http://www.proza.ru/2010/05/23/732
Из тяжких правд слепил снежок
И бросил в лицо, не милуя,
Азартно и глупо…
Если бы знать,
Что не заслонишься, любимая…
Первое письмо от неё Гена получил, когда сидел на «губе» за драку после неудачной шутки над «стариком».
Словно меловой охранный круг, оно вернуло ему спокойствие и уверенность.
До этого он почти не вспоминал о ней, пытаясь привыкнуть к новой жизни, которая так отличалась от гражданки.
Оказывается можно и здесь жить. После боевого дежурства он ходил в клуб, который был в части. Играл на гитаре и пел в ансамбле. Иногда они выезжали на концерты в рыболовецкие посёлки. Однажды застряли в болоте. Почти сутки ждали помощи, продрогшие и голодные.
И цингой ему довелось переболеть.
Раз в году приходили «завоз-пароходы» с продуктами и горючим
Они разгружали их, несколько дней находясь на берегу Охотского залива. Такая суровая красота и мощь! Когда бы он ещё узнал эти места?
Наташке писал редко.. Да и о чём писать? О службе – не хотелось. О том, как тоскует – не находил нужных слов. Наташка - человек тонкий, и ему хотелось писать как-то особенно. Но ждал, ох как ждал её писем!
А она, не дожидаясь его ответов, писала сама.
Как же он не торопился их открывать!
Прислушивался к своим ощущениям, представлял её, сидящей за столом.
Вот она склонила голову и пишет ему, а вот смотрит в окошко и наверняка улыбается, вспомнив ту ночь сладких шорохов, когда она просто шагнула за ним в окошко.
Сумасшедшая девчонка, улыбался он, а сердце ликовало.
До зубовного скрежета он тосковал по её глазам, по милой и чуть виноватой улыбке, по её шалостям, по её трепету, её поцелуям.
Часто ночами он вспоминал, как у неё блестели глаза, когда он сделал её своей. И такой восторг, покорность и счастье было на её личике! Он губами осушил каждую слезинку, а они всё бежали и бежали из её светящихся глаз.
А ведь я, действительно её люблю, ворочался он без сна.
Он старался не думать о том, что его родители не примут её. Религиозные евреи, они никогда не дадут согласия на брак с нееврейкой. Об этом в их семье говорилось не раз.
Ничего, всё должно быть хорошо - успокаивал он себя, хотя и слабо верил в это.
Когда закончился срок службы, он специально не стал сообщать ей дату своего возвращения. Прямо с вокзала помчался к ней домой.
Предновогодняя Москва, суета, машины, колокольный перезвон – он дома! Как же он скучал!
- Моя? – внимательно глядя в любимые и мгновенно потемневшие глаза, спросил он.
- Пенелопа! – счастливо засмеялась она, замерев в его объятьях.
Через два месяца она забеременела.
Вот ведь как! И не погулял совсем! И всё-таки, он решил обо всём рассказать родителям. Вышел скандал. Матери пришлось вызывать неотложку. После этого отец перестал с ним разговаривать.
Значит, всё придётся делать самому.
А что он может? Об институте придётся забыть, надо искать денежную работу. На зарплату киномеханика содержать жену-студентку и ребёнка невозможно. А жить где?
С тяжёлым сердцем он поехал к Наташке. Они долго сидели на лавочке в школьном саду.
Было холодно. Туман льдистыми каплями оседал на ветках, и ветер забавлялся их перезвоном.
Он обнял её и убаюкивал, согревая. Её уже мучил токсикоз, и она была очень бледной.
- Я только маме сказала о ребёнке.
- И я своим рассказал.
Наташка замерла.
- Они считают, что моей женой должна быть только еврейка.
Он встал и закурил.
Когда мать говорила о традициях, о том, что они не знают семьи девушки, её генетики, он не захотел ей возразить. Это его испугало. Он почувствовал себя подонком.
Но самое ужасное, что он не мог относиться к Наташке, как раньше. И поделать с этим тоже ничего не мог. Он злился и на себя и на неё, сам не зная за что. Её покорность его убивала. Молчаливое страдание бесило. Горечь от осознания себя трусом и пустота поселились в его душе.
После жёсткого разговора с родителями что-то в нём оборвалось. Он вдруг ясно понял, что не уверен в своей любви.
- Я так рвался к ней, когда она была далеко! А сейчас она рядом, а я не хочу её видеть...
Он увидел изумлённые глаза матери и понял, что сказал это вслух.
- Ты сам всё понимаешь, - вздохнула она, - Тебе надо прекратить эту связь.
Наташка слишком спокойно наблюдала, как он нервно затягивается и глотает сигаретный дым. Её лицо ничего не выражало. Он с беспокойством поглядывал на неё, опасаясь взрыва.
- Мой папа тоже против нашей свадьбы, - наконец тихо заговорила она, - И именно потому, что ты – еврей. Жить нам негде, снимать квартиру не на что. Мне еще учиться три года. Да и тебе тоже надо поступать в институт. И знаешь, что? Мы не станем отравлять никому жизнь!
- Ты что, хочешь сделать аборт? – его голос сорвался на крик.
- Ну, да! Я не хочу быть матерью-одиночкой! – и она заревела, как ребёнок, в голос.
Он тихо выругался, на его глаза навернулись слёзы.
- А может быть, ты родишь? Я бы к вам приезжал, помогал…
Ну, прости меня! – и он бросился целовать ей руки.
Наташка встала и медленно пошла домой.
Она шла медленно-медленно и вдруг поняла, что задохнулась от бега.
http://www.proza.ru/2010/06/01/558