5
В этой квартире наш герой и пережил крушение не только личное, но и общественное. Украина плавно отчалила от берегов Российской империи и теперь тешилась «незалежностью», от которой многим гражданам было не холодно и не жарко. Зато другие объединялись в партии, выдвигали свои кандидатуры в Президенты и местную власть, увлекая народ на митинги. Время от времени на площадях города развевались разноцветные флаги, гремел новый национальный гимн, вышибающий слезы патриотизма из глаз. Все вдруг стали делиться на украинцев и неукраинцев...
Но все эти годы, пока народ, ошалевший от свободы слова и действий, спорил и даже дрался за национальную идею, Юрочка тихо водил по краеведческому музею экскурсии, ловко уклоняясь от вопросов публики о политике государства и его личных пристрастиях. У него были такие, и мнение о происходящем имелось. Но все это приберегалось для забегаловки, куда он сворачивал неизменно после рабочего дня, и где среди «своих» можно было дискутировать до посинения, одновременно уничтожая собственную печенку вместе с сердцем.
Юрочка давно перешел из рядов начинающих алкоголиков в плотные колонны хронических, бесповоротных, с хорошим стажем. Он постарел, растерял половину кудрей, под глазами его появились мешочки, а в движениях худого тела что-то лихорадочное, суетливое, неуверенное.
Однако вопреки всем законам развития болезни, калечащей внутренние органы, мозги у нашего героя по утрам оставались девственно трезвыми и ясными, и потребности опохмеляться у него не возникало. Это был персональный феномен его организма, спасающий Юрочку от потери самого главного – работы. Коллеги замечали его быстрое увядание и странную неряшливость в одежде, которой раньше не было, но все это относили за счет нездоровья. Что у Юрочки пошаливает сердце, знали все. Знали – и потому берегли, жалели... Как же – любили! За добрый нрав, отзывчивость, неугасающий интеллект и несчастливую личную жизнь. Что Юрочку жена вытурила из дому просто на улицу – тоже знали все. И кое-кто из молодых сотрудниц пытался прибрать его к рукам.
Юрочка позволял себе расслабиться – все-таки не был уродом или стариком, но от серьезных отношений увиливал.
Раза два в месяц к нему забегала дочь, с которой он не порывал связи, тем более что алименты (пусть и скудные) выплачивал все годы – до Наташкиного совершеннолетия.
Это было единственное существо, ради которого он мог воздержаться и пропустить «встречу с друзьями», если, конечно, знал, что дочка придет.
Из первой же стипендии Наташа подарила отцу мобильник, заставив его мучительно покраснеть от стыда: Юрочка не баловал дочку подарками.
– Не возьму! Сколько эта штучка стоит? Неправда, это дороже стипендии!
– Папа, я получаю больше тебя! Дело не в стипендии. Я еще на фирме работаю.
– На какой еще фирме? – испугался тогда папа.
– На вполне приличной. Косметику продаю, импортную. Я там дистрибьютор.
Ничего он не понимал в этих модных движениях современной торговли, а потому сразу поверил и успокоился. Хотя неловкость от этого факта – дочь получает больше него! – все-таки вылилась в дополнительную бутылку пива – для успокоения.
За один вечер короткого визита к отцу Наташа успевала прибрать в квартире и выгладить рубашки или даже простирнуть его жалкие вещички. Он сопротивлялся, но недолго, как обычно. Он вообще не мог противиться чужой воле, если та была направлена на заботу о нем.
Конечно, дочь заводила волынку о вреде алкоголя, пугала его медицинскими прогнозами – все они были смертельными.
– Доця, да не пью я! – безбожно врал Юрочка, тут же начиная допрос о событиях ее студенческой жизни.
– Папа! – чуть не плакала Наташа, только что вынесшая на улицу кучу пивных бутылок. – Ты хочешь умереть в одиночестве? От сердца? Не пьешь? На себя посмотри!
– Все, деточка моя, с завтрашнего дня я... завязываю!
Иногда она приносила ему газеты с рекламой, где красочно расписывались современные методы борьбы с алкоголизмом и приводились номера телефонов всех этих чудо-специалистов.
– Наточка, я не алкоголик, запомни! У меня нет похмелья. Я иду утром на работу яко стеклышко. Я провожу экскурсии такие, что все стремятся попасть именно в мою группу! Мне даже повысили зарплату! Я...
Дальше шел монолог, из которого следовало, что Юрий Арсенович – специалист высшего класса, и весь истфак приходит к нему на консультации!
Это тоже было не в характере Юрочки – хвастать. Наташа грустно смотрела на отца своими бархатными карими глазами. А потом уходила, чмокнув папу в плохо выбритую щеку, со словами:
– Ты все-таки подумай, решись. Надо лечиться. Я же тебя люблю, па!
– У тебя сейчас есть кого любить. Новый папа...
– Какой он новый! Я называю его дядей Валей. Он – отчим. И ношу твою фамилию, ты забыл? И на тебя похожа. А люблю только тебя, запомни.
– Спасибо, детка...
Иногда она заводила разговор о предках, искренне интересуясь их фамильным древом. На что Юрочка грустно отвечал:
– О бабушке ты знаешь уже все. А кто меня породил... Имя знаю, профессию, даже фото не осталось. Мама говорила, что мы, дети, его копия. Татарин – судя по имени. Или грек. Или еврей. Или хохол. Мы же нация смешанных корней. А тебе не все равно?
– Папа, я бы на твоем месте его разыскала. Сейчас через Интернет все возможно.
Однажды вот так Наташа ушла, а через несколько минут прозвучал звонок. «Что-то забыла», – подумал Юрочка и пошел открывать дверь, на ходу снимая джинсы, чтобы переодеться в спортивные штаны.
На пороге стояла женщина – смутно знакомая. Юрочка ахнул, прикрыл дверь, сказал:
– Извините, я оденусь.
И попытался влезть в левую штанину, только что снятую.
Пока он топтался за полуприкрытой дверью, женщина о чем-то спрашивала.
Покончив с процедурой, то есть, вернувшись в приличную форму, Юрочка приветливо распахнул дверь:
– Проходите, не люблю через порог разговаривать.
Она шагнула вперед с таким недовольным лицом, что Юрочка привычно почувствовал себя виноватым.
– Я всего лишь хотела спросить: вы в компе разбираетесь? Тут все какие-то отсталые, ей Богу! В третью дверь стучусь – все из прошлого века!
– И я оттуда же, – улыбнулся Юрочка. – Компьютера не имею.
- А вы мне казались ... современным!
– Я?!
Женщина молча повернулась к нему спиной – уходить.
Да-а, подумал он растерянно, ну и молодежь пошла! Без всяких представлений о приличиях. Хотя она и была не намного его моложе.
– Но на работе я с компом дело имею, – сказал он ей в спину, одновременно открывая дверь.
Женщина рывком повернулась к нему:
– Так чего вы мне голову морочите?
Как давно он не сталкивался с такими особами! Почему-то ему попадались одни похожие на него – манерами, а вернее – комплексами. Жена, правда, никакими комплексами не маялась, но она была воспитана и не хамила никому, даже ему.
Он уже хотел просто захлопнуть дверь за женщиной, сообразив, что это соседка с третьего этажа, с которой он здоровался чисто механически, если встречал ее на лестнице. Но опять же – помешало воспитание! Спросил:
– Какие-то проблемы?
– Ладно уж, извините, – буркнула женщина и побежала вниз. Юрочка пожал плечами.
Встреча оставила неприятный осадок. Он попытался восстановить в памяти ее лицо. Получилась эдакая размытая акварель. Правда, глаза на этом «портрете» светились серо-голубым – как осеннее небо перед дождиком. Кажется, большие... Или это косметика? Он уже привык, что женщины зачем-то рисуют под глазами и на веках яркими цветами, так что не разберешь, где начинается косметика, а где кончается глаз.
Но мужской взгляд точно зафиксировал стройную фигуру – когда женщина спускалась по лестнице.
Через полчаса она вернулась. Почему-то он сразу догадался – что она. Резкий нервный звонок подсказал. Переодеваться не стал.
– Извините еще раз, – сказала женщина, глядя прямо в его лицо. – Я... тут вела себя по-свински. Просто обидно, понимаете? На самом интересном месте вдруг компьютер завис. А мужчин, как назло, нету поблизости. Может, посмотрите?
– Но я не специалист... Если нет связи, это может быть... да что угодно.
– Все-таки зайдите, а?
В голосе ее были жалобные нотки – испытание не для Юрочки. Он пошел покорно за незнакомкой, прямо в домашних тапках.
В крошечной комнате кроме столика с компьютером находился еще диван.
Гостиная, через которую они прошли в этот кабинетик, поразила Юрочку ухоженностью и современным интерьером. В убогих хрущевках ничего подобного он не встречал. В этих домах доживали свой век пенсионеры и неудачники вроде него самого. Здесь же сиял паркет на полу и стены, свободные от старых ковров, белизной напоминали больницу. Зато кресла и угловой диван с кучей подушек, не накрытые тряпками, восхищали благородной обивкой, на которую страшно было опуститься.
Юрочка под внимательным оком соседки быстро перезагрузил компьютер.
– Посмотрим... Вы давно в Интернете?
– Месяца два,– призналась женщина. – На работе он есть, а тут недавно.
– Подождем. Если что-то с кабелем, тогда я пас. А у вас что-то случилось?
– Почему это?
Он прямо спиной ощущал ее нежелание заводить светские разговоры. Но ему так хотелось снять с этой странной женщины непонятную агрессию. Пригласила помочь, а ведет себя как капризный ребенок.
– Вы ни разу не улыбнулись.
– А с какой это стати я буду улыбаться чужому человеку?
– А с какой стати чужой человек должен вам налаживать Интернет?
Он сам не ожидал от себя этого всплеска недовольства, и вдруг почувствовал как раз обратное ему состояние – удовлетворения! Молчит? Так ей и надо!
Он даже привстал, чтобы уйти.
– Подождите же! Надо сначала довести до конца!
Теперь он поднялся на ноги и решительно отошел от стола, не оглядываясь на эту нахалку.
Та молчала. А Юрочка шел к двери и улыбался себе. Господи! Он впервые кому-то нагрубил! Как же это здорово!
– Подождите! – она поймала его за рукав, когда Юрочка уже делал попытку отпереть незнакомый замок. У него с этим всегда были проблемы. Чужие замки не давались ему, точно он был опасным человеком.
– Не уходите! Вы хоть гляньте, все ли там в порядке! Умоляю!
Последнее слово его и вернуло. Юрочка молча вернулся к компьютеру, глянул коротко:
– Порядок. Просто завис комп. Бывает. Попробуйте в следующий раз просто перезагрузить.
– Хорошо.
Теперь он уже смелее оглянулся на нее и даже стал рассматривать.
Она была моложе его лет на десять и довольно привлекательна. У нее действительно были большие глаза – голубые, с зеленцой, сидящие глубоко, а потому казавшиеся еще больше – век не было видно. Зато хорошо смотрелись ресницы над этими двумя продолговатыми озерцами глаз. Впрочем, они могли быть и накрашенными.
– Вообще, – сказал Юрочка с нарочитой назидательностью, – положено, если уж человека просишь помочь, представиться.
– Я – Рада.
– Красивое имя.
– Дурацкое. Особенно в свете сегодняшнего дня.
Тут они оба хмыкнули: как раз заседала Верховная Рада с ежедневными драками возле заблокированной оппонентами трибуны.
– Патриотичное – во всяком случае. Ваш папа был патриотом.
– Мой папа был идиотом, – поправила Рада и совершенно по-детски засмеялась, обнаружив ямочки на щеках. – А ваш? Как он вас назвал?
– Юрием. Нехорошо так о папе, Рада!
– Если вам на папу повезло, тогда можете и умничать. Мне – нет.– Но глаза ее еще смеялись. – Мой папа меня бросил до рождения.
Тут уже Юрочка просто расхохотался:
– Представьте... мой... тоже... ха- ха- ха... меня даже не видел!
– Пр-авда?!
Она так радостно смотрела на Юрочку, точно встретила родного братца.
– Так может... – Теперь уже хохотала и Рада, – это один ... один и тот же папа?!
Сверили фамилии: нет, не один.
Как же стало легко на душе у Юрочки! Он еще повозился с Радой, показал кое-какие операции по облегчению ее работы в Интернете. Она живо реагировала на каждое такое «открытие», тут же репетируя будущую самостоятельность.
Он не стал спрашивать, для чего ей Интернет и что она делает за монитором, если пока – «чайник».
Когда уходил, услышал:
– Вас можно позвать в случае...
– Можно. Если буду дома, Рада.
– Не называйте меня так. Я для всех своих – Ада. Это больше соответствует моему...
– Характеру?
– Пусть так будет. А Рада... терпеть не могу.
Продолжение http://www.proza.ru/2010/03/30/1051