7.5. Старая знакомая
Аделаиду я застала за её любимым пасьянсом. Она встретила меня так, будто мы вчера расстались.
– А, это вы, милочка! Ну, как ваши дела? Я слышала, вы залегли на дно – так, кажется, это называется?
– Мне надоело там лежать, – засмеялась я. – Я решила всплыть на поверхность, чтобы глотнуть свободы. Может, это и неосторожно с моей стороны, и Юля с Оскаром будут очень недовольны, но я просто с ума сходила в четырёх стенах. Ну, а как вы?
Поправив ажурную шаль на плечах, она проговорила:
– Да ничего, в общем-то, и не изменилось. Всё так же летаю на охоту, раскладываю пасьянс и курю трубочку. Но вы, наверно, имеете в виду мои убеждения? Да, в свете последних событий это стало иметь большое значение... Орден и «Аврора», да. Вы знаете, я сама по себе, ни под чьи знамёна я становиться не желаю. Я всегда придерживалась нейтральной позиции – во все эпохи. И в семнадцатом году, и в тридцать седьмом, и сейчас не собираюсь изменять своему обыкновению. Меня это не касается. Я ни за красных, ни за белых, если можно так выразиться. Я, знаете ли, дорожу своим покоем. Всё это суета!
– Просто удивительно, как вы ухитряетесь так существовать, – сказала я. – Я полагала, что события, которые сейчас происходят, затрагивают всех нас.
– Сохранение нейтралитета – это тоже своего рода искусство, моя дорогая, – засмеялась Аделаида. – Важно убедить противоборствующие стороны, каково бы ни было их число, что вы не являетесь для них врагом. Конечно, на вас смотрят косо и те, и другие, но не трогают. А вам только того и надо.
– У меня бы, наверно, так не получилось, – усмехнулась я.
– Да, дорогая, куда уж вам! – иронично ответила Аделаида. – Вокруг вас и заварилась вся эта каша – как же вам не быть во всём этом замешанной? И замес, скажу я вам, получился крутой. А по большому счёту – суета! – И, показывая, как мало её всё это трогает, она сменила тему: – Я не прочь выкурить трубочку. Не составите ли вы мне компанию, как в былые времена?
– Что ж, не откажусь, – сказала я. – Да, кстати, ведь я научилась пускать колечки.
– Ну! В самом деле? Что ж, продемонстрируйте мне ваше искусство.
И, как в старые времена, мы устроились на диване в гостиной подымить: Аделаида с трубкой, а я с сигаретой. В большое колечко Аделаиды я пускала своё, поменьше, и оно проскальзывало точно через центр.
– Хо-хо! – сказала Аделаида. – Ловко. Вы и впрямь научились. А ну-ка, ещё!
Округлив рот чёрной дыркой, она выпустила колечко в виде пухлого бублика, но я не сплоховала и проворно подпустила своё – и снова в центр. Так мы жонглировали колечками и соревновались, и Аделаида признала меня достойным противником. Мы расстались на вполне дружеской ноте.
7.6. Плен
– Опять каких-то кроликов квёлых подсунули... Видать, больные…
– Да у меня уже второй день в животе тянет…
Маленькая девочка плакала на улице, звала маму. Звала жалобно, испуганно, прижимая к себе игрушку – плюшевого зайку. Она потерялась. Была ночь. Жёлтые холодные глаза шакалов. Смердящие пасти, жёлтые клыки. Платьице девочки было в крови.
Это сон? Мне всё это снится? Нет, конечно, это не может быть наяву. Снова тюрьма Ордена? Мои пальцы коснулись холодной каменной кладки. Чёрточки, длинные и короткие, нацарапаны на стене. Три коротких, одна длинная. Ведь это мои чёрточки! Нет, нет, это кошмарный сон. И та девочка мне тоже приснилась, и шакалы. Сейчас я проснусь и окажусь…
Где?
Я знала, я чувствовала, что это ловушка, но я не могла оставить ребёнка в опасности: у меня сердце разрывалось при виде её испуганного, заплаканного, беспомощного личика и отчаянной хватки, которой она вцепилась в своего зайчика. Была ли она ранена, или кто-то специально измазал её платье кровью, чтобы привлечь шакалов – не знаю. Я представила на её месте Карину и не колебалась уже ни секунды. Я надеялась, что выкручусь, но, видимо, не получилось. А дальше – чёрный провал в памяти.
7.7. Пробуждение
Чьи-то жёсткие, как деревяшки, ладони довольно бесцеремонно похлопывали меня по щекам.
– Давай-давай-давай, открывай глазки, красавица, – будил меня негромкий сипловатый голос. – Ёлки зелёные, нас и так здесь как сельдей в бочке, так ещё тебя подсунули!
Сфокусировать взгляд на склонившемся надо мной лице мне удалось где-то с третьей попытки. В голове стоял звон. Разлепив губы, я пробормотала:
– Это Кэльдбеорг?..
Тип ухмыльнулся:
– Он самый... Чтоб ему провалиться! Тебя как звать-то? Что-то мне твоё личико вроде как знакомо.
С трудом ворочая языком, я ответила:
– Аврора...
Тип присвистнул.
– Ну ни хрена ж себе!
В камере зашевелились. Теперь я разглядела: в одиночке томились шесть узников, я оказалась седьмой. Лежала я прямо на голом полу, а единственную койку занимал крупный мужчина с сурово сложенным ртом и холодными глазами.
– Алекс, что это за делишки творятся? – обратился к нему обладатель деревянных ладоней. – Если она здесь – значит, Орден поимел «Аврору»?
Узники, подобравшись поближе, разглядывали меня. Не то чтобы враждебно, но и особой доброжелательности в их тёмных, вопрошающих глазах не было. Мне стало не по себе под их взглядами. Как будто я в чём-то перед ними провинилась. Тип с твёрдыми ладонями был кривоногим коротышкой с влажными карими глазами и носом-картошкой, улыбчивым ртом и короткими беспокойными пальцами, в которых он всё время что-нибудь теребил. Его взгляд не задерживался ни на одном предмете дольше, чем на две секунды. Он с усмешкой спросил:
– Ты хоть знаешь, что за народ тут собрался? Нет? Так я тебе скажу. Мы раньше были в «Авроре», но получили пинка под зад. А теперь и ты среди нас. Забавно, правда?
– Дарий, харэ трепаться, – раздался низкий, сильный голос. – Не мне тебе напоминать, что многие из нас получили пинка за дело.
Голос принадлежал Алексу, возлежавшему на койке. Он неторопливо приподнялся, сел и спустил ноги на пол.
– Кое-кто из нас перешёл в «Аврору» из Ордена, – сказал он, обращаясь уже ко мне. – Поэтому мы и здесь. Но как ТЫ здесь оказалась? Ведь тебя должны были, по идее, охранять.
– Вышла погулять без охраны. – Я нашла в себе силы приподняться и сесть на полу. В голове сразу гулко зазвенело, пол поплыл подо мной. – Хотела проведать дочь. Мы с ней... не вместе.
Алекс, скользнув по моей фигуре взглядом, вдруг наклонился вперёд и вытащил у меня из-за пазухи косынку Карины – будто знал, где она лежит. Меня яростно обожгло изнутри, откуда-то взялись силы поймать его руку с косынкой за запястье.
– Я верну, – хмыкнул он.
– А разрешения тебя не учили спрашивать? – Я смотрела прямо в его холодные голубые глаза, стискивая его запястье – такое широкое, что пальцы вокруг него не смыкались.
Он был силён: здешние условия ещё не успели сломить его окончательно. Я попыталась проникнуть за ледяной экран внутрь его сознания...
Ей было семнадцать, в её жилах текла горячая кровь, и она восхитительно пахла. Он был пьян, одержим ею. Чтобы она всегда была с ним, он обратил её. Её организм не выдержал обращения – она умерла. Его, сходившего с ума от горя, ещё и привлекли к ответственности за проведение обращения без разрешения на то «Авроры». И он оказался вне её.
Запах Карины разбудил его сердце.
Я сказала:
– Лучше не надо.
Свободной рукой я забрала у него косынку и спрятала на место. Алекс понюхал свою руку – запах с косынки на ней остался. Лед в его взгляде растаял, сменяясь задумчивой нежностью. Его суровый рот тронула улыбка.
– Понимаю, – проговорил он совсем другим, заметно смягчившимся голосом. – Я бы тоже рвался к ней.
Закрыв глаза, он несколько секунд молчал, отдавшись очарованию аромата. Ни тени кровожадности не было на его лице – только эта грустная нежность. Взглянув мне в глаза снова, он понял, что я его прочитала, и потемнел лицом.
– Ты не должен был этого делать, – сказала я.
– Я знаю, – глухо отрезал он.
Сокамерники, притихнув, наблюдали. Когда я обернулась, они начали прятать глаза. Боялись, что ли, что я их тоже прочитаю и выясню их проступки? Мы поменялись ролями, и теперь настал их черёд чувствовать себя не в своей тарелке под моим взглядом. Насмешливость Дария куда-то пропала, его близко посаженные карие глаза забегали. Я отвела взгляд. В чём бы они ни провинились, сейчас это было неважно.
Встав, Алекс поднял меня с пола и усадил на койку.
– Ну, и что думаешь делать? – спросил он с усмешкой в глазах. – Тебе здесь не место, Аврора.
– Вам тоже, – сказала я. И добавила, окинув взглядом остальных: – Никому здесь не место. Кэльдбеорг нужно уничтожить.
Алекс хмыкнул.
– Неплохая идея. Может, бомбу сбросить? Вот только где её взять, бомбу-то?.. Ладно, отложим эти разговоры на потом, пока надо бы познакомиться. Меня зовут Алекс. Это Дарий. – Он кивнул в сторону обладателя деревянных ладоней и кривых ног. – Потом у нас ещё есть Лавиния и Виктория. А также Франц и Гайус.
– Очень приятно, – проронила я.
Узники заухмылялись.
– А уж нам-то как приятно, – подала голос одна из двух женщин. Виктория или Лавиния – я пока не различала.
7.8. Сокамерники
Лавиния когда-то была очень красивой женщиной. Её худое смуглое лицо с выступающими скулами ещё носило остатки былой красоты в виде тёмных дугообразных бровей и длинных густых ресниц. У неё были очень живые быстрые глаза чайного цвета.
Гайус был невысоким и щуплым, узкоплечим и кадыкастым, с каким-то сомнамбулическим выражением лица. Его рот был всегда приоткрыт чёрной щелью. Казалось, будто ему всё время хотелось чихнуть.
Франц был пропорционально сложенным и весьма высоким, с крупным ястребиным носом и пронзительными чёрными глазами, блестящими, как мокрые ягоды чёрной смородины. Даже в тюремной камере он сохранял горделивую осанку и аристократично-чванливое выражение лица. Он был не так ослаблен, как остальные: по-видимому, он находился здесь недавно.
Виктория не была примечательна ничем. Серые глаза, серый цвет лица, вытянутый нос и унылый тонкогубый рот. Забитая и безликая.
Алекс был бы красив, если бы не холодное и жёсткое выражение лица. У него были горделивые брови и нос с горбинкой, мужественный подбородок с ямочкой, а фигурой он обладал завидной: хоть сейчас с него делай статую какого-нибудь древнегреческого героя. Как и Франц, он ещё не полностью обессилел, и дух непокорности сверкал в его суровых глазах колючими искорками.
В замковом дворе загудел колокол: сигнал к отбою. Алекс сказал:
– Ладно, всем на боковую.
Все стали укладываться прямо на полу. Полагая, что койка принадлежит Алексу, я собралась было слезть на пол тоже, но он придавил моё плечо тяжёлой рукой. Я осталась сидеть, а он улёгся на пол.
Мне не оставалось ничего другого, как только устроиться на койке, подложив под голову мешочек с опилками, служивший подушкой.
Всё стихло.
Что стало с той девочкой? Может быть, её всё-таки сожрали шакалы, или убил кто-то из хищников, думала я. Перед глазами у меня стояло её залитое слезами личико и маленькие руки, вцепившиеся в заляпанного кровью плюшевого зайца, но я уже ничем не могла ей помочь. Мои зубы драли грязный матрас.
Алекс время от времени нюхал руку, на которой ещё держался запах с косынки Карины.
Через некоторое время я услышала кряхтение. Кажется, это была Виктория. Она никак не могла найти удобной позы и ворочалась на каменном полу, чем вызвала недовольство Дария.
– Тихо ты, хватит вертеться, – зашептал он сердито. – Спать не даёшь...
– Тело ноет, – пожаловалась та.
– У всех ноет, – ответил Дарий. – Но все молчат и не мешают соседям спать.
Виктория на какое-то время стихла, но потом снова начала покряхтывать. Не вытерпев, я слезла с койки, присела возле неё и тронула за плечо.
– Иди, ложись на койку, – сказала я шёпотом. – Там тебе будет удобнее.
Она приподняла голову. В сумраке на меня уставились два водянисто-серых изумлённых глаза.
– Аврора?..
– Нет, папа Римский, – усмехнулась я. – Иди, говорю.
Она недоуменно заморгала.
– А как же ты?
– На полу посплю, – сказала я.
Виктория начала отказываться, но я настояла. В итоге она заняла койку, а я улеглась на холодном каменном полу.
Камень был не самым удобным ложем, но зато стихло кряхтение Виктории.
Холодное тело осталось на холодном полу, под мраком каменных сводов, но жизнь в нём не замерла. Взгляд рассекал пространство, мчался над морской гладью к огням башен из бетона и пластика. Беззвучный крик взорвался в небе, и его услышали те, кто должен был услышать.
«Я в Кэльдбеорге!»
7.9. От чистого сердца
– Встать! Руки за голову, локти в стену!
Я слышала эту команду в течение пяти лет бессчётное количество раз. Она означала, что настало время кормёжки. В двери камеры открывалась небольшая дополнительная дверца, в которую задвигалась клетка с кроликами. После того, как маленькая дверца закрывалась, можно было отойти от стены и приступить к еде.
Команда была исполнена узниками быстро и привычно. Я сделала это почти синхронно с ними, с удивлением обнаружив, что выработавшийся за пятилетний срок рефлекс ещё не забылся.
Кроликов было двенадцать.
– Что же это? – сказала Лавиния, пересчитав животных. – Здесь на шестерых, а нас теперь семеро – вместе с Авророй. Они там что, считать разучились?
Я сказала:
– Я не голодна. Меня можно не брать в расчёт.
Лавиния пожала плечами.
– Ну, как хочешь.
Все взяли себе двух кроликов: сначала Алекс, потом Дарий, Франц, Лавиния. Последними взяли себе пищу Виктория и Гайус. Я закрыла глаза, чтобы не видеть, как их голодные пасти впиваются в тёплых пушистых зверьков и тянут из них хоть и малопитательную, но живую кровь.
– Аврора, – услышала я тихий голос и открыла глаза.
Передо мной сидела на корточках невзрачная Виктория, протягивая мне кролика. Её окровавленные зубы были обнажены в смущённой улыбке.
– На, поешь. Нельзя же совсем голодом-то.
Сначала я не поняла: откуда взялся лишний кролик? А в следующую секунду сообразила, что Виктория делилась со мной своим пайком. В её глазах я прочла благодарность за то, что я уступила ей койку минувшей ночью.
– Спасибо, Виктория, – сказала я. – Но я правда не хочу. Пей сама.
– Бери, раз предлагают, – раздался голос Алекса. – Это от всего сердца. Или брезгуешь? Всё равно ничего другого здесь не дают.
Одного кролика он уже высосал – тушка лежала у его ног. Второго, ещё живого, он держал в руке и поглаживал. Я сказала:
– Нет, не брезгую. Я пять лет жила на этом.
– Тогда бери, – ответил он.
Я взяла кролика. Виктория простодушно улыбнулась, кивнула и отползла на своё место. Мне стало неловко оттого, что я хотела отказаться от её подношения. Раздвинув пальцами шерсть, я вонзила зубы в горячую плоть.
7.10. Шах и мат
Четыре дня я провела в битком набитой камере, питаясь кроличьей кровью. Молчаливо, не сговариваясь, то один, то другой из сокамерников делился со мной своим пайком. А то и двое сразу отдавали мне по кролику.
Флегматичный и с виду чванливый Франц сказал, глядя в пространство из-под полуопущенных век:
– Могу сказать лишь одно: твой захват был запланированной операцией, преследующей определённые цели. Наиболее вероятная цель – то, что Орден, держа тебя в заложниках, может оказывать давление на «Аврору». Выражаясь шахматной терминологией, ты – король, Джулия – ферзь, а мы – взятые пешки. Захватив тебя, Орден поставил «Авроре» мат и может теперь предъявлять ей какие угодно требования. Как это ни печально, эта партия «Авророй» проиграна.
– Рано ещё говорить, кто проиграл, а кто выиграл, – отрезал Алекс.
– К сожалению, мой юный друг, положение, сложившееся на доске, весьма неутешительно, – ответил Франц ровным, меланхоличным тоном, задумчиво поглаживая голову. – Плачь не плачь, факт – вещь упрямая. А факты таковы, что Аврора находится в застенках Ордена, и спасти её может только чудо. А сейчас позвольте мне завершить начатую мной партию.
И Франц закрыл глаза, отрешившись от всего окружающего. Никаких шахмат в камере не было: Франц играл в уме. Иногда его веки приподнимались, а губы шевелились, а временами он впадал в подобие транса, и тогда со стороны казалось, что он вообще умер.
– Наш Франц – чокнутый парень, – сообщил мне шёпотом Дарий. – Я никогда не понимал тех, кто играет в шахматы сам с собой, но Франц пошёл дальше. Он играет в уме! Сам себе ставит маты воображаемыми фигурами на представленной доске. Уж не знаю, как он умудряется держать перед собой эту картинку. Одним словом – чудак.
Я сунула руку за пазуху, нащупав косыночку Карины. Странно было ощущать её дивный запах в этом отвратительном месте: никто из здешних обитателей не мог так пахнуть. Мне до боли в сердце хотелось её снова увидеть и прижать к себе, и меня обожгло отчаянное желание выжить, выбраться во что бы то ни стало, даже если для этого придётся сравнять это место с землёй.
продолжение см. http://www.proza.ru/2010/04/23/1634