Журналистика сталинской поры. Гиперинфляция слова

Василий Львов
ВЗГЯД НА СОВЕТСКУЮ ЖУРНАЛИСТИКУ СТАЛИНСКОЙ ПОРЫ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ РОМАНА ДЖОРДЖА ОРУЭЛЛА "1984". ГИПЕРИНФЛЯЦИЯ СЛОВА
2
[Опубликовано в № 3 журнала "Журналистика и культура русской речи" за 2008-й год]

Падение языка влечет за собой падение человека
Иосиф Бродский
Несмотря на то, что в романе-антиутопии Джорджа Оруэлла «1984 год» изображены характерные черты тоталитарных режимов en g;n;ral, главным «прототипом» для Оруэлла послужил Советский союз времен Сталина. В своем произведении Оруэлл не только показал присущие этому режиму особенности, но и постарался довести до логического конца те тенденции, которые он в нем разглядел, тогда когда для многих западных интеллектуалов истинная природа сталинского режима оставалась terra incognita.
Центральное место среди явлений совершенного тоталитарного общества, которое изображает Оруэлл, занимает так называемый новояз (newspeak). Само это понятие полисемично. Так новоязом именовалось филологическое течение 20-х гг., сторонники которого стремились создать приближенный к революционным условиям времени язык, а сегодня этим словом называют речь, изобилующую новообразованиями-штампами. В настоящей статье под новоязом имеется в виду официальный язык вымышленной страны Океания из «1984».
Насколько новояз Джорджа Оруэлла, сумевшего столь проницательно, по общему мнению, рассмотреть советскую жизнь, отражает язык сталинского режима и отражает ли он его вообще? Ответу на этот вопрос посвящена данная статья. Заметим, что рассматриваемая в ней проблема отнюдь не узко-лингвистическая. Наоборот, она касается всех членов общества: каждого из нас. Характерные черты времени сохраняются в языке, тем более в случае с тоталитарным государством, ведущем непрекращающуюся пропаганду. Сталинская эпоха значима не только для России, но и для всего мира, и поэтому забывать о ней нельзя, так же, как и об эпохе Гитлера, Мао Цзэдуна, Пол Пота. Необходимо помнить о сталинском режиме, чтобы никогда больше не совершить прежних ошибок и не дать политикам спекулировать на прошлом.
В основу этой статьи легли передовицы газеты «Правда» за ноябрь 1946 год, а также несколько довоенных статей. Все рассматриваемые статьи были написаны до 1948 года, что очень важно, поскольку в этом году Оруэлл закончил свое произведение.
Английский писатель определяет новояз следующим образом: «Новояз, - пишет он, - должен был не только обеспечить знаковыми средствами мировоззрение и мыслительную деятельность приверженцев ангсоца <правящей партии>, но и сделать невозможными любые иные течения мысли. Предполагалось, что, когда новояз утвердится навеки, а старояз будет забыт, неортодоксальная, то есть чуждая ангсоцу, мысль, постольку поскольку она выражается в словах, станет буквально немыслимой. Лексика была сконструирована так, чтобы точно, а зачастую и весьма тонко выразить любое дозволенное значение, нужное члену партии, а кроме того, отсечь все остальные значения, равно как и возможности прийти к ним окольными путями». В романе говорится, что полный переход на новояз планировался в Океании только к 2050 году, а пока он использовался в передовых статьях «Таймс». Последнее дает право обратиться к советским газетам и взглянуть на них через призму «1984». Однако на этом пути возникает одно препятствие: несмотря на то, что Оруэлл неоднократно говорит о новоязе, он не приводит статей, написанных на нем. Все, что у нас есть, - это некоторые фразы, а также многочисленные примеры новых слов и подробные к ним комментарии. Вот один из немногих примеров целого предложения на новоязе: «таймс 03.12.83 минусминус изложен наказ с. б. упомянуты нелица переписать сквозь наверх до подшивки. На староязе (обычном английском), - пишет Оруэлл, - это означало примерно следующее: В номере "Таймс" от 3 декабря 1983 года крайне неудовлетворительно изложен приказ Старшего Брата по стране: упомянуты несуществующие лица. Перепишите полностью и представьте ваш вариант руководству до того, как отправить в архив».
В основном новости в Океании вещали на староязе. Если бы перед нами лежали материалы «Таймс» из «1984», написанные на новоязе и староязе, мы бы с легкостью отличили одно от другого. С советскими газетами нам не удалось бы этого сделать. Кроме того, разница между тем, о чем пишет Оруэлл, и тем, что было в действительности, кажется еще больше, если сравнить статьи «Правды» или «Известий» с характеристикой, которая дается новоязу в «1984». Вот как один из героев романа говорит о новоязе: «…задача новояза – сузить горизонты мысли<.> В конце концов мы сделаем мыслепреступление <имеется в виду инакомыслие> просто невозможным – для него не останется слов. Каждое необходимое понятие будет выражаться одним-единственным словом, значение слова будет строго определено, а побочные значения упразднены и забыты. <…> С каждым годом все меньше и меньше слов, все уже и уже границы мысли». Обратимся теперь к «Правде». Вот цитата из передовицы 1946 года: «Этот итог, наполняющий патриотической гордостью сознание каждого советского человека, особо дорог русскому народу, который в тяжелую военную годину показал всем братским народам нашей Родины воодушевляющий пример стойкости, мужества, безграничной веры в преимущества советского строя, в правильность и мудрость политики советского правительства». Очевидно, что этот сложный, с точки зрения синтаксиса, богатый лексически отрывок не имеет ничего общего с тем, о чем только что велась речь. Более того, если проанализировать другие материалы советской прессы, то обнаружиться множество архаизмов, не использовавшихся до революции («отщепенец», «поприще», «двурушник» и др.), а это уже не может сочетаться с оруэлловским новоязом по определению. Значит, «1984» - всего лишь безыскусный пасквиль на СССР? Тогда можно согласиться с тем, что написано в Литературно-энциклопедическом словаре 1987 года издания: «Антиутопия становится порой орудием антисоциалистической, а иногда и прямо антисоветской пропаганды <упоминается «1984»>. Антиутопия теряет признаки романа-размышления и снижается до уровня сенсационного бестселлера». Однако тот факт, что умнейшие люди мира столь высоко оценили произведение Оруэлла, ставшее одной из наиболее известных и признанных антиутопий в мировой литературе, наравне с «Мы» Замятина и «Дивным новым миром» Хаксли, не позволяет удовлетвориться таким ответом. Попробуем найти связь.
Если рассуждать логически, ясно, что Океания могла позволить себе новояз, а Советский союз – нет. Слава Богу, даже Сталин не смог довести страну до тоталитаризма, описанного у Оруэлла. Но это отнюдь не значит, что советский пропагандистский язык не стремился к тому же. Он восхвалял существующий строй, а нам известно сегодня, что собой этот строй представлял. Таким образом, материалы подвластных государству СМИ, так же как и в «1984», манипулировали общественным сознанием, выдавая ложь за правду, ибо правда была страшна. Пропаганда и новояз, разумеется, не одно и то же. Хорошо об этом написал Яков Кротов: «Новояз <…> не есть пропаганда. Пропаганда есть рациональный дискурс <…>. Пропаганда есть слово соревнующееся, новояз есть слово, умирающее от отсутствия конкуренции». Это действительно так. Тем не менее в советской пропаганде есть то, что позволило Оруэллу говорить о новоязе. Слова толкают, примеры тащат. Обратимся к посылкам, чтобы затем перейти обобщению.
Начать следует с того, что в советской журналистике повсеместно нарушаются логические законы. В первую очередь это относится к закону достаточного основания, который гласит: каждая мысль в данном умозаключении должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых уже доказана. Например: «Русский народ вновь видит воочию силу советского строя, видит его великие исторические преимущества перед любой иной, несоветской, формой организации общества и государства». Эта разновидность нарушения IV закона логики классифицируется как категоричность высказывания, когда суждение содержит ничем не обоснованную информацию. Конечно, в этом нет ничего удивительного - историю знают все, - но закон, так или иначе, нарушен. Также регулярно нарушается еще один закон логики - закон исключенного третьего (tertium non datur или третьего не дано): либо человек приверженец социалистического строя и патриот свое страны, либо он не приверженец социалистического строя и, следовательно, не патриот. Например: «Его имя в эти дни у всех на устах, и сердце каждого советского человека пламенеет к нему любовью». Конечно, советский человек – штамп, но если рассуждать формально, то советский человек – каждый, кто живет в Советском союзе. Если у кого-то сердце не пламенеет, значит, он не советский человек. - Само собой, что подобная аргументация, основанная на логике западного мыслителя Аристотеля, бездуховна. - Насчет логики в тоталитарном обществе Оруэлл пишет, вводя при этом очень меткое слово «самостоп»: «Самостоп означает как бы инстинктивное умение остановиться на пороге опасной мысли. Сюда входит способность не видеть аналогий, не замечать логических ошибок, неверно истолковывать даже простейший довод, если он враждебен ангсоцу, испытывать скуку и отвращение от хода мыслей, который может привести к ереси. Короче говоря, самостоп означает спасительную глупость. Но глупости недостаточно. Напротив, от правоверного требуется такое же владение своими умственными процессами, как от человека-змеи в цирке – своим телом. В конечном счете строй зиждется на том убеждении, что Старший Брат всемогущ, а партия непогрешима». То же можно наблюдать в советских СМИ. Доказать последнее совсем несложно. Действительно, партия непогрешима, а Старший Брат не просто гениальный вождь, но Спаситель. Параллель со Сталиным напрашивается сама. Я сошлюсь на Бенедикта Сарнова, автора книги «Советский новояз». Он пишет: «В 45-м году в газетах его <Сталина> называли Спасителем, причем слово «Спаситель» писалось с большой буквы, как если бы речь шла про Иисуса Христа». С именем Бога связаны свои устоявшиеся определения, словосочетания: «Всемогущий», «тот, от Которого все, через Которого все, в Котором все», «Отец небесный», «Отец, Сын и Святой Дух». Здесь можно наблюдать то же, только измененное на свой лад. Вместо Отца, Сына и Святого Духа перед нами Ленин, Сталин и партия. А без Сталина, как без Бога, ничего не может быть. Сталинским называется всё: «сталинская артиллерия», «полководцы сталинской школы», «Целое поколение в нашей стране называет себя сталинским» и т.д. Список можно долго продолжать. Здесь же будут многочисленные географические названия. От него, через него все проходит, в нем все сосредотачивается. Но даже в СССР времен Сталина одного вождизма была недостаточно. По-прежнему был важен способ подачи информации.
Рассмотрим наиболее распространенные языковые особенности статей «Правды». Существенную помощь в этом оказал Оруэлл с его статьей 1946 года «Политика и английский язык».
В статьях «Правды» постоянно встречаются «ложные глагольные фразы», если пользоваться терминологией Оруэлла, когда вместо простого глагола употребляется, например, существительное или прилагательное, прикрепленные к глаголу: «Задача всех партийных организаций – широко развернуть разъяснение трудящимся “Положения о выборах”». «Развернуть разъяснение» вместо «разъяснить». Общая тенденция, лейтмотив – устранение простоты, а вместе с ней ясности.
Предложения, не говоря уже об их длине и о постоянных инверсиях («Велики заслуги перед родиной деятелей», «велика преобразующая сила», «велики и благородны задачи» - все в одной статье), перегружены эпитетами. Каждое существительное сопровождается определением, очень часто не одним, а несколькими, хотя необходимости в этом нет. Казалось бы, что нет. Иногда это приводит к нелепым и смешным фразам. Например: «повседневно и заботливо ковали». Но все меняется, если услышать контекст: «На протяжении пяти с половиной веков существования русской артиллерии ей сопутствовала боевая победная слава <и здесь перегруженность>. Но только в дни Великой Отечественной войны ее мощь и колоссальная уничтожающая сила <снова перегруженность> развернулись в полном объеме и не виданных прежде масштабах <и снова не может автор просто остановиться на словах «в полном объеме»>. Долгие годы большевистская партия и советское правительство, выполняя указания товарища Сталина, повседневно и заботливо ковали могущество советской артиллерийской промышленности, развивали и растили <опять избыточность> артиллерийские войска. Это принесло свои победные результаты на полях сражений против полчищ немецко-фашистских захватчиков и японских империалистов». Этот абзац настолько перегружен, что комическое словосочетание «заботливо ковали» теряется. Таких абзацев в статье «Праздник Сталинской артиллерии» шестнадцать. Можно было бы привести еще множество примеров, но перейдем к заключению.
Рассмотренные особенности советского газетного языка таковы, что отучают человека мыслить, отучает его ценить каждую единицу слова, предлагая взамен клише, которыми мыслить легче, но которые уже помышлены за вас; эти клише незаметно по ходу размеренной и монотонной речи статьи или выступления радиоведущего проникают в подсознание человека, и совершается то, о чем говорил Оруэлл, - слова идут «не из головы, но из гортани». Человек не вдумывается в смысл слов, которые слышит, потому что смысл выхолащивается. Такие люди и нужны диктаторам. Памятно высказывание Ленина: «…наш лозунг "ликвидировать безграмотность" отнюдь не следует толковать как стремление к нарождению новой интеллигенции. "Ликвидировать безграмотность" следует лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи читать наши декреты, приказы, воззвания» . Таким образом, советский пропагандистский язык, хотя он и нетождественен новоязу «1984», так же добивался вымывания смысла и одурманивания человека, его зомбирования. Только достигалось это противоположным новоязу, уничтожавшему слова, путем – за счет гиперинфляции слова. Там у людей не осталось слов, здесь они потерялись. Они звучали, но были не слышимы, подобно тому, как можно слушать радио и не понимать, о чем идет речь, хотя нам и кажется, что мы понимаем. Именно поэтому на фоне всего этого такие, классические в советскую эпоху, но не менее извращенные от того, понятия, как «диктатура пролетариата» и т.п., не вызывали у огромного числа людей ни удивления, ни вопросов. Оруэлл пишет: «Мышления в нашем современном значении вообще не будет. Правомерный не мыслит – не нуждается в мышлении. Правоверность – состояние бессознательное. И еще одна цитата: «В некотором смысле мировоззрение партии успешнее всего прививалось людям, не способным его понять. Они соглашаются с самыми вопиющими искажениями действительности, ибо не понимают всего безобразия подмены и, мало интересуясь общественными событиями, не замечают, что происходит вокруг. Непонятливость спасает их от безумия. Они глотают все подряд, и то, что они глотают, не причиняет им вреда, не оставляет осадка, подобно тому как кукурузное зерно проходит непереваренным через кишечник птицы». Все это можно отнести и на счет советской пропаганды. Только она использовала те средства, которые были ей доступны, Оруэлл же был ничем не ограничен, когда писал свой роман.
В завершение я повторю свой вывод: язык советской журналистики сталинской поры роднит с новоязом Оруэлла одна цель – вымывание смысла. Новояз Океании достигал этого за счет уничтожение слов, официальный язык СССР – за счет гиперинфляции слова и обесценивания языка. Закончить эту статью мне хотелось бы словами Умбэрто Эко: «Я осознал, что свобода слова означает и свободу от риторики».