7.11. Свеча горела
Стул, на котором я сидела, стоял посередине сумрачной квадратной комнаты. На полу горела свеча. Со мной в комнате находились ещё двое. Лиц их было не видно: пламя свечи освещало их со спины.
– Ты попалась, Аврора, – сказал один. – Теперь ты наша.
– И ты получишь за всё, – сказал второй.
Зажужжала машинка – маленькая, на батарейках, и с моей головы посыпались пряди волос. Мои руки были связаны за спинкой стула, но это оказалось излишней мерой: я и так была слишком слаба, чтобы сопротивляться.
– Сейчас мы тебя приведём в надлежащий вид...
Машинка двигалась от лба вверх, а тот, кто орудовал ею, стоял у меня за спиной. Он грубо взял меня за нижнюю челюсть и наклонил мне голову набок, и машинка зажужжала вверх по виску.
– Вспоминаешь? Ты пять лет ходила с такой причёской.
Машинка переместилась на второй висок, а потом защекотала мне шею и затылок. По моей голове прошлась чья-то ладонь.
– Так-то лучше! Как здесь и положено. Ну вот, можно приступить и к основной процедуре.
Первый удар опрокинул меня вместе со стулом на пол. Я стукнулась затылком о каменный пол. Мне не дали подняться: удары посыпались на меня со всех сторон. Били в живот, по почкам, по голове. Били, пока не запыхались. А потом, выгнув мне спину, меня ударили в поясницу. Помимо моей воли у меня за спиной раскрылись крылья. Меня опрокинули на спину и стали топтаться сапогами на белоснежных перьях. Слышался хруст.
С меня сорвали одежду. Один держал под мышки моё избитое, полупарализованное тело, а другой, торопливо работая пальцами, стал расстёгивать свои брюки. Свеча горела, потрескивая, а я думала только о том, как бы лежавшая в кармане моей куртки косынка Карины не выпала оттуда. Потом расстегнул брюки второй надзиратель, а первый держал меня. Натешившись, они потащили меня куда-то.
7.12. Так надо
Меня бросили на пол в моей камере, рядом швырнули мою скомканную одежду. Хрустнуло крыло, Виктория вскрикнула.
– Ну, кто хочет поиметь её?
Молчание.
– Вы мужчины или импотенты?!
Молчание.
– Да, конечно, на таком рационе у них хозяйство уже давно не заводится! Альберт, принеси-ка стаканчик крови! Человеческой!
Белобрысый Альберт ушёл. Слышно было, как всхлипывала Виктория. Альберт вернулся.
– Ну, кто хочет кровушки? – осклабился он.
Молчание.
– Как, неужели никто не хочет? Просто невероятно! Ну, тогда поставим вопрос по-другому… Если никто её не трахнет, то придётся её убить! Эй вы, тараканы полудохлые! Если вам дорога жизнь вашей Авроры, то давайте, вставляйте ей! Вот вам допинг для вашего атрофированного хозяйства, ха-ха! Чтобы оно заработало! Считаю да трёх. Если никто не выйдет, мы отрубим ей голову таким большим-пребольшим топориком, как последней скотине. Раз… Два…
– Я! – раздался неуверенный, дрожащий голос.
Смех.
– Ну, наконец-то нашёлся хоть один мужик! Давай, парень, иди сюда. Вот тебе, пей… Поднимет твоего малыша лучше всякой виагры, ха-ха-ха!
Надо мной стоял узкоплечий тщедушный Гайус. Алекс крикнул:
– Гайус, не смей! Они её не убьют, просто хотят взять тебя на понт!
Гайус часто-часто заморгал.
– Так надо, Алекс, так надо, – пробормотал он, принимая из рук надзирателя стакан с кровью. – Так надо, так надо, – продолжал он бормотать между глотками.
Выпив, он икнул и уставился на меня своими сомнамбулическими глазами. Надзиратель Альберт хлопнул его по плечу.
– Давай, мачо ты наш! Смелее! Это всего лишь баба! Наверно, у тебя давно не было женщины, а, приятель? Смотри, смотри, какая она хорошая! На воле она тебе точно бы не дала – гордая! Ничего, мы ей гордости-то поубавили... Мы даём тебе шанс, пользуйся!
Гайус не сводил с меня осоловевшего от стакана крови взгляда и всё проглатывал что-то.
– Тебе не жить, Гайус, – пообещал Алекс.
– Ну, как – готов? – спросил Альберт, щупая Гайуса. – О, да он в полной боевой готовности! Его солдатик встал по стойке «смирно»!
И оба надзирателя заржали, скаля ухоженные зубы. Альберт разбросал сапогами мои ноги в стороны.
– Ну, давай, гигант!
Гайус сглотнул и стал расстёгивать штаны. Алекс вскочил и бросился на него. Электрошок. Тело Алекса дёрнулось и упало на пол.
– Не подходить, а то получите разряд в рёбра!
Гайус трясущимися руками никак не мог справиться с застёжкой. Второй надзиратель сам расстегнул ему штаны и толкнул на меня. Падая, он навалился на моё сломанное крыло.
У меня вырвался сдавленный вскрик.
– Прости меня, Аврора, – пробормотал Гайус. – Так надо…
Суетливо и беспорядочно копошась, он всё повторял: «Так надо». И, гладя меня по щекам, шептал: «Прости, прости, прости меня, Аврора, прости». Он целовал моё лицо мягкими, безвольными, вялыми и влажными губами, между поцелуями шепча «прости» и опять добавлял своё «так надо». Надзиратели ржали и подбадривали его похабными словами.
– Молодец, так её! Вот, смотрите все, как это надо делать!
Вдруг надо мной склонилась белобрысая арийская морда Альберта.
– А ты что не кричишь, сука? Не нравится? А если вот так?
И он схватил меня за крыло. Я закричала от адской боли, а он засмеялся, и зубы на его лице блестели – ровные, ухоженные. Пока Гайус судорожно елозил на мне, он выворачивал мне крыло и упивался звуками моего крика. А Гайус всё бормотал, задыхаясь: «Так надо… Прости… Так надо…»
Второй надзиратель снова ударил электрошоком очнувшегося Алекса. Виктория захлёбывалась рыданиями на груди у Лавинии.
Альберт оттащил от меня Гайуса.
– Всё, хватит, натешился... Убирай своего щекотунчика.
7.13. Замысел
– Множественные переломы обеих летательных конечностей. Четыре сломанных ребра. Ушибы внутренних органов.
Это заключение сделал флегматичный Франц, медленно и чутко ощупав меня длинными тонкими пальцами. И добавил:
– Не пытайся убрать крылья. Это ещё больше травмирует их.
Я лежала на спине с раскинутыми крыльями, и ширины камеры не хватало, чтобы распрямить их полностью. Виктория и Лавиния надели на меня бельё и брюки, обули, а куртку надеть побоялись, чтобы не потревожить крылья, поэтому было решено просто прикрыть меня ею. Едва шевеля одеревеневшими пальцами, я забралась в карман и облегчённо откинула голову: моё главное сокровище, косынка Карины, была на месте. Я украдкой прижала её к губам и спрятала обратно.
Ночью из угла послышалась возня: на Гайуса навалились Алекс и Дарий. Дарий зажимал ему рот, а Алекс садил ему удар за ударом – молча, беспощадно. От его мощных ударов тщедушное тело Гайуса содрогалось и хлюпало. Франц сидел, прислонившись спиной и затылком к стене, а Лавиния и Виктория испуганно жались друг к другу.
Утром, когда рассвело, я увидела Гайуса: он лежал в углу, свернувшись клубком, и хрипло кашлял. Пол рядом с его головой был заплёван сгустками крови. Я попыталась приподняться и со стоном повалилась обратно.
– Лежи спокойно, – сказал Алекс, склоняясь надо мной.
– Зачем вы его так? – пробормотала я, еле ворочая в пересохшем рту языком.
Алекс поправил у меня по головой свёрнутое одеяло.
– Проучили его слегка, – усмехнулся он. – Но это так, ерунда. Главное вот что. Насчёт уничтожить Кэльдбеорг... У нас кое-какие мыслишки появились. Франц, давай, излагай.
Приподняв тяжёлые веки, Франц проговорил:
– Собственно, излагать тут особо нечего. Начальство держит в крепости запас человеческой крови для себя. Мои способности ещё не успели притупиться от здешних условий, и я выяснил кое-что. Я знаю, где этот запас находится, и у кого от него ключи. Если мы доберёмся до этой крови, мы восстановим силы, сможем вырваться отсюда. Нужно устроить большую смуту. Поднять на мятеж всех заключённых. Запалить пожар – поджечь запасы угля, взорвать керосиновый склад. Поджечь всё, что может гореть. Устроить хаос и неразбериху. План, как получить доступ к крови, у меня уже выработан. Остаётся претворить его в жизнь.
– Ну, как тебе наша мысль? – спросил Алекс. – Одобряешь?
– Вы слишком слабы по сравнению с охраной, – прошептала я. – Многие погибнут...
– Без жертв не обойдётся – на войне как на войне, – кивнул Алекс, и его взгляд озарился мрачным и жестоким блеском. – Но если поднимутся все, если начнётся заваруха, охране придётся здорово потрудиться, чтобы восстановить порядок. Пожар будет нам на руку. Те, кто подкрепит силы из их неприкосновенного запаса, будут уже в состоянии драться с охраной на равных.
– Но как вы поднимете всех заключённых? – спросила я, плохо слыша собственный голос. – Захотят ли все участвовать в этом?
– Не беспокойся, захотят, – усмехнулся Алекс. – Ты должна только пообещать, что если дело выгорит, мы все снова будем в «Авроре», и нам простят все наши былые прегрешения. Это обещание заставит всех драться не на жизнь, а на смерть. Поднимутся даже те, кто близок к анабиозу.
– Я даю вам слово, – сказала я. – Вы уже прощены. Как вас отблагодарить – придумаем. Не сомневайтесь.
Алекс окинул сверкающим взглядом всех сокамерников, и все подобрались ближе, окружая меня.
– Вы слышали? – сказал Алекс. – Аврора дала слово. Дарий, ты берёшь на себя поджог. Франц, ты добываешь нам кровь. Девочки, вы остаётесь с Авророй и защищаете её. А я поднимаю бунт на корабле!
7.14. Мятеж
Роли были распределены, план согласован. Алекс проявил себя хорошим вожаком: одного взгляда в его суровые блестящие глаза было достаточно, чтобы ощутить на себе его направляющую волю. И кто угодно бы воспламенился, услышав его воодушевляющий, призывный шёпот у стены камеры:
– Сосед! Аврора с нами. Передай это дальше, а также то, что она сказала, слово в слово: «Вы нужны мне, друзья. Все ваши ошибки прощены, вы восстановлены в рядах “Авроры”. Мне нужна вся ваша ярость и всё ваше мужество, чтобы сокрушить эти стены и вернуть свободу себе и вам. Моя благодарность не заставит себя ждать. Будьте готовы восстать, когда вас к этому призовут! Но до сигнала сидите тихо».
«Аврора с нами» и «Будьте готовы» облетело все камеры. Острый слух хищника – способность, притупляющаяся в последнюю очередь, и весь Кэльдбеорг почти моментально узнал, что я здесь. Медлить не следовало: охрана могла по поведению узников понять, что что-то назревает.
Во время кормёжки Алекс и Дарий затеяли шумную ссору с дракой – как будто не поделили кроликов. Надзиратели, туповатые сытые амбалы, услышав звуки скандала, заглянули в камеру через дверное окошечко.
– Что за буза? А ну прекратить!
– Да пошли вы все в манду! – хрипло прорычал Алекс, показывая хищный оскал. Схватив окровавленную тушку выпитого кролика, он потряс ею. – Разве это жрачка? Только два полуживых крола на рожу! Сами жрите вашу дохлятину, ублюдки!
И Алекс злобно швырнул тушку в окошечко, послав ей вдогонку ещё несколько ругательств, да таких отборных, что глаза надзирателей выпучились и налились кровью, оба оскалили зубастые пасти и ворвались в камеру, готовые сокрушить Алексу все кости. Пока они охаживали его дубинками, Лавиния и Виктория быстро накинули им на головы свои куртки, а Дарий и Франц выхватили у них электрошокеры – новшество, начавшее использоваться в Кэльдбеорге, по-видимому, недавно. В мгновение ока оба надзирателя были вырублены. Алекс, вытащив у одного бесчувственного охранника из ножен саблю, откинул ногой куртку с его головы и рубанул. Не успели остальные моргнуть глазом, как он обезглавил и второго надзирателя. Окинув взглядом вытаращивших глаза сокамерников, усмехнулся:
– А чего с ними церемониться. Мочим всех, так быстрее и надёжнее!
– Это точно, – усмехнулся Дарий, хватая вторую саблю.
Алекс поднял отрубленную голову за волосы и мазнул кровавым срезом шеи себе по лицу. Дарий шёпотом выругался и сказал:
– Ну, ты на всю голову отмороженный!
Алекс только ухмыльнулся в ответ. Ещё одной паре подбежавших надзирателей следовало бы незамедлительно оповестить остальных о происшествии и поднять тревогу, но они на миг остолбенели. Всего на миг, но этот миг всё и решил. Один из них – вероятно, недавно принятый на службу и ещё неопытный, слегка опешил, увидев Алекса в «боевой раскраске», с окровавленной саблей в одной руке и отрубленной головой в другой. Алекс в этот момент был жуток – настоящий зверюга. Издав устрашающий рык, он с силой пушечного выстрела метнул отрубленную голову в обалдевшего охранника-новичка и попал ему между глаз. Тот закачался, оглушённый. Второго надзирателя поразил Дарий, нестандартным способом использовав железную дубинку – в качестве метательного орудия. Одновременно с броском Алекса он запустил ею во второго охранника и проломил ему переносицу. Воспользовавшись кратковременной оглушённостью надзирателей, Алекс и Дарий бросились вперёд и обезглавили обоих. Так мятежники получили ещё пару сабель и электрошокеров. Один такой комплект получил Франц, вторым владел Дарий, третий, наряду с ключами, был у Алекса, а четвёртый оставили Виктории и Лавинии, чтобы те могли оборонять себя и меня.
Тревога не была вовремя поднята, и это дало нам преимущество. Несколько камер на нашем этаже были отперты, и томившиеся в них узники отправились за Францем на штурм хранилища крови, к ним присоединился и Алекс. Комплекты ключей второй пары убитых надзирателей дали двум узникам, чтобы те отпирали другие камеры. Часть из них Дарий повёл с собой на поджог керосинового и угольного складов. Я услышала рёв Алекса:
– Аврора идёт!
А потом я услышала глухой грохот. Это взорвался керосиновый склад: Дарий выполнил свою задачу. Скоро с рёвом «Аврора идёт!» носились многие вырвавшиеся из камер узники: Францу удалось добраться до запасов крови. Человеческая кровь не только вернула им силы, но и привела их в состояние озверения, и они были готовы крушить всё, что попадалось им на пути. Те, кто сумел вооружиться, вступали в схватки с охраной и нередко выходили победителями. Крики боли, крики ярости и крики ужаса смешались в один сплошной ор. Кто-то убивал, кого-то убивали. Кто-то убегал, а кто-то преследовал, догонял и убивал.
Запахло гарью: мятежники поджигали всё подряд. Такого восстания не знали эти древние стены. Никто не отваживался до сих пор осуществить ничего подобного, и давний бунт, в результате которого заместитель начальника Кэльдбеорга покрылся слоем краски и перьев, был по сравнению с этим просто шуткой соскучившихся узников.
В моих крыльях не было ни одной целой косточки, на моём теле – ни одного живого места. Надо мной надругались три раза. Растерзанная и вывороченная наизнанку, я лежала посреди кромешного ада с единственным теплящимся во мне желанием снова хоть раз увидеть Карину. Плохо повинующейся, деревянной рукой я опять вытащила косыночку, и от родного запаха моё сердце сжалось. Вдруг в камеру ворвался Ингвар со свежим следом от сабельного удара на лице и с ковшиком, полным крови. Он весь пропах дымом, его фартук был в нескольких местах прожжён и окровавлен, но на его жирном и круглом, как луна, лице сияла улыбка. Лавиния схватилась было за саблю, а Виктория – за электрошокер, но Ингвар воскликнул:
– Всё в порядке, всё в порядке! Это для Авроры.
Он поднёс мне ковшик, до краёв полный крови, и от меня не укрылось, как вспыхнули глаза у моих сокамерниц. Я сказала:
– Дай сначала им.
Обе, Виктория и Лавиния, начали отказываться:
– Тебе сейчас это нужнее!
Я сказала:
– Если вы в «Авроре», то не обсуждайте моих приказов. Пейте.
Они выпили по несколько глотков, но нельзя было не видеть, что им хотелось ещё. Я находилась здесь всего несколько дней, а они – несколько месяцев.
– Пейте всё, девочки, – сказала я. – Это приказ! Ослушаетесь – не приму обратно в «Аврору»!
Они не посмели прекословить и выпили всё до дна. На глазах к ним возвращались силы, и после лёгкой судороги они вскочили на ноги.
– Аврора, мы добудем тебе ещё! Ты! – обратилась Лавиния к Ингвару. – Будь с Авророй, мы скоро вернёмся!
Она схватила ковшик, и они с Викторией выбежали из камеры. Я протянула руку Ингвару.
– Привет, старина...
– Привет, дорогуша. – Ингвар сел рядом со мной и взял мою руку. – Не ожидал тебя увидеть здесь снова.
– Ты с нами? – спросила я.
– А куда же я денусь? – ответил он, улыбаясь до ушей. – Как только я услышал, как все кричат: «Аврора идёт!» – я сразу понял, что Кэльдбеоргу конец. Все будто с ума посходили! Послушай... Когда эта заварушка кончится, ты примешь меня к себе в «Аврору»?
– Ты уже наш, – сказала я.
«Заварушка», а точнее, яростный и дикий мятеж в замке Кэльдбеорг окончился полной победой мятежников. Всё было в огне и дыму, когда меня выносили из камеры на воздух, всюду лежали обезглавленные тела надзирателей и узников, пахло палёным мясом: горел крольчатник. Полыхали все хозяйственные постройки и опустевшие камеры, клубы дыма окутали весь замковый двор. Ворота были открыты, мост опущен, и в Кэльдбеорге не осталось ни одного заключённого.
продолжение см. http://www.proza.ru/2009/11/05/675