Прокуратура

Юрий Назаров
1. Здание прокуратуры, и вокруг прилегающий дворик.
2. Дворцовый комплекс ЦК Компартии Туркмении.
3. Длинное строение, с дальнего торца которого мы иногда питались в студенческой столовой.
4. Перекрёсток пр. Ленина – ул. Атабаева, г Ашхабада. Ниже перекрёстка 1-й военный городок.
5. Улица Коммунистическая.


Весна полосанула спокойное течение службы новой вехой, не предвещавшей непроглядной черноты. В общем, не было печали, так черти накачали! А поразмыслить: без чёрных полос не узнаешь, были ли белые, наоборот та же формула! Скорое будущее показало, недолгая кампания в колыбели поборников Военного Устава окропила мою белую полосу лишь слегка затемнёнными красками...

По полудню двадцать девятого февраля Котов довёл до меня предписание командования батальона, принятие которого случилось без его ведома, в последний момент:

– Завтра откомандировываешься в прокуратуру!

– Тарищ старший прапщик, инструмент брать? – не веря своему «счастью», пытаюсь выведать большее.

– На кой ляд? Не вижу необходимости.

– То есть как это без инструмента? – моё удивление сузило границы. Я и правда не понимал, зачем прокуратуре нужен ремонтник без средств устранения неполадок?

– Службу продолжать там будешь, всё остальное по мере поступления задачи! – командир взвода ошарашил новостью, показавшейся крайне удручающей.

– За что мне такая радость подвалила? – спрашивал я вслух, а в мозгах: «Ну и кому это я на мозоль наступил?»

– Пёс знает. На тебя замполит зубы точил, а за что – вспоминай, чем подсластил!

– А как надолго тоже пёс знает? – не унимался боец невидимого фронта, будущий прокурорский служака.

– Скоро я отчаливаю в Европы, моё мнение слушают теперь затылком!

Старший прапорщик Котов (третью звезду на погон шеф обмывал осенью 1987 года) жил ожиданием перевода на другое место службы – в ближайшие месяцы он уезжал в Германию. Ходил слух, всё оговорено, подписано, впору чему Кузнецов не обращал внимания служебным потребностям командира ремонтного взвода.

Почему ремонтник командировался во ВПАГ – было непонятно. Скоро увольнялись трое мастеров, оставались я и Юра Лисовский. Лиса останется один, но прокуратуре нужен был простой солдат для суточных дежурств? Годом ранее в прокуратуру отправляли Васю Микуланинца – тот уже дембельнулся, а так как свято место пусто не бывает, выбран был, получается, эдакий грешник как я?..

Положение дел начальству виднее, до предпочтений моих никому дела нет, пришлось тешиться, что всё что ни делается – всё к лучшему, но настанут те прекрасные дни, когда «всё пройдёт, как с белых яблонь дым!»

В тяжеленный вторник-день замполит Кузнецов доставил меня в адрес: ул. Коммунистическая 18-а. До конца 60-х эта улица называлась Михайловской, и никому до того не было дела, пока не копнули прошлое. Оказалось, что в почесть Михаила Александровича Романова – младшего брата Николая II. В ЦК КПТ запашисто трухнули от этого дознания и перелицевали в Коммунистическую, чтобы не возникало даже признака претензии... Кстати, существует почти достоверная версия, что Михаил Романов доживал свою жизнь под именем Берды Кужук в городе Мары...

 Святилище устава таилось за каменным забором во дворе магазина «Военная книга». Войдя в детинец, Кузнецов перешепнулся со старшим офицером ВПАГ, после чего я был передан майору... А тот из рук в руки откинул старшине. Радушная ухмылка на лице прапорщика Скорохода Ивана Степановича довольствовалась призрением нового бойца. Прапор обволок меня взглядом матёрого скорняка и испытал счастьем, должным мною овладеть при знании об отсутствии тягот и лишений, обещанных уставом:

– Тут тебе не там, здесь порядок! Это в части можно шаляй-валяй, а у нас дисциплина превыше всего! Быстро в расположение вернём, коли будешь лынить!

От чего лынить, прапор не поведал. Ибо слепо верил, служба в колыбели наблюдения за исполнением воинских законов это благодать, ниспосланная солдату, потому как отличием своим нивелировала многие нормы устава!

Воистину, откуда ведать старшине прокуратуры, как тяготели к службе ремонтники батальона связи? Мастера занимались интересным делом, в наряд не привлекались, увалы в город почти каждые выходные, а различные построения – пустяк, на котором не заострялось внимания...

По мне так ежедневные утренние разводы, вечерние поверки, построения, тревоги и нередкие выезды на учения лучше, чем должность вахрушки. Если предоставляли бы право выбора, выбрал бы рутину в ремвзводе – честно, без протокола... Без году неделя, о правах заговорил...

ВПАГ – здание в дюжину кабинетов: прокурора, зама, следователи, спецчасть, иные помещения, кафельный санузел с унитазом и душевыми кабинами. С торца хоздвор, справа крохотная спортплощадка: турник на растяжках и скамья для посиделок, на стене приколот тренировочный щит для отработки ударов. Щит под дерматином с мягкой подложкой, в размер рисунок неопознанного деятеля. Кто угодно мог съездить по его изрядно потрёпанной физиономии и набить здесь кулаки, было бы желание. Кутузки с клопами, зиндана со змеями или схожего узилища планировка не отвела – эти атрибуты правосудия разместились, скорее всего, в комендатуре далее по улице. Такие вот хиленькие «застенки!» Даже пресловутой КПЗ не было...

Вспомнилась своя КПЗ: легендарная пивная «шайба» в родном парке «Дубки», дешифруемая как «контрольный пункт заправки». На воскресном моционе отец всегда заправлялся кружкой пива на входе и очередной на выходе. «Для сугреву!» – выдыхал он, а я честно отжимал свои два глотка на обоих направлениях. Иная расшифровка аббревиатуры КПЗ лет до шестнадцати мною не принималась...

Прокуратура жила опричной жизнью не только прокурорских работников, но и малого числа прикомандированных солдат. Срочная служба в пределах локации лишь отдалённо признавала воинскую повинность с точки зрения устава, но начисто отнимала у меня возможность заниматься любимым делом. ВПАГ не нужен был связист и именно ремонтник – для дежурства подходил любой первогодок, непотребный штатным порядком. Солдатам была выделена камора, обставленная казарменными койками вертикального сбора. Казённый стол по стене, середина пустовала. Сюда бы дастархан с кальяном, но подобная инсталляция обслуге была непозволительна...

Вход в прокуратуру – броская насмешка с колоннадного крыльца провинциальной институции. Треугольный фронтон, пара гранёных колонн, гранитный приступок в полторы ступеньки имелись, следовательно, пафосность госучреждения выдержана! Если не прочтёшь заголовок с вывески, но обратишь внимание к боковой подставке для чистки обуви, поймёшь – учреждение военное.

Прокуратура начиналась с фойе: партерный ряд стульев, пост дежурного напротив. Постом служил двухуровневый стол с коммутатором на два десятка линий и кнопкой блокирования двери. Посетителей в лоно законности пускали с разрешения, полученного через коммутатор...

Вторая дверь удерживалась электромагнитным замком: после нажатия кнопки раздавался характерный звук втягивания ригеля, и косяк отпускал дверь. Восхищённый взгляд посетителя, не понимавшего принцип открывания двери, взывал дежурному: «Интересно у вас!» Дежурный в ответ кивал: «Внутри интереснее будет!» Служащие прокуратуры редко ждали действий солдата и снимали блокировку привычно сами. Кнопке предписывалось слыть секретной, но таилась она на расстоянии вытянутой руки.

Занятие прокурорских работников понятно каждому – о службе срочников немного расскажу. На пост на входе ВПАГ привлекались поочерёдно Александр Переверзев, я и вскоре Виктор Блонский. Как старые вахтёры дрыхнут на работе, мы смиренно просиживали дни возле коммутатора, ревностно вскакивали козырнуть начальству и не отрывали мякоти от стула, отваживая всех остальных.

Сержант Переверзев потомок казацких родов из села Песчанокопское – личность преинтереснейшая, готовая в пользу дела вершить горы, или бросаться на амбразуру до того, как начальству заходила мысль, где её устроить. Руководитель не успевал обработать данные по уму, а нрава щепетильного человек уже стоял на низком старте в позе ожидающего выстрела спринтера. Перестраховщик – кололи Сашку за глаза, вскрывая черты характера; тот обижался, но не особенно противился соответствовать.

Девиз сержанта закольцевался так: каждое действие в прочих условиях имеет разные последствия. Отлынивая бздеть – это одно, а бздеть, не успевая сделать в срок – это придавать ускорение! При всём этом Сашка не слыл подлизой, не замечался подхалимажем, не повергался подлостью. Нормальный парень с блуждающей планкой самооценки. Сержант импонировал кадровикам военной прокуратуры, включая прокурора, своею покладистостью...

Александр выказывал озабоченность, когда поручали что-либо выполнить кому-то другому, но те горячки не пороли и мурыжили специально. Нередко, чтобы нарочно осмеять неусидчивость сержанта. Сашка душу не корявил, беспокоился безмерно и с неподкупным человеколюбием всегда напутствовал сослуживцев душевным опасением: На тебя вся надежда, дружище! Неподражаемый торопыга был правой рукой старшины. Сержант отлично дополнял прапорщика Иван Степаныча как небезызвестный Петька Василь Иваныча. И этот альянс имел отличный результат! Один руководил хозяйством, другой мёл, мыл, копал, таскал и пустяшно не ворчал. Это я мог словечком отвадить, кормить завтраками, или просто заниматься бесконечной волокитой, приводя в противовес, казалось, глупые аргументы – Переверзев так не мог! Он той масти человек, кто к любому поручению с закатанными рукавами подойдёт и пересуда не создаст. Но радовало главное: его служебные рвения не отягощали взаимоотношений в нашем мизерном коллективе, враждованием мы не занимались!

С Виктором Блонским, пока стеснительным киевлянином тесно не якшались, но сразу отмечу его увлечение боевыми искусствами. На этой почве он сошёлся с Сергеем Брагиным, практиковавшим какой-то стиль единоборства не первый год. Следователь показывал солдату что умел, боец в свободное время крутил в спортзакутке черенок лопаты. Карате и похожими практиками в то время интересовались многие офицеры прокуратуры. Известно мне, заместитель прокурора Скопцов был не последним в линейке спортсменов каратеистов. Не ведаю, какими высотами мастерства он обладал на тот период – за спиной вились толкования чуть ли не про чёрный пояс.

Среди солдат выделялись два военнослужащих с незаконченным к моменту призыва юридическим образованием. Приписанные к воинским частям, они работали (а не служили, как должно считаться) на посылках помощниками следователей и жили с нами в одной каморе.

Диловар Шагодаев должен был вопиять бойкое «йа» на поверках мотострелецкого полка, но удачно выпал оттуда во ВПАГ. Разбитной таджик не провинциальных манер поведения особо неровно дышал к служащей прокуратуры Раиле Гасановне, не упуская случаев выразить её завораживающие формы. Выставлял пред грудью кулаки, сложенные фигой, пикантно повиливал бёдрами и приговаривал: «Сисечки»! Походка смоковницы имитировалась им с безупречной комичностью, а мы часто вызывали Диловара на бис. Вспоминаю с удовольствием!..

Второй недоюрист – противоположность Диловару. Срочник сержант Бекмамбетов как обитал невзрачно, так демобилизовался нарочито подло. Если человек держится общепринятых правил этики, не возникает закавык с законом любого государства, но Бекмамбетов успешно слил эту истину в прокурорский клозет. Вспоминаю матом.

Двумя месяцами ранее я купил себе наручные часы. Вернее так: по настойчивой наводке Игоря Кашина решил приобрести заводной механический наручник под маркой «Cardinal» экспортного исполнения производства Первого Московского часового завода. Точнейшая механика, утончённый золочёный корпус, семнадцать камней, кипенно-белый циферблат с золотыми полосками вместо циферок, и прописное название модели заненашенскими буквами – красота! Пятнадцать целковых с копейками...

Наслаждался покупкой я месяца три, пока не оставил на вентиле рукомойника. Чистил зубы ввечеру, умывался, брился, часы навесил на барашек, чтобы не намочить. Наодеколонил лицо и ушёл, подзабыв хронометр, начавший считывать последнее полугодие службы. От рукомойника до комнаты шаг шагнуть... Надеваю форму и чухаю, что на руке не хватает часов. Вернулся, барашек пуст как моя целомудренная память. Обидно... как ни от прочего!

На пути мне попадался скользкий типчик, я к нему: скаж-ка, милчек, не твоих ли повадок поганое дело? В ответ лишь «ни бельмеса» и «йоки» – но кого в таком случае подозревать? Во всём незаменимого Пушкина что ли?..

Комедия положений: часы своровали в прокуратуре! Побасенка для сплетен! Хотите – верьте, хотите – нет!

Да и плевать бы с высокой колокольни на эту крысу, если при увольнении он не ссучился. Не успей в военнике высохнуть чернила записи о демобилизации, этот пай-мальчик Бекмамбетов явился прощаться и внаглую начал шантажировать. Пропал у него, знамо ли, дорогостоящий кожаный ремень, и если сейчас не скинемся по червонцу – идёт доносить самому прокурору. Вас обыщут, не сходя с этого места, мол, и после всего расшвыряют по войскам. Ещё стрелой потыкать и саблей исполосовать... предварительным утоплением через повешение попугал бы...

Сволота от корня... Как земля таких носит?..

Возмущению не было пределов, но исходя из ситуации, невесть чем обернувшейся в будущем, замеса не случилось. Манерные замашки в прокуратуре не имели места быть, иначе дисциплинарный батальон окажется ближе «губы». Людская молва правильно гласит – не верь улыбке прокурора! Заслуженный «дед» советской армии драил полы, не пеняя на послужные догмы. Прагматичнее было претерпеть «равноправие» сейчас, чем стенать в дисбатах и опять же дослуживать положенный срок...

Лично я копейки не дал мерзавцу Бекмамбетову. Уж чего-чего, а возвращения в страшенные войска не боялся. Тем более оттарабанил на момент описываемых событий полтора года и куда ни запихнули при наихудшем исходе дела – «дедом» остался. Подробностей не помню, сбрасывались парни или нет – не знаю. Если откупились – пусть им останется извинительно. Они в войсках не служили и, вероятно, понимали последствия, что было что терять...

Горьковатый «пирожок» в прокуратуре опробовал.



Продолжение тут --- http://www.proza.ru/2011/01/03/830 >Суточный по исповедальне >