3
Элла принесла нам по чашке чёрного чая и вазочку с круглым глазированным печеньем. Оно было не твёрдое, а мягкое и воздушное, очень вкусное. Я не удержалась и сразу съела несколько штук подряд.
– Скажите на всякий случай, где здесь туалет? – спросил Эдик.
– Туалетная комната находится в конце коридора. Выходя отсюда, сразу свернёте направо, – сообщила Элла. – Если я вам понадоблюсь, можете вызвать меня по внутренней связи, кнопка три.
Мы остались в комнате вдвоём. Я пила чай и уплетала печенье, а Эдик долго молчал. Наконец он сказал:
– Натка, если тебя не станет, что будет с детьми? Я и думать боюсь. Они же ещё маленькие, им нужна мама. О себе я уж не говорю…
Я уминала печенье: у меня вдруг разыгрался аппетит. Встала я в шесть утра, ничего толком не поела, а сейчас было уже девять. Эдик смотрел на меня глазами, полными тоски и мольбы.
– Натка, пожалуйста, не бросай нас…
– А ничего, что я превращусь в шикарную блондинку ростом метр восемьдесят? – усмехнулась я.
– Натэллочка, мне всё равно, как ты будешь выглядеть, – сказал Эдик, нервно сплетая и расплетая пальцы. И осторожно добавил: – Она, кстати, очень даже ничего…
– Ничего? Гм! – Я отправила в рот ещё одно печенье.
– Натэлла, нет, ты пойми меня правильно… – начал он смущённо.
– Да ладно, – усмехнулась я. – Я, конечно, не топ-модель… Никогда ею не была. Куда уж мне. Я уже подумывала о том, чтобы что-то сделать со своей внешностью. Конечно, далеко от того, чем меня наделила природа, я не ушла бы, а тут – такой шанс!
– Натка, ладно тебе, перестань, – сказал Эдик, подвигая к себе чашку с чаем, к которой он ещё даже не притрагивался. – Ты же знаешь, я полюбил тебя за то, какая ты есть, и женился, заметь, не на топ-модели… Дело не во внешности.
– А в чём? – Я запила печенье глотком чая.
– В том, чтобы ты просто была.
В вазочке оставалось ещё три штуки печенья, а у меня кончился чай. Я потянулась к нетронутой чашке Эдика:
– Можно?
Он рассеянно кивнул. Я доела печенье и выпила чай Эдика, а он сидел, сцепив пальцы в замок и глядя прямо перед собой куда-то в пол. Его глаза наполнялись слезами, он их смаргивал, но они снова набегали. Он сжимал подрагивавшие губы. Потом он закрыл глаза ладонью и шмыгнул носом. У меня ёкнуло и сжалось сердце.
– Эдик… Эдик, ну чего ты. Не плачь.
Я обняла его и гладила по волосам, а у него из-под ладони катились слёзы. Он стиснул меня, уткнулся мокрым лицом мне в плечо и глухо пробормотал:
– Натка, ну, пожалуйста… Тебе рано уходить. Мне плевать, сколько это будет стоить, я куплю тебе это тело.
– Представь себе будущее, – сказала я. – Когда эти операции будут делать… ну, как зуб запломбировать. Представь, жёны будут просить у мужей не шубы и драгоценности, а новые тела. «Милый, я в этом теле хожу уже второй год! Мне нужно новое, как ты не понимаешь!»
Эдик засмеялся, вытирая мокрые щёки.
– Н-да… Если люди будут менять себе тела, то вообще не будет никаких болезней, и можно будет жить вечно. Но что тогда будет с населением Земли? Придётся ужесточать контроль за рождаемостью… Издадут предписание производить потомство не более раза в сто лет. – Он умолк, усмехнулся. – Что-то меня понесло куда-то. Давай лучше подумаем о нашем потомстве.
– Да, давай. – Я забралась на диван с ногами. – Как воспримут Машка с Ванькой новую маму?
– Мы объясним им, что мама прежняя, просто выглядит иначе, – сказал Эдик.
– Не забывай, они дети, – сказала я. – Если даже взрослому человеку трудно к такому привыкнуть, то что говорить о детях?
– Они поймут и привыкнут. Лучше такая мама, чем вообще никакой. Натка, пойми ты, ведь речь идёт о твоей жизни и о нашей семье!
– Я понимаю это, Эдик. Но тело-то всё-таки чужое. Доктор Жданова сказала, что оно может наложить отпечаток на мой характер. Что, если я буду другая не только внешне, но и внутри? Что, если после этой процедуры это буду уже не я? И даже не моя копия, а вообще кто-то другой? В конце концов, я себе не представляю, как можно взять человека и переселить в другое тело. Где гарантия, что то, что в результате получится, будет нормальным человеком, а не каким-то роботом или зомби? Мне страшно подумать, что с моими детьми останется ходячее и разговаривающее тело с моими воспоминаниями, а не я сама, живой, одушевлённый человек, их мать! Эдик, я правда боюсь!
– Разве доктор Жданова похожа на робота или зомби? По-моему, она выглядит, как нормальный человек. А она прошла через эту операцию.
Мы с Эдиком проспорили целый час. В четверть одиннадцатого в комнату вошла доктор Жданова в сопровождении ещё одной женщины, одетой в шёлковую розовую тунику с узким золотым ремешком на талии, и расклешённые от линии бедра желтовато-бежевые брюки. Её голова была покрыта белокурыми локонами, как у Купидона, а в её профиле было что-то от древнегреческой статуи.
– Познакомьтесь, это наш психолог, Арабелла Викторовна, – сказала доктор Жданова. И представила психологу нас: – Это Эдуард и Натэлла. Оставляю вас.
Арабелла Викторовна подвинула к столу круглый табурет и присела, положив перед собой небольшой блокнот и ручку. Устремив на нас взгляд своих больших светло-серых глаз, оттенённых серебристо-розовым макияжем, она сказала:
– Здравствуйте, очень приятно с вами познакомиться. Если позволите, мы с вами немного побеседуем.
В своей разлетающейся, струящейся одежде, с розовым макияжем, светлой кудрявой головкой и золотыми аксессуарами она была похожа на нарядную бабочку, и я не могла отвести от неё глаз, да и Эдик смотрел на неё, как завороженный.
– Сколько лет вы женаты? – спросила она.
– Одиннадцать, – ответила я.
– У вас есть дети?
– Двое. Мальчик и девочка.
– Сколько им?
– Мальчику десять, девочке шесть.
– По вашему мнению, у вас дружная семья?
Она задавала вопросы, мы отвечали, а она попутно делала какие-то заметки у себя в блокноте. Мы всё ждали, что она заговорит о том, что нас больше всего волновало сейчас, – об этой операции, но она интересовалась нашей семейной жизнью, нашими взаимоотношениями, деталями, которые не имели отношения к тому, что сейчас происходило.
– Простите, Арабелла… забыл ваше отчество, – перебил Эдик.
– Можно без отчества, – улыбнулась психолог.
– Хорошо… Вы скажите нам, вы же специалист… То, что получается после этой операции, можно назвать человеком?
Арабелла Викторовна закрыла свой блокнот, улыбнулась и, играя ручкой, сказала:
– У меня большой опыт исследования перенесённой личности. Могу вам сказать, что в результате операции получается, без сомнения, человеческое существо, со всеми чертами, присущими человеку. Оно наделено памятью, волей, эмоциями, индивидуальностью, речью, мыслительными способностями, характером, темпераментом – словом, всем, чем должен обладать человек. Оно способно к жизни в обществе, способно испытывать привязанность и любовь, способно к творческой и профессиональной деятельности, к обучению, к произведению и воспитанию потомства. По всем критериям и признакам, известным в науке, индивид с перенесённой личностью является человеком. Юридическая сторона этого вопроса сейчас находится на стадии законопроекта, но наши юристы помогут вам уладить вопрос о вашей дееспособности и правоспособности, а также идентификации вашей личности. Вы останетесь полноправным членом общества.
– Ещё и юристам платить, – заметила я Эдику вполголоса. – А они могут выставить такой счёт, что мы нагишом останемся.
Он ответил:
– Не волнуйся, милая. Я же сказал, что деньги – это не вопрос.
Психолог беседовала с нами полчаса. Вроде бы ничего особенного она не говорила, но под конец мне уже казалось, что операция переноса – всё равно что переезд в новый дом. Меня уже не трясло от страха и тревоги перед неизвестностью, хотя, конечно, кое-какое волнение оставалось. Прежде всего, меня беспокоили дети.
– С детьми мы тоже работаем, – сказала Арабелла Викторовна. – Если вы решитесь на перенос, то перед операцией нужно будет провести несколько совместных сеансов. После операции тоже нужен будет психологический контроль. Это большой стресс и для вас, и для детей. Если какие-то проблемы возникнут в течение года после операции, то вы можете обратиться к нам за психологической и медицинской помощью, которая будет оказана вам бесплатно. Это своего рода гарантийный срок, в течение которого вы можете обращаться в «Феникс» с любыми вопросами, касающимися вашей послеоперационной адаптации. Вам будут выданы индивидуальные пропуска сроком на год, которыми вы сможете пользоваться для доступа на территорию «Феникса», и в течение года вы будете считаться нашими клиентами. В любое время суток вы можете приехать к нам, вас пропустят без вопросов, встретят и окажут любую помощь – бесплатно.
– Неплохой сервис, – усмехнулся Эдик.
– Мы дорожим нашими клиентами и осознаём нашу ответственность за результат операции и качество их дальнейшей жизни, – улыбнулась Арабелла Викторовна. – Поэтому мы наблюдаем их в течение ещё целого года после операции. Сейчас, наверно, к вам придёт Диана Сергеевна, вы с ней обговорите все остальные вопросы, если они у вас имеются.
Я спросила:
– А вы случайно не подвергались операции переноса?
– Нет, у меня пока нет в этом жизненной необходимости, – ответила Арабелла Викторовна. – Хотя, в принципе, и можно было бы из научного интереса – как это сделала Диана Сергеевна…
– Она подвергла себя этому в качестве эксперимента? – поразилась я.
– Да, Диана Сергеевна была первопроходцем, – сказала психолог. – Она – автор этой технологии, а также была в качестве первого подопытного, когда перенос проходил испытания на человеке. Она сильно рисковала – и это притом, что у неё две дочери. Одна из них, кстати, пошла по стопам матери – в науку. Она защитила кандидатскую диссертацию под руководством Дианы Сергеевны и теперь работает с нами. Вы её, наверно, видели – это Эллочка. Вторая дочка занимается искусствоведением. Вообще, я восхищаюсь Дианой Сергеевной: она прекрасный руководитель, настоящий учёный и любящая мама.
– По-моему, в ваши обязанности не входит петь мне дифирамбы, Арабелла, – раздался голос доктора Ждановой.
Она вошла в комнату уже не в элегантном брючном костюме, в котором она встретила нас, а в мешковатой белой униформе и белой обуви, а её волосы были убраны под бледно-зелёную шапочку с резинкой. Арабелла Викторовна встала.
– Я совершенно искренне говорю это, – сказала она.
– Так, всё, всё, – засмеялась доктор Жданова, беря психолога за плечи и мягко выпроваживая из комнаты. – Дело своё вы сделали, можете идти.
Когда дверь за психологом закрылась, Эдик спросил:
– А откуда вы знаете, что она сделала своё дело?
– Мне достаточно посмотреть в глаза вашей супруги, – ответила доктор Жданова. – Когда я впервые сегодня их увидела, они были напуганные и несчастные, а сейчас у неё совершенно другой взгляд. Ну, как ваше самочувствие? – Она присела на место, где только что сидела психолог. – Я имею в виду и физическое, и моральное.
– Ну, в общем, неплохо, – признала я.
– Вижу, и печенье наше вам понравилось, – улыбнулась доктор Жданова, взглянув на пустую вазочку.
– Оно очень вкусное, – смутилась я. – А я утром не позавтракала.
– Что же вы сразу не сказали, что проголодались? – Доктор Жданова поднялась с табуретки. – Вам бы принесли что-нибудь посущественнее.
– Да как-то неудобно… – начала я.
– Ну что вы, какое неудобство! Хотите творог с джемом?
Девушка в белой униформе – другая, не Эллочка – принесла нам с Эдиком по стаканчику творога с черничным джемом и пластиковые ложечки.
– Вы кушайте, – сказала доктор Жданова, – а я пока заполню карту пациента.
Она присела на кушетку, открыла серую папку, примостила её на колене и стала что-то писать, а мы с Эдиком ели творог. Я спросила:
– А вы сейчас делали операцию, да?
– Да, только что мы успешно провели перенос, – отозвалась доктор Жданова, не отрываясь от письма. – Кстати, хочу вам предложить взглянуть на пациента, чтобы развеять ваши последние сомнения.
Пациентом был мужчина лет сорока. Он сидел на кровати в боксе с прозрачными стенами, одетый в пижаму, а рядом с ним сидела на стуле женщина и вытирала платочком глаза. Мужчина что-то говорил ей, ласково глядя на неё. Сзади за стулом, положив руки на плечи женщины, стоял мальчик-подросток.
– А можно поговорить с ним? – спросил Эдик.
– Простите, этого вам позволить я не могу, – ответила доктор Жданова. – Посторонним к пациенту нельзя, целесообразно присутствие только близких. Это его жена и сын, их присутствие благотворно сказывается на его психологическом состоянии, а появление посторонних людей может усугубить его стресс.
– С виду непохоже, чтобы он был в стрессе, – заметил Эдик.
– Кажется, он хорошо себя чувствует, – добавила я.
– А между тем, перенос был осуществлён всего двадцать минут назад, – сказала доктор Жданова. – Это о чём-то говорит, не так ли?
Потом мы вернулись в комнату для посетителей. Доктор Жданова принесла образец договора, и мы с Эдиком стали его изучать. Это был документ на двадцати страницах, и в нём было шестьдесят пунктов, а в каждом пункте – ещё по три-четыре подпункта.
– Разумеется, ваш договор придётся немного скорректировать, – сказала доктор Жданова. – Так как ваш случай не совсем стандартный.
– Кстати, вы обмолвились о скидке, – вспомнил Эдик. – За то, что тело чужое. Каков будет размер этой скидки?
– Полагаю, не менее тридцати процентов.
– А может, пятьдесят?
Доктор Жданова улыбнулась.
– Думаю, торг здесь неуместен. Изготовление тела – процесс сложный и дорогостоящий, он требует особых материалов и проводится по уникальной секретной технологии. Потеряв эту клиентку, мы понесли убытки, которые нам нужно хотя бы частично покрыть. Даром отдать вам это тело мы не можем. Тридцать процентов – это и так довольно большая уступка.
Я толкнула Эдика локтем. Он сказал, смущённо улыбаясь:
– Да ладно, я не спорю… Тридцать так тридцать. И на том спасибо.
– Так значит, вы решились? – спросила доктор Жданова.
– Вообще-то, мы ещё не говорили с детьми, – сказала я. – Они вообще пока ничего не знают. Думаю, их мнение следует учитывать.
– Понимаю, – сказала доктор Жданова. – Но в принципе, для себя – вы готовы?
Эдик посмотрел на меня. Он ждал моего ответа.
– Да, – сказала я. – Ради детей и мужа я готова пойти на это. Смерти я не боюсь, мне только не хочется причинять им горе. Только они и держат меня на этой земле. Они – самое дорогое, что у меня есть. Для них я готова на всё.
Эдик уткнулся своим лбом в мой и закрыл глаза. Доктор Жданова сказала:
– Прекрасно. Значит, ваш предварительный ответ положительный. Я очень надеюсь, что разговор с детьми не поколеблет вашего решения. Как же мы поступим?
– Сейчас мы едем домой, – сказал Эдик. – Вечером у нас будет разговор с нашими детьми, а завтра мы дадим вам знать, к чему мы пришли.
Доктор Жданова встала.
– Хорошо, договорились. А может, если ваше решение останется в силе, вы прямо сегодня позвоните, чтобы нам как можно скорее начать приготовления? Я сегодня планирую оставаться здесь до десяти вечера, так что вы меня застанете на месте.
– Можно сделать и так, – согласился Эдик. – Хорошо, как только мы всё решим окончательно, мы вам позвоним.
Доктор Жданова положила в маленький пластиковый футлярчик три розовых капсулы и дала мне.
– Вот, примете в случае возобновления головной боли. Одной капсулы на приём достаточно. А ваш препарат не принимайте: он не самый лучший, у него много побочных эффектов.
4
Дома мы были в полдень. Мать Эдика и не думала готовить обед: она смотрела телевизор и одновременно болтала по телефону.
– О, вот вы и вернулись. Докладываю: внуков в школу отправила, Ване покушать в столовой наказала. Из школы вы их заберёте сами?
– Раз уж я сегодня дома, то съезжу за ними, – сказал Эдик.
– А я займусь обедом, – сказала я.
– Может, не будешь слишком напрягаться? – Эдик с тревогой заглядывал мне в глаза.
– Я хорошо себя чувствую, – заверила я его.
Вмешалась мать Эдика:
– Слушайте, ребята, может, вы мне объясните поподробнее, что у вас случилось? Мне, вообще-то, не всё равно. Натэлла, ты заболела?
Мы с Эдиком переглянулись.
– Да, мама, – сказал Эдик. – Натэлла заболела.
– Не пугайте меня, – выпучила глаза моя свекровь. – Надеюсь, это не очень серьёзно?
– Боюсь, что это смертельно, – сказала я.
Она так и села. Эдик сел рядом и обнял её за плечи.
– Мама, послушай внимательно, я сейчас тебе всё объясню.
Я пошла на кухню и занялась обедом. Я решила устроить сегодня небольшой пир, поэтому испекла блинчики, сделала салат оливье, салат с мясом креветок и мясные тефтели с картофельным пюре, на десерт – апельсиновое желе.
– Знаешь, не случится ничего страшного, если Ваня сегодня пропустит хоккей, – сказала я Эдику. – Вези их с Машей из школы прямо домой.
Дети были удивлены, что у нас сегодня такой роскошный семейный обед, да ещё и с бабушкой в качестве гостьи. Ваня сказал, что ему кажется, будто сегодня воскресенье, а Маша радовалась, что папа сегодня дома.
– Папочка, ты сегодня не пойдёшь на работу?
– Да, моя пуговка, я сегодня остаюсь дома.
– Классно! И мы с тобой поиграем?
– Обязательно, пуговка. Прямо после обеда и займёмся.
После обеда Эдик около часа возился с Машей и Ваней, а мать Эдика курила на кухне. Потом она сказала, что это не для неё, и в расстроенных чувствах уехала домой.
Эдик перекинул Ваню через плечо и понёс в детскую.
– Папа, я хочу ещё поиграть!.. – упрашивал Ваня, болтая ногами.
– Нет, всё, уроки, уроки, уроки! – Эдик похлопал его по заду.
– Тогда помоги мне по математике!
– Ладно, давай свою математику, помогу.
Маша бежала следом, как собачка, и канючила:
– Папа, мы ещё не доиграли…
– Мама с тобой поиграет, пуговка.
Мы с Машей устроились в кресле и стали читать вслух сказку. Потом я включила мультфильмы.
Ваня делал уроки, Маша смотрела мультики, а мы с Эдиком сидели на диване.
– Кто будет с ними говорить? – спросила я.
– Давай, я, – сказал Эдик.
– Давай вместе, – предложила я.
Он кивнул.
Уроки были сделаны и проверены, мультики закончились, и Эдик сказал:
– Чижики, давайте поговорим. – Он усадил обоих к себе на колени и начал: – Ребята, так получилось, что наша мама заболела.
Он объяснил им всё, как мог. Ваня слушал серьёзно, а у Маши наполнялись слезами глаза. Не дослушав, она повисла на моей шее и громко заплакала.
– Мамочка, не умирай!
Тут и у Вани, державшегося с достоинством настоящего маленького мужчины, задрожали губы. Он отчаянно их закусил и уткнулся в плечо отцу.
– В общем, так, – сказал Эдик. – Мама и не собирается умирать. Маму переселят в другое, здоровое тело.
Ваня поднял лицо, Маша повернулась к отцу.
– Это как?
– А вот как, – сказал Эдик.
И он рассказал, стараясь объяснять понятно для детей.
– Если этого не сделать, мама умрёт. Только так мама сможет остаться с нами, живая. Но, детки, выглядеть мама будет по-другому, тут ничего нельзя поделать. Но вы не бойтесь, от этого она нас не забудет и не будет любить меньше. Всё будет, как раньше. Она будет по-прежнему вкусно нас кормить, отвозить вас в школу и встречать, играть с вами. Ничего не изменится в нашей жизни. Так что, пожалуйста, не бойтесь. Мама станет очень красивая, но главное, она будет здорова. И не умрёт. Всё будет хорошо.
Он говорил так убедительно, что я сама поверила, что всё действительно будет хорошо. Потом он позвонил доктору Ждановой в «Феникс» и сказал, что всё в порядке, ничего не отменяется. Я носила всхлипывающую Машу по дому на руках, а Ваня сидел на диване, нахохлившись, как воробей.
Подошёл Эдик.
– Детки, завтра после школы мы с вами съездим в одно очень интересное место. Там мы встретимся с очень хорошей тётенькой, которая вам расскажет много интересного. А ещё, пуговка, – Эдик взял у меня Машу, – там есть очень вкусное печенье. Такого ты ещё не пробовала! Мама там сегодня была, попробовала его, и оно ей так понравилось, что она съела его целую гору, представляешь?
В спальне он сказал мне:
– Завтра утром тебе в «Феникс», родная. Они пришлют за тобой машину. Я сам отвезу детей в школу, а потом мы вместе с ними приедем в «Феникс» на встречу с психологом.
– Тебе не сказали, что со мной будут завтра делать? – спросила я, занервничав.
– Я не знаю, Натка, – ответил он, озадаченно моргнув. – Я не спросил. Надеюсь, ещё не операцию!
– А вдруг уже? – испугалась я. – Ты же видел, как они быстро всё сделали тому мужчине! Пока мы с тобой сидели там, они его уже – чик! – и перенесли. Ну почему ты не спросил!
– Натка, Натка, не психуй, – засмеялся Эдик, взяв меня за плечи. – Не должны тебе ещё завтра ничего делать. Эта Арабелла ведь сказала, что сначала с нами будет работать психолог… А уж потом – операция.
продолжение см. http://www.proza.ru/2009/11/29/169