И в пустыне будут яблони цвести...
Золотой Ключик
Ссылка на периферию как в добрые царские времена наиболее удобный способ удалить неугодного человека с глаз долой. Причём, властей предержащим во все времена одинаково – проштрафился ссыльный или просто надоел глаза мозолить, что аж мо;чи нет. Я на собственной шкуре испытал опалу, а за неимением ярких послужных нареканий мездрили меня не сурово. Перевод во ВПАГ правдиво назвать командировкой, именно она определила участь – высылку на горный кордон в обитель блаженных.
Служивый люд 36 армейского корпуса называл Мобилизационную группу просто «Ключик». Неисправимые романтики часто преукрашивают «Золотой», но эти захолустья честнее было бы сравнивать с «сусальным»!
После выдворения из капища гарнизонной юстиции, в батальоне я продержался пару недель. Взвод пополнялся молодыми бойцами, вчерашние сеголетки опробывали на них властные потуги, дембеля ждали увольнения. Ворона при антилопе, Котов готовился убыть на неметчину. Ходил слушок, Котова сменит сержант сверхсрочник Педченко Андрей, но планы на службу у того уже отозрели. Взводным был назначен прапорщик Дюженков Виталий.
Дюженкову наклеили прозвище Гумплен. Посылом к Гюго. В произведениях драматург описывал романтика по имени Гуинплен, противящегося окружающему миру. Сообразно книжному персонажу, новый взводный порывался изменить уклад жизни взвода, мурыжил строевухой и кубриком, уставами и подъём-отбоями. Но порушить традиции ему не удалось. Бойцы пошли вперекор, чтобы перекройка вольготного статус-кво ремвзвода вытянула из нового взводного все жилы. Наши телефонисты отключали с коммутатором связь, прочие каверзы проворачивали на пульте дежурного или тянули волыну с ремонтами, но не особо хитрые акции измора стали приносить плоды.
День, плац, строевая. С искрой лютой праведности в глазах бежит комбат, бранится перечислением тотемных организмов и издали орёт Дюженкову: «Почему коммутатор без связи, а ремонтный взвод топчет асфальт полным составом?» Прапорщик в демарш: «Занимаемся строевой подготовкой по плану!» «Какие нахрен планы? Взвод, отставить строевую! Связь восстановить, неполадки устранить, сделать быстро и доложить вечером! А вы, товарищ прапорщик, можете вышагивать дальше!»
Подобное повторялось пару раз, и Дюженков сознал, служба должна касаться устава опосредованно. Начал рефлексировать, в расположение не являлся неделями. Солдаты надевали гражданку, шли искать, когда срочно был нужен. Вскоре вовсе забил на субординацию, пошёл вразнос, стал не начальником, а другом. Мастера посасывали с ним Чемен, лычки обмывали и отмазывали по необходимости. Короче, за что боролся, на то и напоролся...
Радость от такой службы буйствовала, я самоотверженно упивался бездельем! Любое дело имеет логическое завершение, а бездельем можно упиваться бесконечно! И вдруг политрук выбивает для меня перевод в мобилизационную группу в/ч 11712. Ох, Ваня, друг заклятый!.. Чую, рвением служения Отечеству я переусердствовал лихвой, пасквиль о похождениях дошёл командованию правильно оформленной филькиной грамотой, оно мгновенно среагировало, и бойца упрятали в нехожих отрогах гор.
В общем, инсинуации сделали своё подленькое дело, и 31 мая 1988 года я доблестно топтал такыры Ключика. Здешний биом описан мною байками про восстановление МТО, но секретная военная точка вдали от цивилизации – то непризнанный феномен воинского уготования. Узники совести охраняли здесь всё то, что сами циклично растаскивали, просто откручивая или нещадно отдирая...
Итак, недолгий путь на точку простилался прямоезжей дорогой на запад от Ашхабада, отсекавшей взлётные полосы военного аэродрома Ак-Тепе от виноградников у Багира. Далее дорога виляла серпантином Фирюзинского ущелья и приводила в райские кущи климатического курорта Фирюза – это ярчайшая жемчужина Туркмении. Тут пионерлагеря, санатории и дома отдыха различных республиканских ведомств; погранзастава, на окрестностях которой снимался культовый «Пограничный пёс Алый» и туркестанский эпизод эпической киноленты «Офицеры», но в неменьшей степени этот высотный оазис славится на всю Азию главным чудом – чинарой «Семь Братьев».
За версту до ущелья виден съезд в направлении гор, отмеченный ржавой автобусной остановкой и гипсовой статуей труженицы с виноградной лозой. Свернув на гравий, минуешь плантации солнечных ягод и с заворотом за сопку выскакиваешь на пласт твёрдого грунта, подпирающего хребет Копетдага. На косогоре в широком распадке сопок раскинулся полигон, скрытый от всех разведок мира. С дороги его не увидишь и в мощный армейский бинокль, а для секретности требуются только такие.
Невдавне здесь планировали подземный командный пункт, но руки до дела не дошли. В мои годы точка представала плацдармом для развёртывания батальона связи, и территорией с опутанным колючей проволокой отстойником техники НЗ. Казарму с плацем вздымал над землёй бетонированный парапет, общая площадь фортификации принимала размеры соизмеримые хоккейной коробке.
Детинец цитадели возлагал защиту от внешних раздражителей на ограждение из плит, опутанных колючей проволокой поверху. В парапете вдоль строения разбитая полоска газона с растением непонятого вида. В шутку его назвали яблоней, выбирая фон для фотографий – иди вон, боец, под яблоньку, мол, встань! Этим бесплодным деревцем, либо взросшим кустом флора и заканчивалась...
Вход в солдатские пенаты, другой в комнату дежурного. Солдатский отсек составлялся тремя помещениями, давно не поощрявшимися ремонтом. Слева спальное помещение на тридцать коек в два яруса, справа Красный уголок – проходная зала без броских признаков политических аксессуаров. Дальше каптёрка, где главным экспонатом была древняя семилинейная керосинка. Ни оружеек, взлёток, тумбочек дневального предусмотрено не было, а сортиров и рукомойников и в помине не всплывало...
Нужник деревенского образца «а-ля, выгребная яма» на два разгрузочных места покоился на завидном месте – против места утреннего построения караула. Где по нормальной армейской норме должна возвышаться парадная трибуна с гербом и лозунгом. Наутро затаишься в засаде с письмецом, неусвоенный харч отваливаешь, и вдруг иной засеря распахнёт дверцу и рассекретит караульным войскам наикомфортнейшую позу вычитывания писем. Тебе тоже становится видна всея прилегающая территория – декларируй вслух и смело! Хоть с испуга, с потуги!
Кстати, бытует общеизвестное правило, что письма в армиях зря не пропадают: чем больше писем от друзей, тем чище задница солдата! Выбирайте бумагу, девки!
С обратной стороны здания находился передающий центр УС «Автоклуб». До формирования 36 АК передающий центр носил позывной «Прохлада», принадлежал УС «Конус» 61 МСД. С возникновением УС «Автоклуб» передающий центр был передан корпусу, утратив позывной.
Вход на передающий был вровень земли. Место это – граница пустыни Каракум, где веками скованный серозём наползает на хребты Копетдага. Гребень гор распределял высоту поднятия парапета от нуля с горной стороны и до метра с пустынной. Напротив входа антенное поле; здесь парили ячеистые крылья радиорелеек, стационарно торчали усатые «Дельты» и прочие всеволновые антенны.
С торца здания за сплошным бетонным забором караульное помещение. Тут же отгорожен двор, вмещавший стенд разрядки оружия, жгучую скамью, сваренную с металлоконфигураций, и типовой противопожарный щит с ведром, багром, лопатой и ящиком песка. В случае пожара песок для тушения надо брать только с пожарного ящика – песок с барханов растаскивать нельзя! Не по уставу!
В армии всё регламентировано – где положено, там и взяться должно! Иначе наказуемо! Порядок...
Караулка предоставляла начальнику караула комнату с канцелярским письменным столом и дерматиновым топчаном. Напротив неё камора с лежаками отдыхающей смены и проходная бодрствующей. Пристенок с одинокой пирамидой для восьми АК-74. Вот и вся незыблемая мощь воинской части – действующий арсенал Ключика!
За караулкой с краю глубокого оврага, используемого как пепельница, куда мы чинарики швыряли, и в котором при желании можно спрятать целиком всю нашу казарму, стояла приметная умывальня: цистерна на 1200 л. ёмкости, поднятая металлической конструкцией до уровня человеческого роста. В дно встроены вентили типа барашковый кран. Крутишь крантик и под жидкой струйкой самотёка сполна наслаждаешься водным изобилием. За день каления вода в цистерне прогревалась догоряча.
Воду экономили, хотя бы для того, чтобы смачивать на ночь простынку. По заходу солнца зной гонится в горы, а воздух остужается лишь к утру. Люди укладываются в койки обычно вечером, но попробуй заснуть под угарным маревом, когда даже дышится с трудом. Сырая простынка давала короткую иллюзию заснуть. Не получилось задремать – беги, мочи заново! Какая ни есть, а прохлада!
Каракумское марево описать словами трудно, горше того сорокадневный период изнуряющего зноя, называемого «саратон» или «чилля». Сравнением в голову приходит русская печь, скутанная перед наполнением чугунками. Когда тяга перекрыта, заслонка чела убрана, горнило пышет жаром. Пока отгребаешь уголь в загнётки, от духоты распариваешься и истекаешь тремя потами – примерные ощущения возникают с наступлением пиковых летних температур и никуда от чудовищной жары не деться – везде горнило. Не понимаю, как мы выдерживали...
Воды в бочке редко хватало на сутки. Каждым утром ГАЗон таскал прицепную бочку к журавлю наполнителю и заполнял пресной водой из скважины. По возвращению на точку солдаты перечерпывали воду из мобильной ёмкости в стационарную, оставляя на кухню. Сплошь роботизированная автоматика – и здесь всё продумано!
Ну, а столовая Ключика – это притча во языцех!
Располагалась столовка выше по отлогу кудыкиной горы. Полевая кухня своею торчащей трубой напоминала поваленный навзничь пулемёт системы «Maxim», в отсутствие колёсного станка лишённый мобильности, но трижды в день потчевала бойцов особой узбекской стряпнёй.
В стряпчих проныра узбек, навряд ли учившийся, но вовремя выпросивший должность повара. За кулинарные шедевры кликали его «Гастрит». Получая довольствие на выходной, Гастрит каждый раз щурился: «А яйсы гиде?»
Не вспомню, чтобы Гастрит грубо косячил, но случай знаю с его земляком Равшаном Хасановым, поваром батальона. По легенде, боец варил кашу на воде, в которой до того отваривал яйца. В самом деле, однажды завстоловой прапорщик Овезов прибежал с утра пораньше и велел отложить кусок мяса. Повару не ослушаться, недолго думая Равшан подмешал свежую нарезь к остаткам вчерашнего гуляша, закисшего за ночь. Целую неделю батальон гонял дрищи по толчкам и ближним канавам... Всё засрали...
Повара сняли со столовой в ПУС тащить наряды, а на второй день его прибрал к себе в каптёрку дед Аганин.
– С хера ли? – вопрошали к гражданке Справедливости непонятливые сослуживцы Равшана.
– И так бывает! – отвечала за неё госпожа Удача, – Татарин татарину как пирогу пригарина...
Для принятия пищи на Ключике был приспособлен бокс гаражного типа. Стены из бетонных блоков, потолок – обрешётка тёсаным брусом, скрытая наброшенным рубероидом. Пара фрамужных просветов, напротив входной проём без косяков. Внутри два двусаженных стола с соизмеримыми лавками, привезёнными из батальонной столовой после переделки на конвейерное обслуживание.
Подобные архитекции отец всегда восхвалял: «Чай не церковное строительство!» Кубло и есть кубло...
Рядом с карикатурой на залу для приёма пищи своей участи дожидалась большая куча привозного каменного угля, раз за разом редевшая от растопок полевой печки.
Самым знаковым чудом Ключика была громоздкая, извечно пустая, но считавшаяся пожарной Красная Бочка. Забыто, откуда и когда притащенная, не дававшая покоя землеробам. Дайхане ежегодно засылали парламентёров, бивших поклоны командиру, выпрашивая её в пользование. Тщетно – бочка такая нужна и самим!
Длинная железнодорожная цистерна полагала наличие воды в случае тушения пожара, возникшего, не казни планида, на охраняемой территории. Для этих целей был проложен пожарный трубопровод в сторону парка, к исходу восьмидесятых не оставивший от себя и следа.
Труба была зарыта и оставлена на откуп эволюции. Не понимаю, откуда можно было качать воду для хитрого противопожарного сооружения: надобилось её много, так как при уничтожающей жаре металл чуть не плавится, а роса успевает испаряться, не ложась на землю. Залётная тучка может выскочить из-за гор и писнуть парой капель, но поверхность при всех раскладах сухой останется...
В полутора сотнях метров ниже по склону главный объект преткновения мобилизационной группы – огромное пространство, обнесённое двумя неприступными рубежами из колючей проволоки. Между рубежей нёс службу караул – полконтура с вышкой одного часового и просто полконтура второго. Два калаша на всю окрестность – такая вот вооружённая охрана... мощнейшая...
Романтика в том, заходя на территорию первый раз, всеми фибрами чуешь, что попал в загон к диким мастодонтам, кои окружили тебя со всех направлений, сверкают фарами, скалятся радиаторами, острыми клыками на бамперах и ждут подходящего момента наброситься, задавить, растерзать или порвать как Тузик грелку...
На охраняемой пяди земель имущество войск связи, необходимое к быстрому вооружению нескольких тысяч человек: склады стрелкового оружия, снаряжения, москательной химии и фармацевтики. Склад ГСМ и тот был. Ну и автопарк законсервированной техники – станции связи, всевозможные тягачи и траншеекопатели. Всё это добро почти десятилетие ожидало неизвестного часа внезапного использования. Охраняли запасы на мобилизационной группе Золотого Ключика порядка трёх десятков ратников срочной службы, наличествующих непомерную лень и вечное безразличие к уготованной участи.
Продолжение тут --- http://www.proza.ru/2011/02/07/1421 >Охота на Серого варана >