5. Зима, пожары, стрельбы.
Утром первого дня в ДРА мы установили палатки по всем правилам военного времени. Сначала вырывалась яма глубиной около метра, в ней устанавливались деревянные нары для сна, а сверху натягивалась палатка. Получалось, что мы как будто в крытом окопе.
Печки топились соляркой через самодельные форсунки, которые вели себя непредсказуемо. Случались пожары. Когда вдруг заполыхала палатка моего взвода, все быстро выскочили из неё. Никто особо не пострадал, кроме одного солдата, временно прикомандированного к нашей роте из другой части Юрки Гулевата. Он слегка обжёг руку.
Юра решил покинуть палатку, прыгнув головой в окошко, выбив раму. Да только рамы-то в палатках не вышибаются, так как представляют собой брезентовые полоски, намертво пришитые к стенкам палатки. Между ними находится стекло в деревянной оправе. Вот по этому стеклу и врезал наш воин своим черепом. «Хотел, как в кино, выпрыгнуть», - позже признался он, смеясь.
Палатка догорала, когда вспомнили, что под нарами лежит ящик с боеприпасами к гранатомёту. Хотели разбегаться, пока не рвануло, но подоспевший командир роты, старший лейтенант Кашин, приказал достать ящик из пламени.
Солдат Толя Симонов (парень из г. Энгельса) бросился в огонь. Обратно его вытаскивали за шиворот, а он, зажмурив глаза от дыма, вцепился руками за крепления дымящегося ящика с гранатами, которые тут же вытащили и бросили на снег.
Обязанности командира батальона какое-то время исполнял начальник штаба майор Полищук. Добрый такой, суетливый дядька. На военного мало похож. Кажется, он в армию пришёл из запаса. Полищук всегда прицеплял к автомату диск от пулемёта Калашникова. Туда патронов входит больше, чем в два обычных магазина - 75 штук. Очень удобно.
С самого начала мы несли службу на подступах к батальону со всех сторон. Самый дальний пост, недалеко от шоссе. Там вырыли окоп, прикрыв его сверху брезентом.
На дальнем посту заставляли надевать каски. Там их можно было снять, ведь никого вокруг из командования нет, а приближение по вязкой, весенней земле слышалось издалека. Но каски никто не снимал, памятуя, как в этом месте тяжело ранили молодого солдата из проезжающей на большой скорости машины. Автомобили всю ночь сновали по шоссе, и светиться перед ними не имелось никакого желания, как и снимать каску, которая ощутимо прибавляла веса голове.
Сначала, придя с поста и первым делом снимая «стальной головной убор», мы падали в палатке на нары и давали отдохнуть сильно уставшей шее.
Но через несколько недель мы уже не чувствовали неприятных ощущений от носки шапки и металлической каски на ней.
В общем, мы неплохо накачали шеи.
Спортсменам при отсутствии тренажёров можно надеть несколько касок на голову и делать упражнения: «Делай раз – наклон головы вперёд, делай два – наклон головы назад…». Тренируйся - и шея станет, как у коня.
Один солдат из окопа через своеобразную амбразуру наблюдал за дорогой, второй осматривал местность в других направлениях.
В какое-то из дежурств на том посту я, стоя на ступеньке окопа, услышал чавкающие по грязи шаги. Сразу же сообщил товарищу Коле Старостину (мы с ним окончили одну учебку в Свердловске), передёрнул затвор АКМ и, как мне казалось, грозно крикнул в темноту:
- Стой, кто идёт!?
- Свои, парни, свои, - послышался спокойный голос.
- Пароль?
- Не знаю, - усмехнулся, мужчина в шинели и фуражке. Я только прибыл. Мне к химикам надо.
Действительно, часть химических войск находилась поблизости. Мы проверили документы и пропустили старшего лейтенанта, указав ему путь. А поначалу, признаюсь, испугались: ночь... и неожиданно посторонний звук. Диверсант?
Несколько позже нас водили мыться в полевую баню к химикам. По пути узнали, что навстречу нам ведут пленных духов. Нам так не терпелось взглянуть на них. И вот показалась группа из десятка духов, конвоируемых автоматчиками. Кто-то из солдат нёс их трофейное оружие - старые российские винтовки с гравировкой на металлических частях. Текст я не успел прочесть, но корону Российской империи рассмотрел. Эти ружья заряжались со ствола, чем попало. Например, металлическими болтами, которые, как говорили очевидцы - пробивали броню БТР. Эти ружья в солдатской среде называли "царскими". Несколько позже позже в Афганстан караванами завезли много различного орудия.
Когда я, в 1981 г. улетал домой, у духов имелись и БМП, и БТР, а потом появились всем известные Стингеры. С 1986 года, как сказано в Википедии. Стрелкового оружия от ППШ и старых карабинов Симонова, которыми вооружали афганскую армию, до последних образцов АК и иностранных образцов было уже немало. Бурами афганцы тоже пользовались. Это довольно неплохой образец с обоймой на пять патронов. Патроны крупного калибра. От англичан осталось. Трофеи.
А духи... Мы ожидали увидеть здоровенных, накачанных мужиков, но перед нами предстали изнеможённые люди в старой одежонке, с кровоподтёками на лицах.
Понятно, при случае любой из них с удовольствием всадит нож или пулю в "шурави" (советский), как они называли. Но сейчас был не тот случай, чтобы высказывать им свою неприязнь. Все дружно замолчали. Кто-то дал противникам сигарет и каждый пошёл в свою сторону.
В первые же дни на территории батальона отрыли со всех сторон траншеи и окопами. Влажная земля легко поддавалась лопате. За каких-то 15-20 минут отрывался окоп полного профиля на двоих человек. Значительно позже мы поняли, что почва в Афганистане - глинистая. С приходом жары земля окаменела. Летом окопы выдалбливались, иначе не скажешь, - ломами.
Каждому бойцу определили его окоп. После отбоя объявили тревогу, мы схватили оружие, быстро оделись и побежали к своим местам. Я сразу же обратил внимание на то, что позади нас, чуть правее и ниже, парни из первой роты устанавливают неторопливо пулемёт.
Получилось, что мы - на линии огня.
Понятно, ещё не имелось опыта боевых действий у офицеров, по чьим указаниям отрывались окопы в таком порядке. Но всё же подобная ошибка недопустима.
Оружие находилось постоянно при себе. Когда спали, автоматы пристраивали за подушками. Конечно, хотелось пострелять. Тем более лишние патроны у многих имелись.
Вот мы и решили устроить «неофициальные стрельбы». Я стоял наверху, а Виталька палил в овраге. Звук вроде лёгкого шипения.
Потом на "стрельбище" опустился я. Одиночными выстрелил в лопату несколько раз.
Подошёл посмотреть. Одна пуля попала в самый край железа, вторая в черенок. Но он такой плотный, что на дереве остались лишь трещины. Пуля ушла и древесина сжалась. Так интересно было всё это узнавать. Но опасны и не зря запрещены подобные самовольные «упражнения».
Стреляли и по пустой 200-литровой бочке из-под горючего. Интересно, после попадания на бочке оставались заклёпки. Вроде тех, в которые вставляются шнурки в ботинках. Оказалось, с пули при вхождении в металл, срывалась медная оболочка. Она и выглядела, как заклёпка. А в бочке оставался стальной сердечник.
Получалось, за бочками можно прятаться при обстреле. Насквозь они не пробивались.
Но я бы не рискнул. Пуля-то и бронебойной может оказаться.
Вылезли из оврага, осмотрелись. Всё нормально, нас не засекло начальство.
Вдруг сзади раздаётся выстрел, звук от которого наглухо закладывает мне правое ухо. Я почти ничего не слышу.
- Ты чё, Виталя, с ума сошёл? Мы прячемся, чтоб нас не услышали, а ты палишь наверху. Вот ротный сейчас из машины выскочит.
Виталька выглядит несколько растерянным.
- Извини. Забыл патрон из патронника выбросить. Контрольный спуск сделал, надо же.
- В овраге надо было все манипуляции с оружием проводить.
Мне ещё аукнется этот выстрел. Но об этом позже.
Наконец в батальоне объявили официальные стрельбы. Установили мишени, отстрелялись. Затем стали отстреливать оставшиеся патроны. Стреляли и по подброшенным каскам, а одну из них под началом командира роты расстреляли на снегу. Касок навезли, похоже, на несколько батальонов.
Первая зима в Афгане выдалась довольно суровой. Местные жители говорили, что подобного лет сто не наблюдалось, и что это русские с собой холода и снег привезли. Но снег вскоре начал таять. Кругом стало слякотно. Однажды ночью я, возвращаясь с поста, поскользнулся и упал в глубокую лужу с жидкой грязью. С самого дна достал свой АКМ, вылил из него воду и грязь. Добравшись до пристанища, начал чистку автомата. Долго возился с оружием, как можно тщательнее протирая детали и выцарапывая проволокой кусочки грязи, застрявшие внутри АКМ. Вычистив к утру автомат, собрал его и заметил, что забыл установить одну из деталей – газовую трубку. Вновь разобрал оружие, поставил на место трубку. Магазин вопреки инструкциям на этот раз не снимал. И получилось, что когда ставил на место затворную раму, то невольно загнал патрон в патронник. Решил сделать контрольный спуск. А это уже по правилам (если, конечно, магазин отстёгнут). В палатку зашел мой командир отделения сержант Сущ и заслонил свет. Я, дождавшись, когда он пройдёт, нажал на курок. Прогремел выстрел. Все присутствующие вздрогнули, а сержант застыл на месте и побледнел... Потом вымолвил, что почувствовал, как струя воздуха от пролетавшей пули ударила по ноге. Слава Богу, всё обошлось. А сколько народу пострадало от неосторожного обращения с оружием, известно только статистике.
Однажды ночью произошла перестрелка между тремя воинскими частями, стоящими вблизи друг от друга. Некое недоразумение случилось в темноте между часовыми. Кто-то выстрелил, ему в ответ тоже пальнули. Короче, три части были подняты по тревоге и довольно долго перестреливались между собой, пока не разобрались.
Не знаю, правда это или нет, но до нас начальство довело, что в той перестрелке было выпущено 80 000 патронов. И даже ни одного легкораненого… Слава Богу.
На фото вверху слева Анатолий Симонов; справа мой друг Виталий Монастырский.
На фото внизу Валентин Манкош и Сергей Белоус у той палатки, где мы жили позже. И они тоже загорались.
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/03/26/1927