Митяй очнулся…. Над ним стоял Георгий и держал в руках стакан с водой:
- Выпей таблетки. Все свалились. Одновременно. Лина, Иван и ты. Я врача вызвал.
- А близнецы?
- Да нет, они молодцы – помогают. Как бы я один управился? Они возле Лины с Ваней. Компрессы меняют.
Толя с Элей заглянули в комнату.
- Ого, Митяй очнулся. Ну, вы даёте! Договорились, что ли?
- А мы не болеем. Нам прививки сделали!
- Ага, от птичьего гриппа! Помнишь, когда Ёське ставили?
Георгий шикнул на них:
- Идите отсюда, не мешайте. У вас есть дело? Вот и шагайте к ребятам. Сейчас врач приедет.
Митяй спросил:
- А что, от птичьего гриппа людям разве ставят?
- Да слушай ты их. Тогда они ветеринара так достали, что он им витамины вколол, лишь бы отвязались.
- Но здорово же. Вот они поверили, и не заболели.
- Да кто спорит. Вера, она важнее всего. Кажется, «скорая» пришла. Ты лежи, я сейчас врача приведу.
Георгий спустился вниз. Митяй закрыл глаза и попытался ещё раз, в деталях, представить то, что увидел. И уже не успокаивал себя тем, что это сон или горячечный бред. Он знал, что всё так и есть на самом деле.
Днём стало немного легче. Митяй поднялся и пошёл к Лине. С первого взгляда ему показалось, что она скоро растает в воздухе: такой стала бледной и невесомой, что он даже прикоснулся к её руке, чтобы ощутить тепло. Лина обрадовалась, сжала его руку и улыбнулась:
- Как хорошо, что ты пришёл. Мне надо кое-что рассказать.
Митяй уловил еле слышный шорох в стенном шкафу. Если бы не его исключительный слух…. Он встал и резко распахнул дверцы. Близнецы сидели рядом, сжавшись, как два маленьких гнома.
- И что? Как это понимать?
- Мы играем.
- За Линой же надо смотреть.
- Вот мы и не уходим.
- А из шкафа что? Удобнее смотреть?
- Ну, играть же тоже хочется.
- Мы тут истории страшные рассказываем. Про чёрную руку….
Митяй хмыкнул:
- Ага, и про гроб на колёсиках. Выметайтесь отсюда. Погуляйте. Я пока сам за Линой присмотрю.
- А Георгий сказал – не уходить!
- Вот мы и не уйдём!
Митяй взял обоих за шиворот и выволок в коридор:
- Быстро, я сказал. На улицу идите, подышите. А то здесь одни бациллы, заразитесь ещё.
Вернулся к Лине, присел рядом:
- Говори, Лин. Что ты хотела рассказать?
- Я видела Тимура.
- Это он тебя звал?
- Нет, но он показал мне того, чей Голос я слышала.
- Как показал?
- В зеркале. Это так странно…. Но я теперь не боюсь. Тот, кто меня зовёт, вовсе не страшный. Ты знаешь, даже смешной немного. На чёртика похож, но с крылышками.
- Лин, а может, это привиделось? Температура всё-таки.
- Нет, это случилось ночью. А заболела я к утру, уже и подняться не смогла. Георгий сказал, что ты вообще в бреду. Я слышала, как «Скорая» приезжала к тебе укол ставить. Не помнишь?
- Нет. Зато другое помню хорошо.
- Что – другое? Опять?
- Да, но сейчас я не могу рассказать. Давай лучше о тебе. Тот чёртик что-то говорил?
- Как обычно: «Эллина, иди, иди…». И лапки протягивал ко мне. Знаешь, смешные такие: будто человеческие, только шёрсткой покрыты, даже ладошки. Вот я всё думаю: неудобно, наверное, когда ладошки шерстяные? Всех животных перебрала, вспоминала. Таких нет ни у кого.
- Сама ты, Лина, смешная. Неужели совсем не испугалась?
- Почему-то нет…
- Я знаю, почему. Ты, как Борис и Маша, тоже должна уйти в собственный мир. И там тебя ждут. Не зря же ты слышишь Голос, и этот твой…с ладошками
- Анчут?
- Как ты сказала?
- Ой, откуда я знаю? Он ведь не говорил. Только сейчас такое имя вдруг пришло.
- Вот видишь, всё это не просто так.
- Но, как я могу уйти? Я ведь и ходить не могу….
- Думаю, там всё по-иному. Если будет позволено, то я пойду с тобой.
- Кем позволено?
- Сам не знаю, много еще непонятного. Но я обещаю, что попробую пойти с тобой. А сейчас отдыхай. Пока ещё рано, и у меня дело есть.
- А когда?
- Скоро, Лина, скоро.
Митяй вернулся к себе, лёг и опять провалился в забытье. Проснулся среди ночи, лежал и бесконечно прокручивал в голове то, что произошло за эти дни. Почему именно он оказался в центре таких необыкновенных событий?
Назойливая память возвращала к тем дням, которые хотелось забыть раз и навсегда.
***
Когда пришло понимание, что он во всем мире – один? Почему он никогда не привязывался ни к месту, ни к людям? Только однажды, в том детдоме, где впервые вспомнили о его дне рождения, он встретил человека, с которым мог говорить.
Даже её имя звучало красиво: Валерия Леонидовна. Красивая. Чёрной волной спускались волосы до плеч, а глаза пронзительно-зелёные. Митяй не разбирался в возрастах людей, но, наверное, ей тогда не исполнилось тридцати….
Как её занесло в детдом? Она преподавала литературу. Раза два Митяй задержался после уроков, она о чём-то спрашивала, а потом начала давать ему книги. Читал он быстро, и вначале Валерия не верила, что за вечер он проглатывал очередную книгу. Но вопросы по тексту всё же задавала. Не впрямую, а как-то мельком.
Зимой, перед Новым годом, она попросила проводить её до остановки. Митяй взял тяжёлую сумку с тетрадями, и они пошли. В детдоме всем давали клички. Такая зараза, что и огнём не выжечь. Валерию прозвали «Сара». Да, она была еврейкой, несмотря на русские имя и фамилию. Наверное, по мужу. Митяй об этом не думал, но один вопрос его волновал, и он всё-таки спросил:
- Почему в детдомах нет еврейских детей?
Она взглянула на него с удивлением:
- А почему ты об этом спрашиваешь? Я могу ответить, как понимаю сама: мы изгои, ты знаешь это слово? Век за веком нам приходилось бороться за жизнь, поэтому пришлось держаться друг за друга.
- Что, у вас нет сирот?
- Есть, просто всегда находятся те, кто возьмут в семью: сёстры, тётки, дальняя родня.
- А у русских?
- Я ведь наполовину русская, поэтому буду говорить – у нас. У нас, русских, всего много: земли, нефти, газа, леса. Наверное, много и детей. А к ребёнку нужно относиться как к главной ценности. Тогда из него вырастет человек.
- А я тоже – изгой?
- Да, ты это знаешь, иначе бы не спрашивал. И у тебя два пути: соединиться с такими, как ты – обозлёнными на судьбу, и рвать у жизни всё подряд. Или быть одиночкой и принять как факт, что ты – не такой. Вот и будь им. Стань лучше всех, и тогда никто тебя не посмеет тронуть.
- Богаче всех?
- Да хоть и богаче. Для этого тоже нужен талант. Главное, что ты будешь защищён.
- А сейчас?
- Ты ведь меня не послушаешь. Скажешь – опять о том же. Но я и сыну сказала: хочешь быть свободным – учись на одни пятёрки. Тогда к тебе учителя приставать не будут. А с ребятами сам разберёшься.
Почему он сейчас вспомнил этот разговор? Часто Митяю казалось, что голова раскалывается от мыслей, хотелось – не думать. Не думать ни о чём. Но он знал, что всё ещё впереди: и любовь, и боль, и потери, и выбор.
***
Митяй решился идти прямо сейчас. Как будто что-то зудело внутри: надо!
Кукушка крикнула три раза. В доме – тишина. Митяй оделся, вышел в коридор. Конечно, он сильно рисковал: слабость не давала сосредоточиться, а в голове стоял какой-то шум. И угораздило же заболеть в такой момент!
Оберег слегка светился в темноте. Митяй поднёс его к шкафу. Ничего…. Никакого движения…. Он распахнул дверцы, ещё раз плотно их прикрыл. Всё бесполезно: произошёл какой-то сбой. А ведь очередной пазл даёт право на вход в мир Этих. И Митяй даже не сомневался, что может попасть туда. И что теперь делать? Ладно, утро вечера мудренее. Спать.
Наутро Митяй встал как обычно. Начал делать зарядку. Тело ломило, перед глазами плыли круги. После ледяного душа стало легче.
Он оделся и вышел в город. Зарком при первой встрече сказал, что у него есть дополнительный шанс: нужно найти витрину с манекеном, подойти и посмотреть ему в глаза. И тогда он может увидеть Заркома. Сейчас сложилась именно такая ситуация: ему нужен совет.
Он шёл по Ковчайску. А навстречу – разные люди: озабоченные, сердитые, отстранённые, погружённые в себя. Почему нет счастливых лиц? Или каждый перед выходом на улицу натягивает маску, а на ней крупными буквами – «Не трогать!». Да ведь и он сам – такой. Кому бы он позволил прочитать на лице то, что так тщательно скрывает и прячет в душе?
Митяй медленно брёл к Центральному универмагу. От него осталось только имя. Когда-то давно, лет двадцать назад, он и был Центральным, а сейчас выросли красавцы в несколько этажей, с эскалаторами и шикарными витринами. Ему уже не тягаться с ними. Единственное, что мог позволить себе старый универмаг – новую огромную витрину. Но в ней стояли всё те же манекены, шагнувшие с ним в изменившийся мир из прошлого века.
Митяй старался не думать о главном. Но с тех пор, как разбил зеркало в кабинете директора Дома ребенка, он избегал любой поверхности, отражавшей лицо. Значение слова «фобия» он знал. Всё он знал. И однажды раз и навсегда признал, что в основе его странности лежит то, чего он пока победить не мог. Страх.
Страх быть уродом – среди толпы нормальных людей.
Мимо витрины, но по противоположной стороне улицы, он прошёл три раза. Сжал кулаки, от злости и бессилия на глаза наворачивались слезы. Но подойти к зеркальной витрине так и не смог. Свернул на знакомую тропинку к парку. За несколько дней здесь всё изменилось: появилась высокая горка, фигуры Мороза и Снегурочки подсвечивались разноцветными огнями, а между ними – ледяной трон. К нему выстроилась очередь. Фотографировались семьями, снимали счастливых розовощеких ребятишек. И всё казалось сказочным и праздничным…
Дома пахло мандаринами. Лина с Иваном уже чувствовали себя лучше. Митяй засел за уроки, надо сдавать кучу зачётов, да ещё наверстать то, что пропустил за время болезни. Поднялся изо стола уже поздним вечером. И опять прокручивал в уме разные варианты. Решил подойти к шкафу ровно в полночь, ведь раньше он делал именно так. Вдруг всё дело во времени?
Но снова – не получилось. По-прежнему, сколько он ни пытался, дверь к Этим не открывалась.
Ночь он всегда любил больше, чем день. Темнота съедала уродство, и он становился – как все.
Заснуть сразу не всегда удавалось. В голове крутилась бесконечная «бетономешалка»: последние события не укладывались в привычную картину мира, и над этим приходилось думать, приводить события в относительный порядок, находя «сцепки» одного с другим.
И сейчас он лежал без сна. И не сразу заметил, как поползло вниз одеяло. Подтянул и подоткнул его со всех сторон. Вспомнил, как в Доме ребенка старая нянечка шла вечером по палате, каждому подтыкала одеяло и пугала Букой, который утащит под кровать, если оно свесится. Митяй представлял тогда этого Буку, мохнатого и страшного….
Он повернулся к стене, но одеяло опять начало медленно двигаться. Митяй ухватился за него, потянул к себе. Костяшки пальцев побелели от напряжения, ногами он упирался в край кровати. В какой-то момент Митяй пересилил, рванул одеяло на себя, и на миг показались мокрые детские руки. От ужаса перехватило дыхание….
Резкий рывок снизу, Митяй упал и провалился во тьму.
Он больно ударился о голый деревянный пол. Вскочил. Это по-прежнему его комната, его кровать. На полу валяется одеяло. Митяй потёр ушибленный локоть и снова огляделся. Всё как обычно? Нет! За окном лил дождь, а ведь должна быть зима!
Порывы ветра сотрясали раму, струи били с таким напором, что казалось – стекло не выдержит. Стены оживали, искажаясь в гримасах при всполохах молний. Он взглянул на люстру. Лампочка разбита….
И тут Митяй почувствовал чьё-то присутствие. В дверном проёме стоял мальчик.
Митяй не успел его разглядеть, как тот скрылся во мраке коридора. Он решился пойти за ним. Стал шарить по стене в поисках выключателя, и ощутил на запястье холодную мокрую руку. Митяй замер, но глаза уже привыкли к темноте:
- Тимур! А ведь ты меня напугал….
- Сильно?
- Ну, так…Порядочно. Где мы? Это не наш дом. Хотя – похож.
Тимур задумался:
- Как это объяснить? Представь многоэтажку. Ты живешь, например, на третьем этаже. Тогда мы сейчас – на втором.
- А есть первый?
- Да. И четвертый, и пятый.
- Ты там бывал?
- Нет, но это именно так. Я знаю, тебе сейчас надо помочь. Сам ты не попадёшь туда. Близнецы…. Ты их зовёшь «Эти». Я покажу и пойду с тобой.
- Почему?
- Так надо. Мне тоже нужен ответ на вопрос….
- Ну, спроси!
- Если бы я мог…. Какой вопрос? Не знаю… и от этого – плохо, невыносимо тяжело….
Тимур подошёл к шкафу, открыл его и пропустил Митяя вперёд.
Из темноты на них пахнуло подвальной влагой. Они шли как будто по подземному переходу. Митяй нечаянно коснулся стены и сразу отдернул руку: сырость и слизь. И запах гнили и затхлости. Жирный воздух густ и недвижим, казалось, он даже слегка колышется, как желе холодца.
- Куда мы идем, Тимур?
- Тс-с-с, здесь лучше не говорить. Сам поймёшь. Веди себя тихо, тогда нас не заметят.
Наконец впереди забрезжил тусклый свет: своды поднимались и постепенно перетекали в огромное помещение. Его границы терялись в сумраке. Митяй остолбенел от увиденного.
По полу передвигались полупрозрачные твари – сгустки слизи, похожие на огромных амёб, постоянно меняющих форму. Они беспорядочно перемещались, нападали друг на друга, пожирая студенистую плоть.
Он присмотрелся: от каждого слизняка тянулись множество нитей-щупалец, в них что-то пульсировало и едва светилось. Митяй поднял глаза и увидел что-то вроде коконов, прикрепленных к потолку. В каждом коконе – живой человек.
От некоторых тварей нити уходили дальше, в потолок. Митяй сосредоточился, как учил его Сфинкс, чтобы через точку Ра увидеть, с чем соединялись щупальца.
От крайней амёбы он словно двинулся наверх по этой дрожащей нити. Сквозь толщу земли она выходила на поверхность. Митяй увидел компанию из трёх подростков. Они сидели в обшарпанном подъезде на заплёванном и покрытом семечной шелухой полу. В руках у одного – шприц. Двое, видимо, уже поймали кайф: глаза полузакрыты, а на губах бессмысленная улыбка.
Митяй присмотрелся и увидел, что у каждого из них, где-то возле сердца есть присоска, а от неё, извиваясь и пульсируя толчками, щупальце уходит вниз и соединяется с одной из тварей.
Только тут он ощутил, что стоит почти по колено в слизи. Ближайшие к нему амёбы вступили в драку, одна пожирала другую, слизь растекалась по полу. Митяй увидел, что амёба получила уже все нити соперницы и стала гораздо больше.
Волна омерзения захлестнула его, и сразу же твари содрогнулись и повернулись в их сторону. Тимур еле слышно прошептал:
- Я же тебя предупреждал…. Здесь можно только смотреть, нельзя реагировать. Они нас заметили!!!
- Что делать?
- Не знаю. Мне-то ничего, но ты можешь пропасть.
Твари двинулись к ним, выкидывая на ходу множество щупалец-присосок. Митяю показалось, что они испытывали в этот момент восторг, потому что всё быстрее пульсировали их тела, и ярче засветились нити.
Он схватился за Оберег. Совершенно холодный…. А ведь обычно от него исходило слабое тепло, иногда он даже лучился неярким мягким светом. И тут Митяй нащупал Ёськины перья. Точно! Он же прикрепил их к Оберегу! Митяй зажал перья в кулаке, в голове всплыли слова заклинания: «Ист фин, кос ол, днесь рад, свет дан».
Он повторял их сначала про себя, а потом – вслух. По спине струился пот, взмокли перья в руке. Но твари постепенно успокаивались и разбредались в разные стороны. Митяй понял, что они его потеряли. Он опять стал недоступен для них.
Митяй отдышался, пришёл в себя, мельком взглянул на Тимура. Тот улыбнулся и подмигнул.
Митяй прикрыл глаза и почему-то увидел обычную улицу зимним ранним утром. По тротуару шёл мужчина, придерживая воротник куртки и отворачивая от ветра лицо. Из-за сугроба вынырнул чёрный кот и бросился ему наперерез. Мужчина приостановился и изо всех сил пнул кота в живот. Кот распластался на обочине, сквозь сжатые зубы просочилась струйка крови и расползлась ярким красным пятном на снегу. В тот же миг Митяй увидел, как из-под земли, словно лассо, взметнулась нить, похожая на толстую леску, и присосалась к мужчине. Он, естественно, этого не заметил, спокойно шёл дальше, закуривая на ходу сигарету. И ещё одна присоска опоясала его.
И Митяй понял, что жизнь подземным тварям обеспечивает злоба, дурные привычки и всё самое плохое, что есть в человеке.
Но главный вопрос остался нерешённым: где искать близнецов? Митяй мысленно представил их, постарался зафиксировать внимание. От напряжения у него закружилась голова. Постепенно стало проявляться нечто. Митяй чувствовал, что Зло находится здесь, где-то рядом. И понял, что Зло напрямую связано с Этими.
Внезапно его словно озарило и появился чёткий кадр: огромная, словно перевёрнутая медуза, со множеством тонких паучьих ног, членистых лап с раздвоенными клешнями. Из брюха ежеминутно показывались пульсирующие отростки с жадными открытыми пастями.
Теперь Митяй понял, где спокойно нежится и растёт Зло, имея постоянную подпитку через близнецов, а они – «Эти» – его проекция в нашем мире, и в достатке поставляют ему пищу. Они всегда там, где людская зависть, ненависть и подлость. Теперь он знал, что Зло – та самая сущность, которую призвал Корсул, чтобы властвовать над миром. Без боя Зло не сдастся: слишком хороши условия…. И «Эти» по своей воле сюда не вернутся.
И снова Митяй пропустил момент, когда в нём шевельнулось негодование. Твари насторожились, а Тимур схватил его за руку, и они побежали. Сила перьев исчерпана, надеяться можно только на себя. Они слышали сзади хлюпанье, свист и шипение. За ними гнались, и преследователи ждали лёгкой добычи. Митяй чувствовал, что ноги уже обвивают мягкие влажные щупальца, к спине приклеилась омерзительная холодная присоска. И мелькнула мысль, что ему суждено разделить участь с теми, в коконах. Но умрёт он не сразу….
И в этот момент засветился Оберег. Митяй развернулся и направил его в темноту. Присоска отвалилась с отвратительным чмоканьем, а щупальца стали лопаться, разбрызгивая слизь по сторонам. Без единого звука твари стали отступать, пока не растворились во тьме подземелья.
Они прошли ещё несколько метров, Тимур указал люк над головой, подсадил Митяя, и они выбрались в тот же коридор. Люк под ногами затянулся и исчез.
В глазах Тимура оставался вопрос. И Митяй сказал:
- Ты можешь рассчитывать на меня. Я сделаю, что смогу.
- Да, я верю. Понимаешь, в этом коридоре есть моя дверь, но я не знаю – какая из них. Их сотни, а я должен найти только одну. И я уже устал.
- Держись, Тимур. Ты теперь не один. И – спасибо тебе.
- Прощай, Дима.
Тимур взялся за велосипед, прислоненный к стене. Но прежде указал рукой на выход. Митяй открыл дверь, шагнул и оказался - в своём коридоре. Он сразу пошёл в душ и целый час чередовал горячие струи с холодными, и всё ему казалось, что не может отмыть слизь и избавиться от запаха подземелья….
Из комнаты Вани просачивалась струйка света, и он решил заглянуть к нему. Так и есть, Ваня не спал:
- Я ждал тебя.
Митяй сел на кровать и всё по порядку рассказал Ивану. Тот внимательно слушал, а потом сказал:
- Самое сложное в том, что тебе придётся биться в одиночку. И мне кажется, что пока у тебя недостаточно сил. Я не знаю, почему. Подумай над этим.
- Ладно, Вань. Может, ты и прав.
Митяю так и не удалось заснуть до утра. Он думал над словами Ивана. Митяй уже понял, что к нему надо прислушиваться. То, что говорил Ваня, всегда оказывалось очень важным: «Недостаточно сил…»
Оберег заполнен наполовину, и силы в нём хватает. Сам Зарком об этом сказал и позволил в крайнем случае действовать, а не только наблюдать. Пока такой случай представился лишь один раз.
Но ведь Оберега он может случайно лишиться, как это произошло в мире Бориса. Значит, дело в нём самом.
А то, что – в одиночку, он и не сомневался. Всегда один…. Однажды он решил, что может быть кому-то судьей и имеет право вмешаться в чужую жизнь. Но с тех пор никогда не повторял той ошибки.
***
Пашку все звали «Кисля». Отчасти – из-за фамилии Кислов, но, скорее, из-за тех черт характера, от которых Митяя «с души воротило», как выражался трудовик Петрович. Имелась в Кислове та самая гнильца, какую Митяй чувствовал прямо кожей, и всегда старался держаться от таких людей подальше. Главное, что Кисля всё делал исподтишка, тихой сапой, используя то, что ему выгодно. И наплевать ему было на кем-то установленные и неписаные законы.
В детдоме Митяй насмотрелся на всякое, и почти ничему не удивлялся. Но случай с Кислёй потряс его и запомнился навсегда.
Никто в детдоме не признался бы напрямую, что все живут одной-единственной мечтой: чтобы нашлись родители. Это те, кто брошен в роддоме, и у кого в графе «родители» стоит прочерк.
В последнее время появилось столько «мыльных опер», где излюбленной линией сценаристов стал сюжет о найденном ребёнке. Когда мать или отец, все из себя крутые и богатые, вдруг вспоминают, или обнаруживают, что в далекой молодости бросили они своё чадо на произвол судьбы. И вдруг – нашли! А потом хэппи-энд, слёзы и сопли, все довольны и всё «в полном шоколаде».
Девчонки смотрели эту фигню, обливаясь слезами и мечтая о том, что когда-нибудь это произойдёт и с ними. Но если родители и объявлялись, то – отсидевшие срок, и вышедшие на недолгую свободу. И не собирались они никого забирать, а так, повидаться, заскакивали. А потом опять исчезали.
И так редко бывало, когда кто-то приходил с твёрдым намерением забрать ребёнка навсегда.
В тот день Митяй прогуливал физику, потому что произошёл затяжной конфликт с физичкой, и он никак не «разруливался». Требовалась краткая передышка. В саду, в густых зарослях перед школой, стояли древние, почти сгнившие, скамейки. На дворе – конец мая, листва уже вовсю зеленела, и там вполне можно укрыться от посторонних взглядов. В этом закутке Митяй и расположился, достал книжку, чтобы спокойно почитать в тишине.
Подслушивать он вовсе не собирался. Но и выйти из кустов оказалось невозможно, потому что на ту скамейку, что стояла впритык с другой стороны, сели двое – завуч Ольга Фроловна, по кличке «Фрол», и воспитательница Инна Семеновна.
Фрол вздохнула, достала пачку сигарет и закурила. Вот это новость: никто не видел её курящей. И билась она с курильщиками нещадно. Ольга вздохнула ещё раз и повернулась к Инне:
- Вы уж простите, но тошно мне. Я сигареты при себе не ношу, в кабинете заначка лежит, на крайний случай.
- Да ничего. Я и сама не знаю, что думать.
- Вот ведь как дети раскрываются. Таким он казался мягким, Паша Кислов, а тут характер проявил.
- Характер, говорите? Может быть и так. Только мать его мне всё-таки жаль. Глаза у неё такие…
- Да, судьбы ведь разные. Говорят ведь: от сумы да от тюрьмы не зарекайся.
- Что Паша сказал вам?
- Вот в том всё и дело. Формулировка…. Сказал, что ему для дальнейшей жизни важнее иметь в биографии прочерк, чем мать с судимостью.
- Ну, по крайней мере, честно. И что, даже увидеться с матерью не захотел?
- Нет.
- А мне показалось, она из тех, что одной мыслью живут: выйти и ребёнка забрать.
- И это хуже всего. Была бы она какая-нибудь пофигистка, бог с ней. Тут другое. Я ведь в колонию запрос делала, и мне ответили, что она – редкой души человек. По просьбе начальства какие-то важные документы подписала. Вот и посадили. Бывают такие у судьбы переплёты.
- А Паша…. И его понять можно. Жестокая сейчас жизнь. Он ведь и знания рвёт так, с натугой. Способности не ахти, а цель есть.
- А я боюсь. Такой по трупам пойдёт.
- Пойдёт, если – цель заставит. И доберётся до самого верха.
- Ну ладно, Инна. Не первый раз, и не последний. Сколько раз зарекалась – в сердце не брать, а не могу.
Они поднялись и пошли по тропинке к зданию. А Митяй сидел ещё некоторое время, отложив книжку.
Так получилось, что вечером на стадионе играли в футбол. Митяй, как всегда, в нападении, а Кисля стоял в воротах. Вратарём он считался отменным, потому что тренировался без конца, да и реакция – врождённая. Он всегда и всё стремился делать лучше других.
Когда возвращались, Кисля обогнал его и слегка задел плечом. Ничего особенного: дорожка узкая, а Митяй шёл медленно, не торопясь.
И что на него нашло? Будто внутри что-то лопнуло, разорвалось. От Кисли его еле оттащили. Он бил его так, будто встретился с заклятым врагом. Пришёл в себя, когда кто-то опрокинул на них ведро с водой. Над ним стояла Фрол. Завуч посмотрела на Митяя внимательно. И ушла молча. Никто об этом случае и слова не сказал. И никто не знал настоящей причины.
Это был тот, последний детдом, откуда Митяй попал в эту странную, непонятную семью. Как написала Лина? Зазеркалье….
Продолжение
http://www.proza.ru/2009/12/09/370