Репин Дмитрий Владимирович
Репин Владимир Николаевич
Легкая кавалерия в 1812 г.
Санкт-Петербург
2001 г.Оглавление
1. Введение 3
2. Кавалерия России накануне Отечественной войны 1812 г. 4
• Организация кавалерии 5
• Состав кавалерии 5
• Формирование частей 6
• Офицерский корпус 7
• Уставы 13
• Снаряжение 14
• Обучение личного состава 19
3. Регулярная легкая кавалерия 21
• Гусары 21
• Уланы 22
• Вооружение 22
• Тактика 23
4. Иррегулярная легкая кавалерия 25
• Казаки 26
• Национальные формирования 30
• Вооружение 32
• Тактика 34
5. Отечественная война 1812 г. 36
• Легкая кавалерия в период отступления 37
• Легкая кавалерия в Бородинской битве 45
• Легкая кавалерия в партизанских действиях 62
• Легкая кавалерия в разведке 69
• Легкая кавалерия в преследовании противника до границы Российской империи 74
6. Выводы. Роль легкой кавалерии в победе над Наполеоном 83
8. Библиография 90
1. Введение
Отечественная война 1812 г. явилась суровым испытанием для русской армии, проверкой точности тех решений по реорганизации армии, которые были приняты после первых битв с Наполеоном. Горечь поражения при Аустерлице помогла по-новому взглянуть на подготовку армии, в частности, на создание крупных кавалерийских частей, способных противостоять французским кавалерийским корпусам, решающим судьбу сражения одной массированной атакой, сметающей всё на своем пути.
Как решались вопросы подготовки кавалерии к войне?
Какую роль сыграла в войне основная часть кавалерии – легкая конница?
Как менялись в ходе войны представления о её задачах и способах их выполнения?
Этим и некоторым другим вопросам посвящена данная работа.
Библиографические материалы по теме Отечественной войны – одни из самых обширных, и выбор оптимальных из них – непростая задача. В первую очередь это документы Генштаба и мемуары очевидцев и участников событий. И если поиск первых порой непрост – далеко не все документы, заслуживающие внимания, вошли в доступные издания, то мемуары достаточно доступны. Кроме того, они хороши тем, что представляют собой мозаику мнений, в том числе и мнений наших противников – французов и союзных им офицеров, из которой можно составить более точную картину происходившего.
Наиболее значительным из обнаруженных трудов по мемуаристике, посвященной Отечественной войне 1812 года, является книга А. Г. Тартаковского «1812 год и русская мемуаристика», вышедшая в издательстве «Наука» в 1980 г.
В ней подробно разобраны различные документы, относящиеся к войне, в том числе:
• мемуары двух основных волн – непосредственно послевоенные и всплеск мемуарной литературы около 1832 г., накануне и после 20-й годовщины войны.
• Дневники очевидцев событий
• Ретроспективно обработанные дневники
• Публицистика периода войны
Из собственно мемуаров очевидцев событий наибольший интерес представляют книги Д. Остен-Сакена, Д. Давыдова, Н. Дуровой, А. Ермолова, из французских авторов – Сегюра и Коленкура.
Малоизвестные материалы о 1812 г. имеются в книге «Россия первой половины XIX века глазами иностранцев». Лениздат, 1991. Из новых книг, обобщивших исторические материалы о кавалерии, наиболее интересны научно-популярные работы А. Бегуновой.
2. Кавалерия России накануне Отечественной войны 1812 г.
Наполеоновские войны еще раз показали, что отношение к коннице изменилось коренным образом. Французский император бросал в бой не отдельные полки, а мощные кавалерийские корпуса, которые могли обеспечить как прорыв фронта, так и быстрые глубокие охваты с флангов, обычно заставляющие противника в беспорядке и с большими потерями отступать, чтобы избежать полного разгрома в окружении.
Например, в битве у Прейсиш – Эйлау в конце января 1807 г. русские войска были атакованы 75 эскадронами гвардейской конницы под командованием Мюрата и Бессьера.
Эта незабываемая картина, характерная для массированных атак конницы, описана знаменитым гусаром, поэтом Д.В. Давыдовым:
«Более 60 эскадронов обскакало справа бежавший корпус и понеслось на нас, махая палашами. Загудело поле, и снег, взрываемый 12 тысячами сплоченных всадников, поднялся и взвился из-под них, как вихрь из-под громовой тучи. Блистательный Мюрат в карусельном костюме своем, следуемый многочисленной свитою, горел впереди бури, с саблею наголо, и летел, как на пир, в середину сечи. Пушечный, ружейный огонь и рогатки штыков, подставленных нашею пехотою, не преградили гибельному приливу. Французская кавалерия всё смяла, всё затоптала, прорвала первую линию армии и в бурном порыве своем достигла до второй линии и резерва, но тут разбился о скалу напор воли её. Вторая линия и резерв устояли, не поколебавшись, и густым ружейным и батарейным огнем обратили вспять нахлынувшую громаду. Тогда кавалерия эта, в свою очередь преследуемая конницею нашей сквозь строй пехоты первой линии, прежде ею же смятой и затоптанной, а теперь снова уже поднявшейся на ноги и стрелявшей по ней вдогонку, - отхлынула… Погоня нашей конницы была удальски запальчива и, как говорится, до дна…» (1)
Удар был отбит смелой контратакой Елисаветградского и Павлоградского гусарских полков, донских казаков Киселева.
Однако мощь соединенного удара кавалерийских корпусов, поставившая русскую армию на грань поражения, была очевидна.
В этом же сражении отличились и гусары Изюмского полка, унтер-офицер которого Сергей Дудников спас жизнь мало кому тогда известного 46-летнего генерал-майора Барклая-де-Толли, вынеся его, раненого, с поля боя. После возвращения в строй Барклай уже генерал-лейтенант, в 1810 году – военный министр, много сделавший для подготовки России к войне.
Стала совершенно ясна необходимость реорганизации сухопутных войск и в том числе – кавалерии.
Организация кавалерии
Перед Отечественной войной в русской армии появилась более совершенная система организации войск. Это коснулось и кавалерии.
Опыт сражений на полях Европы показывал, что нужно как можно быстрее увеличивать армию, учить ее новой тактике, перенимать и осваивать многое из того, что уже прошло проверку в войсках Наполеона.
Еще в 1804 г. кавалерия была выведена из состава общевойсковых дивизий, и из её полков впервые были сформированы особые, кавалерийские дивизии. Например, все 8 армейских кирасирских полков вместе с Кавалергардским и лейб-гвардии Конным объединили в две кирасирские дивизии по 5 полков в каждой. Остальные армейские полки составили 7 кавалерийских дивизий по 6 полков в каждой. Как правило, каждое кавалерийское соединение имело 4 драгунских и 2 полка легкой конницы.
Дивизии делились на бригады, насчитывающие 2-3 полка.
Работа по формированию новых конных полков, усилению их состава велась в течение трех лет перед войной, несмотря на сложную внешнеполитическую ситуацию: войну со Швецией, закончившуюся в 1809 г., очередную турецкую кампанию1810-1811 гг.
Прежде всего была увеличена численность конной гвардии. В 1809 году Уланский Цесаревича полк перевели в состав гвардейских частей и разделили на два полка: лейб-гвардии Уланский и лейб-гвардии Драгунский. Таким образом, в гвардии стало 6 полков: 2 кирасирских, 1 драгунский, 1 гусарский, 1 уланский (по 5 эскадронов в каждом), 1 казачий (3 эскадрона) и 2 сотни казаков. Всего – 28 эскадронов и 2 сотни, 5308 человек и 4416 строевых лошадей.
Гвардейская кавдивизия состояла из лейб-гвардии Драгунского, лейб-гвардии Уланского, лейб-гвардии Гусарского, лейб-гвардии Казачьего полков и Черноморской сотни (2).
Состав кавалерии
Сведения о количественном составе кавалерии перед войной достаточно противоречивы. А. Бегунова (2) приводит данные о численности регулярной кавалерии до 75 тысяч строевых лошадей; при этом недостаток регулярных частей предполагалось восполнить за счет казачьих формирований (до 90 тысяч всадников). Однако Г. Денисон (3) называет несколько иные цифры по состоянию на 1812 г. – 88892 человека и 70490 строевых лошадей в регулярной и 90000 человек в иррегулярной коннице, в том числе в регулярной кавалерии:
• 8 кирасирских полков по 5 эскадронов;
• 36 драгунских полков по 5 эскадронов;
• 11 гусарских полков по 10 эскадронов;
• 5 уланских полков по 10 эскадронов;
в иррегулярной коннице:
• 80 донских полков по 5 сотен;
• 10 уральских полков по 5 сотен;
• 2 ногайских полка по 5 сотен;
• 10 черноморских полков по 5 сотен;
• 3 бугских полка по 5 сотен;
• 2 дунайских полка по 5 сотен;
• 1 оренбургский полк (1074 человека);
• 5 поселенных кавказских полков;
• 10 сибирских полков по 5 сотен;
кроме того, имелись команды и отряды башкир, тептяр, калмыков, татар, тунгузов, бурят; всего – 141 полк.
Как следует из приведенных Г. Денисоном данных, легкая регулярная и иррегулярная конница составляла к началу войны большую часть (около 66,6%) всей русской кавалерии.
Конечно, структура кавалерии в составе наших Западных армий была иной. В регулярной кавалерии основу составляли драгуны – 36 полков по 955 человек и 727 строевых лошадей.
Драгуны занимали промежуточное место между тяжелой и легкой кавалерией, и их причисляли иногда к тяжелой кавалерии, но иногда выделяли, как среднюю кавалерию.
Позже, во время войны, это соотношение существенно изменилось.
Изменения в организации армии коснулись также уставов, снаряжения, обеспечения кавалерии.
Формирование частей
Кавалерийские полки, так же, как и пехота, формировались преимущественно путем рекрутских наборов. Набор осуществлялся, как правило, из крестьян – отбиралось определенное количество рекрутов 17-35 лет от каждых ста человек мужского пола; это количество могло меняться от одного на сотню в мирное время до 3, 5 и 10 на 500 (в период Отечественной войны). Например, 82-й и 83-й рекрутские наборы 1812 года дали примерно 90 -100 тысяч человек каждый. Служба по рекрутскому набору продолжалась 25 лет.
Но были и иные методы формирования отдельных частей, и касалось это в первую очередь легкой кавалерии.
Традиционно гусарские (и позднее уланские) полки формировались при помощи вербовки: сначала преимущественно из южных и западных славян – украинцев, сербов, а также венгров и других народностей центральной Европы. Позже вербовка практиковалась и в других областях западной России. Об этом упоминали военные историки В. Крестовский (4) и И. Бурский (5). Наиболее подробно этот процесс описан Н.А. Дуровой в ее знаменитых «Записках кавалерист-девицы»(6):
«Дело происходило так. По улицам городка гуляли толпы солдат, щедро угощали вином и водкой встречавшихся им лиц мужского пола (независимо от возраста), потом приглашали в корчму продолжить веселье. После такого угощения многие приходили в себя только на следующий день, в полковом лагере, где им предлагали подписать соответствующие бумаги и просто-напросто не отпускали домой.»
Эта кампания вербовки помогла Дуровой весной 1807 года без особой проверки и хлопот под именем Александра Васильевича Соколова записаться в конный Польский полк. Там она вместе с другими завербованными прошла ускоренный курс обучения, чтобы уметь «маршировать, рубиться, стрелять, владеть пикой, седлать, расседлывать, вьючить и чистить лошадь», и была определена в лейб-эскадрон рядовым («товарищем»).
Офицерский корпус
Русское дворянство всегда считало службу в кавалерии очень престижной. Но далеко не всем она была по карману из-за покупки собственных лошадей, дорогостоящего конного снаряжения, амуниции, обмундирования. Например, Устав требовал, чтобы у гусарских офицеров все пуговицы, шнуры и галуны на доломане, ментике и чакчирах действительно были золотыми или серебряными. Характерный предмет амуниции всех кавалерийских офицеров – лядунка (маленькая сумка для патронов) – также должна иметь крышку из серебра или золота (смотря по цвету полкового прибора).
Потому в кирасирских, драгунских, гусарских и уланских полках на обер-офицерских должностях находилось немало молодых людей из знатных и богатых фамилий. По словам А. Фета, известного поэта и кавалерийского офицера, они хотели «красиво отпраздновать молодость», а потом выйти в отставку. Однако были и другие – небогатые или со средним дворянским состоянием (примерно – 300 душ), но ревностные знатоки службы, избравшие военную карьеру делом всей жизни.
Почти все крупные русские полководцы эпохи Александра I обязательно имели за плечами службу в коннице.
Офицерами кавалерийских полков были в своё время М.И. Кутузов, М.Б. Барклай-де-Толли, П.И. Багратион, Л.Л. Беннингсен, А.П. Ермолов.
Известными кавалерийскими начальниками становились как представители аристократии, так и выходцы из дворянских семей среднего достатка.
Генерал-лейтенант князь Д.В. Голицын, блестяще образованный человек, большой знаток лошадей, умелый военачальник, принадлежал к старой русской аристократии.
Совсем другой тип представлял собой генерал-лейтенант Ф.П. Уваров. Он в 13 лет был записан вахмистром в лейб-гвардии Конный полк, но служить в столице не смог из-за недостатка средств и вышел офицером в пехоту. Лишь в годы войны с поляками (1793 – 1794 гг.) ему удалось перевестись в Смоленский драгунский полк, где он отличился своей храбростью и получил чин подполковника.
Встреча с императором Павлом круто изменила карьеру скромного армейского офицера. Павлу Уваров понравился, он перевёл его в лейб-гвардии Конный полк, сделал генерал-майором и генерал-адъютантом. В 1800 году Уваров стал одним из организаторов Кавалергардского полка. С тех пор его служба была связана с конной гвардией.
Красавец в молодости, щёголь, превосходный наездник и отважный человек, Уваров сам, без покровителей и знатной родни, достиг высоких чинов, пользовался симпатией не только Павла Петровича, но и Александра. Современники отмечали, что Уваров не получил в детстве достаточно образования, но упорными занятиями образовал себя сам.
Большинство офицеров также не имело специального военного образования, получая знания в процессе прохождения службы. Однако к началу XIX века в России уже сложилась определенная система подготовки армейских кадров. Так, ещё в XVIII веке подготовка армейских офицеров велась в Сухопутном кадетском корпусе и в Артиллерийской и Инженерной дворянской школе (с 1800 г. – 1 и 2 Кадетские корпуса). Выпускникам присваивались унтер-офицерские чины или чин прапорщика, а особо отличившимся – чин подпоручика и даже поручика (7).
В первом десятилетии XIX века в связи с наполеоновскими войнами произошло почти двойное увеличение числа подразделений русской армии, что потребовало пополнения армии офицерами.
По представлению шефа 1-го Кадетского корпуса графа П.А. Зубова Александр I утвердил в 1805 г. «План военного воспитания», по которому предполагалось развернуть 10 военных училищ в Петербурге, Москве, Киеве, Смоленске, Воронеже, Твери, Ярославле, Нижнем Новгороде, Казани и Тобольске, а также приготовительные военные школы. В этих учебных заведениях резервировались места для сирот и сыновей военных инвалидов и неимущих дворян.
Однако эти школы и кадетские корпуса не могли полностью решить проблему офицерских кадров. В офицеры производили из унтер-офицеров – по выслуге и за выдающиеся заслуги, причем для дворян выслуга была существенно короче, и это было справедливо, т.к. важен был образовательный ценз, который у дворян традиционно был существенно выше. О таком производстве в чин писали в своих воспоминаниях Н. Дурова (5), граф Д. Остен-Сакен.
Экзамен при этом мог быть достаточно строгим, но это касалось, в основном, артиллерийских и инженерных частей. Для кавалериста главным было знание Устава, безукоризненное владение оружием, выездка, личные качества. Не в последнюю очередь оценивались моральные качества будущего офицера. Например, он не мог жениться на артистке или на женщине, давшей повод для развода, поскольку развод был возможен только при доказательстве измены.
Такой брак считался порочащим офицерскую честь (7).
Не мог стать офицером и тот соискатель, который за время предыдущей службы подвергался телесным наказаниям (7).
При сопоставлении этих правил с воспоминаниями Д. Остен-Сакена о Елисаветградском гусарском полке становится понятно, зачем начальники, задерживая пришедшие из штаба бумаги соискателей на производство в чин, подвергали их телесным наказаниям за малейшую провинность или по надуманному поводу. Это была не просто месть будущему офицеру, а полное разрушение его карьеры. Во времена Остен-Сакена это было очевидно, и о последствиях он просто не упоминает, выделяя, однако, такие действия, как бесчеловечные (8):
«Жестокость доходила до невероятного зверства. При производстве в офицеры из сдаточных, некоторые начальники скрывали полученный о том приказ, придирались к произведенному, наказывали его несколькими сотнями ударов палками, чтобы, по их словам, у него надолго осталось в памяти.»
Шло пополнение офицерского корпуса и за счет офицеров-иностранцев, но их принимали в русскую армию с понижением в один чин. Тем не менее число иностранцев в армейских частях было достаточно велико, а в генералитете иногда доходило до трети, преимущественно за счет остзейских немцев (7). Это происходило во многом за счет того, что немцы, в отличие от русских дворян, практически не выходили в отставку, отличались педантичностью и аккуратностью в службе, что высоко ценилось в штабах; как правило, они имели военное образование, что также помогало в карьере.
В период наполеоновских войн в армию пришло большое количество французских аристократов-роялистов, бежавших в Россию от революции. Не знающие русского языка, не умеющие обращаться с солдатами, они занимали должности инспекторов и т.п., превращая службу в фарс. О профессиональных качествах по крайней мере некоторых из них можно судить по воспоминаниям Остен-Сакена. (8):
Во время квартирования полка в Елисаветграде был инспектором генерал от кавалерии, маркиз Дотишан - эмигрант французский, знавший по-русски всего несколько слов. Опрос претензий производил он таким образом: каждый эскадрон: "справа и слева заходи", и инспектор делал обыкновенно следующие вопросы: "Довольны - ви? Все получаете?" И иногда частный вопрос: "Ви женат?" - "Холост, ваше превосходительство". - "А много дети?"
. У него же описан и офицерский быт того времени, что делает его записи интересными для понимания морального климата в офицерской среде армейского гусарского полка, стоявшего в российской глубинке:
«Пьянство между офицерами было развито в сильной степени, но не одиночное, которое считалось развратом, а гулянье общее. Напитки менялись. Некоторое время пили шампанское; когда надоест, употребляли жженку, потом липец, ковенский мед - по червонцу бутылка - очень крепкий напиток, пунш, какую-то мешанину с сахаром из портера, рому и шампанского; когда и это надоест, то пили виленскую мятную водку. Каждый напиток употреблялся по нескольку месяцев.
Попойка жженкою принимала всегда воинственный вид: в комнате постланы ковры; посредине на полу, в каком-нибудь сосуде, горит сахар в роме, что представляет костер дров на бивуаках; кругом сидят в несколько рядов пирующие, с пистолетом в руке; затравки залеплены сургучом. Когда сахар растаял, вливают в сосуд шампанское, жженкою наполняют пистолеты и начинается попойка. Музыканты, трубачи и песенники размещены в других комнатах или на дворе…»
Приведены и более сильные примеры офицерских развлечений с шутовским «отпеванием» споенных товарищей и оставлением их в гробу на свежем воздухе до протрезвления.
Откуда брались деньги для такого времяпровождения?
По штатам от 1816 года (к сожалению, более точного приближения обнаружить не удалось) оклад российского офицера в год составлял:
полковника - 1200 руб. (при Павле I – 900 руб.)
подполковника - 900 руб. (при Павле I – 600 руб.)
капитана - 600 руб. (при Павле I – 340 руб.)
подпоручика - 510 руб. (при Павле I – 200 руб.).
Кроме окладов офицерам платили и ежегодные столовые деньги:
командиру полка - 1800 руб.
командиру роты - 360 руб.
младшему офицеру роты - 180 руб.
Кроме того, выплачивались особые деньги "на представительство", то есть на приемы "офицеров с семьями и без оных":
командиру дивизии - 500 руб.
командиру полка - 1200 руб.
Много это или мало, можно судить по ценам тех лет:
квартира в Петербурге на лучшей улице - до 20 руб. в месяц
среднее жилье - до 1.3 руб. в месяц
фунт лучшего мяса - до 6 коп.
десяток яиц - 2 коп.
десяток апельсинов - 25 коп.
ведро водки - 15 коп.
бутылка шампанского - 1.5 руб.
Таким образом, младший офицер на прожитье (квартиру, еду и прислугу) тратил около 10 руб. в месяц. Если не пил шампанского...
С 1829 года офицер, прослуживший 35 лет, "выходил на пенсию" с сохранением полного жалованья. С учетом того, что дворяне приписывались к полку с 14 - 15 лет, то на "полный пенсион" офицер выходил к 45 - 50 годам. Это положение коснулось многих участников Отечественной войны.
Офицер, не имевший земельного надела и недвижимости, по выходе на пенсию получал квартиру с "инвалидным содержанием" (за счет казны) в одном из 20 губернских городов на выбор.
Вдова и дети офицера имели право на его пенсию, вне зависимости от того, скончался он на службе или в отставке.
Вдове назначалась 1/2 пенсии мужа, на каждого ребенка - 1/3 от остатка. Пенсию прекращали платить в случае ее замужества, принятия монашества и наказания по суду. Сыну платили до 18 лет; дочери - до 21 года, если она не выходила замуж раньше.
Вдовам офицеров, убитых или умерших от ран во время боевых действий, еще со времен Павла I выплачивалась полная пенсия мужа пожизненно (7).
Офицерские чины в сухопутных войсках в основном сохранялись в виде, установленном Павлом I.
Первыми были изменены генеральские звания: в 1796 г. чин генерал-аншефа заменен на чин генерала от инфантерии (от кавалерии, от артиллерии), генерал-поручика - на генерал-лейтенанта, а чин бригадира окончательно упразднен. В 1797 г. капитан-поручики переименованы в штабс-капитанов (в кавалерии штаб-ротмистры вместо секунд-ротмистров), в 1798 г. чины премьер-майора и секунд-майора отменены и установлен единый чин майора.
Чин подпоручика упразднен и в гусарских полках, оставлен только в драгунских, где все наименования офицерских чинов с самого начала установлены по образцу пехотных, а не кавалерийских полков (в кавалерии были ротмистры вместо капитанов).
Казачьи чины войскового старшины, есаула, сотника и хорунжего были приравнены к армейским майору, ротмистру, поручику и корнету.
Наконец, полковники всех родов войск были сравнены в классе (гвардейские полковники переведены из IV в VI класс). Однако при этом чины подполковника и майора в гвардии упразднялись, а чины от капитана и ниже остались в прежних классах - VII, VIII, IX, X и XII, так что гвардейские офицеры сохранили преимущество в два чина перед армейскими. В драгунских полках чина майора тоже не было, но это не влекло за собой преимущества в чине драгунских офицеров, так как драгунские подполковник и капитан по классам равнялись общеармейским. Таким образом, система офицерских чинов приобрела несколько большее единообразие.
Итак, с конца XVIII века структура штаб- и обер-офицерских чинов выглядела следующим образом:
Таблица 1
Класс
Армейская пехота Артиллерия и инженерные войска Драгуны Кирасиры и гусары Гвардейская пехота Гвардейская кавалерия Казаки
VI Полковник Полковник Полковник Полковник Полковник Полковник Полковник
VII Подпол-
ковник Подпол-
ковник Подпол-
ковник Подпол-
ковник Капитан Ротмистр Подпол-
ковник
VIII Майор Майор -- Майор Штабс-
капитан Штаб-
ротмистр Войсковой старшина
IX Капитан Капитан Капитан Ротмистр Поручик Поручик Есаул
X Штабс-
капитан Штабс-
капитан Штабс-
капитан Штаб-
ротмистр Подпоручик -- --
XII Поручик Поручик Поручик Поручик Прапорщик Корнет Сотник
XIII Подпоручик Подпоручик Подпоручик -- -- -- --
XIV Прапорщик -- Прапорщик Корнет -- -- Хорунжий
Гвардейские офицеры из-за отсутствия в гвардии чинов подполковника и майора пользовались преимуществом в два чина перед армейскими. В драгунских же полках чины были приведены в соответствие с остальной кавалерией: введен чин майора, упразднен чин подпоручика, прапорщики переименованы в корнеты, штабс-капитаны и капитаны – в штаб-ротмистры и ротмистры (7, с.38-45).
Уставы
Перед Отечественной войной кавалерия жила по «Уставу конного полка», принятому в 1797 г. и состоявшему из двух частей: 1-й – для кирасир и драгун, и 2-й – «Правила конной службы» – для гусар. Современники отмечали, что этот Павловский Устав во многом являлся копией прусского кавалерийского устава. В нем было немало дельного, например, введение двухшереножного строя при силе взводов в 16 рядов, колонны из середины, развертывание кавалерийских частей, движение с «дирекцией» на определенный предмет, большие требования к точности исполнения перестроений. Однако учения занимали в общей части Устава 16 глав из 79, в специальной части – 5 из 26. Остальное – общая, порой мелочная, регламентация службы – о похоронах, встречах главнокомандующего и т.д., но было и то, чего неуклонно добивался Павел – соблюдение дисциплины, четкое и обязательное несение службы: «Вахмистру осматривать конюшни ежедневно один раз. Офицерам смотреть свою часть, ежели не каждый день, то по крайней мере три раза в неделю, а эскадронным командирам – по разу в неделю… А когда же не бывает учения, то неотменно ездить два раза в неделю, хотя бы и на попонах, при чем всегда быть одному офицеру…»
Возврат к старым тяжелым палашам вместо введенных Потемкиным сабель, возврат к тяжелым немецким седлам, постоянной чистке лошадей (как не вспомнить Потемкина: «…меньше мучить чищением лошадей») – всё это отбрасывало русскую кавалерию на десятилетия назад. В то же время при Павле офицеры от корнета до майора получили казенных лошадей, что, несомненно, облегчило условия службы в кавалерии.
Понимая необходимость изменения многих положений Павловского Устава, конники сами искали пути совершенствования боевой подготовки, делились своими знаниями с другими. Так, в 1805 г. вышла книга офицеров кирасирского Военного ордена полка «Опыт наставлений, касающихся до экзерциций и маневров кавалерийского полка» объемом в 500 страниц со 100 чертежами. Эту книгу её авторы – шеф полка князь Голицын и эскадронные командиры Васильчиков, Масюков, Радден, Засс и Линденбаум – издали за свой счет. Многое из нее вошло потом в кавалерийский Устав 1817 г., а отдельные главы переиздавались даже сто лет спустя. Труд кирасирских офицеров пользовался в армии популярностью и очень скоро стал библиографической редкостью.
Работа над новым Уставом для конницы всё-таки шла, и в 1812 г. в Санкт-Петербурге была издана его часть под названием «Предварительное постановление о строевой кавалерийской службе», в общем, мало отличавшаяся от Устава 1797 г.(2)
Когда она попала в войска, неизвестно…
Снаряжение
Как уже отмечалось ранее, коня, упряжь, мундир, другую амуницию офицер должен был покупать сам, а для многих это было просто не по средствам. Традиция эта в русской армии шла еще от служилого дворянства предыдущих веков, которое должно было не только само являться по первому зову государя на коне и с оружием, но и с холопами, вооруженными за его же счет. Это же требование предъявлялось ко всем казакам (фактически их тем самым приравнивали к польской шляхте, то есть признавали за ними, конечно же, не дворянское происхождение, но права казачьей вольницы, а это накладывало и определенные обязательства по самообеспечению). Только рекруты и унтер-офицеры обеспечивались за счет государства. Именно этим объясняется нежелание многих старослужащих унтер-офицеров после сдачи офицерского экзамена занимать офицерскую должность. Получая 2/3 офицерского оклада, они оставались на прежних должностях, то есть на казенном обеспечении, что было очень выгодно (7).
Однако армия росла количественно, на офицерские должности приходилось назначать небогатых и даже просто бедных дворян, которым такие расходы, особенно в гусарских полках, были не по карману, т.к. одного оклада не хватало на снаряжение, содержание семьи и прочие расходы (взносы на офицерское собрание, полковую библиотеку и т.д.).
Сначала Павел I повелел выдавать лошадей офицерам от корнета до майора за казенный счет; покупку и доставку лошадей в полк брала на себя казна (2); были увеличены суточные нормы фуража до 4 гарнцев овса, 15 фунтов сена и 2,5 фунта соломы.
Срок службы лошади исчислялся 9 годами в армии и 8 годами в гвардии. Рост лошади для кирасирских полков - не ниже 2 аршин 2 вершков (150 см), для драгунских и гусарских – не ниже 2 аршин 1 вершка (146,5 см) в холке (9).
При этом только для кирасир коней выращивали на конных заводах; например, у лейб-гвардии Конного полка такой завод был в Починках – там выращивали высокорослых лошадей темных мастей. С XVIII века известны Гадячский, Бронницкий, Даниловский, Скопинский и другие заводы, однако количество лошадей в этих заводах редко превышало тысячу голов (исключение – Даниловский: 2170 лошадей «из немецких пород, рослых, шерстью вороных»). Остальные кавалеристы получали коней по ежегодным ремонтерским закупкам у помещиков, крестьян и даже у цыган, позже – необъезженных коней от заводчиков-казаков из донских и башкирских табунов. Конечно, обучение личного состава от этого лучше не становилось.
По замечанию ученого-ипполога профессора В.О. Витта, лучшие породы лошадей в то время были такими: «Испанские лошади – гордые красотой своей и предпочитаются для войска и манежа всем прочим лошадям, датские – также к манежной езде способнейшие суть, арабские и барбарийские принадлежат к прекраснейшим на свете, персидские и туркменские аргамаки – больше и статнее арабской лошади и более способны для искусственной езды, турецкие – породны, но плохи во рту, часто бывают злы, английские скачкой превосходят всех лошадей в Европе, хороши для езды на охоту, польские – почти все заслуживают названия «аукционистов» по своей горячности и «астрономов», так как дерут голову вверх…»
Трудно сказать, в каком количестве находились лошади всех названных пород в армейской кавалерии. Но ясно, что скорее всего использовались они под офицерским седлом (например, в описании Н. Дуровой своего жеребца хорошо узнается горячая польская порода – Дурова предпочла сдерживать задирающего голову на скаку коня, т.к. риск быть настигнутой французами был меньше, чем шанс вылететь из седла на покрытом ямами поле).
Перед Отечественной войной гвардейские офицеры уже имели возможность купить знаменитых орловских верховых лошадей с конного завода, организованного графом Орловым. (Не следует путать их с орловскими рысаками, хотя обе эти ветви берут свое начало от одной лошади – арабской кобылы Снежинки, собственности Орлова; Орлов больше известен, как фаворит императрицы, но нам следует помнить его, как человека, сумевшего осуществить свою мечту – дать России новую породу сильных, выносливых строевых лошадей для регулярной кавалерии).
И все же почти вся легкая кавалерия имела в своем распоряжении неприхотливых низкорослых лошадей донской породы и сходных по строению коней из ногайских и башкирских степей. Дончаки обладали невероятной для европейских коней выносливостью: известны марши до 45-60 километров в сутки, после которых кавалеристы вступали в бой, в то время как европейские лошади не могли покрыть за суточный переход расстояние более 30-40 км.
Затем реформы снаряжения были частично продолжены Александром I. Драгунам вернули вместо введенных было Павлом немецких тяжелых седел легкие «венгерские ленчики», введенные для всей кавалерии еще при Потемкине. В отношении обмундирования перемены были сделаны коренные. Александр дал русской армии новую униформу, вполне соответствовавшую европейской военной моде того времени. Получили ее и кавалеристы.
Например, русский гусарский мундир 1812 г. имел много деталей, заимствованных из венгерской национальной одежды: короткую (до талии) суконную куртку со стоячим воротником - доломан, поверх которого надевалась еще одна куртка - ментия или ментик, узкие рейтузы - чикчиры и короткие сапожки - ботики, украшенные черной шерстяной кисточкой. Вокруг пояса гусары носили кушак, представлявший собой сетку из шнуров с перехватами - гомбами. Черный, обшитый кожей кивер украшался белым султаном, шнурами (этишкетами) и репейком. Кокарда делалась в виде круглой розетки из черной ленты с оранжевыми каймами и с металлической петлицей по цвету пуговиц. В лейб-гусарском полку на кивере был герб в виде двуглавого орла из красной меди. Подбородный ремень кивера покрывался плоской металлической чешуей.
Доломан, ментик и чикчиры были расшиты шнурами и тесьмой. На груди доломана и ментика нашивались 15 поперечных рядов двойных шнуров с тремя рядами выпуклых пуговиц, из которых центральный находился на правом борте, а два другие - при углах шнуров, уложенных завитками. Ментик обшивался белым (в гвардейском полку черным) бараньим мехом. Гусары, вооруженные пиками, в теплое время года вообще не носили ментиков, так как они мешали пользоваться пиками, а в холодное время ментики носили одетыми в рукава.
В походе гусары носили на выпуск серые суконные рейтузы, которые были с внутренней стороны обшиты черной кожей и по наружным швам имели по 18 пуговиц, обтянутых серым сукном. Для укрытия от непогоды гусары имели широкие серые плащи со стоячим воротником, застегивавшимся на одну пуговицу (у гвардейцев плащи имели воротники в виде шали).
Патроны гусары носили в лядунке, которая крепилась на перевязи через левое (при наличии карабина или мушкетона - через правое) плечо. В снаряжение гусара также входила плоская сумка - "ташка", украшенная галуном и вензелем и крепившаяся к портупее.
Унтер-офицеры имели на воротнике и обшлагах доломана золотые или серебряные галуны и на султанах черные с оранжевым верхушки. Ментики у них были оторочены черным мехом.
Трубачей гусарских полков отличали красные султаны. Их доломаны и ментик по всем швам обшивались галуном, а на плечи из того же галуна нашивались "крыльца".
Офицеры носили ментик, отороченый серым мерлушковым мехом (в гвардии - черным бобровым), шнуры и тесьма на мундире были золотые или серебряные, по цвету пуговиц. Этишкет и кушак - из серебряных шнуров. На груди доломана и ментика вокруг шнуров нашивалась бахрома соответствующего цвета, у обер-офицеров (корнетов, поручиков, штабс-ротмистров и ротмистров) - тонкая в полвершка длинной, а у штаб-офицеров (майоров, подполковников и полковников) - толстая, с блестками, длинной в вершок (4.5 см). Лядуночные перевязи обшивались галуном. Крышки лядунок (серебряные или золотые) украшались государственным гербом.
Парадный мундир гусарского офицера стоил очень дорого, поэтому в гусарах могли служить лишь состоятельные люди. Например, известную кавалерист-девицу Надежду Дурову незадолго до войны 1812 г. недостаток средств вынудил перейти из корнетов Мариупольского гусарского полка тем же чином в Литовский уланский, где служить было гораздо дешевле.
В целях экономии расшитые золотом и серебром доломаны и ментики офицеры носили только в особо торжественных случаях, повседневные же мундиры имели отделку из белого или оранжевого шелка. Кроме того, офицерам вне строя разрешалось носить однобортные темно-зеленые вицмундиры и сюртуки с эполетами. Воротники и обшлага вицмундиров были подобны мундирным, с гусарским шитьем, отвороты фалд - красные у всех полков, а эполеты по цвету пуговиц. При вицмундирах полагались темно-зеленые чикчиры без шитья, а также ботики.
Гусарские полки различались между собой цветом деталей обмундирования и снаряжения, металлического прибора, шнуров и пр. Полковая расцветка униформы русских гусар 1812 г. показана в таблице 2.
Уланские полки носили униформу, характерную для европейских уланских частей, особым предметом в которой была шапка с четырехугольным верхом. В начале XIX века уланы носили темно-синюю куртку с красными лацканами, офицерам кроме того полагался шарф. Кожаные сапоги с короткими голенищами и шпорами обувались под длинные в обтяжку брюки с лампасами. На голове носили шапку-уланку высотой около 22 см с квадратным верхом, который с 1808 года для прочности стали обшивать кожей. Шапку украшали серебряные этишкетные шнуры с двумя кистями, султан из белых перьев, замененный вскоре на волосяной, а по бокам - металлические застежки в виде чешуи, как на касках и киверах. Шапки офицеров по верхнему краю кожаного околыша обшивались галуном. Все уланские полки имели металлический белый прибор, за исключением лейб-гвардии Уланского, у которого он был из меди. На концах пик уланы носили «хорунжевки» - флюгера из ткани, по которым их части можно было легко узнать издали. Уланы первыми в русской армии получили эполеты (2, с.103), которых никогда не было у гусар. Рядовым уланских полков полагались эполеты, как и офицерам.
Казаки имели свою форму – удобную и просторную. Форменная одежда казаков состояла из темно-синей короткой куртки (с1 мая до 1 сентября) и длинной – чекменя (с 1 сентября до 1 мая), которые застегивались на крючки, темно-синих широких шаровар с лампасами, черной смушковой шапки высотой до 22,5 см с суконным шлыком. Впрочем, известно, что эту шапку казаки носили не всегда, заменяя ее фуражками с козырьком, с широким закругленным верхом. В отличие от рядовых регулярных кавалерийских полков казаки (кроме офицеров) не носили шпор и погоняли своих коней нагайками. В амуницию казаков входила лядунка из черной кожи с такой же черной кожаной перевязью.
Обеспечение частей амуницией, провиантом и фуражом во время боевых действий – отдельная и достаточно интересная тема. Много внимания уделяет ей в своих воспоминаниях Дурова. Это – неоценимый сегодня взгляд на проблему не извне – по указам и сводкам, а глазами очевидца:
«Наконец и я отправилась доставать фураж! Мне, как и другим, дали команду, дали предписание за подписью и печатью командира полка ездить по окружным поместьям, требовать у помещиков овса и сена, брать все это и взамен давать расписки, с которыми они могут посылать своих старост в эскадрон, чтоб там получить квитанции и с ними опять ехать в штаб; там тоже дадут квитанции, и с этими уже квитанциями должны господа помещики явиться в комиссию для получения уплаты наличными деньгами…»
И всё это – при постоянном передвижении частей и штабов в абсолютно неизвестном помещику направлении!
«…Вот я уже в пятидесяти верстах от эскадрона, а еще ничего не сделала и, верно, не сделаю, потому что всякий помещик, хотя бы он имел одну только каплю ума, не даст мне ничего под простую расписку; а требовать повелительно и в случае отказа все-таки надобно взять нужное и отправить в эскадрон на их же лошадях, дав помещику за все это расписку!.. Как можно подумать об этом и не прийти в отчаяние!…» (6)
Но, конечно далеко не все офицеры и, тем более, солдаты были столь щепетильны в отношениях с окрестным населением и помещиками.
«Отправя возы с фуражом, я возвратилась к веселому обществу; меня ожидали ужинать, и хлопоты отправления замедлили ужин одним часом; когда сели за стол, хозяйка поместила меня подле себя. «Вы слишком усердны к службе, молодой человек, — начала она говорить, — возможно ли смотреть самому и дожидаться, пока возы с фуражом наложатся и выберутся из селения; это уже чересчур: по вашему виду и молодости я не предполагала найти в вас такого хорошего служивого». Безрассудная старуха не знала того, что для ее же выгод я ни на минуту не выпускала из виду моих улан; они могли бы поискать в разных местах чего-нибудь получше овса! Долго ли будут люди судить всегда по наружности!..» (6)
Это сказано о регулярном войске. А как вели себя платовские казаки, о разбойных действиях которых при добыче провизии и фуража неоднократно упоминал в своих мемуарах генерал Ермолов и доносил царю Винценгероде!
В военное время к обычной провизии как рядовым, так и офицерскому составу полагалось дополнительно две рюмки вина на день: «Право, я не думала, что найду употребление тому вину, которого раздают нам по две рюмки каждый день наравне с солдатами» (6).
Дурова же пишет об офицерских тратах в действующей армии, в условиях дефицита, когда трофеи доставались рядовым, а офицер считал ниже своего достоинства взять что-либо на поле боя: седло (дрянное, по ее словам) пришлось купить (у своих же!) за 150 рублей – четверть годового оклада! Сшить теплую шинель удалось только при отступлении через Москву.
Вообще снабжение армии в условиях боевых действий – процесс непростой. Обычно говорят о трудностях в снабжении французской армии, но вот, например, Денис Давыдов, даже не желая того, дает живую картину снабжения русских войск, преследовавших французов по смоленской дороге. В отряд французов, устремившихся к селу, врывается группа конницы во главе с Н. Давыдовым, но кони (обессилевшие?) не в силах раздвинуть сбившихся в толпу французов, а конь под Н. Давыдовым просто падает тут же, среди неприятельских солдат. Однако те, также будучи без сил, начинают сдаваться.
Обучение личного состава
Обучение кавалерии накануне войны велось, в основном, по Павловскому Уставу. Летом – выездка, перестроения, объездка лошадей; зимой – постой на «обывательских квартирах» в городах или селах. Свои казармы и манежи имела только гвардия.
При Павле было утрачено многое из того, чему учили кавалеристов Потемкин, Суворов. Например, суворовские учения, продолжавшиеся обычно не более полутора часов, обычно заканчивались атакой конницы на пехоту. Пехотинцы по команде вздваивали ряды, всадники на карьере проскакивали в образовавшиеся интервалы. Таким образом Суворов приучал пехоту к грозному виду несущихся на нее всадников, а кавалеристов и строевых лошадей – к необходимости прорвать строй, несмотря на щетину штыков. После каждой такой атаки звучала команда: «Слезай!», лошади знали, что за усиленной скачкой сразу же будет отдых, и мчались во весь дух.
Совершенно иную картину рисует в своей летописи Елисаветградского гусарского полка генерал от кавалерии граф Д. Остен-Сакен:
«Непостижима слепота, постигшая начальников и влиятельных лиц, тогда как превосходное целесообразное боевое образование суворовских войск было в свежей памяти…
Вот образчик тогдашнего младенческого понятия об образовании войска.
Чистота оружия, амуниции и одежды была поразительная, оружие и все металлические вещи блестели от наведенного на них полира - тогдашнее выражение, что, разумеется, приносило много вреда оружию. При осмотре ружей сильно встряхивали шомполом, чтобы он, ударяясь о казенную часть, производил звук как можно громче. Езда и выездка лошадей были в совершенном младенчестве. Лошади носили, были совершенно непослушны, поодиночке не выходили из фронта. Много было лошадей запаленных и надорванных.
Гусаров учили стрелять из карабинов залпами(!). В цель очень редко, и то глиняными пулями.
Вот забавный образец военных маневров.
На выгоне у Вилкомира был курган. На нем ставили бочку водки для солдат и много вина и разных напитков для офицеров. Полк, в пешем строю, с заряженными карабинами, брал курган приступом, с беспрестанной пальбой и с криком, ура! и, достигнув цели, начинал попойку. Тем и оканчивался маневр…
И, несмотря на все эти нелепости, войско, не получившее прямого образования для боя, кроме строгой, достойной войск Густава Адольфа, дисциплины и субординации, производило блистательные, едва вероятные подвиги, и благодушно терпело все лишения, скудное продовольствие и недостаточную в зимние походы одежду»
Искусство верховой езды среди гусар поддерживалось и своеобразным «естественным отбором». Так, в январе 1814 года во Франции небольшой сводный отряд графа Палена попал под мощную атаку неприятеля и был рассеян. Кавалеристам пришлось спасаться через виноградники, преодолевая стенки, канавы, изгороди. Итог этих скачек приведен в рапорте: «...потерял из своего отряда 11 пушек, всю пехоту и всех дурно ездивших гусар».
3. Регулярная легкая кавалерия
К регулярной легкой кавалерии первоначально относили только гусарские полки. Позднее, с появлением уланских полков, они также вошли в состав легкой кавалерии. Иногда к легкой кавалерии относят конно-егерские полки, появившиеся в армии в период 1812-14 гг. (эти полки были созданы на базе драгунских).
Лёгкая кавалерия, особенно гусары, ездили на очень быстрых, ловких и поворотливых, а значит - небольших и легких лошадях. Чтобы не утомлять лошадей, наездники и сами были невысоки и поджары, а также ловки, быстры и увёртливы. Лёгкие кавалеристы всегда были лучшими наездниками.
Легкая кавалерия не имела брони, как кирасиры, в отличие от драгун только один взвод в каждом эскадроне был вооружен длинноствольным огнестрельным оружием. Употреблялась лёгкая кавалерия в основном там, где требовалась стремительность действий и стремительность мысли.
Рейды в тылу противника, разорение обозов и складов, перехват гонцов, авангардные и арьергардные стычки, разведка боем, всё это прекрасно соответствовало лёгкой кавалерии
В больших сражениях лёгкая кавалерия занималась также тем, что совершала рейды на конную артиллерию противника, или прикрывала свою конную артиллерию от вражеских рейдов. В походе гусары и уланы осуществляли pазведку и боевое охpанение армии.
Когда пехота противника бывала сломлена и начинала бежать в беспорядке, её преследовала в первую очередь лёгкая кавалерия. Уланы и гусары были замечательно приспособлены к тому, чтобы догнать, рассеять и не дать организоваться убегающим пешим солдатам. Никто не брал столько пленных и столько трофеев, как молниеносная и ловкая лёгкая кавалерия.
Гусары
По современным венгерским источникам, термин "гусар" (по-венгерски "хусар") означает "один из двадцати" Первоначально так называли в XV веке конных воинов венгерского дворянского ополчения, разделявшегося на роты по 20…25 всадников.
Подражая венграм, многие государства Европы ввели в своих армиях гусарские части. В России в состав регулярной армии они были включены только во второй половине XVIII столетия.
К началу 1812 года в России имелось одиннадцать армейских гусарских полков (каждый состоял из двух батальонов по 5 эскадронов) и один гвардейский (пятиэскадронный). Гусары комплектовались из рекрутов, набираемых главным образом в Южной России и на Украине. В гусарских полках служило также немало молдаван, грузин, сербов и венгров, среди которых еще встречались седоусые ветераны, воспитанные на традициях буйной наемной вольницы XVIII века. В последние дни 1812 года был сформирован гусарский полк, переименованный из Иркутского драгунского.
Гусар был вооружен саблей в железных ножнах, двумя пистолетами, мушкетоном (16 человек в эскадроне). Гусарские полки сражались на всех театрах военных действий 1812 года: на главном – лейб-гвардии Гусарский, Ахтырский, Елисаветградский, Изюмский, Сумский, Мариупольский, Гродненский полк на Петербургском направлении; на Киевском направлении – Александрийский, Павлоградский и Лубенский в составе Дунайской армии действовали гусары Белорусского и Ольвиопольского полков.
Некоторые гусарские части в воздаяние их заслуг в Отечественной войне 1812 г. были отмечены коллективными наградами: лейб-гвардии Гусарский и Изюмский полки получили Георгиевские штандарты, Сумской - Георгиевские трубы, а Гродненский, Ахтырский, Елисаветградский и Мариупольский - серебряные трубы. Эти штандарты и трубы имели одинаковую надпись: "За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812 г.".
Уланы
Cлово "улан" произошло от тюркско-татарского "оглан", что означает юноша, молодец. Впервые такие воины появились в монгольском войске в XIII-XIV веках. Они были вооружены копьями с флюгерами и носили шапку с квадратным верхом. Часть огланов с XV века осела в Великом княжестве Литовском и была на службе Речи Посполитой. Отсюда этот род легкой конницы распространился по всей Европе. В России легкая конница появилась в 1764 году (пикинерские полки). Обмундирование и вооружение поначалу были приняты такими, как в польских полках, позже подверглись общеармейской унификации. Улан был вооружен саблей в железных ножнах, двумя пистолетами, карабином (16 человек в эскадроне). Но основным оружием была пика с матерчатым флюгером (хоронжевка), которой первоначально снабжалась лишь первая шеренга воинов. Пику вставляли в бушмат (кожаная петля у правого стремени). В середине ее пришивали ремень для руки, в наконечник заливали свинец, чтобы центр тяжести пики с флюгером был посередине.
Вооружение
Сабли. В русской легкой кавалерии эпохи наполеоновских войн использовались сабли двух образцов - 1798 и 1809 годов. Сабля первой модели обычно носилась в деревянных ножнах, обтянутых кожей, с металлическим прорезным прибором, покрывавшим почти всю поверхность ножен (могли быть и стальные ножны). Общая длина сабли около метра, длина клинка 87 см, ширина до 4,1 см и кривизна в среднем 6,5/37 см. Сабля образца 1809 года к 1812 году почти вытеснила предыдущую модель. Она имела клинок длиной 88 см, шириной до 3,6 см при средней кривизне 7/36,5 см. Полная ее длина 103 см, масса (в стальных ножнах) 1,9 кг.
Пики. Уланы с 1806 года имели на вооружении кавалерийскую пику с длинным боевым наконечником (12,2 см) с трубкой и длинными прожилками. Кроме того, она имела тупой подток. Древко ее было тоньше, чем у казачьей пики, и окрашено в черный цвет. Общая длина уланской пики составляла в среднем 2,8 -2,85 м. На пике крепился матерчатый значок - флюгер, по расцветке которого можно было определить тот или иной уланский полк, а внутри полка - батальон. Во время атаки в конном строю флюгера на опущенных "к бою" пиках пронзительно свистели и гудели в потоках встречного воздуха, оказывая на противника психическое воздействие. Пику вставляли в бушмат (кожаная петля у правого стремени). В середине ее пришивали ремень для руки, в наконечник заливали свинец, чтобы центр тяжести пики с флюгером был посередине.
С весны до лета 1812 года черными пиками уланского образца, но без флюгеров, были вооружены всадники первой шеренги в восьми армейских гусарских полках: Александрийском, Ахтырском, Гродненском, Елисаветградском, Изюмском, Мариупольском, Павлоградском и Сумском.
. Таким образом, почти вся русская легкая конница в период Отечественной войны являлась пиконосной, превосходя в этом виде оружия кавалерию Наполеона.
Огнестрельное оружие гусара - два седельных пистолета образца 1809 г., калибра 17,78 мм, с длиной ствола 263 мм, вес пистолета – 1,5 кг. Уланы также имели на вооружении пистолеты. Кроме того, гусары были вооружены карабинами, но после приказа от 10 ноября 1812 г. вместо карабинов каждому эскадрону было оставлено только по 16 мушкетонов для стрельбы дробью. Это своеобразное оружие имело на конце ствола раструб около 40 мм по горизонтали. Общая его длина – около 800 мм, вес – более 3 кг. Кавалерийский штуцер был у улан (как и у драгун, и у кирасир) – по 16 штук на эскадрон, это было оружие фланкеров, как и гусарские мушкетоны (2, с.120).
Тактика
Основными принципами тактики регулярной легкой кавалерии, заложенными в Уставе были: двухшереножный сомкнутый строй (с дистанцией между шеренгами в одну лошадь), три вида атаки (сомкнутым строем, с фланкерами и рассыпная).
Кавалерию всегда атаковали сомкнутыми шеренгами, против пехоты нередко использовались фланкеры. Для преследования отступающего противника применяли рассыпную атаку.
Тактика атак легкой регулярной кавалерии
Р
К Ш-Р П К
У Г Г Г Г Г Г Г Г У Г Г Г Г Г Г Г Г У Г Г Г Г Г Г Г Г У Г Г Г Г Г Г Г Г У Т
У Г Г Г Г Г Г Г Г У Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г У Г Г Г Г Г Г Г Г У
У У У
______________ ______________ _____________ _______________
К П
4 взвод 3 взвод 2 взвод 1 взвод
Р – ротмистр Ш-Р – штаб-ротмистр П – поручик К – корнет
У – унтер-офицер Т - трубач Г - гусар
Схема построения эскадрона в развернутом строю
Г Г Г Г К
Г Г Г Г
Г У
Г
Г
У
Г Р
Г
Г Ш-Р П К
Г
Г
Г Г Г Г Г Г Г Г Г У Г Г Г Г Г Г Г Г У Г Г Г Г Г Г Г Г У Т
У
Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г Г У Г Г Г Г Г Г Г Г У
У У
______________ ______________ _____________ _______________
К П
4 взвод 3 взвод 2 взвод 1 взвод
Р – ротмистр Ш-Р – штаб-ротмистр П – поручик К – корнет
У – унтер-офицер Т - трубач Г - гусар
Схема атаки «с фланкерами»
Схема атаки развернутым строем предусматривает довольно жесткий порядок размещения всех чинов эскадрона на определенных местах: командир, командиры взводов (каждый перед своим подразделением), унтер-офицеры – на правом фланге каждого взвода и в «замке», то есть позади фронта. Два офицера – тоже в «замке», их задача – следить за порядком. Строй признавался главным инструментом воздействия на противника; на поворотах, перестроениях эскадрон должен был двигаться единой живой стеной – колено в колено, равнение – как по линейке. Удар на галопе такой живой стены, ощетинившейся пиками или саблями – страшная сила, противостоять которой могла или такая же сплоченная стена кавалерии на встречной скорости, или имеющая большой опыт пехота, построенная в каре.
Правда, был еще один опасный враг. Вот воспоминание, записанное со слов очевидца:
«Отец мой повел свой полк в атаку на французских кирасиров (по тогдашнему обыкновению в одну линию). Французские кирасиры раздались направо и налево, открыли батарею, которая встретила гусаров картечным огнем, и они были опрокинуты. Отец мой, любимый полком, скоро остановил его, привел в порядок и повторил атаку. Французы повторили тот же маневр: опять встретили картечью, гусары снова опрокинуты». (10)
Схема атаки «с фланкерами». Четвертый взвод на карьере вырывается вперед, к вражескому фронту и дает залп из мушкетонов (карабинов, штуцеров), после чего по команде: «Аппель!» возвращается в строй. Залп мушкетонов, осыпающий неприятельский строй крупной дробью, видимо, ставил задачу не столько физического поражения противника, но, что вероятнее, мощнейшего психологического оружия: значительная часть первой шеренги получала многочисленные болезненные раны. Кровь, боль, шок сбивали прицел, разрушали строй, отнюдь не способствовали сохранению боеспособности, вынуждая прекратить оборону или нападение. Атака всего эскадрона завершала поражение противника.
4. Иррегулярная легкая кавалерия
Основное отличие русской конницы начала XIX века от кавалерии других европейских стран – это наличие иррегулярной легкой кавалерии, которая была представлена как преимущественно славянскими казачьими формированиями (исключение составляли тептярские казачьи полки), так и национальные части – имелись полки, команды и отряды башкир, тептяр, калмыков, татар, тунгузов, бурят. Иррегулярная конница – отряды всадников, не знавших боевых построений, атаковавших противника только в рассыпном строю. Тем не менее они имели прекрасную организацию, были разбиты на подразделения с простой и понятной структурой и жесткой иерархией, для казаков закрепленной даже в Табели о рангах.
Как правило, иррегулярные части полностью отмобилизовывались только при открытии военных действий. В остальное время они жили со своими семьями, вели хозяйство, но обязаны были явиться по первому требованию на сборные пункты с конем (башкиры, имевшие большие табуны – о двуконь, т.е. с боевым и запасным). В мирное время молодежь регулярно призывалась на кратковременные сборы, на которых проверялся уровень подготовки, велось обучение рубке, владению пикой, джигитовке. Казаки жили такой жизнью издавна, степняков освободили от налогов, сделав служилыми людьми, незадолго перед наполеоновскими войнами.
Казаки
Казачество – этническая, социальная и историческая общность (группа), объединившая в силу своих специфических особенностей всех казаков в единое целое. Российское законодательство рассматривало казачество как особое воинское сословие, имевшее привилегии за несение обязательной службы. Казачество определяли и как отдельный этнос, самостоятельную народность (четвертую ветвь восточного славянства) или даже как особую нацию смешанного тюрко-славянского происхождения.
Происхождение казачества
Общественная организация, быт, культура, идеология, этнопсихический уклад, поведенческие стереотипы, фольклор казачества всегда заметно отличались от порядков, заведенных в других областях России. Казачество зародилось в 14 веке на степных незаселенных просторах между Московской Русью, Литвой, Польшей и татарскими ханствами. Его формирование, начавшееся после распада Золотой Орды, проходило в постоянной борьбе с многочисленными врагами вдали от развитых культурных центров. О первых страницах казачьей истории не сохранилось достоверных письменных источников. Долгое время доминировавшая официальная точка зрения, что казачьи общины появились в результате бегства русских крестьян от крепостной зависимости (а также взгляд на казачество как на особое сословие), были подвергнуты в 20 веке аргументированной критике. Но и теория автохтонного (местного) происхождения имеет слабую доказательную базу и не подтверждается серьезными источниками. Вопрос о происхождении казачества по-прежнему остается открытым.
История казачества
В формировании казачества участвовали представители самых разных народностей, но преобладали славяне. С этнографической точки зрения первые казаки разделялись по месту возникновения на украинских и на русских. Среди и тех и других можно выделить вольных и служилых казаков. На Украине вольное казачество было представлено Запорожской Сечью (просуществовало до 1775), а служилое — «реестровыми» казаками, получавшими жалованье за службу в Польско-Литовском государстве. Русские служилые казаки (городовые, полковые и сторожевые) использовались для защиты засечных черт и городов, получая за это жалование и земли в пожизненное владение. Хотя они приравнивались «к служилым людям по прибору» (стрельцы, пушкари), но в отличие от них имели станичную организацию и выборную систему военного управления. В таком виде они просуществовали до начала 18 века. Первая община русских вольных казаков возникла на Дону, а затем на реках Яик, Терек и Волга. В отличие от служилого казачества центрами возникновения вольного казачества стали побережья крупных рек (Днепра, Дона, Яика, Терека) и степные просторы, что накладывало заметный отпечаток на казачество и определяло их жизненный уклад. Каждая крупная территориальная общность как форма военно-политического объединения независимых казачьих поселений называлось Войском.
Основным хозяйственным занятием вольных казаков являлись охота, рыболовство, животноводство. Например, в Донском Войске до начала 18 века хлебопашество было запрещено под страхом смертной казни. Как считали сами казаки, жили они «с травы и воды». Огромное значение в жизни казачьих общин играла война: они находились в условиях постоянного военного противостояния с враждебными и воинственными кочевыми соседями, поэтому одним из важнейших источников существования для них являлась военная добыча (в результате походов «за зипунами и ясырем» в Крым, Турцию, Персию, на Кавказ). Совершались речные и морские походы на стругах, а также конные набеги. Часто несколько казачьих единиц объединялись и совершали совместные сухопутные и морские операции, все захваченное становилось общей собственностью — дуваном.
Главной особенностью общественной казачьей жизни являлись военная организация с выборной системой управления и демократические порядки. Основные решения (вопросы войны и мира, выборы должностных лиц, суд провинившихся) принимались на общеказачьих собраниях, станичных и войсковых кругах, или Радах, являвшихся высшими органами управления. Главная исполнительная власть принадлежала ежегодно сменяемому войсковому (кошевому в Запорожье) атаману. На время военных действий избирался походный атаман, подчинение которому было беспрекословным.
Дипломатические отношения с русским государством поддерживались отправкой в Москву зимовых и легких станиц (посольств) с назначенным атаманом. С момента выхода казачества на историческую арену его взаимоотношения с Россией отличались двойственностью. Первоначально они строились по принципу независимых государств, имевших одного противника. Москва и Казачьи Войска являлись союзниками. Русское государство выступало в качестве главного партнера и играло ведущую роль как наиболее сильная сторона. Кроме того, Казачьи Войска были заинтересованы в получении от русского царя денежной и военной помощи. Казачьи территории выполняли важную роль буфера на южных и восточных границах русского государства, прикрывали его от набегов степных орд. Казаки принимали также участие во многих войнах на стороне России против сопредельных государств. Для успешного выполнения этих важных функций в практику московских царей вошли ежегодные посылки отдельным Войскам подарков, денежного жалования, оружия и боевых припасов, а также хлеба, поскольку казаки его не производили. Все сношения между казаками и царем велись через Посольский приказ, т. е. как с иностранным государством. Часто русским властям было выгодно представлять вольные казачьи общины как абсолютно независимые от Москвы. С другой стороны, московское государство было недовольно казачьими сообществами, постоянно нападавшими на турецкие владения, что часто шло вразрез с русскими внешнеполитическими интересами. Нередко между союзниками наступали периоды охлаждения, и Россия прекращала всякую помощь казакам. Недовольство Москвы вызывал и постоянный уход подданных в казачьи области. Демократические порядки (все равны, ни властей, ни налогов) стали магнитом, притягивавшим к себе все новых предприимчивых и смелых людей из русских земель. Опасения России оказались отнюдь не беспочвенны — на протяжении 17-18 веков казачество шло в авангарде мощных антиправительственных выступлений, из его рядов вышли предводители казацко-крестьянских восстаний — Степан Разин, Кондратий Булавин, Емельян Пугачев. Велика была роль казаков во время событий Смутного времени в начале 17 века. Поддержав Лжедмитрия I, они составили существенную часть его военных отрядов. Позднее вольное русское и украинское казачество, а также русские служилые казаки принимали активное участие в стане самых разных сил: в 1611 они участвовали в первом ополчении, во втором ополчении уже преобладали дворяне, но на соборе 1613 именно слово казачьих атаманов оказалось решающим при избрании царя Михаила Федоровича Романова. Неоднозначная роль, которую играли казаки в Смутное время, заставило правительство в 17 веке проводить политику резкого сокращения отрядов служилых казаков на основной территории государства. Но в целом российский трон, учитывая важнейшие функции казачества как военной силы в пограничных районах, проявляло долготерпение и стремилось подчинить его своей власти. Чтобы закрепить верность российскому престолу, цари, используя все рычаги, сумели добиться к концу 17 века принятия присяги всеми Войсками (последнее Войско Донское — в 1671). Из добровольных союзников казаки превратились в российских подданных. С включением юго-восточных территорий в состав России казачество осталось лишь особой частью российского населения, постепенно потеряв многие свои демократические права и завоевания. С 18 века государство постоянно регламентировало жизнь казачьих областей, модернизировало в нужном для себя русле традиционные казачьи структуры управления, превратив их в составную часть административной системы российской империи.
С 1721 казачьи части находились в ведении казачьей экспедиции Военной коллегии. В том же году Петр I упразднил выборность войсковых атаманов и ввел институт наказных атаманов, назначаемых верховной властью. Последних остатков независимости казаки лишились после поражения Пугачевского бунта в 1775, когда Екатерина II ликвидировала Запорожскую Сечь. В 1798 по указу Павла I все казачьи офицерские чины были приравнены к общеармейским, а их обладатели получили права на дворянство. В 1802 было разработано первое Положение для казачьих войск.
Роль казачества в истории России
Казачество на протяжении веков являлось универсальным родом вооруженных сил. Про казаков говорили, что они рождались в седле. Во все времена они считались великолепными наездниками, не знавшими себе равных в искусстве джигитовки. Военные специалисты оценивали казачью конницу как лучшую в мире легкую кавалерию. Воинская слава казачества укрепилась на полях сражений в Северную и Семилетнюю войны, во время Итальянского и Швейцарского походов А. В. Суворова 1799.
Без казачьих сабель не обошлась ни одна русско-турецкая война 18-19 веков, они участвовали в покорении Кавказа, завоевании Средней Азии, освоении Сибири и Дальнего Востока. Успехи казачьей конницы объяснялись умелым применением в боях нерегламентированных никакими уставами дедовских тактических приемов: лава (охват противника в рассыпном строю), оригинальная система разведочной и сторожевой службы и др. Эти унаследованные от степняков казачьи «обороты» оказывались особенно эффективны и неожиданны при столкновениях с армиями европейских государств.
Особенно отличились казачьи полки в наполеоновскую эпоху. Возглавляемые легендарным атаманом М. И. Платовым иррегулярное воинство стало одним из главных виновников гибели наполеоновской армии в России в кампании 1812, а после заграничных походов русской армии, по словам генерала А. П. Ермолова, «казаки стали удивлением Европы». (11)
«Для того казак родится, чтоб царю на службе пригодиться» — гласит старинная казачья поговорка.
Обязательное обучение казака начиналось с детства. Мальчика-казака, впервые посаженного отцом на лошадь, торжественно подвозили к церкви, отмечая таким образом появление еще одного защитника Отечества.
Национальные формирования
Части легкой конницы, сформированные по национальному признаку, существовали не только в России. Например, в свое время поляки приняли на службу татар, организовав первые в Европе уланские полки, ставшие позже таким же национальным видом кавалерии, как гусары в Венгрии. Во французской армии гусарские полки набирали преимущественно из немцев.
В России, в отличие от Европы, национальные части формировались из окраинных народов, которые в мирное время несли службу по охране государственных рубежей. В этом был глубокий смысл:
• во-первых, народы недавно присоединенных к империи окраин при этом освобождались от уплаты налогов (которые собрать там всё равно было трудно), что уменьшало вероятность бунтов;
• во-вторых, наиболее активная и независимая часть населения от вооруженного противостояния российской власти переключалась на фактическую защиту этой власти в новых границах, сохраняя при этом свое относительно независимое положение и даже оружие;
• в-третьих, империя получала дополнительные военные резервы в военное время.
Рассмотрим национальную иррегулярную легкую кавалерию на примере наиболее многочисленных башкирских частей.
В начале ХIХ века башкир превратили в военных людей. Вместо уплаты налогов они отныне должны были нести военную службу. Башкиры охраняли восточные границы Русского государства. Вместе с русскими войсками они участвовали во всех войнах России. Самый большой след оставили башкирские конники в Отечественной войне 1812 года. Башкирские полки приняли активное участие в сражениях и в период вторжения Наполеона в Россию и в период заграничных походов русских войск.
Военное обмундирование башкир в то время отличалось от формы русской армии. Воин-башкир носил суконный сэкмен (кафтан) синего и белого цвета, широкие шаровары синего цвета с красными лампасами, белую остроконечную войлочную шапку, сапоги из конской кожи, ремённый пояс, кожаную портупею для сабли и подсумок. Под кафтан надевалась кольчуга. Вооружение башкир состояло из ружья, пики или копья, сабли, лука и колчана со стрелами. Ружье и пистолет были у них редкостью.
Башкиры мастерские стреляли на большое расстояние в цель. Стрела, выпущенная воином-башкиром, могла пронзить на 30 м не только человека, но и лошадь.
Для башкирских полков война с наполеоновской Францией началась ещё в 1806 - 1807 гг. Уже 26 декабря 1805 г. в подкрепление русским войскам двинулись из Оренбургского края 600 калмыков, 1000 оренбургских и челябинских казаков и 7 тысяч башкир.
По словам представителя Англии офицера Роберта Вильсона, наблюдавшего боевые действия русских войск на территории Пруссии и Польши, с неприятелем вели бои 1500 башкир “со стальными шлемами и одетые в кольчугу”.
Во время сражений башкирские конники проявляли мужество и отвагу. Описывая сильную стычку с французской кавалерией, Р. Вильсон отмечает “личную храбрость” башкир, которые, только что прибыв в армию, бросились на французов вместе с другими казаками вплавь через р. Аллер. Башкирские конники, стреляя из луков, “с большим эффектом атаковали отряды врага, захватив пленных”. Р. Вильсон не раз подчеркивал храбрость и бесстрашие башкирских конников в борьбе с такой сильной регулярной армией, как французская.
С нарастанием угрозы нападения на Россию со стороны Франции правительство вынуждено было принять меры по увеличению численности и укреплению армии. В апреле 1811 г. военному губернатору Г.С.Волконскому было приказано сформировать два пятисотенных полка из башкир, “назвав по нумерам”, и один полк из ставропольских калмыков. Они должны были иметь “употребляемое по их обыкновению” оружие и велено “всем им быть о двуконь”.
В начальный период Отечественной войны 1812 года в боевых операциях принимало участие несколько полков из Башкирии. 1-й башкирский полк воевал в составе II армии генерала П.И. Багратиона, 2-й башкирский – в составе III армии генерала А.И. Тормасова, 1-й тептярский полк – в составе 1 Западной армии генерала М.Б. Барклая-де-Толли, 1-й и 2-й оренбургские и 1-й 2-й уральские казачьи полки находились в составе Дунайской армии, которой командовал адмирал П.В. Чичагов.
Башкирские и тептярские полки оказались на том участке границы, где уже в мае 1812 года происходили стычки с разъездами Наполеона. 1-й тептярский полк майора Темирова находился в районе деревни Помунь, где в ночь с 11 на 12 июня началась переправа передовых частей французской армии через Неман.
Башкирские полки участвовали во многих сражениях Отечественной войны, успешно выполняя возложенные на них задачи.
Наполеоновский генерал де Марбо в своих мемуарах писал об огромном впечатлении, произведенном на французскую армию башкирскими воинами, которых за мастерское владение луками французы прозвали “амурами”.
Башкирская и казачьи конницы вместе с армейской кавалерией помогали русским войскам в изгнании французов из Гамбурга, Эрфурта, Берлина, Веймара, Франкфурта-на-Майне. Участвуя в наступлении армии, 1-й, 2-й, 5-й, 8-й, 9-й, 12-й, 13-й, 14-й, 15-й башкирские полки, 2-й тептярский, 2-й мишарский, 8-й оренбургский казачий полки победоносно вступили в Париж. Воины этих полков получили серебряные медали “За взятие Парижа 19 марта 1814 года” другие знаки отличия. Все участники Отечественной войны 1812 года были награждены серебряными медалями “В память войны 1812 – 1814 гг.”.
Вооружение
Вооружение казаков в начале Отечественной войны состояло из сабли, пики, огнестрельного оружия.
Оружие, стоившее дорого, как правило, бережно хранилось в семье, переходило от отца к сыну; поэтому единого типа сабель, пик не было ни в одном полку, кроме привилегированного лейб-гвардии Казачьего полка.
Сабли образца 1809 года, поступавшие в войска, появлялись и в казачьих полках.
Пики казаков не имели регламентированных образцов. Размеры стального боевого наконечника, длина и диаметр красного древка казачьих пик были произвольными, они имели только один характерный признак - не было подтока и прожилин у боевого наконечника. (Подобным оружием в 1812 году вооружили также конные полки губернского ополчения).
Как правило, кинжал или нож были дополнением холодному оружию казака.
Об огнестрельном оружии сведения гораздо более противоречивы.
Например, В.А. Чернов в монографии «Вооруженные силы русского государства в XV – XVII вв.» пишет о вооружении Черкасских полков еще периода 1660 – 1680 гг.:
«Оружие казаков состояло из пищали, пиры пистолетов и сабли. Кроме того, в казачьих полках имелась и своя артиллерия». (12)
(Черкасы – общее название украинских казаков-переселенцев, ушедших в Россию от преследований польской шляхты и осевших на южных границах России – от Белгородской укрепленной черты в бассейнах Сейма, Сулы, Псёла, Ворсклы, Донца и Оскола до «Дикого поля»; к 1812 г. видимо, полки вошли в состав Донского войска.)
Военный историк Висковатов в 18-м томе «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск» описывает вооружение казаков так:
«Офицеры казачьих полков были вооружены саблями и двумя пистолетами, урядники – саблями и одним пистолетом, рядовые – саблями, ружьями и пиками с красными древками».
Однако есть и другие свидетельства. Немецкий кавалерийский офицер фон Ганцауге сообщал:
«Большую часть последней кампании я был прикомандирован к донским казакам. В это время они очень мало были знакомы с употреблением огнестрельного оружия. Но во время движения по Западной Европе они оценили все выгоды, им доставляемые, особенно при действиях на пересеченной местности, и понемногу вооружились французскими ружьями. При этом, на удобной для того местности, они стали спешиваться и вести бой в рассыпном строю» (2, с.140).
Возможно, разночтение связано с тем, что сравнивались полки, постоянно находящиеся на действительной службе, например, привилегированный лейб-гвардии Казачий полк, и полки, наспех сформированные в период войны из призванных на службу донских казаков, пришедших в строй со своим оружием.
Гораздо более разнообразным и порой экзотическим было вооружение национальных частей. Например, как уже говорилось, вооружение башкир состояло из ружья, пики или копья, сабли, лука и колчана со стрелами. Ружье и пистолет были у них редкостью.
Наибольший интерес представляли луки со стрелами и пики. Они изготавливались самими башкирами. Боевой сложный лук склеивался из двух половинок – березовой и еловой – и обклеивался снаружи берестой. Тетива делалась из крепкой конопляной бечевки или сухожилий. Луки были примерно 1,5 м длиной и несколько выгнутые.
Боевые стрелы состояли из железных наконечников широколопастной или ромбической формы и черенка. Задний конец древка стрелы всегда снабжался четырьмя перьями, имел глубокий вырез для тетивы лука. Помещались стрелы в колчанах по 15 – 30 штук в каждом. Следует отметить, что в то время, как пистолет у конника был в бою практически одноразовым оружием, поражая противника на дистанции максимум 30 метров, лучник мог прицельно выпустить до 10 и более стрел в минуту, на том же расстоянии пригвоздив тяжелой стрелой неприятеля к его коню. На расстоянии 70 метров стрела пробивала дубовую доску в палец толщиной, на дистанции 100 метров лук по точности боя не уступал ружью, а полная дальнобойность хороших луков достигала 200 метров.
Тактика
Как и регулярная легкая кавалерия, иррегулярные части использовались в разведке, для несения караульной службы в пикетах, разъездах, они обнаруживали и отражали атаки передовых частей неприятеля в авангардных и арьергардных стычках, применялись и для армейских операций, в крупных боевых столкновениях, в составе конных корпусов.
В отличие от регулярной легкой кавалерии иррегулярные конники знали один тип атаки – рассыпной строй, что позволяло наиболее эффективно использовать их на растянутых коммуникациях противника – ведь рассыпной строй учит каждого всадника принимать самостоятельные решения, не надеясь только на команду начальника. Это умение позволяло успешно вести партизанские действия малыми отрядами, сообразуясь с меняющейся обстановкой.
Тактика партизанских действий вырабатывалась непосредственно в боях. Много интересных замечаний по партизанской тактике можно найти в книгах Д. Давыдова, основным законом партизан считавшим внезапность нападения и скрытность. Его знаменитое: «Убить и уйти» стало заповедью партизанских действий не только в период Отечественной войны, но и через сто тридцать лет, во время Великой Отечественной.
Именно в начале войны закладывалась новая тактика иррегулярных войск, тактика флангового и тылового воздействия на противника на его коммуникациях. Именно Д. Давыдов первым призывал Багратиона и Кутузова отказаться от порочной практики линейного использования иррегулярных частей:
«Двадцать первого августа князь позвал меня к себе; представ к нему, я объяснил ему выгоды партизанской войны при обстоятельствах того времени: «Неприятель идет одним путем, — говорил я ему, — путь сей протяжением своим вышел из меры; транспорты жизненного и боевого продовольствия неприятеля покрывают пространство от Гжати до Смоленска и далее. Между тем обширность части России, лежащей на юге Московского пути, способствует изворотам не только партий, но и целой нашей армии. Что делают толпы казаков при авангарде?
Оставя достаточное число их для содержания аванпостов, надо разделить остальное на партии и пустить их в средину каравана, следующего за Наполеоном. Пойдут ли на них сильные отряды? — Им есть довольно простора, чтобы избежать поражения. Оставят ли их в покое? — Они истребят источник силы и жизни неприятельской армии. Откуда возьмет она заряды и пропитание? — Наша земля не так изобильна, чтобы придорожная часть могла пропитать двести тысяч войска; оружейные и пороховые заводы — не на Смоленской дороге. К тому же обратное появление наших посреди рассеянных от войны поселян ободрит их и обратит войсковую войну в народную. Князь! откровенно вам скажу: душа болит от вседневных параллельных позиций! Пора видеть, что они не закрывают недра России. Кому не известно, что лучший способ защищать предмет неприятельского стремления состоит не в параллельном, а в перпендикулярном или, по крайней мере, в косвенном положении армии относительно к сему предмету?»
Позже, уже на практике оценив справедливость своих предложений, Давыдов писал:
«Атаман Платов загремел в Европе чрез кампанию 1807 года. Начальствуя отрядом, составленным из полков: десяти казачьих, 1-го егерского, Павлоградского гусарского и двенадцати орудий донской конной артиллерии, он взял в плен в течение всей вышеозначенной кампании сто тридцать девять штаб- и обер-офицеров и четыре тысячи сто девяносто шесть рядовых. Соразмеряя силу его отряда с моей партией, мне следовало бы взять только семьсот рядовых и двадцать три офицера. Что же причиною, что число пленных, взятых моими двумя полками, почти равняется с числом пленных, взятых двенадцатью полками атамана? Не что иное, как действие двух полков моих на сообщение неприятеля, а двенадцати полков атамана - на фронт боевой линии оного. В "Опыте партизанского действия", мною изданном, представляется превосходство первого действия над последним.»
5. Отечественная война 1812 г.
10 июня 1812 года Наполеон объявил своим войскам: "Россия увлекается роком! Она не избегнет судьбы своей. Вперед! Перейдем через Неман, внесем оружие в пределы России!"
11 июня французы перешли Неман между Ковно и Гродно.
Император Александр был в Вильне, когда узнал о вторжении неприятеля; немедленно он дал приказ армиям, который оканчивался следующими словами: "Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог!"
Рескрипт, данный на имя графа Салтыкова, президента Государственного совета, оканчивался так: "Я не положу оружие, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем". Россия могла противопоставить Наполеону до 200000 человек. Они были разделены на две армии, из которых первая находилась в Виленской, вторая - в Гродненской губернии. Главнокомандующим первой армией был военный министр Барклай-де-Толли, генерал опытный и сведущий в своем деле. Недоверчивость, одна из главных черт в характере Барклая, заставляла его самого делать то, что он мог бы поручить своим подчиненным, и затрудняла ход дел по управлению войсками. Притом Барклай был сух; у него недоставало способности говорить с русскими солдатами, войско и народ считали его иностранцем, что в народной войне было несчастьем.
В армии Барклая-де-Толли насчитывалось 5 пехотных, 3 кавалерийских корпуса и казачий отряд.
Главнокомандующим второй армией был князь Багратион; уступая Барклаю в образовании и административной опытности, Багратион превосходил его умением одушевлять войска и говорить с русскими солдатами.
В армии Багратиона насчитывалось 2 пехотных корпуса, 1 кавкорпус и казачий отряд.
Действия двумя отдельными армиями на одном и том же театре войны были неудобны; каждый главнокомандующий обращал внимание только на встречаемые им затруднения и не входил в положение другого.
Армии отступали вглубь страны, стремясь соединиться. Легкая кавалерия вместе с другими частями приняла на себя тяжесть арьергардных боев, на ходу училась разведке, обретала боевой опыт, которого столь не хватало новобранцам.
Легкая кавалерия в период отступления
Под натиском превосходящих сил противника русские войска с боями вынуждены были отступать в глубь страны. В ходе арьергардных боев конница и пехота не раз демонстрировали мужество и воинское мастерство.
6 июля 1812 г. правительство России обратилось с призывом к всем губерниям собирать народное ополчение для борьбы с врагом. 18 июля новым царским Манифестом 16 губерний получили право на ограниченный призыв ополченцев, в том числе и Дон. Но желание донских казаков защищать свое Отечество было настолько велико, что кроме выставленных в действующую армию казачьих полков на Дону стало формироваться ополчение. Всего с Дона на войну с Наполеоном ушло 26 казачьих полков (в том числе 2, собранные по приказу от 26 июня Атамана М. И. Платова, т.е. до объявления о призыве в ополчение), т.е. примерно 15 тысяч казаков.
С первых дней оказались в боях и национальные части.
15 июня в боях под Гродно отличились воины 1-го башкирского полка рядовые Узбек Акмурзин, Буранбай Чувашбаев, хорунжий Гильман Худайбердин, есаул Ихсан Абубакиров и другие. 16 июня в боях под Вильно участвовал 1-й тептярский полк. Прикрывая отход главных сил, тептяри вместе с другими частями сожгли мост через р. Вилию и уничтожили виленский арсенал.
Н. Дурова, непосредственный участник арьергардных боев, так описывает события, не скрывая неразбериху первых дней войны:
«Худо остаться без настоящего начальника! Полковой командир Тутолмин отрапортовался больным еще в Бельске и оставил нас на произвол судьбы; нами командует теперь Штакельберг, подполковник Новороссийского драгунского полка, Крейц, шеф этого полка, наш бригадный начальник».
«Между нашим ариергардом и неприятельским авангардом бывают иногда небольшие сшибки, так только, чтоб не совсем без дела отступать.Охота же так бежать!.. Я не знаю, что мне делать; смертельно боюсь изнемочь; впоследствии это припишут не чрезмерности стольких трудов, но слабости моего пола! Мы идем и день и ночь; отдохновение наше состоит в том только, что, остановя полк, позволят нам сойти с лошадей на полчаса; уланы тотчас ложатся у ног своих лошадей, а я, облокотясь на седло, кладу голову на руку, но не смею закрыть глаз, чтоб невольный сон не овладел мною. Мы не только не спим, но и не едим: спешим куда-то! Ах, бедный наш полк! Чтоб прогнать сон, меня одолевающий, я встаю с лошади и иду пешком; но силы мои так изнурены, что я спешу опять сесть на лошадь и с трудом поднимаюсь на седло. Жажда палит мою внутренность; воды нет нигде, исключая канав по бокам дороги; я сошла опять с лошади и с величайшим неудобством достала на самом дне канавы отвратительной воды, теплой и зеленой; я набрала ее в бутылку и, сев с этим сокровищем на лошадь, везла еще верст пять, держа бутылку перед собою на седле, не имея решимости ни выпить, ни бросить эту гадость; но чего не делает необходимость! я кончила тем, что выпила адскую влагу...»
«В ту ночь Подъямпольский бранил меня и Сезара за то, что люди наших взводов дремлют, качаются в седле и роняют каски с голов. На другой день после этого выговора мы увидели его самого едущего с закрытыми глазами и весьма крепко спящего на своем шагистом коне…»
Казалось, что отступать так, без отдыха, больше невозможно, но командир требовал невозможного. «Мы отвечали ему, что не прошло еще и двух дней, как он сам испытал и доказал, что теперешние трудности превышают силы человека! Подъямпольский, не возражая ничего, приказал только нам быть непременно при своих местах и людях. «Мы обязаны подавать им пример, — прибавил он ласково, — им легче будет переносить всякий труд, если они увидят, что офицеры их переносят его наравне с ними; никогда солдат не осмелится роптать ни на какую невыгоду, если офицер его разделяет ее с ним...» Я почувствовала справедливость слов Подъямпольского и приняла твердое намерение всегда ими руководствоваться.»
Порой французам удавалось застать наших конников врасплох, и спасти мог только добрый конь, выучка да собственное хладнокровие:
«Посредственность французской кавалерии давно была мне известна, и я могла быть уверена, что в целом отряде, который гнался за нами, ни одна лошадь не равнялась Зеланту в быстроте; итак, удерживая коня своего, неслась я большим галопом вслед скачущего эскадрона; но, слыша близко за собою топот лошадей и увлекаясь невольным любопытством, не могла не оглянуться; любопытство мое было вполне награждено: я увидела скачущих за мною на аршин только от крестца моей лошади трех или четырех неприятельских драгун, старавшихся достать меня палашами в спину. При этом виде я, хотя не прибавила скорости моего бега, но, сама не знаю для чего, закинула саблю на спину острием вверх. Миновав бугры и ямы, Зелант, как бурный вихрь, унес меня от толпы неприятельской. Выбравшись на ровное место, мы отплатили неприятелю за свое беспорядочное бегство: повинуясь голосу офицеров, эскадрон в минуту пришел в порядок, построился и грозною тучею понесся навстречу неприятелю. Земля застонала под копытами ретивых коней, ветер свистал в флюгерах пик наших; казалось, смерть со всеми ее ужасами неслась впереди фронта храбрых улан. Неприятель не вынес этого вида, и, желая уйти, был догнан, разбит, рассеян и прогнан несравненно с большим уроном, нежели был наш, когда мы приневолены были отступать во весь дух через бугры и рытвины.»
Бывали и события, показывавшие слабую выучку и опыт улан:
«Половиною людей своих я заняла назначенные пункты, а другая была в готовности, чтобы по прошествии урочного времени сменить их. Была уже полночь, когда я подъехала сменять свои ведеты. Проезжая рощу, окружавшую монастырь, я очень удивилась, увидя одного из тех людей, которые должны были ждать меня у подошвы горы, идущего ко мне пешком. «Что это значит? — спросила я. — Зачем ты здесь и без лошади?» Он отвечал, что лошадь сшибла его. «Как! стоя на месте!» — «Нет; на нас напали французы; унтер-офицер, которому вы поручили нас, убежал первый; нам нечего было делать, и мы разбежались в разные стороны. Я поскакал было к вам, чтоб дать знать; но лошадь моя стала на дыбы и, сбросив меня, убежала». — «Где ж французы?» — «Не знаю». — «Прекрасно!» Я не вправе была взыскивать с солдата, когда унтер-офицер бежал, но чрезвычайно была недовольна и встревожена этим обстоятельством.»
Через несколько минут выяснилось, что уланы бежали от одного вида подъезжавшего казачьего разъезда, не опознав казаков.
« Никогда, никогда уже нельзя будет поверить им! Правду говорил Ермолов, что трус солдат не должен жить. Тогда такое заключение казалось мне жестоким, но теперь вижу, что это — истина, постигнутая великим умом необыкновенного человека. Ленивый земледелец, расточительный купец, вольнодумец священник — все они имеют порок, противоположный их званию и выгодам, но пример их никого не увлекает, и они вредны только себе: бедность и презрение остаются им в удел. Но трус солдат!! У меня нет слов изобразить всю великость зла, какое может сделать один ничтожный, робкий негодяй для целой армии!.. И в теперешнем случае, какие беды навлекло бы на мою голову одно только то, что трус испугался своей тени, убежал, увлек за собою других, был бы причиною ложного донесения, напрасной тревоги всего войска! Нет, робкий солдат не должен жить: Ермолов прав!
Эти размышления занимали меня до рассвета. Ведеты наши были сменены; трусов наказали больно, унтер-офицера еще больнее» (6).
Так, в суровых испытаниях отступления, мужали и набирались опыта командиры; рядовые – кто умом, а кто и поротой спиной – понимали необходимость дисциплины и бесстрашия.
Как ценны эти эмоциональные свидетельства очевидца на фоне сухих армейских сводок о стычках и потерях и лаковых официальных отчетов о всеобщем патриотизме. Да, патриотизм был. Но, чтобы он появился, войскам надо было пройти через унижение отступления, ошибки, потери товарищей.
Арьергардом 2-й Западной армии командовал легендарный донской атаман М.И. Платов, соратник Суворова, награжденный орденом св. Георгия 3-й степени ещё за штурм Измаила. В его корпусе находились казачьи полки Грекова 8-го, Харитонова 7-го, Карпова 2-го, Сысоева 3-го и четырех Иловайских: 5-го,10-го, 11-го и 12-го, а также донская артиллерийская рота.
27 июня у деревни Кореличи в рукопашной схватке казаки почти полностью уничтожили один уланский полк из бригады генерала Турно и сильно потрепали два других. Ночью к французам и русским подошли подкрепления (к Платову – отряд генерал-майора Васильчикова: Ахтырский гусарский, Литовский уланский, драгунские Киевский и Новороссийский и 5-й егерский полки).
Утром следующего дня противник перешел в наступление, занял деревню Мир и двинулся по Несвижской дороге. Когда он достиг деревни Симаково, казаки, до того скрывавшиеся в засаде, бросились в атаку лавой. Завязался шестичасовой (!) кавалерийский бой, в котором французские и русские полки то теснили друг друга, то отступали. Но к вечеру на помощь Платову подоспела казачья бригада Д.Е. Кутейникова. Она с ходу атаковала противника и заставила его отступить.
В начале июля Платов точно так же задержал кавалерию Латур- Мобура у деревни Романов. Передовые казачьи полки, отступая, подвели вражеских кавалеристов под удар главных сил. Шедший впереди конноегерский полк потерял в этом бою около половины своего состава и вынужден был отступить. Прибытие новых подкреплений к французам (легкая конница Латур-Мобура) заставило Платова прекратить преследование. Казаки отошли на правый ьерег реки Вусвы и сожгли за собой мосты.
Но не только французы несли потери. Так, 20 июля у Боярщины погиб Кульнев. Еще два дня назад в упорном сражении при Клястицах, где русские войска под командованием Витгенштейна остановили корпус генерала Удино, наступавший на Санкт-Петербург, Кульнев во главе русской кавалерии несколько раз ходил в атаку, и не одна пуля не задела генерала. У Боярщины кульневский отряд ушел слишком далеко, преследуя противника, и попал под сильный огонь артиллерии. Смертельно раненный ядром Кульнев скончался на руках своих товарищей – гусаров Гродненского полка.
В начале августа при новом столкновении войск Витгенштейна с корпусами Удино и Сен-Сира у Полоцка французы едва не захватили в плен самого генерала от кавалерии Витгенштейна.
Скрытно сосредоточив крупные силы, Сен-Сир внезапно бросил их в наступление в 5 часов дня, когда русские обедали. Наша пехота с трудом выдержали три атаки, а после четвёртой начала отступать. Положение спас рейд двух эскадронов Сводно-кирасирского полка: Кавалергардского и Конногвардейского – под командованием полковника А.И. Альбрехта, в прошлом офицера-кавалергарда, участника Аустерлицкого сражения, за храбрость награждённого золотым оружием.
Его латники в рассыпном строю пронеслись через весь французский лагерь и подняли панику в тылу противника. Они спасли Витгенштейна от плена, захватили несколько орудий и остановили новую атаку французов. Два других эскадрона этого полка вместе с гусарами Гродненского и драгунами Рижского полков съехались в открытом поле с конниками из легкокавалерийских бригад Кастекса и Корбино, рубились с ними и обратили в бегство. Только выступление свежих кавалерийских резервов Сен-Сира помогло французам восстановить порядок на их левом фланге, разбитом лихим нападением русской конницы… (2, с.124-126).
На главном же направлении русская армия продолжала отступать, отбиваясь от Наполеона. Схватка конницы Мюрата и пехотной дивизии Неверовского под Красным, кровопролитное сражение за Смоленск, бой у Валутиной горы… И повсюду наша кавалерия действовала вместе с пехотой.
В конце июля, после соединения двух отступающих русских армий, башкирская конница вела боевую разведку в районе Смоленска. 26 июля она участвовала в наступлении русских войск на местечко Рудни.
27 июля в сражении между деревнями Лошня и Молево Болото кавалерия атамана М.И. Платова, в составе которой находился 1-й башкирский полк, нанесла поражение дивизии Себастиани.
После кровопролитной битвы за Смоленск 4-6 августа наши войска вновь продолжили отступление вглубь страны. И вновь неразбериху и путаницу ночных маршей прикрывал арьергард легкой кавалерии.
Перед нами – воспоминания одного из самых незаурядных военачальников, генерала Ермолова, человека конфликтного, прямого, никогда не пытавшегося пригладить действительность: «Проехав версты три, понуждая вперед артиллерию, нашел я среди колонны пехоты два экскадрона Сумского гусарского полка, и офицер донес мне, что в трехстах шагах отсюда из занимаемого им поста он вытеснен французами и имеет раненых; что бывшие с ним егеря от авангарда князя Горчакова отошли прежде, нежели отряд генерал-майора Тучкова прошел сие место, и неприятель скоро появился. Поправить сего было невозможно, темнота не позволяла видеть места и сил неприятеля; оставалось только спешить пройти это место, где и переправа около мельницы была неудобна. Я донес обо всем главнокомандующему и поехал далее»
Задача – оседлать перекресток дорог, выйдя с проселочной на основную, не дать сделать этого французам, что чревато новым разделением армий и их разгромом поодиночке. Скорость движения решает всё. И вдруг – неожиданная остановка. На этот раз подводит именно легкая кавалерия:
«Начинало рассветать, когда войска, прошедши около десяти верст, остановились, потому что генерал-адъютант Уваров приказал 1-му кавалерийскому корпусу запастись фуражом и вьючить на лошадей сено. Самую вежливую послал я ему записку, а по званию моему предложил, не ожидая пехоты, идти на место, где наша проселочная дорога выходит на большую.
На самом соединении дорог стоял Елисаветградский гусарский полк из отряда генерал-майора Тучкова, которого полагали в шести верстах впереди, на месте, где был авангард князя Горчакова.
Командир полка донес, что отряд не далее версты впереди, и подтвердил, что, не дождавшись его, князь Горчаков отправился к армии, оставивши три полка донские под командою генерал-майора Карпова, которым также приказано следовать к армии».
И тут вдруг в воспоминаниях Ермолова находится подтверждение массового вооружения казаков длинноствольным огнестрельным оружием: «Полки сии оставлены мною и, закрывая отряд наш, продолжали слабую перестрелку с неприятелем, который вперед не подавался. Пользуясь сим, генерал-майор Тучков выиграл небольшое расстояние». Авторитетнейшее свидетельство! Видно, что для донских казаков использование огнестрельного оружия – дело настолько привычное, что точность и эффективность даже редкого огня не позволяет неприятелю приблизиться.
Но и после подхода к французам подкрепления им не удалось потеснить казаков:
«По силам неприятельской кавалерии, казалось, должно было одной лишь быть атаке и вместе с нею истреблению левого нашего крыла, но по храбрости войск наших каждая атака обращаема была в бегство, как с потерею, равно со стыдом неприятеля. Кавалериею и казаками приказал я командовать генерал-адъютанту графу Орлову-Денисову.
Судя по силам, употребленным в сражении, по кратковременности его, нельзя было потерю неприятеля полагать чрезвычайною, но таковою утверждали её все доставшиеся нам пленные офицеры».
Этот бой позволил разделенным частям 1-й Западной армии соединиться. Перед легкоконным арьергардом ставятся, кроме основных, и дополнительные задачи охраны обозов, отправленных параллельными дорогами:
9-го числа вся 1-я армия, соединясь за Днепром, пришла к селению Усвятье. Днем прежде 2-я армия расположилась недалеко от Дорогобужа. В состав арриергарда поступили многие егерские полки и кавалерия. Им командовал генерал-майор барон Розен, состоя в полном распоряжении генерала от кавалерии Платова, которому приказано оставаться у самой переправы долее, дабы собрались люди усталые. Сильные партии должны отправиться вверх по Днепру, наблюдая, чтобы не беспокоил неприятель отправленные из Смоленска обозы и транспорты чрез Духовщину на Дорогобуж. Все прочие тяжести и все раненые отправлены из Духовщины в Вязьму и были вне опасности»
И опять отступление – до Духовщины, где штабной полковник Толь по поручению командующего находит и предлагает начальству позицию для генерального сражения.
Однако позиция подвергается обоснованной критике.
«Полковник Толь отвечал, что лучшей позиции быть не может и что он не понимает, чего от него требуют, давая разуметь, что он знает свое дело. Главнокомандующий выслушал его с неимоверною холодностию, но князь Багратион напомнил ему, что, отвечая начальнику и сверх того в присутствии брата государя, дерзость весьма неуместна и что за то надлежало слишком снисходительному главнокомандующему надеть на него солдатскую суму, и что он, мальчишка, должен бы чувствовать, что многие не менее его знакомы с предметом».
Как видно из приведенной цитаты, позиции для боя искались, однако по рассмотрении они оказывались плохи настолько, что даже горячий в суждениях и делах Багратион, рвавшийся в бой, не рискнул принять здесь сражение, предпочтя отступить дальше.
«При отступлении армии от Дорогобужа арриергард атамана Платова имел горячее с неприятелем дело. Пехота наша, состоявшая из егерей, получила новое право на уважение неприятеля, и дан ему урок быть осмотрительным». ( )
Тем временем накапливалось раздражение Платовым, плохо руководившим арьергардом, не чувствовавшим различия между обязанностями лихого атамана и ответственностью обязанного всё взвешивать генерала. А ведь именно такую ответственность накладывало руководство арьергардом. Свидетельствует Ермолов:
«Причина столько скорого отступления заключалась в том, что пехота арриергарда не была употреблена в продолжение дня, и неприятеля должна была удерживать одна застава (так была названа) из двухсот казаков при одном есауле. Места были довольно лесистые, и несколько стрелков достаточно, разгоняя казаков, беспрепятственно открывать себе путь.
Атаман Платов не раз уже был замечаем нерадиво исполняющим свои обязанности, а князь Багратион сказал мне, что когда находился он с ним в отступлении из Литвы, он изыскивал способ возбуждать его к предприимчивости и деятельности чрезвычайной, проведав непреодолимое его желание быть графом. Мне причиною недеятельности его казалось простое незнание распоряжаться разного рода регулярным войском, особенно в действиях продолжительного времени. Быть начальником казаков решительным и смелым не то, что быть генералом, от которого требуется другой род распорядительности.
Атаману Платову приказано удерживать неприятеля сколько возможно, не оставляя пехоты без действия. Генерал-лейтенанту Багговуту, идущему с корпусом на правом фланге армии, предписано наблюдать идущего за ним в больших силах неприятеля; его арриергарду иметь связь с передовыми войсками атамана Платова с левой стороны; с правой — с донскими полками генерал-майора Краснова...
Главнокомандующий, справедливо недовольный беспорядочным командованием атамана Платова арриергардом, уволив его от оного, позволил отправиться из армии, и он находился в Москве, когда князь Кутузов дал ему повеление возвратиться к донским казакам в армии. Арриергард поручен генерал-лейтенанту Коновницыну, и он, отступая от Вязьмы, упорно защищался на каждом шагу».
А вот свидетельство Ермолова, позволяющее некоторым историкам утверждать, что первым партизаном был… Винценгероде.
«Отряду генерал-адъютанта барона Винценгероде, весьма легкому по его составу, предоставлено действовать на фланге неприятеля и по возможности угрожать его тылу».
Продолжается перехват легкой кавалерией французских эстафет (несмотря на то, что Наполеон даже в воспоминаниях писал, что ни одна эстафета не была перехвачена):
«Атаман Платов доставил взятого в плен французского полковника, посланного вице-королем италиянским к неаполитанскому королю Мюрату в село Семлево, из которого намеревался он вытеснить наш арриергард».().
Уже после прибытия князя Кутузова и приказа об отступлении по направлению на Гжатск для присоединения идущих к армии подкреплений продолжаются арьергардные бои, но их нервозность и непредсказуемость спадают:
«От Гжатска в арриергарде было несколько горячих сшибок с чувствительною с обеих сторон потерею, но генерал-лейтенант Коновницын доставлял армии несравненно более спокойствия, нежели прежде атаман Платов».()
Утром 21 августа (2 сентября) русская армия отошла к Колоцкому монастырю, где вначале предполагалось дать генеральное сражение. Но, осмотрев местность, Кутузов признал ее невыгодной и отдал приказ армии на следующий день отойти восточнее, к Бородину, где была найдена более выгодная позиция.
Легкая кавалерия в Бородинской битве
"Позиция, в которой я остановился, - доносил М. И. Кутузов 23 августа (4 сентября) Александру I, - при деревне Бородине в 12-ти верстах вперед Можайска, одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно... Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, тогда я имею большую надежду к победе"
Главнокомандующий неоднократно лично осматривал Бородинскую позицию. Это была местность, повышающаяся с запада на восток, пересеченная массой речек и ручьев, впадающих в реку Колочу и Москву-реку. Высокий обрывистый берег Колочи прикрывал правый фланг позиции от Бородина до Москвы-реки. Левый фланг упирался в густой, местами заболоченный Утицкий лес, непроходимый для кавалерийского обхода. Центр был изрезан оврагами и ручьями. Высоты позволяли выгодно разместить артиллерию. Лесной массив в тылу скрывал расположение и передвижение резервов. Избранная Кутузовым позиция прочно закрывала и обе дороги, ведущие на Москву – Новую Смоленскую, имевшую важное стратегическое значение, и Старую Смоленскую, проходившую параллельно, примерно в 4 километрах южнее.
В течение 23-25 августа (4-6 сентября) на высотах центра и левого фланга - Горкинских и Семеновских - инженерными войсками и ратниками ополчения были сооружены полевые укрепления: горкинские батареи, центральное укрепление, которое впоследствии называли "батареей Раевского", и Семеновские (Багратионовы) флеши. Батареями и шанцами укрепили деревню Семеновское, село Бородино. На крайнем, правом фланге, близ деревни Маслово, были устроены три флеши. Впереди позиции, в 2 километрах западнее ее левого фланга, в районе деревни Шевардино возвели редут.
Сегодня кажется непонятным устройство Шевардинского редута далеко впереди основной позиции, даже вне зоны артиллерийской поддержки.
Воспоминания Ермолова проясняют этот момент: Кутузов при осмотре позиций перенёс левый фланг вглубь, за овраг, сделав его фактически естественным оборонительным рвом. Однако за это преимущество было заплачено Шевардинским укреплением, которое после этого переноса фланга стало, по мнению Ермолова, бесполезным. ()
24 августа (5 сентября) Кутузов подписал диспозицию для 1-й и 2-й Западных армий. В них на день сражения насчитывалось 125 тысяч человек при 642 орудиях.
Правое крыло и центр русской позиции от Москвы-реки до батареи Раевского заняли войска 1-й армии Барклая-де-Толли.
Командовать правым крылом было поручено М. А. Милорадовичу. Общая численность его войск составляла 30 тысяч человек.
На центральном боевом участке было 15 тысяч человек. Командующим был назначен Д. С. Дохтуров.
На левом крыле позиции от батареи Раевского до Утицкого леса находились войска 2-й армии Багратиона, в которых насчитывалось около 30 тысяч человек.
Главный резерв русской армии был расположен в районе деревни Князьково.
Основные силы в центре и на флангах прикрывались оборонительными и передовыми отрядами, которые находились по берегам реки Колочи, ручьев Семеновского, Каменки, в Утицком лесу. Боевой порядок, созданный Кутузовым, был достаточно устойчив и дал возможность русской армии не только выдержать удары противника, но и наносить ему сильные контрудары.
Мощная группировка, сосредоточенная Кутузовым у Новой Смоленской дороги, на правом крыле и в центре позиции, составлявшая около двух. третей всей русской армии, прочно прикрывала эту дорогу как основное стратегическое направление. Правый фланг создавал постоянную угрозу левому флангу и тылу противника, к тому же он выполнял функцию резерва, способного поддержать центр и левое крыло русской позиции.
Избранная русским главнокомандующим позиция вынуждала Наполеона принять сражение на невыгодной для него местности. Его армия могла вести либо фронтальное наступление на узком участке протяженностью в 6 километров, между селом Бородино и Утицким лесом, либо осуществить очень рискованный маневр с целью обхода русской позиции.
С 9 часов утра 23 августа (4 сентября) четырнадцатитысячный арьергард П. П. Коновницына в течение десяти часов сдерживал приближавшегося неприятеля, уступив ему не более 10 верст. Сильные бои развернулись у деревень Твердики, Гриднево, Поповка, Мышкино и Ерохово. Утром следующего дня у Колоцкого монастыря наполеоновские войска снова атаковали арьергард Коновницына. В бою у Колоцкого монастыря отличились изюмские гусары. Генерал-лейтенант П. П. Коновицын в рапорте М. И. Кутузову писал: "В атаке, произведенной вторым батальоном Изюмского гусарского полка и казаками поутру 24-го августа... три французские эскадрона были совершенно уничтожены". После упорного боя его части отошли за реку Колочу и присоединились к своим корпусам, стоявшим на Бородинской позиции.
Доступ к ней противнику преграждал Шевардинский редут. Подходившие сюда по Новой и Старой Смоленским дорогам войска Л. Даву, И. Мюрата, И. Понятовского получили приказ Наполеона с ходу захватить редут и плацдарм на правом берегу Колочи.
Пять пехотных и шесть кавалерийских дивизий - 35 тысяч человек при поддержке 186 орудий около двух часов пополудни 24 августа (5 сентября) обрушили удар на Шевардинский редут.
Шеврдинский бой историки называют кавалерийским. Русская пехота дралась за редут, а конница – за поле перед ним.
По данным, приводимым А. Бегуновой (2, с.127), в бою участвовали с нашей стороны 4 драгунских полка, Ахтырский гусарский полк и кирасирская дивизия генерал-майора Дуки. Однако эти данные не совсем точны, т.к. бой у Шевардина описывает и Н. Дурова, получившая в нем контузию, а она служила в Литовском уланском полку. Значит, под Шевардино дрались и русские уланы.
Бой начался в 17 часов 24 августа. Драгуны и гусары отразили попытки обхода редута по Ельнинской дороге. Драгуны Новороссийского полка атаковали и рассеяли колонны французской пехоты, опрокинули конницу, вырубили, обойдя с тыла, неприятельских стрелков. Атаки полка прикрывали отход нашей пехоты. Левее редута кирасиры Дуки отбили наступление двух вражеских колонн и захватили пушки.
Редут, Доронинский курган, деревни Доронино и Шевардино неоднократно переходили из рук в руки. С беспримерной стойкостью, несмотря на численное превосходство противника, сражались мужественная пехота генерала Д. П. Неверовского, гренадеры генералов К. Мекленбургского и М. С. Воронцова, драгуны и гусары генерала К. К. Сиверса, кирасиры генерала И. М. Дуки.
61-й полк дивизии французского генерала Ж. Компана трижды врывался в редут и, потеряв половину солдат, трижды был выброшен из него. "На другой день, когда Император,- пишет генерал-адъютант Наполеона Ф. Сегюр,- производил смотр этому полку, он спросил о том, где третий батальон: "Он на редуте!" ответил полковник" (3).
В седьмом часу вечера пехотным дивизиям Компана и Морана снова удалось овладеть редутом и деревней Шевардино. П. И. Багратион, прибывший сюда со 2-й гренадерской дивизией, повел ее в атаку. На флангах стремительным ударом обрушились на неприятеля русские кавалерийские полки. Редут опять заняли русские войска, отбросив вражеские колонны от Шевардина и почти полностью уничтожив 111-й полк дивизии Компана. Еще одна атака, предпринятая противником, была успешно отражена защитниками редута.
Упорный бой за редут продолжался и ночью при свете пламени горящих окрестных деревень. Около 11 часов ночи Кутузов приказал Горчакову отвести войска, выполнившие поставленную перед ними задачу, на основную позицию. Потери с каждой стороны составили около 6 тысяч человек.
Воспоминания непосредственного участника этих событий – Н. Дуровой – дают представление о напряженности битвы за редут.
Интересно, что в них упоминается новинка французских артиллеристов - осветительные ядра, позволившие вести бой в сумерках.
«Я получила контузию от ядра. Вахмистр не допустил меня упасть с лошади, поддержал и отвел за фронт. Несмотря на столько битв, в которых была, я не имела никакого понятия о контузии; мне казалось, что получить ее не значит быть ранену, и потому, не видя крови на колене своем, воротилась я к своему месту. Подъямпольский, оглянувшись и видя, что я стою перед фронтом, спросил с удивлением: «Зачем ты воротился?» — «Я не ранен», — отвечала я. Ротмистр, полагая, что меня ударила пуля на излете, успокоился, и мы продолжали стоять и выдерживать огонь до самой ночи. Тогда неприятель зачал освещать нас светлыми ядрами, живописно скачущими мимо нашего фронта; наконец и эта забава кончилась, все затихло».
В своем донесении М. И. Кутузов сообщал: "С 2 часов пополудни и даже в ночи сражение происходило жаркое весьма, и... войска не только не уступили ни одного шага неприятелю, но везде поражали его с уроном с его стороны".
Весь следующий день, 25 августа (б сентября), оба главнокомандующих и их армии готовились к сражению.
Встав еще до рассвета, Наполеон делает личную рекогносцировку русской позиции. Завтрашнее генеральное сражение должно решить участь не только русской кампании, но и судьбу всей Европы. Вечером он продиктует начальнику главного штаба маршалу А. Бертье приказ и распоряжения к предстоящей битве. Рисунок ее покажется ему простым и безошибочным: войска корпуса Евгения Богарне, заняв Бородино, прикуют к себе наступательные действия центра и правого крыла русских. Понятовский обойдет их левый фланг. Главный же удар по левому флангу русской позиции нанесут корпуса Даву, Нея, Мюрата, Жюно. Удар по центру завершит поражение русских... Наполеон решается на битву. Он отказывается даже от глубокого маневра - обхода левого фланга русской позиции частью своих войск.
Численность армии Наполеона в этот день составляла 135 000 человек при 587 орудиях.
Накануне сражения и в расположении русских частей был произведен ряд существенных изменений.
В частности, окончательное расположение кавалерийских корпусов было следующим:
1-Й РЕЗЕРВНЫЙ КАВАЛЕРИЙСКИЙ КОРПУС
Командир: генерал-адъютант Ф.П. Уваров
• Лейб-гвардии Драгунский полк (5 эскадронов)
• Лейб-гвардии Гусарский полк (5 эскадронов): командир –полковник Мандрыка; (комполка полковник И.Е. Шевич при Бородино назначен командиром Кавалергардского и Конного полков дивизии генерал – майора Бороздина)
• Лейб-гвардии Уланский полк (5 эскадронов)
• Лейб-гвардии Казачий полк (3 эскадрона)
• Нежинский драгунский полк (4 эскадрона)
• Елисаветградский гусарский полк (8 эскадронов): командир —
Конная рота № 5 (из 2-й резервной арт. бригады, 12 орудий)
Всего в 1-м резервном кавалерийском корпусе: 30 эскадронов и 12 орудий = около 4.100 человек (на 24 августа).
2-Й РЕЗЕРВНЫЙ КАВАЛЕРИЙСКИЙ КОРПУС
Командир: генерал-майор и генерал-адъютант барон Ф. К. Корф (одновременно являлся командующим 3-м резервным кавалерийским корпусом, шеф Псковского драг. п.).
1-я бригада
Командир — полковник Н. В. Давыдов (шеф Московского драг. п.)
• Псковский драгунский полк (4 эскадрона): командир — полковник А. А. Засс.
• Московский драгунский полк (4 эскадрона): шеф — полковник Н. В. Давыдов (одновременно командовал бригадой).
2-я бригада
Командир—генерал-майор С. Д. Панчулидзев 2-й (шеф Ингерманландского драг. п.).
• Изюмский гусарский полк (8 эскадронов): командир — подполковник граф О. Ф. Долон (ранен 26 августа); затем — майор Л. Б. Розенбаум.
• Польский уланский полк (8 эскадронов): командир — полковник А. И. Гурьев
Конная рота № 6 (из 2-й резервной арт. бригады, 12 орудий): подполковник Я. В. Захаржевский (ранен 26 августа, но остался в строю).
3-Й РЕЗЕРВНЫЙ КАВАЛЕРИЙСКИЙ КОРПУС
1-я бригада
Командир — генерал-майор С. В. Дятков (шеф Оренбургского драг. п. ранен 26 августа). По (2, с.128) командир – генерал-майор К.А. Крейц (возможно, после ранения Дяткова)
• Курляндский драгунский полк (4 эскадрона): шеф — полковник С. Н. Ушаков.
• Оренбургский драгунский полк (4 эскадрона): командир — подполковник Ф. М. Зонненбах.
2-я бригада
Командующий— полковник барон К. А. Крейц (шеф Сибирского драг. п., ранен 26 августа); затем — подполковник и командир Иркутского драг. п. А. Л. Южаков.
• Сибирский драгунский полк (4 эскадрона): шеф — полковник барон К. А. Крейц (одновременно командовал бригадой, ранен 26 августа); затем — капитан Ф. И. Тарновский.
• Иркутский драгунский полк (4 эскадрона): командир — подполковник А. Л. Южаков (после ранения К. А. Крейца командовал одновременно и всей бригадой).
3-я бригада
Командующий— генерал-майор И. С. Дорохов (шеф Изюмского гусар. п., 26 августа командовал дивизией, временно организованной из 1-й и 3-й бригад 3-го резервного кавалерийского корпуса).
• Сумский гусарский полк (8 эскадронов): командующий — полковник Д. А. Делянов
• Мариупольский гусарский полк (8 эскадронов): командир — полковник князь И. М. Вадбольский
Конная рота № 7 (из 3-й резервной артиллерийской бригады, 12 орудий) полковник и командир 3-й резервной артиллерийской бригады А.П. Никитин (контужен 26 августа, но остался в строю).
Итого в соединенных 2-м и 3-м резервных кавалерийских корпусах: 56 эскадронов и 24 орудия = около 6. 700 человек
4-Й РЕЗЕРВНЫЙ КАВАЛЕРИЙСКИЙ КОРПУС
Командир: генерал-майор граф К. К. Сиверс 1-й (шеф Новороссийского драг. п., контужен 24 августа, но остался в строю).
1-я бригада
Командир — генерал-майор И. Д. Панчулидзев 1-й (шеф Черниговского драг. п.).
• Харьковский драгунский полк (4 эскадрона): шеф — полковник Д. М. Юзефович.
• Черниговский драгунский полк (4 эскадрона): командующий — майор С. К. Мусин-Пушкин
2-я бригада
Командующий— полковник Г. А. Эммануэль (шеф Киевского драг. п., ранен 24 августа); затем — прикомандированный к Киевскому драг. п. полковник Литовского улан. п. Ф. М. Штакельберг.
• Киевский драгунский полк (4 эскадрона): шеф—полковник Г. А. Эммануэль (одновременно командовал бригадой, ранен 24 августа); затем — майор И. А. фон Тольздорф.
• Новороссийский драгунский полк (4 эскадрона): командующий—майор А. К. Теренин.
3-я бригада
Командующий — полковник и командир Ахтырского гусар. п. Д. В. Васильчиков 2-й.
• Ахтырский гусарский полк (8 эскадронов): командир — полковник Д. В. Васильчиков 2-й (одновременно командовал бригадой).
• Литовский уланский полк (8 эскадронов): командующий — прикомандированный к полку командир Новороссийского драг. п. подполковник О. О. Штакельберг. Командир полка подполковник Г. М. Лопатин был подчинен Штакельбергу и командовал 2-м батальоном полка.
Конная рота № 8 (из 3-й резервной артиллерийской бригады, 12 орудий): подполковник 3. С. Шушерин.
Всего в 4-м резервном кавалерийском корпусе: 32 эскадрона и 12 орудий = около 4. 300 человек (на 24 августа).
ИРРЕГУЛЯРНЫЕ ВОЙСКА 1-Й ЗАПАДНОЙ АРМИИ
Командующий: генерал от кавалерии М. И. Платов.
1-я бригада
Командир — подполковник М. Г. Власов 3-й (командир Донского каз. п. своего имени).
• Донской казачий Андрианова 2-го полк (5 сотен): командир — подполковник И. И. Андрианов 2-й.
• Донской казачий Чернозубова 8-го полк (5 сотен): командир —войсковой старшина М. Г. Чернозубов 8-й.
• Донской казачий Власова 3-го полк (5 сотен): командующий — есаул С. В. Андронов 3-й.
• Перекопский конно-татарский полк (5 сотен): командир — подполковник князь А. Хункалов 1-й.
2-я бригада
Командир — генерал-майор Н. В. Иловайский 5-й (командир Донского каз. п. своего имени).
• Донской казачий Иловайского 5-го полк (5 сотен): командующий —войсковой старшина И. Г. Давыдов 3-й.
• Донской казачий Грекова 18-го полк (5 сотен): командующий—войсковой старшина А. С. Греков 26-й
3-я бригада
Командир — генерал-майор В. Т. Денисов 7-й (командир Донского каз. п. своего имени).
• Донской казачий Денисова 7-го полк (5 сотен): командующий —войсковой старшина Г. П. Победнов 1-й.
• Донской казачий Жирова полк (5 сотен): командир — войсковой старшина И. И. Жиров (ранен 26 августа).
5-я бригада
Командир — генерал-майор Д. Е. Кутейников 2-й (командир Донского каз. п. своего имени).
• Донской казачий Харитонова 7-го полк (5 сотен): командир — подполковник К. И. Харитонов 7-й.
• Симферопольский конно-татарский полк (5 сотен): командир — подполковник князь К. Балатуков 1-й.
Не входили в бригады:
• Атаманский казачий полк Донского войска (7 сотен): командир — полковник С. Ф. Балабин 2-й.
• 1-й Бугский казачий полк (5 сотен): командующий — есаул С. Ф. Жекул
• 1-й Башкирский конно-казачий полк (5 сотен): командир — майор Нарвского драг. п. М. М. Лачин.
• 1-й Тептярский казачий полк (5 сотен): командир — майор Н. А. Тимиров 1-й.
Донская рота № 2 (12 орудий): войсковой старшина П. В. Суворов 2-й.
Всего в иррегулярных войсках 1-й Западной армии: 72 сотни конницы и 12 орудий = около 5. 600 человек (на 24 августа) (71)
ИРРЕГУЛЯРНЫЕ ВОЙСКА 2-Й ЗАПАДНОЙ АРМИИ
Командующий: генерал-майор А. А. Карпов 2-й (командир Донского казачьего п. своего имени).
Донской казачий Быхалова 1-го полк (5 сотен): командир — полковник А. И. Быхалов 1-й.
• Донской казачий Грекова 21-го полк (5 сотен): командир — войсковой старшина И. В. Греков 21-й.
• Донской казачий Иловайского 10-го полк (5 сотен): командир — полковник О. В. Иловайский 10-й.
• Донской казачий Иловайского 11 -го полк (5 сотен): командир — полковник Т. Д. Иловайский 11-й.
• Донской казачий Карпова 2-го полк (5 сотен): командующий — войсковой старшина П. А. Калинин.
• Донской казачий Комиссарова 1-го полк (5 сотен): командир — войсковой старшина Д. Д. Комиссаров 1-й.
• Донской казачий Мельникова 4-го полк (5 сотен): командир — подполковник Г. Г. Мельников 4-й.
• Донской казачий Сысоева 3-го полк (5 сотен): командующий — есаул Т. Т. Рыковсков
Всего в иррегулярных войсках 2-й Западной армии: 40 сотен конницы = 3. 016 человек (на 17 августа).
Располагались кавкорпуса следующим образом.
На правом крыле, от д. Маслово до д. Горки – «-й кавкорпус генерал-адъютанта Корфа.
В центре, от д. Горки до высоты Курганная - 3-й кавкорпус генерал-майора Крейца.
Здесь же в резерве скрытно размещался 1-й кавкорпус генерал-адъютанта Уварова и отдельный казачий кавкорпус генерала от кавалерии Платова.
На левом крыле – 4-й кавкорпус генерал-майора графа Сиверса 1-го.
Тяжелая конница не входила в состав корпусов. 1-я кирасирская дивизия генерал-майора Бороздина (Кавалергардский, лейб-гвардии Конный, лейб-кирасирский его Величества и лейб-кирасирский её Величества, Астраханский кирасирский полки) числились в главном (общем) резерве и располагались за центром; 2-я кирасирская дивизия генерал-майора Дуки (кирасирский Военного ордена, Глуховский, Малороссийский, и Новгородский полки) находилась за открытым левым флангом и входила в резерв левого фланга.
Кроме того, в районе Утицы располагался казачий отряд Карпова (6 полков) и Московское ополчение Маркова.
Итак, в 124 километрах от Москвы, на Бородинском поле предстояло быть генеральной битве.
В 5 часов утра восьмитысячная пехотная дивизия генерала А. Дельзона корпуса Е. Богарне внезапно атаковала в центре позиции село Бородино, занятое гвардейским егерским полком полковника К. И. Бистрома. Более часа огнем и штыками гвардейский егерский полк отбивал вражеские атаки. И все же он был вынужден отойти за реку. Противник устремился за ним по мосту. Но... последовала очередная контратака гвардейских егерей, их поддержали 3 вновь прибывших егерских полка, 18 орудий резерва - и неприятель был отброшен на левый берег реки. 106-й полк дивизии А. Дельзона, перешедший на правый берег, был уничтожен вместе со своим командиром генералом Плозонном. И попыток к атаке на этом направлении французы уже не предпринимали до конца битвы. Здесь войска Наполеона перешли к обороне. Русские прочно укрепились на правом берегу Колочи. Маневр Наполеона не удался.
Почти одновременно с атакой на село Бородино французы нанесли главный удар по левому флангу русской позиции. В 6-м часу утра заговорили пушки батареи генерала Ж. Сорбье, к ним присоединились орудия батареи генералов Ж. Пернетти и Фуше. Багратионовы флеши атаковали две дивизии генералов Ж. Компана и Ж. Дессе корпуса Л. Даву. Первые их атаки не увенчались успехом. Расстреливаемые картечным огнем с флешей и ружейным егерей генерала И. Л. Шаховского, эти дивизии несли большие потери. Были ранены командиры дивизий и бригад. Видя безуспешность действий своих войск, маршал Даву, командный пункт которого находился у ручья Каменка, лично возглавил атаку бригады генерала Теста и во главе 57-го линейного полка ворвался на левую южную флешь. Даву еще не успел закрепить свой успех, когда Багратион стремительной контратакой дивизий Воронцова и Неверовского, полков Сиверса сбил его войска с укреплений и отбросил на исходный рубеж. Даву был ранен. Ахтырские гусары и Новороссийские драгуны первыми из кавалеристов вступили в схватку, яростно врубившись в колонны неприятельской пехоты. Командир эскадрона новороссийцев капитан граф Сиверс (сын командира 4-го кавкорпуса) ворвался с эскадроном на батарею, перебил прислугу, взял 12 пушек, но не смог их вывезти, т. к. был ранен, а лошадь под ним убита. Полк под прикрытием фланкеров отступил в порядке.
У Багратиовых флешей в то утро рубились не только драгуны и гусары. Отбивали вражеские атаки кирасиры Астраханского полка. Ходили в атаки уланы Литовского полка.
Н.Дурова вспоминала в своих «Записках»:
«Адский день! Я едва не оглохла от дикого, неумолкного рева обеих артиллерий. Ружейные пули, которые свистали, визжали, шикали и, как град, осыпали нас, не обращали на себя ничьего внимания; даже и тех, кого ранили, и они не слыхали их: до них ли было нам!.. Эскадрон наш ходил несколько раз в атаку, чем я была очень недовольна: у меня нет перчаток, и руки мои так окоченели от холодного ветра, что пальцы едва сгибаются; когда мы стоим на месте, я кладу саблю в ножны и прячу руки в рукава шинели: но, когда велят идти в атаку, надобно вынуть саблю и держать ее голою рукой на ветру и холоде». ()
Конные полки несли большие потери от артогня, когда ждали сигнала к атаке, когда сталкивались с противником, когда вновь строились по сигналу «аппель» у своих штандартов. Например, в Сибирском драгунском полку уцелело лишь 120 рядовых и 3 офицера, старший из них – поручик…
Произведя перегруппировку корпусов, маршалы Наполеона в 10-м часу в четвертый раз в сопровождении артиллерии атаковали Багратионовы флеши. Они захватили укрепления и даже прорвались в деревню Семеновское. И тогда, возглавив 2-ю гренадерскую дивизию, Багратион наносит контрудар противнику во фланг.
Исход дела в пользу русских решает 3-я пехотная дивизия Коновницына, подошедшая со Старой Смоленской дороги и с ходу опрокинувшая неприятеля с левого, южного и среднего укреплений. Прибывшая бригада 3-го кавалерийского корпуса И. С. Дорохова сминает кавалерийские полки Мюрата, а сам он лишь только чудом не становится пленником русских кавалеристов.
Противника снова отбрасывают к ручью Каменка и к Утицкому лесу.
Пятая атака Нея и Даву, хотя им и удалось на короткое время занять флеши, также была успешно отражена частями Неверовского, Коновницына, Мекленбургского, Дорохова, Дуки, Сиверса.
Около 11 часов утра в шестой раз войска Даву, Нея, Мюрата устремились в атаку на флеши. Обход генерала Жюно через Утицкий лес был отбит с огромными потерями. Не удались и попытки захватить флеши с фронта, предпринятые войсками Даву и Нея одновременно с наступлением корпуса Жюно.
Была отбита и седьмая атака противника.
"Незадолго до начатия атаки, в которой ранен Князь Багратион, и нападения на батарею Раевского, Князь Кутузов беспрестанно получал донесения о покушении неприятелей против нашего левого крыла... Желая лично удостовериться в справедливости донесений, Князь Кутузов взъехал на пригорок, осыпаемый обломками гранат, летавшими во все направления. На волоске была жизнь того, на ком лежала надежда России. Тщетно уговаривали его спуститься с пригорка, и когда никакие убеждения не действовали на Кутузова, адъютанты взяли его лошадь за узду и вывели его из-под выстрелов" (14)
Именно этот момент интересен для понимания последующих действий легкой кавалерии.
Результатом личной рекогносцировки Кутузова были его распоряжения как о переводе в центр 4-го пехотного корпуса А. И. Остермана-Толстого и 2-го кавалерийского корпуса Ф. К. Корфа, так и об атаке кавалерийскими корпусами Ф. П. Уварова и М. И. Платова неприятельского левого фланга.
По приказу Кутузова 1-й кавкорпус двинулся на Беззубово, имея в первой линии Елисаветградский и лейб-гвардии Казачий полки.
У Беззубова корпус Уварова встретили французы – 84 линейный пехотный полк и кавалерийская бригада Орнано. Французские кавалеристы были отброшены за реку. Лейб-гусары бросились в атаку на 84-й полк, прикрывавший плотину, но он свернулся в каре и отбил 3 нападения, не дрогнув. Лишь подоспевшая конная артиллерия заставила французов отойти за реку Войну. В качестве трофеев лейб-гусарам досталась одна пушка.
9 казачьих полков Платова в это время переправились через реку севернее Беззубова, всадники рассыпались в кустарнике и перелеске, угрожая флангу и тылу противника. Французы стали отходить от плотины. Лейб-гвардии казачий полк проскакал по плотине и ударил им в тыл.
Вот что вспоминает об этой атаке Д. Остен-Сакен:
«Елисаветградский полк состоял в 1-м кавалерийском корпусе генерал-адъютанта Федора Петровича Уварова, вместе с полками: лейб-гвардии драгунским, уланским, гусарским и казачьим. Кроме других дел, в которых полк участвовал с честью, корпус Уварова, в кровавой бородинской битве, оказал блистательный подвиг и незабвенную услугу. По распоряжению князя Кутузова, в то время, когда наш центр и левое крыло, под начальством незабвенного героя, витязя без страха и упрека, князя Барклая-де-Толли, у батареи Раевского, геройски бившиеся с превосходным в силах неприятелем, поражаемые с фронта картечью и с левого фланга ядрами и гранатами, а в промежутках отражавшие многочисленные атаки кавалерии, изнемогали - Уваров, атакою на конечность левого фланга неприятеля, остановил напор на наши центр и левое крыло. Сам Наполеон прискакал на угрожаемый фланг, также и вице-король итальянский, который, при атаке Уварова, въехал в один из французских каре. Тогда только наш центр и левое крыло могли вздохнуть свободно. Атака Уварова имела, без сомнения, большое влияние на ход битвы, чему и казаки Платова, показавшиеся в тылу неприятеля, способствовали. Елисаветградский полк, при атаке, отбил два орудия, но не имел возможности увезти их».
Этот удар для Наполеона оказался настолько внезапным, что он приостанавливает подготовленную им атаку на русский центр, переводит на левый фланг Итальянскую гвардию, дивизию Молодой гвардии, корпус Груши, лично спешит туда с целью выяснения обстановки. Тем самым, упуская инициативу, он теряет около двух часов, в течение которых Кутузов укрепляет центр позиции за счет перевода свежих войск с правого фланга и из резерва и за счет перегруппировки частей на данном участке.
Решающее влияние рейда Уварова и Платова на ход сражения не сразу было понято современниками. Вот комментарий Ермолова:
«Облегчая действия 2-й армии, несколько прежде приказал князь Кутузов генерал-адъютанту Уварову с гвардейским резервным кавалерийским корпусом и атаману Платову со всеми казаками и их артиллериею действовать на левый фланг неприятеля. Внезапное появление произвело общее в лагере движение: стремительно собиралась пехота, выдвигалась артиллерия, со многих позиций направлены в помощь отряды. По всей линии действия неприятеля были менее настойчивы, и многим казалось это время отдохновением. Командующий гвардейскою легкою кавалерийскою дивизиею генерал-адъютант граф Орлов-Денисов, следуя собственному соображению обстоятельств, не мог извлечь из них никакой пользы; остановил полки, открыл батареи далекие и слабые, потерял время и потом, хотя под сильным огнем, отважно пошли полки за ручей Войну, протекающий в крутых берегах в речку Колочу. Италианская армия была вся под ружьем, некоторые части ее устроены в каре, и в одном из них находился вице-король италианский . .
Атамана Платова совершенно одинаковы были соображения и более распорядительности. Войска наши не приобрели успеха, мало нанесли вреда и подверглись урону. Генералу Уварову приказано возвратиться. Атаман Платов за ним последовал». (13)
Как видно из приведенного отрывка, отношение к рейду сдержанное. Винценгероде доносил Александру о безрезультатности атаки Уварова и бездеятельности Платова. А на самом деле?
Что же происходило в этот момент во вражеском стане?
Французы, несмотря на потери, продолжали атаки. Под сильным огнем неприятеля прикрывали и защищали гвардейские батареи от вражеских атак кирасиры 2-й бригады 1-й кирасирской дивизии Бороздина 2-го. Она совместно с полками 2-й кирасирской дивизии и полками 4-го кавалерийского корпуса Сиверса неоднократно опрокидывала атакующую кавалерию Латур-Мобура.
"Неустрашимость их столь была сильна, - рапортовал после битвы Н. М. Бороздин Барклаю-де-Толли, - что и большая убыль людей и лошадей убитыми и ранеными не в состоянии была расстроить их рядов, смыкающихся каждой раз в порядке".
Сам главнокомандующий 1-й Западной армии Барклай-де-Толли безотлучно находился в центре этой гигантской битвы. Спокойно и умело он руководил войсками армии. Под ним было убито пять лошадей и из восьми адъютантов в живых остались только трое.
Неудачные действия Нея, Понятовского в районе Утицкого кургана, кавалерии Мюрата, атаки которых на левом фланге были русскими отбиты, вынуждают Наполеона в первом часу дня снова обратить внимание на ослабленный в это время центр русской позиции. С целью его прорыва французский император выводит на исходный рубеж для атаки пехотные дивизии Богарне, кавалерийские дивизии Мюрата. Для содействия этой атаке к ручью Каменка выдвигаются дивизии Молодой гвардии.
Но планируемая Наполеоном атака в этот напряженный и критический для русской армии момент была сорвана: по приказу Кутузова крайний левый фланг неприятельской армии был успешно атакован кавалерийскими корпусами Ф. П. Уварова и М. И. Платова, казачьи полки которого зашли глубоко в тыл армии Наполеона.
Этот удар для Наполеона оказался настолько внезапным, что он приостанавливает подготовленную им атаку на русский центр, переводит на левый фланг Итальянскую гвардию, дивизию Молодой гвардии, корпус Груши, лично спешит туда с целью выяснения обстановки. Тем самым, упуская инициативу, он теряет около двух часов, в течение которых Кутузов укрепляет центр позиции за счет перевода свежих войск с правого фланга и из резерва и за счет перегруппировки частей на данном участке.
« В четвертом часу пополудни почти повсюду прекратились атаки пехоты или ничего не обнаруживали решительного. Их заменили действия кавалерии. Местоположение не представляло пространства для больших масс. Частные атаки давали нам большое преимущество, которое могла преодолевать одна многочисленность и возможность заменять свежими войсками утомленные. Не могли французы сравниться с нами в стремительности атак легкой нашей кавалерии. Полки лейб-гвардии кавалергардский и конный, также прочие кирасирские полки действовали с особенным мужеством». (13)
По трупам павших полков летят новые, и вот укрепление захвачено. Пытаясь развить достигнутый успех, французские войска - кирасиры Ватье, драгуны Лагуссе, конные егеря Шастеля, пехота Богарне - атакуют пехоту Остермана-Толстого и Капцевича.
"Было около четырех часов, - вспоминает очевидец и участник этого сражения адъютант А. П. Ермолова поручик П. X. Граббе,- когда массы пехоты и конницы двинулись на нас. Тогда закипела сеча, общая, ожесточенная, беспорядочная, где все смешалось, пехота, конница и артиллерия. Бились, как будто каждый собой отстаивал победу".
"Бесподобная", по свидетельству Барклая-де-Толли, пехота Остермана-Толстого с удивительною твердостью подпустила вражескую кавалерию на расстояние 60 шагов от себя, "открыла такой деятельный огонь, что неприятель совершенно был опрокинут и в большом расстройстве искал спасение свое в бегстве".
Полки кирасирских дивизий Ватье, Дефранса, легкой кавалерии Шастеля, пехота Богарне, обрушившиеся на пехотную дивизию Капцевича, прорвали в одном месте линию ее батальонов. И тогда ей на помощь пришел взвод гвардейской конной батареи подпоручика Корфа. Картечным огнем была расстроена и отброшена неприятельская пехота. Легкая кавалерия Шастеля бросилась на орудия Корфа. Подошедшая гвардейская бригада генерала Шевича в составе Кавалергардского и лейб-гвардии Конного полков отбросила полки французов. Затем, спасая свою пехоту, она перенесла удар на саксонских кирасиров дивизии Лоржа и уланские полки Рожнецкого. Части русского 2-го кавалерийского корпуса атаковали кирасиров и карабинеров Ватье и Дефранса. В ходе успешных атак особо отличился Псковский драгунский полк полковника А. А. Засса. Снова и снова, теряя командиров, круша латников Лоржа, карабинеров Дефранса, шли вперед кавалергарды и конногвардейцы. Как рапортовал исполнявший обязанности командира бригады 1-й кирасирской дивизии генерал Н. М. Бороздин 2-й, "сим остановлено стремление на центр наш, и часть пехоты нашей, которая уже была за неприятельскою кавалериею, спасена".
Около 4-х часов пополудни прорвавшиеся отдельные группы неприятельской кавалерии достигли колонн лейб-гвардии Преображенского и Семеновского полков, находившихся в течение 14 часов под пушечно-ружейным огнем. Гвардейские батальонные колонны обратили в бегство неприятельскую кавалерию.
Кавалерийская битва окончилась тем, что наполеоновская кавалерия к 5-ти часам отступила, а русская осталась на своих местах, исключая батарею Раевского, которая оказалась в руках противника. Вражеская пехота к вечеру, когда стало смеркаться, скрылась.
Под непрерывным огнем русских батарей Богарне "был принужден укрыть свои поредевшие и измученные ряды в углублениях почвы, позади полуразрушенных укреплений. Солдатам приходилось стоять на коленях, согнувшись за разбитыми, исковерканными брустверами. Им пришлось пробыть несколько часов в этом ужасном положении под угрозой неприятеля..." (15, с.39)
Русская армия к концу сражения в принципе осталась на той же позиции, что и перед ним, сократив ее несколько за счет правого фланга.
После повторного осмотра позиций русских Наполеон отказывается от своего решения атаковать их. Он советует соблюдать осторожность, ограничивается распоряжением поддержать корпуса, еще ведущие бой.
В 5-м часу вечера при взрывах лопавшихся вокруг него гранат Кутузов продиктовал приказание генералу Дохтурову о своей решимости на следующий день продолжить сражение. Когда же огонь в 10-м часу вечера уже при совершенной темноте стал утихать, Кутузов возвратился в Главную квартиру - "двор Татаринов", приказав генералу Барклаю-де-Толли оставаться на поле и распоряжаться приготовлением к завтрашнему бою.
Наполовину поредевшие части наполеоновской армии отошли на позиции, которые они занимали перед сражением. Она испытала колоссальное моральное потрясение. Были подавлены и сам Наполеон, и его сподвижники.
«Бивуаки безмолвны: не слышно более песней, нет рассказов, угрюмая молчаливость, - писал генерал-адъютант Наполеона граф Филипп де Сегюр. - Около орлов виднелись остатки офицеров, унтер-офицеров и несколько солдат, едва сколько было нужно для охранения знамен. Одежда их изорвана от ожесточения битвы; почерневшие от пороха, обагренные кровью...
Французские солдаты,- писал Сегюр,- были поражены таким количеством убитых и раненых и таким незначительным числом пленных, которых было менее восьмисот!.. Убитые свидетельствовали скорее о храбрости побежденных, чем о нашей победе. Если уцелевший неприятель отступил в таком блестящем порядке, гордым и не теряющим мужества, что значило для нас приобретение какого-то поля битвы?...
...Французская армия оставалась неподвижной, или скорей можно сказать, что нет более армии, только один авангард. Все были заняты переноскою двадцати тысяч раненых в Колоцкий монастырь..." (15, с.42)
Велики были потери и в русской армии: 38 тысяч солдат, 1500 офицеров, 29 генералов. В рапорте на имя Александра I, написанном еще на Бородинской позиции и помеченном 27 августа, Кутузов сообщал, что сражение "кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами...»
В 2 часа ночи 27 августа (8 сентября) русская армия, оставив Бородинскую позицию, двумя колоннами отошла на Можайск к деревне Жуково. Арьергард Платова оставался на Бородинской позиции до 4 часов утра. Затем он также отошел к Можайску, получив приказ его защищать. Попытка французского авангарда Мюрата с ходу овладеть городом не увенчалась успехом. Русский арьергард с 15 часов до поздней ночи и даже утром следующего дня (9 сентября) удерживал его, затем отошел к деревне Моденове.
Ранним утром 1(13) сентября армия расположилась на позиции, выбранной начальником штаба Л. Л. Беннигсеном для генерального сражения. Протяженность этой позиции от изгиба Москвы-реки у деревни Фили до Воробьевых гор составляла около 4 километров, глубина - около 2 километров. Местность была крайне неблагоприятна для сражения. Труднопроходимые овраги и речка Карповка, находящиеся на позиции русской армии, разобщали войска. Осмотрев с Поклонной горы место, выбранное для сражения, Кутузов и другие военачальники признали ее неприемлемой. "Позиция была растянута подобно паутине... Конница обязана была спокойно ожидать уничтожения. В случае неудачи вся армия была бы уничтожена до последнего человека",- писал М. Б. Барклай-де-Толли.
В этот же день вечером в избе крестьянина А. С. Фролова в Филях, где остановился М. И. Кутузов, собрался Военный совет. Барклай-де-Толли и Толь сочли невозможным держаться русской армии на позиции, выбранной Беннигсеном.
Барклай-де-Толли предложил отступить с армией через Москву по дороге к Нижнему Новгороду, а Толь — сменить позицию под Москвой, чтобы в случае изменившихся обстоятельств отступить с нее по Старой Калужской дороге. «После сего фельдмаршал, обратясь к членам, сказал, что с потерянием Москвы не потеряна еще Россия и что первою обязанностью поставляет он сберечь армию, сблизиться к тем войскам, которые идут к ней на подкрепление, и самым уступлением Москвы приготовить неизбежную гибель неприятелю и потому намерен, пройдя Москву, отступить по Рязанской дороге».
Первый акт драмы был завершен. Участь Москвы была решена.
Легкая кавалерия в партизанских действиях
Сразу же, как только французские войска вступили на территорию, заселенную преимущественно русскими (в 1812 году – Смоленская губерния), они почувствовали стихийное сопротивление народных масс. Трудно было добывать фураж, а зачастую не возвращались и фуражиры. Не последнюю роль в этом играли и казаки.
Вот свидетельство французского офицера:
«Мы часто теряем людей… из-за стремительности наших выступлений. Они бродят тогда на авось по здешним обширным равнинам, по громадным лесам, прорезанным столькими дорогами; охваченные усталостью, побежденные ею или сном, они становятся жертвою озлобленных крестьян или добычей казаков, кружащихся около наших флангов…» (16 )
Таких свидетельств – множество. Но пока это еще не настоящая народная война. Еще не полностью используются возможности легкой конницы. И первым это понимает полковник Ахтырского полка, бывший адъютант Багратиона Денис Васильевич Давыдов:
«Видя себя полезным отечеству не более рядового гусара, я решился просить себе отдельную команду, несмотря на слова, произносимые и превозносимые посредственностию: никуда не проситься и ни от чего не отказываться. Напротив, я всегда уверен был, что в ремесле нашем тот только выполняет долг свои, который переступает за черту свою, не равняется духом, как плечами, в шеренге с товарищами, на все напрашивается и ни от чего не отказывается».
После разговора с князем, к которому он обратился за помощью в организации партизанского отряда, Давыдов с помощью Багратиона получает согласие Кутузова.
«Вечером он прислал за мною адъютанта своего Василья Давыдова и сказал мне: «Светлейший согласился послать для пробы одну партию в тыл французской армии, но, полагая успех предприятия сомнительным, назначает только пятьдecят гусар и сто пятьдесят казаков; он хочет, чтобы ты сам взялся за это дело». Я отвечал ему: «Я бы стыдился, князь, предложить опасное предприятие и уступить исполнение этого предприятия другому. Вы сами знаете, что я готов на все; надо пользу — вот главное, а для пользы — людей мало!» — «Он более не дает!» — «Если так, то я иду и с этим числом; авось либо открою путь большим отрядам!»
Получа пятьдесят гусаров и вместо ста пятидесяти — восемьдесят казаков и взяв с собою Ахтырского гусарского полка штабс-ротмистра Бедрягу 3-го, поручиков Бекетова и Макарова и с казацкой командой — хорунжих Талаева и Григория Астахова, я выступил чрез село Сивково, Борис-Городок — в село Егорьевское, а оттуда на Медынь — Шанский завод — Азарово — в село Скугорево. Село Скугорево расположено на высоте, господствующей над всеми окрестностями, так что в ясный день можно обозревать с нее на семь или восемь верст пространства. Высота сия прилегает к лесу, простирающемуся почти до Медыни. Посредством сего леса партия моя могла скрывать свои движения и, в случае поражения, иметь в нем убежище. В Скугореве я избрал первый притон.
В каждом селении ворота были заперты; при них стояли стар и млад с вилами, кольями, топорами и некоторые из них с огнестрельным оружием. К каждому селению один из нас принужден был подъезжать и говорить жителям, что мы русские, что мы пришли на помощь к ним и на защиту православныя церкви. Часто ответом нам был выстрел или пущенный с размаха топор, от ударов коих судьба спасла нас. Мы могли бы обходить селения; но я хотел распространить слух, что войска возвращаются, утвердить поселян в намерении защищаться и склонить их к немедленному извещению нас о приближении к ним неприятеля, почему с каждым селением продолжались переговоры до вступления в улицу. Там сцена переменялась; едва сомнение уступало место уверенности, что мы русские, как хлеб, пиво, пироги подносимы были солдатам».
Партизанская тактика резко отличается от тактики линейного боя; здесь главными становятся скрытность, точность разведки, поддержка от местных жителей, внезапность нападения, скоротечность боя и умение исчезнуть после схватки. Эта тактика нарабатывалась на практике уже в походах:
«Все угрожало нам гибелью. Дабы избежать ее, день мы провождали на высотах близ Скугорева, скрытно и зорко; .перед вечером, в малом расстоянии от села, раскладывали огни; перейдя гораздо далее, в месте, противном тому, где определяли ночлег, раскладывали другие огни и наконец, войдя в лес, провождали ночь без огня. Если случалось в сем последнем месте встретить прохожего, то брали его и содержали под надзором, пока выступали в поход. Когда же он успевал скрыться, тогда снова переменяли место».
Надо было налаживать отношения с местным населением, организовывать народный отпор врагу, и Давыдов – аристократ, поэт, щеголь-гусар – надел крестьянский армяк, отпустил бороду и пошел к народу:
«Я созвал мир и объявил ему о мнимом прибытии большого числа наших войск на помощь уездов Юхновского и Вяземского; роздал крестьянам взятые у неприятеля ружья и патроны, уговорил их защищать свою собственность и дал наставление, как поступать с шайками мародеров, числом их превышающих…. «А ты, брат староста, имей надзор над всем тем, о чем я приказываю; да прикажи, чтобы на дворе у тебя всегда были готовы три или четыре парня, которые, когда завидят очень многое число французов, садились бы на лошадей и скакали бы врознь искать меня, — я приду к вам на помощь».
А вот типичный пример партизанского налета – с предварительным взятием «языков» для выяснения обстановки:
«В шести верстах от села попался нам разъезд неприятельский, который, не видя нас, шедших лощиною вдоль опушки леса, беззаботно продолжал путь свой. Если бы я не имел нужды в верном известии о Цареве-Займище, занимаемо ли оно войском и какой оно силы, я бы пропустил разъезд этот без нападения, опасаясь, в случае упущения одного из разъездных, встревожить отряд или прикрытие транспорта, в селе находившегося. Но мне нужен был язык, и потому я нарядил урядника Крючкова с десятью доброконными казаками наперехват вдоль по лощине, а других десять — прямо на разъезд. Разъезд, видя себя окруженным, остановился и сдался в плен без боя. Он состоял из десяти рядовых при одном унтер-офицере.
Тактические построения делать было некогда, да и некем. Оставя при пленных тридцать гусаров, которые, в случае нужды, могли служить мне резервом, я с остальными двадцатью гусарами и семьюдесятью казаками помчался в погоню и почти вместе с уходившими от нас въехал в Царево-Займище, где застал всех врасплох. У страха глаза велики, а страх неразлучен с беспорядком. Все рассыпалось при нашем появлении: иных мы захватили в плен, не только без оружия, но даже без одежды, иных вытащили из сараев; одна только толпа в тридцать человек вздумала было защищаться, но была рассеяна и положена на месте. Сей наезд доставил нам сто девятнадцать рядовых, двух офицеров, десять провиантских фур и одну фуру с патронами. Остаток прикрытия спасся бегством».
Особая забота партизанской кавалерии – лошади. Постоянные переходы набивали им спины, но седлать и расседлывать в постоянном ожидании боя немыслимо – можно потерять весь отряд. Но и без этого не обойтись. Помогал богатый опыт бывалого гусара:
«Для облегчения лошадей я прибегнул к способу, замеченному мною на аванпостах генерала Юрковского еще в 1807 году. Исключив четыре казака для двух пикетов и двадцать — для резерва (который, хотя должен был находиться при партии, но всегда был в готовности действовать при первом выстреле пикетов), остальных девяносто шесть человек я разделил надвое и приказал в обеих частях расседлывать по две лошади на один час для промытия и присыпки ссадин и также для облегчения. Чрез час сии лошади вновь седлались, а новые расседлывались; таким образом в двадцать четыре часа освежалось девяносто шесть лошадей. В тот же день, по просьбе резерва, я позволил и оному расседлывать по одной лошади на один час».
Давыдов не упускал случая отбить у французов пленных – так спасались из неволи соотечественники, так пополнялись ряды конных партизан и сельского пехотного ополчения:
«На пути встретили мы бежавшего из транспорта наших пленных Московского пехотного полка рядового, который нам объявил, что транспорт их из двухсот рядовых солдат остановился ночевать в Федоровском и что прикрытие оного состоит из пятидесяти человек. Мы удвоили шаг и едва показались близ села, как уже без помощи нашей все в транспорте сем приняло иной вид: пленные поступали в прикрытие, а прикрытие — в пленных…
…Между тем из двухсот отбитых нами пленных я выбрал шестьдесят не рослых, а доброхотных солдат; за неимением русских мундиров одел их во французские мундиры и вооружил французскими ружьями, оставя им для приметы русские фуражки вместо киверов».
Поднимались на борьбу с врагом не только крестьяне. Дворяне окрестных мест помогали партизанам провизией и фуражом. Сами вставали на защиту Отечества, вооружали ополчение:
«Дворянский предводитель Семен Яковлевич Храповицкий подал мне руку помощи со всею ревностию истинного сына Отечества. Сей почтенный старец не только оказал твердость духа, оставшись для примера дворянам с семейством своим на аванпостах Калужской губернии, но ознаменовал особенную силу воли и неусыпную строгость в надзоре за принятыми им мерами к подъятию оружия жителями Юхновского уезда. Отставной капитан Бельский назначен был ими начальствовать. К нему присоединились двадцать два помещика; сто двадцать ружей, партиею моей отбитые, и одна большая фура с патронами поступили для употребления первым ополчившимся, которым сборное место я показал на реке Угре, в селе Знаменском».
Шло время, главнокомандующий резко изменил свое мнение о возможностях партизан, начали появляться вокруг новые партизанские отряды, приходили подкрепления казаков, с ними нарабатывались новые тактические приемы:
«Сей полк, невзирая на усиленные переходы от самого Дона, представился мне в отличнейшем положении и усилил партию мою пятью сотнями доброконных казаков. Тогда я перестал опасаться нападения искавшего меня отряда и взял намерение самому атаковать его. Но прежде сего мне хотелось и наметать и натравить сии новые войска, составлявшие большую половину моей партии. К тому же, если малочисленным отрядом можно было управлять, так сказать, разбойнически, без предварительного устройства, а братски и крутою строгостью, то сего не можно уже было продолжать с семьюстами человек...
…Сделав несколько практических примеров для нападения, отступления и преследования, я в первый раз испытал рассыпное отступление, столь необходимое для партии, составленной из одних казаков, в случае нападения на нее превосходного неприятеля. Оно состояло, во-первых, чтобы по первому сигналу вся партия рассыпалась по полю, во-вторых, чтобы по второму сигналу каждый казак скакал сам из вида неприятеля и, в-третьих, чтобы каждый из них, проехав по своевольному направлению несколько верст, пробирался к предварительно назначенному в десяти, а иногда и в двадцати верстах от поля сражения сборному месту».
Применялись и чисто партизанские хитрости, неприемлемые в «правильной» войне:
«Маиор Храповицкий, выбравшись на столбовую дорогу, обратился к Семлеву. Пользуясь родом войска, составлявшим отряд его, он приказал шедшим впереди отряда ахтырским гусарам надеть флюгера на пики, а казакам скрываться за ними, взяв дротики наперевес. Таким образом, отряд сей казался издали польскою кавалериею, идущею от неприятельской армии к Смоленску.
Долго Храповицкий никого не встречал, но около Семлева он увидел многочисленный транспорт, подвигавшийся к нему навстречу с прикрытием и без малейшей осторожности, полагая отряд Храповицкого польским отрядом. Наши допустили неприятеля на пистолетный выстрел и разом, приклонив пики, закричали «ура!» и ударили со всей возможной стремительностью на него. Сей транспорт состоял в новой одежде и обуви на весь 1-й Вестфальский гусарский полк и (по накладной, найденной у Тилинга) стоил семнадцать тысяч франков в Варшаве»
Перед нами – пример того, как малыми силами наносился подчас непоправимый урон противнику. Ибо что представлял из себя Вестфальский гусарский полк, отступавший из Москвы в изорванных обносках, без нормальной обуви, в мороз? Сколько десятков или сотен солдат не дошло до границы именно из-за этого?
Давыдов в своих воспоминаниях упоминает о плохой подготовке французами своих коней, что тоже вело к большим потерям:
«Рассветало; дождь не переставал, и дорога сделалась весьма скользкою. Противник мой имел неосторожность забыть о ковке лошадей своего отряда, которого половина была не подкована. Однако, по приходе моем к Лосмину, он меня встретил твердою ногою. Дело завязалось. Вся партия построилась в боевой порядок и пустилась на неприятеля, построенного в три линии, одна позади другой. Первая линия при первом ударе была опрокинута на вторую, а вторая — на третью. Все обратилось в бегство. Надо было быть свидетелем этого происшествия, чтобы поверить замешательству, которое произошло в рядах французов. Сверх того половина отряда стала вверх ногами: лошади, не быв подкованы, валились, как будто подбитые картечами; люди бежали пешком в разные стороны без обороны. Эскадрона два построились и подвинулись было вперед, чтобы удержать наше стремление, но при виде гусаров моих, составлявших голову резерва, немедленно обратились назад без возврата. Погоня продолжалась до полудня; кололи, рубили, стреляли и тащили в плен офицеров, солдат и лошадей; словом, победа была совершенная. …Пленных было: четыреста три рядовых и два офицера, все раненые. Полковник всего отряда, как уверяли, пал на поле битвы, и с ним легло до полутораста рядовых; прочие все рассыпались по полям и лесам или достались в добычу обывателям. …С нашей стороны убито четыре казака, ранено пятнадцать [казаков] и два гусара; лошадей и убито и ранено до пятидесяти».
Давыдов приходит к таким выводам о тактике конных партизанских отрядов:
«Господствующая мысль партизанов той эпохи долженствовала состоять в том, чтобы теснить, беспокоить, томить, вырывать, что по силам, и, так сказать, жечь малым огнем неприятеля без угомона и неотступно».
И, наконец, признание его правоты в самой высокой инстанции:
«Как скоро светлейший увидел меня, то подозвал к себе и сказал: «Я еще лично не знаком с тобою, но прежде знакомства хочу поблагодарить тебя за молодецкую твою службу». Он обнял меня и прибавил: «Удачные опыты твои доказали мне пользу партизанской войны, которая столь много вреда нанесла, наносит и нанесет неприятелю».
Еще светлейший полчаса говорил со мною, расспрашивал меня о способах, которые я употребил образовать сельское ополчение, об опасностях, в каких я находился, о мнении моем насчет партизанского действия и прочем».
Многие офицеры – кавалеристы, артиллеристы отличились в партизанской войне. Но не только они возглавляли партизанские отряды. Замечательный эпизод приводит в своих заметках Остен-Сакен, рассказывая о рядовом гусаре своего полка Федоре Потапове по прозвищу Самусь (почему-то, возможно с легкой руки Остен-Сакена, почти перестала упоминаться в литературе его фамилия):
«Взятый в плен раненым в бородинской битве, лейб-эскадрона Елисаветградского полка рядовой Самусь, высокий, стройный, сметливый и блистательной храбрости, явился к графу, как начальник трехтысячного партизанского отряда, им самим с обранного из крестьян окрестных деревень. Бежав из плена, Самусь нашел местность близ Колоцкого монастыря весьма выгодною для партизанских действий, и предложил крестьянам составить отряд, нападать на проходящие по операционной линии неприятельскее обозы и команды, вооружив себя неприятельским оружием и патронами, которые они, во чтобы то ни стало, должны отбить у неприятеля. Сначала нападал он на малые команды, и когда оружия и патронов было достаточно и отряд его возрос до 3,000 ратников, то он, сосредоточивая войска свои по звону колоколов, нападал уже на значительные команды и один раз разбил наголову целый батальон. Строжайшая дисциплина была им введена в отряд и неповиновение не имело места.
Самусь имел также свою гвардию, в числе одной пехотной роты, шутовски одетую, которую он в строю представил Милорадовичу: французские пехотные мундиры, панталоны с штиблетами сверх лаптей, медные латы французских кирасиров, крестьянские шапки, пехотные ружья и сумы... Я был очевидным свидетелем этой приятной и комической сцены.
Герой Самусь просил графа послать с ним доверенное лицо в леса, пересчитать убитые отрядом тела. Поверенный насчитал до 3,000.
Граф Милорадович произвел Самуся в унтер-офицеры, наградил знаком отличия военного ордена, и, по представлению графа, Самусь скоро был произведен в офицеры». (10)
Легкая кавалерия в разведке
Внезапность французского наступления внесла некоторую дезорганизацию в работу русского командования и сказалась на управлении разведкой. В дневнике Н.Д.Дурново, состоявшего в начале 1812 г. в свите начальника квартирмейстерской части Главного штаба П.М.Волконского, есть следующие записи, датированные 27 и 28 июня:
«27. ... Главная квартира его величества осталась в Янчинах, Барклая-де-Толли — в Дворчанах, в двух верстах от нашей. Не было никаких известий о движении неприятеля. Одни предполагают, что он направился на Ригу, другие — что на Минск; я придерживаюсь последнего мнения ...
28. Весь день прошел за работой. Нет никаких сведений о французах. Наши аванпосты проделали двадцать верст от своих позиций, не встретив ни одного неприятеля. Евреи предполагают, что Минск занят самим Наполеоном» (17)
Но вскоре растерянность прошла, и в командование русской армии начала регулярно поступать информация от разведки. В течение всей войны командование уделяло разведке огромное внимание, понимая всю важность получения своевременных и точных данных о противнике. Свидетельство тому, например, предписание Кутузова генералу Платову от 19 октября 1812 г.:
«При нынешних обстоятельствах мне непременно нужно, чтоб Ваше высокопревосходительство доставляли как можно чаще сведения о неприятеле, ибо, не имея скорых и верных известий, армия сделала один марш совсем не в том направлении, как бы ей надлежало, отчего весьма вредные следствия произойти могут»
Наряду с агентурной разведкой использовались и играли большую роль опрос пленных и перехват корреспонденции противника. Данные методы ведения разведки применялись постоянно. Так, в период отступления русской армии перед Смоленским сражением таким образом были добыты важные данные. Генерал Ермолов описывает этот случай так:
«Атаман Платов, подкрепленный авангардом графа Палена, встретил при селении Лешне сильный отряд французской конницы, разбил его и преследовал до Рудни. В плен взято: один израненный полковник, несколько офицеров и 500 нижних чинов. Полковник сообщил, что о приближении нашем они не имели известия и на то особенных распоряжений не сделано, равномерно и в других корпусах никаких движений не происходит. Из взятых бумаг в квартире командовавшего генерала Себастиани видно было распоряжение для передовых постов и наставление генералам, кто из них, для которой части войск и с какими силами должен служить подкреплением для сохранения общей связи» (13)
А вот свидетельство генерала Ермолова о действиях легкой кавалерии по взятию «языков» и разведке уже после сражения под Смоленском: «Генерал-майор Тучков дал знать, что замечено уможение неприятельских сил, и прислал схваченных двух вюртембергских гусар, которые показали, что собранная конница ожидает прибытия пехоты, и тогда начнется атака. Донского войска генерал-майор Карпов известил, что посланные от него разъезды осмотрели французскую армию, переходящую на правый берег Днепра по нескольким устроенным мостам».
Но зато контрразведка в армии была налажена плохо, да и тяжело было разоблачать высокопоставленных шпионов, имевших порой покровителей чуть ли не среди членов августейшей фамилии. Перед нами – свидетельство Ермолова:
«Атаман Платов сказывал мне о показании взятого в плен унтер-офицера польских войск, что будучи у своего полковника на ординарцах, видел он два дни сряду приезжавшего в лагерь польский под Смоленском нашего офицера в больших серебряных эполетах, который говорил о числе наших войск и весьма невыгодно о наших генералах. Разговорились мы с генералом Платовым о других, не совсем благонадежных и совершенно бесполезных людях, осаждавших главную квартиру и между прочими о флигель-адъютанте полковнике Вольцогене, к которому замечена была особенная привязанность главнокомандующего. Атаман Платов в веселом расположении ума, довольно смешными в своем роде шутками говорил мне: «Вот, брат, как надобно поступать. Дай мысль поручить ему обозрение французской армии и направь его на меня, а там уже мое дело, как разлучить немцев. Я дам ему провожатых, которые так покажут ему французов, что в другой раз он их не увидит».( )
Атаман Платов утверждал, что знает других, достойных равной почести. «Не мешало бы, — сказал он, — если бы князь Багратион прислал к нему г. Жамбара, служащего при начальнике Главного штаба графе Сен-При, в распоряжения которого он много вмешивается». Много посмеявшись с атаманом Платовым, я говорил ему, что есть такие чувствительные люди, которых может оскорбить подобная шутка, и филантропы сии, облекаясь наружностию человеколюбия, сострадания, выставляют себя защитниками прав человека». (Звучит актуально и в наши дни.
Недаром Ермолова недолюбливал за его резкие и едкие высказывания Александр I, говоря, что «у Ермолова душа черна, как его сапог»).
Большую пользу приносил и перехват корреспонденции и документов противника. Так, отряд полковника Кудашева в день Тарутинского боя 5 октября захватил предписание маршала Бретье одному французскому генералу об отправлении всех тяжестей на Можайскую дорогу. Это позволило Кутузову принять правильное решение об отказе от преследования разбитого авангарда неприятеля под командованием Мюрата и сосредоточить основные силы на Калужской дороге, закрыв тем самым путь французам на юг.
По-прежнему важнейшую роль в ходе боевых действий играла войсковая разведка, проводимая с помощью разъездов и партий казаков. Специально останавливаться на этом виде разведки нет необходимости. Думается, что важность его будет видна из донесения Кутузова Александру I от 23 августа:
«... Касательно неприятеля, примерно уже несколько дней, что он стал чрезвычайно осторожен, и когда трогается вперед, то сие, так сказать, ощупью. Вчерашнего дня посланной от меня полковник князь Кудашев заставил с 200 казаков всю конницу Давустова корпуса и короля неаполитанского несколько часов сидеть на лошадях неподвижно. Вчера неприятель ни шагу вперед движения не сделал. Сегодня казачьи наши форпосты от меня в 30-ти верстах дороги наблюдают весьма рачительно ...».
Впрочем, рассказ о разведывательных операциях русской армии в 1812 г. не был бы полным без упоминания о сборе сведений о неприятеле при помощи партизанских отрядов, основная задача деятельности которых была сформулирована Кутузовым следующим образом:
«Поелику ныне осеннее время наступает, через что движения большою армией делаются совершенно затруднительными, то и решился я, избегая генерального боя, вести малую войну, ибо раздельные силы неприятеля и оплошность его подают мне более способов истреблять его, и для того, находясь ныне в 50 верстах от Москвы с главными силами, отдаю от себя немаловажные части в направлении к Можайску, Вязьме и Смоленску».
Армейские партизанские отряды создавались преимущественно из казачьих войск и были неодинаковыми по своей численности: от 50 до 500 человек. Перед ними ставились следующие задачи: уничтожать в тылу противника его живую силу, наносить удары по гарнизонам, подходящим резервам, выводить из строя транспорты, лишать противника продовольствия и фуража, следить за передвижением неприятельских войск и доносить об этом в Главный штаб русской армии. О последнем направлении деятельности партизан небезызвестный Д.В. Давыдов пишет следующим образом:
«Партизанская война имеет влияние и на главные операции неприятельской армии. Перемещение ее в течение кампании по стратегическим видам долженствует встретить необоримые затруднения, когда первый и каждый шаг ее может быть немедленно быть известен противному полководцу посредством партий» (18)
Отряд подполковника Д.В. Давыдова был первым, отправленным в тыл французской армии сразу после Бородинского сражения. А после занятия французами Москвы такая практика стала постоянной. Об этом вполне конкретно говорит в своих воспоминаниях генерал А.Ермолов:
«Вскоре по оставлении Москвы докладывал я князю Кутузову, что артиллерии капитан Фигнер предлагал доставить сведения о состоянии французской армии в Москве и буде есть какие чрезвычайные приуготовления в войсках; князь дал полное соизволение ...
Князь Кутузов был весьма доволен первыми успехами партизанских его действий, нашел полезным умножить число партизан, и вторым после Фигнера назначен гвардейской конной артиллерии капитан Сеславин, и после него вскоре гвардии полковник князь Кудашев».
И действительно, командиры партизанских отрядов регулярно информировали главный штаб русской армии о передвижении французских войск и их численности. Так, в одном из донесений Фигнер сообщал дежурному генералу штаба главной армии Коновницыну:
«Вчера я узнал, что Вы беспокоитесь узнать о силе и движениях неприятеля. Чего ради вчера же был у французов один, а сегодня посещал их вооруженною рукою, после чего опять имел с ними переговоры. О всем случившемся посланный мною к Вам ротмистр Алексеев лучше расскажет, ибо я боюсь расхвастаться»
Важность и необходимость войсковой партизанской разведки наиболее полно проявилась в начале отступления французской армии из Москвы, когда Наполеон принял решение наступать на южные, не затронутые войной губернии России. Эпизод, когда 11 октября Кутузов получил от Сеславина точные данные о движении главных сил французов на Малоярославец, приводится в каждой работе, посвященной войне 1812 г. Пересказывать его нет смысла. Достаточно будет привести выдержку из рапорта Кутузова Александру I о сражении при Малоярославце:
«... Партизан полковник Сеславин действительно открыл движение Наполеона, стремящегося со всеми его силами по сей дороге (Калужской.) к Боровску. Сие то побудило меня, не теряя времени, 11-го числа октября пополудни со всею армиею выступить и сделать форсированный фланговый марш к Малоярославцу ...
Сей день есть один из знаменитейших в сию кровопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярославце повлекло бы за собой пагубнейшее следствие и открыло бы путь неприятелю через хлебороднейшие наши провинции».
Еще одним видом деятельности партизанских отрядов стал захват французских курьеров. При этом не только добывались важные сведения разведывательного характера, но самое главное — нарушалось управление в неприятельских войсках. Правда, некоторые французские участники войны 1812 г., в том числе и сам Наполеон, утверждали, что «ни одна эстафета не была перехвачена». Это убедительно опроверг Д.В.Давыдов, приведя большое количество конкретных доказательств обратного. Вот только часть из них:
«В рапорте фельдмаршала к государю императору, от 22-го сентября (4-го октября), сказано: «Сентября 11/23 генерал-майор Дорохов, продолжая действия со своим отрядом, доставил перехваченную им у неприятеля почту в двух запечатанных ящиках, а третий ящик — с ограбленными церковными вещами; 12/24 сентября поймано его отрядом на Можайской дороге два курьера с депешами», и прочее.
В рапорте генерала Винценгероде к государю императору из города Клина, от 3/15 октября, сказано: «На сих днях сим последним полковником (Чернозубовым) взяты два французских курьера, ехавшие из Москвы с депешами».
Фельдмаршал доносит также государю императору, от 1/13 октября, о взятии 24-го сентября (6 октября) курьера близь Вереи подполковником Вадбольским». (18)
Интересны методы, которыми добывались нужные сведения у самых неразговорчивых (пишет Д. Давыдов):
«Чарка за чаркою, влитые в глотки моих узников, возбудили их к многоглаголанию. Случилось так, что один из них был за адъютанта при каком-то генерале и только что воротился из Смоленска, куда он ездил за приказаниями и где он видел все распоряжения, принимаемые гвардиею к выступлению из Красного. «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» — говорит пословица; откровенность хлынула через край, и я все узнал, что мне нужно было узнать, даже и лишнее, ибо к столь любопытному известию он не мог не припутать и рассказы о своих любовных приключениях, которые я принужден был слушать до тех пор, пока мой вития не упал с лошади.
Это известие слишком было важно, чтобы не поспешить доставлением оного к главнокомандующему. Почему я в ту же минуту послал курьера с достаточным прикрытием по Мстиславской дороге».
Поэтому не будет преувеличением сказать, что разведывательные операции партизанских отрядов существенно дополняли обычные войсковые разведывательные операции: агентурную разведку, разведку, проводимую разъездами и партиями казаков, опрос пленных и перехват курьеров. А в некоторых случаях информация, добываемая партизанами, оказывала решающее влияние на принятие оперативных решений (донесение Сеславина 11 октября).
Заканчивая разговор о деятельности молодой российской военной разведки в Отечественной войне 1812 г., следует отметить, что опыт проведения разведывательных операций русское командование учло и с успехом применяло в заграничных походах русской армии 1813-1814 гг. А опыт ведения партизанской войны, в том числе и разведки, был собран Д.В.Давыдовым в его книге «1812 г.». Что касается влияния данных, получаемых разведкой, на ход военных действий в войне 1812 г., то оно достаточно велико. Если откинуть первоначальный период, когда при составлении плана обороны они были проигнорированы, все последующее время разведывательная информация играла чрезвычайно важную роль в принятии русским командованием всех ответственных оперативных и стратегических решений. (19)
Легкая кавалерия в преследовании противника до границы Российской империи
Окрепшая в Тарутинском лагере и в численном отношении уже не уступавшая армии Наполеона, армия Кутузова была в полной готовности к боевым действиям, б (18) октября, выйдя из Тарутинского лагеря утром, она атаковала 26-тысячный авангард Мюрата, располагавшийся в шести верстах от лагеря, на реке Чернишня. Войска Мюрата, потеряв в ходе сражения две с половиной тысячи убитыми и ранеными, отступили к вечеру за село Вороново. "Первой раз французы,- сообщал Кутузов своей жене,- потеряли столько пушек и первой раз бежали как зайцы".
На следующий день рано утром, получив сообщение о поражении Мюрата, Наполеон выводит свою армию из Москвы на Старую Калужскую дорогу. "Идемте к Калуге, горе тем, кто попадется нам на пути",- сказал он солдатам. Он поставил задачу - овладеть Калугой, важной продовольственной базой. Для этого ему было необходимо, избегая генерального сражения, скрытно обойти левый фланг русской армии. Наполеон хотел выиграть время, принудить Кутузова к невыгодному движению и, опередив его, пройти к Смоленску в стороне от Большой Смоленской дороги районами, не тронутыми войной.
Ночное бдение Наполеона в Городне и утренняя рекогносцировка 13 (25) октября в Малоярославце, когда он чуть было не попал в руки казаков Платова, привели к тому, что император принял решение об отступлении. Попытка частей Понятовского пройти к Калуге Медынской дорогой не увенчалась успехом. Путь туда армии Наполеона прочно преградили войска Кутузова. Сражение у стен древнего Малоярославца явилось поворотным моментом в ходе Отечественной войны 1812 года.
Неприятель начал отступать 14(26) октября через Боровск и Верею на Можайск. Двадцать казачьих полков Платова и авангард русских под командованием Милорадовича следовали за отступавшим противником по пятам. Главные силы Кутузова шли левее Большой Смоленской дороги.
Расчет Наполеона на Смоленск как на крупную базу, способную пополнить его отступающую армию людьми, снабдить продовольствием, был нереальным. Стремительный бросок армии Наполеона от Малоярославца к Смоленску не дал результатов. Надежда на зимние квартиры, обещанные императором его армии перед выходом из Москвы, оказалась не более как миражом. И потому, пробыв в Смоленске лишь четыре дня, Наполеон 1(13) ноября выводит войска на Красненскую дорогу. Но русская армия уже предупредила противника - главные силы ее кратчайшим путем через Ельню выходили на пути отхода наполеоновской армии к городу Красному, западнее Смоленска. Здесь 4-6 (16-18) ноября противник потерпел одно из самых крупнейших поражений в Отечественной войне 1812 года. Три группы войск М. И. Кутузова - генералов Д. Б. Голицына, М. А. Милорадовича, А. П. Тормасова - нанесли удар по корпусам Е. Богарне, Л. Даву и полностью разгромили корпус М. Нея.
В результате трехдневного сражения под Красным наполеоновская армия потеряла свыше шести тысяч убитыми и ранеными, 26 тысяч пленными. Были захвачены 8 знамен, 209 пушек, маршальский жезл Даву, обоз самого императора и его походная канцелярия.
В начале ноября казаки под командованием генералов Грекова 1-го разбили французов у деревни Красное, захватив до 80 орудий. В это же время казаки Денисова 7-го разбили неприятеля у деревни Хохлово, отбив у французов 26 пушек и взяв "большое число пленных".
23 ноября казаки генерала Мартынова разбили французов у местечка Зембино и захватили "более тридцати орудий". И таких примеров героизма донских казаков можно привести сотни. В обширном рапорте фельдмаршалу М. И. Кутузову Донской Атаман М. И. Платов докладывал: "За остатками же неприятеля, оставившими Ковно, велось преследование до Волковийска; взято 3 орудия и большое число пленных, отличился полковник Ефремов (в будущем генерал, останки которого захоронены в Новочеркасском Вознесенском соборе - Е.К.). В городе Ковно и в преследовании до Волковийска положено до 10 тысяч рядовых и 496 штаб и обер-офицеров. Итак, - делает вывод М. И. Платов,- из большой армии неприятеля из всех разных корпусов не более упущено как до двух тысяч человек." (Донское казачество в Отечественной войне 1812 года", второе издание, Ростиздат, 1943 г., стр.62).
Следует отметить важную особенность действий русской легкой кавалерии в преследовании Наполеона: уйдя из Москвы, он не ушел из блокады. Блокирование войска продолжалось и на марше: никакой фуражирский отряд не мог отойти от основной колонны без почти обязательного уничтожения казаками.
14 декабря 1812 г. войска Императора Наполеона с позором и большими потерями были выброшены из пределов России за реку Неман. Наполеон потерял в России более 550 тыс. солдат и офицеров. Центральную роль в этом сыграли казачьи полки с Дона под руководством Войскового Атамана М. И. Платова. "Велики были заслуги донцов за эти полгода. Они истребили более 18.000 врагов, взяли в плен 10 генералов, 1.047 штаб и обер-офицеров и около 40.000 нижних чинов. Знамен отбито 15, пушек 364 и 1.066 зарядных ящиков. Но недешево достались эти успехи. Многие полки, в тысячном составе вышедшие от Немана в июне, дошли на тот же Неман в декабре в составе 150 человек. Донцы гибли в боях, гибли от ран, от болезней, от холода и голода. Преследуя армию Наполеона по пятам, они испытывали все те ужасы, которые выпали и на долю неприятеля" (Краснов П. "Донцы и Платов в 1812 году", Москва, 1912 г., стр.34).
21 декабря 1812 г. было официально объявлено об окончании Отечественной войны в России.
8. Библиография
1. Давыдов Д.В., Военные записки. М., Воениздат, 1982, с.70-71
2. Бегунова А., Сабли остры, кони быстры…М., Молодая гвардия, 1992
3. Денисон Г., История конницы, 1897
4. Крестовский В., История 14-го уланского Ямбургского полка, СПб.,1873
5. Бурский И., История 8-го гусарского Лубенского полка. 1807-1907 гг., Одесса, 1912
6. Дурова Н., Записки кавалерист-девицы, ч.1-2, СПб, 1836
7. Волков С.В., Русский офицерский корпус, М., Военное издательство, 1993
8. "Военный сборник", 1870, 10, с. 237-248.
9. «Инструкция полковничья конного полку» 1763 г.
10. Остен-Сакен Д., «Отрывки из летописи Елисаветградского гусарского полка», "Военный сборник", 1870, 10, с. 237-248.
11. Большая энциклопедия «Кирилл и Мефодий», 2001, статья «Казачество»
12. Чернов В.А., «Вооруженные силы русского государства в XV – XVII вв.», Военное издательство МО СССР, 1954 г.
13. «Записки А.П. Ермолова 1798-1826» М.«Высшая школа», 1991.
14. Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 года, ч. II. Спб., 1843. с. 235-236.
15. Поход в Москву в 1812 году. Мемуары участника, французского генерала графа де Сегюра. М., 1911, с. 21
16. Россия первой половины XIX века глазами иностранцев. Лениздат, 1991, с.87
17. Дурново Н.Д. Дневник 1812 г. В кн.: 1812 г. ... Военные дневники. М., 1990. С.81.
18. Давыдов Д.В. О партизанской войне. В кн.: Давыдов Д.В. Дневник партизанских действий 1812 г.; Дурова Н.А. Записки кавалерист-девицы. Л., 1985. С.172.
19. Очерки истории российской внешней разведки. М., 1996. Т.1.
20.
21. Тарле Е.В., «Наполеон», 1941 г.