Новый 1963 Год мы встречали дома. Из Клужа к нам в гости приехала сестра мужа. Наш папочка оделся в костюм деда Мороза, а сынуля, очень волнуясь и слегка картавя, рассказал свой первый стишок, который он выучил специально для такого важного момента в своей жизни.
Отоспавшись, я много времени проводила вместе с сыном. Он рос очень милым и весьма самостоятельным мальчиком. Ему очень нравились сказки и детские стихи, которые он запоминал быстро, а потом заставлял меня слушать свою декламацию. Дома мы говорили только по-русски. Нам было очень хорошо вдвоём, по крайней мере, я была очень счастлива, находиться с ним рядом, дарить ему свою ласку, которой сама была лишена в детстве.
Каникулы пролетели быстро, быстрее, чем мне хотелось бы.
Несмотря на то, что мой багаж знаний в румынском языке значительно пополнился, мне было ещё довольно сложно покорять трудности технического языка.
Кроме того, после каникул я поняла, что одного энтузиазма на выживание, мне недостаточно. Постоянная усталость и недоедание ослабляли меня физически. Как позже оказалось, моя самоотверженность сыграла со мной злую шутку, но пока я об этом ничего не знала.
Муж мой привык видеть меня вечной оптимисткой, деятельной, заботливой, поэтому, когда я сказала ему, что мне очень не просто и мне нужна помощь, его помощь, он удивился и спросил, что мог бы для меня сделать.
Я прекрасно знала и понимала, что он просто влюблён в свою профессию. Помогать в работе ему я не могла, да он и не нуждался. Я старалась создавать уют в доме, не загружать его домашними проблемами. Даже в отношениях с властями, где ему, как румынскому гражданину, было бы проще разрешать различные появляющиеся коллизии, я научилась решать их сама, чтобы лишний раз не вовлекать его в бюрократические препоны. Взвалив на себя труд, быть за семью в ответе, я радовалась, когда у меня всё получалось, делясь своими победами с мужем. Он привык мне доверять, и это мне тоже нравилось.
Мой ответ на его вопрос, что ОН мог бы для меня сделать, буквально ошарашил его. Я попросила ни много, ни мало, как переехать жить в Клуж, где находился мой институт, объяснив ему свои сложности с транспортом, с едой, с тем, что мало вижу сына, да и его самого тоже.
Муж попросил время на размышление, а на второй день сказал, что это невозможно, поскольку для него в Клуже нет достаточно крупного предприятия в области производства электростали. Я уважала профессию мужа, как одну из самых трудных и опасных профессий, но мне была не менее важна и моя будущая профессия.
Однако я понимала и то, что из двух зол нужно выбирать наименьшее. Не может быть так в жизни, чтобы нельзя было никому ничем поступиться. Конечно, с грустью, но я поняла и приняла его объяснения, но боль осталась. Единственное, что сделал супруг, для облегчения моего существования, так это то, что он поговорил со своими родителями и попросил их, чтобы они согласились, чтоб я у них изредка питалась.
Во втором семестре я продолжала жить в ритме, который уже хорошо освоила. Утром поезд, учёба, занятия в библиотеке, хорошие и добрые отношения между студентами, потом опять вечер, опять поезд, дом, семья.
Действительно, когда я пришла на обед к родителям мужа, удивлён никто не был, и я очень хорошо пообедала. Прошло почти три года, как я жила в Румынии, поэтому готовая пища мне больше не казалась странной, и я кушала её без особых претензий, а кое-что мне даже нравилось. Да и капризничать мне было просто глупо, в любом случае это было куда лучше, чем мой вечный йогурт с рогаликом.
Так продолжалось около месяца, пока я не совершила глупость, пригласив свою коллегу Бобику на обед в дом свекрови. Дело в том, что каждый, в той или иной степени, мыслит в соответствии с полученным воспитанием и с обычаями, к которым он привык в своей семье. В Сталинграде к нам в дом часто приходили мои коллеги по институту и им никогда не отказывали в еде, если я садилась кушать. Мама понимала, что студенты это народ вечно голодный и всегда относилась с пониманием, когда я предлагала им что-нибудь перекусить. Более того, примерно два или три раза в месяц мама по моей просьбе жарила пирожки с картошкой и с капустой, мы складывали их в большую кастрюлю, а я относила пирожки ребятам в общежитие, так как столовая вечером не работала, а кушать всем хотелось. Для меня было удивительно иное отношение, когда такая незначительная помощь, как поделиться с кем-то едой, могла бы стать кому-то обременительной. Тем более, что годы-то были не голодные!
На второй день после нашего визита с Бобикой к родителям мужа, я пришла к ним одна. Дома была только мать мужа. Она обиделась на меня, за то, что вчера я привела Бобику и сказала:
- «Мало того, что мы должны кормить тебя, так ты ещё водишь на обед и своих подруг!».
Шок от услышанного был настолько велик, что я не нашлась, что ответить. Постояв с глупым выражением лица, я, наконец, попросила простить меня за необдуманный поступок, и пошла к выходу, чуть не плача. Вслед себе я услышала:
- «Куда же ты, а обед?»
Больше я туда обедать не ходила. Мужу своему я ничего не рассказала, помня заветы мамы. Зачем? Отношение в семье супруга ко мне было далеко не однозначным, а доносы, только бы усугубили их отношение ко мне и без того не тёплое, к тому же я бы расстроила и самого мужа.
Я опять перешла на йогурт с рогаликом. Всё-таки целый месяц я питалась хорошо! Бобика первая заметила, что я больше не хожу к родителям мужа обедать, но никак не комментировала это обстоятельство.
Довольно часто вдруг стало случаться так, что после общих лекций в амфитеатре кто-нибудь из студентов громко, чтобы слышали все, спрашивал:
- «Ребята кому нужен талон в столовую, я сегодня не обедаю в общежитии?».
Бобика брала талон и приглашала меня обедать. Я не удивлялась её приглашению, потому как практика отдавать не использованные талоны на обед, применялась не впервые. Таким образом, я могла питаться почти два месяца, благодаря заботе Бобики.
Только через два года, случайно встретившись с ней на улице Клужа, я узнала правду о талонах. Это была затея Бобики, чтобы коллеги по очереди отдавали ей талоны для меня. Все знали, что я ежедневно курсирую между городами, знали, что у меня есть малыш, но не подозревали, что я экономлю на своём питании, поэтому «сговор» в мою пользу был одобрен коллегами и принят к осуществлению!
- «Здорово мы тебя обманули?» - радостно смеялась Бобика.
Мне стало грустно и стыдно за то, с какой естественностью я принимала дары друзей, но я действительно ничего не знала. Хотя в словах и тоне Бобики не было ни йоты насмешки, я всё-таки почувствовала себя ущербной.
(продолжение следует) БОРЬБА ЗА ПРАВО БЫТЬ СОБОЙ!
http://www.proza.ru/2011/02/26/2030