Шафа-Амр был ценной наградой – большая деревня (четыре тысячи жителей) в холмах западной Галилеи, возвышающаяся над береговой равниной. Отсюда противник господствовал над нашими позициями, в руках Каюкджи это была постоянная угроза.
Штурм Шафа-Амра был сейчас главной задачей. Кроме естественных топографических преимуществ деревня была окружена высокой стеной. Большинству современных армий это старинное укрепление показалось бы смешным. Мы же без самоходных пушек были беспомощны, как старинная пехота, и эта стена представляла почти непреодолимую преграду для лобовой атаки. Мы беcпомощны, как греки перед стенами Трои, если не получим, как греки, помощь изнутри. Вот здесь-то наши новые союзники друзы и пригодились.
Шафа-Амр имел смешанную общину, состоящую из мусульман и друзов. Если друзы перейдут на нашу сторону, с их помощью нетрудно будет проломить стену и преодолеть сопротивление мусульман. Этот план не оставлял больших надежд на хорошие отношения в Шафа-Амре по окончании войны, но если друзы захотят нам помочь, захват деревни реален.
Было и кое-что еще. Готовясь к штурму, я подробно изучил весь район по картам и донесениям разведки, обнаружив весьма важный факт. Взяв Шафа-Амр, мы сможем сравнительно легко пробиться по почти неохраняемой горной дороге и с тыла атаковать Назарет! В результате я представил Северному командованию гораздо более амбициозный план поэтапной операции, начиная с захвата Шафа-Амра и в качестве кульминации – взятие Назарета!
Предложение немедленно уперлось в жесткую оппозицию со стороны Мотке Маклеффа, начальника оперативного управления. Его не надо было убеждать в том, что взятие Назарета крайне желательно, перед ним было ежедневное напоминание об этом. Штаб Северного округа находился в Мирце, которой вместе с другими еврейскими поселениями в долине Эзра, угрожали арабские позиции на Назаретских холмах. Тем не менее он был совершенно не согласен с моим предложением, настаивая на традиционном плане Хаганы, предлагавшем атаковать с юга по удерживаемой евреями долине Эзра, используя короткую дорогу в Назарет. Он не скрывал своего мнения относительно невозможности выполнения моего плана операции. Прежде всего, я полагаю, он не верил, что мы можем взять Шафа- Амр. Даже если возьмем, мы сможем добраться до Назарета только преодолев одиннадцать миль труднопроходимой территории, находящейся в руках арабов, двигаясь по узкой горной дороге, проходящей через деревни Саффурия и Иллас, жители которых славились своим героизмом.
Я возражал, утверждая, что взять Назарет с юга, как предлагает Мотке, почти невозможно. Штурмовые силы должны двигаться по очень крутому склону, по открытой дороге, изгибающейся серпантином с острыми углами, под господством построенной англичанами на вершине холма полицейской крепости. Нечего и говорить о движении по такой дороге ночью. Это должен быть дневной штурм, пехота будет двигаться под непрерывным огнем, тогда как у обороняющихся будет масса возможностей для засад.
Как человек Мотке мне нравился. Хороший малый, смелый солдат (позже он станет командовать округом). Но в данном случае мы не могли найти общий язык. Он настаивал на атаке с юга, я сказал со всей серьезностью, что скорее откажусь от командования бригадой, чем буду выполнять план, кажущийся мне самоубийством!
Спор был улажен Моше Кармелем, главой Северного командования. С самого начала Кармель мне очень понравился. Сильный, невозмутимый, похожий на сурового крестьянина, бесстрашный и решительный. Человек большого самообладания. Я никогда не видел его вышедшим из себя или возбужденным. В своей обычной спокойной манере он вмешался в спор и одобрил мой план, хотя потребовал внести одно изменение.
Как я доложил, мы должны наступать с нынешних позиций у подножия гряды. Углубимся внутрь территории, возьмем Шафа-Амр и сразу, не давая арабам времени понять на что мы способны, пробьемся через холмы и спустимся в Назарет по практически неохраняемой северо-западной дороге. Кармель согласился в принципе, но учитывая предупреждение Мотке насчет риска, потребовал, чтобы мы, взяв Шафа-Амр, остановились и подтянули фланги прежде, чем идти на Назарет. С моей точки зрения в этом не было необходимости, возможно это было даже опасно, поскольку давало Каюкджи возможность снова развернуть свои силы вдоль дороги Шафа-Амр – Назарет. Но в сложившихся обстоятельствах у меня не было иного выхода, кроме как принять эту поправку.
Получив разрешение начать атаку, я связался с друзами Шафа-Амра и заверил их, что мы гарантируем безопасность, если они помогут нам изнутри овладеть деревней. Друзы пообещали помочь, и мы занялись подготовкой к наступлению.
Согласно их информации, оборона деревни была распределена между друзами и мусульманами. Каждая община отвечала за свой участок периметра. Я выработал план, по которому поддерживающий наступление обстрел будет направлен на мусульманские сектора для отвлечения внимания. В это время наша штурмовая группа войдет со стороны друзов, стреляя в воздух. Друзские бойцы аналогично будут стрелять поверх голов, имитируя бой. Такой маневр требовал большого взаимного доверия. Одна шальная пуля и последствия будут невообразимые. Важнейшим элементом этого "потешного" боя, разумеется, было полное неведении мусульман о происходящем, что исключало их появление в друзском секторе для помощи в обороне, не говоря о возможных впоследствии ссорах между друзами и мусульманами. Фактически во время имитируемого боя друзы пустили бы нас в деревню, там наши солдаты преодолели бы сопротивление мусульман, оттеснили их назад и относительно легко заняли деревню.
План выглядел просто и надежно. Однако в последний момент он подвергся опасности из-за измены в моем штабе. Раньше, когда я принимал бригаду, я слышал о сомнениях в верности одного из штабных офицеров.Этот человек был с бригадой в Латруне, его подозревали в контактах с английскими офицерами из Легиона как раз перед разгромом бригады. Этот и еще несколько странных случаев вызвали у меня подозрение в его связях с противником. Происшедшее накануне наступления на Шафа-Амр развеяло все мои сомнения. У меня в штабе предатель!
Из-за характера операции, требующей высшей степени секретности, и из-за моих подозрений относительно этого офицера, я готовил план в штабе Северного командования, а не в собственном. Приказы старшим офицерам бригады были отданы в самый последний момент. По той же причине они были устными, а не письменными. Я думал, что этих предосторожностей будет достаточно для предотвращения любого вредительства, но недооценил человеческую изворотливость. Нарушив инструкции, он быстро напечатал приказы в штабе и сбежал. Когда я хватился его, мне сказали, что он ушел разносить письменные приказы.
Я поспешил за ним. Не найдя, пошел в полевой штаб артиллерии поддержки, где и застал своего штабного офицера, приказывающего командиру артиллеристов направить весь огонь на друзскую часть деревни! Одновременно он изменил инструкции штурмующим. Я собирался направить их к друзскому участку периметра, где предполагалась стрельба в воздух, он же приказал им идти к мусульманскому сектору, где фальшивая перестрелка превратилась бы в нечто весьма далекое от игры.
Схема была дьявольская. Если бы все удалось, наш штурмовой отряд, фактически основные силы бригады, поднялся бы на холм, стреляя в воздух, и был бы скошен огнем мусульман. Увидев, что наши снаряды падают на их позиции, друзы определенно решили бы, что их ввели в заблуждение, и вступили бы в бой против нас. В свете столь очевидного «вероломства» друзы никогда больше не сотрудничали бы с нами. Нечего и говорить, что атака на Шафа-Амр провалилась бы, разбив все надежды на взятие Назарета и остальной Галилеи.
Не было сомнения в преднамеренном вредительстве. Мои инструкции были понятны и каждый пункт подробнейше разъяснен. У всех, кто меня слушал, не могло быть ни малейшего сомнения в том, что они должны были сделать все возможное для безопасности друзов. Этот человек не мог ничего перепутать, будучи слишком осведомленным и хорошо обученным офицером для такого случайного промаха. В заключение скажу, что своим поведением он выдал себя с головой. При моем появлении в штабе артиллерии он занервничал и поспешил уйти.
До атаки оставалось десять минут. Предательство было раскрыто в самый последний момент. Я поспешно скорректировал инструкции, затем поспешил к штурмовому отряду и объяснил, что они должны делать, направив их на участок друзов, как и было задумано. Теперь можно было начинать.
Все развивалось по плану. Пока шел обстрел мусульманского сектора, штурмовые силы: 79-й танковый батальон Джо Вейнера с двумя ротами из 21-го батальона Ареле Ярива подошли к стенам. Они и друзы стреляли в воздух. Атакующие быстро прошли через цепь друзов, вошли в деревню и захватили мусульман с тыла. В короткое время деревня оказалась в наших руках, и 71-й батальон Вербера выдвинулся вперед, соединившись с нами.
Таким образом ранним утром 14 июля мы были готовы к решающей фазе операции – штурму Назарета.
В соответствии с моим первоначальным планом нужно было немедленно штурмовать Назарет, пока арабы не перегруппировали свои обороняющие силы. Но Северное командование приказало мне остановиться после захвата Шафа-Амра, и я теперь должен был пережить два изматывающих нервы дня, с тревогой ожидая признаков перемещения арабов для блокировки нашего наступления.
Но нам повезло, арабы не осознали опасность. Видимо они даже не рассматривали возможность штурма Назарета с северо-запада, поскольку это было очевидным сумасшествием с нашей стороны: наступать по одиннадцатимильному участку пересеченной горной и враждебной местности. Уверившись в этом, арабское командование не изменило свою диспозицию. Большая часть их сил осталась на юге, хотя задержка нашей атаки давала их командирам время принять меры против перемещения нескольких бронемашин из северной Галилеи.
Через два дня после нашего успеха в Шафа-Амре я начал второй этап операции точно по изначальному плану. План предусматривал несколько этапов. Пока мои силы под покровом ночи двигались по горной дороге в Назарет, другие части Северного округа начали серию отвлекающих атак в других частях Галилеи, чтобы привлечь внимание арабов и ввести их в заблуждение относительно наших истинных намерений.
Для штурма Назарета под моей командой сосредоточились значительные силы. Нас обязали отправить 72-й батальон Джекки Нурселлы для защиты северо-западной Галилеи с поддержкой местной милиции. Таким образом я остался с двумя батальонами 7-й бригады – 71-м и 79-м и с 21-м батальоном Ареле Ярива, который пока оставался приданным бригаде, 13-й батальон Аврахама Йаффе был также передан в мое подчинение на время операции.
Штурм планировался следующим образом. 13-й батальон, находящийся в долине Эзра, наступает с юга и прикрывает наш правый фланг, овладев деревней Иллас около мили к югу от дороги Шафа-Амр – Назарет. Одновременно остальные наступают с запада и берут Саффурию, другую деревню, доминирующую на горной дороге. Эта атака выполняется ротой бронемашин из 79-го батальона под командой Амоса Бенина и пехотной ротой Дова Ярмоновича из 21-го батальона. После захвата Илласа и Саффурии мы движемся к перекрестку у самого Назарета, закрываем город с севера и блокируем все попытки Каюкджи усилить гарнизон. После этого, я думаю, взять город будет нетрудно.
План был крайне необычен. В то время ночная атака на бронемашинах считалась безрассудством особенно в холмистой местности, где транспорту тесно на дорогах. Мы должны пройти одиннадцать миль по узкой, извивающейся дороге через лесистые каменистые холмы, идеально подходящие для обороны. Если нарвемся на засаду, будут большие потери. Это был рассчитанный риск, который стоит дорого, если что-то пойдет не так, но очень выгоден, если все удастся.
Операция началась 15 июля в 11 часов ночи. Наши передовые группы пошли из Шафа-Амра, где я устроил штаб. После нескольких часов движения никаких донесений об успешном продвижении не поступило. Части медленно двигались вперед в темноте. Хаим Ласков приехал в мой штаб, я оставил его там с резервом, а свой штаб выдвинул вперед в надежде восстановить связь с наступающими и ускорить их продвижение.
Когда я догнал их, оказалось, что бронемашины встали, едва отойдя от Шафа-Амра. Вести машины в тех условиях было невозможно и нежелание ехать было понятным и благоразумным. Но сейчас не время для благоразумия и я приказал им двигаться, сам же пристроился сзади на джипе. Это была медленная езда, напоминаю, на ощупь в полной темноте между черными холмами, в любой момент можно было попасть в ущелье или наткнуться на выступ скалы или на вражескую засаду. Я постоянно выходил из машины вперед, пробовал дорогу и поторапливал бронемашины. Если все будет нормально, то мы доберемся затемно. Если будем двигаться слишком медленно, то дневной свет откроет нас, и мы станем уязвимыми для вражеской атаки. С другой стороны, поспешив, в темноте мы можем сбиться с дороги или попасть к врагу с катастрофическими последствиями. Следовало принять все меры предосторожности.
Нам повезло, мы не встретили сопротивления до перекрестка у Саффурии, где попали под небольшой обстрел со стороны деревни. Все было не так опасно, как могло быть. Противник явно был захвачен врасплох, и обстрел производился с высоты холма, а не с дороги, где мы могли получить повреждения и потери. Тем не менее только дураку могло понравиться быть под обстрелом, а вражеский огонь был препятствием и опасностью, особенно по мере его усиления. К счастью, они не знали нашего точного местонахождения и стреляли по большой площади. Так что у нас не было потерь.
Но положение было далеко не замечательным и становилось хуже. Мы оказались на узкой дороге между холмами с одной стороны и глубоким обрывом с другой. Противник, зная о нашем появлении, усилил обстрел. Рассвет приближался. Солдаты немедленно сошли с дороги и заняли огневые позиции, целясь по вспышкам с холмов. С машинами ничего сделать было нельзя, ни столкнуть с дороги, ни развернуть. Сопротивление врага было не единственной неудачей. По графику к этому времени 13-й батальон Аврахама Йаффе должен был занять Иллас, но у нас не было возможности связаться с ним. Дело было очень серьезным. Его отсутствие оставляло наш левый фланг полностью открытым, превращая запланированный штурм Саффурии в опасную и кровавую акцию. Ситуация тяжелая. Мы ушли миль на десять вглубь вражеской территории, полностью изолированы, шансов на успех очень мало. С рассветом на нас может обрушиться вражеская атака. Почти невозможно вывести машины из-под огня, все наши люди могут быть уничтожены.
Лежа под огромной скалой на обочине дороги, я серьезно задумался: продолжать операцию или прекратить, пока не случилось худшее. В это время подошел Дов Ярманович, чья рота должна была штурмовать Саффурию. В свои сорок лет он был «стариком» в армии, где большинству полковников было около тридцати. Но этот жилистый киббуцник был прирожденным солдатом, человеком безграничной отваги, что он сейчас и доказал. «Единственный выход, -сказал он,- вперед, через холмы к Саффурии!» Он пообещал, что быстро возьмет деревню, если я ему прикажу. У меня было два соображения: с одной стороны я очень хотел идти вперед и достичь цели, с другой – Дов будет наступать по крутому холму на готового к бою противника, и если атака захлебнется, то день застанет нас на этом открытом месте, в окружении врага. Будет катастрофа. Дов настаивал на разрешении двигаться вперед. Его оптимистические прогнозы убедили меня и я отдал приказ.
Его солдаты уже ждали сигнала. Почти мгновенно после моего приказа их трехдюймовые минометы открыли огонь, и пехота пошла вверх по холму. Через невероятно короткое время он доложил: «Саффурия взята!». В роте погиб один солдат, деревенские жители бежали. Взятие деревни стало поворотной точкой. Мы были в безопасности и преодолели самое большое препятствие на пути к Назарету.
Наш южный фланг был все еще открыт, поскольку не было вестей от 13-го батальона в Илласе. Непосредственной опасности уже не было, поскольку теперь мы господствовали над деревней с дороги и я мог направить дозоры в этом направлении с приказом занять холмы к югу от нее и защитить нас от атак с этой стороны. Затем я послал связного в Шафа-Амр с докладом о нашем успехе и приказом 71-му батальону, находящемуся в резерве, выдвинуться вперед и держать дорогу между Шафа-Амром и Саффурией. Хотя Иллас еще не был взят, получив контроль над дорожным перекрестком возле Саффурии, мы достигли стратегической цели, закрыв наглухо подход к Назарету с севера. Как только наши дозоры закроют Иллас, войска подойдут к границам Назарета.
Я устроил штаб бригады у перекрестка, намереваясь собрать все свои резервы для решающего штурма Назарета. Но генерал Каюкджи не собирался давать нам время на ожидание 71-го батальона. В отчаянной попытке помешать нашей готовящейся атаке, он приказал роте бронемашин напасть с севера. Это были тяжелые бронированные машины новейшего типа с мощным вооружением. 79-й же батальон имел лишь самоделки, не представляющие большой угрозы, кроме двух захваченных у арабов в Латруне. Тем не менее батальон вступил в бой и в короткой острой схватке уничтожил все вражеские машины.Командир 79-го батальона Джо Вернер хорошо показал себя в этом бою. С помощью одного из недавно полученных противотнаковых ружей он лично подбил несколько вражеских машин.
Ликвидировав эту угрозу, наши части заняли все дороги и Назарет был окружен. Я столкнулся с одной проблемой: арабы все еще владели мощной полицейской крепостью к югу от города, которая могла быть эффективной защитой. Штурм этой крепости являлся нелегкой задачей, он нанес бы большой урон и повлек тяжелые потери и у нас, и в городе. Этого я особенно старался избежать. Кроме военных сложностей штурм Назарета налагал большую политическую ответственность. Город, где родился Иисус, город с преимущественно христианским населением, многочисленными мужскими и женскими монастырями и религиозными школами, одна из наиболее почитаемых святынь христианского мира. У Израиля будут далеко идущие международные последствия, если в ходе боя мы нанесем ущерб религиозным зданиям или населению. Я решил просто войти в него, надеясь, что ничего не произойдет.
Я полагал, что вход победителей в город происходит с определенным блеском. Но Назарет был и есть нечто особенное. От его волнистых холмов, монастырей из тесаного камня, утопающих в садах домов под красными крышами перехватывает дыхание. Его природа тоже прекрасна: каменистые склоны, покрытые зелеными соснами, напомнили мне массивные холмы северного Онтарио. Однако, у меня было мало времени восхищаться живописными ландшафтами, поскольку мы медленно приближались к городу. Больше всего меня занимал вопрос о том, окажут ли нам сопротивление, заставят ли брать город дорогой ценой с разрушительными уличными боями.
Улицы были пустынны и тихи, изредка раздавались выстрелы снайперов. Одна из пуль впилась в дорогу передо мной, когда я шел рядом с джипом. Это заставило меня укрыться, но других признаков сопротивления не было. Тем не менее нельзя было предвидеть, что ожидает нас за спущенными шторами домов, мимо которых мы осторожно двигались. Пройдя ближе к центру, солдаты встретили несколько местных христианских священнослужителей, которые попросили провести их к командиру. Придя ко мне, они попросили считать Назарет открытым городом и приказать солдатам не стрелять. Я пообещал не причинять вреда ни городу, ни жителям, в случае безоговорочной капитуляции. Они пошли в арабский гарнизон обсудить этот вопрос, я же стал присматривать подходящий дом для размещения штаба. Мне понравился дом муфтия – главы мусульманской общины.
Христианские священники вернулись в сопровождении мусульманских коллег с хорошей новостью: гарнизон готов сдаться. Мы с улыбками встретили эту новость, которую опровергли защитники полицейской крепости, открыв огонь по нашим солдатам.
Тут подошел Шмулик Городецкий и попросил разрешения обстрелять полицейский участок. Городецкий, мой былой соперник в той драматической «дуэли» на минометах, был весьма разочаровавшимся человеком. На протяжении всей операции, он ни разу не имел возможности показать свой героизм, ни разу не выпустил ни одного снаряда и сейчас очень хотел показать свою храбрость. Подумав, я разрешил ему обстрелять крепость, чувствуя, что это нужно для поддержания морального духа его подразделения и может быть это поможет склонить арабов к капитуляции без дальнейших препятствий. После той дуэли я сомневался в точности его стрельбы, но в данном случае полагал, что он просто не может промахнуться. Мы были на холме перед крепостью, которая располагалась на другом холме примерно в миле от нас. Это была большая и простая цель, как вошедшая в поговорку открытая дверь. Он мог стрелять прямой наводкой.
Когда Городецкий радостно развернул свою артиллерию – две небольших стареньких французских семидесятипятки, христианские священники страшно испугались. Они умоляли меня не нарушать обещания и не стрелять по городу. Я напомнил им, что обещал при условии отсутствия сопротивления, защитники же крепости стреляли по моим солдатам. Но я успокоил их, заверив что нам нужно только подавить сопротивление крепости, никаких повреждений в городе это не произведет. После чего кивнул Городецкому, который навел пушки, и приказал стрелять.
Два орудия грохнули. Когда дым рассеялся, я взглянул вниз в долину и был как громом поражен. Казалось, никто не смог бы промазать по такой до смешного легкой цели. Городецкий сделал невозможное – из мести! Это такая вот моя удача – после стольких усилий и обещаний защитить город и сохранить религиозные святыни, я оказался в окружении толпы кричащих возмущенных христианских священников, только что увидевших как израильский снаряд упал далеко от близлежащей крепости в угодьях монастыря! Представив международный шум и дипломатические протесты, я начал действовать немедленно. Без всяких церемоний я закричал на Городецкого: «Прекрати стрельбу и убирайся к черту!» Слава Господу, снаряды не причинили вреда, но больше я не рисковал и с облегчением заметил, что священники скорее смеются, чем сердятся, удовлетворенные моим смущением.
Возможно, красноармейские инструкторы Городецкого больше понимали в психологии ведения войны, чем я. Таинственным образом вскоре после взрывов в монастырском саду гарнизон крепости без сопротивления выкинул белый флаг.
16 июля в 20.40 я отправил триумфальное сообщение: «Назарет взят!»
Штаб бригады вскоре прибыл на новое место. Я попросил своего начальника штаба составить документ о капитуляции на основании моего устного соглашения с христианскими и мусульманскими священниками. Назарет безоговорочно капитулирует, а я гарантирую, что никакого ущерба ни городу ни жителям нанесено не будет.
На следующий день «Нью-Йорк таймс» опубликовала фотографию церемонии. Кроме Хаима Ласкова и меня на ней были мои старшие штабные офицеры и командиры батальонов, которых я пригласил подписать капитуляцию.
Это был большой триумф. С падением Назарета, главного бастиона Каюкджи, его позиции были сильно ослаблены по всей Галилее. Мы не понесли больших потерь и взяли город, несмотря на Городецкого, без каких либо повреждений и ущерба для жителей.
Тем не менее эта легкая победа принесла мне ухудшение здоровья. С самого начала атаки на Шафа-Амр я почти не отдыхал. Сейчас в течение нескольких бессонных дней и ночей я перенес такое напряжение, что не мог уснуть, хотя был полностью измотан. Лежал на полу в нашей комнате оперативной работы, метался и ворочался, но не мог сомкнуть глаз. Я думал, что делать.
Вскоре после демобилизации из канадской армии, по указанию врача я бросил курить. Два года не прикасался к куреву, но сейчас в отчаянии выклянчил пачку сигарет и лежа тянул одну за другой. После этой ночи я опять стал заядлым курильщиком и только через некоторое время снова избавился от вредной привычки. Вроде бы небольшая плата за победу.
=======================
Глава 26. Яэль http://www.proza.ru/2010/02/23/285