Альманах Моя Армия 2-й выпуск

Альманах «Моя Армия».

2-й выпуск

Альманах посвящен Защитникам Отечества -  нынешним, бывшим и будущим!
С Праздником, дорогие!

Альманах «Моя Армия» - частный гуманитарный проект в рамках Сайтов ПрозаРу и СтихиРу. Произведения, включенные в наш  Альманах, отобраны не в результате конкурсов, а своим появлением здесь обязаны лишь доброй воле создавших их  Авторов.

Надеемся, что представленные здесь произведения Вам понравятся, и Вы станете частыми гостями на страничках наших Авторов.



Наши Авторы:

Андрей Ворошень http://www.proza.ru/avtor/236astra
Игорь Лебедевъ http://www.proza.ru/avtor/lii2008
Анатолий Шинкин http://www.proza.ru/avtor/kps127320
Станислав Бук http://www.proza.ru/avtor/grustasiv
Геннадий Рябов http://www.netslova.ru/ryabov/index.html
Дина Иванова 2  http://www.proza.ru/avtor/divanova08
Сергей Дроздов http://www.proza.ru/avtor/plot204
Ефимов Анатолий http://www.stihi.ru/avtor/efimowap
Игорь Агафонов http://www.proza.ru/avtor/ikaphone
Сергей Герасименко http://www.proza.ru/avtor/sherifyunas
Игорь Гашин –Егор http://www.proza.ru/avtor/igorcpb
Бабай Игорь http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=8795
Алекс Сидоров http://www.proza.ru/avtor/alexsidorov88
Иван Паршиков http://www.proza.ru/avtor/tedak
Сергей Магаленко http://www.proza.ru/avtor/msp962
Ванико http://www.proza.ru/avtor/kvn1952
Леонид Маслов http://www.proza.ru/avtor/leonardo3
Татьяна Эпп http://www.proza.ru/avtor/appen54
Шеркин Роман Семёнович (Rominh) http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=2853
Александр Онищенко http://www.proza.ru/avtor/alexoven
Светлана Демченко http://www.proza.ru/avtor/svetodar
Болгов Виктор Евгеньевич (Болгов-Железногорский.)
Виноградов Алексей Алексеевич (Виноградов А. А.)
Юрий Шульгов http://www.stihi.ru/avtor/1234579
Виталий Агафонов http://www.stihi.ru/avtor/77599017831
Игорь Срибный http://www.proza.ru/avtor/270856
Иван Воронин 3 http://www.stihi.ru/avtor/via3222
Хранитель Тайны http://www.proza.ru/avtor/gerontaigor
Андрей Тесленко 2 http://www.proza.ru/avtor/andreydantes
Серафим Григорьев http://www.proza.ru/avtor/bor709
Олег Шах-Гусейнов http://www.proza.ru/avtor/schgus
Александр Исупов http://www.proza.ru/avtor/ami57
Светлана Дурягина http://www.proza.ru/avtor/pusanoff
Игорь Иванов 7 http://www.proza.ru/avtor/goschaiv
Геннадий Лагутин http://www.proza.ru/avtor/odissei
Степаныч Казахский http://www.proza.ru/avtor/vikto49almaty
Дмитрий Иванович Гавриленко http://www.stihi.ru/avtor/blek707
Галина Небараковская http://www.stihi.ru/avtor/0510
Юрий Назаров http://www.proza.ru/avtor/jilera
Анатолий Алейчик 2 http://www.stihi.ru/avtor/maksim9
Игорь Исетский http://www.proza.ru/avtor/isetski90
Арина Феева http://www.proza.ru/avtor/marinatim
Любовь Ушакова http://www.stihi.ru/avtor/afan1950
Ольга Головенкина http://www.stihi.ru/avtor/fonmiakk

Редакция благодарит за предоставленные материалы для  оформления Альманаха Веру Гаевскую.

Друзья, по нашей традиции начинаем знакомство с Альманахом с песни
«Путь домой»

http://www.youtube.com/watch?v=EfY0RO0qxhc

Музыка: Виктор Кутырь.
Аранжировка: Яков Паровой
Слова: Алекс Сидоров.
Оформление: Станислав Бук.

ВЭБ-адрес Альманаха:
http://www.proza.ru/avtor/lii2302
1-й выпуск:
http://www.proza.ru/2010/02/21/988
2-й выпуск:
http://www.proza.ru/2011/02/23/546

С уважением и добрыми пожеланиями,
Ответственный редактор Альманаха Игорь Лебедевъ

г.Москва
23 февраля 2011г.   



 


Бессрочный солдат
Александр Онищенко

Я - бессрочный солдат,
Я с войною давно породнился,
Я оставил друзей
В развороченной смертью земле.
Убивали меня,
Но и я чужой кровью умылся,
В той жестокой, ненужной
И всеми забытой войне.

И вернули меня
В этот мир, где не рвутся фугасы,
Где за мной не следят
Из укрытий стволы снайперов -
Мне бы жить-поживать,
Мне б ходить по земле без опаски,
Но душа запеклась
Кровью ран на обрывках бинтов.   
 
А, быть может, себя 
Я оставил в камнях перевала,
Среди стрелянных гильз
И разорванных взрывом ребят,
Где в неравном бою
Двое суток без всякой поддержки
Погибал в окруженьи
Гвардейский, десантный отряд...
18.01.2011

© Copyright: Александр Онищенко, 2011
Свидетельство о публикации №21101181116



Солдатское
Бабай Игорь

   Военный билет
   В канцелярию сдан,
   Комсомольский -
   С тобой - в кармане...
   И псалом девяностый,
   Что кем-то там дан,
   Под погон зашит...
   Ну, братишки, встанем...
   Похоронка в гильзе,
   Проверка укладки...
   Ты готов на смерть,
   Но лучше - к жизни.
   Если выжил,
   Помяни друзей
   Третьим стаканом
   Нехитрой тризны...



Полярный гарнизон
Ефимов Анатолий

На камнях холодных ночная роса,
Тучи над самой землёй.
Морские туманы хранят чудеса
И рокот волны штормовой.

На сопках лавины оставили след,
То день, то ночной покой,
Лишь звёзды зимой шлют загадочный свет,
Да ветры нам машут рукой.

Стальных кораблей холодная  синь,
Метелей тоскливых вой.
В безмолвии белом промчиться олень.
Полярная  мгла стеной.   

Мужеством дышат ледовые трассы,
Сумрак  суровый глубин,
Здесь службу несут, забыв про опасность,
Юность и опыт седин.

Слава защитников в грозные годы,
Путь заступивших врагу,
С нами сегодня в делах и походах,
На стройках, на лодках, в пургу.

Здесь жизнь не прогулка, а труд и борьба,
В ней каждый день напряжён,
Частица России и наша судьба.
Полярный мой гарнизон
 
  1985г.г Североморск   


© Copyright: Ефимов Анатолий, 2010
Свидетельство о публикации №11012183705





Я верю
Ветеранам ВОВ посвящается...
Арина Феева
 
Данные из учетно-послужной карточки:

       (ФИО) родился 23 сентября 1921 года в деревне Голяевка Саратовской области в семье крестьянина-бедняка. Русский. Иностранными языками не владеет. Высшего политического образования нет, научных трудов нет. В старой армии не служил. Член ВЛКСМ с 1938г. Член ВКПб с 1944г. Женат. Имеет двух дочерей.

1938г. – окончил Сердобскую среднюю школу, 9 классов,
1941г. – окончил Тбилисское артиллерийское училище,
       /Из партийных характеристик и аттестационных листов за время учебы (данные из Личного дела):
       «(ФИО) – передовик учебы, упорно и систематически работает над собой. Имеет высокие показатели в учебе и изучении истории ВКПб. Товарищ (ФИО) – активный участник батарейной самодеятельности, училищного хора, батарейного ансамбля. Хороший, отзывчивый товарищ, всегда помогает товарищам в учете, пользуется авторитетом среди курсантов. К своим обязанностям по сбережению оружия, матчасти и коня относится исключительно добросовестно. Аккуратно выполняет поручения. Высоко требователен к себе. Предан делу  партии Ленина-Сталина. Политически выдержан, морально устойчив.»
«…Работает над повышением уровня знаний. Много читает художественной литературы и газет. Физическое развитие посредственное, в походах не вынослив, сильно утомляем. Были случаи недисциплинированности, сейчас дисциплина хорошая. Умеет хранить военную тайну.»
«…Общее образование хорошее, военное – по тактике, огневой и спецподготовкам имеет отличные и хорошие познания. Инструкторские навыки имеет. Хорошо организует и проводит занятия. Трудолюбив, четок и аккуратен при исполнении служебных обязанностей. Волевые качества развиты хорошо: инициативен, решителен и энергичен. Лично дисциплинирован, требователен к подготовке по службе. В походах вынослив. Внешняя выправка и здоровье хорошее.
         Итоги аттестации: присвоить звание «лейтенант».»/

июнь 1941г. – командир взвода н-ского артполка, н-ской горной сд, г.Батуми, Северо-Кавказского фронт, приказом присвоено звание лейтенанта,
март 1942г. – командир батареи,
апрель 1943г. – присвоено звание ст. лейтенанта,
ноябрь 1943г. – начальник штаба дивизиона н-ского горного артполка, н-ской горной сд, г.Кабулети, Северо-Кавказского фронта,
август 1943г. – зам. командира дивизиона,
октябрь 1943г. – присвоено звание капитана,
январь 1944г. – командир дивизиона н-ского горного артполка н-ской пластунской дивизии Приморской армии Северо-Кавказского фронта,
сентябрь 1944г. – присвоено звание майора,
октябрь 1944г. – начальник штаба н-ского горного артполка, н-ской пластунской дивизии 60 армии, 2-го Украинского фронта,
декабрь 1945г. – командир дивизиона н-ского горного артполка, н-ской пластунской дивизии,
октябрь 1946г. – начальник штаба дивизиона н-ского горного артполка, н-ской горной сд , н-ского горного ск армии Прикарпатского ВО, г.Мукачево,
ноябрь 1949г. – командир дивизиона,
июль 1952г. – присвоено звание подполковника,
июль 1954г. – командир дивизиона н-ского артполка, н-ской сд,
сентябрь 1955г. – зам. командира по артиллерии н-ского мп н-ской мд,
февраль 1956г. – зам. начальника артиллерии, зам. командира по артиллерии н-ского гв мп н-ского гв мд,
декабрь 1956г. – зам. командира по артиллерии, нач-к артиллерии н-ского гв мсп н-ского гв тд,
октябрь 1964г. – начальник артиллерии н-ского гв мсп н-ской гв учебной мд,
май 1967г. – уволен в запас по ст.59 с правом ношения военной формы, г.Грозный,
ноябрь 1980г. – присвоено звание полковника,
после увольнения в запас - военрук в средней общеобразовательной школе г.Грозный.

       Участие в боях в период ВОВ:
1942-1943гг. – Северо-Кавказский фронт,
1943 -1945гг. – 1-й Украинский фронт,
1944 – 1945гг. – в составе войск 9-го Украинского фронта находился на территории Чехословакии.

       Из данных наградных листов:
       «…Во время прорыва обороны противника и в период наступательных боевых действий тов. (ФИО) все время поддерживал огнем дивизиона 2-й батальон н-ского пластунского полка. 24.08.1944г. в боях за населенный пункт Здзажец, когда противник яростно сопротивлялся, не давая возможности продвинуться вперед, тов. (ФИО) выдвинулся в боевые порядки пехоты, откуда сам лично управлял огнем дивизиона и подавил огонь 2-х танковых пулеметов, 1-го ручного пулемета и 2-х артбатарей противника, в результате чего наша пехота легко ворвалась в населенный пункт Здзанец и заняла его, после чего противник бросился в контратаку. Тов. (ФИО) немедленно выдвинул на прямую наводку батарею, которая уничтожила 2 станковых пулемета и до 20-ти гитлеровцев. Контратака была отбита с большими потерями.»

       «…В боях против немецко-фашистских захватчиков тов. (ФИО) показал себя смелым, решительным и мужественным офицером Красной армии.
       В период прорыва обороны противника на Сандомирском плацдарме  12.01.1945г. в результате умело разработанного плана артиллерии огнем дивизионов было подавлено 5 артиллерийских и 3 минометных батареи противника, уничтожено 4 станковых и 5 ручных пулемета противника, рассеяно и частично истреблено до батальона противника, тем самым была успешно прорвана оборона противника.
8.02.1945г. в боях за населенный пункт Маркдорф в течении дня противник переходил 3 раза в контратаки, связь командира  полета с командирами дивизионов нарушалась, тов. (ФИО) сам лично управлял огнем дивизионов, тем самым обеспечив успешное отражение всех контратак противника.
        В период жестоких боев за населенный пункт Неидорф 9-12.02.1945г., когда противник предпринимал одну контратаку за другой, связь в это время нарушалась, тов. (ФИО) сам лично управлял огнем дивизионов, в результате чего все контратаки противника были отбиты с большими для врага потерями, и наша пехота удержала занимаемый рубеж.
        В боях за г.Троппау 22.04.1945г. тов. (ФИО) умело разработал план артиллерийского наступления, вследствие чего с малыми потерями был взят г.Троппау.
        В скоротечных боях умело организовывал связь с подразделениями и правильно руководил ими, оказывал большую помощь штабам дивизионов в планировании артогня дивизионов…»

       Награды:
-Приказом от 30.09.1944г. награжден орденом Отечественной войны 2-й степени,
-Указом Президиума от 9.05.1945г. награжден медалью «За победу над Германией»,
-Приказом по 4-му Украинскому фронту от 5.07.1945г. награжден "Орденом Богдана Хмельницкого" 3 степени,
-Указом Президиума от 22.02.1948г. награжден медалью «30 лет Советской армии и флоту»,
-Указом Президиума от 1.05.1949г. награжден медалью «За освобождение Кавказа»,
-Указом Президиума от 15.11.1950г. награжден медалью «За боевые заслуги»,
-Указом Президиума от 5.11.1954г. награжден орденом «Красной Звезды»,
-Указом Президиума от 18 декабря 1956г. награжден орденом «Красной Звезды» за бои в Венгрии.

       Умер 7 октября 1986г. после тяжелой непродолжительной болезни от рака легких, в 65 лет, дома, в сознании, на руках жены.
       Похоронен на Грозненском кладбище около аэропорта, под тополями...
       Хоронил его весь полк. Солдатики несли на подушках награды. Хоронили Солдата. Настоящего русского Мужика.
       На могиле надпись: «Спасибо тебе, любимый, за 40 лет счастья! Жена и дети.»
       На фотографии пожилой мужчина в кителе глядит на мир добрыми и все понимающими глазами…

       ПРОЗОРОВ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ – мой дед.

       Что еще добавить…
       Я никогда не была на могиле своего деда. Не успела. После известных событий в г.Грозном, после бомбежек аэропорта, от кладбища, и от могилы не осталось ничего…
       Иногда думается, - может быть, и хорошо, что не дожил, не увидел...
       Горько, стыдно и больно... Не за это он воевал...

       И пока каждый день гибнут где-то наши ребята, война продолжается...
    
       Дед ничего при жизни не рассказывал о войне и о себе. Отшучивался, не считая себя героем. Все подробности родные узнали недавно, после получения ответа по запросу из военных архивов..
       Просто захотелось это опубликовать. Не выдумывая ничего, без прикрас.
       Сухие цифры, даты и факты - а это целая человеческая жизнь, с ее радостями и печалями, надеждами и разочарованиями, нежной любовью к близким и яростной ненавистью к врагу.

       ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ВСЕМ ТЕМ, КТО ЖИЛ И ВОЕВАЛ ВО СЛАВУ ОТЕЧЕСТВА.

       Сейчас, спустя 65 лет после Победы, живут на свете в разных городах России: правнук, названный в честь прадеда – Павлом, две его дочери, четыре внучки и четыре правнучки – Вера, Лидия, Марина, Елена, Евгения, Алена, Ксения, Маришка, Александра и Анастасия… 

       Говорят, есть поверье в народе: «Если рождаются девочки, значит, войны не будет.»
       
       Я ВЕРЮ.

       Только этого мало...

© Copyright: Арина Феева, 2010
Свидетельство о публикации №21003170864




Потерянная любовь
Сергей Магаленко

Девочке моей говорю я нежные слова,
Золотые колечки не соединяя вместе,
Ты где-то неведома от меня, далека,
Но со мною близка ты всегда, навсегда. 
      

           Когда я был солдатом,  меня и троих сослуживцев отправили в командировку в Казахстан сопровождать военный груз.  Ехали мы туда летом  грузовым  составом в телячьем вагоне из одного узбекистанского пекла в другое, казахстанское. Старший группы, прапорщик, добирался до пункта назначения пассажирским поездом. Палящий зной ощущался только на остановках, а при движении продувало нас сквозняком.  На полустанках  остановки иногда длились подолгу.  Ждали, когда пройдет встречный поезд. С раскаленного железнодорожного полотна поднимался невыносимый жаркий воздух с запахом мазута, гравия, песка и колючек.  Кайф  свободы от воинской службы с ее распорядком и дедовщиной  с лихвой заглушал жару и прочие  неудобства.  Доставив груз, мы сели на пассажирский поезд и без удовольствия возвращались в часть. На какой-то большой станции я выскочил с вагона погулять по перрону.  Вижу, как  соседнего вагона вышла  девушка в белом платьице, с короткой стрижкой. Заинтересовавшись, я подошел поближе и стал разглядывать ее.  Фигурка у нее была восхитительна и волнительна, о которой можно только мечтать и видеть во сне.  Завороженный  образом, я, как кролик перед удавом, уставился на нее,  и  ее очи  встретились с моими глазами. Шарахнуло меня током. В голове помутнело.  Мыслей  в голове никаких. Я был только тело. Сколько мы смотрели друг на друга, я не помню.  Когда я очнулся, ее уже не было. Объявили отправление поезда, и  я как контуженный  заполз в вагон. Стрела  любви глубоко пронзила меня. Мною овладела буря  возвышенных эмоций.  Была только душа, тело исчезло. В голове моей кружилась единственная мысль: как можно быстрее встретиться с ней и познакомиться. Я с нетерпением ждал следующей остановки поезда. Огонь в  душе в жарком вагоне перегрел меня, и я вышел охладиться в тамбур. Открыв дверь вагона, я принял в себя  поток свежего, но  такого же  жаркого  воздуха. Чуть полегчало.  Меня какая - то неведомая сила потянула в соседний вагон. Зашел в тамбур соседнего вагона - о боже, не верю своим глазам, там стояла она, ненаглядная моя.  Я  опешил от ожиданной-неожиданной встречи. 
-Привет, куда едете?- сказал я, сильно волнуясь.
-Здравствуйте, в Ташкент,- ответила она волшебным голоском. – А вы?
-Я тоже, из командировки, возвращаюсь в часть.
          Так мы разговорились. Волнение мое исчезло. Ее волшебный голос, ее чудные зеленные глаза, ее обаятельная улыбка восхищали меня. Мы долго говорили обо всем. Я был  безмерно счастлив и благодарен ей, что она не отвергла меня, солдатика в грязной  форме.  Душа и тело вновь соединились во мне. Мы разлучались на короткое время и вновь соединялись в тамбуре  вагона. И говорили, говорили, говорили.  Прикосновение рук,  поцелуи между  нами  соединял и наши души,  поднимая  их ввысь  над бескрайними степями  Казахстана.  Они, радуясь, парили и созерцали, как медленно плывут верблюды и катятся колючки по земле.
       Быстро прошло счастливое  времечко.  Конечная - Ташкент. Попрощавшись, она поехала домой - в Гулистан, я в часть - Чирчик. Долгожданные письма от нее я заучивал и прочитывал по памяти, неся тяжбы воинской службы. Перед отбоем я снова раскрывал благоухающие письма, нюхал, читал, вспоминая наши удивительные встречи. Однажды в письме она  выслала свое фото. Ее фото для меня стала  иконкой. Как- то  в воскресенье дежурный по батальону передал, что мне с КПП позвонили и просили подойти. В КПП мне сообщили: «Тебя дожидается на лавочке красивая девушка».  Дрогнуло  сердце.  Это Она. Увидев ее, я обомлел.  Она была еще красивее  и милее.  Я сидел на лавочке с Ангелом, словно в коконе.  Я слышал ее, что- то говорил вслед.  Мир для меня перестал существовать.  Встречи с ней всегда были за гранью реальности. Они возвышали меня. Но не делали меня умнее. Отслужив  в армии, выйдя из части, я в последний раз встретился с Нею. Я уехал домой, в Россию, она осталась в Узбекистане.
         Прошло немало  лет.  Я часто вспоминаю об этих встречах.  Вспоминаю о Ней.  Была ли та встреча в поезде случайной.  Нет, нет, нет.  Встреча была дарована Богом.  Он предоставил мне  шанс.  Я им не воспользовался.  Я, будучи молодым, думал, что вся жизнь впереди и таких встреч будет немерено.  Были  - случайные, пролетные.  Они не так сильно волновали  мою  душу.
          P.S.  Я по-хорошему завидую тем половинкам, которые слились в единое целое с первой большой любовью в молодом возрасте и счастливо живут вместе до конца жизни.      


© Copyright: Сергей Магаленко, 2010
Свидетельство о публикации №21012270771




Письма курсанта
Любовь Ушакова

Письмо ко мне…

Ночью по тревоге взлетают самолёты,
Серой пеленою их скроют облака.
Не грусти, родная, кончатся полёты,
И к тебе вернусь я, милая моя.

Если вдруг над степью, подведет машина
И от взрыва вздрогнет черная земля…
Именем курсанта назовешь ты сына,
Так же, как однажды назвала меня.

Письмо от меня…

Не хочу, чтоб ночью подвела машина,
Не хочу, чтоб вздрогнула земля!
Именем курсанта назову я сына,
Только не хочу, чтоб он забыл меня.

Пусть ночью по тревоге взлетают самолёты,
Серой пеленою их скроют облака.
Я грустить не буду, если ты в полёте,
Всё равно вернёшься, я же… жду тебя.
*****************

Именем курсанта назвала я сына…
…С ним всю жизнь встречаюсь, глядя в небеса –
Он такой счастливый, молодой, красивый!
Там… его последнего взлёта – полоса…
    
              1971.....2011 г.г.

© Copyright: Любовь Ушакова, 2011
Свидетельство о публикации №11102224530





День Военно-морского флота в Санкт-Петербурге
Игорь Лебедевъ

Петропавловская крепость.
Ликующие молодые люди с андреевскими флагами на площади у Монетного двора. Отдыхающие горожане и гости Санкт-Петербурга в тенистых аллеях у собора.
Бронзовый шемякинский Пётр, кажется, пришел отдохнуть от трудов своих на бронзовую же скамейку напротив храма. Но досужие туристы норовят усадить своих детей на его бронзовые колени и непременно запечатлеть на память, наверное, об этом дне, который отмечают все моряки и те, чья судьба навсегда связана с морем.  От постоянного сидения кого-то, у  Петра I колени блестят на солнце желтоватыми протёртыми пятнами. Но всё равно, вид у него не грозный, а какой-то спокойный, но не утративший своего царственного величия.
Мы проходим через толпы продавцов сувениров. Среди них выделяется своим нелепым видом мужик, торгующий флагами и матрешками. На нем одет явно женский фартук василькового цвета с белой каймой. На палатке с сувенирами красуется какой-то, по-видимому, разрешительный номер.
Ещё пару минут на преодоление хмурых бастионов, навсегда впитавших в себя боль и отчаяние осуждённых на казнь и каторгу несчастных. И вот, нашему взору открывается красавица-Нева! На противоположной стороне сказочным видением предстаёт Зимний дворец. А на реке корабли, корабли, корабли…
Мы спускаемся по каменной лестнице к самой воде. Рядом сидят двое друзей. По виду – бывшие моряки. С бутылочками пива, под блеск волны, слышны обрывки слов неспешной беседы:
- За наших…
- Помнишь, в Гремихе… 
- За друзей…
Звон бутылки о бутылку.
Крик чаек.
Блеск волны.
Санкт-Петербург.
Июль.
День Военно-морского флота.

© Copyright: Игорь Лебедевъ, 2010
Свидетельство о публикации №21007250819




Он погиб в бою 21 февраля под Харсеноем
Ольга Головенкина

Диптих Памяти дорогих моих друзей, Героев России  Александра Калинина, Сергея Самойлова, Михаила Боченкова и их матерям.

Отцвели надо мной цветы.
И ромашки и резеда,
лишь с немыслимой высоты
золотая светит звезда.
Я всегда ощущаю собой
торопливых шагов твоих звук,
и тепло твоих добрых рук.
Слышу, как говоришь со мной...
Только я не могу обнять,
головой прижаться к плечу.
Ты уйдешь, и тогда опять,
вслед за ветром и я улечу.
Ты не плачь - и услышишь меня
в песне ветра, в шуме берез,
в плеске вод на черных камнях,
в громе первых весенних гроз.
Слезы жгут сильнее огня
и смертельнее пули ранят!
просто, мама, я очень занят,
ты не плачь, жди, родная, меня!
А весной, после зимней стужи,
с караванами журавлей
прилетим мы и вновь закружим
над простором родных полей.


Ожидание матери

Жду вестей от тебя, родной.
Иль письмо затерялось где-то?
Я писала тебе. в Харсеной...
Но еще не пришло ответа.
Почтальон перешел дорогу.
Может ты написал, сынок?!
Успокоит мою тревогу
Ровный бисер знакомых строк.
Просыпаюсь ночами, вдруг
Это ты вверх идешь по лестнице!
Мне шагов твоих легких звук
В  тишине предрассветной  грезится...
Позвони! Но звонят друзья.
Приезжают пока. Держат слово.
Как тебя их встречаю я
И они мне расскажут снова
Про тебя. О себе. Обо всем,
Что вас крепче цемента держало.
О военном братстве своем,
О доверьи в большом и малом.
И о том, как в ночь уходя,
не загадывают о встрече.
Только молча в глаза глядят,
Молча руки кладут на плечи.
...Спит земля, тишиной одета.
Нет письма от тебя, родной...
Иль оно затерялось где-то
Под селением Харсеной.

© Copyright: Ольга Головенкина, 2011
Свидетельство о публикации №11102218678





Шеркин Роман Семёнович (Rominh)

Армия - как много в слове этом.

Печи – Кушка.

Печи.
  Первый и последний костюм, который я себе шил, это был костюм на выпускной вечер.
   Рваный «костюм», первый, но не последний в моей жизни, я имел на призывном пункте в армию. И не то, чтоб рвал его, но не берёг. А вот некоторые из сотоварищей специально рвали одежду на полосы. Так и ходили на призывном пункте – индийские вожди в тылу врага, не хватало только перьев в волосы.
   Своеобразный шик, мол, мне теперь на всё плевать. А по-моему, так дебильство это молодых и глупых, со свойственной возрасту крайностью (хорошо ещё, если такая склонность к крайностям остаётся в молодом возрасте и не продолжается в дальнейшем, становясь глупостью и упрямством) и глубоко заложенное жлобство – ни себе, так и ни людям.
   Армия, как много в этом слове. Это я познал в семьдесят втором – семьдесят четвёртом годах.
   ************ *****************

   С приёмного пункта, возле площади Восьмого марта, родной город – приятно произнести название места, нас привезли в часть. Уже стало известно – это учебное подразделение, учебка. И на кого будут готовить? Ночь провели в клубе. На креслах расположиться пробовал – неудобно. А потому на полу. И это после «детского сада» жизни впервые. Всё дико, необычно. Но, наверное, так ПОЛОЖЕНО, слово очень важное, по жизни хороший костыль мышлению-инвалиду. Утром в составе группы ребят, с сержантом во главе, мы пришли к одноэтажному длинному зданию, выкрашенному в светло-оранжевый, каз-з-зённый цвет, под красной крышей. Перед зданием зелёный газон, белые бордюры, перед каждым приездом высокого начальства их освежают – красят траву и бордюры, вдали деревья. Лес, что ли? Мы сидим на траве и ждём дальнейшего. По одному, по двое к нам подходят ребята, которые здесь Уже служат. Одеты свободно, ремни на «яйцах» (из песни слов не выкинешь, а выражение это в ходу по всему Союзу.), сапоги в «гармошку», то есть голенища сапог не прямые, а специально сжаты вниз до стоп и отпущены, в результате форма их становится подобна лемехам гармони (разумеется, я всё это узнал позже), зато брюки солдатские имеют намёк на стрелку и натянуты снизу вверх так, что от края сапог и до пояса идут волны, которые остаются при любом движении. Будто внутри пружина. В этом всём есть своеобразный шик.
   Начались разговоры, кто да откуда. «Старики» говорят с ленцой, хрипотцой, неторопливо. «Старики» -- прослужили уже по несколько месяцев. А то и Го-о-од. (В учебке несколько иные отношения, чем в линейных войсках).
   Начались обмены: часы хорошие на не очень (а как позже выясняется, и такие были, что переставали идти через час – богата умельцами страна), кое-что из одежды: Да вам-то зачем, ещё служить как медным котелкам, а вот нам нужно. Так что ж, жалко? А может, кто глотнуть хочет?
   Появилась маленькая бутылка водки – «чекушка». Вскоре они все исчезли, подошло святое время—обед. А к нам пришли младший сержант Савов, сержант Карцев и старший сержант Пастухов. Объявили нам, что они наши сержанты и двое ушли. А Савов остался.
   Он невысок, зато фигура спортивная, наполнена энергией, движения чёткие.
   -- Ну а спортсмены есть? - спрашивает.
   Нашлись. Бег, шахматы, стрельба, теннис, футбол. Вылез и я: борьба, вольная.
   -- Поборемся?
   -- Как, сейчас, здесь?
   -- А вон за казармой зелённая зона, травка. Время есть. Слабо?
   Он, наверное, думал, что я испугаюсь. Или был уверен в себе и хотел показаться. А что, он ведь сказал, что из Молдавии. А там школа борьбы неплохая, ребята оттуда крепкие борцы.
   Да и вообще, некоторым людям нужно совершать поступки, которые помогают им чувствовать себя выше других самоутверждения. Особенно это необходимо людям роста ниже среднего.
   --Хорошо, согласен.
   С нами пошли ещё несколько человек, кому стало интересно. А шёл и сам себе удивлялся, своей наглости. Он, как ни крути, командир, куда я лезу?
   За зданием казармы я увидел поляну, покрытую зелённой травой. Те, кто пришёл с нами, стали по её краям. А мы пожали друг другу руки – ритуал неизменный для всех борцов—и начали.
   Он сразу, используя малый рост и свою резкость, бросился вперёд, пытаясь захватить мои ноги.
   Ну, это для меня несерьёзно: я, отбрасывая их назад, бросился грудью ему на голову сверху. При этом его руки, вытянутые вперёд, оказались у плеч в моём захвате локтями. Главное, в таком моменте, успеть чётко среагировать на бросок противника вперёд. А дальше не зевать. Я отпустил захват и, крутнувшись на его плечах, помогая себе своими ногами, оказался за его спиной.
   И как всегда, мне не хватает силовой подготовки. Савов силён. Он стоит в партере, на коленях, упираясь прямыми руками в землю. Железно стоит. Но головой крутит, чтобы уловить момент и перейти в атаку. Захватываю его дальнюю от меня руку, протянув свою под его подбородком, грудью рывок вперёд на его туловище, а зажатые руки к себе. У него нет точки опоры, а у меня их много. И он греет землю животом. А я на него. А он рвётся от меня. А я не буду мешать. И даже дам ему возможность оказаться у меня за спиной. Миг. Один. Уже стоя. В следующий, повиснув на его руке, я просто повернулся вращаясь. Мы стоим лицом к лицу, я поднимаю ладони в его сторону.
   - Сержант, хватит, хорошо?
   И мне и ему всё ясно. Так бывает. Понятно, кто сильнее. Я техничнее и «свежее» его в борьбе. А он тоже неплох, но слабее. И делать это очевидным для зрителей никто из нас не хочет и понимает это. Поигрались и достаточно. Пусть я не знаю, как тут живут, но очевидно же: Кто на сержанта пойдёт, от него же и пострадает. Армия!!! Учебка!!!
   Мы возвращаемся к входу в казарму, отряхиваем землю и траву с брюк, сапог. Савов похлопал меня по плечу снисходительно: Молодец!

   -------------- ------------------------------- -----------------------

   учебка. Учат нас на командиров боевой машины пехоты. БМП. Учат быть военными. Здания здесь построены ещё в довоенное время. Во время войны тут находилась тоже учебная школа армии. Немецкая. Разведшкола. В фильме « Путь к Сатурну» её показывали. Теперь мы.

   Урок ночного вождения. Я на месте механика-водителя. Люк не закрыт, Голова моя высовывается наружу до переносицы — называется положение это «по-походному». Инструктор, сержант, сидит на броне сверху: возле башни, придерживается за ствол орудия. Разумеется, так нельзя, но он так хочет, это удобно. Служить парню осталось всего лишь ещё три месяца и, по всему этому, ему никто не мешает проводить «урок» поегошнему. На моей голове шлём с переговорным устройством. Но голос сержанта я тоже слышу. Однако он, для лучшего взаимопонимания, использует метод свой, испытанный и гарантирующий полное понимание между учеником и инструктором. Когда я совершаю ошибку, получаю по голове тычок. Рукой.
   Иногда и ногой. После этого я слышу сержанта и понимаю, что от меня требует он – сто процентов. Начинаю движение по полигону от столбов, для лучшей видимости, ночь ведь, на них, на верхнем срезе, стоят консервные банки. Из них полыхает пламя—в банки налита горючая смесь. Я по квадрату периметра должен обойти участок движения. Жму педаль газа, слышу:
   --Прямо, обороты, обороты!
   Машина с каким то кряканьем ухает в яму, затем начинает подниматься, перед глазами темнота неба. Где земля? Бряк!! Вылезя из ямы, машина перевалила её край и закачалась вперёд назад.
   Гоним вперёд. Поворот. Мне всегда нравился руль БМП-эшки как у велосипеда. О!!! Впереди возникает в свете фар лес. Поворот! Удар по голове. « Внимательнее!» Давлю на педаль. Глаза слезятся. Какой-то запах едкий в машине, так, что режет глаза. Но нет времени на разборку.
   Чувствую лёгкие толчки спереди. Знаю, что это. Нос машины острый. После уроков вождения, весь участок пути, что проходит вдоль леса, усеян срезанными ёлочками. Как будто прошёлся кто с гигантской косой по опушкам. Глаза гонят слёзы, вытирать не могу, показались огни начальной позиции. Сейчас начну второй круг. О!! Я слишком быстро двигаюсь, чуть не проскочил. Резко делаю поворот и меж столбами вхожу не посередине. Правый от удара отклонился. Удар сильный и резкий. Горящая банка не свалилась в сторону, а упала на машину. Я в движении, она попала на броню не впереди, а ближе к башне. Упала так, как стояла на столбе — дном вниз. И продолжает гореть. Я дал по тормозу и тут же слышу: Вперёд, гад, вперёд!! Проскочив вперёд метров десять, слышу: Стой!!!
   Сержант вскочил, подлетел к банке, удар ногой по ней – она улетает на обочину, а я слышу новую команду: Обороты, гони!
   Позже мне всё стало ясно. На НП - наблюдательном пункте, за ночными уроками смотрели отцы-командиры. А пункт этот возле стартовой позиции. Нам повезло, что банка упала на передней части машины, она не осветила наш номер. Он нарисован на боку башни. А ведь всё происшедшее, это ЧП — чрезвычайное происшествие, которое могло закончиться весьма плачевно. Нас, курсантов, что винить. Все шишки были бы на инструкторе. Хотя ему всё и до лампочки уже, но неприятно.

   А глаза мне выедал запах от неисправности в двигателе. Позже и с этим разобрались.


   Мозоли на ногах я натирал не простые. Двойные. Врач части, к которому я как-то попал, удивлялся---Как с такими мозолями можно ходить?---Он вскрывал один, а под ним был другой, не засохший. Такое длилось всю учебку. Я никогда не имел дело с портянками, сапогами, потому и не умел пользоваться ими. Ребята из деревень — те да, могли. Или пользоваться портянками, или их ноги привыкли и стали восприимчивы к любой форме оболочки на ноге (сколько потом, в дальнейшей жизни, ни встречал зрелище солдатских ног в ботинках — десантники, американские солдаты, здесь в Израиле солдаты, разведчики во всяческих фильмах, спецназовцы - всегда завидовал. Какая удобная обувь для ноги. Только один недостаток — одевать и зашнуровывать их, наверное, сложно.) А уроки наворачивания портянок на ноге от сержантов ничего не давали. Те, гордясь собой, демонстрировали своё УМЕНИЕ, в очередной раз наслаждаясь чувством превосходства — качество многих людей, если не всех, желающих получать удовольствие в любом доступном виде.
   Настоящий урок по пользованию сего предмета—портянки—мне преподал папа. Он, мама, Марик, мой брат родной, несколько раз приезжали ко мне в часть по воскресеньям — когда разрешено было. Папа поставил ногу на угол портянки и р-р-аз, одно!! одно движение и на ноге как носок, ровный, без единой морщинки, аккуратный такой чулочек. И в нём даже ходить можно, он не сваливается, не разворачивается. Я помню, что удивлялся, столько лет после войны, годы, а он умеет, не забыл, как это делать. Папа удивился тоже Что ж такие малые куски материи вам дают, и почему простая ткань, а не байковая ( мягкая, теплая, оч-чень хооо-рошая вещь)? Я объяснил, а тогда это уже знал. Байку себе забирают сержанты, старшины, а нам дают тоже, но одну пару на весь срок учебки, обычно же простая ткань А чтобы её экономить — надо что-то и красть или изобретать. Нам вместо двух кусков материала выдают один, его разрываешь пополам, и получается две портянки. Маленьких. Узких. Зато ДВЕ!! Вот так.
   Папа ничего не ответил на моё объяснение. Только расстелил на траве материю: Ставь ногу. Будем учиться. Не спеша и внимательно. Смотри.--- А мама в это время расстилала рядом скатёрку, на которую выставлялись всякие домашние вкусности, после которых я, как и все те, кому повезло и посчастливилось видеть своих, с раздувшимся животом, вперевалку, с комком тяжести внутри, давящим на сердце и подступающим к горлу, возвращались в казармы. Марик сидел рядом, смотрел — он такое тоже не видел.
   В следующий визит родители привезли мне материал байковый, на портянки, и сапоги, с подковками. О! Это целая история. Хотя и коротка, но содержательна весьма и характерна.
   Сапоги нам выдавали по размеру ноги и такие, какие есть. То есть, большего размера.. Старшине ну раз скажешь, что надо другие. Второй раз не решишься. Он у нас был высокий, красавец с Украины, с какой-то издёвкой в голосе, хотя по форме слов никаких нехороших излишеств.
   Вот и к не сложившимся отношениям с портянками, добавилось и неудачи с сапогами.
   Страдал не я, ноги, а я что, я терпел. Даже когда мог оставаться в казарме по указанию врача, шёл на полигон с ротой. Иногда всё же попадал под момент чувства правильности вышестоящего начальства и меня оставляли в казарме, где я в тапочках занимался различными работами. Но в глазах ребят это было сачкование, отлынивание от трудностей службы. Потому нарадовался, когда такое случалось. А сами сапоги тоже страдали. Мы много-о-о занимались строевой подготовкой, сапоги стирались в подошве от ударов об асфальт. От шарканья по земле при свободном перемещении. Выше ногу!! Выше!! Носок тяну-у-уть. Удар о землю всей подошвой (так более сохраняются сапоги). С тех пор и не люблю, когда кто рядом идёт и шаркает по земле каблуками. Как старики, а ведь молодёжь.
   Узнав о таком положении, родители привезли сапоги. Папа на заводе сделал удивительные подковки. Что за подковки, чудо!!! Толщиной миллиметра четыре, они состояли из двух скреплённых пластин. В плоскости, которая наружная, то есть к земле, под головки винтов, которые крепят подковы к сапогам, отверстия цилиндрические сделаны так, чтобы шляпки этих винтов были утоплены не просто наглухо, вровень с плоскостью, а ниже этой плоскости. Это же какая великолепная задумка — пока сотрётся слой наружный, да потом ещё сами головки винтов до того, что уж держать не будут, пройдёт уйма времени. Мало этого. Подковки состоят из двух пластин, а внутри твёрдосплавные шарики. В нижней пластине имеются ещё и под шарики отверстия. Чтоб они выходили слегка наружу и тем самым задерживали процесс стирания подков. Шляпки винтов скрепляющих пластины находятся с обратной стороны, с внутренней, то есть винты будут скреплять пластины до последнего момента их работы.
   Это не подковки. Это чудо человеческих рук и мысли.
   При установке на сапоги, под подковы надо вырезать ступеньку. Папа установил подковы на сапоги дома. И сделал ещё две пары подков. Не для запаса, а для того, кому я захочу их подарить.
   Так вот. При ходьбе по асфальту, если цепануть каблуком, в стороны летят искры-шпоры, это фантастика, как здорово.
   От старшины, сержантов мне тоже досталось здорово. Их слова идеи можно выразить следующим образом:
   --- Это ж что получается, советская армия не может обеспечить солдата сапогами???!!!
   --Да моего ж размера нет!(41-й, самый ходовой).
   --Позор, рядовой. В роту шагом марш!
   ************************

   -- А от лейтенанта, нашего взводного, не было мне упрёков, по этому поводу. Лейтенант Кутузов.
   Всегда подтянутый, аккуратно одетый, улыбался редко. Он был так далёк от нас, по нутру, непонятен. Для нас. Молодых ребят, редко среди которых встречались знающие жизнь хоть в малой дозе.

   Марш бросок. В полной выкладке. Запакованные в ОВЗК—общевойсковой защитный комплект. Резиновый сплошной комбинезон с капюшоном, сапогами и рукавицами также резиновыми, плюс противогаз, ремень со снаряжением — подсумки с гранатами, магазинами автомата — рожки с патронами, штык-нож, фляга, сапёрная лопатка, автомат, каска.
   Бежим. Я в жизни до армии столько не бегал. Даже футболом не увлекался. И не говорите мне, что я борьбой занимался же, вроде подготовка должна быть. Должна. Но вот с бегом у меня всегда проблемы. Ладно, бежим. Я всё больше и дольше отстаю. Шаг становиться короче — нет сил кидать ноги вперёд, но вроде бегу, не бреду и на шаг не перешёл. Стёкла очков противогаза начинает заливать пот. Резина маски прилегает к коже лица плотно. Пот остаётся в очках и всё выше поднимается от носа к глазам. Я должен всё больше и больше наклонять голову вниз, чтобы через верхнюю часть стекол, не залитую потом, видеть землю под ногами и впереди.
   Вдруг замечаю фигуру лейтенанта. Не узнать бы, что это он, если бы на голове вместо каски не было офицерской фуражки. А так он так же, как все, в полной выкладке, в ОВЗК. Пример!!! Его фигура всё время перемещается то в голову бегущей цепочки, то назад, в хвост.
   Он приближается в беге ко мне. «В чём дело, рядовой? Шире шаг, шире шаг»! - доносится до меня.
   Мысли мои скачут вразброд—какой шире шаг, я не могу, сам беги, отстань, не буду.
   - «Шире, шире шаг, ногу вперёд тяни».
   «Да что он пристал, как комар, не могу я, я не могу». Но странное дело, не могу, а бегу. Не падаю, и рядом слышу топот бегущих, а лейтенант с возгласом, глухо доносящимся сквозь противогаз, «ух, хор-р-рошо!», уже в голове колонны и оттуда доносится такая долгожданная команда:
   --Р-р-р-о-о-о-о-та, ша-а-а-гом, марш! Стой! Снять костюмы!!
   Вот когда открываешь консервы « Килька» и достаёшь оттуда рыбку, и она вся из себя такая в соусе, вот такие и мы при разоблачении из ОВЗК. Гимнастёрки насквозь мокрые,, из противогазов выливаем пот и начинаем укладывать в спецсумку, сворачиваем в малый свёрток костюм и приторачиваем его на спине. До следующей команды «Газы!» или ещё более «радостной», когда надо будет опять облачаться в химкостюм.
   Как говориться в народе, тяжело в ученье, а будет ещё «лучше».

   **** ***** *****

   Сегодня у нас занятие на полигоне. Метание гранаты. Упражнение таково: Вылазишь из окопа, идёшь на позицию, бросаешь гранату, и сразу отступаешь за деревянный щит – он находится у позиции — чтоб не зацепили осколки. Урок ведь. Рядом всё время находится офицер.
   У одного юноши руки дрожали, потому он гранату не метнул вперёд, а, вырвав кольцо, уронил её себе под ноги. А рядом был наш комвзвода. Лейтенант Кутузов. Как писали потом в газете: « В детстве лейтенант, тогда он не был ещё лейтенантом, очень любил играть в футбол. И теперь ему это пригодилось!» Он ногой ударил по гранате и отбил её в сторону, солдата непутёвого он рывком рванул назад себе за спину, а сам упал плашмя на землю. Так пацан оказался ко всему и неуклюжим, и не прижался к земле. Прогремел взрыв, пацана, тюфяк, он даже не смог упасть и прижаться к земле, задело осколками, слегка и неопасно, но задело. А Кутузову ни царапины. Вот такой вот герой был наш командир взвода.

   ************** ****************** *****************

   А с гранатой был ещё забавный случай. Служил с нами парнишка один с Туркмении. И вот во время отработки упражнения по метанию гранаты с движения в цепи, было так. Гранаты наполнены инертным газом, метать их вообще-то безопасно, на сколько бы ни бросил. Но всё-таки, кой-какие осколочки от них есть, предмет всё-таки. Потому под ногами и в руках им взрываться не следует. Расстояние между наступающими пять-шесть метров. Естественно, что каждый посматривает время от времени на соседей в цепи. И вот ребята, идущие слева и справа от парня, о котором речь, видят такую сцену, от которой у них нехорошо на душе стало. Парень выдёргивает левой рукой кольцо гранаты, замахивается ею, чтоб бросить, а затем не бросает её!!! КОЛЬЦО-ТО ВЫДЕРНУТО. Несколько секунд и взрыв. Если отпущен рычаг запала. Пацан останавливается, лезет левой рукой зачем-то в карман, вынимает её и потом перекладывает гранату из правой в левую руку и лезет в правый карман, затем процедура повторяется в обратном порядке, опять копается в левом кармане. Ему кричат, нет, орут: Идиот, бросай гранату! К пацану подбегает сержант, бьёт ему подзатыльник: Кидай! Только после этого производиться бросок. И как он всё объяснил? Очень просто.
   --- Старшина велел после учения сдать ему кольца от гранат, я положил кольцо в карман, в левый, а потом вспомнил, что там дырка. Вот и хотел переложить в другой, чтоб не потерять.

   *********************** ********************** *****************

   В один из приездов родителей и Марика, брат сказал мне слова, которые запомнились на всю жизнь.
   --- Вот армия закончиться и тогда начнётся жизнь! (я всего лишь повторил чьи-то слова, перефразировав их немного. Своего мнения я тогда не имел. А слова были - «армия это потерянное время»). Рома, нет! Нельзя жить, думая, что жизнь начнётся потом. Так можно прожить всю жизнь в ожидании.
   Практически, вернее, по факту того, что у меня за спиной сейчас, по факту моего восприятия жизни, Марик сказал суть моего восприятия мира. Жаль? Да, но я не жалею. Теперь, сейчас и здесь понимаю, всё, что было — это моя жизнь, другой, той, что позади, не будет. Я тут оттуда, но я не тамошний, а тутошний. И я очень, без очень—это словоблудие сейчас, я люблю своего брата. По настоящему, думая о нём, знаю - моё восприятие его – это любовь в сердце. Мама, папа, брат.

   Что ещё про Печи я могу рассказать? Э-э-эх, жисть моя жестянка! А ну её в болото. Живу я как поганка, а мне летать, а мне ле-е-ета-а-ать охота!!!!!!!!
   Была ещё поездка в Минск на завод холодильников за какими-то деталями. Это была великолепная командировка. Савов грохочет сапогами по МОЕЙ улице Чернышевского — мы бежим ко мне домой, а машина ждёт нас у трамвайных путей на ул. Якуба Колоса. Бабушка. На просьбу о вине ответила отказом, зато накормила блинчиками и дала с собой, для ребят в машине.
   А на самом заводе мороженого наелись—вволю. И разного.
   На стройке, где использовалась наши руки, ребята выпили. Я в отказе был. Ночью старшина с сержантами вызывали нас в умывальник по одному, давали дыхнуть в стакан — узнавали так тех, кто пил, и лупили. Тех, кто не пил, тоже, но меньше, для науки, что б жизнь мёдом не казалась.
   Траву красили зелёной краской, подготовка к приезду высокого начальства.
   На посту — охрана ночью тира части — пацан на ходу заснул и лицом напоролся на колючую проволоку, другой тоже заснул и свалился с вышки — благо невысоко. А ещё был любитель пальбы боевыми патронами — как на пост — стрельба по крыше — мол, кто-то ходит. Его перестали ставить на этот пост.

   И вот, быстрые сборы, ночь, на плацу построение. Куда? Никто не знает. Стоим долго —несколько часов и вот, в путь. На Кушку.

   Как говаривали в старину и в наше время, пугая военных или предсказывая им будущее:
   Больше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют.
   Или: На свете есть три дыры — Кушка, Термез и Мары.
   КУШКА.
   Самая южная точка Советского Союза. Туркменская ССР. Там меняли БТР-ы на БМП. Всё это боевые машины. Позже мы узнали, что туда направили ещё 150 человек из Кизыл-Рвата, это место также в Туркмении, ребята призыва на полгода раньше нас, тоже из Белоруссии, уже послужили в линейных восках.
   Как и мы — командиры БМП, операторы-наводчики и механики. Нас 150 человек после учебки, их 150. Всего 300 человек. 100 полных экипажей.
   Нас ждала военная часть номер 36894, гвардейский мотострелковый полк орденов Богдана Хмельницкого и Кутузова, и ещё чего-то там, уж и не помню. 2000 человек. Нас ждало место, первым в Туркмении признавшее советскую власть, о генерале-командире той части снимались фильмы, а сам он погиб от рук бандитов в поезде, место это было освоено впервые царскими казаками, в зданиях бывшими при них конюшнями, располагались наши казармы, на двух граничных сопках нашей части стояли два больших памятника — советскому солдату на одной, на другой крест размером с двухэтажный дом. Подобные кресты были поставлены царём, моим тёзкой, Романом каким-то, а может, сейчас только пришла мысль, Романовым, на крайних точках России, из четырёх в настоящее время сохранились два—один где-то на севере, другой наш, кушкинский. Это всё я знаю, так есть, только из рассказов ребят. Насколько всё соответствует истине – не знаю.
   42 градуса в тени.
   Вот так. Пока весь сказ.
   -------------------------------------------

   Жарко. Нечем дышать, снаряжение давит плечи, бока, ноги в сапогах гудят, автомат уже давно надоел до смерти и я всё время меняю плечо, на котором он висит. Противогаз бьёт по ногам—не успел подогнать длину его ремня, во фляге осталось глотка два, пыль забивает горло. Хорошо ещё, что хоть умудрились сапёрные лопатки оставить. Мы двигаемся на стрельбище, а при сборах в казарме не была выделена команда о лопатках. Вот мы и решили — обманем отцов командиров, ведь логика и жизнь не всегда совпадают. Потому, как по логике, то как раз и надо было брать с собой полное снаряжение—солдат ведь, и не прогулку же собирались. Ладно, идем. Синее чистое небо над головой. По сторонам жёлтые сопки. Командир второго взвода, он сегодня ведёт роту, останавливает нас: Ро-о-ота, сто-о-ой!! Ну что ж бойцы, начнём учиться ратному делу. Сопку слева видите? Тридцать метров подняться и окопаться. Что, лопатки не взяли? Это уж ваши проблемы.
   Чем хотите, тем и окапывайтесь. А хоть ложками, они у всех есть. Старшина, с холостыми на противоположную сопку. Заметите, что кто-то встал, выстрел в воздух, я потом в казарме с нарушителем разберусь. Да-да, ребятки, окапываться лёжа, как под обстрелом противника.
   Вперёд, марш!!!
   И вот мы на месте. Я оглянулся по сторонам — как кто выходит из положения. Ага, один таки пробует ложкой. Другой — пряжкой ремня пытается взрезать верхний слой почвы — потом то земля мягче. А мне что ж делать то? А попробую я крышкой ствольной коробки — это деталь автомата. Я потом её протру. Узковата, да все ж выход. А теперь руками. Вот только на колени встану – так удобнее. Что это, а старшина с сопки пуляет в воздух — заметил, зверь! Да-а-а, солдатская наука не проста.


   Наш первый выход на учение в качестве того, на кого учились — командиров боевых машин -- БМП.
   ( до сих пор мне нравиться это произносить-БМП ). Люки задраены, я наблюдаю за миром вокруг в триплекс. Поле зрения малое, но ведь можно вращать. Мы двигаемся строем ротной колоны. На головной машине мне виден шлём комроты с белой полосой от очков он специально так расположился, чтоб наблюдать за полем боя. По рации мне доносятся команды, по которым перестраиваемся в колоне, или был момент, вся рота повернула на девяносто градусов в линию по-машинно и стало подниматься на сопку. Даже в мой перископ-тримплекс это выглядело очень красиво и впечатлительно. Но вот мы прибыли на указанное место—поле боя. И началось. Развернулись в линию и вперед. Машины ревут, пыль столбом, рация работает с перерывами, хорошо хоть внутренняя без перебоев. Я ничего толком не вижу и ориентируюсь о направлении движения по машине ротного, вижу на ней чёрный шарик головы его со светлой полосой, которую пыль не скрадывает. Только мне не понятно, чего он всё время дёргается то влево - вправо, то вперёд-назад. А мне его догоняй, да ещё помню, что надо же держать дистанцию между машинами. Вот и рычу время от времени механику-водителю своему:
   --Влево, прямо, обороты!!! Обороты, Костя!!! ---это означает увеличить скорость движения.
   Кручусь на своём сидении, пытаюсь найти ротного, чёрт бы его побрал, опять куда-то пропал. Ага, нашёл его, только он почему-то справа и да-а-алеко очень от меня, и между нами две машины третьего взвода. Не пойдёт. Догнать, перегнать, обойти и не взад, а "у перёд". Вот так.
   Вечером в комнате учебного класса происходит разборка учений. Говорит ротный.
   --- не знаю, чему вас учили, гвардейцы, а только так воевать нельзя. Бред како-то. Только выехали из парка (парка боевых машин), в колонне роты оказалось три лишних машины второй роты, а наша первая. При подходе к стрельбищу две машины первого взвода вдруг выскочили с дороги и упи…ли куда-то. А в бою я вообще не понимаю как кто и куда двигался. Возле меня только две машины были, 601 и 617. (вторая – это моя). Вот ты объясни мне, он повернулся ко мне, что за манёвры та совершал. То, смотрю, он слева, то справа, то гонит передо мной, то за мной пристроился. Дальше. На стрельбище. Что за идиот выехал с линии огня и стал ездить перед окопами влево вправо, туда-сюда, туда-сюда. Пока не воткнулся в дерево, и слава богу, там затихарился. Все остальные идиоты ведут огонь, хорошо хоть что не по нему.
   Ладно, военные, будем учиться воевать. На сегодня хватит.
   Ну, хватит, значит так, команда поступила, потому и я закруглюсь.
   Губа
   Оставалось сделать пару шагов и я внутри. Улица, на которой я стоял, тонула во мраке, фонари не горели. Снежная каша на земле слегка смягчала мрак. Лампы дневного света освещали объект, куда я направлялся. Напротив него высокий забор, ни впереди, ни за спиной, откуда шёл, нет никого. Значит можно двигаться вперёд. И я пошёл.
   За забором были свалены брёвна, для стройки. На них и находилась засада. Их не видно, а освещённое крыльцо давало прекрасную возможность видеть в подробностях кто, что, зачем и почему. Меня взяли при выходе. Передо мной проявился офицер, и прозвучали роковые слова: «Ну что, военный, пошли»?!
   Слева и справа меня поддержали под локти руки, помогая сойти с крыльца магазина. Освободили от сумки с грузом и последнее, что я увидел на месте событий, как моя сумка была передана протянувшимся из темноты рукам из-за забора. Я проводил её грустным взглядом. Мой поход в магазин за вином закончился, начиналось совсем другая тема.

   В тот день я должен был вернуться из госпиталя, где отлежал две недели. Документы уже были у меня в кармане, но на Большом Совете моей палаты было большинством голосом принято решение отметить мой выход. Я уже получил одежду, в которой ложился в госпиталь. Было это в феврале, потому на мне были ватные штаны и телогрейка. И в магазин пошёл я.

   Узкий коридорчик, у стены стоим мы - свежезадержанные: трое краснопогонников и один чёрнопогонник. Из разных частей, но один общий интерес свёл нас в одно место. Напротив стоят трое. Сегодня они в наряде на гауптвахте. Сегодня они «боги». А ребятки не простые. Все из тех, кто дослуживает свой срок после пребывания в дисбате. Они решили устроить нам «Показательное выступление», то есть познакомить с тем, приблизительно, что испытали сами.
   -- Вопрос, к каждому, для кого брали вино? Так, отвечаешь первым ты!---, мне в грудь упёрся палец.
   Я попытался отшатнуться, но некуда...
   -- Себе! на последней букве в мой подбородок врезался кулак. Голова от удара затылком врезалась в стену, я дернулся вперёд. И напоролся на новый удар. Сполз на пол. Выпрямился.
   -- Повторяю вопрос, кому брал вино?
   --- Себе! ---удар, стена, вперёд, удар, по стеночке вниз, подъем.
   А рядом та же сцена и только варианты ответов отличаются. Но не последующие действия. Ибо цель происходящего вовсе не ответы.
   Сцена вторая, лица те же. Перед нашими глазами ложки. Алюминиевые.
   -- Это – инструмент для уборки пола. Через час проверяем, и не дай вам бог, если полы не будут блестеть, как котовы яйца.
   На деревянные полы выливают ведро воды. Мы упали на доски и скребём, скребём их из последних сил. Правда, не в тишине. Из одиночки доносятся вопли, которые то сменяются руганью, то песнями. Там тоже свеженький. Только он оказался более активным, и потому ему досталась другая доля. В одиночке бетонный пол и стены. На пол и на активиста вылито по ведру воды. К тому времени, когда пришли за нами, песен стало слышно меньше. Ночи у нас тут холодные. Да пол мокрый в бетонном мешке – ночью он запоёт другие песни, хмель выйдет и к утру. Что он будет — трудно сказать что-либо, кроме одного — это будет не то, что было с вечера.

   Всякого я повидал в жизни после, но такого…. Вдоль стены металлический уголок, в полуторах метра в пол вделана стойка. На этой конструкции прикреплены две доски. По-местному, это - нары. Место, на котором спят. Накрыться выдают бушлат. И всё. Отбой тоже не простой. Зажигается спичка и следует команда: Отбой!!! Спичка горит 15 секунд. За это время надо сбежать по ступенькам с улицы, вбежать в камеру, лечь и накрыться бушлатом. И ни движения. Это успеть сделать за время горения спички невозможно. То ли потому, что всё уже просчитано, то ли потому, что мухлюют—тушат спичку в последний момент. И потому подъем, на улицу и всё по новой.

   Двор гауптвахты покрыт не сглаженным бетоном. На нём выполняется упражнение « по-пластунски, вперёд». Тех, кто ползёт медленно, подгоняют пинком под зад сапогом. Двор где-то 20 на десять. Ползаем по кругу. Я попал на губу в ватных брюках и телогрейке. По выходу с губы, на локтях и коленях были дыры от сего упражнения. Когда с расположения части, а она на сопках, и как раз наши казармы на той, под которой губа и её видно. Так вот, полздания это помещение караула, а пол—губа. Двор той половины, где караул, зимой бел. Контрастом ему чернеющий двор губы. Потому как чист от снега, животами подметённый.

   В первый день, после завтрака, меня и ещё одного парня-чёрнопогонника, вывели в соседнюю камеру. Там сидели двое ребят, друзья выводных, старички. Нам предложили на выбор: или вы боретесь тут и сейчас, или нас бьют. Мы выбрали первое. Когда я, на автомате, ушел от захвата головы — противник мой был выше меня, и перебросил его через себя, то был удостоен аплодисментами и приветственными выкриками. То, что при этом парнишку я придерживал от сильного падения на пол, не заметили.
   А было ли так? Скорее что нет. Память самого себя красит. Но точно помню, что уходы от захватов я делал без продолжения в нападение.

   Через три дня срок мне данный на сидение на губе, при очередном обыске, за не помню уж какие слова, мне было добавлено ещё трое суток.

   В камеру зашёл старшина «губы». «На работу на выезд, ты, ты, ты. Согласны»? – он ещё спрашивает. Конечно.

   В городке нашем, Кушке, развелось много бродячих собак. Комендант дал приказ: навести порядок.
   Машина. В кузове клетка. Старшина-кореец, обладает удивительным талантом: все уличные собаки иду к нему на его зов. Он их хватает и бросает в клетку.
   Вспоминая сейчас дальнейшее, без прикрас скажу. Я рассказывал об этих события в своей жизни не раз. Как-то относительно спокойно. А вот сейчас противно сильнее, чем обычно, вспоминать это. Постарел?
   Продолжаю. Мы едем на городскую свалку. Она находиться среди сопок. В голубом небе собралось множество орлов. Черные, коричневые, белые. Они медленно кружат в вышине. Почти неподвижны, иногда только слегка взмахивая крыльями. Те, что пониже, делают круг меньший, чем те, что выше. Вот и получается, что в небе висит огромная чаша, которая медленно вращается.
   Старшина приоткрыл дверцу клетки, собачонка одна выпрыгнула, он взмахнул монтировкой. Не убил. Зацепил. Та вскочила на ноги и побежала стремительно вперёд, оглашая окружающие сопки визгом.
   Это ужасно. А мы нужны были, чтоб закапывать. Я не помню, что было. Не помню.
   Только на другой день я отказался ехать. А, кстати, за эту «работу» обещали скинуть сутки от срока.
   Я не мог.
   Пол мотострелковый, мой полк, уехал на учение. Меня забыли забрать с губы. Вот так я отсидел там ещё трое суток. Итого: девять суток.
   Учения. Ночь. День был тяжёлый. Набегались, лопатами намахались, сил не осталось никаких. День закончился тем, что на сопке оборудовали командный пункт, на вершине. Теперь можно и отдохнуть до утра. Где бы прилечь? А вот тут. Я отошёл от вершины. Спустился немного по склону и свалился на землю. Сумку противогаза под голову, автомат под бок. Всё. Сплю.
   Проснулся я непонятно от чего, но что-то не так. Вокруг светло, но необычно, свет цвета другого, чем нормальный. Что такое? Как-то внезапно дошло, что проснулся из-за того, что непонятка со звуками вокруг. Необычайно тихо. Ночь, сопки, пустыня. Звуки отсутствуют, но сама тишина звонкая и уши давит. А тут что-то не то. Как будто всё замерло, затаило дыхание. Я поднял голову, встал, посмотрел в ту сторону, откуда свет шёл, а он шёл. И мне стало всё понятно, а затем мгновенный испуг и тут же облегчение—Ф-ф-у-у, ну и повезло же!! Буквально в метре от места моёй лёжки замерли, поднятые вверх, два огромных бульдозерных ковша, каждый по три метра длины и где-то два высоты. Это была машина сапёров, вызванная для строительных срочных работ. Такую технику вообще-то редко увидеть можно. А сейчас учения в масштабе дивизии, вот её и задействовали. Мне повезло, что водитель, он потом мне сам это рассказал, обратил внимание на маленький бугорок на склоне, по которому двигалась машина. Он бы проехал по тому месту без задержки — для этого гиганта такое — что слону дробинка. Его тормознуло то, что у бугорка рядом, под светом его прожекторов, в том месте, где было чёрное пятно—тень от бугорка, он заметил огонёк. А это непонятно. Вот и тормознул, чтоб разобраться.
   Когда я упал на землю спать, решил прежде отстегнуть полевую рацию, что была у меня за спиной. А что б меня было легче отыскать, в ночной тьме, командирам, если понадоблюсь, вытянул вверх немного антенну, и прицепил к ней малый фонарик. Он входил в комплект радиостанции, для работы с ней ночью.
   Ну и кто мне скажет, что меня спасло: какие-то высшие силы, случай, я сам себя, водила БАТА - так машина сапёрная звалась???


   Армия. Моя армия. Как много в этом слове.

   Снег на склоне сопок жидкий, а внизу сопки, у памятника солдату, тропинка, ведущая в магазин. Дорога за вином. Как быстрее спуститься? А как зимой с горки на лыжах! Только вместо лыж подошвы сапог. Высокое искусство при спуске таком сохранить равновесие. Внизу, конечно, кубарем, ибо набрана скорость и при выезде на финишную прямую надо делать широкие шаги и бежать, но всё одно скорость верхней части тела больше. Хотя и было всё-таки несколько спецов, кто мог устоять внизу и не упасть. Но всё ерунда, главное магазин уже там рядом.


   Учения. Московская комиссия проверяет. Несколько человек отправлено в поле для установки зарядов для взрывов, имитирующих поле боя. Я тоже нахожусь в машине. С вечера мы выехали из части. Одежда на нас мокрая насквозь идут дожди, а сушиться некогда. Тёплые в сухом виде бушлаты, в мокром дают непередаваемые ощущения, которые трудно назвать приятными. Ещё хорошо, когда двигаемся. Вначале. А потом уж и сил никаких всё терпеть, но принимаешь. А куда деваться. Выгрузились возле одноэтажного здания. Сегодня ночуем здесь. В комнате, куда зашли, кровати. Без матрасов. Голые пружины. После ужина, ели в другой комнате, называемой громким словом столовая, спать. А хо-о-олодно! Сыро. То есть мокро. Всё мокро. Я лёг на кровать, сняв бушлат. Накрылся им, хоть и мокрый, а всё же…. Портянки студят ноги до боли. Передвинул бушлат вниз. Через минуту застыли плечи. Попробовал наискосок расположить моё «одеяльце».
   У-у-у-у! Холод жгёт со всех сторон. Господи, скорее бы утро!



   Утром нас загрузили в машины и стали развозить по местам. Высаживаемся по двое. Мой напарник Юра, парень с Украины. Вокруг нас степь. На горизонте сопки, там наблюдательный пункт и вот оттуда-то и будет комиссия и иностранные гости наблюдать за «ходом боя».
   Первым делом роем окоп. Полный профиль – это значит в рост, нам по грудь. Один для меня, а через сто метров для Юры. Мы пехота, дело наше такое, рыть да бегать. А теперь подготовка к взрывам. От окопа тянем вперёд на метров десять шнур, от него влево и вправо ответвления «ёлочкой». На концах каждой ветви брусок тола, взрыватель. Делаем это не вставая, а по-пластунски. По рации передали такой приказ. У каждого из нас ведь рации. С утра то по степи мы ходили нормально, а потом, видно, на НП приехал кто–то проследить за подготовкой.
   Юра ползёт от одной ветви к другой и периодически, оборачиваясь к окопу, где я сижу, кричит мне: не трогай машинку!!. Дело в том, что провод в окопе подсоединён к электроприбору, которым и будут произведены взрывы. Юра не сообразил, я тоже, сделать подсоединение потом. Он боится «случайного» взрыва, а мне так его шипение забавно. Закончив работу в одном окопе, перебираемся в другой. До него ползти было так приятно, что и вспоминать не хочу. А там мы поменялись ролями и теперь я вне окопа, а Юра на рации в окопе. Теперь мне что-то не до смеха. Когда брусок тола перед носом и провод в руках, даже зная, что Юра не подсоединил провод к электропитанию, мне не по себе – а кто знает, что там ему в голову стукнет.
   У-у-ф-ф!! Обошлось.

   А на ночь мы остаёмся в степи. По рации поймать ничего не удается и мы ходим друг к другу в гости. Тут главное не промазать, когда идёшь к соседу, а то как пойдёшь и будешь идти, идти, идти……
   Юра показал мне, как сухой паёк превратить в горячую пищу. Насобирал каких-то маленьких веточек в степи это проблема – и развёл в углу окопа на дне костёрчик. А сверху приспособил банку с кашей. Класс!!!
   На ночь мы расположились у моего окопчика. Под голову противогазы, в плащ-палатки укрутились, как могли и отбой вооружённые силы.
   Проснулся от холода. Светает. Над землёй туман. Посмотрел на Юрку. Он лежал на отвале выброшенной из окопа земли. Лежал на спине, а на груди что-то серебрилось. Подошел поближе. Ну - ничего себе – такого я ещё не видел. На его груди серебрилась льдом лужица воды, собравшейся там за ночь.

   А днём я установил небольшую мачту с флажком – это для танков, чтоб не наехали на мои взрывы и на меня, во время наступления на врага.

   Танки прошли вздымая тучи пыли, наши «метёлки» сработали нормально. Всё было как в кино – будто взаправду.

   Караульная служба. Это одна из сторон армейской жизни.

   Этот пост располагался на окраине Кушки. ГСМ—склад горюче-смазочных материалов дивизии. Серьёзный пост. Обычно караул имеет три смены: отдыхающая – те, кто спит, бодрствующая находятся в помещении караула и несущая службу на постах. Каждая смена по два часа.

   Я вышел покурить, было время пересменки. Мне сейчас идти спать. И увидел шедшую с поста смену. Меня удивил вид одного парнишки. Фамилия его была Карасик. Невысокого роста, он, разумеется, звался среди нас просто карасём. У него на плече болтался какой-то шланг. А рука левая была черная-черная. Что такое? Когда они подошли ближе, стало всё понятно. На плече у него висела змея. Гюрза - её укус смертелен. Голова змеи свешиваясь с его плеча доставала до груди, а по земле ещё полметра волочилось. На руке у Карася была чёрная резиновая перчатка.
   Он рассказал, как было дело. Шёл, шёл по тропке поста и увидёл её. Испугался, да, но службу нести надо. А стрелять как-то не решился. Штык-нож примкнут был к автомату, вот Карась и взяв автомат за самый кончик приклада, бросился к змее. Удачно получилось. Истыкал её ножом и убил. Надо сказать, что такое - редкий очень случай, ему повезло. Хотя и смелость нельзя отрицать.

   А через два часа наступило и моё время заступать на пост. Я начал своё движение с того, что посвистел небольшой собачке. Жила там одна. С ней веселее службу нести, хотя это и нарушение правил. Идём, смотрим по сторонам, слушаем мир. Она впереди. Как мудра природа. Собачка видать что-то не то съела, потому что остановилась, начала икать. Видно отравилась какой гадостью. Так что надо сделать? Стала нюхать траву, потом нашла, что искала, стала жевать. Затем вырвала, правильнее отрыгнула, ещё вернее срыгнула и побежала дальше уже весёлая, помахивая хвостиком. А? Сама себя вылечила. А потом…. Что-то увидала, остановилась и повернувшись, забежала за меня. Что там такое? Я сделал ещё несколько шагов. Боже мой, этого мне только и не хватало. Возле тропки, подняв своё тело вверх из травы, на меня смотрела какая-то жёлтого цвета, красивая, но опасная, так я почувствовал испугавшись, змейка. Не особо большая, тельцо с два пальца толщины. Что делать? Повернуть назад? А служба, а вот Карась то…. И, выдвинув вперед автомат, шагнул вперёд. Змея опустилась в траву и скользнула по склону вверх, в сторону. Ку-у-да? Стой!! Я даже сделал пару шагов за ней, но опомнился и продолжил своё движение по тропе.
   На этом приключения на посту не закончились. От своего приятеля, что тоже был в этом карауле, получил предложение сходить в отдыхающую смену на территорию склада. Когда он нёс службу – он стоял на вышке караульной. И рассмотрел среди бочек большую черепаху. А многие умельцы из панциря их делали пепельницы. На дембель, в отпуск. Вот и Юра захотел. И меня позвал, а вдруг черепах там будет больше, чем одна.
   Юра Поликарпов. Высокий, худой, в очках, вроде нескладный какой-то. А между прочим кандидат в мастера спорта по вольной борьбе. Его родители живут в Марах городок в двенадцати часах езды поездом от Кушки. Сами они русские, но переехали в Туркмению потому, что врачи рекомендовали его отцу. Там что-то с лёгкими у него и воздух в Марах именно такой, что полезен. Кстати, «мара» переводиться как «мечта». А по-моему, так о чём там мечтать? Городок!!!
   В общем, пошли мы искать черепах. Смотрим среди бочек, Юрка нашел прут железный, длинный, траву им раздвигает. И вдруг…..из-за бочек выскользнула здоровенная гюрза.
   Опа-на. Получите. Юрка прутом р-р-а-з-з, и прижал ей. Я потом его спрашивал, зачем так сделал? А он объяснил тем, что в Марах есть питомник, если туда змею сдать, хорошие деньги можно взять. Фуражки бы на дембель купили. А тогда, тогда змея стала дергаться, шипеть, куда вы, мол, придурки, лезете, тут моя территория! Юра сильный, но не хватило его. Я смотрю, под палкой уже полметра змеи осталось, а она дергается, вверх тело поднимает, к Юрке тянется и до его очков сантиметров тридцать ей не хватает. Тут и он дрогнул. Как заорёт палкой, палкой пошевели. Я понял, схватил палку, там валялось несколько, и у хвоста в траве пошевелил. Змея кинулась на палку, от неё щепки в стороны, Юрка бросил свою железяку, и мы как рванули бегом оттуда. А навстречу уже наши бегут, увидели и с вышек и так, кто неподалёку был. Да-а-а, напугались мы……..

   ===================================
   ===========================================
   ====================================================
 

   На этот раз я несу службу по охране бассейна. Генеральского. Ночью. Денег на выпивку не было. Как всегда. Почти. О том, как их «сделать», существовало немало рассказов. Ребята, отсидевшие в дисбате, рассказывали различные истории. Один продал аулчанам, то-бишь «колхозникам, или деревенским, как бы, жителям» двигатель с машины, грузовика. Подъехал, предложил. Те навалились толпой, разобрали, без всяких подъемных механизмов, а вес, между прочим немалый, смогли достать и загрузить на свою телегу-арбу. На суде парень пытался оправдаться так: Ехал. Устал. Остановился. Заснул, проснулся, нет двигателя. Бред! Не прошло. Посадили его.
   У нас в части продавали гражданским плащ-палатки, штык ножи. Антенны – куликовки с БМП.
   Это металлические катушечки всё уменьшающиеся по размеру диаметра и нанизанные на провод, с одной стороны имеется замок. При его защёлкивании провод натягивается, катушки прижимаются друг к другу и вот, пожалуйста, перед вами прочный, гибкий прутик антенна. (Кстати, этот принцип использован в фокусе циркового артиста КИО, когда по его желанию толстый канат, лежащий на арене, превращается в прямостоящий столб). Вот как раз о последних я знал, где они есть. Немного ниже бассейна, где нёс службу, был склад. А по рассказу одного парнишки, тот днём работал там, я знал окно, на котором решётка вынималась легко – пацан постарался. На всякий случай. Ведь он тогда ещё конкретно не знал, как да что, только наметки в голове были. Смотрел я смотрел с горочки на склад, на освещённые фонарями здания, а нужное то как раз в неосвещённой зоне. И решился. На преступление. И приступил к делу.
   Зашёл в кусты и сложил там автомат, подсумок с магазинами, панаму – заместо пилоток, такова форма одежды была. Оставил только на поясном ремне штык-нож. И двинулся вперёд.
   Луна спокойно смотрела на всё это. В ночной тиши были слышны шум ветра, редкий скрип деревьев, шуршащий звук песка под моими ногами, да сдерживаемое дыхание.
   С моей стороны нет ограды. Легко преодолеваю невысокий заборчик.
   У стены здания я замер, прислушался. Тихо! А вот и окно. Взялся за решётку и слегка потянул её на себя и чуть вверх. Она сразу оказалась у меня в руках. Поставил её на землю сбоку, чтоб потом не путалась под ногами. Так, теперь окно. Что имеем? Ага, форточка открыта, и она не маленькая – пролезу. Только осторожно, не грохнуть бы по стеклу. Голова и руки внутри, на подоконнике ничего нет, рядом ящики стоят – это удобно. Надо ж как повезло, что форточка большая, всё внимание сейчас ногам – они в сапогах, а это не спецодежда для такого дела. Ну вот, я внутри.
   Сердце, как оно стучит и какое оно большое!!! Страшно! С поста, и на такое пошёл! Так, какие ящики можно открыть? Этот нет, этот тоже нет, вот, есть. Но тут детали для машин, а это …о, есть то, что хотел. Одна, другая, третья. И вдруг……услышал звуки шагов снаружи. Это охрана склада? Часовой обход делает? Вроде не должен, его место у входа на склад. Шаги приблизились. И тишина. Он остановился. Под окном! Всё, Это всё……какое-то скрябанье по стеклу пытается рассмотреть, что внутри. Я замер за ящиками, ни движения, дыхание остановилось. Опять шаги, теперь они удаляются, в быстром темпе!!! Он побежал …..аааааа…….
   Как я вылетел в форточку, как промчался вверх по горе, как забрал спрятанные в кустах автомат, подсумок – всё окутала чёрная пропасть ужаса в груди.
   Я очнулся на тропинке, по которой обходить должен свой пост – бассейн его величества Генерала. Ой ей – ёй!!! А антенны то у меня за пазухой. Ну и ну! В кусты их, вечный тайник всех времён и народов. Только выпрямился из-за угла вышли разводящий и моя смена.
   -- Почему не ждёшь нас у входа? Спишь, что ли? Ладно, военный, на пост шагом марш!
   -- На вверенном мне посту усё у порядку! Пост сдал!
   --Пост принял!



   Стемнело. Гул мотора убаюкивал. Да и устали мы – с утра до позднего вечера не было ни минуту покоя. Дивизионные учения… До дембеля ещё полгода. Я уже служил в отдельном артдивизионе. Командир отделения связи. А сейчас сидел в кузове машины, напротив меня Алексей, мой ровесник, солдат из отделения. Наша машина последняя в колоне, к ней прицеплена пушка, как и к остальным машинам. Кузов затянут брезентом. У наших ног различное снаряжение. А мы уж так наловчились, за время службы, что можем спать почти в любом положении, ну как минимум дремать, что и делаем сейчас. Но чёрт меня возьми, достала меня катушка с проводом. Она лежит у заднего борта и всё время грохочет о бак, что рядом. Алексей уже полу прилег на лавке, ему всё до лампочки. Ладно, я решил сам её укрепить. Встал и, придерживаясь о боковые стойки, прошёл к катушке. Взял её в руки, поднял и повернулся к кабине. В этот момент машину в очередной раз тряхнуло, кузов мотнуло из стороны в сторону, это вывело меня из равновесия, затем пол прыгнул вверх и вниз. Меня подбросило в воздух, катушка вылетела из рук, а я, подбив спиной брезент полога, вылетел из машины. Меня перевернуло и грохнуло на землю. И это ж как повезло, что дорога в этом месте песчаная оказалась, и что меня кинуло чуть в сторону. Ибо, если б нет, то я упал бы спиной прямо на лафет пушки, и это было бы очень неприятно, мягко говоря. Я вскочил на ноги и кинул взгляд на то, что вокруг меня. А вокруг тёмная пустыня, ни огонька. В ещё более чёрном небе тьма звёзд, а по дороге, ведущей вверх, по склону удаляется маленький красный огонёк моей машины. И тут меня охватил, о нет, обуял дикий страх остаться одному. Я заорал, как резанный, разумеется, и рванул бегом за уменьшающимся огоньком. Догнал, обежал пушку, стал карабкаться на задний борт. Когда я уже был по пояс над верхним краем, Алесей приподнял со скамьи голову, уставился на меня и затем произнёс:
   --- А ты куда слазишь?!



   Отпуск. По болезни. Уточнение немаловажное. Ибо вырваться в отпуск в армии – дело непростое. Его дают при хорошем отношении с начальством, за выдающееся поведение во время учений, если повезло, очень редко, очень, за срок службы. Я болел желтухой, Боткина, болезнь печени. После неё требуется соответствующее питание. Диета. Есть такое в медицинском предписании, после госпиталя. И где-то есть такое, что, в случае невозможности получить таковое в части, следует отправить человека, то есть солдата переболевшего, в отпуск. А среди троих моих «коллег» из госпиталя нашлись ребята грамотные, мы это обмозговали, покрутились и сделали-таки это. Получили отпуск. Да какой!!! Не положенные солдатам обычные 10 суток плюс дорога, а двадцать плюс дорога. О как!!!
   Готовились как на дембель, до которого и оставалось-то с полгода. Альбомы, форма, погоны со вставками, шинели.
   Шинели мы обрезали, с положенных двадцати сантиметров от пола до почти колен.
   Это ж как выглядит!! Но не по уставу, а потому нас ждали «приключения» они начались с первой станции, где остановился поезд. Мары. В переводе с туркменского – мечты.
   Мы вышли покурить на перрон. И тут же к нам подвалил патруль. Лейтенант проверил документы и пообещав нам, что встретит в таких шинелях нас при возвращении в часть, то мы сперва познакомимся с их комендатурой и гауптвахтой, а потом уж отправимся дальше. И отпустил, пожелав хорошего отпуска.
   Но вот мы приехали в Ашхабад. Тут пересадка. Поезд вечером, у нас целый день. Сергей Климчук, мой товарищ, предложил не торчать на перроне-вокзале, а съездить в учебку его родную – он тут учился, первые полгода в армии, всё хорошо знает, а там, может, ещё и друзей увидит, кто остался инструкторами. Ну что ж, поехали.
   Мы шли по асфальтовой дорожке к казарме. На входе в часть нас пропустили спокойно, когда всё объяснили. Нам оставалось уже немного, и мы вошли бы в здание. Не успели.
   Из-за угла вышла небольшая толпа офицеров человек десять. Подполковники и полковники, майоры и капитаны, лейтенанты и прапорщики. А на центральной дороге подъехали и остановились пять машин, впереди чёрная «волга». Мы с Сергеем переглянулись и замерли. От входа в казарму по воздуху понеслась команда «смир-р-рно!!!!». Вот влипли – видно, какая то проверка. Не доходя до нас метров двадцать, группа остановилась. А надо сказать, что в это время вокруг и вблизи и вдалеке никого больше не было видно – все попрятались. Не зря говориться « не мозоль глаза начальству – руки намозолишь». Тут то не руки в опасности, а шея. Естественно, ведь больше вокруг никого нет, к нам от «их превосходительств» направился лейтенант.
   --- Кто такие?--- при этом он внимательно нас осмотрел. – Документы! Отпускные свидетельства?!
   Он вернулся к начальникам, доложился, затем опять вернулся к нам.
   --- пол - часа вам времени, заменить шинели на уставные. Не успеете, мы уедем, а вы свои документы получите в комендатуре и там же проведёте свой отпуск.
   -- Товарищ лейтенант, так у нас же отпуск по болезни!
   --- Кру-у-гом, шагом марш отсюда, орлы!!

   Мы вбежали в ближайшую казарму.
   -- Дневальный, где старшина?
   Там, в каптёрке! Постойте, мне доложить надо!
   -- А, некогда!.
   Старшиной оказался высоченный парень с густыми усами. Сергей прямо от двери начал говорить:
   -- Выручай, друг! Едем в отпуск, хотели тут навестить друзей, я здесь учился, в третьей роте был. Напоролись на полканычей — проверка похоже, у нас полчаса, они документы забрали. Нам надо шинели наши на нормальные сменить. помоги.
   -- А я помню тебя. Я тогда в первой роте был. Ладно, хватайте, вон на вешалке, что подойдёт.
   Мы бросились к встроенному в стенку шкафу. Там рядами висели шинели. Через десять минут уже повернулись бежать на выход. На нас висели аккуратные, но обычные шинели первогодок.
   -- Спасибо, друг. Если сможем, вернёмся за своими, ну а нет – тебе повезло, готовые дембельские, Э-э-х! Вперёд!
   --Удачи вам!!

   -----------------------------------------------
   Я посмотрел на строй своего отделения – в данный период я, младший сержант, войсковя специальность: автоматчик, командир боевой машины пехоты и отделения командир отделения связи взвода управления : связь, управление, разведка; - первой роты артдивизиона мотострелкового, орденов Богдана Хмельницкого и Кутузова, гвардейского полка
   номер ……
   Ну и ну, такой состав у меня недавно и я не привык к нему ещё.
   Мамедов. Узбек. Полный, крупное лицо, глаза слегка навыкате, кость широкая. Закончил киевский педагогический. Русский язык. Говорит по-русски с сильным акцентом, зато пишет без единой, без единой ошибки.
   Нигбатулин. Худощав, брат его на склад горюче смазочных материалов сумел попасть, а он ко мне. Глаза умные, нагловатостью внутри, не снаружи, тот ещё умник. Хозяйственник, не пропадёт такой нигде.
   Курбаниязов. Челюсти как из камня, грудь колесом, нетороплив в движениях, спокоен, уверен в себе. Я думаю! С танковым траком, зажатым ногами запросто подтягивается, а без него несколько десятков раз в быстром темпе. Мастер спорта то ли по борьбе, то ли ещё по какому-то серьёзному виду спорта.
   Салихов. Отец троих детей. А может четверых.
   Последний ждёт освождения от службы в ближайшее время, остальные служат по году все после институтов – к нам попали для службы на последние свои полгода.
   --- Слушайте сюда. Ротный приказал: к учениям все с полным снаряжением. А старшина приказал – после того, как сегодня сходим на обед, чтобы все были с ложками. Они входят в снаряжение бойца. Вопросы есть? вопросов нет. Свободны.
   Все разошлись, я повернулся и двинулся к небольшому зданию возле казармы там наша каптёрка. Меня догнал Мамедов.
   -- Я не буду воровать ложку.
   -- приказ неясен?
   Я подошёл к нему близко. Очень. Он не понял моего движения, а, может, был наполнен рассказами или просто страхом, потому не раздумывая, внезапно ударил меня в челюсть. Я такого не ожидал от него. Удар был несилён, по его габаритам, так мне повезло.
   Не успел я ничего ни сказать, ни сделать, как рядом моментально возник Курбаниязов.
   -- Сержант, я возьму две штуки. Хорошо?
   Я ничего не ответил, а молча повернулся и ушёл. К учениям ложки были у всех.
   А с Мамедовым у нас в дальнейшем сложились хорошие человеческие отношения.

   ====================================================

   Cлужба караульная. Я – разводящий. То есть на посты вывожу смену. А, напомню, караул - два часа отдыха – спим, два бодрствование - в караульном помещении читаем, УЧИМ УСТАВЫ - ЯКОБЫ, шашки шахматы, два часа на посту. Я на посту в этот раз не стою, а только смену через каждые два часа вожу.
   Есть в моём отделении военный - Топылдыев. Худой, как глиста, смугл до чёрноты, туркмен. Сегодня он в карауле тоже. За его спиной год службы. За моей без малого два.
   В смену отдыхающую, его смену на тот момент, я ему сказал :
   -- Вымой полы в караулке, потом можешь идти спать. Доложишь только перед тем.
   Понял?
   -- Да.
   Я направился в комнату отдыха и прилёг. Хотел немного подремать. А когда надо будет доложить, Топ меня разбудит. Прошло сколько-то времени. Я сам открыл глаза и увидел на соседнем топчане Топылдыева. Хм! Спит, не доложил. Я толкнул его.
   -- ты сделал, что я тебе говорил.
   -- Да!
   Ничего больше не сказав, я встал и вышел в комнату бодрствующей смены. За столом сидели трое наших ребят, читали книги, двое за малым столиком играли в шахматы.
   Полы были сухие. Повернувшись, вернулся в полутёмное помещение, где топчаны стояли. Сильно толкнул Топа в бок. Тот вскочил, очумело со сна тараща глаза.
   -- Марш делать то, что сказал. И не надо больше так. Сделаешь, доложи. Вперёд.
   Сам я опять прилёг и быстро задремал. Ещё прошло время. Снова открыл глаза и увидел всё тоже — на соседнем месте спящий на животе Топа. Я стал тихо беситься. Поднялся и выглянул в соседнюю комнату. Там всё тоже. Ребята занимаются, как и занимались, только добавилось еле сдерживаемое хихиканье. Тут я совсем взбесился. Подошёл к лежаку с Топылдыевым. Молча взял левой рукой за воротник гимнастёрку под затылком, правой ухватился за ремень со спины, пронёс его по воздуху до двери, пинком сапога распахнул ей и выбросил топа наружу. Дверь закрыл и лёг на топчан в ожидании. Не заметил, как задремал.
   Позже, в курилке, ребята рассказывали: «это было красиво – резко распахивается дверь и по воздуху летит Топылдыев».
   Я открыл глаза, когда услышал, почуял шевеление воздуха. Рядом возник Топ. И лёг. Молча. Тоже молча я встал и выглянул в комнату, в которой уже висел в воздухе неприкрытый хохот. Полы были сухие. Я вернулся, взял солдата за шиворот и выволок его на улицу. заволок за здание.
   -- Топа, мне неприятно тебя бить, но не вижу другого выхода. Почему, скотина ты не сделал того, что велено.
   Он молчал. Я ударил его, кулаком в грудь, ещё несколько раз. При этом была только мысль – не ударить сильно. Я неудачно его поставил. Не у стены здания, а у ограждения за зданием. Ограждение невысокое, по пояс. А за ним склон сопки. Почти пропасть. Не хотел я, чтоб он туда улетел. И ведь что интересно. После этого он сделал всё, что было велено. Помыл полы, доложил. А именно тогда понял впервые, что есть люди народы может, которым пока силу не покажешь, бесполезно говорить что-либо. Вот такой был у меня урок.
   ============


   ВОЗВРАЩЕНИЕ.

   я буду ещё возвращаться к этому времени - времени моей службы. Вставлять, дополняя тем, что встанет картиной в памяти, а сейчас хочу рассказать о самом счастливом дне моей жизни.
   Так я раньше называл этот день. Хотя, на самом деле то, просто, (просто ничего не бывает), именно тогда я испытал чувство, впервые мной осознанное как СЧАСТЬЕ!
   Демобилизация. Дембель.
   Из части я выехал 16 мая 1974 года утром. В поезде пили. В Марах не поехал дальше, а зашёл в гости к знакомому туркмену – учителю русского языка в школе. Наше знакомство началось с моей поездки в отпуск. На вокзале, не помню, в каком городе, познакомились, время до поезда хватало. Потом переписывались. Не знаю, как Сергей детишек учил русскому, потому что мысль то он на бумаге выражал ясно, но с множеством ошибок. А вот любопытно, как бывает, у меня в отделении был узбек – учился в киевском педагогическом институте, так он наоборот – говорил с акцентом, а писал грамотно, до запятой всё правильно.
   У Сергея я провёл вечер застолье. На невысоком столике, женщины только подносили еду. Ночевал на свежем воздухе, а утром продолжил путь. Потом ещё год с ним переписывались.
   И снова поезд. Один из товарищей, который тоже был с нашего полка, но выходил раньше, попросил передать на вокзале, работающей там, знакомой, пару маленьких живых черепашек – они спокойно ехали с нами с Кушки в картонной коробке.
   И вот поезд замедляет ход, и появляются строения вокзала. Сердце сжимается, стынет в сладкой истоме. Медленнее, ещё, ещё, всё. Приехали!!!
   21мая. 1974 год. Я вышел на перрон. Минск. Минск. Но здравствуй город, я ещё не произнес внутри. Пошёл поскорее отыскать знакомую товарища, нашёл, передал черепашек и вышел из здания на привокзальну3ю площадь.
   Утро. Синее-синее небо, солнце уже там.
   Решил – пойду пешком. Хоть и чуть далековато, для нашего города, но не для меня и не сейчас.
   Асфальт под ногами, свежий воздух, утренняя прохлада, неповторимые запахи города. И шумы. И звук машин проезжающих, троллейбусы, ……
   Главпочтамт, Центральный Банк, МВД, Главный универмаг Минска, Дом офицеров, Свислочь, мост, Круглая площадь, памятник Победы, перекрёсток Красной и проспекта, площадь Якуба Коласа, Цум, завод им. Ленина, Букинистический магазин, пошивочная мастерская, где я шил первый (и последний ) костюм на выпускной, БПИ, РТИ, 1-я клиническая больница, Академия наук, Театрально-художественное училище, Дом печати, 20-й гастроном, скверик у стадиона, улица Кузьмы Чёрного. И моя улица Чернышевского. Но я захожу со двора. Подъезд соседнего дома там домоуправление.
   И вот я перед родным домом.
   Подхожу к крыльцу среднего подъезда. На мне парадная форма, в руке чемоданчик.
   А там стоит человек, курит. Вовка! Сосед!
   -- Рома!!! Ну сейчас всех обрадую….
   --- стой, здравствуй, не говори никому, дай дух перевести….
   -- ааай, сейчас,--- убежал.
   Через мгновение на крыльце мама, папа, брат, бабушка, соседи.
   А вечером застолье. У папы был ранее днём День рождения, но не отмечали. Ждали меня.
   Всё это было СЧАСТЬЕ!


   После армии – это тоже жизнь.

   Шестнадцать дней я пил. Нас, тех, кто служил на Кушке, в эти дни вернулось 13 человек. Двое из-под Минска, остальные минчане. Ну как же не попить героям?! Иногда сидели у кого-нибудь на хате, чаще на природе. Нам никто не был нужен в такие моменты. Набирали пойла и забирались в глушь лесков, а то шли по полям, до какой либо рощицы, или оврага. Но когда возвращались и шли по городу, чувство было такое, я помню, что мы выше, больше, могучее всех других. Стая? Может быть. Хмель? Тоже точно.
   В какой-то момент я почувствовал – всё, хватит!
   И пошёл работать. До сих пор мне гордо, что пил после армии только 16-ть дней, ведь так, полагаю, никто не смог.
   ------------------------

   1972 – 1974.




Букет майорцев для майора
Светлана Демченко

С тех памятных дней к этому цветку у нее особое отношение.

Цинния, изящная и узколистная "майорчия"(такое название получило это растение в Казахстане) родом из Мексики и Аргентины. Ее сложноцветные, теплые, ласковые, похожие на мечты, цветки были досконально изучены профессором медицины И.Г.Цинном из Геттингенского университета еще в XY111 веке (именно поэтому цветок и носит его имя).

Флористы отмечают основные преимущества циннии: наличие всего спектра(за исключением синего)оттенков, любая высота, мало забот при выращивании, максимум отдачи, нескончаемое цветение.

Любимая бабочками, особенно "Адмиралом", являющаяся пиршеством для многих птиц, цинния за свою демонстративную щеголеватость получила свои новые образные названия. Так, на Украине за бравый вид, перекликающийся с выправкой офицера, этот цветок нарекли "майорцем".

Всякий раз, когда она встречается с циннией, этим наполненным радугой различных цветов, обласканным солнцем цветком, из глубин ее памяти неизменно всплывает одна далекая встреча.

Ведь на языке цветов букет из майорцев является выражением воспоминаний о друзьях, которых нет рядом.

Именно такой, с учетом этой символики, и был преподнесен ею майору Советской Армии(фамилию не спросила), служившему в 70-е годы прошлого столетия в группе советских войск в тогдашней ГДР.

После посещения Дрездена они, члены молодежной туристической группы, оказались в тихом, отличающемся размеренной жизнью, Веймаре.
После офмциально предусмотренной экскурсии по этому древнему немецкому городу туристам было предоставлено свободное время.
Все разошлись группами.
Она, руководитель поездки, взяла себе в кампанию свою заместительницу Тамилу и Виктора, парня, который заявил о своем неплохом знании немецкого.
- Я буду вашим переводчиком, не возражаете?

Так и оказались втроем на уютных аккуратных улицах города, с интересом побродив по которым, решили заняться покупкой сувениров.
Но когда в одном из магазинов просьба их самозванного гида вызвала нескрываемую улыбку у хозяев (оказывается, желая купить термос, на немецком он произнес буквально "Я есть термос"), девушки с хитрецой сделали все, чтобы остаться вдвоем.

Спустя какое-то время они спохватились: скоро обед.
Не зная языка, решили уточнить адрес туристической базы, указанной на имеющейся у них визитке.
И тут на противоположной стороне улицы заметили советского военного.
- Товарищ майор,- позвали,- можно вас на минутку?
Подошел, поздоровался.
- А вы из России? Рад встретить землков. Уже два года не был на родине. Давайте знакомиться. Анатолий Афанасьевич.
Расспросив девушек, кто они и что здесь делают, повертел в руках визитку базы.
- Ну, туда вы всегда успеете. Лучше давайте я вам покажу в Веймаре то, что вам вряд ли покажут.

Девушки согласились. Вышли на центральную площадь города.

- Видимо, вам экскурсовод рассказывал, что вот в тех расположенных напротив домах жили Гете и Шиллер.
Одиннадцать лет веймарского периода их
 связывала не только творческая, но и личная дружба.
На этой площади их видели почти каждый день. Встречаясь по утрам, они по обыкновению захаживали в-о-о-т в тот пивной кабачок...

В сопровждении майора девушки вошли в помещение довольно скромного бара. Посетителей было много. Слева от входа в ряду столиков на стене возле одного из них, за которым никто не сидел, висели две таблички. Туристки смогли лишь прочесть фамилии - Гете и Шиллер.

- Вот здесь, сидя напротив друг друга, за кружкой пива они любили проводить время, дискутировать, обсуждать свои новые поэмы и драмы, именно здесь родилась идея создания Веймарского театра, поднимались волнующие их пробемы классицизма. Об этом много написано...

Анатолий Афанасьевич подошел к официанту, о чем-то с ним переговорил, затем обратился к девушкам:
- Вам разрешили на минутку присесть за этот столик.
Между прочим, рассказывают, что именно во время одной из таких бесед Гете так высказался о женщинах: "Обращайтесь с женщиной осторожно! Она сделана из кривого ребра. Бог не сумел ее сделать прямее. Если захочешь выпрямить ее, она поламается. Оставишь ее в покое, она станет еще кривее".

Получив в качестве сувенира стилизованные картонные подставки под кружки с эмблемой этого заведения, они покинули его потрясенные.

- Между прочим, мало кто знает, что Гете был коллекционером минералов, один из них даже назван в его честь - "гетит".
А еще вы заметили в городе целые ковры фиалок? Они культивируются здесь со времен Гете.
Он обожествлял эти цветы, воспевал их в своих поэмах. Выходя из дома, всегда носил в кармане семена фиалок и по дороге, где только можно было, рассеивал их.
А теперь посетим еще одно место. Здесь недалеко....

Их добровольный экскурсовод рассказал, что в городе есть небольшая православная церквушка. По легенде когда-то веймарский правитель женился на русской княжне. И тогда по ее желанию рабы из России навезли земли, насыпали холм, на котором возвели в уменьшенном в несколько крат виде одну из церквей Петербурга. С тех пор она и действует.
- Есть там батюшка Андрей. Я всегда навещаю его. Правда, поскольку был в командировке, мы не виделись уже месяца три. Проведаем его. А заодно посетите и княжескую усыпальницу на новом кладбище, где захоронены Гете и Шиллер.

Стоя у гранитных гробниц этих двух гениев мысли и поэтического слова, они не могли тогда знать, что гроб Шиллера с 2008 года по решению их Фонда будет пустым, ибо анализы ДНК не подтвердили идентичность с ним находящегося там черепа. Это и неудивительно. Ведь Шиллера перезахоранивали трижды.
Останки Гете также были потревожены, ибо правительство ГДР хотело строить его мавзолей, но затем почему-то отказалось от этой идеи, возвратив мощи на место.

Русская церквушка встретила экскурсантов молчанием.
- Странно,- забеспокоился майор.- Обычно отец Андрей всегда был в церкви.
И тут, как бы в ответ на эту тревогу, к ним приблизился маленький юркий, как оказалось потом, диакон Павел. Как старые знакомые, мужчины обнялись.
- А где же батюшка Андрей? Не прихворал ли он?
- Умер, умер, царство ему небесное, уже, поди, с месяц как ушел сердешный от нас...
Это грустное известие привело всех в замешательство.

Павел провел гостей к расположенной рядом с церковью могиле священника, затем предложил помянуть его.
Но перед тем, как зайти внутрь святая-святых обители - алтарь, обратился к присутствующим:
- А вы все крещеные?
- Я нет,- ответила Тамила.
- Тогда вам нельзя с нами,- засуетился и уже почти с полдороги позвал:
- Идите, Бог простит...
Когда они прощались с Павлом, тот украдкой шепнул на ухо Тамиле:
- Приходите вечером, я вас окрещу...

Возвращались на базу под впечатлением всего увиденного и услышанного почти молча.
Чтобы отвлечь девушек от нахлынувших мыслей, Анатолий Афанасьевич пытался развеселить их.
- Вот приедете домой и вспомните, какого чудаковатого майора встретили.
- Не чудаковатого,- поправила Тамила,- а достойного.
- Кстати, знаете,что в этой связи говорил Гете? - добавила подруга.- Чтобы быть достойным человеком, надо познать достоинства других. Мы вам очень благодарны.

Уже по дороге на базу девушки остановились у цветочного киоска и к нескрываемому удивлению майора выбрали яркий букет циннии.
- За эти несколько часов мы к вам даже привыкли. Ваша экскурсия произвела на нас незабываемое впечатление. Очень жаль расставаться. Вот в чем заключено единство армии и народа,- улыбаясь , игриво  сказала Тамила.- Поэтому примите от нас именно эти цветы. Их дарят друзьям, живущим вдалеке. А то, когда еще выведут наши войска с ГДР, домой-то не скоро?

С тех пор прошло уже несколько десятилетий, нет ГДР, нет Советского Союза, и его группы войск  выведены со стран Европы, но тот букет  майорцев для майора продолжает жить в ее сердце.

Воистину жизнь запечатлевает в памяти те моменты, которые насыщены открытиями, добром и благостью.


© Copyright: Светлана Демченко, 2009
Свидетельство о публикации №2908240620





Инициатива (Рассказ комбата)
   Алексей Виноградов

   Во всех батареях комбаты как комбаты - майоры. И только в нашей - капитан. И однажды выдал он такую историю. Дембеля мы, в конце концов, или нет? Научились чему ни то за два года! Так что кому и рассказывать... А еще надо добавить, что служили мы по части защиты Союза Нерушимого, участвуя в соцсоревновании под девизом: «Мирному труду советского народа - надежную защиту!» Вот по нему-то комбат и выдал, мол ведь не с неба же девиз свалился! Кто-то инициативу проявил? «А знаете, как порой у инициаторов бывает?» - спросил он.
   Жила да была в СССР зенитно-ракетная «точка», укомплектованная одной батареей. Где-то там, на необъятных просторах, а точнее - в болотах Карелии. Ничего себе жила. Размеренно. Несла боевое дежурство, солдатики в караул и другие наряды ходили, автопарк работал, кухня не подводила, распорядок соблюдался. И было так до тех пор, пока с очередным призывом не занесло в доблестные ряды москвича. Да такого языкатого! Да такого оговорчивого!
   Поначалу-то его приструнить попытались. Ставят в наряд дневальным. День дли-и-инный. И за этот самый длинный старшина ему за разные провинности нарядов сорок влепит. А дальше - на кухню, через день. А ему хоть бы что: все одно языкатый, да оговорчивый! Ладно, старшина его последним нарядом опять «на тумбочку». Пока дневальным отстоит, еще полсотни нарядов наловит... Так и шло.
   Да вот беда, таким же языкатым и оставался. Это - раз. А второе - даже на кухню чаще, чем через день, в наряд ставить нельзя. А потому и на политзанятия через день ходил. На одном из них с подковыкой и выдал: «Ну да, ну да... Мирному труду - надежную защиту...» Замполит аж слюною поперхнулся от такой наглости. А что скажешь? Все честь-честью...
   Только занятия закончил, звонят из дивизиона. И тамошний замполит батарейному сообщает, что получена установка. Девиз армейского соцсоревнования устарел. И кто новый изобретет, тот и на коне. Тут-то у замполита в голове и щелкнуло.
   - Где эта сволочь московская?!?!?! Петров, кажется... Петров!!! Ко мне!!! Отставить! Дневальный! Рядового Петрова - в мой кабинет!
   Доставили, только он так и сидел под дверью: комбат, вполне себе благополучный майор, был уже в курсе. Так что сперва с ним и обсуждали. Потом москвича к комбату вызвали. Уже вместе. Тот долго не мог взять в толк, чего же из-под него отцы-командиры хотят. А когда понял, выдал чеканную фразу: «Мирному труду советского народа - надежную защиту!»
   - Во! - сказал комбат. - Это дело.
   - Выступим инициаторами соцсоревнования, - поддержал замполит.
   И пошло, и поехало. Подали рапорт, ему дали ход. Жизнь стала заметно краше: и в военторге прибавилось, да и вообще... Они ж теперь не просто «точка», а «инициаторы соцсоревнования»! Сам командующий округом пожаловал. Привез комбату полковничьи погоны, а замполиту подполковничьи: сдавайте, ребята, дела. В гору идете!
   Принял бывший комбат полк. Замполит при нем так замполитом и остался. Живут себе, командуют, жизнью рулят. Все получается. А тут звонок из "своей" батареи среди ночи. От дежурного по части. «Боец в карауле себе конец отстрелил!»
   - Давно?
   - Пару минут как...
   - Совсем, или болтается?
   - Совсем...
   - Значит, так. Я не в курсе ни с какого боку. Срочно частным порядком связывайтесь с погранцами, скидывайтесь деньгами, отстреленную оконечность - в лед, а бойца вместе с нею погранцами - в Питер. Бог даст, уладится. И не дай Бог, где хоть что!!! Мы же с вами не просто так, вы же, да и я тоже, - инициаторы!
   Ладно. С этим утрясли. Комбат бывший, кстати, тоже деньгами скинулся. Все вроде наладилось и пошло снова в гору. Ижить бы им не тужить.
   Ан нет: только все успокоилось, опять звонок. Теперь уже днем. Снова ЧП. Боец из Азии, только что прибывший из учебки, удумал универсальным тестером на диагностическом разъеме ракеты сопротивление померить. Взял тестер, залез на ракету верхом, и давай в разъем штекерами тыкать... Как только вольты омметра попали на нужное сочетание, ракета, лежащая на пусковой установке в полной боевой готовности, понятное дело, стартовала. От бойца остались только подметки сапог. Крепкую однако обувь для Красной Армии шили... Слава Богу, ракета на высоте 50 кэмэ самоуничтожилась... А то ведь и на земле могла - страшно подумать! Ее же никуда не направляли...
   - Еду.
   Что может сделать в такой ситуации армейский человек? Явиться к подчиненным лично, всех построить, взгреть и заставить заниматься наведением порядка. Полковник новоявленный так и поступил. Но труп есть труп. И про ЧП узнал не только он. Позвонили из округа: ждите генерала с инспекцией.
   К инспекции подготовились. Благо, «точку» с боевого дежурства сняли: соседи перекрывают. По графику. К приезду начальства с подачи бывшего своего комбата, а теперь командира полка, подготовили целое шоу. Станция разведки цели ходит кругом - цель ищет, станция наведения ракет, с нею синхронизированная крутится, салютуя, а пусковые установки салютуют вместе с СНР. Красота!
   Теперь представьте. Карелия. Болота. Замощены дороги да дорожки для «личного состава». По ним генерал шествует - неказистый такой. А с ним пара сопровождающих - дюжие полковники. А вокруг топь да грязь. Сам «личный состав» во главе с бывшим комбатом, а теперь - командиром всего полка ПВО, выстроен на плацу. И тут что-то коротит в кабеле, идущем к пусковой. Ракета стартует. Два дюжих полковника в соответствии с уставом рушат командира наземь (читай, в топь да грязищу) и закрывают его своими телами. Понятное дело, строго сверху. И строго по уставу! Генерал был счастлив. И скомандовал...
   Но прежде, будучи низкорослым человеком, он глянул на более рослого командира полка сверху вниз и сказал: «А с вами... Мы это обсудим позже... Капитан!» А потом сел в машину: «В техдивизион!»
   А в техническом дивизионе в это время как раз вывезли ракету для пристыковки БЧ - боевой части. А надо сказать, что БЧ не рассчитана на контактное поражение цели. Она расчитана на БЕЗконтактное поражение. Так что когда на техплощадку прилетела «гостья с позиции», то... ё..., пи..., нае..., виноват! Жахнуло, так жахнуло. Тут уж не только от восьмерых бойцов, что были работой заняты, от самой площадки мало что осталось. Воронка разве здоровущая.
   Ну да генерал, Божьей милостью, до площадки добежать не успел. Так полковники его снова - по уставу. Теперь уже - мордой в бетон...
   В общем, соцсоревновение так и пошло, вроде как безинициаторное.
   Тут комбат как-то погрустнел. А еще у него появился странный тик, удивительно похожий на попытку глянуть на собственные погоны. Хотя, что их глядеть? Уж не про себя ли он? Хотя... Как знать? По войскам ходит много разных историй... А в моем кармане уже лежали билеты на проезд домой. Мне было не до того. А вот теперь, представьте, жаль. Жаль, что не дослушал. Хрен бы с ним, со сном. Все равно ведь так и не заснул...





Прощение сильнее мести
Юрий Шульгов

Отца, пришедшего с войны,
Таким вопросом, помню, огорошил:
- Скажи мне, папка, скольких ты
В войну германцев укокошил?

- В войну мне сильно повезло,
И в финской, и в германской,
Мне довелось смотреть в лицо,
Лишь пленных оборванцев.
Германцев я не убивал,
Их не держал на мушке,
Издалека по ним стрелял
Из дальнобойной пушки.
Сынок, проклятая война,
В ней много горя, смерти,
Но и заклятого врага
Ждут дома его дети.

Обидно стало за отца,
Что мне его награды,
Вот повстречать  бы  мне врага,   
Не ждать ему пощады!
Наверное, не знает он,
Как мы мальцы-поганцы,
Как много горя в каждый дом
Всем принесли германцы,
Что пережить досталось нам,
Мальчишкам и девчонкам,
Когда несчастным матерям
Вручали "похоронки".

Я только взрослым, осознал,
Отца уж не было на свете,
Слова, что он тогда сказал,
Их детям, внукам передам:
- Чтобы войны не знали дети,
Не мсти поверженным врагам,
ПРОЩЕНИЕ СИЛЬНЕЕ МЕСТИ!

© Copyright: Юрий Шульгов, 2008
Свидетельство о публикации №1810131833





Бойцам спецназа
Виталий Агафонов

Прожитый день.
                Терзает сердце боль.
Своих друзей в зачистке потеряли.
Чужой боец, не названный пароль.
В неразберихе просто расстреляли.

В неразберихе очередь одна,
И вот лежат, как скошенные травы.
Мечта в расход, для нас идёт война,
Как показатель доблести и славы.

Кому-то стон от доблести побед,
За то другим красивые медали.
Не каждый на земле оставит след,
Уйдя из жизни в облачные дали.

Исполнив долг, возможно до конца,
Расскажет байку, заливаясь смехом.
Довлеет жизнь под натиском свинца,
И вдруг уходит, разбираясь эхом.

Опять стоит не тронутый стакан.
Кусочек хлеба.
                Горькая досада,
И тишина, как знак душевных ран,
Посмертная высокая награда.

Здесь иллюзорность прячется во мгле,
И неизбежность держит под прицелом
Бойцов спецназа.
                Каждый на земле,
Рискует неоправданным пределом.


© Copyright: Виталий Агафонов, 2010
Свидетельство о публикации №11011173985


Исповедь солдата
Игорь Срибный

ИСПОВЕДЬ  СОЛДАТА

Сотни километров боевых дорог,
Годы испытаний, боли и тревог…
Нету  сожалений и печали нет.
О прожитой жизни Богу дам ответ.
Я не прятал спину, пер всегда вперед!
На войну шел, зная, дома ждет развод.
Сыновья не ведали – жив ли их отец,
Ну, а я сражался – в грудь ловил свинец…
Дети вырастали, их не видел я,
А с войны вернулся – внуки у меня?!
Жизнь меня к итогу все же привела:
Вот я, вот мой город, где ж моя семья?
Жизнь моя шальная вся прошла в боях –
Тело мое в шрамах, китель – в орденах!
Только кто обнимет, кто прижмет к груди?
Кто откроет двери, скажет – проходи!
Скажет – вот детишки, вот накрытый стол,
Мы тебя так ждали, наконец, пришел!
Нет, никто не встретит, долго я ходил!
По чужим дорогам я бойцов водил…
И в ушах змеится погребальный звон,
Где вгонял в патронник золотой патрон…
Быстро ж пролетели дни мои в боях!
Все иду в атаку я в тревожных снах…
Снова поле боя, взрывы, треск, пальба,
А наутро к Богу лишь одна мольба:
Господи, помилуй, и спаси меня!
От душевной муки адского огня!

Видно, износилась нить моя – судьба…
Отпусти грехи мне! И прими меня…


© Copyright: Игорь Срибный, 2009
Свидетельство о публикации №2911211063



Бывших офицеров не бывает
Сергей Герасименко

«Бывших» офицеров не бывает,-
Это должен каждый понимать!
Срок пришёл – и форму он снимает,
Только вот «нутро» не поменять!

Все - равно внутри остался «стержень».
Хоть седой, но так же грудь вперёд.
Уважает стариков и женщин.
Даже в мелочах он не соврёт!

Жизнь сложна – но помощи не просит.
Честь и совесть – правило его.
И окурок под ноги не бросит
Даже если рядом никого.

Сыновей таких же воспитает.
Руку помощи подаст всегда.
«Бывших» офицеров не бывает,
В общем, честь имеем, господа!


© Copyright: Сергей Герасименко, 2010
Свидетельство о публикации №21005220829



Армейские байки. Метролог
Игорь Гашин -Егор

  Во времена давние, почти былинные, прибыл к нам в управление МЕТРОЛОГ.
  Метролог-это специально обученный человек (в нашем случае-майор), который проверяет состояние различных приборов (амперметров, вольтметров, датчиков давления и т.д.).Он ,в целом ,человек в части не нужный, так как задействовать его никуда нельзя, но он владеет маленькой печатью, которую ставят на стекло прибора, тем  самым обозначая, что прибор исправен.
  По жизни метролог, это существо перманентно пьяное. Даже есть такая примета: встретить ТРЕЗВОГО метролога - к удаче.
  Соответственно, встречать его полагалась с военными дарами (спиртом), низко кланяясь.
  Так вот, пришёл и на нашу улицу праздник, забрёл к нам сам-МЕТРОЛОГ.
  Его пошатывало, он с трудом сфокусировал зрение и заплетающимся голосом сказал: «Ну и чё, вы  меня ждёте?»
  Мой начальник, подполковник Манков, полусогнувшись, сказал: «Очень-очень ждем, вот с этим», и протянул канистру со спиртом (кто служил, тот поймет, какое невероятное количество огненной воды было выделено).
  «Што это»? - брезгливо оттопырив мизинец, спросил майор.
  «Это спирт», - сказал Манков (казалось,что он сейчас добавит: «Ваше благородие»).
  «Простой»? - спросил майор.
  «Ректификат», - нежным голосом сказал Манков.
  «Не-а, не катит, вот в 8 управлении мне дали канистру коньячного спирта, всё разговор окончен», - сказал майор и вышел.
   Манков бросился к телефону, набрал номер.
  «Здравия желаю, товарищ полковник, это Манков Вас беспокоит», - сказал в трубку подполковник,
  «Да вот приходил метролог, просил канистру коньячного спирта», - выслушав ответ, сказал Манков,
  Несколько минут подполковник слушает ругательства из трубки телефона.
  «Так точно, полностью с Вами согласен, совершенно верно, они такие и есть, совсем обнаглели, так точно, но всё-таки как мне быть»? - спросил Манков.
  Снова подполковник несколько минут слушает.
  «Есть, зайти завтра к начпроду», - радостно сказал Манков.
 
  На следующий день, с утра, Манков примчался с канистрой коньячного спирта и стал ждать метролога.
  Около 12 часов дверь открылась, и вошёл он, великий и ужасный, метролог. Он шёл зигзагами, взгляд не мог сфокусироваться на чём-либо.
  «Ну», - промолвил он, опираясь на стол,
  «Вот, коньячный спирт, как заказывали», - сказал Манков, показывая канистру,
  «Эт совсем другое дело», - сказал майор и изобразил улыбку,
  «Ну, где ваши приборы, - спросил он, показывая печать.
  Ему принесли часть приборов, он их проштамповал, потом его повели  к тем приборам, которые были смонтированы на оборудовании, за всё время штампования, не смотря на свое состояние, он ни разу не выпустил штамп из рук.
  После этого майор подписал акты и взяв канистру, удалился.
 
  Да, хорошо быть метрологом, только бы печень выдержала.
  Кстати, у меня сын - метролог, но по специальности не работает.
08 июля 2009 года.    


© Copyright: Игорь Гашин -Егор, 2009
Свидетельство о публикации №2907081086



Солдат ребенка не обидит
Алекс Сидоров

Как-то совсем недавно собрались в столице нашей Родины многочисленные иностранные делегации от президентов до премьер-министров зарубежных государств на очередной и мегаважный саммит.

Саммит – дело, безусловно, нужное. И провести его надо на самом высоком уровне и по высшему разряду, чтобы лицом в грязь не ударить и дорогих гостей не обидеть.

А так как пригласили на сие посиделки на самом высшем уровне не только членов большой «восьмерки», но и всех желающих из окружающего мира - мы ж люди гостеприимные, понимать надо, то соответствующая спецслужба, отвечающая за охрану больших гостей несколько не рассчитала свои возможности, и обратилась за помощью в родственные организации.
«Выделите, мол, нам… на время, естественно, самых представительных ваших ребят. Обязательно со славянской внешностью, статью богатырскою, а так же терпеливых к инородцам, с улыбкой дружелюбной и все такое… И чтоб интеллект на лицах просматривался».

Сказано – сделано, как не помочь, когда просят?!

А в нашей организации на КПП несут службу два прапорщика - видные гренадеры-красавцы. Любо дорого посмотреть! Народ их ласково «сиротками» величает (по аналогии с персонажами из «12 стульев» незабвенных Ильфа и Петрова), ибо парни под два метра ростом каждый, весом за центнер, но не рыхлые, а очень даже крепко сбитые. И с аппетитом завидным – когда в столовую приходят, то девчонки на раздаче сразу им супчик не в обычные тарелки наливают, а в эмалированные мисочки емкостью на пару литров. Следом три вторых на поднос ставят и мясца сверху от души и от восторженного женского сердца накладывают так, что подливка через край тарелки льется. Три компота и т.д. и т.п. – любят девчата крепких парней, куда деваться, и кормят их соответственно.

Один из этих ребят в морской пехоте отслужил, а второй - в пограничных войсках, но суть не в этом, а в том, что «морпех» несколько посильнее «погранца» будет. Периодически парни заморской развлекухой балуются – армреслингом. И «морпех» всегда играючи и особо не напрягаясь, кладет руку «погранца».

«Погранец» от этого факта перманентно страдает и всячески стремится подтянуться по силушке к своему кумиру.

Более того, «морпех» иногда под соответствующее настроение и на потеху служивой публике показывает свой коронный номер – берет два куска кирпича и, зажимая их в своей огромной ладошке, начинает перебирать пальцами, перетирая куски кирпича в мелкий порошок, который тонкой струйкой сочится между богатырских пальцев… - зрелище не для слабонервных, честно говоря.
Народ взирает на происходящее в немом почтении, раззявя рты и впадая в длительную депрессию по поводу своей персональной немощи на фоне такой неимоверной силищи.

В результате, с «морпехом» никто даже не рискует за руку здороваться, ибо кости хрустят и глаза мгновенно выпучиваются из орбит, когда он нежно и вполсилы, весьма аккуратно и осторожно сжимает твою ладошку в своей клешне.

«Погранец» же, стараясь наверстать упущенное, порвал все кистевые эспандеры, в спортивных магазинах прикупленные, и не найдя приличной альтернативы, пристал к ребятам из рем.группы, чтобы они смастрячили ему нечто «неломающееся» и железное. Но чтоб «самое оно и покрепче».

Мастеровые ребята естественно не смогли отказать другану душевному на его просьбу настойчивую и, поскрипев мозгами, сотворили кондовую конструкцию из куска рессоры грузового автомобиля и гнутого железнодорожного рельса. Ву-а-ля, получите и распишитесь!

Получив эту чудовищную штукенцию из толстенного железа, «погранец» принялся остервенело качать кистевые мышцы.

«Клац-клац-клац…!» - специфичное металлическое лязганье огромного эспандера, встающего на упоры в крепких руках «погранца», стало визитной карточкой нашего КПП. Парень не знал ни сна, ни продыху и сия конструкция по праву стала его любимой игрушкой…

Прошу прощение за лирическое отступление, итак, получив приказ выделить десяток ребят для «массовки» в оцепление на саммит, решили не оголять КПП и отправили в командировку лишь «погранца» с более хлипкими сотоварищами, оставив «морпеха» олицетворять фундаментальность и неприступность внешних границ нашей солидной организации.

Спустя неделю по окончании саммита, вернулся наш охранник и принес красивую бумагу от спецслужбы, в которую был командирован - ходатайство о награждении за образцовое несение службы, причем щедро сдобренное различными восторженными эпитетами и соответствующими междометиями…

А спустя некоторое время позвонили нам из сей конторы и, абонент, давясь от хохота, попросил наградить парня по полной программе - мол, заслужил «все что угодно, ибо не посрамил земли русской перед иноземными супостатами».

В результате выяснилось, что наш «погранец», коротая время в оцеплении, ни на секунду не расставался со своей любимой игрушкой – эспандером. И когда мимо него проходили иностранные делегации, то их привлекал характерный звук монотонных ударов металла по металлу «клац-клац-клац»…

Заинтересовавшись происходящим и узрев непонятную конструкцию в руках «погранца», главы делегаций просили своих охранников продемонстрировать силу богатырскую и показать этому «русскому», что и они «не лыком шиты»!

А не тут-то было!!!

Охрана зарубежных президентов и премьер-министров натужно пыжилась, тщетно пытаясь прогнуть рессору от грузового автомобиля… А если у некоторых это и получалось, причем чаще всего двумя руками, то далее вступала в действие гнутая рельса, которая сводила на «нет» все усилия дипломированных «бодигардов».

- It is impossible!!! (это невозможно)
Обиженно бурчали сотрудники иностранных спецслужб, вытирая обильный пот и жалко улыбаясь дежурными смайлами под пристальными и уничижительными взглядами своих откровенно недовольных боссов.

«Клац-клац-клац!» - непринужденно демонстрировал наш парень, действие своего эспандера, гарантировано устанавливая его на упоры.

Посрамленные «бодигарды», с вытянутыми от изумления мордуленциями, бежали за подмогой, приводя более крепких парней из охраны своего хозяина. Те страшно тужились до треснувших по швам пиджаков и испорченного в округе воздуха, но… самодельный эспандер покорился лишь однажды, еле слышно шепнув: «клац» в руках огромного негра.

Отдавая эспандер законному владельцу, негр уважительно буркнул.
- Russian powerman!!! (русский богатырь)
И попросил разрешения сфотографироваться с нашим силачом на добрую память.

Когда наш парнишка скромно ответил, что он, мол, «еще недостойный слабачок и только-только набирает соответствующую физическую форму, а вот у нас на КПП служит настоящий…», удивлению «бодигардов» и их хозяев не было предела.

Изумленно качая головушками и восторженно прищелкивая языками, они шепотом делились друг с другом «страшным» открытием.
- Russia can not be underestimated, it is full stunning surprises, with these fellows, quarreling is dangerous (Россию нельзя недооценивать, она полна ошеломляющих сюрпризов, с этими парнями ссориться опасно)

На что «погранец», смущенный повышенным вниманием со стороны глав иностранных государств к своей персоне, снисходительно улыбаясь, беззлобно брякнул:
- Солдат ребенка не обидит!

© Copyright: Алекс Сидоров, 2010
Свидетельство о публикации №21010160515



Застава в Каракумах
Иван Воронин 3
      
Обычная погода,
Обычная - для нас:
Жара стоит полгода
И более подчас.

Ни облачка, ни тени
На синем небе нет,
Нещадно солнце греет,
Особенно в обед.

В пустыне раскалённой,
Когда пески горят,
Жарою полудённой
Идёт пограннаряд.

Тропа, как змейка, вьётся,
Иссохла - до коры,
А с неба лава льётся
Под сорок пять жары.

Однако есть спасенье
Привычное для нас:
Особое терпенье
И острый службы глаз.

Поэтому не слышим,
Когда нам говорят,
Что мы жарою дышим
И волосы горят.

Погода, как обычно,
И пусть - под сорок пять,
Мы служим на "отлично"
И будем так держать.

А что нам помогает
Такой пример явить -
Девчата обещают
Ещё сильней любить.
5.01.2011 г.


© Copyright: Иван Воронин 3, 2011
Свидетельство о публикации №11101060208




Капитан третьего сорта
Андрей Тесленко 2

       В день  Военно-Морского Флота, дворник, военный пенсионер Олег Николаевич, стихийно, как смерч посередине моря, собрался с товарищами в тенистом, тихом месте: под кипарисами в кустах, возле своего объекта…
 
          Сдвинули лавочки, в центре поставили самодельную урну для мусора с ног на голову. Сделали замес во фляжке закамуфлированной под книжку «Чингисхан». Разлили в одноразовые, пластмассовые стаканчики чистый медицинский спирт, подаренный соседу и другу Сашке в честь праздника одной хорошей знакомой, работающей в местном морге. Посмеялись над своей пенсией, с ностальгией вспомнили службу и чистейшую кают- компанию, пошутили над спиртом и, не побрезговав, выпили, как воду, занюхав корочкой хлеба, и закусив гнилым помидором за пять рублей килограмм. Разговорились…

        Если бы сказали раньше сыну адмирала и капитану третьего ранга, что он офицер ВМФ будет работать на пенсии дворником, спасаясь от нищеты, он бы засмеялся  этому человеку в лицо, не задумываясь. Кто знал, что придётся таким способом спасать семейную  лодку, которая  каждый день попадала в бытовой шторм, намериваясь разбиться  о скалы безденежья и всё увеличивающихся вынужденных расходов.

       А, сейчас убирая  территорию вокруг двух жилых домов, он как салага в юности, когда учился в Нахимовском училище, ловко, как палубу  корабля  чистил, смоченный утренним, летним дождиком, шершавый, грязный асфальт. Работой он не брезговал, относился к ней с военной философией, служба есть служба. Олег Николаевич был готов за деньги, хоть навоз руками убирать, лишь бы хорошо платили, лишь бы поддержать семью на плаву. Но платили, как обычно плохо, гораздо меньше его смешной, военной пенсии. Все эти проблемы приводили к тому, что семейный корабль то и дело давал течь, готовый в любой момент затонуть или выкинуть его одного за борт,  в открытый океан:

         – Ты что Олег путной работы не можешь найти? – с усмешливой поддевкой спрашивали его доброжелатели.  Ты же морской офицер, шёл бы в охрану сторожем или ещё куда-нибудь, а то опустился ниже канализации. Стал человеком низшего сорта… Капитан – это же идущий впереди.

       – По вашим понятиям сторожевой пёс круче чистильщика. Да где я только не работал. Да я экватор два раза проходил. Куда я только не обращался. Везде нужны молодые да ранние, –  с грустью отвечал дворник. – Тут после сорока уже никуда не берут, а мне за пятьдесят .В охране требуют  лицензию на оружие. Какая может быть лицензия, если я всю жизнь на флоте в морской пехоте прослужил. Я же все виды оружия с закрытыми глазами разберу и соберу за шесть секунд, как пить дать. А они мне дай бумажку. Да времена пошли: без бумажки я букашка, а с бумажкой человек. Спрашивают: а лет вам сколько? О-о-о, столько не живут!.. Как это вы умудрились дожить до такого преклонного возраста? Так вы по нашим меркам долгожитель, древний, глубокий старик. Вы же знаете, что по статистике мужчины в нашей стране больше пятидесятитрёх лет не тянут. Всё видоизменилось, раньше говорили, пошёл ты, а сейчас вежливо придите завтра или мы вам перезвоним. Тут всё понятно, что у них на уме. Они думают, всё дед, тебя закапывать пора. Ваша молодая душа нас мало интересует.

        Раньше Олег Николаевич жил с соседями относительно дружно. Ну как дружно? Ни с кем не ругался, с некоторыми мужиками выпить не отказывался, со стальными доброжелательно здоровался. Врагов к счастью не было, путных друзей, к сожалению тоже. Собака  самый лучший друг, плохо, когда друг, как собака. Одно радовало, образовавшийся «пивной клуб», который собирался ежедневно в тени кипарисов.
Наткнувшись в очередной раз на вроде бы собачьи мины, которое с огромным трудом, хуже, чем при разминировании, убирались с асфальта, размазываясь, как клей и страшно воняя, Олег, злобно сплюнув накатившийся комок к горлу, уходил в какой-то транс, сожалея об упущенных по глупости возможностях. Такое чувство, что кто-то специально разводил всю эту грязь, вытаскивая её на свет Божий. Дворник часто вспоминал о чистоте, порядке и строгой дисциплине на флоте…

        Служба шла, как по маслу. Вначале Нахимовское училище, потом Военно-Морское высшее, командное училище, ракетный крейсер, затем служба в штабе, при папочке адмирале. Карьера  стремительно, как торпеда неслась вперёд, к указанной отцом цели.
Но тут, как гром средь бела дня, началась перестройка, для страны помойка. Поганой метлой вычищался весь не нужный мусор. От подковёрной, мышиной возни, не выдержало сердце честного, старого адмирала, и он умер прямо за рабочим столом, читая очередную кляузу сослуживцев на себя, от желающих сделать себе карьеру в мутные времена.

          Старые завистники в штабе с нетерпением ждали случая, чтобы подставить подножку и адмиральскому сыночку. И в конце концов, такой момент настал. Приехал с проверкой контр-адмирал, страстный любитель рыбалки. Вот тут то Олега и подставили, рекомендовав его, проверяющему, как крупного специалиста по рыбной ловле. Они прекрасно знали, что старый контр-адмирал  очень любил тихо с удочкой посидеть на рассвете, любуясь восходом солнца, и наслаждаясь тишиной.

         А Олег Николаевич, как минёр по специальности, признавал только один способ рыбной ловли: глушить рыбу взрывчаткой. Проблем с взрывчаткой не было. Взял на складе вооружений пару шашек по двести грамм тротила, как в магазине мыло в целлофановом пакетике. Вечером повёз на штабном УАЗике высокого начальника на речку:

        – А где ваши удочки? – удивлённо спросил контр- адмирал Рыбаков.– Вы что офицер снасти забыли? Хорошо, что я всегда с собой удочку вожу на проверки.

        – У меня всё с собой, – хитро улыбнулся капитан третьего ранга, показав пакет с тротилом. – Полную лодку рыбы гарантирую. Сто пудов не меньше.
Молча сели в лодку, отплыли на середину. Рыбаков, не торопясь с умилением, плюнул на червяка, закинул наживку в мутную воду: « Давай Олежка, покроши приманки, прикорми, чтоб лучше клевала».

        Олег, ехидно улыбнувшись, взял тротиловую шашку, разрезал её кортиком на три части, вставил запал, подсоединил провода к батарейке и взрывателю. Продолжая мило лыбиться проверяющему, осторожно опустил тол в реку. Бомба медленно ушла на дно. К несчастью было не глубоко...

       – Вы что это задумали, офицер? –  испуганно улыбнулся, якобы ничего непонимающий адмирал. – Вы мне эти штучки-брючки бросьте.

       – Всё нормалёк, товарищ контр-адмирал,– лыбился довольный  жизнью Олег. – Сейчас  вся рыба будет наша, отсчёт пошёл.

        Не успел проверяющий сказать ещё даже пол слова, как капитан третьего ранга соединил провода. Шандарахнуло так, что лодку подкинуло на несколько метров над водой, слегка оглушив и контузив рыбаков. К счастью пробоины не образовалось. Проверяющий посерел, как небо во время грозы. Потеряв дар речи, что-то замычал, замахал как бешенный руками, чтобы гребли к берегу.

       Испуганный адъютант, с перекошенным от страха лицом, заскочил в холодную воду и помог обезумевшему Рыбакову вылезти на берег: « Товарищ  контр-адмирал, я тут поймал для вас три пескарика » – почему-то начал оправдываться адъютант.

      Олег Николаевич, ещё толком не осознав весь ужас происшедшего, громко заорал, как на учениях: «Адъютант садитесь на вёсла, адмирал с берега рыбачить желает!»
Офицер молча,   подчинился старшему по званию. Оставил онемевшего командира на берегу, забрался в лодку:

       – Хорошо, что двести грамм не запалил, а то бы не только всю рыбу разорвало и нас на мелкий прикорм вместе с лодкой, – орал Олег.– Забыл груз к толу привязать, вот он и всплыл под самое днище.

         Адъютант, побледнев и осунувшись, монотонно, как на соревнованиях по гребле, под счёт, грёб к заводи.

      Олег Николаевич опять приготовил кусок взрывчатки на грамм семьдесят пять, привязал к ней груз, подсоединил провода и со значимостью проделанной военной операции, опустил «страшную силу» на самое дно. На этот раз рвануло удачно. Быстро подгребли вниз по течению. Схватив сачок, капитан, вспотев от напряжения, кидал и кидал в лодку рыбу, да всю крупную: судаков, сомов, огромных щук…

        Рыбаки на берегу побросали свои уже никому уже не нужные удочки. Залезли по уши в весеннюю, недавно освободившуюся ото льда речку и хватали руками и зубами, как звери, неожиданную добычу.

       Контр-адмирал, закрыв уши руками, быстро отполз за бугор и затаился, боясь новой бомбёжки. Тихо постанывая, слушал никак не проходящий, нудный свист в обоих ушах.
Когда лодка была до отказа набита рыбой, адъютант, придя в себя, медленно погрёб к берегу, с насмешкой и жалостью смотря на довольного собой и своим рыбацким подвигом, капитана, пока ещё  третьего ранга.
            
          С трудом, найдя начальника, офицеры ели-ели отпоили его жирной ухой: « Вы что думаете, я голодный?! – вместо благодарности заявил проверяющий.– Куда столько рыбы? Я вас не понимаю! Мне на всю жизнь хватит. Так отдайте её лучше на какой-нибудь крейсер, на камбуз, а то сгниёт. Да и вообще это ни к чему, флот пока слава Богу не голодает. Идите-ка милейший братец на базар к селёдочницам, я думаю там ваше место!..»
          
         На следующий день был подписан приказ, о переводе Олега Николаевича  на Дальний восток…  Через некоторое время его попросили написать рапорт об уходе на пенсию. Вот так, из-за рыбалки, Олег не стал адмиралом…

        Часто вспоминал свою роковую, судьбоносную ошибку дворник, отмывая самодельную метлу, от дерьма и грязи, смерившись со своей участью военного пенсионера.

         Однажды по телевизору Олег Николаевич к своему очередному несчастью услышал о новом указе. Наконец то пожалели дворников, подумал он: «Теперь все без исключения владельцы собак должны ходить с кулёчками и совочками, и собирать за своими любимцами все радости, которые они мне постоянно приносят из дома на улицу, – весело сообщил Николаевич жене.– Ну наконец-то додумались. Теперь закон на моей стороне. И ещё все их собачьи дети должны быть на длинном поводке и в наморднике. Так что шарится свободно запрещено, все враги народа  подлежат уничтожению. Мы должны быть ответственны за тех, кого приучили. Хватит заразу разводить».

         Каждое утро бешеный будильник отбивал склянки. Выйдя, как на вахту со своей боевой метлой, на улицу, Олег Николаевич с привычным флотским усердием брался за работу. Расценив, как провокацию на аврал новый собачий указ, решил объявить войну бродячим псам. По его, пока ещё мирному шуршанию метлы, можно было сверять часы Культурные, образованные люди нехотя просыпались, выходили на балконы, оттянуться, подышать свежим воздухом, покурить, попить свежо - сваренный кофе, харкнуть в низ на уже лысеющую голову, стареющего дворника.  Каждый курильщик считал за первоочередную необходимость ни только затянуться до отказа гадким дымам на голодный желудок, но и бросить как можно точнее не потушенный окурок вниз на прохожих. Один из «бычков», как - то раз попал за шиворот дворнику, прожёг любимую тельняшку и спину, приведя Олега  в бешенство: «А вдруг ребёнок или внук, был бы на моём месте, что тогда?..» …Наглый сосед, подло улыбаясь, умело, отбрехался от своего преступления…

          Жена дворника вынесла ему кепку, ворча про себя об опасности выходить на работу без головного убора: «Это твой корабль мечты! О таком  корабле ты мечтал?– ругалась она.– В таком киркоматыжном флоте ты хотел всю жизнь служить? Так воткни свою метлу  в кучу мусора, вместо мачты, и прыгай вокруг от радости!..»

         – Да тут кепка не поможет, даже шлема мотоциклетного мало. Надо каску фашистскую и «фюрера» в придачу, Тогда уж точно поймут, как себя вести надо,   улыбался Олег, наткнувшись на очередную в дребезги разбитую бутылку, выкинутую на улицу захмелевшими жильцами. Бывший моряк ходил как грибник или минёр с миноискателем по лесу, и с каким-то даже азартом и остервенением искал и собирал мусор и прочую грязь, на «асфальтной палубе» возле дома. «Вообще-то бывших моряков не бывает», –  думал он… Жаль жена не может на работу устроиться, было б легче… Быстрей бы деток до ума довести, вздохнул бы свободно…

         Кроме своих прямых обязанностей грести мусор и  собачьи экскременты, Олег Николаевич, с любовью и рвением занимался благоустройством: В тенистом кустарнике соорудил с домкомом три лавочки: одна простая, как миллионы других, вторая в виде удобного диванчика, чтобы можно было развалиться как в кресле дома, а третья лавка   в виде лежака, как в бане или больнице, с подставкой вместо подушки под голову, чтобы отдохнуть по настоящему после работы, если устал капитально… Газоны огородил маленькой аккуратной оградой. По за  углам поставил самодельные урны и дырявые вёдра, чтобы люди не гадили где попало, как псы. А то его просто выворачивало, особенно после вчерашнего, когда приходилось убирать использованные шприцы, прозервативы и прокладки: « Пускай размножаются, – думал Олег – Только зачем гадить, как животные, где попало, да ещё мимо урны. От экстаза, что ли попасть не могут?»

        В импровизируемые урны редко кто попадал, но и этому дворник был очень рад. Хоть весь мусор был рядом, а то бегай за их гадостью по всей территории. Со скрипом в спине нагибался за очередной пакостью, Олег в сотый раз вспоминал службу, как они ещё юными курсантами, хоронили всей ротой, брошенный мимо урны окурок. Как дружно бежали пять километров в одну сторону, неся маленький остаток человеческой невоспитанности. Потом со злостью копали двухметровую яму, укладывали, чью то никчемную совесть на самое дно могилы. Быстро забрасывали липкой грязью окурок,   и,  очищенные от скверны, неслись, обгоняя ветер в часть на завтрак.

         Вот так бы всех жильцов прогнать бы по периметру, перестали бы творить подлые чудеса, с ностальгией мечтал капитан третьего ранга в отставке. Решил воздействовать на местное население с помощью наглядной агитации, как на флоте. Всю ночь писал «боевые листки», расклеивая их в самых загаженных местах: Уважаемые жильцы!!! Убедительная просьба, перестаньте кидать куда попало отходы своей бурной жизнедеятельности. Напоминаю вам, что вы люди, а не животные. В случае продолжения беспорядков буду заносить ваш мусор к вам обратно домой, и жаловаться, только не знаю кому? Без всякого уважения к животным и с огромным уважением к людям, пока ещё ваш  менеджер мусорных  работ.
На вышедший указ и «боевые листки», как обычно никто внимания не обратил. Любители собак продолжали выгуливать своих любимцев на детской площадке и асфальте, крича при этом на ребятишек, чтобы не бегали, где попало. Кому было не лень, подписывали призывы Олега матом или срывали его письменные крики души.

        И вот однажды, когда его внук в очередной раз, убегая от собачьей стаи,  по уши влез в псиную неожиданность, нервы дворника не выдержали. Он вызвал с городского хозяйства собачников, которые, как пигмеи в Африке, из стреляющих ядовитыми стрелами трубочек, усыпили и увезли всю собачью стаю, мешающую  жить по- человечески, как нормальным людям… Дворник стоял рядом и внимательно следил, чтобы не пострадала чья-нибудь из домашних собачек:

        – Мы что их фильтровать будем? – ругались, уставшие от бойни собачники.  Хозяйские должны быть в ошейниках и не бегать где попало. Секса им захотелось, понимаешь ты. А нам кабелям, как быть?..

       Одна сердобольная, боевая женщина, на много лет старше Бальзаковского возраста, знающая в совершенстве все законы, а точнее, умеющая запускать их в действие и останавливать, прижимала к себе, как грудного ребёнка, старого, блохастого двортерьера:

      – Как хорошо, что я тебя гульванить на собачью свадьбу не отпустила. Ты же дурной так рвался, так рвался погулять. Моя-то профессиональная интуиция в сто крат сильней собачьего чутья. Ну, я вам устрою «Кузькину мать»! – бушевала женщина.

          Бабушка действительно была боевая. Она, как и дворник наводила возле дома порядок. Писала жалобы по любому поводу, на всех кто по её мнению нарушал законодательство. Жалоб писалось несколько в разные инстанции, чтобы не произошло отфутболивание, как это обычно бывает по мелочам. Так что каждое заявление не оставалось без ответа…

         Первыми пострадал ЖЭК со слесарями, потом владельцы машин, за экологию и шум. Потом ей не понравился так нужный всем магазин. Даже депутату досталось, который посмел на свои деньги построить детскую площадку, забыв о собаках. Его она обвинила в краже. Хотя украсть на детскую площадку не грех, рассуждали поверившие ей жильцы:

        – Где же собаки гулять будут?– возмущалась правовед.– Никакого житья нет от этого подрастающего поколения. От этих деток столько шума и грязи. Где документы на железо, дерево и прочие материалы? В лесу деревья спилили и украли.

        Перечень её претензий занял бы не одну толстую книгу. Ну и спасибо ей за это. Хоть одна живая душа набралась смелости бороться за свои собачьи права. Ну и что, что только в своих интересах, ну и что, что только о себе думает? За то какой яркий пример для подражания,  трясущимся за свою шкуру людям,  боящихся защитить себя и свою семью…
Олег Николаевич, глядя на смелую женщину, тоже решил покачать свои права. Подойдя к собачникам, он им огласил некоторые выдержки из нового закона, касающегося  правил выгула собак. Что тут началось, описать конечно можно, но потом будет стыдно перед детьми. Но язык всё-таки чешется, рука так и дёргается к ручке, ладно кое- что напишу:

         – Ну ладно академик Павлов Иван Петрович, твой однофамилец, ради науки собак губил, а ты то ради чего?– шумели не на шутку взбесившееся собачники.– Фашист проклятый! Отстой нашей цивилизации. Капитан третьего сорта!!!

         – Ради детей, ради внука своего, он же маленький совсем, что попало, хватает и в рот себе тащит. Палец постоянно сосёт. Не животных надо в первую очередь любить, а людей!– взбесился дворник и отпихнул своей колючей метлой, тявкавшую собачку.– Видать кому-то  Бог не дал счастье быть настоящими людьми, способными любить только себе подобных. Да пошли вы все, на все четыре стороны, туда,  где дед Ванно коров не пас. Вы же в ответе за тех,  кого приучили. И не надо на меня всех дохлых собак вешать.

         – Сними штаны, покажи куда идти! – визжала, как жареный поросёнок приблатнённая бабулька.– Да я таких как ты знаешь сколько пересадила? Больше десятка  под вышку подвела… Всё моряк мажь лоб зелёнкой, твоя очередь пришла. Надо ещё разобраться какой ты национальности и выслать на этническую родину…

       Через некоторое время Олега Николаевича вызвали в народный суд. Одевшись в белоснежную форму военного морского офицера, пристегнув кортик, капитан третьего ранга в отставке прибыл в строго назначенное время на заседание. Там он встретил помолодевшую от конфликта старушку, издевательски улыбающуюся ему. Судья прочитала заявление от бедной, оскорблённой женщины. Где она подробно со знанием закона изложила суть дела, тщательно перечислив всех сказочных героев, доказывая, что все доводы дворника, что она имеет какое-то отношение к «ведьмам, вампирам, ходячим чучелам и бабе Яге без грима» –  лживы!

          – Статья об оскорблении сильнее вашей собачьей статьи, – заявила судья.– Так что вам штраф и по - хорошему предлагаю немедленно извиниться перед хорошей женщиной и пойти на мировую. Легко быть орлом перед женщиной. «Настоящий герой нашего времени – это тот, кто находит в себе силы быть добрым!»

         Униженный мужик; онемев – перед силой закона и попав в очередную засаду, схватившись за кортик, превозмогая себя, с неимоверным трудом, попросил у побледневшей, испугавшейся соседки прощение и заплатил штраф, равный по размеру своей  зарплаты дворника. Железные цепи отчаянно сковали сердце и душу Вечером, придя домой, лёг в постель, посмотрел на жену и подумал: а звать то тебя как? Напрочь  забыл имя супруги. О, ужас! Неужели заново придётся знакомиться, как тридцать лет назад, во время уборочной, на танцах? Она мне этого точно никогда не простит:

         – Ну,  как, чем кончилась?– с тревогой спросила жена.

         – В ЖЭКе спрашивают, подкашиваешь травку?..– ушёл от болезненного ответа Олег, боясь скандала из-за штрафа.– Хреном что ли? Вы косу дали? Пока настраиваю старую аппаратуру… Пишите, говорят анкету, сколько хотите зарплату, и о каком то карьерном росте. Был дворник, стал старший дворник что ли? Обещали наградить, присвоить звание заслуженного работника метлы и лопаты. Я ж один на всю округу. Только старики и метут, а молодёжь  работать не хочет или стесняется? Стыдно с голоду пухнуть, нищету плодить, да бичевать. Одно слово паразиты на теле пролетариата.

         – Достал ты меня, герой коммунального хозяйства, со своими шуточками!– отвернулась к стенке жена. – Доиграешься с соседями, наградят тебя обязательно: орденом «Сутулова первой степени». Запомни хороший сосед лучше родственника.
Ища защиты  и не находя, наконец - то надел крестик, который столько лет валялся в тумбочке: «От животных  хоть польза в лесу, от людей только вред. Я понимаю, собака друг, если её хорошо воспитать!– заговорил Олег.– Ну не хотят люди жить по- человечески, не хотят. Нет среди них мира и любви. Нет человеческих нормальных отношений. Ни здрасте тебе, не до свидания, никакого уважения к людям, как собаки, одно лишь тявканье. Собаки хоть два раза в год любят, а дикие люди вообще без любви всю жизнь живут. Ты, говорят, собак убил и до нас скоро доберёшься. А я грудью встал на защиту детской площадки от собачьего и прочего навоза. Если б не Архангел Михаил, кому стоит памятник в центре города, чтобы было с этим городом, одному Богу известно. Если б не дожди, которые всё смывают, как в унитаз, была бы в нашем городе эпидемия».

           Ночью снились Олегу Николаевичу собаки. Они приходили к нему с преисподней, будоражили и пугали не только его, лишая сна, но и сводили с ума оставшихся  в живых собратьев, которые всю ночь выли и тявкали, не давая всей округе спать. Один бывший собачник, очень любивший животных, тоже страдающий от бессонницы, шёпотом, с балкона на балкон,   читал Олегу стихи:


        Под вой собак я засыпаю…
…Под лай собак встаю с утра.
Живу я, как в собачьей стае,
Забыл про добрые дела.
Собачьи свадьбы, дни рожденья,
Я пережить  всуе смогу.
А их заразу и сраженья,
Я просто видеть не могу.
Хожу по улице надзорной,
Вожак их злобный смотрит вслед.
Боюсь бежать, боюсь перечить,
Боюсь попасть к ним на обед.
Их люди предали когда-то,
Оставив на краю судьбы…
…В помойку кинули солдата,
Попали в лапы, к силе тьмы.
Собачьи стаи воют с горя.
Они, как волки средь людей.
Их бросили когда-то в море,
Убили псов, как злых  зверей.
               

            –Что хочешь сказать, гонял я кошек и собак, настоящий был дурак! – ответил стихами на стихи Олег Николаевич.– Ну, кому-то же нужно делать эту грязную работу? Получается какой-то дурдом: «Борьба пчёл с мёдом!»

        – Нет дорогой, дело не в этом. Вычистить мусор, убрать грязь и дерьмо собачье и прочих животных ты сможешь, пока тебя ноженьки носят. Ну а кто всю эту мерзкую, чёртову грязь вычистит с душ человеческих, если они сами этого не хотят? Ума не приложу…

           Дворник уволился, не выдержав человеческого вампиризма и не уважения к его труду.

          Лавочки, в конце концов убрали, по заявлению собачников. Самодельные урны выкинули на помойку. Люди разбежались по своим «будкам», собаки остались хозяевами на улице. Только ветер метался, как шизофреник по двору, играя мусором, и кидая его в лицо прохожим, завывая в открытую форточку бывшему дворнику: « Павлов, Павлов, иди, работай Павлов! Ты, почему не работаешь,  а Павлов?» –  выводя Олега Николаевича из себя…
                Африканск      2006 год.   лето. 

© Copyright: Андрей Тесленко 2, 2009
Свидетельство о публикации №2904220875




Загогулина Бориса Ельцина
Серафим Григорьев

     В  День Победы 1995 года мы проводим видеосъемку приема ветеранов Великой Отечественной войны в Кремле. Президент Ельцин выходит к ним -  рубаха парень. Элина Быстрицкая, своя в доску, заговаривает с ним, как равная. Он видно влюблен в эту несравненную красавицу. Она победно смеется, грудной смех ее раздается под сводами старого Кремля. В очередной раз увидел чудесное Преображение женщины. А Герои и дважды Герои Советского Союза смиренно любуются этой сценой.
      Когда произносятся все подобающие моменту тосты, в определенный момент,  датенькие ветераны рванули к Президенту с наполненными рюмками. Все хотят чокнуться с главой государства. Не передать слова и чувства дедов наших. Рады они, что так близко стоит и слегка соударяется рюмкой с ними сам Борис Николаевич Ельцин!..
     Он - само обаяние. Оператором у меня был двухметровый Александр Москов, человек из легенды. Штативы на вооружении древние, удобные, но тяжелые. А операторская братия на федеральных телеканалах была наглой и бесцеремонной, особенно с НТВ. Заняв выгодные позиции, конкуренты оттесняют Сашу на операторские задворки. Привыкший снимать военные кинофильмы в Болшеве, по совершенно секретной тематике в гордом одиночестве, он сначала теряется. Но пользуясь своим баскетбольным ростом, поднимает площадку штатива на максимум. И берет штатив для переноски, забыв о выдвинутой головке. Цент тяжести ушел из-под его рук, и ножки штатива бьют по голове человека в штатском. И не простого офицера ФСО, а самого главного из них!.. Я обомлел - конец нашей карьере. А сопровождал нас ответственный генерал из министерства обороны. Он тоже глаза выпучил. Перед этим Саня чуть не покалечил меня у Спасской башни, по такому же сценарию - такой перец был. Опытные в таких делах Герои Советского Союза даже глазом не повели. Лишь Элина Быстрицкая прыснула в бокал с шампанским. Вдруг раздается командный голос Президента:
     - Коршаков, понимаешь ли!.. Накрой стол журналистам!
     Слава Богу! Нас отвели в отдельную комнату. Мы там и выпили, и закусили. На хвост нам сели корреспонденты Центральных каналов ТВ, которые благодарили Саню за курьезный удар по голове начальника охраны Президента. Заходит Александр Коршаков с бутылкой отборной водки:
     - Это вам от Президента! – и смотрит на нас с Саней  со значением.
     Генерал нам в праздничном приказе объявил благодарность с выплатой премии. Пили всей студией - День Победы! Вот такая загогулина получилась. Понимаешь ли!..

© Copyright: Серафим Григорьев, 2011
Свидетельство о публикации №21101280038



Афганцы - Голубые береты
Серафим Григорьев

«КОМАНДИРОВКА В ЧЕЧНЮ»

     Однажды в сентябре 1995 года ко мне на дачу под Малоярославцем примчалась черная «Волга» ЦТРС Минобороны России. Случай небывалый! Приказ: срочно лететь в Чеченскую республику с ансамблем ВДВ «ГОЛУБЫЕ БЕРЕТЫ». Я – моряк, и песни наши – морские. Но «ГОЛУБЫЕ БЕРЕТЫ»!  Тогда слава их превосходила популярность знаменитых «БИТЛЗ» и даже престиж самих Воздушно-Десантных войск!
     А произошло следующее: ансамбль написал песню «СПАСИБО, ГОСПОДИН ПРЕЗИДЕНТ» и, самое главное, исполнил ее по Центральному телевидению. Выступление это даром не прошло.
 - Спасибо Господин президент
За мертвые пустые глаза
За то, что теперь можно все
А жить нельзя!
     Слова этой песни и видеозапись выступления услужливо кем-то были положены на стол Президенту России Б.Н. Ельцину. Через пять минут в кабинете Министра обороны генерала армии Павла Грачева раздается звонок по кремлевской вертушке.
     - Павел! Это что же, понимаешь, делается! Какие-то десантники поют загогулину в мой адрес! А ты Грозный, понимаешь, одним полком берешь???!!!
     Ровно через минуту Командование ВДВ и Главного управления воспитательной работы Вооруженных сил РФ стоит на ушах, а руководителя ансамбля полковника Сергея Ярового из Медвежьих Озер в Москву  мчит командирский УАЗ.
     - Как же так, Сережа?! – подчеркнуто вежливо начинает разговор министр. – «Спасибо вам за нищих в метро
За грязную серость Москвы
За то, что огромным базаром
Нас сделали вы»! – Я ТЕБЯ СОЗДАЛ в далеком 1985 году. Надеюсь,  не забыл Афганистан?! 350-й полк МОЕЙ 103-й Воздушно-десантной дивизии?
    - Такое не забывается, товарищ Министр! – проникновенно отвечает Яровой. – А песня эта посвящена Президенту СССР, Михаилу Горбачеву!
    Генерал армии снимает трубку, его мгновенно связывают с Президентом России.
    - Борис Николаевич! – радостно докладывает он. – У меня сидит руководитель ансамбля ВДВ «Голубые береты» Сергей Яровой. Он клятвенно меня заверяет, что «Загогулина» эта посвящена Президенту СССР, Михаилу Сергеевичу Горбачеву!
     - Пусть немедленно отправляются, понимаешь ли, в ЧЕЧНЮ! Нечего тут штаны протирать. А то, видишь ты: «Война в Чечне неправильная»! – раздается сердитый окрик.
     - Где ты ляпнул, что в Чечне мы воюем неправильно? -  недоуменно спрашивает министр. – Кобзон, Розенбаум, Шевчук – все были там! А вы отказываетесь?..
     - Афганистан – это не Чечня! – выдавливает из себя Яровой.
     - Ближайшим бортом, Серега, с ребятами вылетаешь в Чеченскую Республику! – отдает приказ Грачев. – «Президента» не исполнять!
    - Есть! – коротко отзывается Сергей.
    Мы приземляемся в Моздоке  и на вертолете  летим в Ханкалу. В главной базе Федеральных войск НАС НЕ ЖДУТ! Из палатки выходит на полусогнутых ногах полковник-воспитатель и заявляет:
     - Парни, могу я один день отдохнуть?  Впервые о вас слышу. Сегодня я приглашен на свадьбу!
     Все в шоке!..  Возмущенный директор ансамбля полковник Евгений Золотарев  пытается кому-то дозвониться в Москве. Безуспешно! Суббота..Стоим в безнадежном ожидании у штаба Группировки. Идут боевые действия, и до нас никому нет дела. Сдвинуться с места невозможно - действуют жесткие армейские правила и указания коменданта.
     - Летим обратно! – сквозь зубы цедит Яровой.
     И тут, на наше счастье, нас забирают к себе ВНУТРЕННИЕ ВОЙСКА! Лихие парни-офицеры спецназа Внутренних войск, быстро оценив ситуацию, из-под носа увозят «Голубых беретов» в расположение своих частей. Едем через Грозный. Пораженные увиденным, смотрим на свежие следы боестолкновений. Больно!.. Останавливаемся у рынков. И!.. Спецназеры берут и выпивку, и закуску БЕСПЛАТНО!  Они предлагают деньги, с них не берут ни копейки. «ГОЛУБЫЕ БЕРЕТЫ» ПРИЛЕТЕЛИ! – разносится по городу, по окраинам и по воюющим сторонам.
     Вечером – баня! После парной – водка с пивом. Споры о войне. Узнаем множество трагичных историй. Хорошо, что не подрались.
     На следующий день ансамбль дает концерт для Внутренних войск под открытым небом. Большая поляна, залитая солнцем. Голубое с белыми облачками – небо. Сотни бойцов сидят на траве. Десяток БТР, на борту которых полулежат строгие, запыленные, с операций, люди. Автоматы, пулеметы и гранатометы в руках. Еще старой закалки, солдаты!
     На нашей волне выходят чеченские полевые командиры, просят радистов:
     - Включи, Иван, рацию! Дай послушать «Голубых беретов»! Юру Слатова! Стрелять не будем.
     И радисты включают передатчики, дают на несколько минут, отрывками, в эфир прямую трансляцию любимого всеми ансамбля! 
     - «СИНЕВУ» просят! – кричит боец в кожаных, без пальцев, перчатках.
     "Федорыч" - Сергей Яровой все понимает, дает команду инженеру ансамбля, чтобы тот увеличил громкость. И в эфире приглушенно, издалека, раздается культовая песня ВДВ:
    - Расплескалась синева расплескалась,
По петлицам разлилась по погонам,
Я хочу, чтоб наша жизнь продолжалась
По суровым по десантным законам!
     Вдруг сразу несколько БТР срываются с места, оставляя за собой клубы желтой чеченской пыли.  Узнаем – «Урал» с бойцами подорвался на мине. А концертное действо продолжается.  Даже РЭБовцы не стали глушить импровизированную радиотрансляцию.
     Возвращаемся в Ханкалу. Из палатки выходит заспанный полковник-воспитатель.
     - "БЕРЕТЫ"! Могу я хотя один день отдохнуть?! Я - после свадьбы!
     Юрий Слатов, крякая, - двухметровый красавец-болгарин - дает ему дружественный "горбяк", удар по спине.
     - Ну что братан, давай закурим, Пусть не поймут нас за столом!
     Полковник крякает от армейско-офицерского удара художественного руководителя ансамбля ВДВ. Выпучив от боли глаза, вымученно улыбается. Так зародилась знаменитая песня "БРАТАН".
     Но что творилось на ночном выступлении «Голубых беретов» в полку ВДВ!!! Освещенные прожекторами десантники и сцена полыхают фосфорным сиянием. Это можно сравнить с паломничеством в Мекку! Знакомые офицеры братаются с лидерами ансамбля, поцелуи, объятия. Рассказы о войне. Где-то рядом идут  боевые действия. Над нами висят вертолеты разведки, готовые открыть огонь по любому постороннему световому пятну. В горах гибнут ни в чем не повинные мальчишки. С нами в самолете полетят на родину  парни в цинковых гробах – «ГРУЗ-200». А мы священнодействуем! Свист. «Слава ВДВ»! Спели весь афганский цикл и «Синеву» пропели.  Вдруг один МИ-24 отваливает от группы, ложится на боевой курс и открывает огонь из крупнокалиберного бортового пулемета по обнаруженной цели.
     - «Президента» давай! – кричат десантники.
     «Голубые береты» переглядываются, и в чеченской ночи звучит пронзительное:
     - За проданную доллару Русь,
За страх перед завтрашним днем,
За то, что живем мы в канаве
Наполненной злом.
За русских, что оставили вы,
Которых теперь гонят вон,
За жен офицерских в Сибири,
Земной Вам поклон!
               
                ***

Мы возвращаемся с ансамблем «Голубые береты» в Москву. Оператор Юрий Шипов постарался на славу, в очередной раз доказав нашему военному начальству, что он не только поклонник бога Бахуса, но и действительно – выпускник Всесоюзного Государственного Института Кинематографии!
     Однако афганцы Сергей Яровой и Юрий Слатов, зная себе гражданскую и творческую цену, познавшие всемирную славу, да еще раздосадованные нелепым приемом местного воспитателя – полковника,  затянули видеосъемку интервью до последнего. Уж очень им не хотелось откровенничать на темы Чеченской войны при включенной камере BETACAM – SP!
     Но заметив за мной удивительное даже для меня свойство: оставаться трезвым при любых обстоятельствах, даже после обильных банкетов, коллектив легендарного ансамбля постепенно проникается ко мне уважением. Профессионал чувствует профессионала. Но синхронных интервью у нас нет!..
     Однажды нас всех приглашает в «сауну», баня на войне – это святое, командир полка, афганец и личный друг лидеров ансамбля полковник Андрей Бердюгин. Естественно, после парной стол ломится от яств, а тосты следуют один за другим.  И мой одаренный оператор забывает, что он не десантник. А я теряю режиссерскую бдительность  из-за радостного чувства, что съемки подходят к концу, и не замечаю, как мой Юра вступает, после обильных возлияний,  в полемику с командиром полка.
     Кто служил в армии или на флоте, тот знает неписаный этикет: за накрытым столом говорит только старший по званию. Начиная с командира роты.  Остальные должны соблюдать тончайшее чувство такта. Особенно это относится к ситуациям на войне. До своего прихода на ЦТРС Минобороны России Юрий Шипов пять лет числился оператором при Святейшем Патриархе Московском и всея Руси Алексии II. И при этом, Юра имел на все свое мнение.
     В Афганистан Юра не попал, но прославился  на весь мир  своими съемками  боевых действий в Чечне. Особо опасными для жизни съемочной группы, во главе с Александром Минаковым,  были отснятые кадры штурма и водружения российского триколора  на здание Совмина в Грозном.
     Спор заходит о большой разнице между войнами в Афганистане и Чечне.
     - В Афганистане против нас воевали моджахеды – иностранцы! А здесь мы ведем боевые действия с гражданами России! – пытается вразумить Юру командир полка. – Улавливаешь разницу?!
      На студии Юрию Шипову, за его благообразный вид, усы и бороду, офицеры дают прозвище – «Отец Онуфрий»!
     - У них одна сущность. Они – враги России! – возражает Отец Онуфрий.
     Когда полемика между оператором ЦТРС Минобороны России и командиром полка переходит из правового поля в разряд заурядной ссоры, я принимаю волевое решение. Юру я вывожу из-за стола и закрываю в кунге.
«Голубые береты» понимают логику моего поступка, но Юру – жалко!.. А чудо-оператор, осознав всю меру своего наказания, вдруг понимает, что рядом с кунгом люди сидят за столом и поют легендарную песню:
Эй, Америка! Ты и умней и богаче,
Ты сидишь на планете - ноги на стол,
Ты смеешься над нами, а как же иначе?
В этом матче гигантов ты забила нам гол.
Но не слышно еще финального свиста,
На табло не зажглись пораженья нули.
Мы в атаку идем, стиснув зубы до боли,
ПОТОМУ ЧТО РУССКИЕ МЫ!

     Юрий бьется в истерике, несмотря на свою кротость, и пытается выбраться из КУНГа (кузов унифицированный нормальных габаритов). Но к нему приставлен рослый десантник, и мой оператор затихает, засыпая под пение солистов легендарного ансамбля!..
     Если читаешь этот рассказ: ПРОСТИ, ЮРА!..
   
© Copyright: Серафим Григорьев, 2011
Свидетельство о публикации №21102160128




Папаха
Олег Шах-Гусейнов

1.
               
Разнеслась молва, что прислали служивым животным полковничью Папаху. Звери быстро собрались.

Вперед сразу выскочил шустрый заяц, но, как на льду,  резко тормознул на почтительном расстоянии от Медведя.

Однако кандидатуру лейтенанта Зайца с шумным возмущением сразу отмели: уж слишком труслив и суетлив!

Вслед за этим раздалось громкое и многократное «ку-ка-ре-ку».

Но, как ни хлопал возмущенно крыльями старший лейтенант Петух, его тоже «прокатили», так как председатель Медведь кратко, но сурово заметил:

- Рано! Крикун и бл…н. Облик – аморале!

- Капитана Собаку, капитана Собаку! – заактивничали звери.

- Рано! – прокряхтел Медведь, - хотя пес и неплохой служака, но ещё не знает, где лизнуть, а где гавкнуть…

- Майор Конь! Давай Коня! Конь, Конь, Конь, - скандировали звери.

- Вот! – рявкнул, перекрывая шум и гам, медведь, - пожалуй, майор Конь подошёл бы! Много и толково пашет. Где он?

Послышалось:

- Его здесь нет. Майор Конь - в поле. Пашет!

- Пусть … пашет, не будем ему мешать, - почесав затылок, задумчиво буркнул Медведь в наступившей тишине.

Все завздыхали и надолго задумались, глядя на новенькую каракулевую папаху. С особенной ностальгией смотрел на неё ветеран Волк, чуть крутя кончиком носа…

- Э-э-э - еэх, - громко вздохнул он.

- Э-э-э… Эврика! – взревел вдруг председатель, проснувшись сам и, разбудив осла, который заснул где-то в задних рядах.

- Тащите сюда подполковника Осла!

- Вот вам братья, - громко забасил председатель, - лучшего кандидата, и быть не может! Вид – представительный. Голос – зычный. Стоек и упрям. А уши-то, уши! А-а?  Если насадить, как следует, эту гребанную папаху – так уже не спадет!

- Да-а-а! И-а-ааа! И-а-ааа! – зычно проскрипел командным голосом и тут же скромно потупил глаза, уже полковник, Осёл.   

Выбрали …!

P.S. Старших офицеров прошу не обижаться на байку (примерно, как и генералов - на песенку «Как хорошо быть генералом…») – «фабулу» выдумал вовсе не я.
 Анекдот, он и есть - анекдот. А здесь – полный анекдотизм! ))



2.

Подняли однажды в «застойное» (или, как шутили острословы, - «застольное») время войска ПВО одной из Групп войск по инспекторской проверке Министра обороны.

Знали, готовились. Кто из командиров думал орден заработать, кто досрочную звезду, кто новую должность, а кто-то мудрый думал: «Пронесло бы!».

Командиру одного из зенитно-ракетных полков, полковнику, которого друзья «толкали» на престижную вышестоящую должность, сильно не повезло.

С самого начала все пошло НЕ ТАК.

Когда прибыли проверяющие и объявили тревогу, то в  суматохе, при перегрузке разбили ракету, что уже было большим ЧП. Офицеры из группы инспекторов флегматично поставили «черную метку», но действий проверяемых не останавливали.

Далее они просто устали ставить «черные метки» этому полку!

Автомобиль, куда должны были загружать секретную часть с Боевым Знаменем части, вдруг оказался неисправным. Вместо него, дабы уложиться в нормативы с погрузкой, по решению самого полковника задействовали другой автомобиль, оказавшийся рядом.

Но машина оказалась не приспособленной для перевозки важного груза. При совершении марша к месту погрузки, в кузове произошло возгорание.

Пожар. Боевое Знамя и часть секретки успели эвакуировать, но кое-что из секретных документов – сгорело! Все банально – непогашенный окурок, промасленная ветошь. ЧП – еще хуже прежнего.

Дальше – больше. На погрузке боевой техники в эшелон, с железнодорожной платформы сверзилась машина и - черт бы с ней – да это упала техника специальная, важный  элемент командного пункта. Водитель остался жив, но сломал руку.

Проверяющие - записывают!

В ходе следования эшелонов полка в Союз на полигон, один из офицеров в подпитии (разве за всеми уследишь?!) нарушил меры безопасности при работе под контактной сетью с высоковольтным   напряжением. Офицера "прошило" так, что, говорят, на нем осталась «только резинка от трусов». Обугленного, но живого (везет, же пьяным!) его отправили в попутный госпиталь.

Когда, метеором промчавшись на зеленый свет семафоров через полстраны, эшелоны прибыли на совершенно незнакомый полигон, где офицеры никогда не были, полк прямо с рампы совершил ночью марш к указанному на карте месту, и тылы приступили к разбивке полевого лагеря.

При совершении марша, в одном из подразделений под гусеницу пусковой установки попал ее же начальник. Он во время остановки вылез из отсека и хотел справить нужду: сонный механик-водитель почему-то вдруг дернул установку вперед. Офицеру переломало кости таза и бедер, но он остался жив, так как на этом месте дороги оказалось спасительное углубление. 

Командир полка, которому непрерывно, как с поля битвы, поступали донесения о происшествиях, устал материться и был крайне удручен.

Уже поздно ночью полковник пригласил старшего посредника, с которым учились вместе в академии, в свою штабную машину, которая служила и для отдыха. Достал бутылку водки и закуску.

- Пропала моя Академия Генштаба, и не лишиться бы теперь папахи вместе с буйной головой, Ваня! - обескуражено сказал он товарищу, который волей судьбы оказался тем, кто протоколировал все неудачи полка и его командира.

После второй («за успех самого безнадежного дела»), полковник взял свою папаху, лежавшую рядом, и в сердцах швырнул ее с силой в дальний угол кунга:

- Пожалуй, она мне больше не понадобится, Ваня! - и достал обычную офицерскую шапку-ушанку.

Уже через пару часов по плану учений поступил сигнал, и полк несколькими колоннами  начал совершать длительный марш в район боевых пусков. Вперед с картами умчалась на радиостанции группа рекогносцировки маршрута, предусмотрительно высланная командиром – местность совершенно неизвестная!

Проверкой все спланировано  на пределе выполнения боевых нормативов. На голове полковника - шапка, что непривычно подчиненным!

В полках и бригадах дефицит времени, оставшегося до начала стрельб, прочувствовали хорошо, и колонны, ревя двигателями боевых машин,  пылили по пустынно – каменистой местности на предельных скоростях.
Из клубов пыли, реже, чем хотелось бы механикам-водителям, иногда показывались прутики антенн впереди идущих машин - с небольшими флажками-ориентирами. Красных габаритных огоньков из-за пыли почти не было видно.

Замысел инспекторской проверки состоял не просто в рутинной проверке боеготовности частей и подразделений ПВО. Здесь попутно и даже - главным образом, решались серьезные исследовательские задачи по тактике и боевому применению войсковой ПВО. Собралось серьезное начальство и специалисты из военных НИИ.

Войска прибывали, с марша развертывались в боевые порядки. Щелкали секундомеры в руках посредников.

Один из полков, в котором ДО СИХ ПОР  все шло БЕЗ сучка и задоринки, вдруг заплутал в поисках брода у какой-то речушки,  не успел (всего - то на полчаса!)  прибыть в район стрельб!

«БАРАНКА»!  Посредники, искренне сочувствовали, но, следуя инструкциям, жестко остановили несчастных на дальнем рубеже, даже не пустив в зону боевых пусков. Так внезапно останавливает несущуюся во весь опор тройку лошадей недобрый взгляд цыгана. Им теперь только и оставалось, преодолев мытарства тысячекилометрового похода,  - обескураженно курить! 

Начался сложный и скоротечный противовоздушный бой. Без проволочек на боевые порядки группировки полетели разнотипные боевые мишени, на больших и малых высотах, с разных направлений.
Некоторые ракеты-мишени запускались с передвижных стартовых столов, расположенных за десятки километров от группировки, некоторые отцеплялись за сотни километров с самолетов и направлялись одна за другой в зону боевых пусков.

Полковник лишился своего привычного рабочего места (спецмашину-то повредили на погрузке, а времени на ремонт не оказалось ни единого часа, это вам - не плановая стрельба!).  Управлять пришлось непосредственно из кабины радиолокатора, голосом по радио, заняв место оператора - сержанта.

Полку-неудачнику «досталось» три сложных мишени, влетевших в зону поражения почти одновременно. 

Выучка боевых расчетов находилась на пике, потому что всего-то месяц назад полк вернулся в Группу войск с плановых стрельб на родном для войсковой ПВО полигоне. Отстрелялись там на «отлично»! А мастерство, его, как говорится, не пропьешь!

- Доложить, КТО сопровождает! – взволновано, но твердо требовал полковник в эфир.
Из грохота эфира посыпались доклады подчиненных.

- Я – третий! …сопровождаю устойчиво.

- Я – первый! …устойчиво…

- Я – шестой!  Срыв сопровождения, …помехи!

- Я – четвертый! Сопровождаю!!

- Третий, первый, четвертый! При входе в зону УНИЧТОЖИТЬ …, расход по одной!!

Опоздавшие «куряки» имели возможность наблюдать феерическое зрелище ракетных стрельб со стороны, сидя на броне. Эх, если бы не оплошность командира! Не выслал рекогносцировочную группу. Понадеялся!

Вот: будто после взрыва, вдали внезапно вспух столб пыли - там, где, задрав артиллерийскую часть в небо, только - что стояла пусковая установка. Ракета, как бы нехотя, сходит с направляющих, а затем, пламенея огненным следом, с невероятной быстротой устремляется вдаль и вверх.
Так удаляется окурок, отправленный сильным щелчком в темноту. С приличной задержкой, как обвал в горах, доносится мощный грохот стартовавшей ракеты.

А вот ещё! И ещё! И ещё!

Ракеты комплекса С-300 стартуют прямо из ракетных контейнеров, установленных вертикально. Выпрыгивают вверх, а затем вдруг грациозно и упруго изгибают свою траекторию в сторону мишени, не оставляя «супостату» никаких шансов. Летят они к мишеням, ускоряя свой разбег, будто загипнотизированные!

- Ласточки! - восхищенно комментируют наблюдающие "статисты".

Ракеты зенитно-ракетного комплекса ближнего действия «Оса» прытко выписывают в небе дымные выкрутасы, настигая низколетящие цели, громко хлопая разрывами, кажется, чуть не над головой.

Комплекс «Бук» запускает белоснежные свечки ракет, будто смертоносные тонкие огненные струи, куда-то туда, вдаль, куда их неотвратимо влечет головка самонаведения, намертво захватившая цель.

Сверху, подобно далеким грозовым раскатам, раздаются частые звуки подрывов боевых частей. Небо быстро покрыли бело-черные, сизые дымы и облачка от разрывов. Сверху, догорая и чадя, падают горящие обломки мишеней и ракет, усеивая металлоломом боевое поле, в котором лежат тысячи их давно «отработавших» собратьев.

Торжествующие доклады подчиненных о выполнении задачи, не оставляли сомнений, полк -«выбрался».  Полковник, все еще не веря глазам, смотрел на экран радара, где вместо недавних, напрягавших расчеты своей быстротой и проворностью зернышек ракет-мишеней, остановились и медленно теряли высоту, расплывались радиолокационным эхом - остаточные пятна подрывов.

- Командир! Пляши! Как минимум – «трояк»! -  хлопнул полковника по плечу посредник.
Все понимали: на такой инспекторской стрельбе это - все равно, что «пять».

Командир медленно снял с головы новенькую шапку-ушанку и добродушно нахлобучил её сидевшему рядом оператору станции, сержанту, чье место он сейчас занимал, со словами:

- А ну-ка, сынок, давай! Быстренько сбегай в мою машину, одна нога тут, другая -там! Да хорошенько поищи: там где-то завалялась моя папаха.

И, повернувшись к посреднику, негромко сказал:

- Ваня! Кажется, она мне еще пригодится!

- А шапку, сержант, можешь оставить себе, дарю!

Победителей – не судят.


А полку, опоздавшему на стрельбу, предстояла мучительная и позорная процедура повторных стрельб. С предварительной месячной доподготовкой в так называемом «отстойнике» - под пристрастным (не то слово!) контролем старших начальников.


22.01.2011

P.S. Вот где, уважаемый Читатель,"поэзия" ПВО: http://www.youtube.com/watch?v=qUtt9mzhMqo
(ролик). Не поленитесь "кликнуть".


© Copyright: Олег Шах-Гусейнов, 2011
Свидетельство о публикации №21101221746




Александр Исупов
Военный  Дон  Кихот.

      В  части,  куда  я  после  окончания  военного  училища  служить  попал,  был  подполковник  с  известной  писательской  фамилией.  В  рассказе  назовём  его  подполковник  Антонов.
      Первое  время  он  был  заместителем  начальника  службы  вооружения  части.  Года  через  три  пришёл  к  нам  в  центр  зампотехом.  С  подполковничьей  должности  на  вилочную,   подполковник – полковник.  С  точки  зрения  карьерного  роста – это  повышение,  а  по  жизни,  так  можно  было  понять – задвинули  из  штаба  части  не  совсем  удобного  человека.
      Для  нас,  младших  офицеров,  вполне  нормальным  мужиком  показался,  ну,  возможно,  более  въедливый  и  дрючливый  в  вопросах  службы,  в  части  его  касающихся.
      Немного  надо  сказать  о  времени,  в  котором  происходило  действие.  Начало  восьмидесятых.  Государство  ввело  войска  в  Афганистан  и  закрепилось  там.   Начались  политические  демарши – бойкот  нашей  олимпиады,  затем  американской.  Америкосы  озабочены  советской  военной  угрозой,  срочно  перевооружаются,  в  Западной  Европе  «Першинг –2»  размещают – ракету  средней  дальности  с  ядрёным  зарядом.  Западная  Европа  в  сторону  Союза  косовато  поглядывает,  ждёт,  чем  мы  ответим.
      Всё  бы  ничего,  но  ракетные  установки,  которые  на  юге  ФРГ  расположены,  пока  вне  зоны  обнаружения   Системы  ПРО,  на  тот  момент  имевшейся.  А  это,  знаете  ли,  угроза.  Сдуру  запустят  ракету,  а  мы  узнаем  о  ней,  когда  она  к  нам  на  головы  упадёт.  Станция  обнаружения  в  Барановичах  пока  только  в  проектах.
      Не  хватает  самую  малость  сектора,  каких-то  пять-семь  градусов.  Вот  ведь  загвоздка.
      Генералы  на  коллегии  Министерства  Обороны  посовещались,  мнения  из  закрытых  институтов  по  западному  направлению  послушали.  Не  радостные  мнения.  Только  на  проработку  задания    от  года  до  двух  лет  им  надобно  и  денег  до  четверти  миллиарда,  тех  самых,  вполне  адекватных,  рупиев.
      Решили  на  объект  выехать,  посмотреть,  вдруг  на  месте  в  чьи-то  светлые  головы  какая-нибудь  гениальная  идея  заглянет.
      Проводят  на  базе  нашей  части  выездное  заседание  коллегии,  мнения  корпусных  теоретиков  заслушивают,  от  части  некоторых  технических  лиц,  зампотехов,  конструкторов,  доработчиков.
      Встаёт  неожиданно  подполковник  Антонов  и  просит  разрешения  высказаться.  Сразу-то  его  всерьёз  и  не  воспринимают.  Разрешают,  а  если  нечаянно  что  дельное  скажет.
      -Товарищи  генералы  и  старшие  офицеры, - начинает  Антонов, -  по  данному  вопросу  мной  проведены  некоторые  теоретические  расчёты,  сделаны  выкладки,  которые  позволяют  с  оптимизмом  смотреть  на  решение  проблемы.  Разрешите  у  доски,  вкратце,  пояснить  суть  предлагаемого  решения.
      Генералы  и  полковники  шушукаются,  конструктора  и  референты  от  Министерства  Среднего  Машиностроения  бумажками  шуршат,  про  себя  думают – выскочка,  мудак.  Куда  против  системы  прёт?  О  чём  думает?  Но,  проявили  снисходительность,  доверили  выступить.
      Антонов  к  доске  вышел,  секторами  её  исчертил,  диаграммами  направленности  изрисовал,  примитивную  карту  Европы  обозначил.  Потом  в  течение  минут  тридцати  условия  задачи  поставил,  отправные  точки  показал,  решение  пояснил  и  бодро  закончил: 
      -Для  решения  теоретической  части  задачи  требуется  до  трёх  месяцев,  в  плане  материальной  реализации - до  шести  месяцев  и  три-пять  миллионов  рублей,  максимум  десять.
      Смешок  по  рядам  слушателей  прокатился.  Два  института  не  знают,  как  к    проблеме  подступиться,  а  тут,  на  те  вам,  местный  военный  Дон  Кихот  выискался.  В  три  месяца  теорию  подогнать  хочет,  а  за  полгода  на  практике  применить.
      В  то  время  иногда  среди  генералов  встречались  умные  и  прозорливые,  не  боявшиеся  взять  на  себя  ответственность.  Руководитель  коллегии,  член  ЦК  по  военным  вопросам,  генерал-полковник,  на  подведении  итогов  приказал:  институтам  по  теме  продолжать  работать,  а  подполковнику  Антонову  через  три  месяца  представить  в  ЦК  пояснительную  записку  с  подробными  расчётами  и  выкладками.
      Сразу  после  коллегии  Антонов  собрал  техническое  совещание,  на  которое  пригласил  самых  грамотных  офицеров  из  тех  отделов  подразделения,  которых  расширение  сектора  в  первую  очередь  касалось.  Пообещал  пробить  серьёзные денежные  вознаграждения  за  изобретения  и  рационализаторскую  работу.  Назначил  ответственных  по  секторам,  поставил  конкретные  задачи,  определил  сроки.  И  всё  это  предполагалось  решать  на  фоне  обычного  боевого  дежурства,  которого  никто  не  отменял,  постоянной  боевой  готовности.
      Надо  сказать,  подполковник  Антонов  и  инженер  был  отличный  и  теоретик  отменный.  Идея  его  действительно  многого  стоила.  Как  инженер,  он  чётко  понимал,  какие  доработки  предстоит  провести  на  технике,  не  нарушая  графиков  боевого  дежурства,  а  как  теоретик,  он  точно представлял  те  излишки,  что  вложены  в  ТТХ  станции.
      А  тут  какое  дело  получается?  Тут  как  бы  вызов  системе  брошен,  мол,  вы,  институтские  говнюки,  задарма  народный  хлеб  кушаете,  да  в  потолок  поплёвываете.  А  это  индивидуализмом  и  крамолой  попахивает.  А  как  же  иначе?
      У  институтских  разработчиков  честь  мундира  на  кон  поставлена. Бывший  начальник  службы  вооружения  части  сейчас  в  одном  из  институтов  отдел  доработок  по  нашим  станциям  возглавляет.  Его  в  институтах  прессуют – кого  вырастил?  Угомонить  не  можешь?  Пусть  Антонов  идёт  на  попятную,  а,  кроме  того,  идею  раскроет.
      Сами  понимаете,  у  Антонова  ситуация,  хуже  не  придумаешь.  По  известной  пословице  развивается: «Либо  грудь  в  крестах,  либо  голова  в  кустах» - и  ближе  к  последнему.  Того  и  гляди,  свои  же  шашкой  срубят.
      В  НИИ  тоже  не  дураки  сидели, с  коллегии  суть  общей  идеи  поняли.  Замечательная  идея:  простая,  малозатратная,  быстрореализуемая – одна  закавыка,  не  соответствует  теории,  посему  неясно,  как  поведёт  себя  на  практике.  Нутром  чуют,  какая-то тайна  в  этом  деле  присутствует,  какие-то  неясности,  которые  им  неведомы.
      Сопят,  упираются,  до  истины  добраться  торопятся.  У  них  одна  задача:  Антоновскую  идею  максимально  изгадить,  собственную  идею  на  щит  поднять.
Антонова,  как  только  могут,  дёргают,  с  ритма  работы  сбивают,  посторонними  вопросами  загружают,  исподтишка  тайну  пытаются  выведать.
      Прошло  три  месяца.  Новое  совещание,  на  этот  раз  в  военном  отделе  ЦК.  Обстановка  сложная.  Говорят,  Леонид  Ильич  самолично  приказал  дать  достойный  отпор  супостатам.
      На  совещании  идею  Антонова  всячески  высмеяли:  и  не  додумана,  и  базы  нет  теоретической,  а  как  на  деле  себя  проявит,  вообще  неизвестно.  Свою  идею,  в  другие  слова  завуалированную,  подают.
      Антонов  доклады  прослушал,  на  очевидную  схожесть  идей  указал,  несколько  мелких  козырей  из  технического  арсенала  идеи  выложил.  Убедительно  отбился.  Начальство  посовещалось,  очередной  карт-бланш  ему  выдало,  потому,  как  взамен  его  идеи,  ничего  путного  из  институтов  не  предложили.
      На  весеннем  годовом  техническом  обслуживании  станции  провели  доработки  по  предложенной  схеме.  Пришло  время,  стали  проверять.  Вроде  бы  получилось.   Ещё  проверили,  точно,  сектор  расширился,  будет  реально  захватывать  «Першинги»  из  южного  района  Западной  Германии.
      Почёт  и  хвала  подполковнику  Антонову.  На  щит  его,  рукоплескания  и  овации  победителю.  Только  где  уж  тут?
      По  всем  бы  канонам  ему  «Героя  Социалистического  Труда»  дать.  Лауреата  какой-нибудь  премии.  Народных  средств  сэкономил  сотни  миллионов,  сроки  решения  вопросов – самые  минимальные.  Обошлись,  считай,  собственными  силами.
      Но  нет,  не  в  армии  же  такое  может  быть.  Вот  если  бы  генеральный  разработчик  эту  идею  предложил,  тогда  получи  звезду  Героя  и  лауреатство,  и  не  одно,  а  институт - и  премии,  и  подарки.
      Далее  эта  история   больше  и  больше  превращалась  в  фарс.
После  торжественных  речей  и  грома  аплодисментов  наступают  трудовые  будни.  Награды,  они  как-то  не  спешат  найти  своих  героев.  Нет,  неправильно.  Награды,  они, может,  и  спешат  обрести  героев,  только  вдруг  более  достойные  люди  вырисовываются.
      Вот  скажите,  кто  воспитал  такого  вдумчивого  офицера,  гениального  изобретателя?  Правильно,  командир  части.   «За  службу  Родине»  ему,  второй  степени  (третья  у  него  уже  есть).  А  кто  не  давал  с  истинного  идеологического  пути  сбиться,  поддерживал  великой  марксистско-ленинской  теорией.  Опять  правильно,  замполит  части.   «За  службу  Родине»  ему,  третьей  степени.  Ну  а  самому  гениальному  теоретику  и  изобретателю?  Ему  «Красной  Звезды»  достаточно  будет,  с  формулировкой  за  освоение  новой  боевой  техники.  Можно  бы  конечно  «Трудовое  Красное  Знамя»,  но  нет,  звёздочки  вполне  хватит,  он  же  ведь  и  изобретательское  денежное  вознаграждение  получит.  Будет  с  него.  Остальные?  Остальные  благодарностью  обойдутся.
      Пришло  время  оформления  изобретений  и  рационализаторских  предложений.  Мы-то,  все  кто  участвовал  в  той  или  иной  мере  в  реализации  идеи,  конечно  губёнки  раскатали.  Кто  за  сектора  отвечал,  скромно  так  по  штуке  рубликов  себе  предположили,  кто – помельче,  вроде  меня,  рубликов  по  сто  пятьдесят.  Подумаешь,  полгодика  в  два  раза  сильнее  жилы  рвали,  мозги  крючили.
      Собрали  документы,  оформили  должным  образом,  ждём.  Через  полгода  почти  всем  изобретения  заворачивают,  с  формулировкой,  нет  основания  считать  оные  изобретением.  Так,  кое-что  в  рацпредложения  переделали.
      С  Антоновым  интереснее  получилось.  Он  свою  оформленную  идею    сам  пробивать  повёз.  Куда  повёз?  Правильно,  в  те  НИИ,  с  которыми  соревновался.
      Тогда-то  всё  ему  и  припомнили:  и  отказ  полюбовно  решить  дело,  и  наглое  поведение  на  коллегиях.
      Не  знаю,  самостоятельно  ли  он  смог  что-то  доказать  или  до  компромисса  унизился,  взяв  в  соавторы  кого-то  из  институтов,  но  премию  за  изобретение  получил – полторы  штуки.
      Мизер,  скажете  вы.  Не  соглашусь - супермизер.  Да  ещё  и  с  припиской – для  данного  изобретения  экономический  эффект  посчитать  крайне  сложно.
      Ребятам,  кто  на  штуку  рассчитывал,  кому  сотню,  кому  полторы  дали.  Остальным  по  четвертачку,  по  пятнашке  отвесили…  После  чего  я  зарёкся  изобретать   что-либо  для  армии.  Только  рацушку  для  галочки  в  соцобязательствах  за  десяточку – и  не  более.
      Подполковник  Антонов  лишь  к  дембелю  полковника  получил,  всё-то  ему  простить  не  могли.
      Вот  и  вся  история  про  военного  Дон  Кихота.  С  системой  это  вам  не  с  мельницами  бодаться…   И  ведь  хорошо-то  как  закончилось.  Мог  бы  и  в  психушку  попасть.  Были  прецеденты.               


© Copyright: Александр Исупов, 2009
Свидетельство о публикации №2904180351




А Маньке за... Красную Звезду
Александр Исупов


                А  Маньке  за   …  «Красную  Звезду».


      После  встречи  с  Игорем  прошло  около  года…
      В  нашей  части  был  у  меня  товарищ,  Станислав  Петровский.
      Корнями  из  далёкой  средневековой  Польши,  он  гордился  своими  шляхетскими  предками  и  происхождением.
      Высокий  сильный  парень,  Стас  был  кандидатом  в  мастера  спорта  по  офицерскому  многоборью,  перворазрядником  по  нескольким  игровым  и  беговым  дисциплинам.  Соответственно,  призывался  в  члены  различных  сборных  части  и  корпуса.
      Служил  легко  и  вот-вот  должен  был  получить  майора.
      Статный  и  симпатичный,  с  кучерявым  русым  чубом,  являлся  он  предметом  вожделения  многих  девушек  и  женщин,  но  как-то  особо  устроить  семейную  жизнь  не  спешил.
      Не  мной  подмечено,  если  молодой  офицер  не  женился  по  выпуску  или  в  первые  год-два,  то  с  каждым  последующим  годом  его  шансы  на  нормальную  семью  уменьшаются.  Статистика  говорит  за  это,  а  примером  нашей  части  неукоснительно  подтверждается.
      Чего  бы,  скажем,  двадцати  шести – двадцати  восьми  летнему  офицеру  не  устроить  нормальную  семейную  жизнь?  Ан  нет.  Многое  против  него.
      Он  к  этому  времени  уже  достаточно  опытен,  в  омут  любви  с  головой  не  спешит  бросаться.  Школьницы  городка  кажутся  ему  юными  и  глупыми  (а  им,  в  свою  очередь,  такой  офицер  и  вовсе  представляется  если  не  дедушкой,  то  почти  пожилым  человеком).  Студентки,  в  большинстве  своём,  в  городке  не  живут,  живут  в  Москве,  в  общежитии.  Он-то  сам  к  студенткам  в  город  не  так  часто  выехать  может,  при  боевом  дежурстве  постоянно  находится.  И  что  остаётся  - случайные  женщины  и  разведёнки.  Сами  понимаете – выбор  не  дюже  широкий.
      Вот  и  Стас  проворонил  свой  лучший  брачный  возраст.  И  парень  хоть  куда,  без  вредных  привычек.  Молодухи  готовы  на  него  гроздьями  вешаться,  да  только  почти  у  каждой  из  них  дома  или  прицеп  или  якорь.  А  чужих  детей  как-то  Петровскому  воспитывать  не  хочется.
      Попал  Стас  по  весне  в  Подольский  госпиталь  с  аппендицитом,  потом  сразу  в  отпуск,  в  Гродно,  укатил.
      Когда  вернулся,  узнали – женился  парень.
      Чуть  позднее  выяснилось,  жена – Марина,  старший  лейтенант  медицинской  службы.  Служит  старшей  медсестрой  хирургического  отделения  в  Подольском  госпитале.  Ко  всему  прочему,  два  года  выполняла  интернациональный  долг  в  Афганистане,  награждена  орденом  и  медалью.
      Все  мы,   товарищи  Стаса,  горды  за  него.  Не  подкачал,  нарушил  дурацкую  традицию.  Удачно  расстался  с  холостяцкой  жизнью.
      Через  некоторое  время  узнаём,  ждут  наследника.  Больше  года  прошло,  а  я  жену  Петровского  ни  разу  не  видел.  Городок  у  нас  немаленький,  население – пять  тысяч,  жили  на  разных  крайних  точках  посёлка.  Марина  к  тому  же  на  службе  в  Подольске,  уезжает  рано,  приезжает  поздно.  В  декретном  отпуске  была  у  родителей  и  потом  почти  год  с  малышом  у  них  жила.
      Одним  словом,  встречаю  их  вместе  только  через  два  года  после  свадьбы  Стаса.  Прогуливаются  по  аллее,  коляску  катают.
      Марина  под  стать  Петровскому.  Высокая  блондинка,  с  пышной  грудью,  с  приятным  красивым  лицом.
      Присмотрелся,  что-то  знакомое  в  лице  показалось.  Как  будто  и  встречал  её  раньше.  Подумал  даже,  может  быть,  в  госпитале  видел,  когда  за  консультацией  туда  обращался.  Но  так  и  не  вспомнил.
      Прошло  ещё  около  года.  Стас  как-то  обособленно  живёт.  В  отделовских  семейных  мероприятиях  почти  не  участвует.  Живут  с  Мариной  вдвоём,  ребёнка  на  воспитание  к  родителям  отправили.
      А  тут  такое  получилось  дело.  Петровского  в  командировку  отправили,  на  месяц.  Начальник  отдела  послал  к  нему  справиться  у  жены,  нужна  ли  им  будет  картошка  на  зиму.  В  то  время,  начала  перестройки,  уже  некоторые  трудности  в  снабжении  наметились,  и  овощи  заготавливали  для  себя  подразделениями  в  соседних  колхозах.
      Что  ж,  надо – зашёл  вечером.
      Марина  дома  одна.  Открыла  дверь,  пригласила  пройти  в  комнату.  В  велюровом  импортном  халате,  при  макияже,  возможно,  чуть  полноватая,  выше  немного  ростом,  смотрит  на  меня  сверху  вниз,  улыбается.
      -Что,  не  узнал? – Спрашивает.
      Присмотрелся  я  и  очень    даже  удивился.  Потому  что  узнал  в  ней  жену  Игоря,  заместителя  военкома  из  Опарина.
      -Да, - отвечаю, -  теперь  узнал.  Только  как-то  уж  очень  неожиданно.
      Марина  усмехается:
      -Чего  уж  тут неожиданного?  Через  два  месяца  после  той  встречи  запил  Игорь, по-чёрному.  Чуть  не  до  белой  горячки.  И  как  напьётся,  на  меня  с  топором  кидается  в  припадках  ревности.  Вот  и  пришлось  от   него  уехать.  Насовсем.  А  через  месяц  развелись  официально.
      -Да  как  же  так?  Ведь  Игорь  так  вас…,  тебя  любил! – Удивился  я. – Говорил,  что  в  госпитале  ты  помогала  ему  выжить.
      Марина  горько  улыбнулась.
      -Ну,  помогала.  Я  многим  помогала,  а  нескольких  спасла.  Я – баба  терпеливая.  Но  тогда  и  моему  терпению  край  вышел.  Ведь  к  каждому  столбу  ревновал,  к  каждому  призывнику  с  подозрением  относился.  Самое  главное,  детей  у  нас  не  было.  Такое  вот  дело  у  Игоря  после  ранения  получилось.  И  как  мужик  вроде  бы  нормальный,  а  с  ребёночком -  ни  в  какую.
      Голос  сорвался  предательской  хрипотцой. Лицо   перекосилось.  Слёзы  вперемешку  с  тушью  потекли  по  щекам.
      Она  сходила  на  кухню,  утёрлась  полотенцем.  Принесла  бутылку  водки,  стаканы,  колбасы,  порезанной,  на  блюдечке.  Налила  и  себе,  и  мне,  по  трети,  на  раз  махнула  залпом,  кружочком  колбаски  зажевала.
      Улыбнулась  сквозь  слёзы,  спросила:
      -Осуждаешь,  да?
      -Чего  осуждать-то! – Насупился  я. – Стас-то  знает?
      -Да  знает  он!  Почти  всё  ему  рассказала.  Чего  уж  скрывать-то?  Земля,  она  ведь  узкая,  в  конце  концов,  и  до  него  бы  долетело.
      Она  долила  в  свой  стакан.  Удивилась  злорадно:
      -Чего  не  пьёшь-то?  Или  стыдным  считаешь  с  бабой  пить?  Не  та  компания?
      И  снова  выпила.  И  пила  медленно,  будто  и  не  водку,  а  обыкновенную  воду.
      Водка,  она  и  есть  водка.  Сняла  напряжение  и  тормоза  отпустила.
      И,  вроде  бы,  не  опьянела  Марина,  только  щёки  покраснели,  глаза  вновь  слезой  наполнились,  и  голос,  что  ли,  окреп.
      -Ты,  поди,  тоже  меня  шлюхой  считаешь? – Спросила  она  и  пристально  глянула  мне  в  глаза.
      Я  непроизвольно  поёжился  под  её  взглядом,  но  смолчал.
      -И  правильно  считаешь!  Я  и  есть  шлюха!  Из  тех,  которые  в  старые  времена  за  армией  таскались,  называясь  маркитантками,  а  на  самом  деле  совсем  другим  целям  служили.
      Шмыгнула  она  носом,  тыльной  стороной  ладони  побежавшую  по  щеке  слезу  стёрла,  пробурчала:
      -Ты  пей  водку-то,  пей.  Может,  поймёшь меня  лучше.

      … Я  ведь  сама  в  Афганистан  напросилась.  Медучилище  с  отличием  закончила,  по  распределению  в  госпиталь  в  родном  городе  попала.
      В  то  время  в  городе  воинских  частей  почти  не  стояло,  они  все  по  области  раскиданы.  В  областном  госпитале,  считай,  одни  ветераны  Великой  Отечественной  войны  лежат,  лечатся.  Скучно.
      В  восьмидесятом  первый  запрос,  набирать  спецработников  в  Афганистан,  пришёл.  Но  не  взяли  тогда,  посчитали – молодая  ещё,  двадцать  лет.  Рано.
      В  восемьдесят  первом  взяли.  Оказалась  в  Джелалабадском  госпитале.  По  специализации – хирургическая  медсестра.  Ассистировала  хирургам.
      В  Джелалабаде  один  из  главных  госпиталей,  там  дело  на  потоке,  непрерывные  операции.
      Ампутированные  руки  и  ноги,  фрагменты  кишечника,  разорванные  тела,  пробитые  головы – один  сплошной  ужас  войны.  Чтобы  с  ума  не  сойти,  частенько  с  хирургами  стопочку  спирта  медицинского,  разведённого,  принимала.
      После спирта  беспорядочные  половые  связи,  иногда  с  теми  же  хирургами.
      Ещё  дома,  в  госпитале,  был  у  меня,  скажем  так,  любовник.  Молодой  хирург,  капитан.  Я-то  в  душе  на  него,  конечно,  планы  выстраивала,  мечтала,  что  с  женой  разведётся.  Он  ни  в  какую.  Для  него  семья – святое,  особенно  дети. А  вот  перепихнуться,  сунуть-вынуть,  тут  он  мастак,  никаких  смущений  совести.  Я  и  в  Афган-то  уехала  только  для  того,  чтобы  разрубить  этот  узел.  Чтобы  связь  наша  совсем  уж  очевидной  не  стала  и  ему  семью  не  разрушила.
      Потом,  позднее,  беспорядочные  связи  перешли  в  упорядоченные.  Нет,  не  в  смысле,  что  партнёров  число  уменьшилось,  а  в  смысле,  я  сама  стала  выбирать,  с  кем  и  когда.  В  чекистки  заделалась.  Слышал,  наверное,  такое  выражение.     Честно  признаЮсь,  чеками  Внешпосылторга  не  брезговала  и  не  отказывалась,  когда  их  сиюминутные  любовники  предлагали…
      Видя  моё  нахмуренное,  немного  повёрнутое  в  сторону  лицо,  зло улыбнулась  и  с  вызовом  продолжила:
      -Ну  и  чего  морду-то  воротишь!?  Чистоплюй  херов!  Наверное,  кроме  жены,  ни  с  кем  и  не  трахался?!  Где  же  тебе  тогда  понять  меня?! -  Она  немного  успокоилась,  помолчала  и  толкнула  рассказ  дальше. – Не  поймёшь  и  не  понимай!  Вот  что  скажу – эти  чеки  сраные  далеко  не  со  всех  и  всегда  брала.
      Поверишь  ли – лежит  мальчишечка  в  койке,  а  у  него  ноги  нет,  а  то  и  обеих  ног.  Лежит  и  смотрит  на  меня  просительно.  А  во  взгляде  его  и  любовь,  и  обожание,  и  желание,  и  мольба – всё  читается.  У  меня  от  взгляда  его  внутри  так  сожмётся,  такое  внизу  живота  накатит,  так  всё  тело  задеревенеет,  что  просто  не  в  состоянии  ему  отказать.
      Подумаю  только,  он  ведь,  может,  до  армии  и  целовался-то  поди  всего  несколько  раз,  и  за  титьку  девчоночью  подержаться  боялся,  а  не  то  чтоб  потрахаться.  Попал  сюда  и  в  миг  из  пацана  в  мужчину  превратился,  который  за  чужие  жизни  решать  должен,  а  не  только  за  себя.
      И  вот  это  уже  не  мужчина  лежит,  а  так – обрубок  человеческий,  у  которого,  считай,  уже  и  жизнь  нормальная  закончилась,  иногда  и  не  начавшись  даже.  Вот  и  скажи  мне – как  такому  мальчику  откажешь?
      Привезут  его  ко  мне  в перевязочную.  Отошлю  других,  мол,  сама  справлюсь,  дверь  закрою  и  обслужу  парня,  как  считаю  нужным.  У  них  ведь  желание  годами  накоплено,  всего,  как  правило,  нескольких  секунд  и  хватает.  Посмотрю  потом  ему  в  глаза,  а  в  них  и  щенячья  преданность,  и  благодарность,  и  восторг.  И  скажи,  разве  не  права  я  после  всего  этого?
      Вернётся  он  таким  домой  и  кому  кроме  мамки  с  папкой  нужен  будет?  А  так,  хоть  какие-то  воспоминания  останутся.
      Там,  на  службе,  слушок  про  меня  полетел,  вроде  как  всем  доступная  я.  Никому  не  отказываю.  Солдатики  мои  не  выдерживали,  друг  с  другом  многими  секретами  делились,  в  том  числе  и  самыми  интимными.  Эти  сведения  до  верхних  командиров  дошли.  И  не  только  медицинских.
      Понимаешь?  В  армии  и  так-то  женщин  немного,  на  войне  их  ещё  меньше,  тем  более  доступных.  Да  и  они,  как  правило,  распределены  между  начальниками.
      Не   маленький,  понимаешь,  наверное,  что  когда  высокое  начальство  с  проверкой  прибывает,  его  одной  водкой  не  умаслишь,  тут  и  женщины  должны  быть.  Чего  скрывать,  понукало  меня  начальство  в  таких  встречах  участвовать.  Ну,  согласись,  разве  нечего  мне  им  показать? – Она  резко  распахнула  халат,  оголяя  белое,  незагорелое  тело,  с  большими  грудями,  с  выступающим,  перевёрнутым  тазиком,  животом,  с  полноватыми  бёдрами    и  чёрным  треугольником  курчавых  волос  внизу  живота,  проступающим  сквозь  прозрачность  фиолетовых  трусиков.  Увидела  моё  смущение  и  отведённые  в  сторону  глаза,  усмехнулась. – Что,  не  нравится?  Так  и  не  смотри!  Не  для  тебя  всё  это.
      … Приехала  комиссия  с  проверкой.  Возглавляет  молодой  генерал,  сам  в  прошлом  участник  здешней  войны.  Он  только  что  после  Академии  Генерального  Штаба.  С  ним  полковников  куча.
      Под  одного  из  полковников  меня  подпихивают.  Полковник – зам  главного  проверяющего.  Пороху  не  нюхал,  но  гонору  в  нём… . Нажрался  в  первый  вечер,  и  с  него  фельдмаршальские  жезлы  полезли.  Войсками  по  карте  настенной  руководит,  колонны  танков  двигает,  самолётами  бомбит.  – Орёл!  Я  для  него  танец  живота  в  голом  виде  изображаю…
      Утром  проснулись,  он  с  похмелья  понять  не  может,  где  находится,  и что  с  ним.  Я  ему  рюмашку-другую  водки,  огурчик,  бутербродики  с  колбаской…  полевую  форму,  слегка  заблёванную,  почистила.
      Ожил…  в  нормальное,  слегка  пьяное,  состояние  вернулся.  Узнал  меня,  оценил  и  мою  заботу.  «Хочешь,  Маринка,  с  собой  в  Москву  заберу»? – Спрашивает.  «Не,  не  хочу». – Отвечаю.  «А  чего  хочешь? – Удивляется. – Может,  орден?  Так  легко»!  На  том  разговор  и  закончился.  Ещё  неделю  при  полковнике  была – младшим  медработником.  Сопровождала  в  поездках  по  частям  и  гарнизонам.
      После  его  отъезда  начальство  намекнуло,  что  представлена  я  к  правительственной  награде.  Ну,  к  награде,  так  к  награде,  я  разве  против.  В  другом  беда.  Слушок  по  госпиталю  пополз,  мол,  я  как  в  присказке,  награду  одним  известным  местом  заработала.
      Обидно стало.  И,  самое  главное,  сплетню  те  же  медсёстры  и  врачи  запускают,  у  которых  у  самих  рыльце  в  пушку.  Зависть!...
      Написала  я  рапорт  о  переводе  из  госпиталя.  Для  начала  в  резерв  медработников  попала.  А  там,  какая  служба? – В  основном,  сопровождение  колонн  между  гарнизонами  и  частями.
      Противнейшее  дело.  Колонны  самые  большие  потери  несут.  Иногда  в  войсковых  операциях  народу  меньше  теряли,  чем  при  движении  колонны.
      Попала  и  я  в  такую  колонну.  Военфельдшером.  Так-то  врач  колонну  сопровождает,  но  врачей  не  хватало,  вот  мне  и  доверили.
      Колонна  обычная.  Впереди  танковый  взвод,  дорогу  тралят.  Несколько  БТРов  охранения.  Несколько  десятков  грузовиков  с  боеприпасами,  продовольствием,  с  бочками  соляры,  наливняки  с  бензином.  В  центре  «Шилка»,  танк  замыкает.
      Первый  день  движемся,  тихо.  Второй,  тоже.  Скорость  черепашья,  танки  по  очереди  дорогу  утюжат.  До  Газни  не  самое  большое  расстояние,  скоро  должны  добраться.
      Командует  колонной  молодой  майор,  командир  батальона  мотопехоты.  Симпатичный,  но  ведь,  гад,  сразу  же  клеиться  начал.  Сидит  со  мной  рядом  на  броне  БТРа,  в  ларингофон  команды  отдаёт,  а  сам  на  меня  глазом  косит,  чуть  что,  обнять  пытается.
      Прихватили  в  последнем  ущелье,  когда  уже  всем  показалось,  колонна  без  потерь  выйдет,  и  народ  слегка  расслабился.
      Рассказывать  про  этот  ад,  честно  говоря,  и  не  хочется.  Да  и  что  рассказывать?  Так,  отдельные  снимки,  которые  в  мозгу  запечатлелись.
      Ударили  по  колонне  со  склонов  из  гранатомётов,  сразу  головной  танк  подбили  и  несколько  наливняков  подожгли.  Из  ДШК,  пулемётов  и  автоматов  шквальный  огонь  по  нам.  Неразбериха,  крики,  мат.  Наливняки  один  за  другим  взрываются.  Небо  чёрным  дымом  и  пылью  заволакивает.
      Нас  с  майором  взрывной  волной  на  несколько  метров  от  БТРа  отбросило.  Пришла  в  себя,  к  майору  кинулась,  у  него  бронник  пулями  истерзан,  ноги  перебиты.  Я  его  перевязывать,  а  он  зубами  скрипит,  шепчет,  мол,  организовывай  круговую  оборону,  вызывай  авиацию  на  подмогу.
      Оттащила  его  за  шкирку  к  подбитому  БТРу.  Передала  подбежавшим  офицерам  и  прапорщикам  команды  оборону  организовывать  и  авиацию  вызывать.
      Кое-как  оборону  наладили.  Наверное,  «Шилка»  спасла.  У  неё  огонь  убийственный.  Склоны – сплошное  месиво  разрывов,  трудно  представить,  что  там  кто-то  может  выжить.
      Отбились.  Ушли  духи.  Не  выдержали  огневого  напора.
      Наши  на  горки  поднялись,  господствующие  высоты  заняли.  Вот  тут  и  моё  время  наступило.  Собрала  санинструкторов,  приказала  всех  раненых  и  убитых  к  центру  стаскивать.  Сама  принялась  сортировать,  кому  какую  помощь  оказывать.
      Майор  без  сознания.  И  получилось  так,  словно  я – баба - всеми  командую.  И  ведь  все  слушаются,  приказы  выполняют.
      Когда  более-менее  в  себя  пришла,  почувствовала,  и  меня  шальная  пуля  зацепила.  Штанина  кровью  намокла. – Она  откинула  край  халата,  и  выше  коленки  на  коже  бедра  маленьким  коричневым  кружочком  стал  виден  шрам  от  вошедшей  пули.
      -Повезло,  на  вылет  пуля  прошла.  Считай,  лёгкое  ранение.
      Часа  через  два  помощь  подошла.  Раненых  в  первую  очередь  отправили,  и  меня  тоже.
      В  Газни  медрота  стояла,  но  толку  от  них - ноль.  Так,  первая  помощь.  Тяжелораненых,  майора  и  меня  бортами  в  Кабул.  А  потом  и  в  Ташкент,  долечиваться.
      У  меня  через  пару  месяцев  контракт  двухгодичный  истекал,  поэтому,  наверное,  в  Ташкент  и  отправили.  Рана  вроде  лёгкая,  а   загноилась,  заживало  плохо.  Почти  месяц  в  госпитале  провалялась.
      Там   за  мной  Игорь  ухаживать  начал.  Нет,  скорее  я  за  ним,  у  него  ранение  тяжёлое,  с  трудом  ползал.
      Когда  меня  уже  выписали  и  на  работу  в  самом  госпитале  определили,  притащила  я  бутылочку  «Сахры»,  портвейна  местного.  Распили  её  в  скверике,  и  с  этого  момента  роман  у  нас  ускоренно  завертелся.
      Игоря  на  ВВК  признали  ограниченно  годным,  на  выбор  предложили  несколько  мест  службы,  в  результате  чего  он  и  оказался  заместителем  военкома  в  вашей  дыре.
      Наши  с  ним  отношения  тоже  быстро  развивались.  Он  три  дня  документы  собирал,  в  отпуск  готовился,  в  Одессу.  В  конце  второго  дня  мы  и  расписались.  Я  рапорт  подала,  и  меня  в  тот  же  военкомат  на  место  врача  военфельдшером  отправили.
      Там,  в  вашем  Опарине,  совсем  уж  дохлое  место.  Скучно.  Военком  пьёт,  младшие  офицеры  и  прапорщики  пьют.  Всей  работы,  два  раза  в  год  провести  призывы  да  вовремя  отчитаться  о  работе  с  допризывниками  и  о  мобилизационной  готовности.
      У  меня  забот  и  того  меньше,  вести  медицинские  карточки  призывников,  так  как  медосмотры  не  провожу,  в  области  их  делают.
      Рутина.  Игорь  тоже  спиваться  начал.  Детишек  нет,  и  общих  с  ним  не  предвиделось.  Завести  на  стороне,  об  этом  и  речи  быть  не  могло.
      Одним  словом,  доругались  с  ним  до  пламенного  расставания.  Ушла  от  него  и  развелась.  Уехала  к  своим  в  отпуск.  В  наш  госпиталь  не  приняли,  мой  бывший  любовник  там  до  заместителя  уже  дослужился,  сказал,  «измены»  простить  не  может.  Зато  позвонил  товарищу  в  Подольск.  Там-то  место  сразу  нашлось.
      Спустя  несколько  месяцев  со  Стасом  познакомилась.  Любовь  быстротечной  получилась.  И  вот  уже  дочка  есть.
      Когда  с  Игорем  жили,  очень  я  переживала  из-за  детей.  И  знала  вроде,  что  по  вине  Игоря  детей  нет,  но  всё  думала,  это  Бог  за  мои  художества  нам  детей  не  даёт.  Но  нет,  смилостивился  Бог.
      Она  грустно  посмотрела  на  меня,  помолчала  немного  и  сказала:
      -Знаешь,  Саша.  Осуждать  меня  за  ****ство, осуждай!  Полное  имеешь  право!  Только  Стасу  ничего  не  говори.  Не  его  это  дело – моё….  Очень  на  твою  порядочность  рассчитываю!  Что  поделаешь,  если  слаба  на  передок…  Ну  да,  слаба…  И  теперь  иногда  слаба  бываю.  Когда  раненых  в  госпиталь  привозят,  что-то  такое  во  мне  просыпается…  такое,  что  хочется  отдать  им  частичку  себя.  Хочется  на  их  кислом,  беспросветном,  покалеченном  будущем  не  жирную  точку  поставить,  а  уверенность  в  них  вселить,  мол,  и  у  них  возможно  счастье,  и  их,  может  быть,  кто-то  полюбит…  И  жить,  несмотря  ни  на  что,  надо!...

      Марина  налила  себе  водки,  глотнула  несколько  раз.  Махнула  рукой,  давай,  мол,  вываливайся,  пора  и  честь  знать.
      Я  поднялся  с  дивана,  заспешил  в  прихожую.  Надевая  туфли,  всё  же  нашёл в  себе  смелость  спросить:
      -Что  всё-таки  с  Игорем-то  не  пожилось?  Неужели  всё  дело  в  том,  что  детей  не  было?  Взяли  бы,  в  конце  концов,  из  детдома.
      Марина,  оттопырив  нижнюю  губу,  дунула  на  чёлку  рассыпавшихся  по  лбу  волос,  усмехнулась  при  этом.
      -Я  же  говорила.  Ревность  его  заедала.  Непростая  ревность – особая.
      Не знаю,  прослышал  он  чего  о  моей  добрачной  жизни  или  только  догадывался,  но,  напившись,  каждый  раз  говорил:  «Знаем  мы,  с  кем  вы  там  кувыркались,  и  под  кого  и  как  рачком  приспосабливались!»
      Но  больше  всего  его  другое  уело.  Когда  спустя  несколько  месяцев  пришли  нам  из  облвоенкомата  наградные  листы,  оказалось,  ему-то  лишь  «Звезда»,  а  мне  «  За  службу  Родине…»  и  медаль  «За  отвагу».
      Если  честно,  я  и  сама  не  знаю,  за  что  медаль,  а  за  что  орден.  Предполагаю,  конечно,  что  за  колонну  орден,  а  за  ****ство  медаль.  Иначе,  слишком  фантастично  выглядит.  Да  только  Игорь  всё  успокоиться  не  мог,  потому  как  ему  за  подвиг  гораздо  бОльшая  награда  полагалась,   обижался  он…

      Чуть  позднее.  Когда  шёл  домой  и  вспоминал  услышанное,  невольно  восторгался  героизмом  Марины.  И  несмотря  ни  на  что – уважал…

      Летом  следующего  года  Стас  поступил  в  академию,  очно.  И  следы  их затерялись  в  пределах  могучей  и  необъятной.


© Copyright: Александр Исупов, 2010
Свидетельство о публикации №21001260337




Горы стояли насмерть
Андрей Ворошень

Макаров открыл глаза и сразу вспомнил, что до вывода из Афгана осталось 14 дней. У него теперь каждое утро c этого начиналось. Однажды проснулся и сразу понял – осталось 30 дней, потом все меньше, меньше, и вот уже 2 недели только. А потом будет все: мир, весна, отпуск, любовь с молодой женой, возня с годовалым сынишкой. Потерь больше не будет. Опознаний – где чья нога или голова. Разрушенных кишлаков. Запаха разлагающихся трупов людей и животных. Взглядов этих местного населения…  исподлобья. В лицо тебе улыбаются: «Командор, бакшиш!» Только отвернешься – сразу смешанная гримаса ненависти и зависти. Ненависть понятно отчего. Игорь не раз видел, как крушили придорожные кишлаки после очередной засады. А зависть…  В этой жутко бедной стране шурави были богачами, причем все – даже солдаты, получавшие мизерное денежное довольствие. А уж лейтенант с зарплатой в 700 чеков – просто Крез. Свалки вокруг советских гарнизонов были раем для местных - там они могли  неплохо прибарахлиться, приодеться с ног до головы. Старые шинелки подштопать, вместо подвязанных веревкой кусков автомобильных покрышек на ноги одеть «настоящую» обувь – рваные солдатские кирзачи, а использованные  снарядные ящики – это лучший стройматериал в истории Афганистана.

Игорь Макаров был лейтенантом-«комендачем». Чуть меньше года он носился по трассе Хайратон – Кабул на «бэтэре», и наводил порядок на дороге. Как говорил сосед по комнате в фанерном модуле, такой же летеха-комендач Славка Пескарев: «Мы следим за порядком, а беспорядки нас не интересуют». Впрочем, беспорядка на дороге было с избытком. В Афгане напрочь отсутствовало само понятие «правила дорожного движения». Прав был тот, у кого толще броня, больше ствол... «Правее» всех были танки, однозначно. За ними шли «бэтэры» и «бэхи». Среди «бэтэров» тоже была строгая иерархия: «восьмидесятки» главнее «семидесяток», а на «шестидесятки» презрительно косились даже из раздолбанных местных «бурбухаек».  «Бэхи» - «бээмпэшки» делились на «первые» и «вторые». «Вторые» были круче просто потому, что более новые, соответственно – более резвые. Потом «Камазы», за ними «Уралы» шли. Причем дизельные «Уралы» были тяговитее, поэтому главнее карбюраторных. Однако все они (кроме танков, конечно) боялись тягачей МТЛБ. Эти «хреновины» с рычаговым управлением могли ерзнуть на дороге так, что сам механик-водитель потом удивленно разводил руками в ответ на вопрос комендачей:
- Как же ты «Тойоту» переехал, землячок?

Ну вот, а местная техника – это «Тойоты», «Симурги»…  Впрочем, чего только не ездило по раздолбанным афганским дорогам. Казалось, в эту страну свозили специально все, что выпускалось автомобильными заводами  годах в 50–х. Слово «техника» применительно к некоторым  пыхтящим нагромождениям разнородных частей и механизмов звучит неоправданно благородно. Не раз мимо Игоря проезжало нечто, состоящее из рамы с колесами, двигателя, дощатой будочки и фанерного кузова. Причем каждая деталь данного сооружения была подвязана проволокой. Кроме водителя, разумеется. А водила на таких «бурбухайках» был всегда весел, и радостно махал рукой каждой встреченной на своем пути единице бронетехники. Другого типа  страховки -  кроме как изобразить предельное дружелюбие - у него просто не было.

Сегодня было очередное дежурство на трассе в районе Саланга, со стороны южного входа в тоннель. Игорь позавтракал, экипировался в специальную кожаную форму, взял автомат, «лифчик» и пошел в парк. Трофейный «лифчик», подаренный однокашником из разведроты, он таскал по привычке. Тот  вмещал 8 магазинов и 4 гранаты, но они нужны были редко. Впрочем, один раз  их БТР-70 подловили вечерком на повороте, и в упор всадили гранату из РПГ – прямо в «лобешник». БТР заглох, всех посекло и оглушило, а стрелка в башне просто разорвало. Макар вылез с автоматом, спрыгнул в кювет и начал стрелять. Куда вел огонь – практически не видел, потому что глаза заливала кровь из иссеченной осколками головы. Уже приготовил гранату, чтобы подорвать себя. Давно решил, что в плен никогда не сдастся. И эмоций каких-то там типа – вся жизнь перед глазами пронеслась – не испытал тогда.  Он был вполне готов к такому финалу и просто ждал, когда духи подойдут. Вдруг «бэтр» запыхтел, а потом и завелся. Игорь практически на ощупь забрался внутрь, и они уехали тогда. Спасибо водиле Пириеву – как он один из движков запустил?  Толковый водила, жаль, забрали в штаб его потом - комбрига возить. Повезло, недолго повалялись в госпитале всем экипажем. А стрелок Сашка Барабанов валялся по другим местам. То, что от него осталось после попадания под кумулятивную струю, отскребли со стен и пола «семидесятки», сложили в плащ-палатку. Потом  Сашка перекочевал в цинк  и, в сопровождении старшины, поехал в свою Вологду, к родителям.

После этого случая Макаров оружие толком ни  разу не применял. Да и поаккуратнее надо бы всем с этим оружием. Ума много не надо – на спусковой крючок нажать. Как вот дальше потом разгребать будешь – думать надо наперед. Кругом банды, группировки. С одной мир, с другой - война. Чуть какой инцидент, даже случайный – все, теперь и с этой бандой война. А раз война: получи и мины, и фугасы, и засады. Сколько сожженой техники на обочинах и в ущельях валяется – уму непостижимо! В одном месте целая колонна «наливников» лежит на дне пропасти: духи практически в упор расстреляли из ДШК и гранатометов. Горело все: машины, люди, дорога, скалы и река на дне пропасти.

В парке уже дожидался экипаж БТР-80: водитель Гусев Генка, Вася Разумовский – башенный стрелок, и Гоша Хачатрян  – на подхвате. У Гоши было слишком сложное армянское имя, вот он и стал Гошей-Гогой на время армейской службы. Завелись, поехали. Хоть перед выводом довелось на новенькой тяговитой «восьмидесятке» покататься. Пока тихо. Ну как – тихо… Колонна за колонной выводятся войска из Афгана. И все по этой трассе. Тут две основных дороги на весь Афган: одна Торгунди - Кандагар, другая Хайратон - Кабул. Все снабжение по ним шло. И большая часть войны вдоль них сосредоточилась.

Макар сидел на броне, одну ногу свесив в люк. «Бэтр» резво мчался по трассе, обгоняя всех подряд. Машины и люди просто мелькали слева и справа, а горы  оставались на своем месте. Мелькнула мысль: каким же крошечным и ничтожным должен казаться их комендантский патруль этим величественным, грозным исполинам Гиндукуша.  Они даже не смотрят  вниз: ни на лейтенанта Макарова, ни на новенький БТР-80. Не замечают…   Да-а,  горы в Афгане – это…    это Горы! С большой буквы.  Ничего и никого не боятся такие Горы. Что для них человек, если миллион лет для них – пустяк. Взрыв снаряда, даже ракеты или  мощной авиабомбы – тьфу! Хоть атомную бомбу сбрасывай на них – ну и что? Как стояли, так и стоять будут. Да и что такое людские страсти для таких Гор?  Даже если человечество само себя полностью изничтожит, все равно они останутся. И ядерную зиму переживут, и любую засуху – все им нипочем! Одним словом – Горы! Игорь вспомнил, как лазил по Крымским горам: мягким, неустойчивым, «бесхребетным». Порой – коварным: ступишь на вроде бы твердую поверхность, а она посыпалась, и ты вместе с ней по склону поехал вниз. Есть еще горы с виду крепкие, а  внутри – пещеры всякие извилистые, гроты -  пустота, короче.  Мягкая порода, видимость одна.
 
«Бэтр» тряхнуло, Игорь сбился с мыслей, и тут впереди показалась большая толпа вокруг машин. Это скопление людей и техники Макарову сразу не понравилось. Потому что даже издалека было видно: люди были не наши, и не союзники-«зеленые». Это были самые настоящие духи. С местными душманами-ахмадшаховцами был недавно заключен очередной мир, но, подъезжая поближе, видел лейтенант, что вид у них был совсем не мирный, скорее наоборот.

- Близко не подъезжай, тормози, - толкнул он Гусева, тот кивнул и подрулил к обочине. Макаров выпрямился во весь рост на броне, и начал оценивать обстановку. Так, БМП смяла «духовский» грузовик, «Симург» вроде. Почти пополам разрубила своей острой «носопыркой». Экипажа БМП не видно – это плохо. Духов человек 100, не меньше, это тоже хреново. Много гранатометчиков, слишком много, это хуже всего.
- Дай связь, - заглянул Макаров в люк. Оттуда высунулась рука со шлемофоном, а затем и сам Василий вылез по пояс. Увидел толпу духов, глаза округлились, пробормотал:
- Фуяссе… Дембиль в опасности, – и нырнул обратно, полез к пулеметам. Башня провернулась, и на толпу уставились два черных пулеметных рыльца: одно калибра 14,5 мм, другое 7,62. Если врезать такой спаркой с 200 метров, будет хороший, качественный  «винегрет». Лейтенант мысленно похвалил Василия, приятно служить с понятливыми и не сцикливыми бойцами. Даже если они и чуть слабоваты в плане дисциплины: «косячок» могут раскурить, сахар извести на бражку,  ну и т.п. – не будем перечислять все грешки.

Макаров доложил  кому положено о ситуации, и получил очень ценное указание: действовать по обстоятельствам. Ах да, пообещали подкрепление прислать, только сколько его ждать. А экипаж БМП, может, в духовскую зону уже тащат, ищи потом головы по виноградникам. «Надо идти», - понял для себя Игорь. Он сунул автомат Гусеву, достал из лифчика «эфку», положил в карман куртки, лифчик тоже оставил, затем сунул голову в люк внутрь «бэтэра»:
- Так, пацаны, никто с «бэтэра» не уходит. Духов к машине не подпускаем. Будут наглеть, пугните. Стрелять на поражение в самом крайнем случае, сами понимаете. Гусев,  будь готов «по газам» врезать. Если со мной че… , - Макаров замешкался, - уходите и все. Мне вы ничем не поможете. Фамиди?
Обычно смешливые бойцы - комендачи смотрели серьезно на командира.
- Фамиди-фамиди, - сказал Гусев, щурясь на выскочившее из-за горы солнце, - Только вы там сильно не борзейте, узнайте – че и как, и назад.
- Ладно, Гусев, как скажешь,  я сильно борзеть не стану, - ответил Игорь и хотел усмехнуться, но не получилось почему-то.
Он спрыгнул с брони, сунул руки в карманы, нащупал гранату и зашагал к толпе.

Духи ждали его, чуть расступились. Макаров не стал заходить вглубь толпы, и крикнул, стараясь, чтобы голос был погрубее и помужественнее: «Командор, инжи бю!» Кто-то засмеялся, оживленно загалдели все сразу. Вышли два «бородача» к нему. «Красавчики», - подумал лейтенант. Эти духи были экипированы по последней моде горной афганской войны: альпийские ботинки, непромокаемые куртки с массой карманов, снаряженные лифчики с торчащими антеннами «уоки-токи»; у одного из них  был АКСу, у другого какой-то «импортный» небольшой автомат.  На голове у каждого традиционная чалма.

- Ты пришел без оружия? Не боишься? – на очень сносном русском спросил, улыбаясь, дух, борода  которого была почернее.
- Чего мне бояться, уважаемый, за мной великая страна!  - ответил Макар, стараясь держаться с достоинством, не показывая ни малейшей тени боязни. В переговорах с духами   важнейшим условием было умение себя правильно держать. Если духи чувствовали в человеке слабинку – все, ты для них пустое место, и ноги о тебя вытрут. Скорее, о твой труп…

- Твоя великая страна испугалась и бежит от нас! – засмеялся Черный. Кто-то перевел, и духи заржали теперь всей толпой. Макаров почувствовал, что впадает в некое анабиозное состояние. В голове что-то шухнуло, все мысли пропали. Вокруг мелькали бородатые рожи, стволы автоматов, кинжалы, РПГ. Вдруг начала бить дрожь в мышцах живота, и он   с силой царапнул палец в кармане о выступ «эфки», до крови. Боль в пальце резанула, переключила какие-то рефлексы, и вернула способность соображать. И первая мысль, которая пришла в голову, была следующей:
- Сейчас начнется стрельба, потом война с Ахмад-шахом, и его отряды начнут жечь советские колонны, медленно ползущие по серпантинам. Погибнут еще сотни наших, и тысячи афганцев. И это за две недели до полного вывода войск…

- Мы уходим, чтобы вы жили так, как вы хотите. Все должны жить свободно, - Макаров не отводил взгляда от Черного. Тот перестал смеяться. Толпа потихоньку тоже успокаивалась.
- Скажи, зачем  вы тогда приходили к нам? – не унимался Черный.
- Нам приказал… - Игорь чуть замялся, - наш главный командор. Теперь у нас другой главный командор. Он приказал нам уйти.
Кто-то перевел, и духи практически перестали шуметь. Их враждебность не исчезла, но явно  перешла  в другое состояние. Второй бородач что-то недовольно сказал Черному. Тот согласно кивнул и заявил:
- Ваши люди разбили нашу машину. Мы возьмем себе всех ваших, кто был внутри, и вернем, когда вы дадите нам новый «Камаз»… - Черный запнулся, - полностью загруженный мукой. «Камаз» с мукой, ты понял меня?
Черный выхватил откуда-то кинжал.
- Если вы не согласны, мы будем резать ваших солдат вот так, - и Черный показал несколькими движениями рук, как именно он будет резать.
- Где наши солдаты? – спросил Макаров.
- Они пока здесь, но скоро мы уведем их вниз, туда, - Черный махнул рукой куда-то в сторону ущелья, в неопределенном направлении.
- Я думал, у нас мир, – сказал лейтенант, и  почувствовал, что  ладонь, в которой находилась граната, так сильно вспотела, что пальцы начали скользить по ребристой поверхности. Он продолжал:
- Если начнется война – будет плохо всем, разве вы хотите войны?
Макаров глянул по сторонам - духи в толпе молчали. Молчал и Черный.
- Война это плохо, - заявил Макаров снова. – Будут стрелять большие пушки, прилетят самолеты, будут бросать бомбы.

Когда все поняли, что он сказал, начался такой общий всплеск ярости, что Макаров понял: его сейчас просто растерзают. Несколько человек бросились к нему и подтащили, держа за куртку, к БМП. Они прислонили лейтенанта к борту и держали. Кто-то приставил ему к виску ствол автомата, другой воткнул ствол ему в живот, к горлу приставили кинжал. Пытались заломать руки, но Игорь вырвал их резким движением, выхватил гранату. Раздался  громкий голос второго бородача - командира, и духи чуть отпрянули от Макара. Черный стоял совсем рядом с кинжалом в руке, и тяжело дышал. Макаров чуть согнувшись, держал правую руку с гранатой перед собой внизу, у паха; левая рука держала колечко. Он был уже мертв фактически, осталось только дернуть кольцо.  Единственное, что в нем сейчас жило, билось в висок - это боязнь не суметь, не успеть сделать это. Он знал, что, вероятнее всего, духи не станут его убивать прямо здесь, а потащат в укромное место. И потом будут долго, методично  издеваться, унижать, сознательно превращая в бесправный комок истерзанной плоти его тренированное молодое тело. Мстить будут: за огонь из танковых пушек по дувалам, за вертушки, накрывающие «эрэсами» сразу целый караван на горной тропе, за свою беспомощность перед массированным огнем артиллерии и «Ураганов». За семьи свои, оставшиеся под глиняными россыпями бывших кишлаков. Вот и все…   Он рванул колечко, выпрямился… и вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, протянул руку и надел  колечко от запала гранаты на короткую антенну  «уоки-токи» Черного.
- Бакшиш, - сказал Макаров незнакомым самому себе охрипшим голосом, глядя прямо в глаза Черному.
Тот просто испепелял лейтенанта взглядом. Для него Игорь тоже был фактически мертв. Однако стало ясно, что главный тут не он, все-таки, а второй дух, с «импортным» автоматом и  седоватой бородой. Тот сказал несколько фраз Черному. Макар знал слов 100 на дари, но не понял ничего из сказанного. Зато он понял главное: шансы – хоть и мизерные -  есть. А раз есть, их надо использовать, додавливать духов морально. Тем более, что вдалеке  послышался гул, который мог означать только одно: к месту событий подходит колонна тяжелой техники.

- Скоро сюда придут танки. Потом прилетят вертолеты. Лучше мы договоримся сейчас, - сказал Макаров, обращаясь теперь к главному духу. Духи-командиры переговорили накоротке между собой.
- Дайте нам новый «Камаз», - заявил Черный, - а мы вернем ваших людей.

Со стороны Саланга показались два бортовых «Урала». У Игоря мелькнула даже не мысль, а некий зачаток мысли…
- Я дам вам такой грузовик, - Макаров показал рукой с гранатой на «Уралы».
Духи оживленно заговорили, потом Черный сказал:
- Хорошо, мы согласны.
Макаров вышел на трассу и махнул рукой «Уралам». В «Уралах», увидев комендантскую форму, приняли к обочине и остановились. Макаров подошел к кабине и сказал водителю:
- Сейчас, постойте немного.
Потом вернулся к духам:
- Давайте наших солдат.

Из толпы духов вывели трех наших пехотинцев. Один был вообще никакой, его мотало из стороны в сторону; штаны, кажется, были мокрые. Один из духов  проводил его ударом ноги в задницу, отчего  тот упал и остался лежать. Двое других держались получше. Оружия ни у кого не было.
- Верните им оружие, - потребовал Макаров. Духи заспорили. Шум подходящей  колонны  за спиной Макарова становился все громче. Главный дух что-то скомандовал, и из толпы принесли три автомата, швырнули их бойцам-пехотинцам под ноги. Те быстро подобрали автоматы, и подхватили под руки третьего.
Лейтенант подошел к ним.
- Кто механик-водитель? - спросил он.
- Я , - ответил белобрысый пехотинец.
- Сколько вас было всего?
- Трое.
- Грузите вашего невменяемого в "десант", садитесь в БМП и уезжайте.
- Куда?
- На…й, - ответил Макаров, - куда хотите, только быстро.
- Понял.
Двое бойцов потащили третьего к БМП. Духи, расступаясь, смеялись, некоторые пинали их вдогонку ногами.
Черный  схватил одного пехотинца за шиворот и крикнул ему прямо в ухо:
- Запомните, Афганистон никто не смог покорить! Это наша земля, наши горы!

Макаров увидел, как пехота погрузилась, БМП взревела. Духи начали разбегаться от нее. «Бэха» сдала назад, развернулась, и понеслась по дороге. Макаров проводил ее взглядом, и увидел, как навстречу «бэхе» из-за поворота появилась колонна боевой техники. Впереди шел танк, «шестьдесятдвойка». То, что они появились именно сейчас, было просто неким знамением божьим. Наверное, на явление Христа люди смотрели с меньшей надеждой, чем Макаров на этот танк. Лейтенант снова повернулся к духам. Их толпа значительно поредела, и продолжала таять на глазах. Черный стоял ближе всех к Игорю, и угрюмо смотрел на него. Колечко так и болталось у него на антенне радиостанции. В руках у Черного был автомат: одна рука на рукоятке, палец на спусковом крючке, вторая рука на цевье. Макаров не видел, снят ли предохранитель, но мог дать 1000 против 1, что он был снят. До него было метров 7. Он мог расстрелять лейтенанта одним движением, практически  в упор. Для этого он и остался, собственно говоря. Они стояли и смотрели друг на друга. Стояли и смотрели…

Грохот за спиной Макарова все нарастал, и вдруг резко стих. Игорю казалось, что как только он обернется, Черный тут же срежет его очередью, а потом исчезнет - растворится в своих горах. И все же он не выдержал, и обернулся. Сзади на дороге стоял головной танк колонны. Башню он повернул так, что ствол танковой пушки смотрел прямо на духов. Танкист за люком на башне, сдвинув шлемофон на затылок  вихрастой головы, весело заорал:
- Эй, комендач, помощь нужна?

Макаров вновь повернулся к духам. Черный стоял уже совсем один, но автомат он теперь опустил стволом вниз, и держал его за рукоятку одной рукой. Макаров повернулся к «Уралам», и махнул им рукой: уезжайте, мол. Те тронулись и поехали мимо колонны бронетехники. Макаров глянул еще раз на Черного, тот все не уходил. Тогда лейтенант медленно повернулся, и пошел сам в сторону своего БТРа. Шел не оглядываясь. Было совсем нежарко в горах зимой, но по позвоночнику струился пот. Дошел. Обернулся. Черного не было. Гранату Игорь держал теперь обеими руками. Гога протянул ему руку, а Василий спрыгнул, и вместе они помогли Макарову подняться на БТР.

Примерно через километр Макаров сказал:
- Стой. Помогите спуститься.
Спустились.
- Гоша, иди со мной к обрыву.
Подошли к обрыву. Макаров лег на живот на самом краю, и выставил руку с гранатой над пропастью.
- Гоша, разжимай мне пальцы.
Хачатрян лег рядом, и начал по-одному разжимать пальцы на руке Макарова, сжимавшей «эфку». Получалось не сразу, потому что кисть здорово свело судорогой. В конце концов, кисть общими усилиями разжали, и граната полетела вниз. Гога отдернул Макарова от края обрыва. Внизу раздался взрыв. Лейтенант повернулся на спину и посмотрел в небо. Оно молчало.

Поехали обратно в гарнизон. Машины и люди  все также мелькали слева и справа. Бойцы что-то возбужденно рассказывали Игорю, но он не слышал ни слова. Лейтенант, слегка запрокинув голову, смотрел на седые, испещренные шрамами, вершины... Горы стояли насмерть.


Примечания:

«Восьмидесятка» - бронетранспортер БТР-80;
«семидесятка» - БТР-70;
«шестидесятка» - БТР-60ПБ;
«шестьдесятдвойка» - танк Т-62;
«бэха», «бээмпэшка» - боевая машина пехоты  БМП-1, БМП-2;
«эфка» - граната Ф-1;
ДШК – станковый пулемет калибра 12,7 мм;
РПГ – ручной противотанковый гранатомет;
«Ураган» - реактивная система залпового огня большой мощности;
«бурбухайка» -  старый, раздолбанный афганский грузовик, часто с разрисованным всякими картинками кузовом;
«уоки-токи» - небольшая радиостанция УКВ американского производства;
«бакшиш» - подарок (перевод с дари);
«фамиди» - понял, понимать (дари)
«инжи бю» - иди сюда (дари);
Ахмад-шах – лидер одного из крупнейших формирований моджахедов в Афганистане.

В рассказе описан  эпизод из боевой работы 278-й дорожно-комендантской бригады, имена и фамилии изменены.


© Copyright: Андрей Ворошень, 2009
Свидетельство о публикации №2905260963



Присяга
Светлана Дурягина
               
    Шелест колёс об асфальт укачивал, двигатель ровно гудел, в салоне было тепло. Муж сосредоточенно смотрел на дорогу, молчал. Рита, откинув спинку переднего сиденья, вытянула ноги, устроилась удобно, закрыла глаза. И сейчас же перед ней появилось лицо сына. Он смотрел на неё, слегка улыбаясь, как на первой своей солдатской фотографии, которую прислал через два месяца после призыва. Рита тяжело вздохнула: Господи, как же она не хотела, чтобы Юрка шёл в Армию! Газетчики и тележурналисты сделали своё дело: вот уже лет десять проводы на службу больше напоминают похороны, причём плачут на них не только родные, но и сами будущие защитники Родины. Она помнила, как провожали в Армию её одноклассников: звуки духового оркестра, торжественные лица отцов, сияющие – парней, которые снисходительно и даже полупрезрительно поглядывали на своих сверстников,  забракованных военкоматовской комиссией.
  На проводах Рита стойко держалась до последнего момента. Глядя на смеющегося сына, который разговаривал о чём-то с друзьями, она горестно думала: «Ну почему мой Юрка, наделённый большими способностями к точным наукам, так не любит учиться? Бросил университет и теперь с явным удовольствием идёт служить в Армию, хотя прекрасно знает, что там сейчас творится». На двух других пареньков тяжело было смотреть: один, в усмерть пьяный, грязно ругался, отталкивая лезущего к нему с поцелуями такого же пьяного отца, а другой, с застывшей гримасой ужаса на лице не отходил от горько плачущей матери.
  Рита стояла рядом с хмуро молчавшим мужем, бессильно опустив руки, и не сводила с сына глаз. Зная, как Юрка не любит слёз, она держалась, запрещая себе плакать. Но когда перед тем, как сесть в автобус, сын обнял её, поцеловал в голову и дрогнувшим голосом сказал: «Мам, ты что-то у меня совсем белокурая стала», - Рита не выдержала и разрыдалась, обхватив сына за тонкую юношескую шею, припав к его широкой и мускулистой, как у отца, груди. Юрка, пытаясь осторожно разжать её руки, дрожащим голосом уговаривал:
- Мам, ну не надо, ну не плачь. Вот увидишь, всё будет хорошо. Я тебя очень люблю. Прости меня. Наверное, я  дурак. Но вот увидишь, всё будет хорошо!
Прапорщик нетерпеливо и требовательно прокричал из автобуса фамилию сына, и тот судорожно прижав Риту к груди и ещё раз чмокнув её в мокрую от слёз щёку, взмолился:
- Папа, возьми её!
Муж расцепил Ритины руки, обнял её, не давая бежать за сыном. Юрка вскочил в двинувшийся с места автобус; дверцы, лязгнув, захлопнулись. Рита, закрыв лицо руками, заплакала в голос. Толпа провожающих разошлась. Муж потянул Риту за руку к машине.
  Два месяца она не жила. Дни и ночи тянулись бесконечной чередой. Писем от сына не было. Рита обивала пороги военкомата, пытаясь узнать, куда же направили Юрку. Там ей неохотно отвечали, что пока ничего неизвестно, надо ждать. И вот, наконец, - письмо без марки, фотография, с которой чуть насмешливо из-под надвинутого на лоб берета смотрят синие Юркины глаза, и скупые строчки о том, что всё хорошо, и дата присяги.
  Они приехали на место в шесть часов утра. Перед железными воротами с нарисованной на створках белой пантерой уже стояла толпа людей с взволнованными и усталыми лицами. Говорили, что присяга назначена на одиннадцать часов. Муж, который провёл ночь за рулём, теперь спал в машине, а Рита бродила в толпе, вглядываясь в лица собравшихся людей. Какая-то очень скромно одетая женщина бранила явно смущённого  седоватого мужчину: «Ну, говорила же я тебе, не надо такси брать, успели бы на автобусе! На эти пятьсот рублей лучше бы сынушке чего-нибудь купили бы!» Совсем ещё молоденькая беременная девчонка нервно курила сигарету за сигаретой.
   Внимание Риты привлёк один из караульных солдат, стоявших у ворот. Он смотрел на всех с такой невыразимой тоской, что сердце её дрогнуло от жалости к этому обритому наголо мальчишке в камуфляже. Рита подошла к нему, заговорила, стала расспрашивать, как им тут живётся. Паренёк охотно отвечал на её вопросы. Сказал, что живётся сносно: дедовщины нет, каждую неделю проверяют медики (смотрят, нет ли синяков, следов от уколов). Кормят, правда, плоховато, но они уже привыкли. И в город не пускают: «молодые» часто сбегают, а из-за них – постоянные карантины.
- А Вы к сыну в гости приехали?
- На присягу.
- А ко мне никто не приезжал и не приедет, - парень вздохнул. – Родители у меня пенсионеры, и сеструха в институте учится. Тут не покатаешься. Им и на хлеб-то не всегда денег хватает.
У Риты сжалось сердце. Она кинулась к машине, насобирала в пакет понемногу ото всего, что привезли сыну, принесла солдату. Тот страшно смутился, стал отказываться, она почти насильно всунула ему в руки пакет. Второй караульный с явной завистью поглядывал на них.
- Спасибо Вам большое! Я скоро сменюсь, могу Вас по гарнизону поводить, - смущённо улыбаясь, сказал паренёк.
Но тут в дверях пропускного пункта показался офицер, зычно пригласил приехавших на присягу следовать за ним. Люди заволновались, торопливо собираясь группами вокруг солдат с номерами частей на табличках.
  Рита разбудила мужа, и они пошли за маленьким солдатом в больших кирзовых сапогах, который нёс над головой фанерку с номером части сына.  Их привели на плац, разрешили встать у кромки и ждать ещё час начала торжественного действа. Риту колотило от волнения. До боли в глазах она вглядывалась в серо-зелёную массу солдат, пытаясь увидеть лицо сына. Рота за ротой солдаты печатали шаг следом за знаменосцами мимо взволнованной толпы родителей, сестёр, братьев, невест. Обнажённые по локоть руки крепко сжимают автоматы, глаза ребят устремлены вперёд, лица сосредоточены, серьёзны. И все похожи, как близнецы! Рита чуть не расплакалась с досады: ну где же её Юрка, где он? Стоящая рядом пожилая женщина, заглянув ей в лицо, сочувственно сказала:
- Да Вы не расстраивайтесь, сейчас они встанут на свои места, и нам разрешат подойти поближе. У меня уже второй служит. Я знаю.
  И в самом деле, солдаты построились поротно вокруг вынесенных из казарм столов, на которых лежали какие-то бумаги, и родным разрешили подойти ближе.  Рита, забыв о муже, бросилась вперёд, и, наконец, увидела своего мальчика. Он стоял по стойке смирно вторым в шеренге солдат, совсем близко от неё. Юрка, не мигая, смотрел на что-то говорящего перед строем командира. Черты сыновьего лица заострились, кадык треугольником выпирал на тонкой мальчишеской шее.
- Сыночек, Юрочка, я здесь, кровиночка моя, - громко зашептала Рита, улыбаясь дрожащими губами и делая приветственные движения руками.
Что-то дрогнуло в Юркином лице, но глаза его всё так же были устремлены вперёд, и что-то незнакомое, строгое было в облике сына.
- Сыночек, это я, мама! Ну, посмотри же на меня! – жалко сморщив лицо, громко сказала Рита.
Муж положил ей руку на плечо, произнёс, наклонясь к самому уху:
- Рита, ну подожди, не отвлекай парня. Ему это важно.
Командир громко назвал фамилию сына. Юрка, печатая шаг, подошёл к столу, взял папку с текстом присяги и начал читать, чётко произнося каждое слово.
Глядя сквозь слёзы в торжественное и суровое лицо сына, Рита вдруг поняла: её любимый озорной мальчик вырос. Он стал мужчиной.
                2001г.
© Copyright: Светлана Дурягина, 2011
Свидетельство о публикации №21102031439


Видали мы…
Игорь Иванов

Так ли уж загадочна русская душа?  И так ли уж она таинственна и непредсказуема? Об этом сегодня много спорят. Спорят об этом и сами русские. Великие русские философы, такие, как Ильин, Бердяев и другие, посвятили этой теме  многие исследования..

« Русский народ – народ сердца и совести», - писал Ильин.
« Непредсказуемость русских – самая ненавистная для русофобов  национальная черта», - Бердяев.
 * * *
В 1955 году в восточном Берлине – тогдашней столице Германской Демократической Республики, открылся «TIERPARK» - ЗООПАРК.
С группой офицеров, мы решили в выходной день его посетить
  Отойдя от клетки со львом, я обратил внимание на сидящую на скамье в аллее пару очень пожилых людей. Тщательно причесанная, седовласая  старушка, успокаивала своего спутника – седого, как лунь,  красивого старца.  Невольно задержав взгляд на этой паре, я заметил, что старик рыдает. Первый порыв души был – помочь. Я подошел к паре и по-немецки спросил, не нужна ли помощь.
«Говорите по-русски», - ответил старик, поднимая на меня полные слез и восторга глаза.
  А произошло вот что:
Мы шли, рассматривая диковинное зверье, и остановились у клетки с  громадным львом. На клетке была табличка, оповещавшая, что лев этот Берберийский.  Видимо это особенно пришлось по вкусу лейтенанту Анисимову, и он начал подзывать льва жестами и выражать своё дружелюбие призывами «КИС! КИС!».

Видимо, призывы «КИС! КИС!» показались льву унижающими его львиное достоинство и он, молниеносно просунув лапу сквозь прутья решетки, сорвал с головы Анисимова фуражку.

Но Анисимов успел схватить фуражку двумя руками и не отдавал. Лев же, как бы играясь, тянул фуражку когтями правой лапы к себе. Анисимов со словами «Видали мы зверей почище львов, но и от них летели клочья», сделал усилие, и фуражка оказалась у него в руках.

Лев рыкнул и с интересом рассматривал лейтенанта. Лейтенант надел фуражку и обращаясь ко Льву изрек:
- Хрен тебе, а не фуражка русского офицера. Чужой земли ни пяди нам не надо, но и своей мы никому не отдадим, - пропел лейтенант слова известной песни.
Лев лениво зевнул и растянулся на полу клетки.
* * *
- Я русский, - объяснил мне старик. Живу здесь с 1921 года, а это моя жена. - он указал на старушку глазами. Она немка и не поймет чего я плачу. – Вы видели, что сотворил  НАШ лейтенант? Ни один немец так бы не поступил. 
Немец пошел бы к администратору с жалобой на то, что лев нарушил порядок и потребовал бы вернуть ему головной убор и наказать льва.

Вдруг, ничего не понимающая старушка, что – то залепетала на своем языке. Я понял, что она воскликнула: «Смотрите! Смотрите!» Мы  «посмотрели»: к клетке со львом бежал с батоном колбасы в руках лейтенант Анисимов. Все понявший старик, зарыдал пуще прежнего.

История рассказана командиром батальонной разведки одной из воинских частей СССР, дислоцировавшейся в ГДР, майором  Смирновым Петром Степановичем, ныне покойным.


© Copyright: Игорь Иванов 7, 2011
Свидетельство о публикации №21102151380



Ложки и лейтенант Роза
Геннадий Лагутин
               
Дед Коля берет каравай белого хлеба, нашаривает на столе нож и отрезает скибку. Он придвигает ко мне блюдце с медом и говорит: - Давай, угощайся! Ты такого меда в жизни не пробовал!
А и вправду – мед необыкновенный. Я макаю в него кусочки хлеба и заталкиваю в рот – вкусно то как, господи! Почуяв, что здесь есть чем поживиться, около блюдца мгновенно появляются пчелы, которые норовят присоединиться к моей трапезе. Приходится легонько отмахиваться от них и быстренько мед съедать, а то мне уж ничего не достанется. Я угощаюсь медом, а сам все смотрю на нож деда Коли. Ай же и нож! Произведение искусства! Хищное стальное лезвие, наборная ручка. Заглядение!
-Нож у вас знатный, дед Коля! – не выдерживаю я.
Дед Коля вертит нож в руках, осматривает его и соглашается: - Нож, что надо! Это мне ребята в мастерских сделали! По моему специальному заказу. Я такой нож у одного офицера на фронте видел. Интересная, кстати, история с таким вот ножом связана. Рассказать?
-Интересно! - говорю я, надеясь услышать что-либо героическое. Заметил одну особенность – фронтовики не любят разговоры о геройстве на фронте. У иного вся грудь, как иконостас, в медалях да орденах, а из него слова не выжмешь о его подвигах на фронте.
-История-то в общем обыкновенная,  – начинает дед Коля. – Был у меня такой момент, что правил я должность ротного писаря. Командир как-то ушел в боевые порядки, посмотреть как и что, а я остался за старшего в землянке. Кроме меня в землянке были еще связисты – один спал на широких нарах, завернувшись в плащ-палатку, другой дремал рядом, привязав бинтом к уху телефонную трубку.
И тут в землянку КП вошел, как на санках въехал, ногами вперед, младший лейтенант. Выругался, поднялся, отряхнулся и сказал:
-Если б к немцам так – бедная моя мама! - Он поправил кубанку, одернул полушубок, присмотрелся к нам. – Командир роты кто будет?
По праву ответственного за КП я ответил:
-Ваши документы, товарищ младший лейтенант! – а сам подошел поближе к бревенчатой стене, где на гвозде мой автомат висел.
-Что-о? – взъерепенился прибывший, парадно вытянувшись во весь свой ладный рост. – Я только из госпиталя, а ты уже просишь у меня какие-то бумаги!…Да с кем я имею дело? С лейтенантом, майором или, может быть, генералом?
-Разберемся после! – давя робость бросил я и сдернул автомат. – Руки вверх! Связист, сними с неизвестного ремень!
И только сейчас увидел, что кобура на поясе младшего лейтенанта пуста. Невольная усмешка поползла на мое лицо, но он предупредил ее своей:
-Лады, воин, договорились: я арестовываюсь.
Он подошел ко мне, вынул из планшетки офицерское удостоверение и еще какую-то бумажку, протянул.
-Моя личность и предписание в вашу роту на взвод. Вам еще что-нибудь нужно? – сказал он с той шутливостью, которая располагает, как добрая, бесстрашная сила. – Комбат должен вам сообщить по связи.
-Розе Абрам Давидович, - оторвав трубку от уха, запоздало сообщил из своего угла дежурный связист.
Все было законно, я вернул младшему лейтенанту его документы, сказал:
-Никого пока нет, ждите!
И подумал: где же я его или подобного ему видел? И вспомнил, потому что не так уж в девятнадцать лет загружена память, чтобы долго копаться в ней…
На формировании, в минуту перекура один паренек в поношенной солдатской форме отбросил недокуренную папиросу, сунул руки в карманы брюк, поднял к холодному осеннему небу смуглое красивое лицо и, прикрыв глаза под черными разлетами бровей, запел:
-Эх, да бирюзовые златы колечики,
Эх, да раскатились по лужку…
Голос у него был звонкий, трепетный и с такой захватывающей печалью, которая живет только в цыганских песнях о невозвратимой и незабывной любви, словно невидимыми нитями потянул к себе слушателей. Все замолкли и будто замерли.
-Ты ушла и твои плечики
Скрылися в ночную мглу.
И песня, и слушатели, и певец, может быть, цыган, а может, и русский, похожий на молодого цыгана, запали мне в память навсегда. И что удивительно теперь для меня самого, слова песни услышанные только раз, и мотив я запомнил сразу и прочно.
И вот теперь передо мной стоял молодой мужчина с погонами младшего лейтенанта, смуглый, с озорно играющими черными глазами и лихо посаженной на голове кубанкой, из-под которой вырывалась черная буйность волос – «неуставной» головной убор прощали старшие командиры только кадровикам, уже прихваченным полымем войны.
-Мне нравится ждать, а у вас тихо и тепло, как в том раю. Только вот что, воины, я пехом шел и живот мой пуст. В госпитале мне вручили на дорогу банку тушенки и концентрат из «конского риса» (так тогда мы называли овсянку). Сообразите еду, а я пока отдохну. – Из-за пазухи полушубка он вынул сверток и положил его на нары. – Действуйте, гвардейцы!
Всего неделю назад нашей дивизии было присвоено звание гвардейской, потому слово «гвардейцы», сказанное, видно, бывалым офицером, нам весьма польстило.
Младший лейтенант разделся, повесил ремень с пустой кобурой на гвоздь, бросил на нары полушубок и блаженно растянулся на нем. Я предложил ему свою телогрейку в изголовье и, когда он брал ее, увидел у него на груди в темной зелени шерстяной офицерской гимнастерки вишневым блеском отливающий орден Красной Звезды. Черт возьми, а я-то ему грозил автоматом!..
Между тем младший лейтенант растянулся на скудной постели и. Закрыв глаза, другим, далеко невеселым голосом проговорил:
- С тридцать девятого в армии и дома не был ни разу. А дом в Одессе, Одесса-мама у врага. А мои старики – евреи…
Мы занялись готовкой, стараясь не шуметь. Новый комвзвода спал или думал, прикрыв лицо кубанкой, сшитой из подручных материалов и, вероятно, мастером из солдат. Мы уважительно поглядывали на глянцевую вишневость его Звезды, поскольку уже знали цену боевым наградам. Выйдя из недавних боев, мы знали, что даже к медалям представлялись только те, кто совершил что-то необычное. Суп сварился скоро. И когда связист, попробовав, шепотом сказал: - Порядок! – младший лейтенант сразу поднялся и бросил: - Ложки!
У нас, как на грех, на троих оказалась одна ложка, ее я протянул офицеру. Поняв нашу бедность, младший лейтенант назидательно выговорил:
-Котелок без ложки, что кисет без табака! – Из-под изголовья он выдернул свою планшетку, а из нее – три новеньких алюминиевых ложки и разбросал их на нарах. ------Сестричка в госпитале подарила, Лизочка. Рыженькая, пухленькая…
Авторитет младшего лейтенанта в наших глазах еще больше вырос.
У нас были сухари, и мы славно пообедали, но главное – не спеша. За обедом связист рассказал офицеру, что мы свои ложки пустили на блестящие металлические прокладки для наборных ручек ножей, которые мастерили сами. По просьбе офицера старший связист показал свой нож, сняв его с пояса вместе с ножнами. О, что это был за нож! Блестящее острое лезвие, чуть изогнутое, наподобие турецкой сабли, ручка, что радуга, красиво пестрая от разных нанизок – кусочков пластмассы и расплющенных и изрубленных ложек. Вся эта гамма была отшлифована до сияния и венчалась собачьей головой, отпиленной связистом от какой-то статуэтки. И ножны настоящей кожи, и сшитые так, что казались отштампованными.
Долго рассматривал нож младший лейтенант (только на зуб не пробовал), потом вздохнул, тихим голосом проговорил:
-Да-а, вещь! И кто же ее сотворил?
Связист не без гордости ответил:
-Я.
Офицер вернул нож связисту, собрал свои ложки и положил их перед ним:
-Делай мне!  - покопался в полушубке и вынул из его недр круглую металлическую коробку из-под зубного порошка. От нее густо пахнуло ароматом настоящего табака. «Дюбек», который давали офицерам вместо папирос.
-Не надо товарищ младший лейтенант! – оторопело ответил связист и даже отодвинулся от такого царского подношения.
-Молчать! – с жесткой иронией рявкнул младший лейтенант. – Приказываю взять табак и сработать мне такой же меч! Все!

Дед Коля замолчал и задумался. Я молча ждал продолжения.
-Вот ты слушаешь сейчас, кажется все это наивным и мелочным: мол, была, война, а занимались ерундой. Так вот, ножи, мундштуки, портсигары при минимуме инструмента – молотке, простом напильнике и зубильце – солдаты мастерили так ловко, что думаю иногда: законное место им в музее любом, где есть уголок Воинской Славы. А потом не забывай, сколько многим из нас лет было…Мальчишки! Я ведь помню, как горели глаза у младшего лейтенанта, когда он нож разглядывал….
-Ну, а дальше-то что? Сделали нож?
-Связист не подвел, нож сделал на загляденье. А пригодился он младшему лейтенанту Розе, наверное, только один раз.

Младший лейтенант прижился в роте. Солдаты его взвода в нем души не чаяли – командир был настоящий. Фронтовик до мозга костей. Скажет-отрежет. А  так все с шутками, да прибаутками…И солдаты его взвода, стали какими-то другими…Веселыми, да отчаянными. Вот такой он был лейтенант Роза. Его солдаты меж собой и не называли по-другому.
А вскоре кончилось затишье, наступление началось. Как сейчас помню – рассвет наступал медленно. Туман рассеивался, приоткрывая траншеи и то, что было перед ними, - равнину, которую нам нужно было преодолеть под огнем противника. В траншеях, издолбанных, изверченных осколками и пулями, мы, солдаты, стояли и сидели впритирку – так много накопилось нас для атаки.
Прояснилось, и враг отрыл, как обычно по утрам, сильный минометный огонь. Мины лопались вокруг, как металлические орехи под давящей тяжестью, густо разбрызгивая визжащие осколки. Я увидел первых убитых, первых раненых, услышал их стоны и крики. Ранило командира роты, его в блиндаж занесли. Он скрипел зубами и отчаянно ругался. Прибежал санинструктор, перевязывать его стал. Замполит командование принял. За нами так загрохотало, земля содрогнулась. Это началась наша артподготовка. И пошли танки. Четыре.
Сигнала к атаке еще не было. Замполит высунулся посмотреть, но только чуть приподнялся и пулей или осколком ему пробило шею. Пригнувшись, я побежал к командиру первого взвода, пухлолицему, добродушному юнцу, младшему лейтенанту Блинову.
Прокричав, что роту должен вести в атаку он, вернулся к блиндажу. А на том месте, где я только недавно стоял, еще клубился дым от разорвавшейся мины…И тут: атака!

Теперь я частенько думаю, ведь какое-то чувство надоумило меня отбежать от блиндажа в первый взвод, хотя в этом и не было особой необходимости – его командир, младший лейтенант Блинов, и так бы повел роту в атаку.

Я видел, как Блинов выскочил из траншеи, взмахнул автоматом и крикнул:
-Направление вон на то дерево!…Вперед! – И побежал на «то дерево», которое чуть виднелось вертикальной темной полоской в морозной блеклости тумана.
Из траншей, как штормовые волны через берег, выплескивались взводы, роты, батальоны, полки и неровной стеной быстро пошли вперед. Грохот нашей артиллерии притих, только далеко ухала и ахала тяжелая, и снаряды ее с хрустящим шелестом неслись к немцам в тыл.
На какие-то минуты траншеи опустели, а те немногие, кто оставались в них, неотрывно смотрели через бруствер вперед, куда укатилась волна наступающих. Потом там впереди загрохотало, будто покатились деревянные бочки с камнями, поднялся черный дым: началось то, что называлось «ожесточенное сопротивление врага». Немцы из уцелевших минометных батарей и других огневых точек открыли заградительный огонь. Если наши прорвутся сквозь него, успех обеспечен…
В траншею потекли резервы, и рядом, выкатив станковый пулемет на бруствер, первый номер расчета уже устанавливал прицел для отражения возможной контратаки. А в опустевшем блиндаже надсадно орал в трубку  полевого телефона связист – младший сержант, вызывая паролем батальон. И потому что с ним не было напарника, я понял: связь прервана и он убежал  искать разрыв провода.
Наступление продолжалось. Как оно шло, мне поведал младший лейтенант Розе, - тяжело. Не заметил я, как он полз, но упал рядом перевалив себя через бруствер. Вероятно поняв, что случилось с ним что-то страшное, я пялил на него, беспомощно лежащего в траншее, глаза и не знал, что делать.
-Режь! – приказал он сдавленным болью криком. – Режь валенки!
Глянув на ноги младшего лейтенанта, я пришел в себя: чуть выше ступней из серых голенищ через рваные пробоины текла кровь.
-Пулеметной очередью, гад, прошил! – кричал младший лейтенант и ругался. – Режь валенки и бинтуй! Чего рот раскрыл? Режь!
И вид раненого, и горячка близкого боя вконец  меня сбили с толку – я растерялся до того, что забыл про свой нож на поясе, и никак не мог сообразить: чем же разрезать валенки на раненых ногах офицера, чтобы забинтовать их.
Он, вероятно, понял меня, рванул полу своего полушубка, и я увидел его нож, в ручке которого имелись дольки трех ложек, подаренных ему рыженькой Лизой в госпитале.
Но ножны на ноже были словно разорваны. Думать, откуда эта «рана» на чехле, некогда было. Я вырвал нож, располосовал на младшем лейтенанте валенки, смотал с ног окровавленные портянки и трясущимися руками, как мог, забинтовал их, побольше наматывая бинтов на то место, где прошли навылет пули.
Потом по его приказанию, отрезал от его полушубка полы и утеплил перевязанные раны. В одной поле увидел рваную дыру – и все понял: осколок от разорвавшейся мины пробил полушубок соку, пробил ножны ножа и отскочил от стального лезвия. Если бы не оно, лезвие…
Сказал об этом младшему лейтенанту Розе, показал разорванные ножны и снова всунул в них нож. И он с придыханием выговорил, как признался в самом сокровенном:
-Эх, Лиза, Лиза, у какого бога просить для тебя счастья?…
Думала ли тогда госпитальная сестра, подарив ложки симпатичному молодому офицеру, что она спасет его от смерти? Если бы не нож с ручкой из ее подарка, осколок прошил бы живот младшему лейтенанту насквозь…
Потом вперед пошли мы – все, кто оставался в траншеях. Наступление развивалось. Больше я никогда не видел «лейтенанта Розу». И не знаю, жив ли, погиб ли…А случай этот запомнился. Всякое случалось на войне. Иногда такое, что и не выдумаешь: шлепнется мина между ног залегшего солдатика и ….не разрывается… Застревает у другого в животе и тоже не разрывается. И хирурги, уже в госпитале, за стабилизатор вытягивали ее, как какую-нибудь занозу….

Дед Коля замолчал и задумался. Видимо, он все еще был там, на поле боя…
Молчал и я, отодвинув блюдце с медом. Есть сейчас, после этого рассказа, было невозможно, кощунством казалось…


© Copyright: Геннадий Лагутин, 2011
Свидетельство о публикации №21102170866



Из армейского юмора
Степаныч Казахский

Этой фотке 40 с копейками лет.
http://www.proza.ru/2011/02/16/1691
 
Наше отделение связи, хоть и в неполном составе, и его командир при штык-ноже :)

"Устав гарнизонной и караульной службы ВС СССР":
…"За утрату оружия военнослужащим во время несения службы, он приговаривается, к ...расстрелу.
Из рогатки. С трех метров»


Я - дежурный по роте. При штык-ноже на поясе и повязке на рукаве, между прочим. Дежурство идет своим чередом; на дворе - весна в самом разгаре, и настроение вполне замечательное, не смотря на обязанности, возложенные «текущим моментом».
Обязанностей немного, но они - есть. Да я и не отказываюсь - служба есть служба.
Тем более, что она, подходит к концу. Скоро дембель, и дальнейшая жизнь пока неясна.
Мы потихоньку готовим себе «наряды» для поездки домой: в каптерке стоят, начищены до зеркального блеска сапоги с подковками, а шикарная «парадка», с «орденами» на белой подкладке из пластмассы, увеличивающей «объёмы регалий» во всю грудь, висит на вешалке там же. Кожаный ремень с покрытой цапонлаком поверхностью, да чемоданчик купленный в «Военторге», терпеливо ждут своего часа и, хозяина, ясен перец.

Дежурство как дежурство - всё отлажено и сто раз прожито:  дневальный клюёт носом у тумбочки, а солдатики «внеочередники» драят «тувалэт» - как говорит наш старшина.
- Это ж надо, так простое название изувечить, хоть это - простой умывальник теперь !
Но ему - можно, ведь он фронтовик и бывалый мужик. Хоть и хохол слегка.

Почти мой земляк, - он из Ташкента - нажарил картошечки и позвонив мне и ещё парочке «дедов», ждёт к столу на кухне.
- Эх и хороша картошечка, после каш, да макарон по-флотски ! Кусочки сала и чесночка, издают приятный запах и вызывают повышенное слюноотделение. А потому, чтобы не захлебнуться быстро изничтожаем этот подарок судьбы и творение рук земляка, по имени Айдар.

...Ночь прошла нормально, и не за горами сдача дежурства, да только «ворчание живота», не предвещает ничего хорошего.
Удобства – во дворе, так как после очередного наводнения в озере, которое соединено с Даугавой и Финским заливом через проливчики и протоки, что-то там забилось или переполнилось, и теперь, приходится носить «отходы собственного производства», на улицу, на расстояние метров в тридцать-сорок.
Когда тебе делать нечего и спешить некуда, это расстояние не кажется большим, а вот когда в «одном месте» бьётся «мысль»...  успею - не успею, «оно» - кажется многокилометровым.
Вот и я, в стремлении достичь «спасительного рубежа», на котором можно расслабиться и избавиться от резей, видно перегнул палку. Потому последние метры, лечу с мокрой спиной.

- Ффух ! - Достигнут «долгожданный пункт». В кабинке на двоих никого, можно и подумать о «суетности мира». Ослабив ремень с штык-ножом, и зажав его животом и ногами, готовлюсь предаться «хвилосохскым «размышлениям»» - тьфу ты ! – язык сломаешь – это из репертуара старшины. Пардон. 
Вдруг, тишину в «заведении», прервал звук похожий на «бульк»; и всё бы ничего да только это не я, «способствовал сему». Я - только ещё готовлюсь, устраиваясь поудобней.
Поворот головы «напра-нале-вниз», показал, что «мы» - в гордом одиночестве, и звук издАли однако тоже мы. «Только чем»? - что называется.

- Кхм, почудится же такое - улыбаюсь мыслям и, покрываюсь потом, внутренне холодея от дурных предчувствий:  Уж не оружие ли моё, (настоящее конечно), а то начнёте:  выпало из старых и изношенных ножен, «усклызнув» в дырищу в полу?

Вставшая дыбом дембельская причёска, ещё продолжала стоять как взрыв на макаронной фабрике, а мысль, быстрая как молния, уже красноречиво рисовала сцену, из картины «Избиение младенца» -  дежурного по роте, младшего сержанта такого-то.

Рези в животе исчезли, словно их и не было.
-...мда-аа, а ведь на некоторых стресс действует обратным образом - ещё успела ухмыльнувшись, промелькнуть «мысль».

- Так! - внятно и чётко приказал, недремлющий мозг: Мухой, за магнитом и длинным шестом!
- Есть - ответили руки, дрожа и застёгивая «галихфэ». А быстрые ноги, уже неслись как скаковая лошадь, в радиомастерскую, где за верстаком лежал, покорёженный бурей о столб, стоваттный громкоговоритель.
- Быстрей, быстрей ! - орал мозг, и подчиняясь ему, мы все - его «органы и члены», мгновенно раскурочили динамик изъяв из недр, огромный магнит.
Пока глаза мотались туда-сюда, за руками-ногами, организм, действуя слаженно и чётко, бодро шпарил «аллюром» в столярку, за длинным шестом.

...Словно гондольер в Венеции, «величаво мотаю шестом», стремясь «замагнитить» «утерю», до появления «лиц личного состава роты» с занятий на территории клозета и начала перекура. Да только никак не дождусь, характерного и долгожданного звука столкновения «металла с металлом», внизу.

Мда-а.....
Штык-нож я достал, конечно, и отмыл как следует керосином, чтобы отбить «игривый» запах. Но до самого дембеля его никто в «ружпарке» не трогал, почему-то.
А за моей спиной нет-нет, да и заржёт кто-нибудь, как жеребец от хорошего кнута, но мгновенно обернувшись, вижу, что ржут вроде над кем-то другим.

Ага! Попробовали бы поржать над «дедом» салаги, быстро голов не досчитались, на утренней проверке – ворчу про себя, и тут вдруг, ещё и внутренний голос, вдруг тоже ржать начинает?!
 - Ну не зараза ли?
- "и ты, Брут?!"

© Copyright: Степаныч Казахский, 2011
Свидетельство о публикации №21102161691




Эх, картошечка, или Бульбочка
Иван Паршиков

Серия «Юмор цвета хаки»
 
А то, как–то выловили нас на копку картошки, правда,  выловили, это громко сказано. Часть, каждый год высаживала несколько  гектаров картофеля в подшефном колхозе. Ведь  дополнительное питание для солдата не помеха, ну и офицеры, для себя.

Итак, осень,  копка картофеля. В первый день всю не выкопали. На второй опять поездка и выловили старшими тех офицеров и прапорщиков, которые не садили себе. Хитрованы посадившие, в первый день поехали, а нас посчитали «шлангами», мол, часть уехала, а вы отдыхали.

Всё, «обиженные», мы сели в автобус и поехали. Было нас человек десять. Приехали – тыловика, прапорщика пнули: – Командуй солдатами, это вам "ворам в законе*", лишняя картошка. Сами же «обиженные» пошли копать дружку Сергею Султугину, майору, он в наряде стоял и в первый день не выкопал. Начали копать, мелкая, как горох.
    - Семеныч, ты окучивал, полол? - вопрос.
    - Нет,–ответ лентяя.
    - Ты так в зиму голодный войдешь,– нельзя товарища бросать голодным. Тут кто - то вспомнил, что замполит не докопал свою.

Пошли, точно хорошая картошка у замполита. Начали копать, ко мне взводный, дядя Миша:- Юрич, а где ты достал камуфляж? Надо ещё сказать, время стояло суровое, 1995 год.  Ни зарплаты, ни формы, только требование - Служите. Камуфляж был у меня привезенный из Туркмении. Отвлёкся.
    - Где взял, где взял, на складе получил.
    - А кому дают?
    - Всем, кроме тех, у кого хорошее зрение, - мой ответ. А теперь внимание!
    - А ты думаешь у меня хорошее зрение?- отвечает прапорщик с «плохим» зрением. А зрение у него хорошее, ох хорошее. В понедельник замполит дает команду: - Михаил Николаевич проверьте и доложите - на информировании все контрактники присутствуют. Ну и Михаил Николаевич доложил, что у меня в подразделении отсутствуют два контрабаса. Мне выговор, а он еще заявляет, мол, у него плохое зрение.

Итак, копаем Семёнычу на зиму. Рядом копает один Вова Винницкий, капитан. Никто ему не помогает-есть, такие люди в каждой части на букву г... . Слышим, гудит машина, наверное друзья едут? Точно друзья, Евгеньевич с Мамукой, капитаны, приехали, спасать своих боевых - канистра пива. Пьем, отдыхаем и. И правильно, мало. Они достают бутылку, МАЛО! На Жигули, с километр проехали, колесо отвалилось. Ловим контрабаса, тоже картошку копал, деньги в зубы - посыльный на Ижу (у него мотоцикл был) улетел. Опять мало. Тут нужно ехать на обед, не, мы «обиженные», не поедем.

Я с Вовкой, начальником столовой поехал на "вахтовке" в деревню, за самогоном. Вовка искал, искал - нет ни у кого.
    - Не умеешь искать, - мои слова и в поход. В первой же хате попадание. «Шнайпер» блин.  Захожу, две бабули, божьи одуванчики:
    - Здравствуйте бабули!
    - Здравствуй сынок.
    – Бабушки самогон не продаете? - вижу, замешкались и смотрят на мою форму: - Нет, нет, я не мент, военный.
Всё, контакт налажен! Хозяйка, бабушка тащит живительную влагу и начинает цедить мне во фляжку.
    - А самогон хороший? - наводящий, с дальним прицелом, вопрос.
    - Конечно, внучок присаживайся, - и в стопку наливает:- Пробуй,¬– как не попробовать?
    - Нет, сам не пью, - бабушки присоединились. Так за  душевным разговором – о Ельцине, пенсиях, мы по тройке стопок с бабками накатили. Вовке надоело ждать, стучит, пришлось оторваться от приятной компании, да и друзья ждут.

А там уже разворачиваются «боевые действия». Командование части, увидев, что офицеры не прибыли на обед, заподозрили неладное. Замполит приехал на УАЗе, а тут все «никакие».  Называется влёт по полной. Особо он искал меня, но я был в "командировке".

Естественно, мы продолжили пить.  Это в этот день, двое наших забрались на Корнета–лошадь, подъехали к дому, а слезть не могут. На смех жен и трезвых наших, которые нам завидовали. Но плюс был. Наученное командование, больше нас на картошку силком не посылало. 

А на следующий год послали контрабасов. Те тоже напились, но их так и бросили в лесу. Особой ценности для части они не представляли. Всю ночь они добирались пешком в часть.
====

Теперь о Вове Винницком.
Уезжает он в другую часть: - Мужики, я отвальную делать не буду. Приезжайте на вокзал. Я взял ящик водки, заодно, поможете вещи загрузить в поезд.
Несколько "вумных" поверили и поехали. А поезд, как два часа назад ушел.

Примечание:

• "Ворам в законе*"– Так в армии частенько зовут тыловиков. А что вы хотели, еще великий Суворов сказал: – Интендантов через полгода нужно вешать.


© Copyright: Иван Паршиков, 2009
Свидетельство о публикации №2908020216



Васька.
Иван Паршиков

Серия «Армия, как она есть».

«Береты ветром сбитые и грудь морской волной…»
(из строевой песни)

*
Васька спал, и снилось ему сибирское село, девушка Валя, которую он несколько раз поцеловал перед уходом в армию, мама в слезах, кусающая краешек платка, отец, что-то говорящий дядьке Леве. Он спал, а в это время по центральному проходу казармы прошли, дежурный по части в сопровождении дежурного по роте. Сержант доложил, что к молодым, прибывшим из Каунасской учебки, никто из старослужащих не подходил. Ничего этого Васька не слышал, он спал, и снилась ему Валя, которая обещала два года ждать.
- РОТА! Подъем, форма одежды номер три!- прокричал дневальный. Васька вскочил и быстро оделся. Всё это, он за полгода научился делать, без суеты, укладываясь в норматив*. - Рота выходи строиться на физическую зарядку, - опять дневальный. - Учебке получить уборочный инвентарь. Васька вместе со своими, быстро покинул казарму. Сзади них вяло, перебрасываясь словами, выдвигались "дедушки". Время до завтрака за работой, умыванием, заправкой кровати пролетело незаметно. Тут и команда:
- Строиться на завтрак,- на завтрак пошли строем в составе первой роты.

После, перекуривая, Васька с интересом разглядывал место, где ему предстояло служить полтора года. Длинная, одноэтажная казарма, вчера вечером говорили, что это раньше была конюшня буденовского полка: 'Все может быть',- думалось Василию. С другой стороны аллеи, такое же длинное здание, но что в нем, он не знал. Вдоль зданий высокие деревья, уже с облетевшей листвой. Дорожки кругом асфальтированные, везде чистота. Словом ему городок понравился. Взгляд случайно зацепился за погон и Васька приосанился, а как же - голубой погон пересекала желтая полоска: ефрейтор воздушно-десантных войск Иванов, а, учитывая, что часть, в которую он прибыл служить гвардейская, теперь он гвардии ефрейтор. Тут же он представил, как бы шел по улице родного села - в голубом берете, но сладкие мечты оборвались дневальным:
- Рота повзводно на развод - стройся.

- Здрв...жел...тов...майор!- рявкнули почти полтысячи солдат, здороваясь с командиром, среднего роста, коренастым майором. Командир прошелся вдоль строя и остановился перед командой из учебки, которая стояла на левом фланге первой роты.
- Товарищи десантники, к нам прибыли служить из учебной..., - дальше Васька не слышал. Он опять в голубом берете, шел по улице родного села и все выглядывали, удивляясь невиданной форме. Ведь в Васькином селе, традиционно призывались, или в погранцы, или в стройбат. А тут десант? Но помечтать не дали.
- Выходи, тебя назвали, - толкнул стоящий рядом, Мишка Гайков* по кличке "Шуруп". С Мишкой они сдружились в учебке, "бульбаш" был хорошим другом, отзывчивым, готовым всегда помочь. Васька вышел на автомате, строевым на два шага и четко повернулся. А как же? В учебке хорошо учили. Тут же он услышал:
- Ефрейтора Гайкова назначить старшим специалистом ЗАС третьей роты,-рядом стал 'Шуруп': 'Значит и меня туда',- сердце тревожно ворохнулось. Вчера вечером местные "духи*" говорили, что самые зверские "ветераны*" и "дедушки в третьей роте. Даже есть поговорка:
"Кто не попал в цирк, тот попадет в третью роту". Блин невезуха! Хоть хорошо, что вместе с Мишкой'.

**

- Солдаты, я ваш командир роты капитан Земнухин* Геннадий Дмитриевич. "Да здоровый мужик и усы как у таракана", - подумал Васька, разглядывая своего ротного. - А это, мой зам по воздушно-десантной подготовке, старший лейтенант Колоненков*,-высокий, худощавый офицер смотрел на них, улыбаясь. Позже они узнают, что позывной у него "Шланг", а у ротного - "Таракан".
- Теперь представляю старшину роты, прапорщика Владинцева*. Надеюсь, вы будем служить, как полагается воинам десантникам. Всё. Старшина, забирай людей, размещай, - сказал ротный. Далее старшина принимал вещевку, въедливо осматривая каждую вещь. "Вот нудный", - подумал Васька и был недалек от истины. Позывной старшины был "Плюшкин". Потом пошли беседы и показ территории, затем баня. День пролетел, как один миг. Во время перерывов к Ваське с Мишкой подходили местные "духи", знакомились, рассказывали о порядках в роте, о том, что можно, а что нельзя делать. За день так умотались, что через минуту после отбоя Васька уже спал. Ему, как и в учебке, опять досталась кровать на втором ярусе.

Меж тем в роте началась ночная жизнь. 'Духи'* сновали, что-то подносили старослужащим, получали тычки в грудь и тут же куда-то убегали, кто-то приседал с табуреткой. В углу дальнего кубрика тренькала гитара. Всего этого Васька не видел, сморенный усталостью он спал и тут самый зверь, как потом Васька узнает, "дед" Бобров* заметил, что один из «учебки» спит, последовала команда:
- Народ! – «молодежь» мигом построилась на центральном проходе. Один Васька «шел» по родной улице. Мишка "Шуруп" дернулся, было поднять друга, но ему не дали. Двое "ветеранов"*, один из них Степанцов, подошли к Васькиной кровати и, сдернув его со второго яруса, начали еще в полете бить, приговаривая:
- Оборзел, "душара", здесь тебе не «учебка» с уставом, здесь мы хозяева!- Васька не сопротивлялся, он со сна не мог понять, что происходит. Попинав его, рывком подняли и толчком в спину отправили в строй. Теперь стали бить всех, никто не пытался сопротивляться, а лишь уклонялись. Для прибывших из учебки, это было кошмаром. Потом Бобров дал команду:
- Отбой. Потирая отбитые места, Васька забрался на кровать и строя планы мести, заснул, но теперь ему ничего не снилось.

Васька спал и не знал, что теперь ему будет регулярно доставаться и больше других, что, освоившись, он начнет показывать зубы, за что опять будет получать от 'ветеранов'. Он спал и не ведал, что через два месяца, ротный его будет забирать с гауптвахты за "самоход". И он будет, чуть ли не на коленях, просить ротного, не сообщать маме о гауптвахте. Васька спал и не знал, что через полгода он поедет в заработанный отпуск* и, наконец, пройдет по родной улице, в голубом берете, а все соседи будут удивляться невиданной ранее форме. Он спал и не ведал, что скоро станет сержантом, будет исполнять должность старшины роты и с друзьями покончит в роте с дедовщиной. Просто дедовщина исчезнет, как вид и в роте воцарит устав. Он спал и не предполагал, что в 19 лет он станет коммунистом. Что недовольные из его призыва отменой дедовщины, попытаются всё вернуть обратно, но у них ничего не получится. Васька спал и не знал, что его Валя дождется и станет его женой. Он не предполагал, что зимой 1978 года, они чуть не влетят в Иран на войну. Потом будут вьетнамские события. Далее для многих, откроется дорога за «речку» в Афган. Для некоторых обратная дорога будет уже в цинке. Еще Васька не знал, что его призыв, май семьдесят седьмого года - будет последним мирным призывов, для мальчишек - воинов Великой Империи, под названием СССР.

Василию и в дурном сне не могло присниться, что впереди, еще самое главное поражение в жизни. Это развал, разрушение Родины и они, воины страны, ничего не сделают для спасения её. Хотя все присягали ей на верность!

Это главная вина их поколения перед детьми.

Василий* спал и не ведал, что впереди у него будут победы и неудачи. Что настанет время, и он будет спиваться, но потом, осознав, он бросит пить вообще. Впереди у него была целая жизнь!
=====
2008г.


Рассказ написан на реальных фактах.

Дополнения:
Норматив* - Он придуман сержантами. Горящая спичка, сгорает в среднем за пятнадцать секунд, а целиком за двадцать. А так как пальцы товарища сержанта - государственная собственность, норматив - 15 секунд.

Михаил Гайков* "Шуруп" - Отслужив еще год, уехал в школу прапорщиков, Васька на прощание пожелал другу:
- Вешайся Шуруп, сколько тебе еще служить! Через полгода, гвардии прапорщик Гайков Михаил Николаевич прибыл назад и встретил друга, сержанта сверхсрочной службы Иванова Василия Юрьевича. Вместе они снимали квартиру, а потом в составе десантно-штурмовой бригады убыли в ГСВГ, далее их пути разошлись.

«Духи»* - Солдат до года службы. Практически не человек. Автор служит уже более 30 лет в армии, но такой дедовщины, как в ВДВ, он больше нигде не встречал. Били за все: за косой взгляд, за внешний вид, да просто так, потому что «дух». В казарме ночью был тихий ужас. Когда находился вне роты, это был кайф (наряд, дежурство, работа на полигоне). Действовал закон мушкетеров: Один за всех и все за одного. Один провинился - били всех. Крик посреди ночи:
- Народ!- все построились. - Сигарету дедушке с фильтром,- улетели. За углом перекурили. Дежурная пачка сигарет всегда в запасе, ночью, где найдешь - принесли, отдали.
- А почему так долго? Скворечники к осмотру (грудь под удар).
Василий потом часто думал: «Почему не сопротивлялись? Ведь все прыгали с парашютом, а это еще то мероприятие. Занимались настоящей мужской работой - учились воевать». Часто посещала крамольная мысль:
"Может так и надо воспитывать мальчишек, чтобы они становились воинами? Когда Василия вызвали на разборки однопризывники, недовольные отменой "дедовщины", он шел спокойный. Знал, убить не убьют, а боли он уже не боялся, и за себя мог постоять, и постоял. Василий иногда взглянет на себя в зеркало, мысль:
«Ну и рожа! Как у Скорцени, вся в шрамах. Может поэтому в ВДВ, почти все лихими парнями становились?» Но он гонит от себя эту мысль. Мы же люди и не в джунглях живем! А дедовщина, это традиции, основанные на тюремной психологии-сегодня ты никто, ноль, а завтра ты царь. Сегодня ты терпишь, работаешь вместо других, сегодня тебя бьют, но наступит время, и ты будешь бить, за тебя будут работать, ты будешь высшим существом, а пока терпи. Вот этим и брали, да и сейчас берут на крючок мальчишек, призванных в армию. И еще воспитание, в семьях, где всё было построено на страхе, да и улица даёт о себе знать.

"Ветеран ВДВ"* - Солдат, отслуживший более года, но не более 1.5 лет. Для "ветеранов" роты, час "Ч" наступил после в декабре. Они уже были "гражданскими"* людьми - высшая каста в ВДВ. 105 гв. ВДД* была поднята по тревоге в связи с событиями в Иране. Увольнение в запас приостановили, тут они попытались взбрыкнуть. Но власть была в других руках, Васька не злопамятен, но и он пару раз приложил руку.

"Дедушки»*- Солдат, отслуживший полтора года и более.

«Гражданский»* - Солдат после приказа об увольнении в запас. Высшая каста в ВДВ.

Земнухин Г.Д* "Таракан" - Капитан, командир роты. В роте его любили, как любят мальчишки человека, на которого хочешь быть похожим. Крик:
- Таракан идет!- и в роте все замирало. Позывной (не оскорбительный), был дан из-за усов. Ну, похож, вылитый. Далее у него была служба в Брестской ОДшБР. Фотография его, в рамке висит до сих пор у автора в канцелярии роты.

Колоненков* В.О "Шланг"- Старший лейтенант, заместитель командира роты по воздушно-десантной подготовке. В составе 345 гв. ВДП вошел в Афганистан, орден "Красной звезды". Позывной был дан - ну похерист был страшный. Когда ротный уходил в отпуск, рота при нем отдыхала

Владинцев* О.С "Плюшкин"- Прапорщик, старшина роты. Служил далее в Казахстане. В каптерке у него было все, позывной от этого. И сейчас в возрасте 70 лет работает в МЧС.

Бобров*- Прапорщик Апатенко Сергей, командир взвода ЗКП*, как-то узнал о зверствах Боброва, докладывать себе дороже и он спровоцировал его. Тот, не соображая, кинулся на прапорщика. Возмездие, в виде ялового сапога сорок пятого размера, свершилось - ударом в пах. Как сказал доктор:
- Не мужик! - таких яиц и у быка не бывает, какие были у этой суки. Человеком его трудно назвать. А впереди у прапорщика Апатенко, была служба в ГСВГ, затем Афган. Дай Бог ему здоровья и долгих лет жизни!

Заработанный отпуск* - В Советской армии, отпуска были только, как поощрения.

Василий* - В составе 35 гв. ОДшБр* вошел, даже не вошёл, а влетел в Германию, там тогда располагалась самая мощная группировка войск империи - Группа советских войск в Германии. Был молодой, веселый, холостой, денег куча. Начал творить с друзьями всякие дела присущие русским гусарам. И тогда, даже «безбашенное» ВДВ, отторгло его, и он оказался в войсках связи. О их художествах потом долго ходили легенды.

Сокращения:

Гв. ОДшБр*- Гвардейская отдельная десантно - штурмовая бригада,
Гв. ВДД (П)*- гвардейская воздушно-десантная дивизия, полк
ЗКП* - Запасный командный пункт.




Пьяное озеро
Ванико

      В тот  год осень в Заполярье была необычно красива.  Покончив с делами  в Особом отделе  флота  я, вместе с приятелем, капитан-лейтенантом Толей  Ворониным,  на его «шестерке» возвращался из Североморска в свой  гарнизон. Ехать до него было не близко, но мы не спешили.
     Через сутки  предстоял длительный выход в Атлантику и  хотелось  немного побыть на природе.  Миновав  КПП с полосатым шлагбаумом,  мы выехали  на извилистый, тянущийся  вдоль залива  серпантин,  и  направились по нему  на север.  С каждым километром ландшафт менялся  и становился все более диким.   Слева,  вплотную к дороге, подступали   темные  гряды сопок,  за которыми  в тундре  холодно  синели   озера, высоко в обесцвеченном небе,  к югу, неспешно тянули  разноголосые птичьи стаи.
      - Десять лет на Севере, -  а к осени все не привыкну, - сказал Воронин.   -Особенная она тут.
      - Да, - согласился я  с приятелем,  после чего мы закурили и надолго замолчали, каждый думая о своем. 
      Километров через сорок, углубившись в пустынное море тундр, решили остановиться и перекусить на берегу   открывшегося за очередным  поворотом  озера.  Оно   блестело внизу под обрывом  и выглядело  весьма живописно. Остановив машину на небольшой  площадке  у  скалы, мы вышли из нее  и, прихватив из багажника морскую  плащ-палатку  и    пакет с   продуктами, купленными в военторге,  стали  осторожно спускаться вниз.
      Вблизи, окаймленное  негустой  порослью  из  золотящихся на солнце карликовых березок,  озеро оказалось еще красивее.  Расстелив плащ-палатку  у большого  замшелого валуна, неподалеку от которого виднелись следы старого костра,  мы  быстро организовали импровизированный стол  и,  выпив  коньяка,  принялись с аппетитом закусывать.
      - А ты знаешь, как называется это озеро?, -  спросил у меня приятель.
      - Да вроде Пьяное,  - неуверенно ответил я.
      - Точно, -  кивнул он головой. -А почему?
      -  Не знаю, - пожал я плечами. -Может быть из-за воздуха.
      -  И не только, - рассмеялся Анатолий. -Вот послушай.
      Лет пять назад,  перед самым Новым годом,  из Североморска в Полярный  решили завезти  машину водки. Где-то под сотню ящиков. А накануне ударила оттепель и дорога стала что каток.  На том самом месте, где мы встали, грузовик занесло, он  не вписался в поворот  и с  обрыва сорвался  прямо  в озеро.
      Водитель каким-то макаром успел выпрыгнуть. А весь груз тю-тю: ушел вместе с машиной под лед.  Потом, как водится,  составили акт -  на севере таких случаев полно. Водку и грузовик списали,  и начальство про все забыло. Но слух об утонувшей  водке  с быстротою молнии разнесся по трассе,  и по весне сюда потянулись  желающие ее достать. Приезжали в основном  моряки из близлежащих гарнизонов. Пытались вытралить груз самодельными «кошками»,  а самые шустрые даже спускались под-воду в «идашках».  Но глубина оказалась приличной, а дно  илистым. Одним словом, утерлись.
      - Так она что, так здесь и лежит?,  -  кивнул я на  прозрачную гладь озера.
      -  Ну да, -  кивнул головой  Анатолий, - Тут нередко останавливаются машины. Водители спускаются вниз и пробуют воду. Авось пробки растворились.
      Через полчаса, собравшись в путь, мы подошли к кромке берега и, присев на корточки, зачерпнули ладонями из озера.
      - Ну, как?, - вопросительно взглянул на меня  приятель, утирая губы.
      - Да пока пресная, -  сказал я, и мы рассмеялись…
   

© Copyright: Ванико, 2009
Свидетельство о публикации №2911081114



Отдание чести в движении
Анатолий Шинкин               

          Бойко любил армию и себя в ней. Окончив военное музыкальное училище по классу духовых инструментов, он получил широкую "развернутую" грудь, образцовую военную выправку, звание прапорщика и замечательный рокочущий баритон, которым «выпевал» команды и разъяснения уставов рядовым салагам:

-- Р-рота! Стой! Р-равняйсь! Смир-рно!  По команде «смирно!» рядовой должен замереть, развернув плечи, и глядя прямо перед собой! Курсант Петров!
 -- Я!
-- Подбери грудь! Слишком выпирает.
Рота взрывалась смехом. Переждав, командовал снова:
-- Р-равняйсь! Смир-рно! Вольно! Р-разойдись!

       Умел красиво работать с личным составом.
Утром:
-- Р-рота! Подъем! Оправиться, кто-где успеет. Через пять минут строиться на зарядку.
На самоподготовке доставал из кобуры  ПМ:
-- Считаю: раз, два, три,… семь! Столько раз могу выстрелить по врагу. Восьмой патрон мне,(сглатывал комок в горле) чтоб не попасть в плен.

           На строевых занятиях:
-- Приветствуя командира, за пять шагов переходите на строевой, за три – вскидываете руку к виску и поворачиваете подбородок в сторону командира. Курсант Солдаткин!
-- Я!
-- Понятно объясняю?
-- Так точно!

             Солдаткин -  самый приметный курсант в роте благодаря росту, вернее, его отсутствию.  Чуть меньше метра пятидесяти, всегда замыкал строй, путаясь в сапогах выше колен и на два размера больше необходимого. Солдаткина вытащили на службу из глухой Рязанской деревушки. Лицо у бойца чисто оттуда же, постоянно смущенно-краснеющее при общении с «начальством», так как последнее в родной деревушке было представлено бригадиром, изредка ветеринаром, и, случалось видеть через дырку в плетне, проезжающего в голубой «Волге» председателя.

            В учебке сплошное начальство. Солдаткин так и норовил, снявши пилотку, поклониться по привычной деревенской вежливости. А тут угораздило его во время общего перекура сбегать в казарму, водички попить. Топает он своими сапожищами по плацу, а навстречу, откуда ни возьмись, прапорщик Бойко.

            Остановился, потупился курсант Солдаткин, но не прошли даром три недели службы: смирил волнение, сглотнул слюну и направился навстречу прапорщику походкой, напоминающей строевой шаг. Прапорщик Бойко оценил служебное рвение курсанта и, с целью приободрить, сам перешел на «строевой».

          Дал же бог выправку! Как он шел! Носок оттянут, правая рука назад до отказа, левая согнута до бляхи. Грудь вперед, плечи развернуты, взгляд лучистый. Картина… от которой Солдаткин пришел в совершенное смущение, но на третьем шаге нашел в себе силы и медленно потянул руку к виску.

          Гвардейского роста красавец-прапорщик пружинно в ответ  вскинул  локоть на уровень плеча,- и резко вздернул подбородок в сторону Солдаткина.  Это было красивее картинки в учебнике по строевой подготовке. Это  было  великолепное олицетворение воина-красавца, воина-орла, воина-гусара.

          Великолепие убило Солдаткина. Полутораметровый боец совсем растерялся:  двумя пальцами приподнял и опустил пилотку, поклонился прапорщику, застенчиво просеменил мимо  и, пару раз зацепив носками сапог ступеньки,  скрылся в дверях казармы.

          Прапорщик Бойко, забыв опустить ногу, продолжал плакатно украшать плац. В курилке курсанты кусали себе кулаки, чтобы не заржать во весь голос.


© Copyright: Анатолий Шинкин, 2009
Свидетельство о публикации №2912181121




Байконур.
(Начало см. в Альманахе «Моя Армия», 1-й выпуск)
 

Глава 7
Леонид Маслов
    
      В эти дни я поближе познакомился с Жорой. Он оказался довольно интересным собеседником и думающей личностью. В том, что я заинтересовался афоризмами, была и его заслуга. Как-то он у меня спросил:
     — Вот скажи, Лёнь, в чём смысл жизни?
     Я понимал, что вот так сразу на такой глобальный вопрос ответить сложно и начинал рассуждать о высоких материях. Жора меня остановил и ответил:
     — Смысл жизни в том, что остаётся после нас!
     И выразительно посмотрел на меня, мол, ну как тебе эта мыслишка?
     — А кто автор высказывания? — поинтересовался я.
     — Не помню. Считай, что я.

     Жора любил блеснуть своей эрудицией, а я это всячески поддерживал. Чтобы не забывать изречения, я каждое из них записывал на отдельные листки, но потом понял, что листки могут потеряться, и стал записывать изречения в альбом.
     Однажды заговорили с Жорой о том, что в армии сильно долго тянется время — вот написал письмо домой и невозможно дождаться ответа. На что он ответил:
     — Дни ожидания — это не сотни часов, это тысячи минут!
     И я наслаждался глубиной смысла короткой фразы.

     Помню, повели нашу роту на кросс, а у Зыкова заболела нога, и он не мог бежать. Перед стартом Жора сказал об этом сержанту Сысоеву. Сержант вспылил:
      — Приказы исполняются, а не обсуждаются, рядовой Зыков!
      — Не могу я бежать, товарищ сержант!
      — Рядовой Зыков, выйти из строя! — и когда Жора вышел, сержант сказал: — Объявляю вам наряд вне очереди за уклонение от физподготовки!

     Кто служил в армии, тот знает, что наряд вне очереди — это наказание, при котором солдат будет выполнять какую-нибудь грязную работу, к примеру,  драить туалет в то время, когда все остальные будут отдыхать. Унизительное наказание.
     — Есть наряд вне очереди! — по уставу чётко ответил Жора, а когда сержант отошёл в сторону, добавил по латыни: — Фортуна нон пенис — эт манус нон рессипе.
     Жора кросс не бегал, ждал нас на старте. Когда мы вернулись в казарму, я спросил:
     — Что за изречение ты там произнёс?
     — Если говорить образно: судьба не палка — в руках не удержишь. Остальное домысливай сам. Фортуна от меня сегодня отвернулась — придётся ночью уличный  клозет скоблить.
     Суть изречения я, конечно, домыслил без труда, поскольку пенис, - он и в Африке пенис.

     Жора слыл парнем с гонором. Несколько раз его наказывали за пререкания с командирами. Я ему как-то сказал:
     — Ты мог бы как-нибудь помягче или промолчать?
     На что он ответил:
     — Как сказал грек Феогнид, то, что случилось, нельзя не случившимся сделать.
    Постепенно, читая книги, я стал больше внимания уделять оригинальным высказываниям и делился своими находками с  Жорой. Ему эта игра тоже нравилась.

     Кроме изречений Жора любил психологические тесты. К примеру, брал листок, записывал на нём три слова, которые я не видел, потом у меня спрашивал:
     — Быстро назови русского поэта.
     — Пушкин, — отвечал я.
     — Домашнюю птицу?
     — Курица.
     — Часть лица?
     — Нос.
      После этого Жора показывал мне листок с заранее написанными словами. Там было написано: Пушкин, курица, нос. Ну и психолог!

     Любил Жора стихи, особенно Блока и Маяковского. Навсегда мне запали в душу  стихи, которые он проникновенно декламировал:

Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.

Четыре — серых. И вопросы
Нас волновали битый час,
И загорелые матросы
Ходили важно мимо нас.

И вновь обычным стало море,
Маяк уныло замигал,
Когда на низком семафоре
Последний отдали сигнал...

Как мало в этой жизни надо
Нам, детям, — и тебе и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.

Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран —
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман!

     Это был Блок. От такого прекрасного стихотворения меня мороз по коже пробирал. Потом Жора принимался за Маяковского:

Молнию метнула глазами:
«Я видела — с тобой другая.
Ты самый низкий, ты подлый самый...»
И пошла, и пошла, и пошла, ругая.
Я учёный малый, милая,
громыханья оставьте ваши.
Если молния меня не убила,
то гром мне, ей-богу, не страшен.

     — Или вот, послушай чудесное стихотворение, которое называется: «А вы могли бы?», — говорил мне друг и начинал:

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочёл я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
               
     Разинув рот, слушал я приятеля, проникаясь любовью к поэзии, которую в школе не очень-то любил, а сейчас воспринимал совершенно по-новому. Как здорово: ноктюрн, флейта водосточных труб... Что-то в этом есть.

     *****

     Глава 8

     Когда мы ещё только ехали на поезде в часть, среди ребят ходил разговор о том, что в армии существует такое явление, как дедовщина. Это когда старослужащие солдаты, образно говоря, измываются над вновь прибывшими: заставляют их стирать свои портянки, отбирают хорошие личные вещи, снимают у молодых новое обмундирование (ремни, сапоги, панамы), а взамен отдают своё старое. По правде сказать, я с некоторой тревогой ожидал, когда же начнутся эти притеснения и поборы у нас. Мы нередко в личное время прогуливались по городку, заходили в кафе выпить по стакану сока, но никогда даже намёка не было на какую-либо дискриминацию молодого пополнения.

     Вскоре я узнал причину нашего спокойного существования. Оказывается, накануне нашего прибытия в часть, здесь вышел жёсткий приказ, подписанный командиром части Львовым, суть которого сводилась к тому, что если командованию станет известен хоть малейший факт жалобы  прибывших солдат на старослужащих  — обидчика будет ждать суровое наказание, вплоть до трибунала (военного суда). И хочу сказать, что на протяжении всей службы я даже слова такого, как «дедовщина» не слышал. Возможно, повезло, но, скорее всего, это во многом зависело от позиции командира части в таком щепетильном вопросе.

     *****

     По вечерам мы собирались в курилке и начинали петь. Звучали песни не так бодро, как когда-то в поезде, и навевали грустные воспоминания о прошлой, гражданской жизни.
     Песен пелось много, и были они самой разной тематики. Некоторые — грустные, о любви, некоторые — с задоринкой, были и блатные с налётом романтики. (До сих пор у меня хранится армейская тетрадка с текстами таких песен, среди которых: «Караван Шумир-Али», «Дочь рыбака», «Колыма», «16 тонн», «В парижских балаганах» и многие другие).  К нам подходили сержанты и внимательно слушали наши напевы. Я видел, что они им очень нравились.
     А в песню «Пёс» просто влюбились и просили меня исполнить её несколько раз, она, кстати, и мне самому очень нравилась.  Текст песни можно читать, как интересное стихотворение (автора я не знаю, но некоторые приписывают его С. Есенину)*.

Уткнув в стекло свой мокрый нос,
Всё ждёт и ждёт кого-то пёс.
Я руку в шерсть ему кладу
И вместе с ним кого-то жду.

Ты помнишь, пёс, пора была,
Когда здесь женщина жила?
Но кто же мне была она?
Не то сестра, не то жена.

Порой казалось мне, что дочь,
Которой должен  я помочь...
Она ушла, и ты утих —
Не будет женщин здесь других.

Мой славный пёс, ты всем хорош,
Но только жаль, что ты не пьёшь.
Уткнув в стекло свой мокрый нос,
Всё ждёт и ждёт кого-то пёс...

     *****

     Вторая песня, которую могли слушать ежедневно хоть по сто раз, называлась «Шаги», стихи которой написал Анатолий Поперечный а музыку Ян Френкель. Её в своё время исполнял Владимир Трошин. Песня, как говорится, брала за душу... В прекрасных поэтических строчках чувствовался и дух родного дома, и гул космодрома...   

По тишине как на воде круги,
Я слушаю бессонницы шаги.
Бессонница шагает по Земле,
По синим космодромам на заре.

Припев:

Шаги! Шаги!
По трапу, по траве!
По белым облакам,
по синеве!
Шаги! Шаги!
По небу пять шагов!
За каждым шагом —
отзвуки миров!

И я не сплю, я слушаю шаги,
В домах уже погасли огоньки...
Мужчины отдыхают чтоб опять
На зорях по Земле большой шагать. 
 
(Припев)

А под Калугой в маленьком селе
Сегодня утром радостно в семье:
Шагнул мальчишка! Первый раз шагнул!
И вновь на космодромах слышен гул!

(Припев)

     *****

     Как-то ко мне подошёл дневальный и сказал, что меня вызывает в каптёрку сержант Сысоев. Каптёркой называлось помещение в казарме, где хранилось различное имущество роты, и там, обычно, отдыхали наши сержанты. Я зашёл и доложил о своём прибытии.
     — Вольно! Проходи ближе, садись.
     В каптёрке кроме сержанта находился ещё каптёрщик в звании рядового из числа старослужащих. Я прошёл к столу, сел на стул и взглянул на сержанта, теряясь в догадках, зачем я мог понадобиться ему. Я знал, что солдаты, сержанты и офицеры обязаны обращаться друг к другу на «вы», а тут Сысоев обратился ко мне на «ты».
     — Я хочу попросить тебя, чтобы ты показал мне несколько аккордов и научил играть на гитаре. Поможешь?
     — Помогу, — согласился я, понимая, что другого ответа сержант не ждал. Должен заметить, что на сержанта за его муштру зла уже никто не держал, за эти дни к нему уже все успели немного привыкнуть. Тем взводом, в котором находился я, командовал по-прежнему младший сержант Степаненко. Так что моим прямым командиром Сысоев не был.
     На следующий день после ужина я пришёл со своей гитарой в каптёрку и начал показывать сержанту, как и договорились, гитарные аккорды. И тут обнаружилось, что аккорды он знал не хуже меня, да и бренчать немного умел. Я поначалу подумал, что, может быть, он меня просто испытывал: соглашусь — не соглашусь, но оказалось, что его заинтересовали только песни, которые знал я. Всё обучение свелось к показу нескольких аккордов этих песен и переписыванию их текстов.
     ______________
     * Много позже я узнал, что стихотворение «Мой пёс» написал Евгений Евтушенко:

    МОЙ ПЕС
    В стекло уткнув свой черный нос,
    все ждет и ждет кого-то пес.
    Я руку в шерсть его кладу,
    и тоже я кого-то жду.
    Ты помнишь, пес, пора была,
    когда здесь женщина жила.
    Но кто же мне была она?
    Не то сестра, не то жена.
    А иногда, казалось, дочь,
    которой должен я помочь.
    Она далеко... Ты притих.
    Не будет женщин здесь других.
    Мой славный пес, ты всем хорош,
    и только жаль, что ты не пьешь!
    1958

     *****
Глава 9

     В середине июля меня снова неожиданно вызвали в каптёрку. Здесь кроме сержанта Сысоева  я увидел высокого белокурого младшего сержанта по фамилии Мартьянов. Он руководил художественной самодеятельностью в клубе.
     — Я слышал, вы неплохо играете на гитаре, а в ансамбле не приходилось играть? — спросил он у меня.
     — Немного играл... В школе.
     — Очень хорошо. Хочу пригласить вас на прослушивание, мы думаем возобновить работу эстрадного оркестра, и нам нужен гитарист. Приходите после ужина.
   
     Я еле дождался вечера и как только выдалось свободное время, отправился в клуб.  Здание было типовым, современным, из стекла и бетона и походило на стандартный городской дом культуры. Такие же и фойе, и зрительный зал, и комнаты для репетиций. На втором этаже располагались кабинеты директора клуба, руководителя художественной самодеятельности и руководителя духового оркестра. Здесь же находилась бильярдная комната.

     Мартьянов находился в своём кабинете и на баяне подбирал какую-то мелодию с нот, лежащих на пюпитре. Когда я вошёл, он отложил баян и предложил:
     — Давайте познакомимся. Как вас зовут?
     Я назвал своё имя.
     — А меня — Валерий. Как у вас с нотной грамотой?
     — В пределах школьной программы, — честно ответил я.
     — На гитаре по цифровке играли или на слух?
     — На слух.
     — Ну, хорошо, сейчас мы пройдём в репетиционный зал, там есть гитара, и попробуем что-нибудь сыграть. Не возражаете, если будем на «ты»?
     Естественно, я не возражал.

     Недостатка в инструментах, как я заметил, в комнате для репетиций не было — здесь находился его полный комплект.
     Мартьянов взял баян, а мне дал гитару и мы, выбрав для пробной игры народную мелодию «Ой, цветёт калина»,  начали играть. Получилось несогласованно.
     — Леонид, держи аккомпанемент в ля-миноре. И от него пляшем.

     Не сразу, но мелодию мы сыграли. Здесь впервые я услышал от Валерия характерные музыкальные термины и выражения, бытующие, обычно, в среде опытных музыкантов (темп, синкопа, доминанта, субдоминанта и другие). Игра моя ему, похоже, не совсем понравилась. Виртуозом я не был, это понятно. Когда мы вернулись к нему в кабинет, он сказал:
     — Музыкальный слух у тебя есть —  чувствуешь ритм. Я тебе напишу цифровку, постарайся выучить. Постепенно нужно будет перейти на шестиструнку, как бы трудно это не было. В общем, в ансамбль я тебя беру.
     В казарму я возвращался окрылённый первым успехом: я буду играть в армейском ансамбле!

     *****

     Почти все вечера пропадал я в клубе. На одних песнях сделать хороший концерт трудно, поэтому Мартьянов прилично обрадовался, когда я сказал ему, что в нашем призыве есть парень — Валентин Филатов — умеющий неплохо танцевать. Филатов призвался из Экибастуза, до армии участвовал в художественной самодеятельности, был очень подвижным парнем. Кстати, Валентин тоже относился к связистам, только изучал телефонный коммутатор — стал потом телефонистом. Валёк, как мы его называли, упрашивать себя долго не заставил и когда появился в клубе, мы поняли: концерт получится интересным!

     Забегая немного вперёд, скажу, что небольшой концерт мы дали в день принятия присяги. Получилось, как и думали — под бурные аплодисменты зала. За концерт всем участникам самодеятельности командование части объявило благодарности. Это было моё первое поощрение в армии.

     *****

     Многие ребята в свободное время читали книги. Мне первое время чтение в голову особо не шло, отвлекался какими-то другими делами. Но однажды увидел у Жоры толстую потёртую книгу, которую он читал при любой свободной минуте. Я заинтересовался и когда он дал мне её почитать, то я не мог потом оторваться, пока полностью не прочёл. Написал книгу американский писатель Ирвин Шоу о молодых солдатах-соотечественниках,  принимавших участие во второй мировой войне 1939-1945 годов и называлась она «Молодые львы». Следующей книгой, которую я безотрывно читал, был новый роман Вадима Кожевникова «Щит и меч».

     В казарме, в том углу, где стоял телевизор (это место называлось «красным уголком»), на длинном столе всегда лежали подшивки газет и журналов. Среди них — «Известия», «Комсомольская правда», «Красная Звезда» и журналы «Молодая гвардия», «Новый мир», «Современник». Периодику читали немногие, я же так пристрастился, что с нетерпением ожидал, когда дневальный принесёт свежие номера. Эта добрая привычка потом сохранилась на долгое время.

     *****

     Продолжение в главе 10: http://www.proza.ru/2010/01/16/158

© Copyright: Леонид Маслов, 2010
Свидетельство о публикации №21001160140




Порубать метеорологов! Медведь и караул
Игорь Агафонов

Новогодняя.

…………………………….. Спэшл сэнкс – Алексу Сидорову и его «Морозу»,
………………………………спровоцировавшим экспромт сей вспоминательный


Не, это точно – метеорологов порубать, нахрен! Тесаками южными и кинчжалами горскими порубать! Однозначненько! Ну, не до крови, конечно, а так – в назидание!

А то, сидят, понимаешь, укутанные в шарфики, прогнозируют, колдуны магические!!! В эфиры после новостей пускают мули свои предсказательные! Рекорды их, гадюкиных, радуют! Минус сорок два! Минус пятьдесят!? Тайфун, видите ли, «Ника», «Пука», «Дука»!!! Волна феерически цунамистая! – статистики, едрить их, нашлись фонтанирующие. Ишшшь, фантазёры выискались!

А, ведь доказано Высями - что напрогнозируешь в мыслях, то и воплотиться в физическую реальность!!!

Самих бы вот выпустить в февралье иль январье уральское, иль на острова океанистые, иль в джунгли гадючные! Нафантизировались бы на всю свою дальнейшую прогнозо-метеорологическую будущность!!!

О пацанах надо думать, товарищи метеорологи! О пацанах! Они-то не у телевизоров тёпленьких и домашненьких попки просиживают! Они-то енти природные катаклизматические рекорды жопками своими, жопками рекордируют!

А наши армейские морозяки – это действительно – дааааа! А, если еще и в карауле!!! То это и вправду – поооолная такая пооопа… радости и восторга..!

Я как-то на островах в Тихом Окияне во время зимнего тайфуна братву шинельно-автоматную разводил в качестве, соотвественно, разводящего.

Вообще-то должен был я идти помначкара – помощником начальника караула, т.к. должность позволяла статусность определенную иметь при выборе нарядов и служебных позиций при их исполнении.

Но, в тот раз один из разводящих, сцуко, испугался тайфуна, прослышав о нем по телевиденью, и, типа, заболел срочно животом; понос там иль чего еще с ним приключилось, резко так, лишь небо тучками пошло предвещающими.

Пришлось мне начкара – начальника караула, выручать: кандидатов на замену больше не было; а парень был наш - старлей Поддубный Иван, с которым мы вместе, с Югов, под начало вывода контингента, были переброшены в Островные наши части…

Выручил. Пошёл в статусное понижение. Ради своих чего не сделаешь!

***
Пипец! И не видно же нифига в климатической природе Острова!

А, ведь, разводящий – это ж вам не помощник начальник, который лишь вывод смен провожает и на подключение снабжающих патронных резервуаров к автоматам наблюдает неподалеку от теплого караульного помещения, а потом - только чай чаёвничает да проводит дисциплинарные и морально-психологические беседы с составом караула.

Разводящий, бы-ль-лин – это ого-го-го! Как суслик! Туда-сюда! Каждые два часа выводить на посты пацанов. И с них же постов, иногда – ох, каких далеких, других пацанов же и забирать. И на отогрев вести. Спать некогда. Согреться – тоже. Шплинтовать-то ножками, да до самого до дальнего поста – километра полтора от караулки. По сути, каждый час – в очередной поход…

Ну, так вот.
Пипец, короче! И не видно же нифига в климатической природе Острова! Из-за метеорологов, тайфун наколдовавших! И зима, как назло, зимняя.

А кроме холода ещё влажность. Это ж – Океан! Воздух мокрый постоянно.
Всё тело льдом сковывается. Ноги не сгибаются. Снега кругом - по пояс…

Пока шесть постов разведёшь … Пока назад… Ноги не двигаются уже, заледеневают…
В караулке – жара плюс 4… Только начинаешь оттаивать – опять разводить… А АКС автоматный – тот вообще даже и снимать не приходится, к шинели намертво примерзает.

Только начинаешь оттаивать – опять разводить!

А там, во внешней природе – буйство и засранство какое-то пакостное и вакханальное!

Руку вытягиваешь – кисти не видишь… Сплошной стеною тайфун бьёт в морду! Фонари ни днём, ни ночью эту бело-серую стену мокрого снега и ветра не пробивают нифига!!!
Дороги, естественно, не видно. Всё – на инстинктах и географически-ароматной памяти исключительно держится.
 
Несколько раз в бамбуки заплутывал… Пару раз на медведей шатунистых нарывался. А ведь еще ответственность! Сзади-то шесть голов полусонных плетутся по пояс, а то и по грудь в снегу водянистом.

***
И ветер – аж сдувает! Сделать ледяной шаг – как во сне, когда хочешь убежать, а ноги будто бы в болотине застряли…
«Хорошо даже, - думаю, - что в бамбуки с пути сбились. Здесь хоть немного тише. Сейчас только правее заверну. Кто вот только расперделся тут запахом таким концентрированным? Обожрались, бы-ль-ля, пустынистые мои и горные часовые в караулке!».

И вяло так – шварк! шварк! – фонариком по бамбукам.

«Ту Люсю! Кто это!? – и предохранителем – щёлк – из под плеча, - Чё за мохнатище ещё шибается тут? В ночи тайфунистой!?»

***
«Едрить вашу Петю с Филиппинами вашими! Кто здесь!?» - стрельнул медведь шалой, воспаленной ветром и атмосферной льдистостью мыслью, пукнул ещё разок и свеженько какнУл во снежок.

***
«Убёг!» - подумалось без испуга. На испуг нервов уже не осталось. Но, предохранитель на место ставить уже не стал.

Шкандыбаем сквозь шквал и жижу снежную дальше.

***
А на самом дальнем посту один из пацанов караульных, Лёха-хирург из Коми, медведю тому той же ночью чуть пост не сдал.

Замёрз Лёха. А смена вот-вот должна быть – я, то есть, с пацанами. А тут из бамбуков, как раз, сквозь пелену – движенье! Тулупчик скинул. Готов сдаваться - пост, в смысле, сдавать под смену.

Но, для плезиру, для порядку всё ж заорал, чрез шум тайфуна – мол, стой, кто шарится!? Не то стрелять в тебя, мол, буду, кто идёт!?

Не услышав ответа, решил Лёха не спешить сдавать пост-то, хотя и замёрз целиком.
Передернул. Предупредил словесно, по уставу. В воздух зафигачил очередь.

***
«Офигели совсем! – подумал освобождённым животом шатунистый лохматун и шарахнулся назад в заросли, - Чего, спрашивается, лазают по бамбукам!?»

***
Медведь сбежал…

А тут и я нарисовался на Лёхином посту со своими сонными туркменами и азербайджанами, цепочкой сзади шкандыбающими в снежной жиже выше ремня! Им-то хорошо, часовым моим сонно-плетущимся. Фигли - их же ведут, им же не надо по чутью ориентироваться, куда стопы-то направлять! А мне вот фиговенько – навигационного-то оборудования никакого не предусмотрено; так – по наитию…

***
А тут и я со своими сонными туркменами и азербайджанами из бамбуков! На Лёхин пост.
И не слышу же абсолютно, что часовой орёт.
Просёк лишь, когда Лёха очередь запулячил очередную в атмосферу ночи порывистой и хлопьями напичканной. Подумал брАтка, что тот шатун, предыдущий, вернулся…

***
Так что, точно глаголют – жоп-па это, зимний караул; особенно, если на островах, и если метеорологи поколдовали для рекордов и для статистики, да ещё и с телеэкранов это ословесили!!!

***
Как те сутки выдержали – чудо просто.

А тут ещё и наш сменный караул пришёл выкаблучистый. Пытались сдачу-приёмку помещения затянуть.

Но, мы, блин, с Лёхой противомедведным на них так дОбро и вкрадчиво-нежно смотрели – АКСы еще не отмёрзшими с плеч были, - что сменяющая нас сторона очень вежливо соизволила не злобствовать; и нас отпустили отдыхать, безо всяких там контрольных приборок и протирок пыли на пирамидах застеклённых…

Часа два мы с Лёхой тогда возле печек в кочегарке отогревались. Кочегар не успевал чаю подносить. И водки припасённой к Новогодью. Так что – ничего! Выжили, медведями не поедены остались, отогрелись…

А назавтра случился и сам.

Новый год!!!

И решили мы тогда простить – пока, временно – метеорологов наших синоптико-непродуманных!

Ладно, чего уж!
Новый год всё-таки!!!

Добрый такой год – с двумя восьмёрками был.
А две восьмёрки – это хорошо! По-восточному. Буддизм…

Вот только мишку жалко немножко было – как он там, бедолага, в бамбуках своих!?

Но, в новогодье я вместе с собранным заранее армейским рок-коллективом под летним названьем «Бриз» забабахал в клубе части концертную программку.

Думаю, медведь наш шатунец подтянулся к концертику тоже. И стоял, прижавшись ухом к тёплым дверям боковых выходов из зала - балдел от некоторого соучастия и мечтательного сна о солнце…

И, в нарушенье утвержденной замполитом программы и не взирая на завтрашнюю, уже постновогоднюю, угрозу быть засаженными на «кичу» (гауптвахту), неслись в эфиры несанкционированные идеологическим руководством гарнизона строчки:

«…Цветы в лугах открыто хохотали.
И перешёптывалась вежливо трава.
А мы с тобой на берегу стояли.
И от любви кружилась голова…»*.

И прапор Гордей на басухе выщёлкивал. И позабыл он в куражье о том, что, согласно главному комсомольцу части товарищу Орлову, выполняющему постановления 22 пленума ЦК ВЛКСМ, «…группа «Бриз» исполняет песни о Родине, Партии, армии…», а не о любовях-фасолях…

Вот такие вот Филиппины!

----------------
* (c) И.Агафонов, 1987 г.; вошла как "В лугах" в концерт "Вернулись живыми" (Игорь и гр. "Привет"), 1988 г., а также под названием "В лугах, в волнах и на ветру..." в книги автора "Туда. Сюда. Нельзя", 2001 г. (раздел "Бег. Армобилли")  и "Буча", 2002 г.   

© Copyright: Игорь Агафонов, 2007
Свидетельство о публикации №2712230148



Куку, Мария! К салу
Игорь Агафонов

Вспомнил случай итурупский давний.

Зима. Учения. Пацаны-бойцы-ПУЛАБовцы - по палаткам, врытым в черный песок по бережку, минометчики дальше от бережка, в распадке, зато в землянках, но там - болота и жижа, плюс к ним толпами подселили народ бойцовский из Горных ключей...

Мы с Магой-дагестанцем - в горах, там где комфортно, где разведка, где управленцы, где ПХД запасы; землянки хорошие, теплые, сухие; в броне МТЛБ - банька периодически устраивается (когда минутки затишья случаются).

Надыбали спирта у вертолетчиков.

- Чего, - спрашиваю Магу, - из закуси имеется, чтоб эдак по-оперативненькому получилось душу согреть.

- Да, - отвечает, - нету нифига съедобного. Только тушенка свиная, да шматок сала от Петренко. А это есть, как ты понимаешь - не могу.

Мага-то мусульманин, блин.

- Давай, - не верю, - пороемся у тебя в запасах.

Рылся Мага, рылся. Достал какую-то баночку.

- Вот! - говорит, - не знаю, что такое, но похоже, что не сало. Написано "Куку, Мария!"

Это он так нашу кукумАрию, моллюск то бишь, озвучил.

- Нормальненко, - глаголю, - пойдёт!

Выпили, закусили морепродуктом. Еще выпили, еще моллюска заглотили.

Мага захмелел.

- Ты вот, - говорит, - образованный, языки знаешь, так вот, объясни мне, спустившемуся с гор, почему такую вкуснятину обозвали так странно; почему Мария, и почему «куку»!?

Тут вмешался подошедший замполит.

- А это, - говорит, - с намеком так назвали. Знаешь, бывают такие кабаны, которые ну очень к хрюшкам тяготеют; и кроют их неимоверно и без остановок, - Мага между тем заглатывает очередную дозу спирта и смакует кукумарию ложечкой из баночки, - Ну, так вот, как его остановить? Только путем ампутации кроющего органа!

- Ну и чё - к чему? - расслабленно и алкогольно улыбается Мага.

- Да-к, чтобы отрезанные органы не пропадали зазря, их консервируют и солдатикам на кормежку, на сухпаи..., - констатирует с серьезностью на челе и честностью в бровях зампал и вливает в себя дозу, покрыв ее с удовольствием консервированным моллюском....

Бедного Магу потом час полоскало вовне.

Жалко было и спирт переведенный, и поеденную понапрасну кукумарию.

А мы все равно к салу перешли от Петренко.

А Магу спасали найденной кем-то из подключившихся к процессу товарищей полукопченой колбаской. Слюнки!

Мага-бедолага замучился из кусочков сальные по виду вкрапления выковыривать, хотя его и убеждали, что произведено сиё из конины-говядины-баранины и свинины в продукте – йок (иль йохтум, как кому удобно).


© Copyright: Игорь Агафонов, 2007
Свидетельство о публикации №2703120067



Строптивый сержант
Игорь Исетский

       В начале 1980 года я попал на службу в Афганистан в период ввода туда советских войск. Наш воинский эшелон прибыл в узбекский город Термез, приграничный с ДРА, где нам предстояло провести неделю в ожидании лётной погоды и далее по воздуху добираться до нового места службы.
      
       С первых же дней пребывания в Термезе мне запомнился один военнослужащий по фамилии Семёнов, постоянно вертевшийся среди начальства. Он по-свойски держался с офицерами, называл их по именам. Беззастенчиво при них матерился.
      
       Это был высокий парень с тёмными усиками. Носил он чёрную танковую куртку, на которой не имелось погон. Поэтому и невозможно было определить его звание. Не иначе как прапорщик, подумал я. Такого же мнения придерживались многие бойцы. Всё же для солдата тот парень был чересчур боек, а для офицера… уж слишком часто он использовал ненормативную лексику. Одно смущало: носил прапорщик солдатскую фуражку. Да мало ли почему, решили мы, такая неразбериха кругом. Не обратили мы тогда внимание и на отсутствие кантика на брюках п/ш у Семёнова, который обязательно имеется на форме у офицеров и сверхсрочников. И лишь перед отлётом в ДРА я узнал, что парень, которого многие считали прапорщиком, был сержантом (причём одного со мной призыва) и являлся старшиной 1-ой роты. Должность это «прапорская», и у Семёнова кроме автомата имелся на воооружении пистолет Макарова, что полагалось по старшинскому статусу.
      
       Когда небо над Термезом просветлело, нам дали команду готовиться к отлёту за границу. Часть батальона вылетела в Афганистан в один день, остальные (я в их числе) – на следующий.
      
       Наш «Антей» приземлился в Баграме. Далее нам предстояло добираться на автомобилях под Кабул, где дислоцировалась наша часть. А это около 80 километров пути.
      
       К месту дислокации прибыли благополучно уже затемно. С удивлением смотрели на небо, расчерчиваемое трассирующими пулями и сигнальными ракетами. Батальон выстроили полным составом и объявили шокирующую весть. Оказалось, наш комбат, узнав, что мы по какой-то причине сели в Баграмском аэропорту, а не в Кабуле, поехал встречать нас со своим водителем на «уазике». В дороге автомобиль обстреляли басмачи (именно так первоначально называли душманов) и комбат погиб, получив несколько пуль в голову. Его водитель, сам раненый, видя, что командиру ничем не помочь, схватил его и своё оружие и сумел укрыться недалеко от дороги. Оттуда наблюдал, как несколько бородачей подошли к машине, посмотрели на тело комбата и ушли.
      
       Батальону был представлен исполняющий обязанности командира батальона майор Полищук, после чего прозвучала команда «отбой».
      
       На ночлег разместились по палаткам, установленным нашими «первопроходцами». Внутри было сыро. Палатки-то ставились на мёрзлую землю, которая и начала оттаивать от огня печек-буржуек. Где-то поблизости периодически раздавались автоматные очереди. Казалось, враги лезут со всех сторон, а на самом деле стреляли часовые, отпугивая рыскающих поблизости шакалов. До того это противные зверьки. И днём, и ночью шастали они небольшими стаями вокруг воинских частей в поисках пищи. Сколько раз в дальнейшем солдаты палили по ним из автоматов, но не припомню случая, чтобы кому-нибудь удавалось завалить шакала. А среди нас встречались стрелки, которые с АКМ запросто попадали в высоко подброшенные предметы.
      
       Неоднократно после стрельбы по этим вёртким, как некоторые люди, животным на снегу оставалась кровь и клочки шерсти. Но не более...
      
       Позже один пост действительно обстреляли. В палатку влетел сержант Семёнов (к тому времени его иначе как Семёном не называли) и заорал, чтобы срочно поднялось пятеро добровольцев для усиления охраны. При этом он уточнил с гонором: «Молодым (то есть прибывшим днём позже его) продолжать отдых».
Все уже знали, что сержант не упускал случая выпендриться в любой ситуации, и всерьёз его не принимали. Вот и тогда кто-то лениво посоветовал Семёну «убавить громкость», на что младший командир отреагировал в свойственной ему манере: «Я сейчас, кажется, всажу кому-то очередь в бочину!»
      
       Всё же пятёрка добровольцев нашлась, и крикуна-сержанта до утра не было слышно. В дальнейшем оказалось, что он не только кричать мастер. Семёнова из-за постоянных стычек с начальством однажды перевели служить в мотострелковую часть. Штрафбатов в Афгане не было, и особо провинившихся в некоторых случаях отправляли для пополнения частей, несущих большие потери, практически «на пушечное мясо». В эти части брали хоть с «расстрельными» характеристиками. А Семёнов ведь своего поведения не изменял: постоянно ругался с начальством, да и речь свою никогда не «фильтровал». Но, надо сказать, что скандалил сержант всегда по делу. Вечно что-нибудь требовал для подчинённых. Однако в такой форме… Но, с другой стороны, служаку вроде Семёнова надо было ещё поискать. Даже не будучи в наряде, он часто по ночам проверял, как несут службу караульные его роты, а днём ходил с покрасневшими от хронического недосыпания глазами. Многие удивлялись: что ему – больше всех надо?
Офицеры нередко жаловались комбату на сержанта за его слишком вольное поведение, извечные пререкания со старшими по званию, и, в конце концов, Семёнов был переведён в другую часть, о чём я уже говорил.
      
       А через некоторое время после отправки строптивого сержанта в пехоту, я увидел его фотографию на доске почёта в штабе дивизии, где оказался по какой-то надобности. На груди Семёна красовалась медаль «За отвагу». Что и говорить: трусом он не был, совался и туда, куда не просили. Однако смотрелся Семёнов на фото неестественно для себя. Мы привыкли наблюдать его вечно скептически улыбающимся или не особо довольным. И вообще, Семён был весь такой приблатнённый… А тут сержант поджал губы и нахмурил брови. Наверное, фотограф заставил и, похоже, долго этого добивался. Так и слышится, как на просьбу фотографа сделать серьёзное выражение лица, Семён произносит сквозь зубы: «Я сейчас, кажется, кому-то сострою серьёзную физиономию».
Наступило лето. Помню, я нёс службу на посту рядом с батальонной кухней. Территория кухни была обнесена забором, и войти туда можно было лишь через двери, запираемые изнутри. Таким макаром ограничивали число желающих что-либо перехватить из продовольствия у наряда.
      
       Я заметил, как на дороге напротив части остановился БТР. Из него выскочило двое солдат в чёрных комбинезонах и направилось к кухне. Когда они подошли ближе, в одном из них я узнал Семёнова. Мы поздоровались. Семёнов вытащил из кармана гимнастёрки пачку американских сигарет. Предложил мне, но я отказался, так как не курил и вообще-то находился на посту.
       - Трофейные, - небрежно сказал сержант, а я беззлобно подумал: «Опять рисуется».
       - Это, как я понимаю, кухня, - указал Семён на забор, из-за которого виднелись трубы полевых кухонь. - Воды надо набрать, - бросил он взгляд на стоящего рядом солдатика, обвешанного армейскими двухлитровыми термосами из алюминия.
       - Постучи в кухонную дверь, она и откроется. Это заведение у нас теперь под замком, - подсказал я.
Семёнов сразу же забарабанил кулаком по двери.
       - Кто там? - послышался недовольный голос прапорщика, начальника кухни.
       - Ты там не спрашивай, а открывай в темпе.
       - Обойдёшься, - ответил прапор, сообразив, что в двери ломится какой-то приборзевший солдат.
       - Я сейчас, кажется, кому-то обойдусь! - знакомо прикрикнул Семён.
      
       Возмущённый начальник кухни отворил двери, чтобы разобраться. Семёнов прошёл на кухню, не обращая внимания на прапорщика. Вроде, он даже отодвинул его рукой. Прапорщик пытался возмутиться, но сержант осадил его:
       - Слушай, не видишь, мы с рейда едем. Дай-ка лучше воды в термоса набрать. Мы уже все запасы осушили. Посиди вон в БТРе несколько часиков по такой жаре. Эх ты, кухня полевая…
Бесцеремонность сержанта никого из знавших его ранее не поражала, а прапорщик, обиженно поджав губы, сказал:
       - Черпайте вон из бака, но орать необязательно. Подумаешь, какие фронтовики…
      
       Я стоял у распахнутых дверей кухни и наблюдал обычное семёновское «представление». Сержант повернулся ко мне и нарочито громко, чтобы слышал начальник кухни, спросил:
       - А это что за «кусок», новенький, что ли? При мне-то его не было.
       - Недавно из Союза приехал, - ответил я, а кухонный начальник сделал вид, что не расслышал обидного обозначения своего звания. Он пусть и нахохлился, а в душе-то уважал зашедших солдат. Они ехали из района боевых действий, а прапорщик пока пороха не нюхал...
      
       Ещё раз я встретил Семёнова на дивизионном кроссе, куда в воскресный день согнали солдат из разных частей. Бежали дистанцию в 3 километра. С Семёном я оказался в одном забеге. Было душно. К тому же в условиях высокогорья дышалось тяжело. Мы бежали по пояс голые, но всё же в сапогах…
      
       Семёнов, не спеша, перебирал ногами. Одновременно он умудрялся курить. Как всегда матерился по поводу и без. Потом он отстал, а наша группа бегунов упорно неслись вперёд. Требовалось осилить полтора километра в одну сторону и столько же обратно. Мы ещё не достигли знака, откуда следовало повернуть назад, как увидели, что с подножки обгоняющего нас грузовика нам приветливо машет рукой Семён. Потом он попался нам уже навстречу, бежал к финишу. Но сильно наглеть не стал. Дождался нас и финишировал вместе с основной группой.
      
       Закончилось лето, и до нас докатилась весть о гибели Семёнова в бою…
      
      В один из вечеров осени 1980 года мы с дружком Виталькой Монастырским не помню уже - откуда торопились к своей ротной палатке. Хлестал дождь, и сквозь его шум послышался чей-то знакомый голос из-за палаток:
       - Да где эта первая рота зашкерилась, мать её ити? Я к ним в гости на огонёк решил заглянуть… по такой погоде… А они, бляха-муха, дождичка испугались, все в палатки попрятались. И часовых хрен ночевал… греются у печки. Нет, при мне такого не было!
       - Виталька, - сказал я, ушам своим не веря. - Да ведь это Семён! Живой!
       - Точно. Кто у нас ещё так ругаться умел?
      
       Наконец мы увидели Семёна. Он стоял меж двух палаток в промокшей шинели, на голове солдатская панама, с загнутыми вверх, как у ковбоя, полями. В руке – автомат, в зубах – потухшая сигарета. Казалось, на ливень он не обращал ни малейшего внимания. От переполнивших чувств хотелось обнять этого разгильдяя, но, зная, что Семён слыл противником всяческих сантиментов, мы просто похлопали его по плечам и поздоровались.
       - Тебя же вроде как убили, - сказал я.
       - Или ты воскрес? - спросил Виталик.
       - Да, блин, обо мне уже легенды по дивизии ходят, - со знакомым гонором произнёс Семён, презрительно скривив губы. Но, как бы давая понять, что лично к нам его презрение не относится, Семён выплюнул чинарик изо рта и оголил зубы в улыбке. Втроём мы стояли под дождём и неизвестно почему громко ржали.
      
       Потом мы с Виталькой показали сержанту палатку, где располагалась его бывшая рота. Он крепко пожал нам руки и сразу же направился к друзьям. Мы же поспешили к себе.
      
       С тех пор наши пути с Семёновым не пересекались. И никому из моих сослуживцев, насколько я знаю, Семён больше не встречался на дорогах Афганистана. Правда, доходило до нас, что Семёнова наградили второй медалью или даже орденом…
      
       Вспоминая Семёна, я не мог понять: почему он не поступил в военное училище со срочной службы, что, в общем-то, разрешалось? Ведь этот человек на войне чувствовал себя как рыба в воде или, говоря по-другому, он там был в своей обойме. Семёнов любил командовать, преодолевать различные трудности, всегда быть впереди. Однако в училище не пошёл…
      
       Хорошо поразмыслив, я пришёл к выводу, что Семён, кажется, не обладающий чувством страха и добровольно окунающийся во всяческие опасности, просто не хотел покидать Афган. Где он ещё мог найти то, чем жил здесь?
      
       Сейчас модно говорить о подобных Семёну людях, что они, намеренно рискуя, пополняют таким образом запасы адреналина в крови. По-моему, слишком просто всё сводить к химическим реакциям. Это богатые бездельники несут от кого-то услышанную ими чушь про адреналин, совершая, скажем, парашютный прыжок со спортивного самолёта. А это вам не под пулями ходить.
      
       Конечно, Семёнов мог стать офицером и вернуться обратно уже в другом качестве, но где гарантия, что за период его обучения в училище из Афганистана не вывели бы наши войска? А если бы и не вывели, то ещё неизвестно, куда бы направили служить новоиспечённого лейтенанта. В Союзе-то тоже кому-то надо нести службу…
      
       Семёну вполне хватало его сержантских погон. Он являлся хоть и младшим, но командиром и в то же время постоянно был среди солдат. Вряд ли его интересовала другая компания.
      
       Да, он запросто общался со многими офицерами, кого-то называл на «ты», но ни с кем из начальства не дружил, что в условиях службы в ДРА не так уж редко случалось. Стихией Семёна была его служба и жизнь в своей роте. А когда по воле командования Семёнова просто выкинули из батальона, он довольно быстро прижился в другой части. Там, пожалуй, он смог реализовать себя в полной мере и добиться заслуженного уважения. Именно на месте младшего командира. А офицерские звёзды… Нет, это не для Семёна.
      
       Я бы не удивился, узнав, что через годы Семён воевал, например, в Сербии, пробравшись туда нелегально. Вот это на него похоже.
      
       Как сложилась дальнейшая судьба сержанта Семёнова, мне неизвестно. Помню, что родом он был из Новосибирска. Надеюсь, туда и возвратился в 1981-ом году, благополучно закончив службу. Очень хочется верить в это.


© Copyright: Игорь Исетский, 2004
Свидетельство о публикации №2401210027




Морская педагогика
Станислав Сахончик

           Над  Русским островом весело сияло полуденное солнце. Из-за сопок, окружающих бухту Новик в трех местах поднимались клубы густого черного дыма - три корабля из бригады консервации с экипажами из «переподготовщиков» готовились к выходу в море на учения. Танкер вспомогательного флота «Владимир Колечицкий» ожидал их на внешнем рейде  для отработки дозаправки на ходу и сопровождения на артиллерийский полигон - корабли должны были потом передаваться кому-то из наших многочисленных африканских и азиатских  друзей, в большом количестве отиравшихся в городе.
    В ходовой рубке танкера, стоящего на якорях, капитан Владимиров, сидя в кресле и рассеянно глядя в бинокль на сопки, проникновенным  ироническим басом изрек:  «Заклубился дым вонючий - вышел в море флот могучий!». Смешливый рулевой матрос Цема залился хохотом и в изнеможении повис на штурвале.
    Капитан втихомолку «пописывал» лирические стишки и стеснялся этого обстоятельства, как разрушающего устоявшийся имидж сурового морского волка. Это, впрочем, не мешало ему зычно разносить нерадивых подчиненных с грамотным применением  ненормативной лексики, как наиболее доходчивого вида устного народного творчества, широко используемого командным составом ВМФ.
     Однако прославился  как маститый поэт он совсем недавно, когда перед приходом из долгого рейса на кормовой надстройке танкера был вывешен кумачовый транспарант с вполне приличными на вид стихами, заканчивавшимися фразой: «…в родную базу прибыл  «Колечицкий»,  свой потный на волнах оставив след!». При швартовке кормой белые буквы на ярко-красном фоне произвели неизгладимое впечатление на встречающую публику. Острые на язык  бригадные штурманы долго еще при случае на это намекали, демонстративно брезгливо поглядывая  на  штиблеты членов экипажа танкера, якобы постоянно оставляющие мокрые следы. 
    Из  бухты медленно показался серый низкий корпус эсминца с архаичными очертаниями мачт и башен главного калибра, следом из-за мыса завиднелся  острый форштевень сторожевика.
- «Тридцатка-бис»! Похоже старина «Вразумительный» выполз. И пара «эскаэров -полсотых»! - сказал всезнающий начальник радиостанции Володя Онощенко. Он на пару с судовым доктором почти наизусть заучил справочник по боевым кораблям  и всегда выступал в качестве эксперта.
- Начальник, а вот слабо стишок какой-нибудь сочинить? Знаю ведь, что потихоньку балуешься - неожиданно сказал капитан, поигрывая ремешком бинокля.
- Эт-то мы мигом! – воодушевился начальник, и с псевдопоэтическим завыванием, экспромтом начал:
- -Над Улиссом  встало солнце - рыжая паскудина!
- Вышел в море «Колечицкий»- ржавая посудина…
- Ни хрена в тебе патриотизма нет, начальник! Дуй-ка к себе в рубку, скоро снимаемся, открывай вахту! И скажи Молодову, чтобы «Каштан» отрегулировал - хрипит.
- Доктор, а вы что скажете? Доктор, выглянув из штурманской рубки, где он от безделья помогал старпому подклеивать карты, слегка задумался, ибо виршами отродясь не баловался.
- -А на медицинские темы можно? Цитату!
- Валяйте!
- Э-э-э.. Блажен лишь тот, кто поутру имеет стул без понужденья!
- Да-а! Тут романтикой тоже не пахнет! Ну да ладно, шутки кончились, начинаем воевать!
Капитан  нажав красную кнопку (по помещениям понесся сигнал общесудовой тревоги), поднес к губам микрофон и четким командным голосом произнес: - По местам стоять, с якоря сниматься! Баковым на бак, ютовым на ют!
   Сразу все пришло в движение - по шкафутам, громыхая тяжелыми ботинками,  понеслись матросы боцманской команды в оранжевых спасательных жилетах и касках, по своим постам разбежались механики и мотористы. Захлопали задраиваемые люки и двери, из трубы пыхнуло колечко дыма. Пошел шпиль,  с грохотом выбирая якорь-цепи, с которых матросы из шлангов забортной водой  сбивали донную грязь. Судно задрожало и медленно тронулось, постепенно набирая скорость. За кормой вскипел  белый бурун, и сразу появились чайки, ловко выхватывающие из воды оглушенную винтом рыбу.
Эсминец со сторожевиками  нестройной кильватерной колонной, грозно вращая башнями и антеннами, словно разминаясь,  и густо дымя, уже прошли мимо, им предстояло еще «пробежать» по мерной миле  и полигону размагничивания. Некогда грозные и современные боевые корабли, хотя и подкрашенные, сейчас воспринимались  как стайка принаряженных военных пенсионеров на празднике 9 мая. Еще бравые, но уже не то…
         Танкер за это время должен был сходить в бухту Стрелок, чтобы дозаправить топливом и пресной водой авианосец «Минск», стоящий на рейде. Рутинная операция, которую танкер выполнял каждую неделю, ибо гигантский корабль был необычайно прожорлив.
       Судно шло заданным курсом, по совершенно спокойному днем морю и капитану можно было немного расслабиться и заняться воспитанием неразумных подчиненных. Надо сказать, что наш кэп был прирожденным педагогом, ну прямо Макаренко в военно-морском варианте. Любил он это дело!
- Старпом, героев на мостик! – потирая руки, приказал капитан. Народ на мостике нездорово оживился. В рубке появились две согбенные раскаянием и тяжелым похмельем фигуры четвертого и пятого помощников капитана, облаченных в  новенькую, но уже изрядно помятую и запачканную парадную форму. Юные орлы–штурманы, два дня  назад назначенные на «Колечицкий» после окончания Ломоносовской мореходки, получив аванс, при полном параде, направили свои стопы  в «Челюсти» (ресторан «Челюскин»), где набрели на группу таких же свежеиспеченных  лейтенантов-подводников. Изрядно набравшись и покуролесив, молодежь решила после кабака заполночь направиться догуливать в гости к подводникам в  бухту Малый Улисс.
- Не найдя подходящего транспорта, веселая компания обнаружила возле ресторана единственную на весь Владивосток  телегу на резиновом ходу и, за изрядную сумму уломав деда-возницу, военно-морской конный экипаж, блистая погонами и шевронами и оглашая нестройным пением полутемную в это время улицу Ленина, отправился в дальний поход (четыре мили по прямой).  Однако возле «Ваньки с дудкой» (памятник на центральной площади) они были перехвачены военным патрулем (сухопутным) и радостно препровождены в комендатуру. Там, разобравшись в погонах и нашивках, кто есть кто, подводников оставили в офицерских камерах, а «полувоенных» штурманов забрал дежурный по бригаде и сонных отвез на «Колечицкий», где вахтенные бережно разнесли их по каютам. Подъем и выход на рейд они, естественно, проспали. Однако основной флотский принцип был соблюден -  физические тела юных штурманов находились в замкнутом пространстве кают между  форштевнем и ахтерштевнем родного парохода, где им и надлежало находиться по судовой роли. Все остальное имело вспомогательное значение.
        Намечаемые воспитательные мероприятия  особым разнообразием не отличались. «Раздолбать салаг - и в строй! Лишних штурманов у меня нет! Месяц без берега и по выговору! С-салаги, мать их за ногу!- лаконично выразился по телефону комбриг.
- «Из пацанов толк выйдет - громко начали!- в свою очередь констатировали механики за завтраком в кают-компании.
Капитан произнес, демонстративно не глядя на них и не называя фамилий:
-« Четвертый, взять бинокль и вести визуальное наблюдение по курсу, докладывать через каждые пятнадцать минут! Пятый - следить за изменениями компасного курса и репитерами. Докладывать об изменении курса и оборотов! Вести записи в ЗКШ (записная книжка штурмана)».
Процесс пошел! Худощавый четвертый помощник Витя  осипшим, прерывающимся голосом докладывал о  проходивших судах, пролетающих чайках и проплывающих бревнах с указанием курсовых углов и расстояния в кабельтовых и записывал данные дрожащими руками в свою штурманскую книжку, ходуном ходившую в руках.
Коренастый Слава, согнувшись вопросительным знаком (приборы были почти у пола), заикаясь, потея и мужественно борясь с тошнотой, докладывал о курсе и изменениях оборотов. Капитан, искоса на него взглянув, безжалостно произнес: - «Вот так и стой! Ракообразно! Привыкай брат - в штабе это самая любимая поза!»
В рубке стояла мертвая тишина. Воспитательный процесс-дело святое! Все только молча переглядывались. Капитан, держа марку, с непроницаемым видом слушал доклады, кратко отвечая : - «Есть!», «Добро!». Время шло медленно. На горизонте уже замаячили сопки бухты Стрелок Неожиданно капитан, посмотрев на часы, рявкнул: - Четвертый! Почему не докладываете метеообстановку по правому борту?
Витя  дрожащим голоском проблеял - З-з-закат с-солнца, курсовой угол тридцать. Красного цвета, шаровидной формы и, э – э – э, и без лучей…
- Не препятствовать!- строго сказал капитан и неожиданно захохотал!
- И все в рубке облегченно засмеялись - затянувшийся педагогический процесс закончился.
- Так! Семнадцать часов. Старпом - команде ужинать! Алкоголикам-
тоже! Нашли, мля, с кем пить, с подводниками, они же «шило» десертными ложками хлебают! Вон доктор с водолазами разок попил – так они его на спине к трапу подносили. Смущенный доктор спрятался  за тумбу локатора. 
    Сбив фуражку на затылок, капитан лихо съехал по трапу  к своей каюте. Юным штурманам  «влепили» по выговору и месяц не давали увольнения на берег. Впоследствии за ними числилось еще немало славных подвигов.
Ребята много и подолгу плавали, быстро росли в должностях. Витя уже через полтора года стал старпомом на ледоколе «Вьюга» (хотя, собственно, это был лишь его обгорелый остов, до списания числящийся за бригадой). И, тем не менее, старпомовские шевроны красиво лежали на его погонах.
А Слава и доныне «капитанит» на одном из танкеров славной 31 – й  бригады морских судов обеспечения ТОФ.


© Copyright: Станислав Сахончик, 2010
Свидетельство о публикации №21004280865



Сергей Дроздов
Визит чеченской гвардии

Абхазская командировка ч. 6 Визит чеченской гвардии.

Дня через два к нам в часть пожаловали нежданные гости. Утром с КПП сообщили, что пришла группа вооруженных людей. Я, нацепив пилотку и взяв свой АКМ, отправился на переговоры.
Перед КПП стояло человек 15 бойцов. Все собранные, настороженные, оружие на изготовку. На головах – зелёные и черные повязки с арабскими письменами. Вооружены хорошо – у двоих были РПК, трое – с РПГ, две снайперские винтовки, у остальных – автоматы разных модификаций. Стояли россыпью, не толпой. Ни шуточек, ни сигарет в зубах, ни расслабленных поз… Чувствовалась железная дисциплина и опыт поведения обстрелянных бойцов.
Я представился и спросил, кто из них старший. Подошёл высокий стройный мужчина лет 45,  в импортном  камуфляже. Представился. (Его чеченскую фамилию моя память, к сожалению, не сохранила).
- Я начальник гвардии генерала Дудаева. Вы знаете, что чеченцы воюют на стороне Абхазии?
- Знаю, конечно. Цель Вашего визита? - спрашиваю у него в свою очередь.
- Я бы хотел переговорить с командиром части полковником Мысоевым. Это – моя охрана.
Переговорив по телефону с Василием, и получив его «добро» на допуск «гостей», сопровождаю отряд до штаба. На его крыльце уже стоит Мысоев. В честь такого случая он даже нацепил портупею с ПМ.
Два командира представились друг другу. После этого Василий пригласил начальника чеченской  гвардии в штаб. Однако потребовал, чтобы его охрана осталась на плацу. Чеченец что-то коротко бросил на своём языке своим бойцам и зашел в штаб. Я последовал за ним и Василием в кабинет командира части, где и состоялась беседа. Там уже сидел полковник Андруянов, старший нашей опергруппы.
Мы все расселись вокруг стола. Чеченец ещё раз представился, отрекомендовав себя «начальником гвардии Дудаева». Мы – тоже все ещё раз представились.
- Я бы хотел переговорить с командиром части с глазу на глаз! - довольно надменно сказал чеченец. (Надо отдать ему должное – на протяжении всей беседы внешне он  держался безукоризненно. Гордо поднятая голова, прямая спина, минимум эмоций и хладнокровный взгляд человека, привыкшего командовать, внушали невольное уважение к нему. Это был воин, знавший себе цену).
- У меня от моих товарищей – секретов нет! - жестко ответил ему Мысоев. «Говорите при всех, зачем пришли».
- Ты же осетин?! - неожиданно спросил чеченец у Васи.
- Да, осетин, и что?  - напрягся  Василий.
- Ты же знаешь, что все народы Кавказа сейчас поднялись на защиту своих абхазских братьев от грузинской агрессии?! С нами воюют отряды кабардинцев, чеченцев, ингушей, балкарцев, осетин! А ты здесь отсиживаешься! - очень резко выдал чеченец.
- Я, молодой человек, не отсиживаюсь, а выполняю поставленные мне боевые задачи, за которые отчитываться перед тобой не обязан!!! - горячая кровь Василия мгновенно вскипела от такого непочтительного обращения к нему.
Мы с Андруяновым вмешались в разговор, грозивший перейти в «горячую» фазу.
После того, как эмоции остыли, выяснилось, зачем приходил чеченец со своим отрядом.
- Нам оружие нужно. Сдай то, что есть в твоей части. Перейдешь на сторону абхазских вооружённых сил. Получишь дом, землю, деньги. Командир гудаутского полка ПВО так и сделал. Всё теперь имеет! Дом – отличный ему дали. А он – русский. А ты же – осетин!!!
(Тут я должен оговориться, что до сих пор не уверен в правдивости этой  информации о командире гудаутского полка ПВО.  Может и сочинил чеченский боевик про это).
В общем, чтобы не пересказывать всю беседу, скажу, что  Василий его деликатно, но твёрдо «послал», заявив, что присягой он не торгует и совестью – тоже.
Я невольно залюбовался в этот момент толстым, грузным полковником  Мысоевым.
После окончания беседы чеченский командир вышел на крыльцо. Его «войско» ждало  на плацу в полной боевой готовности. Пулемётчики и гранатомётчики  даже держали свои грозные «игрушки» на плече. Стволом вверх, но всё же… Наверное и патрон был у всех в патроннике.
Наши охламоны, пользуясь затишьем в стрельбе, расслабленно грелись на солнышке с самым беззаботным видом. Почему-то подумалось, что дай чеченец команду - и покрошили бы его бойцы наше воинство в «мелкую крошку» за минуту.
Но ничего этого, на счастье, не произошло. Я проводил небольшой чеченский отряд до КПП, и они ушли в сторону гор.


© Copyright: Сергей Дроздов, 2010
Свидетельство о публикации №21007050332



Плата за борщ
Станислав Бук

В 12-м отдельном... Рассказ 2.

1955-1956 годы. Голода уже не было, хлебные карточки давно отменили. Все же 18- и более -летним пацанам (многие из-за войны и оккупации поздно пошли в школу), призванным в эти годы в армию, где порции борща и картошки с вареной треской были такие огромные, - есть всегда хотелось.
Белый хлеб и сливочное масло в 1955-56 гг. в солдатский рацион ещё не вошли. Но это - неважно! Главное - порции были большими. И 400-грамовая алюминиевая кружка компота на десерт тоже была не лишней. Хлеб шел в расчете - 1 буханка на четырех человек. Некоторые бойцы, особенно - деревенские, оставляли кусочек своей порции хлеба к компоту.
19-летний Тарас Дзюба, как и все – не наедался, и часто просил добавки. Это не возбранялось, и обычно добавка была.
В этот день замкомвзвода сержант Зыкин был в хорошем настроении. Зыкин отслужил четыре года, был сам радистом 1-го класса и хорошим методистом. Он мог часами работать на ключе, передавая курсантам тренировочные тексты.
Когда Дзюба справился со своим обедом и ждал, пока его догонят остальные, к нему подошел Зыкин и подозрительно ласково спросил:
- Еще будешь? Борщ остался!
Простецкий парень Тарас не уловил подвоха в ласковом голосе сержанта.
- Буду.
Зыкин кивнул своему коллеге, дежурному по кухне сержанту Корнилову и тот принес бачок с борщом.
- Сам наливай и ешь, сколько сможешь.
За длинным столом солдаты размещались по пять человек с каждой стороны. Когда Дзюба взял в руку «разводящего»*, соседи по обеду смотрели на него с завистью. Повезло же парню! Но никто не подал голоса. Власть сержанта была в те годы велика, пикнешь – мало не покажется!
Похожий на Чапаева своей выправкой и усами, старшина подал команду:
Ро-ота, встать! Головные уборы – на-адеть! Выходи строиться!
Дзюба решил, что команда к нему не относится – ведь сам сержант принес ему борща. А в бачке было – добротных солдатских порций пять. Дзюба почти справился и, еле дыша, пошел догонять роту.
От столовой до казармы было недалеко – рота успевала спеть всего один куплет с припевом:
Там, где пехота не пройдет,
И бронепоезд не промчится,
Угрюмый танк
Не проползет, -
Там пролетит стальная птица!

Пропеллер громче песню пой!
Ширей разнось стальные крылья!
За прочный мир!
В последний бой!
Летит стальная эскадрилья!

Старшина перед строем новобранцев держал очередную нравоучительную речь, когда подошел Дзюба:
- Разрешите стать в строй!
- Почему опоздал?
- Ел борщ!
Всеобщий хохот. Но старшина даже не улыбнулся:
- Объявлять наряд не буду, но лестницу вымыть сейчас же! Сам проверю!
Мыть лестницу с первого до третьего этажа, да еще вместе с лестничными площадками, среди дня невозможно. Несмотря на январь, снующие туда-сюда солдаты несут на сапогах песок, которым посыпаны дорожки, да и просто – грязь. Задача Дзюбы облегчалась тем, что в те годы солдатам полагался послеобеденный сон – «мёртвый час» и снующих будет немного… А как старшина проверяет, Дзюба тоже знал: тот проведет ребром каблука по цементу пола, если след светлее остальной поверхности – старшина ударом ноги тут же перевернет ведро, и – начинай сначала! Так что «на совесть» лучше сразу отработать задание.
Дзюба – солдат, вообще-то, старательный. Родом из деревни под Житомиром, он физического труда не боялся, и солдатская служба ему давалась относительно легко. Трудности были с радиотехникой, спецпредметом (по организации связи в армиях капиталистических государств) и политзанятиями – все эти премудрости просто не могли задержаться в его памяти. Зато он хорошо осваивал морзянку, тут сказалось его умение играть на балалайке, то есть – наличие музыкального слуха. Собственно, благодаря этому он и попал в часть радиоразведки. Тогда, на сборном пункте в Казатине, перед строем призывников появился старший лейтенант («покупатель» - так прозвали офицеров, приезжавших за пополнением и отбиравшим кандидатов в свои части по одним им известным параметрам). Последовала команда:
- Кто умеет играть на музыкальных инструментах – выйти из строя!
«Вот здорово! Попаду в музыкальную команду!» - обрадовался Дзюба и вышел… А «играть» пришлось на телеграфном ключе Морзе да заточенным с обеих сторон карандашом!
Для такого человека, как Дзюба, вымыть лестницу – всего-то дела, да за такую плату, как шикарный борщ! Так думал Тарас поначалу, не учитывая еще, что вымыть пол, не наклоняясь, - невозможно.
Дзюба немного потянул время и к моменту, когда ведро с водой и половая тряпка были доставлены к лестнице, в казарме пронеслась команда:
- Отбой!
Мучения начались сразу. Борщ подступал к горлу, стоило чуть наклониться.
Запах и вкус борща теперь перемешались с теми же параметрами вареной трески и компота из сухофруктов.
Неизвестно, знал ли тогда деревенский парень Тарас Дзюба, что желудочный сок человека – это соляная кислота. Та самая, которая в желудке делает свое доброе дело, но когда попадает на слизистые поверхности горла и пищевода – становится орудием пытки!
Пришлось Тарасу вытирать не только… не буду вдаваться в дальнейшие подробности. Закончил он мытье проклятой лестницы только к шести часам вечера.
Старшина качество работы проверять не стал.
И больше до последнего дня своего трехлетнего срока службы Тарас ни разу – верите ли? – ни разу не попросил добавки, а если и предлагали – только мотал головой.

*) - "Разводящим" по Уставу караульной службы назывался помощник начальника караула, разводящий караульных по постам. На солдатском жаргоне так же назывался и половник, которым из общего бачка на 10 человек разливалось первое блюдо по алюминиевым мискам - солдатским тарелкам.


© Copyright: Станислав Бук, 2008
Свидетельство о публикации №2810040395




И нельзя мне солнца, и нельзя луны
Хранитель Тайны


"Не дают мне больше интересных книжек,
И моя гитара - без струны,
И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,
И нельзя мне солнца, и нельзя луны".
В. ВЫСОЦКИЙ
 
Середина 80-х.  Приморский Край.  Уссурийск.  Я посещал, лежащих в военном госпитале двух своих подчинённых офицеров.  На территории госпиталя подошёл к  высокому забору, с вывеской «Психиатрическое отделение» над  дверью без ручки, позвонил.  Санитарка своим ключом открыла дверь. Во внутреннем дворе психи косили траву, бессмысленно махая косами. Солнце сверкало, отражаясь в лезвиях кос, но психов это не радовало. Это тоже была армия, трава должна быть подстрижена. Вошел в помещение сквозь несколько дверей без ручек, которые открывала передо мной санитарка. В кабинете начальника. Спросил у полковника, погоны были видны, под одетым белым халатом:
- Товарищ полковник, что с моими офицерами?
- У одного мания смерти. Его перевели из другого госпиталя. Где он лежал с язвой желудка. Он сказал врачам: «Если вы будете меня так лечить, я умру». У второго мания преследования, ему кажется, что к нему по ночам стучат в дверь.
Военный врач не знал, что у нас телефоны образца 1943 года, нужно протягивать провод к подразделениям, которые в десятках километров в разные стороны. Дорог нет, но танки проехать могут. Проезжая они рвут провода. Вот и приходится вызывать из дома начальника связи батальона, посылая солдата.  Даже ночью, Родину охранять и защищать надо.
Он же военный врач, откуда ему знать, что Сталин сказал: «У людей должно быть всё, но чего должно не хватать, а то они работать не будут».  Это что-то создавало дефицит, который был непредсказуем, чтобы людям скучно, за железным занавесом не было. В госпитале, который был "у чёрта на куличках" могло и не быть нужных лекарств.
Встретившись с молодыми лейтенантами в палате, передал им пакеты с едой, что обычно принято приносить больным. Спросил, как президент или премьер министр:
- Как у вас дела?
В их глазах был вопрос, выдам я или нет, объяснив полковнику, что то что он принимает за болезнь это и есть наша жизнь. Наш гарнизон, если можно так выразиться был из одного батальона в нескольких сотнях километров от города, только сопки и граница, больше ничего. Вот и решили офицеры, что не стоит "быть на воле и так жить".
- Я вижу, вы собрались уволиться из армии, это ваше дело.
У нас в стране всегда из крайности в крайности бросаются.  Ни какого буддизма, с его золотой серединой. Из Советской Армии офицерам очень сложно было уволиться, потому что Родину надо было защищать даже на самых дальних её рубежах. А сейчас всех сократили. Вернувшись в сейчас, хотел бы напомнить, то, что по телевизору не показали.  Расформировали гвардейскую Таманскую дивизию, этим летом во время пожаров, огонь подошёл на несколько метров к складам боеприпасов. Министр МЧС Шойгу приехал и сам лично тушил, а кто ещё тушить будет, если всех сократили? 
Из общения с офицерами запомнилось, что они уже давно не видели солнца. Потому что полковник военный врач сказал: "Таблетки, которые им дают, могут дать реакцию организма на солнце. "Мало ли что психиатр мог сказать психам. Таблетки антибиотики действительно могут дать негативную реакцию на солнце. Офицеры сказали, что таблетки выкидывают, а не пьют, но вот солнца всё равно увидеть нельзя.
КАК ХОРОШО, ЧТО НАМ МОЖНО СОЛНЦЕ И ЛУНУ.
Побеседовали и расстались. Уходя, я снова прошёл через внутренний двор, где на тех же самых местах психи махали косами, пытаясь или делая вид, что косят траву.  Недавно, по телевизору показали, президент пролетел на вертолёте и сфотографировал стройки в Сочи, чтобы потом сравнить. Это он правильно сделал, у нас прекрасная власть.  Я ездил в Абхазию, когда через месяц возвращался, обратил внимание, что в Сочи строители, делавшие дорогу, были в том же месте. Каток катался на одном и том же месте, создавая много шума и видимость бурной работы.
ОТНОСИТЕЛЬНО МАЛЕНЬКОЙ ЦЕЛИ НУЖНО ДВИГАТЬСЯ, А ОТНОСИТЕЛЬНО СОЛНЦА И ЛУНЫ МОЖНО БЫТЬ НЕПОДВИЖНЫМ. Некоторые выбирают себе большую цель Бога и ничего не делают, потому что относительно Бога любое наше действие будет незначительным.
Как сложилась служба или судьба у этих офицеров, я не знаю. Меня перевели служить в другое место.

© Copyright: Хранитель Тайны, 2010
Свидетельство о публикации №21008260309



Мобгруппа, 19-й эпизод - Золотой Ключик
Юрий Назаров

    Ссылка – это наиболее подходящий способ удалить неугодного человека подальше с глаз долой, как мне кажется. Причём, власть имущим было абсолютно не важно – проштрафился в чём-то удаляемый или просто надоел глаза мозолить.  Я на собственной шкуре ощутил такого вида ссылку, но, за неимением каких-либо серьёзных послужных нареканий, избавлялись от меня не слишком сурово.  Мой перевод по службе во ВПАГ я больше склонен называть «командировкой», всё-таки, и именно она полностью предопределила мою дальнейшую ссылку в так называемую мобилизационную группу, которая среди служивого народа Отдельного Батальона Связи называлась более лицеприятно –  «Золотой Ключик».

    После того, как я был выгнан из святая святых гарнизонной юстиции, в батальоне я прослужил всего не более пары недель. Ремвзвод к тому времени уже пополнился молодыми бойцами. Вновь испечённые черпаки Семишкуров и Лисовский отрабатывали на них первые властные поползновения. Четверо дембелей (Кашин, Шуфлин, Кравченко и Швец) жили ожиданием увольнения, по разгильдяйски развязано болтаясь на территории части. Ворона всё так же скакал на Антилопе Гну. Всё обыденно, единственное, что командира у взвода пока не было – Котов упылил в сторону Германии, а пытающийся его заменить на этой должности сержант сверхсрочной службы Андрей Педченко был ещё только в стадии оформления. Моей радости от возвращения в часть не было предела, и в первую ночь я остался ночевать в реммастерской. Вернее, в коптёрке рядом с реммастерской. В безделии и праздном перепревыкании, я успел отстрадать неделю, в основном проводя время с Вароной, при этом не вылезая из автопарка и изредка выезжая в город в целях просто покататься. А под самый первый наш взводный день рождения, который мы решили отмечать после того, как в МТО-шке нас чуть не убил Пшеницын, Кузнецов обрадовал меня очень неожиданной новостью: Дослуживать я переводился в Мобилизационную группу – в\ч 11712. Ох уж этот замполит, любимец публики. Видать, мои прокуратурские похождения дошли до вездесущих ушей майора в правильно оформленном законченном виде и он не придумал ничего более оригинального, чем ссылка неугодного бойца с глаз долой подальше.

    Уже первого июня я нарисовался на просторах мобгруппы. Про Ключик я выше упоминал, когда годом ранее ремонтировал на его территории незабвенную МТО-шку, но мобилизационная группа – это совсем другое чудо воинского предназначения. Итак, кто не ведает, что это такое – представляйте, а кто удосужился там побывать – вспоминайте:   

    Дорога на Золотой Ключик начиналась с асфальтированной трассы, выходящей на запад из Ашхабада, и рассекала прилегающие поля с бахчой и виноградниками. В дальнейшем, шоссе, обрамлённое по обочинам ровно высаженными деревьями, ныряло в Фирюзинское ущелье и выныривало где-то далеко в горах, на крупнейшем Туркменском климатическом курорте Фирюза, который славится на всю Среднюю Азию своим главным чудом, огромным чинаром – Семь Братьев. Не доезжая нескольких километров до Фирюзинского ущелья, где съезд на прилегающую дорогу отмечен автобусной остановкой и статуей девы с виноградной лозой, сворачиваешь в сторону и сквозь блёкло-зелёные поля с непонятно какими приземистыми насаждениями по полугравийной дороге выскакиваешь на участок предгорной пустыни, где сухие слежавшиеся пески плавно заползают на хребты Копетдага. Петляя между глубокими трещинами пересохших буераков, кое-где сглаженных редкими зарослями верблюжьей колючки, нескончаемые ленты накатанной автомобилями колеи выводили на занятый солдатами секретный полигон. Там, за одним левым и парой правых поворотов, уводящих за относительно небольшой пригорок, в опутанном колючей проволокой отстойнике, хранилась боевая мобильная техника связи, и время от времени проводил учения эксплуатирующий её батальон связи. 

    Казарма, с прилегающим подобием плаца войсковой части, возвышалась над землёй на бетонном парапете метровой высоты и вся её площадь уместилась бы на половине хоккейной коробки.  Попадать внутрь приходилось поднимаясь на четыре самодельные ступеньки не выдержанных строительных стандартов. Внутреннее пространство от одного угла казармы до противоположного надёжно пряталось от внешнего мира за сплошным забором из двухметровых бетонных плит. Вдобавок, забор по верхам был опутан тремя рядами колючей проволоки. Вдоль единственного жилого строения мобгруппы, на парапете пролегала широкая двухметровая полоса пустующего вскопанного газона, увенчанная одним единственным деревцем. Входа в строение было два, и выглядели они, как обычное крыльцо высотой с метр, с перилами и четырьмя же ступеньками каждое. Одно крыльцо в солдатскую опочивальню, другое – в комнату дежурного по части. В солдатском отсеке было всего три помещения – слева спальный отсек с тридцатью койками двухъярусного типа, а справа комната, отдалённо напоминающая Красный Уголок, и за ней каптёрка-бытовка в одном лице. И больше никаких там оружеек, умывальников и тумбочек дневального и в помине не было. Туалет, типа «А-ля, выгребная яма» на две бойницы, находился на самом почётном месте – как раз напротив места утреннего построения караула, где должна бы быть офицерская трибуна, по нормальным бы этическим нормам. А так – сидишь себе спокойно поутру, отстреливаешься, а другой стрелок, тоже желающий пострелять после завтрака, открывает дверь и воочию показывает всем присутствующим на плацу служакам, как располагается в бойнице уже стреляющий боевик. Ну и, соответственно, для первого стрелка становится видна вся прилегающая территория. Пали – не хочу!

    Больше за забором не было ничего заслуживающего внимание. С обратной стороны казармы был вход в помещение передающего центра узла связи «Автоклуб», где под кондиционерами постоянно жили два-три посиневших бойца-связиста. Прохлада, создаваемая бытовой холодильной установкой, не выпускала связистов во внешнюю пятидесятиградусную жару и они сутками мёрзли в закрытом помещении. Вход на передающий центр был на уровне земли. Я говорил, что эта местность – «пустыня, где сухие слежавшиеся пески плавно заползают на хребты Копетдага», ну, или если сказать по-другому –  «Копетдаг, плавно стекающий в пустыню», а, значит, перепад высот определял высоту парапета от нуля с одной стороны и до метра с другой.  Напротив входа в центр было раскинуто антенное поле футбольных размеров, где стационарно торчали и «Дельты» и ячеистые крылья радиорелеек.

    С торца строения располагалось караульное помещение, с небольшим прикрепленным двориком квадратов с двадцать, также спрятанным за сплошным забором. Караулка – комната начальника караула, с пустым письменным столом и дермантиновым топчаном, комната отдыхающей смены с тремя голыми лежаками, комната бодрствующей смены и оружейка со шкафом для восьми АК-48 на всю мобгруппу. Вот и вся незыблемая мощь секретной войсковой части! Караульный дворик вмещал только стенд для зарядки-разрядки оружия, лавочку, сваренную из толстых металлических полос, и противопожарный щит, оснащенный как обычно – ведром, багром, лопатой и ящиком с песком, зачем-то. Я так понимаю, что в случае возникновения пожара, песок для тушения нужно было брать из этого пожарного ящика – из пустыни ни в коем случае нельзя, выходит! Всё продумано, как в армии!

    Чуть дальше караулки, на краю глубоченного пустынного разлома, в котором легко можно спрятать всю нашу казарму, стояла умывальня. Большая бочка, примерно, как молочные бочки ГАЗ-онного базирования, была поднята на уровень человеческого роста специально сваренным металлическим постаментом. В дне подвешенной ёмкости были приварены несколько вентилей, типа обычный барашковый кран. Открываешь вентиль, когда возникает необходимость, и под тоненькой струйкой самотёка наслаждаешься водным изобилием. Воды в бочке хватало всего на сутки, поэтому каждое утро бортовая шишига с пристёгнутой бочкой скакала к ближайшему водному журавлю бочконаполнителю, километрах в пяти от мобгруппы, и заполнялась пресной водой. Когда шишига возвращалась с обязательного утреннего выезда, молодые солдаты вёдрами перечерпывали привозное жидкое наслаждение из мобильной ёмкости в стационарную, но не забывали оставить воды и для столовой.

    А столовая – это просто сказка! Располагалась наша «ресторация» метрах в двухстах вверх по склону. Войсковая полевая кухня, лишённая мобильности из-за отсутствия колёсного станка, трижды в день пОчивала не особо вкусной повседневной узбекской стряпнёй, так как в повара затесался один из наших узбеков, никогда не учившийся на повара, наверное. Скорее всего, он стал поваром только потому, что сам вызвался на эту должность. Для принятия пищи был обустроен шикарный обеденный зал, который секретно маскировался под недостроенный автомобильный гараж. Стены, как конструктор были наспех собраны из квадратных бетонных блоков, а сверху легкая крыша из обрешётки и неумело брошенного рубероида. Пара дырок-окон фрамужного типа и напротив входной проём – шикарно, да? Внутри два длинных стола с четырьмя лавками – это единственное, что было привезено из батальонной столовой после её переделки под кафейный вид. Где-то рядом с фешенебельным залом дожидалась своей участи куча привозного каменного угля, редеющая при каждой растопке полевой кухни. Ну, а самым знаковым чудом Ключика была вечно пустующая огромная, считавшаяся пожарной, Красная Бочка, неизвестно когда и кем сюда притащенная. Две сваренные между собой железнодорожные цистерны предполагали наличие воды, на случай тушения не дай Бог возникающего пожара на охраняемой территории. Для этого даже пожарный трубопровод прокладывали в сторону парка, но к 88 году от него и следов не осталось. Не знаю, где предполагали брать воду для этого противопожарного сооружения, но брать её надо было где-то часто, так как при такой убивающей жаре металл чуть не плавится, а вода, так вообще – испаряется раньше, чем появляется.

    В полутора сотнях метрах ниже по склону «нашей» горы располагался объект преткновения мобилизационной группы – огромная пустынная площадь, обнесённая двумя неприступными рубежами из колючей проволоки. Между рубежей несли службу двое каждые два часа меняющихся часовых – полпериметра с вышкой у одного часового, и просто полпериметра у второго. Внутри охраняемой территории было всё для быстрого вооружения нескольких тысяч человек. Склады стрелкового оружия, амуниции и снаряжения, фармацевтики, огромный автопарк законсервированной техники, как связи, так и различных тягачей – всё ждало своего неизвестного часа внезапного использования.

    Вот кого из военнослужащих удалось вспомнить на данный момент:
    Командир части – майор Гаврин
    Начальник штаба – майор Вейштагин
    Прапорщики – Туляганов, Козлов, Ю, …
    Бойцы, служившие со мной – Дышеков Казбек, Сайфулин Равиль, Жакишев Болат, Сборщиков Сергей,  Киш Фёдор, Нодь Василий, Параска Миклош, Степанов Вячеслав, Юлдашев Акмал, Валиев Алишер, Проскуров Юрий, Неклец Александр, Брызгалов, Чердынцев Валерий, Молчанов, Руснак Игорь, Дашко Иван, Логиновс Юрис, … .
    Охраняли необъемлемое добро Золотого Ключика порядка трёх десятков бойцов срочной службы. Караул выставлялся из начальника караула, разводящего и шести бойцов неусыпного бдения на оба боевых поста.


© Copyright: Юрий Назаров, 2011
Свидетельство о публикации №21102010645


Из Афганской тетради
Анатолий Алейчик 2

Не забудьте меня, не забудьте,
С кем делил тяжкий путь к Кандагару,
Когда тленом и прахом я стану,
И средь вас меня больше не будет,

С подмосковной Земли восходящим,
В небеса и на горы Афгана,
Помяните мой дух скорбящий,
Пусть не кажется вам это странным.

Скольких я беззащитной рукою,
Свёл к Аллаху, и нет мне покоя,
Перед нашим Иисусом Христом…
Нас сдружила война и о том,
Память, верьте, чего – то, да стоит.
                ***
              Эпизод боя
Один, в распахнутом халате,
До хруста сжав большой кулак,
Шёл, в исступлении  фанатик,
С кинжалом, на ползущий танк.

И в триплекс виден был безумный,
Его чудовищный оскал,
Простукал пулемёт бездумно,
И он, подкошенным, упал.               
               
И тела не почуяв - траки,
Вперёд бездушно проползли,
Туда, где вспыхивал во мраке,
От дыма боя, холм земли.

И по броне гуляли пули,
Безвредные, как щелбаны,               
Для пацанов соседских улиц
Далёкой русской стороны.

Качнуло танк, и всё затихло –
Покончено с лихим стрелком,
Остановились, вышли, выхлоп
От дизеля. И кисть с клинком

Торчала между щелей траков,
Кость, вместе с кровью пополам,
Да, на войне в таких атаках,
Геройство ИМ дано и НАМ.
             ***
Разве я когда – то думал,
В схватке ратной побывать,
Но войны Афганской, дунул
Ветер в плоть мою и стать.

И кусок свинца ключицу,
На кусочки раздробил,
Стал я стрелянным, и птицей
Над былою думой взмыл.

Нет, такого быть не может,
Если стал ты, как металл,
И тебя уже не гложет
Голод с жаждою, у скал.

Где за камнями укрылся,
От огня душманов взвод,
Где ты заново родился,
И любой тебя зовёт…

Хоть воякою бывалым,
Хоть братишкой – например,
Твоё имя - даже в малом
Носит званье – офицер.


© Copyright: Анатолий Алейчик 2, 2011
Свидетельство о публикации №11102191806


  Вернувшийся
  Болгов Виктор Евгеньевич (Болгов-Железногорский)

   ВЕРНУВШИЙСЯ С АФГАНСКОЙ ВОЙНЫ

   Сын пришёл домой с Афгана
   В форме старой, рядовой.
   На груди его, как раны,
   Что остался он живой:
   Красный орден, две медали…
   А на теле – швы и швы…
   Было б больше – больше б дали,
   На подушке б принесли.


   Сколько радости и чести
   В жизни матери, отцу…
   Рдеют щёки у невесты…
   Белый цвет ей так к лицу.
   Стал сынок у всех в почёте,
   Каждый руку ему жмёт…
   Что ж тоскует он о взводе –
   Всё друзей погибших ждёт?


   На висках сынка сединки –
   Натерпелся, знать, вконец.
   Не скрывает мать слезинки,
   И сконфужен сам отец.
   Сын пришёл домой с Афгана,
   А как будто и не он…
   Просит тихо, полупьяно –
   Отключить магнитофон.


   Попса парню не по нраву –
   Хочет сам он песню спеть.
   Подают ему гитару –
   Сколько можно ей висеть.
   А у сына нет тех пальцев –
   Чтобы струны пережать.
   Чем по-юношески сбацать,
   И по грифу пробежать.


   Кое-как бренчит культяпой…
   Взор уставился в стену.
   И запел, а не заплакал
   Про жестокую страну.
   Про своих друзей далёких
   Песню воина пропел.
   Разливались поллитровки,
   Сердце ухало, как дверь.


   Будто взвод к нему на свадьбу
   В полном сборе весь пришёл.
   Вот-то радость! Вот и ладно!..
   Слава богу, хорошо!

   23.03.1987г.


  Болгов Виктор Евгеньевич (Болгов-Железногорский)
  Баллада о двух смертях

      Мой отец убит был в сорок первом,
   Я родился много лет спустя.
   Быть не может – думаете – нервы! –
   Вру, словами вздорными крутя?!
   Насчёт нервов, может быть и верно –
   Я не камень, чтоб их не иметь.
   Да и врать, конечно, очень скверно…
   Что я знаю про отцову смерть?

   Значит вру?!
   Да нет, всё это было –
   В том далёком сорок роковом.
   Чёрный взрыв!
   Гнездом судьба сложила –
   Смерть отца подстерегала в нём!
   А точней – отец упал под Вязьмой.
   С ним полёг весь лыжный батальон.
   Части тел найдёшь по полю разве…
   Был, и нет!.. не слышен даже стон.

   Чёрною тяжёлою землёю
   Был завален бедный мой отец.
   Заметало снежною крупою
   Поле боя, и всю даль окрест.
   Лишь рука из-под земли торчала,
   Жжёной рукавицею дымя…
   Шли по полю смерти санитары –
   Зиму леденящую кляня.
   Рассуждали меж собой устало:
   О прошедшем бое, о войне…
   -Все погибли – говорили вяло…
   Но, вдруг – чу! – Эй, кто там в стороне?!

   Погляди, рука… кажись живая!..
   Надо ж завалило как землёй!..
   Нет, куда там, – точно ледяная –
   В рукавице только дымовой.
   Так фитиль под ветром тихо тлеет,
   Но от смерти разве отогреет.

   Развести костёр что ль, и погреться? –
   До костей промёрзли… хоть ты вой!
   Факел вишь, оставлен нам в наследство…
   А вдруг то знак – что там боец живой?!
   -Чудится – и в самом деле дышит
   Под ногами мёрзлая земля.
   Вдруг, браток, что под землёю – выжит –
   И рука его торчит не зря!

   Застонал отец тогда чуть слышно…
   -Жив боец! – знать смерть не подошла!..
   Доставай лопаты, раз так вышло…
   Пока стонет русская душа!
   -Холодно братишке под землёю…
   -Да уж, не теплее сверху нам.
   Если б не рука… - сейчас отроем –
   Потерпи браток, который там!


   Стукнули сапёрные лопаты
   В мёрзлый грунт, как в железобетон.
   Взмокли спины братьев медсанбата…
   Ветер хлещет их со всех сторон!
   Пальцы не согнуть от лютой стужи…
   «Мессер» в небе, точно ворон кружит…
   Но сжимая зубы, два бойца
   отрывали моего отца.

   А рука, как будто подгоняла,
   Будто умоляла – поспешать!..
   Жил солдат, земельку отгребая…
   Мёртвым всё равно уж, где лежать.
   Но душа его, расставшись с телом,
   Странно вдруг повисла над землёй…
   Сквозь неё – война огнём летела,
   Вьюжила метелью фронтовой.
   Очереди небо прошивали:
   Жизни, судьбы, головы, сердца…
   Чтоб сердца домой солдат не звали,
   И в глазах потухли небеса.


   Тело без души само боролось…
   Это видел с верху мой отец.
   Мёрзлая земля, как лёд кололась,
   Только бледность с сажей на лице,

   Еле отличимого от мёртвых.
   Вот они вокруг бойцы лежат.
   С батальонным командиром, взводным…
   Строиться в колонну не спешат.

   Маялась душа – бойцов жалея.
   Рядом с ней, других душ – батальон.
   Говорил ей – «Твоё тело цело!»
   А комбат скомандовал – «Кругом!»
   И её, как ветерком качнуло.
   А потом, невидимо для глаз,
   В тело омертвевшее вернуло…
   Вот и весь о смерти той, рассказ!

   Хотя, смерть ещё блуждала рядом –
   Вымещая на служивых злость.
   Изучала санитаров взглядом:
   Может? бросят? – тяжело? небось?!
   Висла на ногах и на носилках…
   Но вдруг – растянулась в тридцать лет.
   Видно поскользнулась та на льдинках,
   Иль пихнул кто… - мол, не засти свет!

   А как встала – стала уж другою:
   (в голове осколок посмирнел)
   Раковой болезнью роковою,
   За всех павших, папа отболел!
   Не было тогда с ним рукавицы…
   Ну, а если б, если бы была?
   «Скорой» бы ещё поторопиться –
   смерть, глядишь бы снова обошла!

   Я отцу до гроба благодарен
   За великий подвиг фронтовой!
   Выжить – это пест Господний, знаете –
   В виде рукавицы дымовой!
   Может быть, её бойцу связала
   Девушка в сибирской стороне.
   Может мама, так семью спасала –
   Загодя подумав об отце?!


   Это дар судьбы: отцу и сыну.
   Да, и мне! – иначе бы не жил.
   Крепок был отец, но обессилел –
   В полста четыре – голову сложил!
   В семьдесят застойном мирном годе
   Смерть его добила до конца!
   В летнюю, чудесную погоду
   Не страшнее, но больней свинца!

   В первый раз убит был в сорок первом,
   Во второй – десятки лет спустя.
   Умер не в сырой земле - в постели…
   Знать такая выпала судьба.
   Видимо, давно уже сгорела,
   Полностью истлела, расползлась,
   Рукавица та… и не успела
   «Скорая»… - а смерть вот, добралась!

   Нет отца. И далее не будет.
   Буду я – и, дай Бог, будет сын!
   Вот и всё!.. Кто это позабудет?
   Жизнь идёт ущельями морщин.

   1995г.

Гостиница Звезда
Татьяна Эпп

Скорый  поезд  «Москва – Баку».
За  вагонным  стеклом  мелькают  поля,  лесополосы,  хутора,  станицы.
И  тут  память  выхватила  из  прошлого  другую  осень.
Скорый  поезд  «Москва – Баку».
В  купе  входит   молодой  лейтенант.
Знакомство.  Всю  ночь  проговорили.
Больше  слушала,  чем  говорила.
Вместе  с  соседями  по  купе  пили  чай.
-Возможно,  мы  больше  не  встретимся, -  вдруг  произнёс  лейтенант.
-Через  неделю  в  Афганистан.
Вышла  на  нужной  станции.
Без  стеснения  целовались  в  конце  платформы,  не  обращая  внимания  на  полусонных  пассажиров.
- На  обратном  пути  приеду    к  тебе? -  умоляюще  попросил  лейтенант.
Она  не    возражала.
На  обратном  пути  встретились,  как  условились.
Остановился  в  гостинице  "Звезда".
Долго  гуляли  по  городу,  наслаждаясь  взаимным  общением.
Она  беспокоилась  о  нём.
Не  хотела  расставаться.  Чувствовала,  что  больше  не  встретятся.
Была  счастлива,  что  получила  у  судьбы  в  подарок  эту  ночь.
-Ты  обязательно  вернёшься!
- Я  напишу  тебе  «До  востребования»  на  главпочтамт, -  сказал  лейтенант.
- Обязательно  встретимся.
Не  вернулся  из  Афганистана.

Осталась  только  память о нём.

© Copyright: Татьяна Эпп, 2009
Свидетельство о публикации №1909250898




6 РОТА!
Дмитрий Иванович Гавриленко

6-й роте. 104-го десантного полка Псковской дивизии ВДВ посвящается .
Шестая рота!

Много помнит сражений наш горный Кавказ,
Храбрецов, им  слагали легенды.
Много битв и баталий, жестоких подчас,
Что в веках не предались забвенью!

Но вот это сраженье он помнит всегда,
Как  шестая Гвардейская   рота.
На века записала свой подвиг когда,
Полегла до последнего взвода!

Был приказ удержать, и ребята держались,
В двадцать раз было больше врагов впереди .
И последний огонь на себя вызывали,
Когда некого больше уж было спасти!

Девяносто ребят из Великой России!
Девяносто безусых простых пацанов,
То, что сделали вы то, что вы совершили
Будут помнить потомки немало веков!

Вы остались в весне, высота семь, семь, шесть!
Год двух тысячный нового века.
В Грозном улица названа в вашу лишь честь,
В честь героев двадцатого века!

Только шестеро чудом остались в живых!
Шесть героев расскажут об этом.
Как ценой своей жизни других сберегли,
Долг, свой  выполнив с честью при этом!

И пусть где то на лавке твердят старики,
Что пошла молодёжь  уж не та.
Честь солдата Российского вы сберегли,
Прославляя её на века!


Список десантников, погибших 29 февраля-1 марта 2000 года в Аргунском ущелье Чеченской республики (составлен О.В. Дементьевым)

1.Гвардии подполковник Евтюхин Марк Николаевич – Герой России, родился 01.05.64 в г.Йошкар-Ола, респ. Марий-Эл, похоронен в г.Пскове.
2.Гвардии майор Молодов Сергей Георгиевич – Герой России, родился 15.04.65 в г.Кутаиси, Грузия, похоронен на Краснопольском кладбище Сосновского района, Челябинской области.
3.Гвардии майор Доставалов Александр Васильевич – Герой России, родился 17.07.63 в г.Уфе, Башкартостан, похоронен в г.Пскове.
4.Гвардии капитан Соколов Роман Владимирович – Герой России, родился 16.02.72 в г.Рязань, похоронен в г.Пскове.
5.Гвардии капитан Романов Виктор Викторович – Герой России, родился 15.05.72 в п.Сосьва, Серовского района,Свердловской области.
6.Гвардии ст.лейтенант Воробьёв Алексей Владимирович – Герой России, родился 14.05.75 в п.Боровуха, Витебской области, Беларусь, похоронен в г. Пскове.
7.Гвардии ст.лейтенант Шерстяников Андрей Николаевич – Герой России, родился 01.08.75 в г.Усть-Кут, Иркутской области, похоронен в г.Усть-Кут.
8.Гвардии ст.лейтенант Панов Андрей Александрович – Герой России, родился 25.02.74 в г.Смоленске, похоронен в г.Смоленске.
9.Гвардии ст.лейтенант Петров Дмитрий Владимирович – Герой России, родился 10.06.74 в г.Ростов-на-Дону, похоронен в г.Ростов-на-Дону.
10.Гвардии ст.лейтенант Колгатин Александр Михайлович – Герой России, родился 16.07.75 в г.Камышин, Волгоградской области.
11.Гвардии лейтенант Ермаков Олег Викторович – Герой России, родился 24.04.76 в г.Брянске, похоронен в г.Брянске.
12.Гвардии лейтенант Рязанцев Александр Николаевич – Герой России, родился 20.07.77 в д.Войново, Корсаковского района, Орловской области, похоронен в д.Войново.
13.Гвардии лейтенант Кожемякин Дмитрий Сергеевич – Герой России, родился 30.04.77 в г.Ульяновске, похоронен на Серафимовском мемориальном кладбище г.Санкт-Петербурга.
Псковская область
14.Гвардии сержант Григорьев Дмитрий Викторович – Герой России, родился 6.11.78 в д.Захарино, Новосокольнического района, похоронен на кладбище д.Жижица, Куньинского района.
15.Гвардии ефрейтор Лебедев Александр Владиславович – Герой России, родился 1.11.77 в г.Пскове, похоронен в г.Пскове.
16.Гвардии мл.сержант Афанасьев Роман Сергеевич – орден Мужества, родился 11.10.80 в г.Пскове, похоронен в г.Ишимбай, Башкартостан.
17.Гвардии рядовой Загораев Михаил Вячеславович – орден Мужества, родился 4.02.71 в г. Порхове, похоронен в г.Порхове.
18.Гвардии рядовой Травин Михаил Витальевич – орден Мужества, родился 11.02.80 в г. Пскове, похоронен в г.Пскове.
19.Гвардии мл.сержант Швецов Владимир Александрович – орден Мужества, родился 18.09.76 в г.Пскове, похоронен в г.Пскове.
20.Гвардии рядовой Архипов Владимир Владимирович – орден Мужества, родился 27.10.80 в г.Порхове, похоронен в г.Порхове.
21.Гвардии мл.сержант Бакулин Сергей Михайлович – орден Мужества, родился 2.07.78 в п. Дедовичи, похоронен в п.Дедовичи.
22.Гвардии рядовой Бирюков Владимир Иванович – орден Мужества, родился 6.06.81 в г.Юрмала, Латвия, похоронен в г. Острове.
23.Гвардии рядовой Воробьёв Алексей Николаевич – орден Мужества, родился 8.11.80 в п.Демя, Новосокольнического района, похоронен на кладбище д.Житово, Новосокольнического района.
24.Гвардии рядовой Зинкевич Денис Николаевич – орден Мужества, родился в д.Пожнище, Псковского района, похоронен на кладбище д.Горнево, Псковского района
25.Гвардии рядовой Иванов Дмитрий Иванович – орден Мужества, родился 6.08.80 в г. Опочка, похоронен в г.Опочка.
26.Гвардии рядовой Ислентьев Владимир Анатольевич – орден Мужества, родился 14.05.67 в д.Пятчино, Стругокрасненского района, похоронен в д.Хмер, Стругокрасненского района.
27.Гвардии рядовой Коротеев Александр Владимирович – орден Мужества, родился 10.11.80 в г.Остров, похоронен в д.Новая Уситва, Палкинского района.
28.Гвардии рядовой Михайлов Сергей Анатольевич – орден Мужества, родился 28.09.79 в г.Новоржев, похоронен в г.Новоржев..
29.Гвардии рядовой Нищенко Алексей Сергеевич – орден Мужества, родился 2.06.81 в г. Бежаницы, похоронен в д.Борок, Бежаницкого района.
30.Гвардии рядовой Храбров Алексей Александрович – орден Мужества, родился 30.05.81 в г.Тапа, Эстония, похоронен на воинском мемориале «Чёртова Гора» в Пушкиногорском районе.
31.Гвардии рядовой Шевченко Денис Петрович – орден Мужества, родился 20.12.80 в г.Пскове, похоронен в г.Опочке.
32.Гвардии рядовой Шиков Сергей Александрович – орден Мужества, родился 29.04.81 в г.Великие Луки, похоронен на кладбище д.Бардино, Великолукского района.
33.Гвардии рядовой Шукаев Алексей Борисович – орден Мужества, родился 24.10.63 в п.Ури-Губа, Кольского района, Мурманской области, похоронен в г.Остров.
Санкт-Петербург и Ленинградская область
34. Гвардии младший сержант, командир боевой машины – командир отделения Жуков Сергей Валерьевич – орден Мужества, родился 20.06.80 в г.Ленинграде в Выборгском районе, закончил школу № 453, похоронен в г.Санкт-Петербург.
35. Гвардии старший сержант контрактной службы, командир отделения БМД Арансон Андрей Владимирович – орден Мужества, родился 30.06.79 в г.Севастополе, срочную службу проходил в спецназе армии Украины, мастер спорта по рукопашному бою, контракт заключил в г.Санкт-Петербурге, похоронен в г. Севастополе.
36. Гвардии младший сержант, санинструктор 6 роты Хворостухин Игорь Сергеевич – орден Мужества, родился 5.12.80 в г.Санкт-Петербурге на Васильевском острове, похоронен на Смоленском кладбище г.Санкт-Петербург.
37. Гвардии младший сержант контрактной службы, разведчик Щемлев Дмитрий Сергеевич – орден Мужества, родился 28.07.76 июля в Ленинграде, учился в школе № 374 и в ПТУ № 15, похоронен в г.Санкт-Петербурге.
38. Гвардии рядовой, стрелок-оператор. Константин Тимошинин – орден Мужества, родился 8.01.76 в г.Петродворец, Ленинградской области, учился в школе № 421.
39. Гвардии рядовой, пулеметчик Александров Владимир Андреевич – орден Мужества, родился 21.03.81 в Иван-городе, Ленинградской области, похоронен на кладбище Иван-города.
40. Гвардии рядовой, командир отделения Васильев Алексей Юрьевич – орден Мужества, родился 15.04.79 в д.Гостилицы, Ломоносовского района, Ленинградской области, похоронен на кладбище д.Гостилицы.
41. Гвардии рядовой, санитар 6-й роты Евдокимов Михаил Владимирович –орден Мужества, родился 5.10.80 в п.Ульяновка, Тосненского района, Ленинградской области 5 октября 1980 года, когда вытаскивал раненого, был убит снайпером; похоронен в п. Ульяновка.
42. Гвардии рядовой, стрелок-оператор Иванов Ярослав Сергеевич – орден Мужества, родился 21.08.80 в г. Тихвин, Ленинградской области.
43. Гвардии рядовой, стрелок-оператор Исаев Александр Дмитриевич – орден Мужества, родился 16.01.80 в г.Кировске, Ленинградской, похоронен на Преображенском кладбище г. Шлиссельбург.
44. Гвардии сержант контрактной службы, командир отделения Купцов Владимир Иванович – орден Мужества, родился 19.10.74 в г.Отрадное, Кировского района, Ленинградской области, похоронен в п. Приладожский, Кировского района, Ленинградской области.
45. Гвардии младший сержант, разведчик Хаматов Евгений Камилевич – ордена Мужества, родился 9.11.79 в г.Магнитогорске, Челябинской области; переехал с родителями в г.Подпорожье, Ленинградской области, закончил школу № 8, кандидат в мастера спорта по лыжным гонкам, неоднократный призер соревнований в Санкт-Петербурге и Ленинградской области, похоронен в г.Подпорожье.
46. Гвардии рядовой, командир отделения Чугунов Вадим Владимирович – орден Мужества, родился 5.10.79 в г.Ленинграде, похоронен в п.Оржицы, Ломоносовского района.
47. Гвардии рядовой, наводчик-оператор, заместитель командира БМД Шалаев Николай Владимирович – орден Мужества, родился 2.08.80 года в г.Лодейное Поле, Ленинградской области, похоронен в г. Лодейное Поле.

Великий Новгород и Новгородская область
48. Гвардии мл.сержант контрактной службы Елисеев Владимир Сергеевич – орден Мужества, родился 5.10.72 в г.Уральск, Казахстан, похоронен на кладбище «Городок» с.Бронница, Новгородской области.
49. Гвардии мл.сержант Иванов Сергей Алексеевич – орден Мужества, родился 26.05.79 в г.Боровичи, Новгородской области, похоронен в г.Боровичи.
50. Гвардии мл.сержант контрактной службы Исаков Евгений Валерьевич – орден Мужества, родился 8.02.77 в г.Чебоксары, контракт заключил в Холмском РВК, Новгородской области, похоронен в г.Холм.
51. Гвардии мл.сержант контрактной службы Павлов Иван Геннадьевич – орден Мужества, родился 23.02.65 в д.Осьянка, Маревского района, Новгородской области, похоронен на Петровском кладбище г.Великий Новгород.
52. Гвардии рядовой контрактной службы Попов Игорь Михайлович – орден Мужества, родился 4.01.76 в г.Фергана, Узбекистан, контракт заключил в Старорусском РВК, Новгородской области, похоронен в д.Яблонево, Старорусского района.
53. Гвардии рядовой Савин Валентин Иванович – орден Мужества, родился 29.11.80 в г.Старая Русса, Новгородской области, похоронен в г.Старая Русса.

Брянск и Брянская область
54. Гвардии мл.сержант Василёв Сергей Владимирович – Герой России, родился 27.04.80 в г.Брянске, похоронен в г.Брянске.
55. Гвардии ефрейтор Гердт Александр Александрович – Герой России, родился 11.02.81 в г.Орджоникидзе, Кустанайской области, Казахстан; призван на срочную службу Новозыбковским РВК, Брянской области; похоронен в с.Синий Колодец, Новозыбковского района.
56. Гвардии рядовой Рассказа Алексей Васильевич – Герой России, родился 31.05.80 в г.Старая Гута, Брянской области, похоронен в г.Унеча, Брянской области.
57. Гвардии рядовой контрактной службы Трубенок Александр Леонидович – орден Мужества, родился 21.08.72 в с.Плоцкое, Стародубского района, Брянской области, похоронен на кладбище с.Плоцкое.

Кировская область
58. Гвардии рядовой Белых Денис Игоревич – орден Мужества, родился 30.03.81 в г.Свердловске, переехал с родителями в г.Котельничи, Кировской области, учился в школе, призван на срочную службу Котельническим РВК, похоронен в г.Котельничи.
59. Гвардии рядовой Ердяков Роман Сергеевич – орден Мужества, родился 13.06.79 в г.Кирове, похоронен на Новомакарьевском кладбище г.Кирова.
60. Гвардии рядовой Некрасов Алексей Анатольевич – орден Мужества, родился 24.02.81 в г.Кирове, похоронен на Новомакарьевском кладбище г.Кирова.
61. Гвардии ефрейтор Сокованов Василий Николаевич – орден Мужества, родился 28.11.76 в г.Кирове, призван на срочную службу Орловским РВК, Кировской области, похоронен в г.Орлов.

Астраханская область
62. Гвардии рядовой Кенжиев Амангельды Амантаевич – орден Мужества, родился 23.04.81 в с.Владимировка, Енотаевского района, Астраханской области, похоронен в с.Владимировка.
63. Гвардии мл.сержант Куатбаев Галим Мухамбетгалиевич – орден Мужества, родился 27.05.81 в г.Астрахани, похоронен в г.Астрахани.

Пермская область
64. Гвардии рядовой Кирьянов Алексей Валерьевич – орден Мужества, родился 23.08.79 в г.Чайковский, Пермской области, похоронен на кладбище д.Ольховочка, Чайковского района.
65. Гвардии мл.сержант Ляшков Юрий Иванович – орден Мужества, родился 15.03.76 в г.Жмеринка, Хмельницкой области, Украина, на срочную службу призван Чердынским РВК, Пермской области, похоронен в Чердынском районе.
66. Гвардии рядовой Трегубов Денис Александрович – орден Мужества, родился 25.04.80 в г.Чусовой, Пермской области, похоронен в г.Чусовой.

Оренбургская область
67. Гвардии ст.сержант контрактной службы Сираев Рустам Фларидович – орден Мужества, родился 5.09.76 в г.Сатка, Челябинской области, контракт заключил в Ленинградском РВК г.Оренбурга, похоронен на кладбище «Степное» г.Оренбурга.
68. Гвардии рядовой контрактной службы Лебедев Виктор Николаевич – орден Мужества, родился 6.10.76 в г.Оренбурге, похоронен на кладбище «Степное» г.Оренбурга.
Волгоградская область
69. Гвардии рядовой Амбетов Николай Камитович – орден Мужества, родился 20.10.81 в с.Александровка, Быковского района, Волгоградской области, похоронен на кладбище с.Александровка.

Ярославская область
70. Гвардии рядовой Судаков Роман Валерьевич – орден Мужества, родился 18.05.81 в г.Рыбинск, Ярославской области, похоронен в г.Рыбинск.
71. Гвардии рядовой Грудинский Станислав Игоревич – орден Мужества, родился 18.07.80 в г.Рыбинск, Ярославской области, похоронен на Макаровском кладбище г.Рыбинска.

Ставропольский край
72. Гвардии мл.сержант Духин Владислав Анатольевич – Герой России, родился 26.03.80 в г.Ставрополь, на срочную службу призван Промышленным РВК г.Ставрополя, похоронен в г.Ставрополь.

Нижегородская область
73. Гвардии рядовой Зайцев Андрей Юрьевич – орден Мужества, родился 01.02.81 в с.Дивеево, Нижегородской области, похоронен в с.Дивеево.
74. Гвардии рядовой Пискунов Роман Сергеевич – орден Мужества, родился 14.03.80 в п.Сокольское, Ивановской области, призван на срочную службу Балахнинским РВК, Нижегородской области, похоронен в г.Балахна.


Республика Карелия
75. Гвардии мл.сержант Тимашов Денис Владимирович – орден Мужества, родился 02.07.80 в с/х «Коллективизатор», Калужской области, призван на срочную службу РВК г.Питкяранта, республики Карелия, похоронен в п.Ляскеля, Питкярантского района.

Тверская область
76. Гвардии мл.сержант Козлов Сергей Олегович – орден Мужества, родился 13.04.79 в п.Мирный, Тверской области, похоронен в п.Оленино, Тверской области.
77. Гвардии мл.сержант Стребин Денис Сергеевич – орден Мужества, родился 17.08.80 в Конаковском районе, Тверской области, похоронен на кладбище «Ретаул сервич» г.Конаково.
Республика Татарстан
78. Гвардии рядовой Бадретдинов Дмитрий Мансурович – орден Мужества, родился 20.11.80 в г.Оренбурге, похоронен в г.Набережные Челны, республики Татарстан.

Вологодская область
79. Гвардии рядовой контрактной службы Изюмов Владимир Николаевич – орден Мужества, родился 13.08.77 в г.Сокол, Вологодской области, похоронен в г.Сокол.

Тамбовская область
80. Гвардии сержант контрактной службы Комягин Александр Валерьевич – Герой России, родился 30.09.77 в г.Рассказово, Тамбовской области, похоронен на Центральном кладбище г.Рассказово.

Республика Коми
81. Гвардии мл.сержант Кривушев Константин Валерьевич – орден Мужества, родился 31.05.80 в Удорском районе, республики Коми, похоронен в с.Кослан, республики Коми.

Воронежская область
82. Гвардии Рядовой Кобзев Александр Дмитриевич – орден Мужества, родился 5.03.81 в с.Орлово, Новоусмановского района, Воронежской области, похоронен с.Орлово.

Алтайский край
83. Гвардии ст.сержант контрактной службы Медведев Сергей Юрьевич – Герой России, родился 18.09.76 в г.Бийск, Алтайского края, похоронен на Центральном кладбище г.Бийска.

Липецкая область
84. Гвардии рядовой Пахомов Роман Александрович – орден Мужества, родился 25.03.80 в г.Данков, Липецкой области, призван на срочную службу Грязинским РВК, Липецкой области, похоронен в г.Грязи.



На стих " 6 РОТА" -Плэйкаст «Ценой своей жизни других сберегли....»


© Copyright: Дмитрий Иванович Гавриленко, 2010
Свидетельство о публикации №11002151965



Опять Россия ты сынов теряешь!
Дмитрий Иванович Гавриленко

Опять, наверно, генералы просчитались,
Полковники поторопились доложить наверх.
И трое пацанов лежать остались ,
На мёрзлой и заснеженной земле.

Сказали мне, я до сих пор не верю,
Друг детства Саня, больше нет его.
Открыты настежь все в подъезде двери,
Венки и крест - в квартире у него.

Народа очень много на площадке,
Плач, слёзы и опять венки, венки,
И детский крик « Проснись, проснись мой Папка»
Мальчишка плакал лет так девяти.

Я закурил, ком в горле, слёзы градом,
И этих слёз не спрятать и не скрыть,
Опять в России седовласой Маме.
Единственного сына хоронить!

Он двадцать лет служил своей России,
Он две Чеченские компании прошёл.
В итоге ни квартиры, ни машины.
На кителе лишь много орденов.

Ну почему?- Россия ЗАБЫВАЕШЬ,
Ты тех, кто сердцем предан так тебе!
И самых лучших ты сынов теряешь,
Вот в этой необъявленной Войне.

Наш губернатор обещал семье  квартиру,
Министр  обещал Вас наградить.
Неужто нужно УМЕРЕТЬ -  в России.
Чтоб это после смерти получить!

Стих посвящается моему другу детства Александру Черненко и его боевым товарищам  старшему лейтенанту Сергею Арапову, старшему  лейтенанту  Максиму Луговскому сотрудникам Ставропольского ОМОНа,  погибшим 15 февраля 2011г в станице  Беломечетской на границе Ставрополья и Карачаево-Черкесии при ликвидации банды боевиков.
 


© Copyright: Дмитрий Иванович Гавриленко, 2011
Свидетельство о публикации №11102186506



Я служу России
Галина Небараковская

Мальчик юный, безусый вчерашний курсант,
В спящий город кричит что есть силы:
Я уже офицер, я – воздушный десант!
Я служу, я служу России!

Дан приказ – и «горячая точка», Чечня…
Погрустнел горизонт тёмно-синий:
Улетаю! Друзья, не забудьте меня!
Улетаю служить России!

Кровь и пот, и «зачистки», недели без сна.
Смерть нещадно друзей косила…
Ты пойми и прости, брат, но это – война,
Честью я присягал России.

А косматая – рядом, уже за спиной,
Капли крови горячей песок оросили…
Губы еле расклеились: «Это – за мной…
Я служу… Я… служил… России…»

© Copyright: Галина Небараковская, 2011
Свидетельство о публикации №11102066214



Геннадий Рябов
СОЛДАТИК

С оловянною винтовкой в оловянном сапоге
я всегда держался стойко на одной своей ноге.
Были штили и метели, и морозы и жара.
Нас вертели, как хотели: жизнь – жестокая игра.

Мы крепились, мы ломались, и ложились мы костьми –
все же Гитлера с Мамаем удалось нам разгромить.
Ирокезы – будто панки – раскололи хрупкий мир,
вновь бросал меня под танки пятилетний командир.

Я бросался – мне не жалко. При фельдмаршале таком
дослужился до сержанта и командовал полком.
Твердо верил, что не рухнет оловянный стойкий взвод.

…раз из комнаты на кухню уходили мы в поход.
Враг подкрался тихой сапой, уничтожил караван –
кошка Тошка мягкой лапой закатила под диван…

Там под пыльным одеялом сладко спят и видят сны
отставные генералы незаконченной войны.
(Из сборника Геннадия Рябова «Две дороги», 2004г.)



Я, дочь военнослужащего
Дина Иванова 2      

     Сколько раз  мне приходилось с этой фразы  начинать писать автобиографию. И хотя я давно уже сама по себе, эту принадлежность к семье военнослужащего несу в себе…

 В чём это выражается?
Да,  прежде всего в памяти об отце  Он для меня был не просто отец, а большой, близкий друг. Для меня он всегда был самым  рассудительным, самым красивым и самым добрым. 
С ним  было так надёжно и тепло…   
Папа всегда понимал мои радости и огорчения, разделял их и при необходимости подсказывал, как отличить черное от белого…
В школьные годы мне завидовали подружки. Мои тетрадки подписывал папа красивым каллиграфическим подчерком. А карандаши?  Без всяких точилок они лежали в пенале красиво заострёнными пиками. Открываю пенал и любуюсь…
Помню первые часики, подаренные им… и первые туфельки на каблучке к выпускному  в школе.
Ему всегда было интересно, что я читаю, с кем дружу. Он умел дружить с моими подружками.
Он вообще умел дружить с людьми.

       Позже, уже для сына, отец  был абсолютным авторитетом. С дедом обсуждались острые вопросы. С ним по грибы, на рыбалку…

Как мне по жизни пригодились впитанные с детства  его качества - чёткий распорядок дня; самоконтроль  и  самодисциплина;  как закон  -  никогда, никуда не опаздывать; обязательно держать данное слово. Но главное, наверное  -  умение дружить, ценить в человеке  человеческое.  Ни позу, ни стремление казаться, а умение БЫТЬ  ЧЕЛОВЕКОМ…

В последние годы  отец  остро переживал, что людей  его поколения  жизнь здорово обманула. Не всё я тогда могла понять. Только теперь понимаю всю глубину и мудрость его оценок.

23 февраля всегда у нас был праздник. Мы поздравляли отца и всех, кто с этим днём был связан по зову долга  или по зову сердца.
Вот приближается этот день и  память заговорила…
Трудно мне сказать, что переживают нынешние дети военнослужащих. Многое в этой жизни изменилось.

Здесь, на Прозе есть авторы  - служивые, прошедшие службу в армии, горячие точки, обожженные войной в наши дни, которые своими воспоминаниями, своей жизнью подтвердили и подтверждают: служить  -   дело сильных мужчин, понимающих …если не они, то кто?
Читая их, я как бы слышу голос  своего отца.  Вижу воочию  их мужественные лица и понимаю, может быть, иногда и грубые, но всегда честные   слова.

      С ПРАЗДНИКОМ ВАС, СЧАСТЬЯ И ЗДОРОВЬЯ ВАМ И ВАШИМ СЕМЬЯМ!

© Copyright: Дина Иванова 2, 2011
Свидетельство о публикации №21102191715


Памятник на заглавном фото находится в г.Москве, адрес - Ножовый переулок, угол с Б.Никитской.