Эдуард Успенский

Кенга
читать пред. главу http://proza.ru/2011/02/19/2032


Глава из книги "Заходер и все-все-все" Галины Заходер,изд. "Захаров", 2003 год               
                Эдуард Успенский

Как я оттягивала, не решаясь писать об ученичестве и учениках, боясь ошибиться в оценках или пропустить что-то важное. Подчас трудно определить - кто ученик, кто учитель. Процесс педагогики, вероятно, имеет обратную связь. Вдруг подумала: «Разве я не была его ученицей?»
И все-таки я должна подойти к главному, признанному ученику Бориса Заходера - Эдуарду Успенскому. Да простит меня нынешний маститый Эдуард Николаевич, что я буду называть его, как и раньше, Эдиком.
Я познакомилась с ним в 1964 году в Переделкино, в коттедже, который Заходер занимал постоянно, когда там работал. Я приехала навестить Бориса по его приглашению и застала у него обаятельного молодого человека, которого он представил как своего ученика и соавтора.
«Эдик». – «Галя». Мне запомнилась фраза Эдика, которая навсегда застряла в моей голове: «Ой, какая молоденькая!» Мне кажется, что меня молодил белый костюм с ромашкой, вышитой веревкой, о котором я непременно скажу  в следующей главе.
Мы вскоре перешли с ним на «ты», Борис же с Эдиком всегда были на «Вы» («Борис Владимирович» – «Эдик»).
Вскоре после покупки дома мы стали видеться - особенно в летние месяцы - ежедневно, так как Эдик с женой и дочкой сняли дачу в той же деревне, через два дома от нас. Совместная работа, вечера на нашей терраске, купание в Клязьме. В это лето они писали кинокомедию «Чернильная бомба», вариант которой хранится у нас. На нем стоит дата: 1968 год.
Почему бы не заглянуть?

Маленький зеленый городок в средней полосе России. Здесь строят новую школу.
Погожий августовский день. Солнце ярко освещает кумачовый лозунг на воротах забора, окружающего новостройку.
«Сдадим школу к началу учебного года».
Очевидно, строительство идет полным ходом и близится к завершению: из-за ограды несутся гулкие металлические удары, словно работает целая бригада кровельщиков.
(…)
Странно только, что на стройке не видно ни одного человека. А удары все ближе и ближе, и, наконец, мы видим источник этого могучего индустриального грохота.
Четверо строителей с азартом играют в домино. Столом им служит лист кровельного железа, положенный на четыре бочки из-под горючего. Грохочут удары.

Есть и шутливая песенка.

Может летчика в полете
Гирокомпас заменить,
Могут грузчики в работе
Механизмы применить,
Землекопу на подмогу
Экскаватор могут дать,
А бедняге педагогу
Даже нечего и ждать:
Ни приборы, ни машины
Не помогут, не спасут,
Вот поэтому мужчины,
Настоящие мужчины
В педагоги не идут!
Есть свисток у постового
У танкиста есть броня.
Шлем пожарника лихого
Защищает от огня, -
Лишь учителю по штату
Не положено пока
Ни штыка, ни автомата,
Ни на вредность молока.

Несомненная одаренность Эдика, яркая индивидуальность, легкость его молодого таланта вызывали у Бориса желание развивать его литературный вкус, а Эдик легко и радостно впитывал новые знания, как губка. (По образованию он был «технарь».) Мне кажется, что и Эдик своей буйной фантазией приносил пользу учителю, давая ему пищу для размышлений.
«Эдик – вроде шумовой машины. Среди его идей попадаются иногда и стоящие», - так говорил Борис Владимирович.
Из этого «шума» можно было извлечь интересную мысль, которая побуждала к совместному творчеству. Они писали для кино, вели на радио передачу «Юмор в коротких штанишках», затевали какую-то повесть. Работалось им весело и легко. Борис с удовольствием редактировал стихи Эдика. Загляните в главу «Переделкино (1964 год)». Перечень предстоящих работ на февраль месяц. Пункт 5-й. «Стихи для Э.У. – отредактировать». Одно из самых ранних и известных стихотворений «Если был бы я девчонкой» - ударная концовка в нем принадлежит Заходеру. Я неоднократно наблюдала, как - подобно художнику, который одним мазком доводит картину ученика до совершенства, - Борис одним словом менял смысл стихотворения.
Вскоре Эдик развелся с женой, купил половину дома неподалеку от нас, женился вторично.
Помню, как-то летним вечером мы вчетвером засиделись у нас на террасе. Поздно ночью вышли их проводить и обнаружили, что все четыре колеса машины гостей - проколоты. Сроду у нас такого не бывало, место наше тихое. Сначала растерялись. Что делать? Эдик вспомнил, что у него на даче есть старые колеса.
Борис, несмотря на позднее время, завел нашу машину, и они с Эдиком уехали, а мы с Леной как примерные жены готовили инструменты для смены колес. Дружно переобули машину. Пострадавшие лишь к утру добрались домой, да и мы улеглись спать не раньше. Когда отдали колеса в починку, обнаружили в них множественные ранения, словно их убивали. Впоследствии, анализируя происшествие, мы вычислили «убийцу» колес. Накануне Эдик заехал к нам со своим породистым щенком и поставил машину напротив ворот одного соседа, который не одобрял подобных поступков. (Кто читала мой рассказ "Сага о клене" легко высчитает нашего соседа) Мало этого - щенок, по своей малообразованности, посмел присесть возле этих самых ворот и оставить о себе память. Сама история, возможно, не так уж интересна, но она говорит о нашей дружбе.
Сотрудничество продолжалось.
Каждый его участник обладал определенным даром. Заходер - блестяще владеет словом, но слабее в выдумке сюжетов.
Мысли именно об этом я нашла в рабочей тетрадке Заходера:

Почему так трудно писать на свой сюжет? (Гете предостерегал от этого друзей, да и сам работал по народным сюжетам.) М.б. потому, в первую очередь, что сам складывая сюжет, видишь его неизбежные недостатки, несообразности, которые (у меня) прямо-таки парализуют руку или – загоняют в дебри бесконечных сомнений. С чужим сюжетом – все просто. Его принимаешь как данность. Несообразностей либо не видишь, либо сам находишь им интересное оправдание, толкование, применение. Чужую беду руками разведу, а к своей – ума не приложу. Кстати: тут брезжит свет. Т.е. – надо писать чушь. Вчерне.

Возможно, этим объясняется бесспорная удача его пересказов, где все свое дарование он направляет на совершенствование чужого сюжета, а богатство русского языка в его «руках» помогает создать произведение, подчас намного превосходящее первоисточник. Так случилось не только с Винни-Пухом, пересказ которого был назван в Америке «литературным русским балетом». Успенский - большой выдумщик, но, несомненно, слабее в языке, особенно в ту пору. Я не сомневаюсь, что вместе они могли бы написать нечто такое, что порадовало бы читателей. Увы, этого не произошло.
Эдик набирал силу, легко схватывал налету мысли, идеи, которыми Борис разбрасывался, не дорожа ими, так как его богатства хватало на всех. Мне кажется, что это могут подтвердить все, кто хотя бы изредка общался с Заходером. Рифмы, каламбуры, наблюдения, литературные открытия так и сыпались, словно из рога изобилия. Но пока Борис со свойственной ему обстоятельностью раскачивался, чтобы закончить или воплотить собственные находки в совершенную форму, его опережали, и он видел, что они появлялись у его слушателей - подчас в искаженном или несовершенном виде - и их уже «не догнать».
Так однажды, в 1969 году, услышав от Эдика очередную его задумку - написать книгу о дяде Федоре, - Борис сказал, что идея ему нравится, у него самого имеются кое-какие соображения на этот счет и он готов ими поделиться - с условием: «написать эту книгу вместе». (Ведь они много работали вместе.)
«Есть две важные идеи, которые сделают книгу нашей удачей», – примерно это сказал Борис.
«Какие, какие, Борис Владимирович, скажите…», - быстро отреагировал Эдик.
«Дядя Федор должен быть мальчик, а не дядя…»
«А вторая?» - заторопил Эдик.
«А вторую я Вам скажу, когда будем вместе работать».
Но Эдуард Николаевич подхватил первую мысль и унес ее с собой - ему хватило и этого.
Из тетради за 1969 год:

Придумал для Эд. (?). Дядя Федор – ребенок. Тогда все становится на место.
Мальчик уходит из дому (я уже большой). Его мечта сбывается (в его воображении).

Вторую идею знаю только я одна. Она записана следующим пунктом.
В другой, более ранней тетрадке сохранились наброски, материалы, в которых шла подготовка к книге о самостоятельной девочке. Может быть, поэтому так легко, словно шутя, Заходер «отредактировал» задумку Успенского, мгновенно превратив взрослого «дядю Федора» в мальчика с тем же именем. Не в этом ли одна из причин успеха книги?
Мысли Заходера о совершенстве женщины, девочки, способной делать одновременно не-сколько дел (1954 год, запись в блокноте):

Характер девочки: очень тихая, вежливая, кроткая, но необычайно сильная и умная. «Коня на скаку остановит. В горящую избу войдет».

Там же, но на другой странице:

Девочка, похожая на мальчика.

В другой тетрадке, позднее:

Высшая раса. Маленькая девочка, если слушает сказку (по радио), то обязательно еще и вяжет, или вышивает.… Это чисто женская одаренность…
Уж я глазоньками гусей пасу
Уж я рученьками кудель пряду
Уж я ноженьками колыбель качаю…
Среди мужской половины - был, кажется, только один такой – Ю.Цезарь. Зато его и помнят веками! Нашего брата хватает максимум на одно дело…

Беседы со мной, просьба рассказать, какой я была в детстве. Я рассказывала ему о своей первой детсадовской любви. О том, как украла лоскутки в гостях, а мама заставила меня вернуть их с извинениями. О моем кукольном театре; о том, как ела снег, обманув мою немку-бонну, что ем сахар. О своем строптивом характере, когда в первом классе отказалась писать, заявив: «У меня сегодня нет настроения». О первой кожаной – «как у взрослых» - сумочке…

Конечно, девочка не мальчик, но после того, как он отдал «мальчика» - так спонтанно и внезапно отреагировав на вопрос Эдика, отдал собственную тему и задним числом понял, что поспешил, - ему уже поздно было думать о «девочке». Вот почему Заходер огорчился, отдав первую часть идеи: вторая не досталась уже ни Эдику, ни ему, и вообще - никому…
Жаль, что был упущен шанс, когда могли объединиться два таких разных талантливых автора.
Это была, пожалуй, первая трещина в их отношениях.
Вскоре Борис Владимирович сказал Эдику, что тот уже достаточно подготовлен к вступлению в литературную жизнь и в наставничестве больше не нуждается. Дружба тоже стала расползаться по швам. Эдик по-прежнему бывал у нас, но уже не было прежнего тепла, искренности. Больше никогда Заходер не редактировал Успенского.
К чести Эдуарда Николаевича, должна сказать, что он не скрывал происхождение своего «дяди Федора». Он всегда говорит, что это идея Бориса Заходера. Книга получилась хорошая. Заходер хвалил ее. И это все окупает.
Расставались они тяжело, рывками. Бориса начало раздражать общество Эдуарда Николаевича, он сурово судил его творчество и поступки. Встречаясь, спорили, нервничали. Борис подчас резко выговаривал что-то Эдику, Эдик не выдерживал и исчезал надолго. Возвращался. Пили за возвращение и снова расставались. Так тяжело расстаются люди, которые когда-то любили друг друга. Любят. Равнодушные расстаются легко.
Остались редкие, почти официальные беседы по телефону.
Эдик в своих интервью выражает признательность «мэтру» (себя в прежние годы он шутя называл «сантимэтром») за годы, проведенные рядом с ним. В шкафу стоят книги с дарственными подписями: «Главному учителю литературы», «Старшему мастеру СССР от одного из подмастерьев», «Одному из родителей дяди Федора», «Своему литературному папе…», «Мэтру и учителю с большой благодарностью и с пожеланиями торопиться» (чего Борис никогда не мог!), «Дяде Боре от шустрого племянника с почтительным уважением и некоторым ужасом»… Последняя - относится к концу 1988 года.
Мы встретились с Эдиком случайно в канун нового 2002 года. (Последняя встреча до этого была на панихиде в ЦДЛ в день похорон Бориса Заходера.) Неожиданно для обоих, тепло обнялись.
«Ты ко мне относишься по-прежнему?» – спросил Эдик.
«Конечно, конечно…».
В первый день нового года навестил меня в Комаровке. На своей толстой-претолстой книге, которую подарил мне, написал: «Гале Заходер – половинке Б. В. Заходера от его четвертинки». Эдик, как всегда, находчив!
К творчеству Эдуарда Николаевича Заходер относился неоднозначно. О книге «Про крокодила Гену» Борис говорил, что там есть одна замечательная фраза в самом начале, и я запомнила ее так: «Жил-был крокодил Гена. Днем он работал в зоопарке крокодилом, а вечером, дома, играл сам с собой в крестики-нолики». Когда я взяла книгу, чтобы точнее процитировать, оказалось, что такой фразы и нет. Есть, но она выглядит иначе.
«Сборный жених» - в шутку называл Заходер Успенского именно за эту книгу. Успех ее героев объяснял именно этой «сборностью». Слово «Чебурашка» взято у друзей Эдика – так они называли своего сына. Идея забавной экзотической зверушки имеет историю, связанную со студией научно-популярных фильмов, где Борис частенько писал тексты для фильмов. Там отсняли материал о хамелеоне, который прибыл случайно вместе с грузом бананов. У Бориса не было времени, и он передал эту тему Эдику. Тогда и возникла идея образа Чебурашки. Честь и хвала Эдику, что он объединил все эти случайности. Однако дальше опять удачи: зрительный образ принадлежит талантливому художнику Роману Качанову, который сделал замечательную куклу для мультфильма. Песни к мультфильму написаны поэтом Тимофеевским. Музыка Шаинского сделала эти песни шлягерами. Тоже удача. Первоначальный вариант с другим композитором успеха не имел.
Интерес Заходера к творчеству своего ученика и друга закончился, как мне кажется, на «Дяде Федоре». Другие произведения Эдуарда Успенского, насколько я знаю, его не радовали.
Телевизионная карьера Эдика, мягко говоря, тоже не вызывала в нем интереса. Борис сразу же отказался от приглашения принять участие в проекте «Гавани», которая первоначально возникла на радио. Однако Кира Смирнова, звездность и успех которой во многом создал Заходер, была одной из главных находок. Да и лучший друг - Валентин Берестов - с удовольствием записывался в этих передачах. Борис Владимирович, помнится, не очень одобрял его участия.
Есть такой анекдот про торговца заячьими шкурками, которого спросили, что бы он делал, если бы был царем. «Я был бы царем… а еще … торговал бы заячьими шкурками».
Борис полушутя говорил, что Берестов «поэт-царь» и негоже царю торговать заячьими шкурками.

Быть может, сон Бориса, который я записала с его слов 30 августа 1995 года, поможет раскрыть тайну сурового отношения к своему бывшему ученику и другу:

Я в гостях у Эдика. Дом большой, но комнаты, как шкафы, отделаны деревянными панелями.
На столе лежала книжка Фабра о муравьях, хотя, кажется, у Фабра о муравьях книги нет. Но я подумал: «Вот опять Эдик следует за мной».
Очень славная жена.
И входит Эдик. Хорошенький-хорошенький.
И я вдруг понял, что всю жизнь его очень любил и, вероятно, поэтому так ненавидел…

                след глава http://www.proza.ru/2011/02/26/1883