БЗ. Глава 3. Хищница. Параграфы 1-6

3.1. Первые шаги


Оскар преподал мне несколько способов поимки жертвы, а дальше я должна была самостоятельно добывать себе пропитание. Нянчиться со мной на этой стадии он не собирался, так как, по его словам, это было далеко не самое трудное из того, что мне предстояло усвоить. Показав мне основные приёмы, он бросил меня в самостоятельную жизнь, как щенка в воду.

Сначала я растерялась. Оскар заявил, что у него неотложные и очень важные дела, из-за которых ему придётся на какое-то время поки­нуть меня. И он меня покинул.

Растерянность парализовала меня. Я вроде бы знала теорию, но применить эти знания на практике было совсем другим делом. Я обрати­лась к Аделаиде с просьбой научить меня, что мне следует делать, но она ответила, что не имеет права давать наставления, так как мой учитель – Оскар.

– Ну, что вам стоит подсказать мне? – упрашивала я. – Мой учитель отлучился, бросил меня! Я не знаю, как мне быть!

– Во-первых, ваш учитель не бросал вас, милочка, – сказала Аделаи­да строго и серьёзно. – Наставник никогда не бросит своего учени­ка, пока тот не готов. Если он отлучился – значит, так было нужно, так им запланировано. А у меня вообще нет права кого-либо учить, потому что я даже не младший магистр Ордена, а всего лишь рядовая сестра. А Оскар может обучать, так как он старший магистр. Всё, что я могла бы для вас сделать, – это поделиться с вами своей добычей, но я этого делать не ста­ну, потому как вам нужно приучаться к самостоятельности. Как же вы бу­дете жить дальше, если вас всё время кормить, как младенца? Ниче­го сложного в этом нет, и зря вы говорите, что не знаете, как вам быть. Вы всё знаете, дорогая, у вас всё получится. Просто идите на улицу и вспо­мните всё, что вам говорил ваш наставник. Бояться вам нечего и некого – вы уже сейчас сильнее людей. Что вы за хищник, если боитесь своей жерт­вы? Ступайте, милочка, желаю вам удачи.

– А давайте охотиться вместе? – предложила я, не теряя надежды её уговорить. – Вы не станете меня учить, просто побудете рядом для мораль­ной поддержки. А я могу смотреть, как охотитесь вы, и это мне поможет.

Аделаида ласково улыбнулась, но осталась непреклонна. В её улыб­ке сквозила некоторая досада: так улыбается взрослый докучному ребёнку.

– Простите, дорогая, но я по своей натуре одиночка... Я предпочи­таю добывать себе пропитание одна. Это, знаете ли, дело привычки. Подходящую компа­нию себе вы ещё найдёте, а меня уже не переделать.

Аделаида дала мне понять, что она мне не помощница, хотя и не бу­дет возражать против моего проживания здесь, бок о бок с ней, раз уж та­ково желание Оскара. То, как она от меня отмахнулась, не могло приба­вить мне уверенности в себе, и только голод выгнал меня на охоту.

Я долго бродила по ночному городу. В нерешительности я провожа­ла взглядом каждого встречного человека, и его запах заставлял мои киш­ки тоскливо сжиматься. Представьте себе, что вы очень проголодались, и мимо вас проплывает ваше любимое блюдо, от одного аромата которого у вас слюнки текут, а вы отчего-то не решаетесь протянуть руку и взять его. Вы думаете: а могу ли я съесть его? Получится ли у меня урвать от него кусочек? Не даст ли оно мне отпор? А что подумают обо мне, если я съем его? И что я буду сам о себе думать? Ваш желудок говорит вам: «Чёрт возьми, я голоден! Ты протянешь ноги, если не наполнишь меня в самом скором времени». Но, тем не менее, вы колеблетесь, вы мучитесь разными «за» и «против», вы не знаете, как подступиться к желанной вами пище, а голод всё усиливается, время идёт, ночь на исходе. Хоть дневного света я и не боялась, но не могла и подумать о том, чтобы решиться охотиться днём. Таким образом, вышеописанная неуверенность в себе была причиной того, что моей первой жертвой, пойманной самостоятельно, стал какой-то пья­ный мужичонка, который плёлся в одиночестве с бутылкой водки в карма­не засаленной куртки (совсем как я не так давно). Некоторое время я шла за ним, потом забежала вперёд и подкараулила его в тёмном переулке. Там я набросилась на него, вонзила зубы ему в шею и напилась его крови. Пьянчужка стал лёгкой добычей, но радость моя оказалась невелика: во-пер­вых, его кровь была невкусная, а во-вторых, вызывала головную боль, тошноту и изжогу. Впрочем, для шакалов, следовавших за мной по пятам во время моей первой самостоятельной охоты, моя никудышная жертва оказалась ничуть не хуже, чем любая другая: они сожрали останки с неиз­менной жадностью и стремительностью. Они были неразборчивы в еде. Всё, что осталось от бедняги – недопитая пол-литровая бутылка водки. Шакалы её не тронули, а я её выбросила: спиртное было для меня столь же отвратительно, как и всё остальное, употребляемое людьми. Ловить вторую жертву в ту же ночь я не нашла в себе смелости, а потому верну­лась домой, удовольствовавшись этой скверной добычей. Мне было очень плохо (примерно так же вы бы себя чувствовали, съев недоброкачествен­ные консервы), и Аделаида сочувственно качала головой, хотя какое-то шестое чувство мне подсказывало, что она надо мной подсмеивается.

– Ну что ж, теперь вы будете разборчивее. В первый раз немудрено ошибиться. Но на ошибках, как известно, учатся.

Прочувствовав на собственном желудке плохое качество крови подобных граждан, я учла первый неудачный опыт и в следующий раз действительно была разборчивее. Но мне пришлось здорово помотаться по улицам, прежде чем я отыскала одинокого мужчину, торопливо шагавшего и не оглядывавшегося по сторонам. Я забежала вперёд и легла на тротуаре, притворившись, что мне плохо. Когда он склонился надо мной, я вцепи­лась в него мёртвой хваткой и напилась крови до отвала. Я так наелась, что на следующую ночь осталась дома, так как была не голодна.

Мучила ли меня совесть оттого, что я убиваю людей? Признаюсь: это было невыносимо. Вы можете назвать мои слёзы крокодиловыми, но мне они казались вполне настоящими. То, что осталось во мне от человека (а по-видимому, кое-что всё-таки осталось), превращало каждую мою охо­ту в трагедию. Когда мне стало совсем невмоготу жить таким образом, я попробовала перейти на кровь животных. Я поймала кошку, но её кровь по сравнению с человеческой была как дешёвая некачественная подделка под дорогое марочное вино. К тому же, мне в рот попала шерсть, и пришлось долго отплёвываться после трапезы. Кровь животных насыщала плохо, не восстанавливала сил, и, питаясь ею, можно было лишь влачить жалкое су­ществование. Кроме того, животных ловить было трудно: они чуяли опас­ность и убегали. Зато беспечные и лишённые звериного чутья люди представляли собой весьма лёгкую добычу. Только однажды я получила отпор, вы­брав слишком крепкого и сильного мужчину. У меня не получилось с пер­вого раза его обездвижить: его реакция оказалась слишком быстрой, и он отпихнул меня. Но я, мучимая голодом, не сдалась и полезла снова, за что чуть не поплатилась: он схватил меня и крепко удерживал. Я вонзила зубы в его руку, прокусив её глубоко, до крови, и он, закричав от боли, выпу­стил меня. Почувствовав вкус его крови, я уже не могла остановиться. Я ударила его по голове валявшейся на земле пустой стеклянной бутылкой. У него был крепкий череп, и от удара он не потерял сознание, но был слег­ка оглушён, и мои зубы вонзились ему в шею. Кровь у него была прекрас­ная, и я напилась вволю, прогнав голод на двое суток. Но потом я решила больше не рисковать, вступая с жертвой в борьбу, а выбирала в качестве добычи людей помельче и послабее.


3.2. Герой-одиночка


Рыща в поисках добычи, я проходила через парк и услышала звуки, которые встревожили меня. Слух мой за последнее время чрезвычайно об­острился, и я сразу поняла, что в беде молодая девушка, что на неё нава­лился тяжёлый и сильный мужчина. Не знаю, почему, но я не раздумывая бросилась туда.

Девушка лежала на земле, и мужчина душил её шарфом. Он был так поглощён своим делом, что не видел и не слышал ничего вокруг. Я сообра­зила, что впервые в жизни вижу настоящего маньяка, и на какой-то миг в ужасе застыла. Подобное я видела только в кино, и ощущение, что я попала в какой-то фильм, вогнало меня в ступор.

Мыши сидели по своим норам, и на десять километров вокруг не нашлось ни одного героя, ни одного рыцаря, ни одного заступника. Нико­го, никого, никого. Никого, кроме хищницы, которой по «профилю» полагалось не спасать, а убивать.

Моя рука вцепилась ему в волосы и резко дёрнула его голову назад, а клыки впились в его кадык. Вгрызаясь всё глубже, они добрались до гортани и рванули. Хрящи были мне не нужны, и я выплюнула их на пре­лую прошлогоднюю листву. Мужчина был ещё жив, и я высосала из него при­мерно литр крови, а потом оттолкнула обмякшее тело. Рядом кашляла по­лузадушенная несостоявшаяся жертва. Не моя – его. Из-за деревьев уже мерцали огоньки жёлтых глаз шакалов, и девушке не следовало видеть их челюстей за рабо­той.

Я стала намного сильнее физически, и пронести девушку сотню метров до скамейки мне не составило труда. Усадив её, сначала я хотела уйти, но потом передумала, решив, что опасно оставлять её одну, да ещё и в таком состоянии. Дабы не испугать её своим окровавленным лицом, я умылась из большой лужи и только после этого присела рядом с девушкой, чтобы подождать, пока она немного придёт в себя.

Бедняжка долго кашляла, потом отдышалась и обвела вокруг мутным вз­глядом. Увидев меня, она сильно вздрогнула и откинулась на спинку ска­мейки.

– Вы кто? – прохрипела она.

– Герой-одиночка, – усмехнулась я. И добавила: – Всё хорошо, не бойтесь. Этот человек ушёл. Кажется, я его спугнула.

Похоже, из-за своего состояния она не видела, ЧТО я с ним сделала.

Девушка между тем затравленно озиралась.

– Он может быть ещё здесь…

– Нет, вряд ли, – сказала я. – Можете не бояться. Он к вам больше не сунется. Я не позволю. Если вам лучше, то позвольте вас проводить. Идти одной небезопасно.

Девушка была так потрясена, что не отказалась от моей компании. Пока мы шли, она боязливо жалась ко мне и вздрагивала от каждого шороха и тени. От неё исходило живое тепло, мне очень нравился её запах и хо­телось прижать её к себе, как милого пушистого зверька, но я обнимала её за плечи аккуратно и вежливо, стараясь к ней не прижиматься, чтобы не напугать.

По дороге я поинтересовалась, как её зовут.

– Катя, – ответила она.

– Откуда же вы идёте в такой поздний час, Катя?

– У подруги был день рождения… Засиделись.

– Подруга обязана была позаботиться о вашей безопасности. Она должна была вызвать вам такси.

Выяснилось, что именинница сама так набралась, что ей было уже не до гостей. До Катиного дома мы добрались благополучно, и она приня­лась дрожащим голосом благодарить меня. Я уже собралась уходить, но она предложила подняться к ней на чашку чая.

– К тому же, я за вас буду беспокоиться… Как вы пойдёте одна?

Сама не зная почему, я поднялась в её квартиру. Она поставила чай­ник и достала чашки. Взглянув на меня при электрическом свете, она ска­зала:

– Вы такая бледная…

– Не беспокойтесь, – ответила я. – Это мой обычный цвет лица.

Катя выразила беспокойство о том, как я буду сама добираться до­мой. Она предложила вызвать такси, но я отказалась.

– Я прекрасно доберусь и так, не волнуйтесь за меня. Я могу за себя постоять.

– Неужели вы не боитесь? Вокруг столько всяких отморозков!

– Я ничего не боюсь.

Она налила чай, но я встала.

– Спасибо, Катя… Я не пью чай. Кроме того, мне уже пора идти. У меня ещё дела.

Она стала уговаривать меня остаться.

– Куда вы так торопитесь? Что у вас за дела в такой час?

Я зачем-то сказала:

– Вообще-то, Катя, я монстр ещё пострашнее того, который на вас напал. Вы могли бы стать моим обедом, но я не трону вас, потому что вы очень милая девушка, и мне не хочется причинять вам зло. Я очень вас прошу: больше никогда, слышите, никогда не ходите одна после наступле­ния темноты. Я-то, конечно, при встрече вас узнаю и не трону, но есть ещё другие. Они вами с большим удовольствием полакомятся. Будьте осторож­ны.

Сказав это, я ушла, не дав ей времени опомниться. Наверно, она приняла меня за сумасшедшую.


3.3. Скины


Сегодня я рано вышла на охоту: у меня подвело от голода живот. В одном тёмном пустынном дворе я увидела, как трое крепких молодых лю­дей окружили щуплого и низкорослого паренька азиатской наружности. Молодые люди были в чёрных куртках, все бритые, а у одного на голове красовалась татуировка в виде свасти­ки. У двоих на головах темнела небольшая щетина, а обладатель татуировки был выбрит тщательно – видимо, недавно. Несчастный узкоглазый паренёк метался и просил на плохом русском, с сильным акцентом, отпустить его. Но у бритых были относительно него другие планы. Пока они издевались и запугивали.

– Даже по-русски не говоришь толком!

– Какого хрена ты вообще здесь делаешь, мразь жёлтомордая?

– Россия только для русских!

Потом от запугиваний они перешли к лёгким тычкам, толкая парня друг к другу, как мяч. У жертвы было несчастное и затравленное лицо, но я подумала: к чему мне это? Разве я Бэтмен или какой-нибудь другой за­щитник слабых вроде него? Я демон-убийца, пьющий кровь. Спасение по­павших в беду азиатов – не мой профиль.

Тем временем лысые парни повалили мальчишку на землю и стали бить его своими тяжёлыми ботинками. Трое крепких и сильных парней – на одного мальчика двенадцати или тринадцати лет, худенького и слабого. Медлить было нельзя. Ещё минута – и они забьют его насмерть. И я вышла на них с голыми руками, потому что поблизости не оказалось ничего, что можно было использовать в качестве оружия.

– Эй, ребята! Разве это честно – трое на одного?

Я крикнула это громко, чтобы скинхеды как следует расслышали. Они удивлённо обернулись, перестав избивать свою жертву. Их изумило то, что я посмела вмешаться. Один крикнул:

– Вали отсюда, а то тоже получишь!

– Ой, как страшно, – ответила я насмешливо.

Мальчик, воспользовавшись их временным замешательством, от­полз в сторону. Я, подходя к парням, сказала:

– Может, померимся силами?

Они расхохотались.

– Зря смеётесь, – сказала я, засучивая рукава. – Давайте, подходите. Можете по одному, если не боитесь. А если трусите, можете и все сразу.

Гладко выбритый обладатель татуировки, ладный, широкоплечий, сделал шаг мне навстречу.

– Нарываешься, сука?

– А вот это ты напрасно, – сказала я.

В следующую секунду его горло было стиснуто моей рукой, а дру­гой я взяла его за ремень и подбросила вверх метров на десять. Он упал на скамейку, и было слышно, как хрустнул его позвоночник. Парень неподвижно повис на спинке скамейки. Его руки и голова свисали за спинку, а ноги ле­жали на сиденье.

Двое других остолбенели. Они никогда не видели ничего подобно­го. Я не дала им времени опомниться: схватив их обоих за горло, я стукну­ла их головами, и они упали на колени. Вспоров горло одному, я отпила его крови, но не досыта: его сердце ещё билось, когда я его бросила. Вто­рого, лежавшего рядом без сознания, я выпила по полной программе, оторвавшись с последним ударом его сердца. Подойдя к их главарю, кото­рый лежал на скамейке, я поняла, что он был ещё жив, хотя у него была сломана спина. Я отведала и его крови, найдя её весьма неплохой: парень был здоровый и молодой. Его я допивать до конца не стала – уже наелась до отвала.

Я собралась уходить, когда заметила – точнее, почувствовала, что здесь есть кто-то ещё, кто-то маленький и перепуганный. Это был ма­ленький азиат: он забился под скамейку. Я выволокла его оттуда, и он даже не сопротивлялся – был парализован ужасом. Усадив его на скамейку, я присела перед ним, взяла его за подбородок и заглянула в узкие тёмные глаза.

– Ну, что, испугался?

Пацан молчал. От страха он забыл все русские слова.

– Я демон, – сказала я. – Если ты кому-нибудь расскажешь, что ви­дел меня, я тебя найду и высосу твою кровь до последней капли. А ещё я убью всех, кому ты обо мне расскажешь. Если тебе дороги жизни твоих родных, ты будешь молчать. Ты меня понял?

Хотя бедолага был смертельно напуган, но способность понимать у него ещё сохранилась: он кивнул.

– Беги домой, малыш, – сказала я. – И как можно быстрее. А то влипнешь опять в какую-нибудь историю.

Видели бы вы, как он шустро дунул! Только пятки засверкали. Будучи сытой и спокойной, я не стала гнаться за ним. А для шакалов сегодня был просто празд­ник живота. Они получили не один, а целых три трупа и тоже наелись до отвала. Думаю, они были мне благодарны за такое пиршество.


3.4. Почему повезло Михаилу Борисовичу


Сильно выпивший мужчина, шатаясь, плёлся по улице под фонарями. Он был хорошо одет, и у него имелись с собой деньги. Откуда я это знала? Деньги, знаете ли, всё-таки пахнут, и очень специфически. Я бы сказа­ла, не слишком приятно. Понюхав их, вы, может быть, и не найдёте их запах таким уж отвратительным, но моё обоняние гораздо острее вашего. Деньги пахнут всеми, кто к ним когда-либо прикасался, и этот смешанный запах не самый лучший.

Но я отвлекаюсь. Итак, пьяный, но хорошо одетый мужчина при деньгах шёл по улице. Он брёл один, вернее, он полагал, что был один. За ним на некотором расстоянии следовали двое, и их намерение было – ограбить. Они пасли его от самого магазина, где беспечный мужчина пока­зал им содержимое своего кошелька, покупая водку. А за ними шла я.

Мужчина остановился у ларька, чтобы купить сигарет, и расстояние между ним и двумя грабителями сократилось. Едва он отошёл от ларька, как они подхватили его под руки, отволокли за угол и стали потрошить. Он сопротивлялся, но слабо, так как был слишком пьян. Грабители забрали его ко­шелёк и мобильный телефон, сняли часы, прихватили и купленную им бу­тылку. Они толкнули его на тротуар, и он не смог подняться.

Но далеко уйти этим перцам было не суждено. Я расправилась с ними бы­стрее, чем вы могли бы съесть пирожок. И с каждый выпитым мной чело­веком я становилась сильнее.

Потом я забрала у них вещи пьяного мужчины. В его кошельке обнаружилось несколько купюр по пятьсот рублей и фотография девочки лет пяти, часы были дорогие, швейцарские. Сам бедолага валялся там, куда его толкнули – под аркой, на асфальте. Я осмотрела его и обнюхала. Он был цел, но без сознания. Привести его в чувство мне не удалось, и я уже хотела вызывать скорую помощь по его весьма не­дешёвому телефону, как вдруг услышала негромкое похрапывание. Он спал! Я не сдержала удивления.

– Ну, ты даёшь, чувак. Тебя ограбили, а ты спишь.

А он ответил:

– Хр-р-р…

Попытки растолкать его не увенчались успехом. Как я только не пы­талась его разбудить! Я и била его по щекам, и щипала, и трясла, но всё тщетно. Чувак был в такой глубокой отключке, что ничего не чувствовал и только мычал.

– Что же мне с тобой делать, дурилка картонная? Если оставить тут, тебя ещё, чего доброго, обтрясёт кто-нибудь. Я бы твоей кровушки попи­ла, да уж очень ты уквашенный, кровь твоя сейчас непригодна для упо­требления.

Он ответил:

– М-м-м… Хр-р-р-р…

Большего от него и нельзя было добиться. Я обшарила его карманы и нашла паспорт.

– Ну-ка, посмотрим, кто ты у нас…

Пьяного чувака звали Серебряков Михаил Борисович. Открыв стра­ничку с пропиской, я узнала его домашний адрес.

– Попробую доставить тебя домой, бобёр. Если ты впрямь по этому адресу проживаешь. Ты сам мне глубоко безразличен, просто дочурку твою жалко.

На своих плечах тащить этого субъекта мне не хотелось, и я вызва­ла по его мобильному такси. Водитель спросил, глянув на моего приятеля:

– Чего это он – нажрался?

– Да, – сказала я. – В педаль. Домой его оттранспортировать надо.

Водитель хотел помочь мне затащить пьяное тело в машину, но я сделала это сама. Я назвала ему адрес, и мы поехали по ночным улицам.

Когда мы приехали по адресу, я расплатилась с таксистом деньгами Михаила Борисовича и взвалила последнего себе на плечи. Водила смот­рел на меня круглыми глазами.

– Вам не тяжело, девушка? Может, помочь?

– Нет, спасибо… Справлюсь. Можете ехать.

Подъездов в доме насчиталось четыре, но, по счастью, на двери каждого были написаны номера квартир. Преградой оказался домофон. Положив Михаила Борисовича на крыльцо, я пошарила в его карманах и нашла ключи. На связке был и элек­тронный ключ. Он подошёл. Это значило, что адрес в паспор­те совпадал с фактическим местом проживания гражданина Серебрякова.

Пришлось подниматься с моим драгоценным грузом на третий этаж. Свет на площадке не горел, но я видела в темноте достаточно хоро­шо, чтобы разглядеть номера квартир. Найдя нужную, я нажала кнопку звонка.

– Кто там? – ответил женский голос. – Миша, это ты?

Она назвала имя моего подопечного правильно. Похоже, его здесь ждали, и ждали с тревогой. Наверно, это была жена.

– Да, это Миша, – ответила я.

Небольшая пауза, и тот же голос озадаченно и встревоженно спро­сил:

– Кто это?

Я сказала:

– Я, конечно, не Миша, но он тоже здесь, только не мо­жет вам ответить. Открывайте, не бойтесь.

– Миша! – позвала женщина. – Ты там? Ответь!

– Он не может, – повторила я. – Но я попытаюсь заставить его хотя бы помычать.

Я тряхнула Михаила Борисовича, и он издал продолжительное мы­чание.

– Слышали?

Заскрежетали открываемые замки, и в глаза мне ударил свет бра в прихожей. В дверях показалась невысокая и хрупкая молодая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами, большеглазая, красивая. Её глаза, и без того полные тревоги, увидев меня с Михаилом Бо­рисовичем на плечах, стали испуганными.

– Ой, Господи! Что с ним?

– Не волнуйтесь, с ним всё в порядке, – сказала я. – Он просто пьян в стельку. Разрешите занести?

Она бросилась ко мне:

– Ой, вам же тяжело! Давайте, я…

– Куда вам! – не позволила я, оценив физические данные хозяйки. – Я занесу, скажите только, куда положить.

– А вот сюда, на диванчик… – побежала она, показывая.

Я опустила мою бесчувственную ношу на большой светло-коричне­вый диван, мельком оценив обстановку. Квартира была хорошая, семья жила в достатке.

– Боже мой, как это… Как получилось, что он так?.. – растерянно спрашивала женщина, дрожащими руками стягивая с мужа обувь.

– Это вы у него потом узнаете, – ответила я. – Я только подобрала его на улице. Его ограбить хотели.

– Ограбить?.. Господи, его ещё и обобрали?

– Нет, к счастью, не успели. Проверьте, всё ли при нём.

Пока жена осматривала содержимое карманов мужа, я любовалась обстановкой. Большой телевизор, музыкальный центр, хорошая мебель. Всюду порядок и чистота. Уютное семейное гнёздышко. Ну, что этому чу­ваку ещё надо? Зачем шататься по улицам в пьяном виде, когда дома такая семья?

Когда женщина открыла кошелёк, я сказала:

– Я взяла оттуда, чтобы заплатить за такси.

– Да, конечно, – растерянно пробормотала жена Михаила Борисовича.

На пол упала фотография девочки. Я подняла её и спросила:

– Как её зовут?

– Настюша.

– А можно на неё взглянуть?

– Она спит…

– Ничего, я тихонько. Я не разбужу.

Маленькая Настя была в точности такой, как на фотографии. Она спала в своей кровати, тихонько посапывая. Пахла она восхитительно. Нет на свете запаха лучше, чем запах здорового, ухоженного ребёнка.

Нет, не бойтесь. Я её не тронула, поскольку уже неплохо закусила двумя гра­бителями. К тому же, я дала зарок никогда, ни при каких обстоятельствах не трогать детей. Как бы сильно голодна я ни была.

Мы вышли из комнаты девочки, и женщина стала благодарить меня.

– Спасибо вам огромное за беспокойство… Даже не знаю, как вас отблагодарить… Может быть, вы хотите есть? Давайте, я вас хотя бы на­кормлю.

– Нет, спасибо, – улыбнулась я. – Я не голодна. Я недавно ела.

– Ну, может быть, хотя бы чаю?

– Нет, нет, ничего не нужно. Мне пора идти.

Она проводила меня до двери, продолжая благодарить. В прихожей я спросила:

– Как вас зовут?

– Оксана…

– Приятно было познакомиться, Оксана. Вашему мужу повезло.

Когда я вышла на улицу, уже начало светать. Почему Михаилу Бо­рисовичу Серебрякову повезло? Во-первых, потому что я хотела есть – это спасло его от грабителей. Во-вторых, потому что в его крови был алкоголь – это спасло его от меня. А в-третьих, потому что у него была такая заме­чательная жена и очаровательная дочка. Это ни от чего его не спасло. Это – просто так.


3.5. Редкий цвет


Тёплым майским вечером во дворе цвела сирень, но мне было не до красот весенней природы: у меня уже третий день болела спина между лопаток, не давая мне спать и не утихая даже после еды. Как я ни выгиба­лась, я не могла найти такого положения, чтобы облегчить боль. Эта напасть вконец меня измучила, когда вернулся Оскар.

– Прости, что так надолго тебя оставил, дорогая, – сказал он, скло­няясь надо мной. – Вижу, ты без меня тут не пропала. Молодец.

– Кормлюсь потихоньку, – сказала я.

– Скромная какая, – сказал он. – А вот у меня другая информация. Ходят слухи, что ты просто свирепствуешь. Причём специализируешься на… Как бы это сказать? На плохих людях. И попутно совершаешь благо­родные поступки. Кажется, у нас появился новый герой. Маленький ночной чистильщик, освобождающий общество от всяких подонков. Это ты так успокаиваешь свою душу, совестливая ты наша?

Я промолчала. Разговаривать не хотелось: болела спина.

– А почему лежим? – нахмурился Оскар, присаживаясь рядом. – Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

– У неё болит спина, – ответила за меня Аделаида. – Уже который день.

Оскар засиял улыбкой. Мне было непонятно, что он нашёл забавно­го в этом, а он, погладив меня между лопаток, сказал ласково:

– Детка, так это же крылышки просятся наружу. Ну-ка!

Он заставил меня встать на ноги и вдруг ударил меня в поясницу. За моей спиной раскинулись, топорща маховые перья, два огромных белых крыла, и Оскар с Аделаидой смотрели на меня с улыбкой.

– Подумать только: белые! – проговорил Оскар восхищённо и озада­ченно.

– Это очень редкий цвет, дорогая, – сказала Аделаида.

– Редчайший, – согласился Оскар, поглаживая крылья пальцами и любуясь ими. – Я сразу почувствовал, когда увидел тебя, что ты необычная девочка, а теперь я в этом ещё прочнее убеждаюсь.

– Какие же они громоздкие, – сказала я. – Как вы их убираете?

– Это нетрудно, ты освоишь этот приём быстро.

Крылья могли исчезнуть по моему желанию, нужно было только со­средоточиться на их основаниях и приказать им исчезнуть. При этом они как бы втягивались в спину. Чтобы они появились, нужно было слегка напрячь плечи и приказать им появиться. Одежда не становилась для них поме­хой: появляясь и исчезая, они как бы проходили сквозь неё, не повреждая её. Это была самая загадочная часть моего тела.

Крылья были очень красивы, и мне не терпелось научиться летать. Я чувствовала их, как руки или ноги, могла ими шевелить, но это была не­привычная пара конечностей, как будто лишняя, и поначалу я не могла скоординировать их движения с движениями других конечностей. Сосре­дотачиваясь на махах крыльями, я не могла пользоваться руками, а если начинала двигать ими, то крылья скрючивались и переставали махать.

– Это похоже на то, как человек учится играть на пианино двумя ру­ками, – сказал Оскар. – Это требует определённого навыка, но навык мож­но выработать тренировками.

Тренировки проходили на крыше высотного дома. Сначала я учи­лась правильно махать крыльями, потом тренировалась совмещать движение крыльями с движениями других частей тела, напри­мер, рук. После упорных тренировок я смогла двигать крыльями и одновременно выполнять такой сложный вид деятельности, как письмо. Только после этого Оскар разрешил мне попробовать полететь по-настоящему – разуме­ется, под его присмотром.

Стоя на парапете с раскрытыми крыльями, я долго не решалась по­лететь. Я сосредотачивалась, сосредотачивалась… пока Оскар просто не столкнул меня с крыши. Падая, я сначала машинально раскинула руки, но они мне мешали, и я, обхватив ими себя за плечи, изо всех сил замахала крыльями. Размах у них был немалый, и я моментально почувствовала, что моё падение не только остановилось, но и перешло в подъём. Я держа­лась в воздухе, рывками поднимаясь вверх, и внутри у меня всё ликовало: я летела!

– Я лечу! – завопила я. – Оскар, у меня получается!

– Славно! – похвалил он. – Продолжай в том же духе!

Он тоже взлетел и стал учить меня маневрировать. Я почувствовала, что мне не хватает воздуха, и задышала лёгкими. Полёт требовал затраты немалых сил, и после первой тренировки я жутко проголодалась.


3.6. География


Я учились почти всё лето и настоящим летуном стала только к августу. Я освоила не только обычный полёт, но и сверхскоростной, что было гораздо сложнее.

– Твоё тело – это мысль, – наставлял Оскар, повторяя слова, когда-то сказанные Эйне, когда мы облетели с ней вокруг света за одну ночь. – Абстрагируясь от материального, ты можешь обходить преграды в виде биологических и физических законов. Ты – само движение, ты – ветер, ты – одна лишь мысль, у которой нет препятствий ни в пространстве, ни во времени... Ты способна подчинять и то, и другое своей воле, и единственным ограничителем может стать только твоё «так не бывает». Забудь всё, что ты учила в школе, когда была человеком. Человеческие знания несовершенны и неполны, и люди являются заложниками той картины мира, которую они себе создали. Мир – одна большая иллюзия, детка. Реальность такова, какой мы её представляем. Сейчас у тебя есть шанс познать иную реальность... Увидеть мир так, как видят его хищники, и зажить в нём так, как живут они.

Не обходилось и без географии. Оскар заставлял меня учить наизусть географические карты материков и отдельных стран, закрепляя их полётами над реальной местностью.

В сентябре я держала экзамен по всему, что мы прошли. Оскар дал мне задание проложить маршрут через двадцать пять городов мира, то есть, облететь их, причём сделать это рационально, не перескакивая из Америки в Европу и обратно. По оценке Оскара, я сдала этот экзамен весьма неплохо, и это означало «превосходно». Стиль моего учителя был таков, что он не расточал похвал и не превозносил свою ученицу до небес, и хорошие успехи обозначались в его устах словами «ну, так себе», отлич­ные – «неплохо», а просто блестящие результаты по его системе расцени­вались как «весьма неплохие». Такая сдержанная манера хвалить очень стимулировала добиваться всё более и более высоких результатов в надежде услышать из уст учителя хотя бы раз слово «отлично». Но такого слова он не произносил.



продолжение см. http://www.proza.ru/2009/11/05/357