толстой, надворный советник Федор Фос, доктор и ботаник Бринкин, живописец Степан Курляндцев.
В экипаж «Невы» вошли лейтенанты Павел Арбузов и Петр Повалишин, мичманы Федор Коведяев и Василий Берх (будущий историк русского флота), штурман Данила Калинин, доктор Мориц Либанд и его помощник Алексей Мутовкин, приказчик Российско-Американской компании Николай Коробицин и другие.
Всего в экспедиции участвовало 129 человек.
7 августа 1803 года шлюпы «Надежда» и «Нева» покинули Кронштадтский рейд и отправились в кругосветное плавание. Оставив позади Балтийское море, корабли встали на якорь на рейде Копенгагена. В столице Датского королевства к экспедиции должны были присоединиться лейпцигский ботаник Тилезиус фон Тиленау и швейцарский астроном Горнер. Однако спустя неделю, когда зачисленные в состав экспедиции ученые еще так и не прибыли, в гостиницу, где жили Крузенштерн и Резанов, неожиданно явился естествоиспытатель и доктор медицины Георг Лангсдорф. Он срочно приехал в Копенгаген из Геттингена, надеясь застать здесь русские корабли, и настойчиво просил принять его в состав экспедиции без всякого жалованья. Лангсдорф предъявил документ, удостоверяющий, что он является корреспондентом Петербургской Академии наук, а также его запрос на участие в экспедиции, который дошел до Петербурга слишком поздно, когда состав экспедиции был уже утвержден. Резанов из разговора с Лангсдорфом выяснил, что Тилезиус фон Тиленау не является специалистом во всех областях естествознания, и участие в экспедиции еще одного натуралиста может быть очень полезным. Преданность науке и искреннее бескорыстие Лангсдорфа произвели положительное впечатление на руководителей экспедиции. Крузенштерн и Резанов единодушно согласились принять его натуралистом на шлюп «Надежда». В Санкт-Петербург было отправлено представление, в котором говорилось, что немецкий ученый Георг Лангсдорф принят на русскую службу, однако ответ можно было получить только по прибытии экспедиции на Камчатку.
Стоянка в Копенгагене затянулась на три недели. 7 сентября корабли покинули датскую столицу и вышли в Северное море. Ночью внезапно налетел шторм, устроив команде и кораблям проверку на прочность. Первое испытание непогодой было выдержано, но на «Надежде» открылась течь, и корабли вынуждены были зайти в английский порт Фалмут для ремонта.
С первых недель плавания постепенно разгорался конфликт между Крузенштерном и камергером Резановым. Морской офицер считал себя начальником экспедиции и не намерен был подчиняться сухопутному чиновнику. Однако же Резанов пытался убедить капитана, что тот главенствует лишь над парусами, но, вероятно, считал ниже своего достоинства предъявить заверенные императором документы.
Плавание до Канарских островов прошло спокойно, и 20 октября оба корабля встали на рейде Санта-Крус де Тенерифе. Спустя несколько дней, они вновь отправились в путь. Подхваченные попутным ветром, корабли неслись навстречу жаркому, удушливому дыханию тропиков. Участники экспедиции регулярно проводили научные наблюдения, ставшие началом российской океанографии: брали пробы воды как с поверхности, так и с морских глубин, измеряли ее температуру, определяли соленость и химический состав, вели наблюдение за морскими течениями и господствующими ветрами.
26 ноября российские корабли впервые в истории пересекли экватор. Всех участников экспедиции охватила неописуемая радость. Офицеры в парадных мундирах и пассажиры вышли на палубу, матросы обоих кораблей взобрались на ванты и приветствовали друг друга. Троекратное «ура!» разнеслось над синими просторами могучего океана.
У бразильских берегов, на острове Санта-Катарина, Крузенштерн планировал остановиться на несколько дней, но стоянка затянулась более чем на месяц. На «Неве» пришлось заменить фок- и грот-мачты, получившие во время шторма трещины у самого основания.
25 февраля 1804 года корабли подошли к Огненной Земле. Лисянский предложил Крузенштерну пройти на два градуса южнее, а лишь затем повернуть на запад, чтобы наверняка обогнуть мыс Горн и пройти в Тихий океан. Продвигаясь на юг, корабли попали в жесточайший шторм. Три дня команда боролась с ледяным юго-восточным ветром, рвавшим паруса и снасти, и огромными волнами. Сильнейший ливень с градом перешел в снег, такелаж и рангоут кораблей покрылись коркой льда. Наконец разбушевавшаяся стихия поутихла. Восточные и юго-восточные ветры погнали корабли на запад.
Тихий океан встретил мореплавателей высокой крутой волной и встречными ветрами. На следующий день в полосе густого тумана корабли потеряли друг друга. По взаимной договоренности двух капитанов, если корабли разлучаться в океане, встретиться они должны были в районе острова Пасхи или дальше, согласно намеченному маршруту, у Маркизских островов.
16 апреля Лисянский заметил на горизонте, среди разрывов облаков, едва заметную черную точку. Это бы знаменитый остров Пасхи с его таинственными гигантскими каменными статуями. Он был открыт голландцем Роггевеном в 1722 году в день Святой Пасхи и был назван в честь этого события. Позднее здесь побывали знаменитый капитан Кук и французский мореплаватель Лаперуз. «Нева» подошла к острову с юго-востока. Волнение и радость капитана передалась всей команде, ведь русский корабль оказался в этих местах впервые.
«Нева» легла в дрейф с восточной стороны острова. На следующий день корабль обошел остров с юга и запада. Не обнаружив «Надежды», Лисянский приступил к детальному изучению острова со стороны моря. Он составил наиболее точную карту береговой линии, а также уточнил и исправил координаты острова на картах капитана Кука.
Сотни островитян высыпали на берег, махали руками, приглашая моряков высадиться на острове. Выглядели они довольно мирно. Однако, Лисянский, имея на борту всего сорок матросов, не стал рисковать кораблем и командой. К тому же прибрежные воды острова изобиловали опасными подводными скалами, а «Неве» предстоял еще очень далекий путь. На третий день пребывания у острова Пасхи капитан распорядился отправить на берег ялик во главе с лейтенантом Повалишиным, чтобы тот передал островитянам запечатанную бутылку с запиской для Крузенштерна на случай, если «Надежда» появится у здешних берегов. Когда до берега оставалось около ста метров, островитяне бросились в воду и окружили ялик, едва его не перевернув. Лейтенанту пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить островитян и не позволить им залезть в ялик. Впереди, среди прибойных волн, он заметил множество острых подводных камней и решил не приближаться к берегу. Он передал бутылку одному из островитян и объяснил жестами, для чего она предназначена. Щедро одарив островитян подарками – блестящими пуговицами, стеклянными бусами, кусочками железа, ялик вернулся на корабль. «Нева» подняла паруса и направилась к Маркизским островам.
7 мая на западе показался первый из Маркизских островов – Фату-Хива. Острова эти были открыты в 1595 году испанским мореплавателем А. Менданья де Нейра. Свое название они получили в честь вице-короля Перу маркиза Мендосы.
Через два дня, обойдя острова Хива-Оа и Уа-Хука, «Нева» вышла к острову Нуку-Хива. «Надежды» нигде не было видно, и это Лисянского очень обеспокоило. Внезапно налетел шквал, полил дождь, и «Нева» отошла от острова на безопасное расстояние. На следующий день, к полудню, погода наладилась. Корабль приблизился к острову и вдруг вахтенный заметил, выходящий из бухты ялик с «Надежды». Эта радостная весть немедленно разнеслась по всему кораблю, и все члены экспедиции выбежали на палубу. Поднявшийся на борт лейтенант Головачев сообщил, что «Надежда» уже третий день стоит на якоре в бухте в южной части острова.
После семи недель разлуки, корабли встретились вновь. Крузенштерн, Лисянский и Резанов нанесли визит местному вождю и щедро одарили его подарками. Вождь, как и большинство жителей острова, был одет в узкую набедренную повязку и с ног до головы был покрыт причудливым узором татуировки. Туземцы радушно приняли русских мореплавателей и снабдили их фруктами, кокосовыми орехами и питьевой водой.
Прибывшие с экспедицией ученые после долгого и утомительного плавания сошли на берег и занялись исследованием природы острова. Лисянский вместе со своими офицерами обследовал бухту и составил ее карту, а также нанес на карту прилегающие к ней прибрежные районы острова.
Конфликт между Крузенштерном и Резановым вновь обострился. Крузенштерн запретил приказчику компании торговать с местным населением, и поручил это одному из своих офицеров, на что Резанов напомнил капитану, что хозяйственные дела компании никак не входят в его компетенцию. Камергер вновь заявил, что является начальником экспедиции, и чтобы капитан помнил об этом. Крузенштерн был взбешен. Этот конфликт не мог не сказаться на настроении команды. Большинство офицеров поддерживали капитана и открыто высказывали свое пренебрежение к камергеру, а порой и оскорбляли его, особенно во время отдыха, когда дозволялось спиртное. Более других преуспел в этом старший лейтенант Ратманов. Лейтенант Головачев пытался урезонить распоясавшихся офицеров, призывая их с уважением относится к главе правления компании, организовавшей это плавание, однако и сам он стал подвергаться насмешкам и оскорблениям. От Крузенштерна потребовалось немало усилий, чтобы удержать дисциплину на корабле. Решив раз и навсегда покончить с вопросом о главенстве в экспедиции, капитан собрал всех офицеров «Надежды». Он пригласил и Лисянского с офицерами, однако те не выразили особого желания участвовать в мало волновавших их разборках. На «Надежду» прибыли лишь капитан «Невы» и мичман Берх. В каюту Резанова отправился лейтенант Ромберг и в грубой форме вызвал камергера для объяснений. Резанов вынужден был выйти на палубу и зачитать полученный им от императора указ, в котором говорилось: «… оба судна с офицерами и служителями поручаются начальству Вашему»…
Это стало для Крузенштерна полной неожиданностью. Резанов гордо удалился в свою каюту и почти не выходил из нее до самого Петропавловска.
18 мая «Надежда» и «Нева» подняли паруса и покинули гостеприимный остров. Теперь их путь лежал на север, к архипелагу Сандвичевых или Гавайских островов. В 1778 году их открыл капитан Кук и назвал в честь генерала Сандвича. Здесь же в 1779 году знаменитый капитан был убит в стычке с туземцами.
8 июня на северо-западе показался самый крупный из Гавайских островов – остров Гавайи. Приблизившись к берегу, корабли сразу же были окружены местными лодками. Один из гавайцев без всякого страха ловко вскарабкался на борт корабля и, ступив на палубу, сказал несколько слов по-английски. Затем он принялся жать всем руки, демонстрируя, что знаком с обычаями европейцев. Все это указывало на то, что англичане часто бывают, а может быть, даже и живут на острове.
К вечеру погода ухудшилась, и шлюпы отошли от острова на безопасное расстояние. На следующий день корабли сблизились, и Крузенштерн объявил, что не намерен более задерживаться у островов Сандвича. «Надежда» как можно скорее доставит на Камчатку находящийся в трюмах корабля груз, а уж затем отправится с миссией Резанова в Нагасаки.
Дождавшись попутного ветра, «Надежда» подняла паруса и взяла курс на запад. Над океанскими волнами прогремел прощальный салют по одиннадцати выстрелов из пушек, и корабли расстались.
Лисянский собирался несколько дней задержаться на Гавайях, дать отдохнуть команде, запастись провиантом и познакомиться с культурой и обычаями местного населения. Как только «Нева» приблизилась к острову, к кораблю подошла шлюпка, и на борт поднялся англичанин Джонсон. Он рассказал, что на острове сейчас проживает около пятидесяти англичан, в основном бывшие матросы. Местный король готовится к войне с правителем одного из островов и находится сейчас в отъезде на другом острове. Вместо него правит англичанин, мистер Юнг.
Через два дня на корабле состоялась встреча Лисянского с Юнгом. Тот поприветствовал Российский флаг, впервые появившийся на Гавайях, и обещал снабдить корабль всем необходимым. Капитан радушно пригласил англичанина на обед и угостил хорошим вином. Россияне узнали, что король Камеамеа готовится расширить свои владения и подчинить себе остров Кауаи, находящийся в северо-западной части архипелага. После обеда Юнг вместе с Лисянским и офицерами корабля отправились на шлюпке в деревню Тавароа. Там англичанин показал место, где был убит капитан Кук. Почтив память великого мореплавателя, русские моряки выслушали подробный рассказ Юнга об ужасных событиях, что произошли здесь 14 февраля 1779 года. В деревне было еще немало свидетелей стычки английского капитана с туземцами, и русских моряков очень заинтересовало, что же они рассказывают. Однако Юнг сильно сомневался в правдивости рассказов островитян, зачастую совершенно противоречивых, хотя каждый из них уверял, что говорит истинную правду.
16 июня, получив от Юнга все необходимое и снабдив его парусиной, «Нева» покинула остров. Спустя три дня, показался остров Кауаи. Корабль лег в дрейф, и тут же к нему подошли несколько лодок. На борт поднялся правитель острова. Он сносно объяснялся по-английски и рассказал, что на него скоро нападет Камеамеа, который намного сильнее его. Правитель острова предложил Лисянскому отправиться на остров, поднять там Российский флаг, принять остров в подданство России и помочь ему своими пушками против Камеамеа. Такое предложение сильно озадачило русского капитана. Лисянский вежливо объяснил правителю острова, что не имеет таких полномочий от Российского императора и не может этого сделать.
Подгоняемая попутным ветром, «Нева» взяла курс на север, к берегам Америки. Никто из русских моряков тогда и не предполагал, что через одиннадцать лет Российский флаг будет поднят над гавайским островом Кауаи. Об этой удивительной и почти невероятной истории читатель узнает в одной из глав этой книги.
15 июля 1804 года «Надежда» достигла берегов Камчатки и встала на якорь в Авачинском заливе. Товары, доставленные из Кронштадта, были выгружены на берег. Команда занялась ремонтом и переоснащением корабля. Начальник Камчатки генерал-майор П.И. Кошелев находился в Нижнекамчатске, и ожидание его затянулось более чем на месяц. Петропавловский комендант майор Крупский оказывал экипажу всяческое содействие. Наконец, прибыл генерал Кошелев вместе со своим адъютантом, младшим братом поручиком Кошелевым, капитаном Федоровым и шестьюдесятью солдатами.
Резанов подготовил рапорт в Санкт-Петербург обо всем, что происходило на борту «Надежды» во время плавания, однако обещал не давать бумагам ход, если Крузенштерн принесет публичное извинение. В присутствии генерала Кошелева Крузенштерн публично извинился перед Резановым. Тот простил капитана «Надежды» и посчитал инцидент исчерпанным.
Корабль стал готовиться к выходу в Нагасаки. В составе миссии Резанов произвел изменения: «сухим» путем в Санкт-Петербург отправлен поручик Толстой, «отличившийся» своим разгульным поведением и пьянством, а вместе с ним доктор Бринкин и живописец Курлянцев. Вместо них в состав миссии были включены капитан Федоров, поручик Кошелев и восемь солдат.
8 августа «Надежда» покинула Камчатку. У японских берегов корабль был настигнут тайфуном. Ветер крепчал с каждой минутой, рвал снасти и паруса, гнул мачты. Только благодаря выучке и бесстрашию матросов, хладнокровию капитана и офицеров корабль смог противостоять стихии. Штормовые паруса были изорваны в клочья, неуправляемый шлюп понесло на прибрежные скалы. Только внезапно изменившееся направление ветра спасло «Надежду» от неминуемой гибели.
9 октября «Надежда» бросила якорь на рейде Нагасаки. Резанов хорошо подготовился к визиту в Японию. За время плавания он составил словарь японского языка и написал «Руководство к познанию японского языка». Российскому посланнику позволено было сойти на берег. По требованию японской стороны с корабля свезли на берег пушки, ядра и порох, но покидать корабль команде запретили.
Переговоры затягивались. Японцы держались с Резановым подчеркнуто вежливо, но никакого стремления наладить с Россией хорошие отношения не проявляли. Японский император отказался принять богатые царские подарки, сославшись на собственную бедность и невозможность равноценно ответить, а потому и посланника российского принять не пожелал.
Более полугода простояв на рейде Нагасаки, «Надежда» 17 мая 1805 года снялась с якоря и подняла паруса. Крузенштерн, не имея на то разрешения японцев, обследовал западное побережье Японских островов и составил подробное описание этого района. «Надежда» была в тех местах вторым европейским кораблем после Лаперуза.
Из-за непогоды и туманов Крузенштерн не смог пройти на север между материком и Сахалином, и вернувшись на юг, направил шлюп к гряде Курильских островов. Здесь были обнаружены и нанесены на карту очень опасные для мореходов четыре маленьких каменистых островка, почти не выступавших из воды. Они были названы Каменными Ловушками.
Прибыв на Камчатку, Крузенштерн высадил на берег Резанова. Спустя две надели «Надежда» вновь направилась к Курильским островам и восточному побережью Сахалина. Пройдя неизвестным еще проливом, названным проливом Надежды, шлюп вышел к мысу Терпения. Закончив описание восточного побережья Сахалина, Крузенштерн направил корабль в Сахалинский залив, а затем вновь к западному побережью острова. Регулярные гидрографические наблюдения показывали, что где-то поблизости в море впадает большая река. Продвигаясь на север, шлюп едва не сел на мель. Погода вновь ухудшилась и не позволила мореплавателям обнаружить еще неизвестное устье реки Амур. Заключив, что Сахалин соединяется с материком перешейком, Крузенштерн вновь вернулся на Камчатку.
5 октября 1805 года, взяв большую партию пушнины, «Надежда» окончательно покинула Камчатку и направилась к китайским берегам. Там, в Кантоне, была намечена долгожданная встреча с «Невой».
В отличие от «Надежды» вояж «Невы» к американским берегам был гораздо более насыщен разнообразными событиями и приключениями. Подгоняемая попутным ветром, «Нева» покинула тропики с жарким солнцем и синим безоблачным небом. Хмурые свинцовые тучи нависли над океаном, пошел холодный дождь. 8 июля 1804 года небо на севере вдруг прояснилось и солнце осветило показавшиеся на горизонте суровые скалистые берега острова Чирикова. Спустя два дня Лисянский узнал по описанию очертания острова Кадьяк – далеко в море выступал двугорбый мыс. Вершины далеких гор были покрыты белыми снежными шапками. Рассматривая скудную дикую природу острова, его неприступные темные скалы и уступы, мореплаватели вдруг ощутили суровую холодность этих мест, самого края земли русской.
Корабль лег в дрейф у входа в гавань Трех Светителей и салютовал из пушек. Из-за мыса выскочили две алеутские байдары и направились к кораблю. Первым русским «американцем», поднявшимся на борт «Невы», был Гаврила Острогин, русоволосый бородач, «промышленный человек». Моряки с любопытством всматривались в сияющее, мокрое от слез бородатое лицо. Он, вероятно, впервые в жизни видел такой большой корабль с его высоченными мачтами, корабль, пришедший через два океана из далекого далека, из столицы государства Российского – города Санкт-Петербурга.
Лисянский сразу подметил неприятную особенность здешних мест – резкие перемены погоды: внезапно изменяющие свое направление ветры, холодные дожди, сменяемые неожиданным прояснением, туманы такие густые, что в пяти саженях от корабля невозможно ничего рассмотреть.
Лишь через два дня шлюп встал на якорь в Павловской гавани, прямо напротив главного поселения Русской Америки. На флагштоке деревянной крепости взвился российский флаг и прогремел приветственный пушечный салют из одиннадцати выстрелов. «Нева» ответила таким же числом выстрелов. Моряки с интересом рассматривали крутые, поросшие лесом берега бухты и раскинувшееся на косогоре поселение. Ближе к берегу стояли одноэтажные бревенчатые домики и складские помещения. За ними высились двухэтажные бревенчатые здания, и над одним из них развивался на ветру флаг Российско-Американской компании. Здесь располагалась главная контора компании, а рядом с ней – дом правителя Русской Америки Баранова.
На борт корабля поднялся начальник кадьякской конторы Иван Иванович Баннер. После радостных объятий и приветствий он сообщил, что на берегу Лисянского дожидается письмо от Баранова. Сам Александр Андреевич еще в июне, снарядив четыре судна, направился к берегам Ситки, чтобы наказать тлинкитов за разбой и убийства россиян и восстановить русское поселение. Он взял с собой сотню русских промышленников, около тысячи алеутов с четырьмя сотнями байдарок, и отправился в залив Якутат, где с главной промысловой партией находился его верный помощник Иван Кусков. Оттуда вдоль берега пойдет он по островам, усмиряя индейцев и занимаясь промыслом, к Ситке. Александр Андреевич человек с характером, взыщет за урон сполна. На словах Баранов просил передать Лисянскому, чтобы тот по возможности не задерживался на Кадьяке, а после выгрузки товара направился к Ситке и помог там восстановить русское поселение.
Эта просьба, скорее походившая на приказ, заставила Лисянского задуматься. Как же он, морской офицер, может участвовать в изгнании со своих мест диких несчастных туземцев, испокон веков обитавших здесь? Ему вдруг вспомнилась печальная судьба капитана Кука. Но теперь, прибыв на остров Кадьяк, он поступал в распоряжение правителя Русской Америки и не мог не подчиниться его распоряжениям.
Что он знал о Баранове? Бывший каргопольский купец, приглашенный купцом Шелиховым в свою компанию, четырнадцать лет является бессменным правителем русских поселений. Обладает огромной, неограниченной и, фактически, не контролируемой властью. Благодаря его усилиям на других островах и на континенте появились новые поселения, значительно оживился промысел. Компания процветает, принося государству Российскому огромную прибыль. В 1802 году император Александр I за заслуги перед Отечеством пожаловал Баранову чин коллежского советника . Но слышал Лисянский от приказчика Коробицина и о жестоких нравах, царящих на Алеутских островах и на побережье Америки, и о произволе русских промышленников, и о бедственном положении и бесправии местного населения.
На корабль зачастил Баннер, и Лисянский стал приглашать его на обед или на чай, а заодно и расспрашивал о Баранове. Баннер характеризовал правителя, как человека, предприимчивого, находчивого, необычайно смелого, готового жизнью пожертвовать за интересы Отечества. Словоохотливый начальник конторы поведал капитану много такого, чего тот не смог бы узнать из официальных донесений, докладов, или из досужих разговоров людей, никогда не бывавших в Русской Америке.
Тяжело, потом и кровью давались правителю успехи компании. Основав несколько промысловых факторий на ближайших к Кадьяку островах, Баранов двинулся дальше по берегам Кенайского и Чугатского заливов к материку. Щедрыми подарками и уговорами он пытался наладить дружеские отношения с индейцами, и зачастую ему это удавалось. Дружеские отношения он гарантировал твердостью своего слова и того же требовал от индейцев. Но часто индейцы, не знакомые с европейской моралью и нравственностью, нарушали взаимную договоренность, что приводило к кровавым столкновениям. Правитель никогда не упускал возможности наказать нарушивших договор дикарей. Не раз он находился на краю гибели. Однажды индейское копье проткнуло его рубаху, стрелы градом сыпались вокруг, но всякий раз смерть проходила стороной… Под одеждой Баранов носил легкую кольчугу, и его неуязвимость порой наводила ужас на индейцев. В другой раз индейцы ночью напали на русское поселение. Правитель в исподнем выскочил из избы, сплотил промышленников, повернул пушки и отбил атаку…
В июле 1799 года Баранов с партией русских промышленников, алеутов и кадьякцев прибыл на Ситку. Обосновавшись, он стал налаживать мирные отношения с местными вождями. Воинственные индейцы-тлинкиты настороженно присматривались к новым поселенцам. Чтобы избежать возможных конфликтов, Баранов приобрел у индейского вождя участок земли под поселение, уплатив различными товарами «на знатную сумму». После этого развернулось строительство крепости, названной Михайловской . За осень и зиму 30 русских промышленников и 70 алеутов и кадьякцев возвели двухэтажную казарму, вооруженную пушками, с балконом и двумя сторожевыми башнями, дом начальника с хозяйственными пристройками, баню, кузницу, склад. Весной началось строительство внешних крепостных стен и оборонительных башен. Холод, постоянная сырость, недостаток продуктов питания, тяжелая работа вызвали цингу, и к весне несколько промышленников умерло от болезней. Алеуты и кадьякцы вели успешный промысел каланов в заливе. Индейцы не раз появлялись в поселении и устраивали ритуальные танцы. Заметив у них спрятанное под одеждой оружие, Баранов был на чеку и вовремя пресекал все попытки затеять ссору. Его особым расположением пользовался вождь могущественного рода Ситка-киксади по имени Скаутлелт. Баранов торжественно вручил индейскому вождю медный российский герб и грамоту, в которой говорилось о добровольной уступке русским места под поселение. Однако вожди других индейских общин и родов с нескрываемой враждебностью относились к поселенцам и при всяком удобном случае готовы были выдворить их из Ситки.
Весной 1800 года Баранов направил свою тлинкитку-переводчицу в индейское селение с приглашением вождям посетить на Пасху Михайловскую крепость. По указанию одного из индейских вождей посланница русского правителя была избита и изгнана из селения. Не ответить на такое оскорбление Баранов не мог. Он собрал 22 промышленника и они, вооруженные ружьями и двумя фальконетами , немедленно отправились к индейцам. Тлинкиты, никак не ожидавшие такой отчаянной храбрости от русского правителя, лишь наблюдали в нерешительности, как небольшой отряд во главе с Барановым смело прошел через все селение, в котором находилось около 300 вооруженных индейских воинов, и остановился у жилища вождя, нанесшего оскорбление. После двух залпов в воздух индейцы попрятались. Нагнав страху на противника, Баранов собрал вождей и заставил виновника принести извинение. Затем последовал обмен подарками и заверение в дружбе. После этого случая авторитет Баранова среди индейцев поднялся настолько высоко, что весть о его храбрости и справедливости достигла даже самых отдаленных поселений.
В мае 1800 года Баранов вернулся на Кадьяк. Начальнику Михайловской крепости Василию Медведникову он оставил специальное «наставление», в котором указывал на необходимость строго соблюдать все установленные с индейцами договоренности и всячески поддерживать с ними мирные отношения.
Возвращаясь на Кадьяк, Баранов надеялся увидеть там присланное из Охотска давно обещанное пополнение. Новое поселение на острове Ситка, как и вся Русская Америка, очень нуждалось в рабочих руках. На Кадьяке уже почти год ожидали судно с необходимыми товарами и продовольствием. Но летом на берег выбросило части обшивки и груза какого-то большого корабля. Впоследствии удалось установить, что это были обломки самого крупного судна Российско-Американской компании – двухпалубного фрегата «Феникс». Он покинул Охотск еще в августе 1799 года, взяв на борт более 90 человек «работных» и пассажиров, а также различные товары, продовольствие и оружие. Никому не удалось спастись, и до сих пор гибель «Феникса» покрыта тайной.
После отъезда Баранова из Ситки некоторое время обитатели Михайловской крепости и индейцы жили довольно мирно. Тлинкиты часто наведывались в крепость и приносили на обмен шкуры каланов. Но русские могли приобрести у индейцев лишь небольшое количество шкур, потому что сами испытывали большую нужду в европейских товарах. Нередко индейцы требовали от русских огнестрельное оружие, но всегда получали отказ. В то же время в заливе Ситки стали появляться американские и английские торгово-промысловые корабли. В обмен на те же шкуры предприимчивые купцы предлагали индейцам большое разнообразие всевозможных товаров и щедро снабжали их огнестрельным оружием. Моряки всячески настраивали тлинкитов против русских, внушали им, что если русские истребят всех каланов, индейцам нечем будет расплачиваться за желаемые товары и оружие. Небольшой зверек, никогда ранее не являвшийся объектом охоты индейцев вдруг приобрел у них необычайную ценность.
Прибывающие с Кадьяка промысловые партии алеутов под руководством русских промышленников продолжали вести интенсивный промысел, и в скором времени численность калана у берегов Ситки значительно сократилась. Нередко алеуты, нарушая запреты Баранова, вторгались в охотничьи угодья индейцев и вызывали недовольство их вождей.
Весной 1802 года индейские вожди сговорились нарушить заключенный с Барановым договор и изгнать русских с Ситки. Тлинкиты внимательно следили за тем, что происходило в Михайловской крепости, и ждали подходящего момента. К тому времени в крепости проживало 29 русских промышленников, 5 американских матросов, дезертировавших с одного из кораблей и поступивших на службу в Российско-Американскую компанию, более 200 промысловиков алеутов и кадьякцев, а также несколько десятков женщин и детей, в основном кадьякцев.
В первой половине июня на промысел ушла основная партия во главе с Иваном Урбановым, двумя русскими промышленниками и одним американским матросом. Через несколько дней на промысел сивучей отправилась небольшая партия из 5 русских промышленников, 3 американских матросов и 8 кадьякцев. В Михайловской крепости осталось всего 20 русских, один американский матрос, несколько больных алеутов, женщины и дети. Начальник крепости Василий Медведников не раз получал предупреждения о готовящемся нападении индейцев, но при этом проявлял удивительную беспечность и не предпринимал никаких мер предосторожности.
16 июня 1802 года, в тот роковой для Михайловской крепости день, пятеро русских с утра ушли в лес, другие занимались хозяйственными делами. К полудню огромная толпа индейцев под командованием вождя Скаутлелта, насчитывавшая около 600 человек, беспрепятственно ворвалась в крепость. Двое русских промышленников тут же упали, сраженные пулями, остальные укрылись в казарме. Индейцы открыли сильнейший ружейный огонь по окнам. Тем временем к берегу подошла целая флотилия боевых каноэ, и к нападающим присоединилось еще не менее 1000 индейских воинов. Русские промышленники, многие из которых уже были ранены, пытались отстреливаться. Вскоре вспыхнула крыша казармы. Индейцы выбили дверь и ворвались внутрь, но их встретил прямой выстрел из пушки, стоявшей внутри казармы. На какое-то время атака захлебнулась. Сквозь рассеявшийся дым индейские воины с дикими криками вновь бросились вперед. Остановить их было уже невозможно, и все защитники крепости погибли в неравном бою. Женщин и детей взяли в плен. Индейцы захватили ружья, пушки и порох, а главное, победителям достался весь хранившийся в казарме запас каланьих шкур. Все постройки Михайловской крепости, так же, как и почти готовое к спуску на воду судно на берегу, были сожжены.
В штурме русской крепости на стороне индейцев принимали участие два американских матроса. Некоторое время назад они дезертировали с одного из кораблей и проживали в селении индейцев. Вероятно, это именно они разработали детальный план и тактику захвата крепости.
День спустя индейцы напали на возвращавшуюся с охоты на сивучей небольшую промысловую партию из шестнадцати человек. Мало кому из промысловиков удалось спастись. Основную промысловую партию Ивана Урбанова индейцы с самого начала не упускали из виду. Вечером 19 июня на берегу пролива Фредерик промысловики остановились на ночлег. Утомленные тяжелым морским переходом алеуты и кадьякцы улеглись спать. Под покровом ночи индейцы окружили лагерь и с безмерной жестокостью убили почти всех. Потери промысловиков составили 165 человек убитыми. Самому Урбанову и нескольким кадьякцам чудом удалось спастись и бежать в лес. После долгих скитаний им с огромным трудом удалось добраться до русского поселения в заливе Якутат. Находившийся там Иван Кусков уже знал о случившейся трагедии. Еще в мае, направляясь во главе главной промысловой партии из Якутата к архипелагу Александра, он получил сообщение о договоренности местных индейцев с тлинкитами нанести удар по русским поселениям и промысловым партиям. Спустя несколько дней, его промысловая партия подверглась нападению. Стремительную атаку большого числа индейских воинов удалось отбить. Кусков вернулся в Якутат и подготовил крепость к обороне. Потеряв фактор внезапности, индейцы не решились на открытое боестолкновение. 17 июня Кусков направил несколько алеутских байдарок к берегам Ситки с письмом начальнику крепости Медведникову, в котором предупреждал его о возможном нападении. Через несколько дней алеуты вернулись со страшной вестью о гибели Михайловской крепости. Для Баранова потеря Ситки стала настоящим ударом. Лишившись доступа к богатому промысловыми ресурсами прибрежному архипелагу Александра, Российско-Американская компания понесла огромные потери, а границы ее владений были отброшены далеко на север, к заливу Якутат.
Сразу после гибели русского поселения у берегов Ситки появился английский бриг «Юникорн» капитана Генри Барбера. Следом за ним прибыли два американских корабля – «Алерт» капитана Джона Эббетса и «Глоуб» под командованием капитана Уильяма Кэннингхэма. Ночью до английского брига вплавь добрался оставшийся в живых русский промышленник Абросим Плотников. Вскоре англичане подобрали еще одного русского и нескольких алеутов, прятавшихся в лесу. Через несколько дней на «Юникорн» прибыл вождь Скаутлелт со своим племянником Катлианом. Барбер, известный авантюрист и любитель легкой наживы, решил воспользоваться случаем. Сначала он любезно принял вождей, а затем приказал их арестовать. Он потребовал выдать всех пленников и захваченную в крепости пушнину, а в случае невыполнения его требований пригрозил вождей повесить. После некоторого замешательства к кораблю направилось несколько больших каноэ с вооруженными индейцами, которые намеревались захватить английский бриг и силой освободить своих вождей. Залпами из пушек англичане и американцы потопили индейские каноэ. Много индейцев было убито и утонуло. Моряки «Алерта» подняли из воды одного из вождей. Сопротивляясь, тот серьезно ранил двух американских матросов. Капитаны и офицеры трех кораблей немедленно устроили показательный «суд», по решению которого вождь в назидание индейцам был повешен на нок-рее. В конце концов тлинкиты уступили, выдали английскому капитану часть пленников и всю, захваченную в русской крепости пушнину. Присвоив себе шкуры каланов, Барбер поспешил на остров Кадьяк и сообщил Баранову подробности о гибели Михайловской крепости. Английский капитан потребовал у правителя за вызволенных из индейского плена 50 тысяч рублей. После долгих переговоров с Барановым англичанин отпустил бывших пленников за 10 тысяч.
Почти два года ушло на подготовку экспедиции к берегам Ситки. Правитель Русской Америки твердо вознамерился наказать индейцев за вероломство и во славу Отечества вновь поднять над островом Российский флаг. Прибытие первого российского военного корабля к берегам Америки пришлось как нельзя кстати.
В середине августа, выгрузив из трюмов груз и закончив ремонтные работы, «Нева» покинула Кадьяк. Спустя пять дней сквозь туманную дымку показалась гора Эджкомб. Далее шлюп продвигался медленно. Баннер предупредил капитана о множестве подводных камней вблизи острова, которые обнажаются во время отливов.
Вскоре «Нева» бросила якорь в Крестовской губе. Лисянский с интересом осмотрел изрезанные, поросшие густым лесом, неприветливые и угрюмые берега. Неподалеку встала на якорь американская шхуна. Вдруг вахтенный заметил выскочившую из-за прибрежных камней байдарку. Индейцы нерешительно приблизились к кораблю, но подняться на борт отказались. Вдруг из-за острова появились две большие шлюпки и направились к кораблю. Индейская байдарка тут же поспешно удалилась. Сидевшие в шлюпках русоволосые бородачи приветственно махали руками. Скоро на борт «Невы» поднялся подштурман Петров. Он сообщил, что уже больше недели боты «Екатерина» и «Александр» ожидают здесь «Неву». Сам правитель задержался в заливе Якутат, где заканчивает охоту на каланов и собирает алеутов. Он намерен привести к Ситке тысячу человек. Лисянский все еще надеялся избежать кровопролития и сомневался, оправдано ли применение такой большой силы против местных индейцев, да еще при поддержке боевого корабля. Но промышленники были настроены по-боевому и горели желанием вновь обосноваться на Ситке. Они рассказывали о коварстве и жестокости тлинкитов. Особенно своим вероломством известен был их вождь Катлиан. В индейской крепости на берегу находилось не менее пятисот индейцев, вооруженных пушками и фальконетами, захваченными в Михайловской крепости, и выбить их оттуда будет очень не просто. Вызволенный из плена алеут рассказал, что видел среди индейцев несколько белых людей.
Вечером к борту «Невы» вновь подошло индейское каноэ. Индейцы были вооружены фальконетом и в обмен на каланьи шкуры просили ружья. Вахтенный офицер объяснил им, что оружия они не получат и байдарка удалилась. Немного подумав, Лисянский распорядился на всякий случай на ночь зарядить пушки и поставить к ним вахтенных матросов.
Утром две шлюпки направились на рыбную ловлю. Вдруг вахтенный заметил, как из-за прибрежных камней выскочило большое каноэ, полное вооруженных индейцев и стремительно направилось наперерез шлюпкам. Только залпом картечи из корабельных пушек удалось отогнать индейцев. Заодно русские моряки спасли американскую шлюпку, отправившуюся на берег за дровами.
Пасмурным сентябрьским вечером вахтенный заметил приближающееся парусное судно. Это был долгожданный бот «Ермак». У борта стоял правитель Русской Америки Александр Андреевич Баранов. Невысокий, чуть сутуловатый, в распахнутом кафтане, с непокрытой лысой головой, он, не отрываясь, смотрел на «Неву». Прогремел пушечный салют. Поднявшись на борт, он повернулся к развивавшемуся на ветру Андреевскому флагу и перекрестился. Лисянский вышел ему навстречу, и они крепко обнялись.
К концу сентября к берегам Ситки подошла последняя группа алеутов и русских промышленников во главе с Иваном Кусковым. Баранов высадился на берег в шести километрах к югу от сожженной Михайловской крепости, у старого брошенного индейского поселения, и на холме заложил новое русское поселение, названное им Новоархангельском. Примерно в километре восточнее находилась хорошо укрепленная индейская крепость. Попытки вступить в переговоры с индейцами, чтобы избежать кровопролития, результата не принесли. Индейцы готовились к обороне крепости и тянули время, видимо на что-то надеясь. Иногда они поднимали белый флаг, и Баранов предлагал им уйти из крепости. Он даже обещал простить их за разорение основанного им поселения, но индейцы отвечали отказом.
Баранов просил, чтобы моряки с «Надежды» высадили десант и стали основной силой при штурме крепости, однако Лисянский не соглашался. И хотя правитель понимал капитана - ведь тому предстояло еще вести корабль через три океана в Санкт-Петербург, и каждый матрос был на счету, но все же продолжал настаивать на своем. В конце концов, решили, что шестнадцать моряков с пушками высадятся на берег и пойдут на штурм крепости.
Однажды Лисянский заметил неожиданно появившуюся из-за мыса большую тяжелогруженую индейскую байдару. Прижимаясь к каменистым отмелям и небольшим островкам, она стремительно приближалась к индейской крепости. Капитан дал команду лейтенанту Арбузову отправиться на перехват и не дать индейцам высадиться на берег. Лишь только баркас приблизился к байдаре, как индейцы налегли на весла и легко оторвались от погони. Арбузов дал залп из фальконетов, и тут произошло неожиданное – всполох пламени и сильнейший взрыв. Мощный водяной столб взметнулся ввысь, разлетаясь миллионами брызг, и гулкое эхо разнеслось над водой. Байдара везла порох для обороняющейся крепости.
Вечером над крепостью взметнулся белый флаг. Выслушав условия Баранова, индейцы вновь ответили отказом. Чаша терпения правителя была переполнена, и он решил начать штурм крепости.
Утром 1 октября четыре вооруженных пушками бота выстроились напротив крепости, «Нева» стояла чуть поодаль. Из-за подводных камней Лисянский опасался подходить слишком близко к берегу. В крепости опять подняли белый флаг, но, спустя несколько часов, не дождавшись парламентеров, «Нева» начала обстрел из пушек. Однако, крепостные стены, построенные из толстых стволов лиственницы, были настолько прочными, что ядра на излете лишь отскакивали от стен, не причиняя им никакого вреда.
Перед высадкой на берег Лисянский распорядился дать залп картечью по прибрежным кустам, чтобы избежать засады. Первым баркасом с «Невы» на берег ушел лейтенант Арбузов с двенадцатью матросами и пушкой. За ними отправились Баранов, лейтенант Повалишин с матросами и четырьмя пушками.
К вечеру, воспользовавшись приливом, корабли приблизились к берегу и смогли бить по крепости более прицельно. Арбузов с матросами продвигались к главным воротам крепости во главе отряда из трех сотен алеутов и русских промышленников. Шестеро алеутов тащили пушку. Лейтенант намеревался выбить ворота и ворваться в крепость. Индейцы лишь изредка обстреливали наступающих из ружей и фальконетов. Но даже эта вялая стрельба действовала на алеутов пугающе. Миролюбивые охотники и рыболовы, они робко прятались в ложбинках и за камнями и не проявляли ни малейшего желания штурмовать крепость с засевшими в ней воинственными индейцами. Точно также шел в атаку второй отряд во главе с Барановым и Повалишиным, приближавшийся к крепости с другой стороны.
Метрах в пятидесяти от ворот Арбузов приказал стрелять из пушки прямой наводкой. Но вдруг из крепости прогремело несколько оглушительных залпов из ружей и пушек, и неприступные стены окутались завесой порохового дыма. Сотни стрел посыпались на головы наступающих. Несколько русских промышленников и алеутов были убиты, десятки других ранены. Атака захлебнулась, и алеуты в страхе залегли. Арбузов в отчаянии взглянул на отступающих алеутов и крикнул:
- Братцы, за мной, вперед! Ура!
Он рванулся вперед. Вместе с ним бежали подштурман Федор Мальцов и квартирмейстер Петр Калинин. Матросы бросились за ними, но один из них тут же был сражен пулей. Пуля сбила шляпу с головы Арбузова. Он оглянулся в надежде, что алеуты поддержат наступление, но те в панике обратились в бегство. Вдруг ворота крепости открылись, и оттуда выбежало не менее сотни индейцев с ружьями и копьями наперевес. Моряки, отстреливаясь, прижались к земле. Арбузов дал команду отходить. Один матрос был ранен, но товарищи не сумели его подхватить. Рассвирепевшие индейцы окружили раненого и с дикими криками подняли его на копья. В тот же миг Лисянский, наблюдавший за ходом боя с борта «Невы», дал прицельный залп картечью. Арбузов со своей группой отошел к берегу, а индейцы, забрав убитых и раненых, убрались в крепость. Группа Баранова и Повалишина также отступила под натиском внезапной контратаки противника. Сам правитель был ранен в руку.
На следующее утро корабли возобновили обстрел крепости. Индейцы опять подняли белый флаг. Их вождь Катлиан вновь хитрил и тянул время. Несколько индейцев украдкой выбрались из ворот, собрали пушечные ядра, валявшиеся под крепостными стенами, и понесли их в крепость. Они вновь готовились к обороне.
Лисянский приказал строить плоты, чтобы свезти корабельные пушки на берег и прямой наводкой ударить по крепостным стенам. Баранов отправил к индейцам парламентера с единственным требованием: прекратить сопротивление и завтра же убраться из крепости.
Ночью тихо и незаметно индейцы покинули крепость и ушли в горы. Баранов и Лисянский направились на берег. Они вошли в настежь распахнутые ворота. Повсюду валялись убитые собаки. Стаи ворон кружили над постройками внутри крепости, отовсюду исходили зловоние и смрад. Глазам правителя и капитана предстало ужасающее зрелище. Вероятно, опасаясь возмездия, индейцы ушли налегке. По приказу Катлиана они безжалостно умертвили своих маленьких детей, стариков и всех собак, чтобы те не задерживали их стремительный уход в горы. Лисянский так записал в своем дневнике: «увидел самое варварское зрелище, которое могло бы даже и самое жесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситхинцы предали их всех смерти».
Лисянскому удалось установить, что в крепости находились и, вероятно, руководили ее обороной три бывших американских матроса. Русские забрали уцелевшие пушки и припасы еды, и в тот же вечер Баранов приказал сжечь крепость.
До конца октября матросы «Невы» помогали строить крепость в Новоархангельске. Лисянский наладил караульную службу и передал Баранову больше десяти пушек. Тлинкиты, вероятно, ушли далеко в горы и больше не появлялись. Лишь однажды раздавшийся из лесной чащи выстрел убил алеута, ловившего на речке рыбу.
Весть о том, что богатырь Нонок – так индейцы называли Баранова - вернулся на остров, победил злобного Катлиана и изгнал его из крепости, разнеслась по близлежащим островам и даже достигла материка. В Новоархангельск стали наведываться вожди далеких индейских племен. Они предлагали мир и желали торговать с русскими поселенцами. Показав свою силу, правитель теперь демонстрировал верность своему слову и заверял индейцев в постоянстве установленных им порядков.
В ноябре погода испортилась, стало холодно, горы покрылись снежными шапками. С согласия Баранова «Нева» направилась на Кадьяк и осталась зимовать в Павловской гавани. Матросы впервые за полтора года сошли на берег и поселились в теплой казарме.
С наступлением весны на «Неве» возобновились ремонтные работы. Лисянский вместе со штурманом Калининым и матросом обследовали восточное побережье острова Кадьяк. Около 400 верст прошли они на утлой алеутской байдарке, составляли карты береговой линии острова, делали промеры глубин в заливах. Останавливаясь в селениях алеутов, Лисянский отмечал бедственное положение местного населения. Летом Компания привлекала взрослых мужчин на промысел пушного зверя, и они уплывали на своих байдарках за сотни километров. В селениях оставались старики, женщины и дети, вынужденные сами себе добывать пропитание. У алеутов не принято было делать запасы провизии, и люди в селениях часто голодали и даже умирали с голоду. Но и те из мужчин, кто не уезжал на промысел, принуждены были работать на Компанию и не имели возможности обеспечить пропитанием свое селение. Все это Лисянский подробно изложил в своих записках и даже составил план мер, которые надлежало предпринять Компании, чтобы облегчить жизнь коренному населению, а вернувшись в Павловскую гавань, ознакомил начальников кадьякских контор с положением дел на управляемой Компанией территории.
К началу лета «Нева» была полностью готова к выходу в море. Полным ходом шла погрузка в трюмы корабля ценного груза – пушнины, для доставки его в Кантон.
15 июня 1805 года «Нева» снялась с якоря и покинула остров Кадьяк. Проводить русских моряков вышли все жители Павловской гавани. Шлюп взял курс к острову Ситка – в Новоархангельск.
Спустя неделю, на борт корабля поднялся Александр Андреевич Баранов и радостно обнял капитана. Рана, полученная при штурме индейской крепости, зажила, и правитель выглядел бодрым и энергичным. За полгода в селении видны были разительные перемены. Лисянский отметил, что восемь новых деревянных зданий по своему виду и величию могли считаться красивыми даже в Европе. На окраинах поселения зеленели огороды, где выращивались овощи. В гавани Новоархангельска стояли четыре компанейских судна – «Св. Павел», «Екатерина», «Ермак» и «Ростислав».
Баранов сообщил, что прибытие военного корабля пришлось как нельзя кстати. Тлинкиты вернулись на побережье и, получив у американских торговцев в обмен на шкуры большую партию оружия, надеялись вернуть свои прежние владения. Две недели Баранов вел с индейцами трудные переговоры, надеясь установить устойчивый мир. Спустя некоторое время в Новоархангельск прибыл индейский вождь со свитой. Баранов встретил долгожданных гостей радушно, с почетом и уважением. Вождь оценил добросердечие и искренность намерений могущественного русского правителя и выразил согласие заключить мир.
Но, хорошо зная хитрость и вероломство местных индейцев, мудрый правитель решил показать вождю русский военный корабль. Баранов очень надеялся, что такая демонстрация силы охладит воинственный пыл тлинкитов и в будущем заставит их отказаться от коварных замыслов нападения на русское поселение.
Тихим туманным утром Баранов и индейский вождь со свитой направились на «Неву». Лисянский тепло принял гостей. Он показал индейцам корабль с хорошо обученным и вооруженным ружьями экипажем, а главное - с его мощными пушками, готовыми в любой момент нанести удар по противнику и защитить Новоархангельск от нападения.
После осмотра корабля капитан пригласил заметно присмиревших гостей в кают-компанию и угостил их чаем и водкой. Перед отъездом, как писал в дневнике Лисянский, он разрешил вождю «выстрелить из 12-ти фунтовой пушки, чем тот был весьма доволен. Баранов преподнес вождю индейцев подарки и в знак примирения на каждого из гостей приказал навесить по золотой медали…», а также подарил вождю «медный русский герб, убранный орлиными перьями и лентами».
Заключив таким образом с индейцами весьма зыбкий и не дающий никаких гарантий мир, правитель снарядил большую промысловую экспедицию. В конце июля из Новоархангельска вышло 600 кадьякских алеутов на 300 байдарках и 12 русских промышленников. Приняты были и необходимые меры предосторожности: для прикрытия промысловой партии от возможного вероломного нападения индейцев отправились два вооруженных пушками компанейских судна – «Ермак» и «Ростислав». Возглавил экспедицию помощник правителя Русской Америки Иван Кусков.
17 августа, салютовав семью выстрелами из пушек, в гавани Новоархангельска встало на якорь компанейское судно «Елизавета», прибывшее из Охотска. Его капитан сообщил Лисянскому новости о неудачном вояже «Надежды» в Японию и передал пакет от Резанова. Камергер писал, что скоро сам собирается прибыть в Новоархангельск, а «Неве» следует, не задерживаясь, направляться в Кантон, сдать груз и вместе с «Надеждой» возвращаться в Кронштадт.
Утром 2 сентября паруса «Невы» надул северный ветер, и шлюп снялся с якоря. Но не успел он выйти из залива, как ветер стих и пришлось лечь в дрейф. Вскоре на корабль прибыл Баранов и тепло простился с капитаном и экипажем, уже навсегда. Ветер задул с новой силой, матросы подняли паруса и «Нева», взяв курс на юго-запад, покинула Русскую Америку.
Лисянский решил не заходить на Гавайские острова, но и не следовать кратчайшим путем в Кантон. Он намеревался пройти маршрутом, каким еще никто из мореходов не ходил. Давней заветной мечтой капитана было открытие неведомых земель и неизвестных островов посреди Великого океана.
За полтора месяца плавания моряки не встретили земли. Днем 15 октября в небе вдруг появились птицы. Альбатросы, фрегаты и какие-то незнакомые тропические птицы кружили над шлюпом и садились на снасти, совершенно не испытывая страха перед людьми. Вблизи корабля появилась стая касаток. По всем признакам земля должна быть где-то поблизости, и капитан приказал вахтенным во все глаза следить за горизонтом.
Часов в 10 вечера Лисянский, дав распоряжение вахтенному офицеру, направился к себе в каюту, как вдруг шлюп весь содрогнулся. Корабль сел на коралловую отмель. Тут же по команде капитана штурман занялся промером глубин, а матросы принялись сбрасывать за борт все, что только можно было, чтобы облегчить корабль и снять его с мели. За борт полетели мачты, стеньги, запасной такелаж и даже пушки. Всю ночь экипаж боролся за жизнь корабля. Только на рассвете облегченный шлюп сошел с мели. Вдруг кто-то крикнул: «Земля! Справа!»
Уставший после бессонной ночи экипаж вдруг воспрянул силами. Все увидели примерно на расстоянии мили низменный зеленый остров. Раскатистое «ура!» разнеслось над океаном. Мечта капитана сбылась - это был первый остров, открытый россиянами посреди Великого океана.
Впереди, прямо по курсу корабля виднелась едва заметная каменная гряда, сплошь покрытая пенящимися бурунами. Внезапный порыв ветра вновь бросил шлюп на рифы, и команде опять пришлось бороться за спасение корабля. К вечеру «Неву» удалось отвести на безопасное место, и команда стала поднимать на борт все, что было сброшено в воду.
На следующее утро Лисянский с офицерами высадились на остров. Это был поросший зеленой травой окаменелый коралловый риф. Многочисленные тюлени, черепахи, морские птицы совершенно не боялись людей. Моряки закопали в землю бутылку с запиской об открытии острова и установили на том месте шест.
Лисянский определил географические координаты острова и нанес его на карту. На следующий день он собрал весь экипаж и сообщил, что хотел бы дать острову имя шлюпа – Нева. Но тут поднял руку лейтенант Повалишин и предложил назвать остров именем капитана шлюпа, благодаря выучке и отваге которого экипажу удалось преодолеть немало трудностей. Весь экипаж, все офицеры и матросы единодушно его поддержали. Взволнованный капитан попытался возражать, но команда настаивала на предложении Повалишина, и он, в конце концов, согласился. Так на географической карте мира в протяженной гряде Гавайских островов, в тысяче километрах к северо-западу от основных островов архипелага появился остров Лисянского.
Спустя четыре дня вахтенный заметил прямо по курсу пенные буруны. Шлюп отошел на безопасное расстояние. Лисянский определил приблизительные размеры опасного кораллового рифа и нанес его на карту, назвав рифом Крузенштерна.
Ограниченные запасы провизии на корабле не позволяли более продвигаться на юг, и Лисянский взял курс на Марианские острова.
Три недели стояла прекрасная погода, и попутный ветер гнал корабль на запад. Миновав Марианские острова, команда надеялась уже без приключений достичь китайских берегов, как вдруг ночью шлюп был настигнут тайфуном. Страшной силы ветер рвал снасти и валил корабль на бок, а по палубе прокатывались огромные волны, сметая все на своем пути. Подвешенный за кормой ялик разбило в щепки. Без отдыха матросы откачивали из трюма все прибывающую воду.
Сутки бушевал тайфун и к утру утих. Целую неделю команда восстанавливала оборванные снасти и наводила порядок в трюме. Часть намоченных морской водой шкур начали гнить, и их пришлось выбросить за борт.
3 декабря «Нева» бросила якорь на рейде Макао. Здесь произошла долгожданная встреча с «Надеждой», стоявшей здесь уже неделю. Китайские власти настороженно отнеслись к русским кораблям, впервые посетившим здешние воды. Как выяснилось, вход в гавани Кантона иностранным военным кораблям был запрещен, а Крузенштерн, не зная того, на запрос китайских властей неосмотрительно назвал свой корабль военным. Лисянский объявил «Неву» торговым судном и на следующий день был допущен в купеческую гавань вблизи Кантона.
Два месяца капитаны кораблей занимались продажей пушнины, закупали китайские товары и провизию. Морякам пришлось приложить немало усилий, чтобы отремонтировать корабли и подготовить их к длительному переходу в Кронштадт.
В феврале «Надежда» и «Нева» покинули Китай. Пройдя Южно-Китайское море и Зондские проливы, они пересекли Индийский океан, обогнули мыс Доброй Надежды и вновь в тумане потеряли друг друга из виду. Крузенштерн намеревался остановиться на острове Святой Елены. Лисянский же принял решение сразу следовать в Лондон, совершив тем самым безостановочный переход из Китая в Европу.
Утром 5 августа 1806 года «Нева» благополучно возвратилась в Кронштадт. Спустя две недели, Кронштадт встречал «Надежду». Так успешно завершился продолжавшийся три года первый кругосветный вояж российских кораблей.
Выгода от доставки грузов на Дальний Восток и в Русскую Америку морским путем стала очевидной. Российско-Американская компания получила немалую прибыль.
Император Александр I по достоинству оценил подвиг российских моряков, наградил Крузенштерна и Лисянского орденами. Оба получили звание капитана 2-го ранга.
Однако лишь Крузенштерну было позволено издать книгу о кругосветном путешествии. Его трехтомный труд «Путешествие вокруг света в1803, 1804, 1805 и1806 годах на кораблях «Надежда» и «Нева» был издан в России, и переведенный на немецкий язык несколько раз издавался в Германии. На издание книги Лисянского в Адмиралтейском департаменте средств не нашлось. Пришлось капитану «Невы» издавать свой двухтомный труд о кругосветном плавании за свой счет, истратив на это почти все сбережения. Он сам перевел свою книгу на английский язык и издал ее в Лондоне.
По свидетельству современников книги мореплавателей не вызвали особого интереса у себя на родине. В то же время изданные за границей, труды обоих капитанов имели там большой успех. Иностранные моряки охотно пользовались описаниями и картами, составленными русскими мореплавателями во время кругосветного вояжа.
По-разному сложилась дальнейшая судьба русских мореплавателей. Иван Федорович Крузенштерн стал директором Морского кадетского корпуса, адмиралом, учредителем Русского географического общества, членом Лондонского королевского общества и других научных обществ. Юрий Федорович Лисянский в 1809 году вышел в отставку в чине капитана 1-го ранга и занимался изданием своей книги. Его имя всегда находилось в тени имени своего прославленного сподвижника, и было незаслуженно забыто на родине. Но за границей, в ведущих морских державах русский капитан был достаточно известной личностью. Примечательный факт: в 1820 году король Швеции, страны, которая была постоянным соперником России на Балтике, и против которой Лисянский воевал, наградил его за заслуги в мореплавании орденом Меча.
Первое кругосветное плавание русских кораблей показало не только несомненную коммерческую выгоду такого предприятия, но и заложило основы научного изучения океана, стало основой российской океанографии и океанологии.