ГЛАВА ПЕРВАЯ
“I swung a saber and I was a young Hussar.
I was a Cossack, fighting for the Czar.
I was a Viking, berserker from the North,
A Roman Gladiator murdered just for sport.
I was with Bonaparte I died at Waterloo,
I was a Frankish Knight, a Polish Jew.
I was a Spartan in the Trojan Wars,
I was a warrior for Crazy Horse...”
Motorhead - “Death or Glory”
На старом шоссе между Выборгом и Хельсинки сгущались мрачные тени. Он лежал на еще теплом асфальте, в луже собственной крови, в его казалось уже не зрячих глазах отражались первые звезды. Длинные седые волосы, испачканные кровью, тихо шевелил прохладный вечерний ветер. Потертая «косуха» старого байкера была пробита пулями в нескольких местах. Его свалила лишь пятая, которая прошла рядом с сердцем. Обрез двустволки еще дымился в его безжизненной руке. Рядом в куче стреляных гильз валялись два «Стечкина» с пустыми магазинами... Семь остывающих трупов в черной форме и бронежилетах с надписью «Военная Полиция» на груди и спине в неестественных позах распластались недалеко от двух патрульных автомобилей. Жнец собрал сегодня богатую жатву.
Вдруг старик дернулся и пошевелил рукой. Он попытался поднять голову, но сильный кашель сотряс его тело. Голова бессильно стукнулась об асфальт, и еще одна струйка крови с посиневших губ окрасила белую бороду мужчины темным пурпуром.
-Ну вот и все, - подумал он. - Интересно, мой старый «харли» так и останется доживать свой век в канаве, или его еще можно восстановить?
Слабеющая рука нащупала на шее серебряный амулет, выполненный в форме молота. Он сжал Мьёльнир в кулаке. – Я иду, братья. Я уже иду!
В этой жизни это были его последние слова…
Он открыл глаза.
Приятный полумрак… Темно красный бархат покрывал… Догоревшая свеча...
И раскалывающаяся надвое голова - так она может болеть только от местного вина.
…Их опять было двое. Черноволосая француженка. Или испанка? Черт их разберет! Бледная, почти прозрачная кожа, точеный стан и великолепная высокая грудь. Все как он любил, даже темные соски были идеальной формы. И где только Рено ее достал? Он приподнял покрывало, чтобы рассмотреть альтернативный вариант. Ну конечно, блондинка. Длинные светлые локоны, почти полностью прикрывали круглую попку… Правда, кроме этих двух соблазнительных полушарий, он ничего и не разглядел. Подруга уснула в весьма интересной позе, он все еще чувствовал терпкий вкус ее плоти на своих губах. Немка, а может и славянка. Почему бы и нет? Он мог себе это позволить, а его старый слуга знал об особом интересе хозяина к славянской крови. Правда, Рено не знал, что и сам хозяин русский… Впрочем, он сам уже не знал кто он такой.
…Или этот терпкий вкус - все же то чертово вино? Сколько уже раз он обещал себе столько не пить? Он подумал было позвать Рено, чтобы тот принес что-нибудь похмелиться, но не стал. Не то чтобы ему не хотелось будить своих любовниц, - нет, ему было все равно. Он опять вернулся в реальность. Спасительное пьяное забытье прошло, и на него вновь навалилась скука. Он просто не хотел ни с кем разговаривать. Еще один постылый никчемный день. Вечная обыденность без конца и края... Сегодня уже завтра? Или еще вчера? Впрочем, он не видел разницы.
Он выбрался из объятий девушек и бросил взгляд в большое зеркало, стоящее напротив кровати. На него уставилось все то же, опухшее от вина, но еще молодое лицо в обрамлении длинных седых волос. Седина и его глаза. Это, наверное, единственное, что выдавало его реальный возраст. Сколько уже лет он видит это отражение, а оно все не меняется. Те же правильные черты, только шрамов прибавилось. Та же безразличная ухмылка на губах. И глаза как у безумного старика. Глаза, слишком долго смотревшие в бездну. Нечеловеческие уже глаза… Они и сейчас как будто смеялись над ним.
Он отвернулся, сдерживая порыв разнести вдребезги дорогой кусок стекла. Надо было срочно что-нибудь выпить. Что-нибудь покрепче.
…Одежда валялась по всей комнате, в основном, конечно, женская. И как они могут таскать на себе такое количество тряпья?! Отыскав наконец среди кучи юбок и чулок свои штаны и камзол, он неспешно оделся. Он всегда любил черный цвет: шелковая рубаха, шерстяной камзол, расшитый серебром, такого же цвета штаны. Кожаные высокие сапоги со шпорами. Он бы во всем предпочел добротную кожу, но не хотел выделяться в толпе. Не тот век, не та мода, не те нравы. Осталось прицепить пояс с мечом. Опять же, вычурная дворянская игрушка, годная больше для светских приемов, чем для настоящего боя. Но раз уж он считался богатым дворянином, хоть немного и не от мира сего, то ему приходилось следовать приличиям, дабы не обращать на себя ненужного внимания. Набросив на плечи длинный - до пят – плащ из черной шерсти, он покинул свои покои, оставив двух грешных ангелов смотреть дальше свои распутные сны.
Действительность душила его. Он хотел только одного: добраться до алкоголя и вновь уйти в объятия спасительной полудремы, когда мозг отключается, а тело работает на чистых инстинктах и примитивных эмоциях. Главное - не думать, не пытаться ответить на вечные вопросы: “Зачем я здесь?” и “Когда это кончится?” Человеческий мозг не выдержит этого. Он не приспособлен для бесчисленной череды веков, когда эпохи сменяют друг друга, умирают друзья, любимые, близкие люди, а он все жив… Сколько уже? Пятьсот лет? Семьсот? Тысячелетие? Кто учил считать этих людей? Сколько у них календарей? От рождения КАКОГО бога ему считать? Он даже не знал точно, который сейчас год! Он не мог перевести его на свое время или сопоставить с историческими событиями, хотя в истории кое-что смыслил. По крайней мере раньше ему так казалось. Все смешалось в одну кучу! На Французском троне сидит Людовик XI Капетинг, знать бы еще, под каким номером он числился в ЕГО время, и был ли он вообще?! Да под каким бы не числился, будь он хоть Карл, хоть Генрих, он все равно никак не мог быть Капетингом, потому что в Англии сейчас правит Эдуард III, внук Филиппа Красивого, который, если верить учебникам истории ХХ века, сжег последнего магистра Тамплиеров Жака ДэМоле. Но тогда, судя по тому, что он помнил, править Францией должна династия Валуа, а столетняя война с Англией идти полным ходом. Но на троне сидит Капетинг! Тамплиеры живут себе и здравствуют, набирая все большую мощь. И никакой войной с Туманным Альбионом даже не пахнет! Мало того, они еще даже не знают пороха! И это только один из множества примеров, которым сильно бы удивились историки его времени...
Он давно так много не думал о прошлом, видимо, воспоминания опять пробудил этот сон, которого он не видел уже много лет. Сон преследующий его в течение столетий, иногда пропадая на годы, но неизменно возвращаясь вновь. Сон, где он видит все со стороны, как на киноэкране. Будто ему показывают фильмы с участием одного и того же актера. Вот он - викинг, взывающий к Одину, посреди шторма на носу своего драккара; вот он - белый индейский вождь в боевой раскраске, вышедший на тропу войны, чтобы подвесить еще несколько скальпов в своем вигваме. Сейчас он штурмует стены Иерусалима, в руках кривая сабля, над головой развевается знамя со звездой и полумесяцем, а через секунду он по другую сторону стен, уже в тяжелой броне и белой тунике с красным крестом на груди...
Множество личин и ролей, но везде одно и то же лицо, отличающееся только нюансами вроде цвета кожи, шрамами или растительностью на лице. Будто актер, меняющий грим в зависимости от роли. Но лицо всегда одно и то же, как и седые волосы и серые, цвета стали, глаза. Его лицо...
Но начинается этот сон всегда одинаково. В тот момент, когда он умер в первый раз: на шоссе рядом с финской границей, двадцатого марта 2053 года…
Он вышел через заднюю дверь, через конюшни. Отмахнувшись от конюха, принявшегося было седлать лошадь, он пешком отправился к воротам небольшого особняка на улице Сен-Дени, что на правом берегу Сены, который он снимал в последние годы. О нет, Париж был совсем не таким, каким его описывал Дюма на страницах своих романов. Хотя, может он и будет таким, когда Дюма родится. Если он вообще родится…
Грязные узкие улицы источали зловоние: даже в самом центре города люди выливали помои и ночные горшки прямо из окон, на мостовую. Благо Сен-Дени к тому времени была уже замощена. Но стоило свернуть в ближайший переулок или извилистую улочку, и тут же на обочине, по колено в нечистотах, ютились нищие бродяги, вечно причитающие с протянутой рукой. Рядом шлюхи в грязном тряпье предлагали свой товар, нередко выставив его на всеобщее обозрение. Оборванная малышня резвились у их ног, играя в салочки дохлой крысой. Дети постарше зазывали прохожих, расхваливая прелести собственных матерей. Сам дьявол, наверное, устыдился бы подобного зрелища. Но ему было наплевать - похоже, он сам давно стал частью этого безумия.
Хлюпая грязью под ногами, он шел, не глядя по сторонам, надвинув капюшон своего плаща глубоко на глаза. Люди как будто инстинктивно сторонились его, уступая дорогу. Парочку громил разбойничьего вида у входа в таверну, все же пришлось смерить угрюмым взглядом. Почуяв недоброе, они отступили в тень переулка поджидать более доступную жертву. Шакалы всегда остаются шакалами…
Таверна Анри у моста Гран Пон, как всегда, выглядела намного более приветливо, чем грязная уличная толчея. Выложенный камнем пол был аккуратно подметен, а пышногрудые служанки сновали туда-сюда в почти чистых передниках. В этот час таверна была полупустой. Слабо улыбнувшись знакомому хозяину, он уселся на свое обычное место, в неглубокой нише подальше от прохода. Трактирщик Анри, не смотря на свой огромный живот, очень шустро подскочил к старому-доброму, а главное, щедрому посетителю.
На столе моментально материализовались несколько бутылок «Бургундского". Недолго думая, он выдернул пробку одной из бутылок зубами и запрокинув голову, разом осушил половину. Немного полегчало. Вино, конечно, опять было не лучшего качества и явно разбавленное, хотя трактирщик клялся и божился, что лучше у него и не бывает. Мол, самому королю поставляют точно такое же из самой Бургундии! Впрочем, ему было все равно, чем напиваться. Он пил «Бургундское», просто отдавая дань традиции. Когда-то, в его далеком детстве, на страницах книг мушкетеры всегда пили «Бургундское». А было ли это детство? Или это просто сон, бред сумасшедшего? И что вообще считать детством в его случае?
Последний раз он родился, наверное, лет триста назад в семье богатого норвежского конунга. Младенец с седыми от рождения волосами, который не кричал при родах, а просто смотрел на всех глазами, полными печали и отчаянья... Ребенок с разумом и опытом взрослого человека. Дитя с памятью столетий в стариковских глазах…
Но злодейка-судьба всегда по-своему любила его. Он родился в семье язычников, в стране, еще не полностью порабощенной христианством. Иначе он не дожил бы до того возраста, когда сам мог постоять за себя. Местный священник еще в колыбели “окрестил” его “отродьем Сатаны”, и был бы рад сжечь в тот же час во славу своего бога. Ему стоило лишь один раз посмотреть в эти странные глаза. Тогда Эйрик Отторсон отстоял жизнь своего новорожденного сына, он был единственным, кто принял странного, проклятого Богами ребенка. Даже “родная” мать, наслушавшаяся душеспасительных нашептываний отца Игнатия, приняла христианство и отреклась от него. Молва о нечистом ребенке распространялась по округе. Вездесущий отец Игнатий сеял темные подозрения в сердцах новоиспеченных христиан, так быстро забывших своих Богов. Назревала смута. И тогда Эйрик, собрав остатки верных ему и древним Богам воинов, послав жену ко всем ее христианским чертям, покинул Норвегию, отплыв на нескольких судах к берегам Гренландии. Его сыну тогда было меньше года… Там он и провел свое очередное детство.
Эйрик Отторсон всегда был добр к нему, но другие в основном сторонились странного молчаливого мальчугана, который никогда не играл с другими детьми. Он проводил свои дни в одиночестве. Сидя на заснеженных скалах Гренландских берегов, он смотрел на перекатывающиеся серые волны, как безмерно уставший путник, который забыл, куда шел, которому уже не хочется никуда идти. Не раз он думал закончить свой путь в этих ледяных волнах. Но в этом не было смысла, он просто начал бы новый, скорее всего, намного более тяжелый и страшный путь. Где то в глубине души он осознавал, что ему наконец повезло. Он родился в более-менее цивилизованном обществе, он сытно ел, сладко спал, не был обременен тяжелой работой. У него было все, что только мог пожелать старший сын богатого конунга раннего средневековья. Если вспомнить его непродолжительную бытность мальчика-раба в каменоломнях древнего Египта, где он был только рад, когда на него рухнул двадцати тонный каменный блок, предназначенный для очередной усыпальницы очередного фараона; или его волосатого папашу-неандертальца, который размозжил голову новорожденного о ближайший камень, видимо, просто потому, что он не был, как отец, покрыт шерстью с ног до головы; если вспомнить, окровавленный алтарь ацтекского храма, - то эта новая жизнь была просто раем! Не считая тех лет, когда он скитался по римским провинциям после побега из гладиаторских бараков, где он провел тридцать долгих лет, убивая по мановению императорского перста. Да десятилетий прожитых отшельником в горах Тибета, где он пытался излечить свой помутненный рассудок. Он в первый раз за столько веков и прожитых жизней оказался совершенно свободен и предоставлен самому себе... Он мог сам решать как ему жить!
И однажды, под завывания ледяного ветра, дующего с моря, которое когда-нибудь назовут Атлантическим океаном, он решил прожить наконец хотя бы одну достойную жизнь, раз уж выдался такой шанс. Попытаться изменить свою судьбу, которую он всегда считал проклятьем. Попытаться использовать свои знания и возможности на благо себе, на благо людям, с которыми его свела судьба, и которые считали его родным, возможно, даже на благо целым народам! Узнать, где простирается грань человеческих возможностей. Его возможностей...
Воодушевленный этими честолюбивыми мыслями он отправился к Эйрику. Он сказал ему, что хочет пойти по его стопам, что хочет стать великим конунгом, что поведет его род к процветанию и богатству, что прославит его в веках! Эйрик, наконец-то испытавший гордость за своего старшего сына, вручил ему фамильный меч. Меч, который он не выпускал из рук последующие сто лет...
Он сделал все, что обещал. Он действительно стал вождем. Он привел свой род к славе. Их запомнили в веках!
…Запомнили, как безжалостных убийц и грабителей, как жестоких захватчиков потопивших в крови половину Европы.
Людей, среди которых он жил, и которыми правил, мало интересовало устройство вселенной, им было плевать, что вокруг чего вертится, почему идет дождь, сверкает молния или день сменяется ночью. У них на все существовали свои собственные, впитанные с молоком матери, легенды и сказания. Единственное, чего он добился своими рассказами о естествознании, истории и искусстве - так это статуса великого мудреца и рассказчика, который наравне с ратными подвигами поднял его авторитет до уровня полубога.
Они с удовольствием слушали его рассказы о будущем, которые со временем превратились просто в красочные описания тех или иных войн и битв. “С волками жить – по-волчьи выть!” Он вошел во вкус их жизни, он сам стал разбойником-викингом, проникнувшись их духом! И однажды у походного костра, где-то на ирландском берегу, когда он рассказывал свою очередную повесть о Великой Мировой войне, он поймал себя на мысли: что было бы, будь в его распоряжении артиллерия, или пара минометов? Будь у них хотя бы порох, они бы в одночасье подавили сопротивление этих упрямых ирландцев... И он использовал бы его, использовал бы не задумываясь. Он стал настоящим завоевателем, который думал только о победе, славе и новых землях, неважно, какой ценой.
Ирландию они все равно захватили, так же как Шотландию, Британию, половину Франции, весь скандинавский полуостров, страны Балтии и даже часть Руси. Эйрик, его отец, к тому времени давно умер, последний из трех младших братьев был уже глубоким стариком. А он продолжал выглядеть на тридцать лет, что, конечно, не могло не вызвать вопросов и кривотолков. Поначалу это было легкое недовольство наравне с недоумением. Но с каждым годом он терял своих родных и старых боевых товарищей, что всегда служили ему опорой в разросшемся королевстве. Для нового же поколения подданных он был чем-то необъяснимым, противоестественным, вечным королем, который слишком долго правил.
Это уже была не та Скандинавия, в которой он когда-то родился. Римская империя и Византия достигли большого влияния в мире, и вместе с ними на Север неудержимо наступало христианство. А если учесть, что большинство стран, где он до сих пор звался завоевателем, уже до него были христианскими, то он ничего не мог с этим поделать, по крайней мере, без крови и смертей, от которых чертовски устал за все это время. Старые северные верования, постепенно отмирали, его вассалы один за другим принимали христианство, и в новом мире не было места бессмертному языческому королю-колдуну.
Нет, простой народ Севера по-прежнему любил своего легендарного вождя, но многочисленные сыновья и внуки его уже ушедших братьев слишком долго ждали своей очереди занять трон. А так как наследника у него так и не родилось (видимо, бесплодие было еще одной его особенностью), легкое недовольство с годами перешло в откровенный ропот и повлекло за собой предательства и мятежи.
Сначала Нормандия, где управлял внук одного из его братьев, присоединилась к Франции, что послужило началом тотального раскола в его владениях. Буквально в течение нескольких месяцев он потерял почти все, что удалось завоевать за столетие. Вассалы предавали его один за другим, вступая в союзы с христианскими государствами, в итоге под его влиянием осталась только часть Норвегии и Гренландия. Он не противился им, не пытался удержать или как-то наказать за неповиновение - ему претила сама мысль об очередной войне. Но подобное поведение окончательно ослабило его власть и на оставшихся верными территориях. Никому не нужен был бездействующий король, позволивший развалиться некогда могучему королевству. Наконец бывшие вассалы, чувствуя его слабость, объявили ему войну...
При желании он мог бы легко восстановить свой авторитет, вернуть себе былую славу, влияние и земли. Ему стоило только начать новую войну! Убивать. Это, наверное, единственное, что за свои прожитые жизни, я он действительно научился делать хорошо. Он мог начать войну, и тогда сейчас это была бы уже совсем другая Европа... Но он этого не сделал, он устал от жестокости, крови, дворянских интриг, власти, от самой жизни наконец. Ему все было безразлично: кто станет преемником, как распорядится королевством? Теперь это не имело значения, ничто его тут уже не держало, все, кто был ему дорог, давно сгинули. Он мог бы покончить с собой - это был бы, наверное, самый простой вариант. Но он боялся неизвестности, боялся очнуться беспомощным младенцем в очередной первобытной пещере или быть принесенным в жертву безымянному богу безымянного народа, где ни будь на заре времен. Но больше всего он боялся никогда уже не увидеть даже подобия цивилизации, постепенно сходя с ума в бесконечной череде жизней... Оставалось только одно - в корне изменить свою жизнь, отправиться туда, где никто ничего не слышал о Бессмертном Короле.
И вот, как и Эйрик Отторсон больше века назад, он собрал два десятка верных воинов, в основном уже стариков, которые когда-то сражались со ним плечом к плечу, и отплыл на запад. Но не в Гренландию, а много дальше...
Когда он вернулся в Европу, Бессмертный Король-язычник, стал уже легендарным преданием, через пятьдесят лет – мифом, а еще через полвека уже просто сказкой, которой пугали детей...
Он поймал себя на том, что смотрит в одну точку. Три пустых бутылки вина стояли перед ним на столе. Уйдя в воспоминания, он не заметил, как за окном начало вечереть, и таверна потихоньку стала наполняться шумной разношерстной публикой. Уже появились местные «ночные бабочки», намного более опрятные и миловидные, чем шлюшки на улице. Шумная компания разодетых в яркие цвета дворян, которые недавно заняли несколько соседних столиков, не замедлила этим воспользоваться. Уже через пару минут несколько девушек вальяжно устроились у них на коленях, раздавая бесплатные поцелуи направо и налево. Вино лилось рекой. Дикий женский смех, смачные ругательства подвыпивших уже шевалье, надрывающийся где-то в глубине зала менестрель. Да, таверна толстяка Анри не зря славилась одной из лучших в Париже.
- Что-то мсье заскучал! - послышалось у него за спиной. Трактирщик с вечной улыбочкой на выбритом потном лице, был уже тут как тут, естественно, с парой бутылок в руках.
- Еще вина, мсье, или, может, вы желаете милую компанию!? Генриетта! Мсье Руодри скучает!
-Нет, Анри. Только вина, ступай.
Здесь его знали как Аделарда Руодри, очень странного, но богатого рыцаря из Римской Германии.
Он приехал в Париж года четыре назад, снял небольшой особняк и пытался жить неприметной жизнью обычного молодого кутилы, проматывающего свое наследство на выпивку и женщин.
Пока получалось, хотя некоторые особо любознательные личности пытались выведать его родословную, расспрашивали кто его родственники, какими землями он владеет в старушке Германии, и тому подобное. Но заранее заготовленные отговорки и вовремя сунутые кому надо деньги делали свое дело, и от него отстали. По крайней мере, ему так думалось. Жизнь текла своим чередом. Месяц за месяцем он прожигал ее, шатаясь по тавернам и трактирам. Иногда напиваясь до беспамятства, он не помнил, как оказывался дома, в своей постели. Рено часто находил его в бессознательном состоянии в какой-нибудь канаве и относил домой... Интересно, можно ли пропить вечность? Он усмехнулся про себя. Странная мысль…
Вдруг, чьи-то руки коснулись его шеи и плеч. Он медленно повернул голову - женские руки, бояться нечего. На него смотрели шаловливые глазки Генриетты в обрамлении черных кудрей, которые в беспорядке разлетелись по голым плечам и полным грудям, уже готовым, как казалось, выпрыгнуть из слишком тесного платья. Похоже, проныра трактирщик все же решил выкачать из него сегодня все, что можно.
- Почему мсье так печален? - бархатным голосочком проворковала девушка. - Возможно, я смогла бы скрасить ваше одиночество?
Не дожидаясь ответа, она уселась на лавку рядом, положив руку ему на колено.
- Мсье не желает развлечься? - прошептала она, наклонившись к самому его уху. – В прошлый раз мы так и не закончили, ваше благородие изволили уснуть.
Ее волосы щекотали шею Аделарда, он чувствовал приятный возбуждающий аромат ее чистой кожи. Анри прислал лучшее из того, что было. И его благородие уже было начал раздумывать, куда бы уединиться.
И вдруг он увидел ее. Скорее даже почувствовал. Почувствовал каким-то шестым чувством. В зал, с опаской оглядываясь, вошла девушка. Он сразу понял, что это не парень, хотя на ней и был длинный, грубой серой материи, плащ с капюшоном, полностью скрывающий лицо и фигуру. Но свою легкую изящную походку она скрыть не могла. Нет, только не от его глаз, мужчины так не ходят. Немного замешкавшись у входа, девушка стала осторожно пробираться между столиками, никто кроме Аделарда не обращал на нее внимания. Бросив быстрый взгляд на компанию совсем уже пьяных шевалье, вовсю горланящих песни, она направилась к дальнему концу зала, подальше от них. Она села на самый краешек табурета. Смиренно опустив голову и сложив руки на коленях. Точно девка! Скорее даже девочка, не привыкшая к шуму кабаков и скоплению пьяных грубых мужиков. Как же тебя сюда занесло, милая? – Подумал Аделард. Тебе уже спать давно пора, в отцовском доме у доброй мамочки под крылышком.
- Вы что, мсье Руодри, на ту замарашку засмотрелись? – игриво промурлыкала Генриетта, наклоняясь еще ближе и целуя его шею.
- Ты ее знаешь? - спросил Аделард, отстраняясь.
Поджав губки, Генриетта убрала руку с его колена.
- Да, появилась тут пару дней назад. Бродяжка какая-то, Анри ее подкармливает по доброте душевной. Может на работу ее возьмет. Только маленькая она еще, господин Руодри, неопытная…
Ее рука вновь поползла вверх по его бедру.
- А я знаю, как ублажить мужчину, мой господин!
- Да уж не сомневаюсь, - промолвил Аделард, убирая ее настойчивую руку. – Иди, принеси мне еще вина, милая.
Обиженно вздернув носик, и что-то пробормотав, Генриетта удалилась по направлению к кухне.
Он опять взглянул на фигуру в сером плаще. Надо бы расспросить о ней Анри. Он знал, какого рода работу может предложить ей этот старый скряга. Девушка все так же тихо сидела на краешке стула, опустив голову и пряча лицо в тени капюшона. Вдруг какой-то перепивший работяга в крестьянской одежде, что, шатаясь, проходил мимо, споткнулся то ли о ножку ее табурета, то ли о собственные заплетающиеся ноги, и оба с грохотом покатились по полу, сметая посуду с ближайших столиков. Пьяный крестьянин так и остался лежать навзничь в луже пива и битых черепков. Весь зал, как по команде, обернулся; те, кто видел, что произошло, уже хохотали во все горло. Гуляки-дворяне на миг позабыли о своих девках, кое-кто даже схватился за оружие. Один из них - здоровенный рыжеволосый детина с длинными пышными усами и стрижкой под горшок по последней дворянской моде, - размахивая кружкой, ругаясь и проливая пиво на свою когда-то белоснежную тунику с красным крестом тамплиеров, что он носил поверх кольчуги, направился разбираться.
- Чего разлегся, каналья?!
Рыжий, пнул его сапогом.
- Ты что же,пьная скотина, мешаешь благородным господам развлекаться?
Несчастный пьяньчужка, кряхтя, начал было подниматься, но не удержался на некрепких ногах и снова рухнул носом в пол, вызвав у окружающих очередной приступ смеха. Рыжий пнул его еще раз на потеху публике и с довольным видом героя повернулся было к товарищам, но вдруг что-то привлекло его внимание.
- А это что тут у нас? - с глумливой улыбочкой пьяный шевалье сунул руку под стол.
- Ты смотри, кто к нам пожаловал! - схватив девчушку за локоть, Рыжий выволок ее из-под стола. Тихонько пискнув, девушка безуспешно попыталась вырваться.
- Жюль, Луи, гляньте какая штучка, совсем дикая!
Рыжий рывком поднял девчонку на ноги, капюшон откинулся назад…
Совсем еще ребенок, дитя лет пятнадцати. Даже с чумазым личиком, в этом нелепом сером плаще, с растрепанными, спутанными, непонятного цвета темными волосами, она все равно была очень мила. Аделард поймал на себе взгляд ее испуганных глаз: она металась в руках усатого детины, точно пойманный беспомощный волчонок в лапах охотника. Тряхнув девочку еще раз для острастки, рыжий со злобной ухмылкой потащил ее к своему столу. Аделард тихо двинулся за ним.
- Ну что, развлечемся, потаскушка?!У тебя небось и настоящего мужика то еще не было! - Под гиканье “настоящих мужиков” рыжий бросил девушку на стол.
- Клянусь честью, она наверняка еще девочка!
Ему не удалось этого узнать, у маленьких загнанных волчат есть одна привычка - они больно кусаются! Сверкнул кинжал. Резко развернув плечи, девчонка наотмашь полоснула Рыжего по лицу, начисто сбрив четверть его роскошных усов и сделав мерзкую ухмылку тамплиера намного шире. Брызнула кровь. Схватившись за щеку, Рыжий взвыл и подался назад. Но через мгновение его кулак уже поднялся над девичьей головкой, намереваясь отдать щедрой сдачи. Где-то свистнули клинки его дружков, выскользнув из ножен. Нет, она не успеет увернуться…
Аделард прыгнул. Медленно, как во сне. Он слишком много пил в последние годы, реакция уже не та. Но ее хватило, и он успел. Спиной приняв удар кулака рыжего, Аделард вместе с девушкой слетели со стола. Что-то просвистело у самого его уха. Медленно, слишком медленно! Оказавшись на полу, он подмял девчонку под себя. Сталь обожгла плечо. Как бы ни затоптали ребенка! Он оттолкнул ее под стол, краем глаза замечая уже занесенный над его головой длинный меч. Но нет! Не для того он столько жил, что бы вот так подохнуть, в пьяной драке. Развернувшись на месте, Аделард подсек нападавшему ноги. Интересно, это был Луи или Жюль? Он все еще падал, когда сапог Аделарда, после очередного разворота уже ударил в живот рыжего, который все еще пытался вытащить меч из ножен левой рукой, зажимая правой истекающую кровью изуродованную щеку. Опрокинув по пути стол, рыжий приземлился прямиком на двух своих оставшихся товарищей, те, чертыхаясь, повалились на пол. Все, пора бежать.
Аделард сгреб, кажется, лишившуюся чувств девчонку в охапку и выскочил из таверны, прежде чем кто-то успел опомниться. «Эх, не было печали!» – Он взвалил девушку на плечо и бросился бегом по мостовой. И это называется «не привлекать внимания»?! – клял он себя на бегу. Я-то думал, что давно уже стал бесчувственным старым алкашом! И вот – на тебе! Спасаю девиц, как какой-то задрипанный рыцарь из романов. И что мне теперь прикажете с ней делать?
Некоторое время спустя, перепоручив еще не до конца пришедшую в себя девочку заботам Розы, жены Рено, что служила у него кухаркой, Аделард сидел в каминном зале, в своем любимом кресле и покуривал трубку. Он был заядлым курильщиком, сколько себя помнил. И как бы глупо это не звучало, но эта его привычка (которая, разумеется, давно уже перестала быть физической зависимостью), стала одной из причин, по которой после своего бегства из Норвегии вместе с верными ему викингами он отправился не в Индию или Африку, а именно в Америку. Дорого достался ему тогда этот табачок, зато теперь он мог выращивать его для себя в достатке. Вслед за кольцами табачного дыма его мысли унеслись к далекому западному континенту...
Вдруг в дверь постучались, и на пороге появился Рено.
- Господин, я привел вашу гостью. Она желает с вами поговорить.
- Ну что ж, проси ее, Рено, – ответил Аделард, поудобнее устраиваясь в кресле.
И тут он увидел ее. И все изменилось. Навсегда. Она блистала, словно светилась не земным светом в темном проеме двери. И эта аура, божественная или дьявольская, в один миг оживила чувства, которые он считал давно уже похороненными глубоко на дне его древней и черствой души, заставляя вновь содрогнуться самые потаенные глубины его сердца. За всю свою долгую жизнь он не видел столь прекрасного создания. Длинные - до талии – черные, вороного крыла, локоны обрамляли темные обсидиановые глаза на безупречном овале лица. Фигуру греческой богини, крутой изгиб бедер, идеальную талию и совсем не детскую грудь, не скрывало даже свободное платье, которое добрая Роза выдала этому ангелу. Он представил ее обнаженной. Не задумываясь, рефлекторно. Стройные ноги на его торсе, влажные рубиновые губы на его губах, её дыхание на его коже. Волны спутанных волос, черные и седые, на измятых простынях…
Он полюбил её с первого взгляда, как восторженный юнец, как малолетний школяр! Старый пьяница, развратник и убийца, видевший эпохи, сменяющие друг друга, видевший падение Богов и зарождение новых, он пал под колдовским взглядом женщины, которая еще и не была женщиной.…
Но где-то в глубине сознания он понял, что она это знает, что она догадывается о своей власти над ним, что с этого момента он ее раб, ее вассал, что этот ребенок может приказать все, что угодно, и он это исполнит. Исполнит в точности, только ради одной ее улыбки. И она улыбнулась…
- Сударь, я обязана вам жизнью, – прозвучал голос, музыкой отозвавшийся в его ушах. Голос, который будет наваждением преследовать его до конца дней. До конца вечности, до конца вселенной… Ему следовало убить ее в ту же секунду.
Ее звали Изабелла. Она была родом из небольшой деревушки на юге Франции. Из бедной дворянской семьи. Её родители, как и большая часть деревни умерли от Бубонной чумы, которая, судя по всему, уже начала накрывать своими черными крыльями Европу. Это случилось несколько месяцев назад. Изабелла, чудом оставшаяся в живых, бежала из зараженной местности и с тех пор скиталась по дорогам Франции без средств к существованию, голодая, ежечасно рискуя стать добычей разбойников, что не погнушались бы забрать последнее, что у нее осталось – ее жизнь и честь. Наконец она решила добраться до Парижа, наивно полагая, что тут ей будет проще добыть пропитание, и можно будет не бояться лихих людей. Кто-то указал ей таверну толстяка Анри, сказав, что, возможно, стоит попытать удачу там. Старый пройдоха с радостью предложил ей место прислуги у себя в корчме. Но Аделард догадывался, на что рассчитывал алчный старикашка. На такой “товар” спрос был большой, а Анри всегда знал, как выгодней его использовать. Возраст его вряд ли смущал. Возможно, Изабелла и воспротивилась бы, но голод не тетка, ей пришлось бы либо умереть, либо смириться со своей участью. И даже если бы она выбрала первое, Аделард сомневался, что Анри просто так позволил бы ей это. Слишком лакомый кусочек, слишком большой куш, чтобы вот так от него отказываться. Даже если сам он и не смог бы сломить строптивицу, он просто продал бы ее местным работорговцам. И девчонка тряслась бы сейчас связанная в какой-нибудь телеге по дороге на восток. Ценное приобретение для любого гарема... Он мысленно поблагодарил Богов и того несчастного пьяницу, который своим неуклюжим падением заставил его ввязаться в это дело.
Они сидели в резных дубовых креслах у камина. Огонь весело потрескивал, прыгая по сухим поленьям, отбрасывая причудливые тени на каменные стены старинного особняка. Она рассказывала свою историю, а он любовался ею: ее движениями, ее грацией, ямочками в уголках губ, когда она улыбалась. Все еще одурманенный любовным наваждением, он даже не удивился, что она ни капли не напоминала деревенскую девку. Благородные речи, почти царственная осанка, немного кокетства, - так ведут себя леди. Он смотрел на нее и думал только о том, что вместе с ней в его жизни наконец появился смысл. Смысл! По прошествии стольких лет бесцельного прозябания и бесконечной скуки, ему теперь есть ради чего существовать! Он мог бы жить ради нее, жить для нее! Он был влюблен. Влюблен и слеп! Ибо только влюбленным свойственно обожествлять предмет своей страсти и свято верить в его непогрешимость, даже если все вокруг видят совсем иное. Но так или иначе, она стала его соломинкой, за которую хватается утопающий, ярким лучиком света в его царстве безликих теней. Она дала ему силу вырваться из того жалкого состояния, в котором он находился последние десятилетия. Он снова жаждал жить! И за это он вечно будет ей благодарен…
Сквозь эти мальчишеские грезы краем уха он расслышал странный шум и крики во дворе. И этой идиллии, как и любому счастливому мигу в этой проклятой жизни, не суждено было продлиться долго...
В дверь постучали, она со скрипом отворилась... На пороге опять стоял его старый слуга, запыхавшийся и чем-то очень взволнованный.
- В чем дело, Рено? - рявкнул Аделард, злясь на него за так бесцеремонно разрушенный воздушный замок его грез. - Что за шум во дворе?!
- Извините, господин. Там целая толпа. Много народу и стража, они требуют вас...
Изабелла испуганно вжалась в кресло. Вся аристократическая манерность куда-то пропала. Она опять была маленьким испуганным ребенком.
- Ничего не бойся, милая!
Он улыбнулся ей, цепляя к поясу меч.
- Я скоро вернусь. Ну-ка, пойдем, Рено, посмотрим, чего они там требуют!
И он опять не сдержал обещания, как и много раз за свои жизни...
Двор был заполнен народом. В основном зеваки, пришедшие поглазеть на интересное действо. Не каждый день к знатному дворянину во двор врывается отряд вооруженной стражи. Знать не дорогу до ближайшего трактира спросить пришли - значит, будет потеха! Они галдели, что-то крича и размахивая факелами. Эти побегут при первом признаке опасности. Но у самого его порога молча стоял десяток стражников в кольчугах и с алебардами наперевес. Мрачного вида уже немолодой капитан угрюмо смотрел на него из-под козырька шлема. Приглядевшись, Аделард узнал знаки отличия. «Псы господни». Инквизиторская стража. Эти не шутят. Но какого черта? У него не было проблем с церковью. По крайней мере в этой стране.
- Это он! - крикнул кто-то из-за спин стражников. – Этот ублюдок в сговоре с ведьмой, что порезала меня!
Аделард узнал рыжего забияку из трактира. Тот постоянно касался наспех зашитой раны на правой щеке, из которой все еще сочилась кровь. Каждое слово явно причиняло ему немалую боль.
«Да, недолго же им пришлось меня искать!» – промелькнуло у него в голове. – «А навел их, наверняка, подхалим Анри, толстый мерзавец!»
- Успокойтесь, де Шанк, мы сами во всем разберемся, - спокойно вымолвил капитан, даже не повернув головы.
Де Шанк? Я где-то он уже слышал эту фамилию.
- Мсье, - капитан поднял на Аделарда глаза, которые, похоже, не выражали ничего, кроме полного безразличия, для него это была обычная ежедневная рутина, которая давно уже набила оскомину, - прошу вас немедленно выдать нам оную девицу. Нам известно, что она скрывается в вашем доме, вас же лично пока ни в чем не обвиняют. Поэтому давайте не создавать друг другу лишних проблем.
- Черта с два! Девушка не в чем не виновата. – Аделард положил руку на рукоять меча, даже не подумав соврать, что знать не знает никакой девицы. Впрочем, это все равно бы не помогло. Этот де Шанк явно был не мелкой сошкой.
- Она покушалась на жизнь господина де Шанка и серьезно ранила его, - все с тем же бесстрастным лицом произнес капитан. - Отойдите в сторону, иначе я буду вынужден арестовать и вас.
Тут Аделард заметил и дружков рыжего, что появились из-за спин стражников с мечами в руках. И вдруг до него дошло, что дело серьезное и отбиться ему не удастся, его просто сомнут числом!
- Но причем тут инквизиция?! – Аделард тянул время, пытаясь придумать план отступления. - Почему не пришла городская стража?!
Лицо капитана посуровело - похоже, он терял терпение, «Псы господни» не привыкли, чтобы им перечили.
- Это дело церкви, мсье! Не ваше! Добавлю лишь, что эту женщину обвиняют в колдовстве. А теперь, прочь с дороги!
Стражник попытался отстранить его рукой. Аделард схватил его локоть, сдавив железные кольца кольчуги.
- Какое колдовство?! – прорычал он в лицо капитана, - Это ребенок. Маленькая девочка. Эти ряженые ублюдки хотели изнасиловать ее. А теперь еще и пытаются оклеветать. Ваш поганый епископ скоро будет младенцев сжигать за колдовство! Убирайтесь вон!
Капитан покраснел от ярости.
- Ваше оружие, мсье! Вы арестованы!
- Да он сам колдун! - послышалось из толпы. - Я был в корчме у Толстяка, все видел! Обычный человек не может в одиночку раскидать трех лучших рыцарей Франции! Он демон! Он заодно с этой ведьмой! Бей его! Вяжи!
«Если это лучшие рыцари Франции, то я не завидую Франции», - усмехнулся Аделард про себя.
Видимо, рыжий и его дружки не поскупились на серебро, заплатив кому надо, чтобы подстрекали толпу. А толпа - она как стадо баранов: один заблеял, другие подхватили... А господь - пастырь ваш...
- Колдун! Демон! Бей! Жги! - заорали со всех сторон луженые глотки. - На костер его!
И толпа медленно, но уверенно подалась вперед.
- Ну что, дождался, упрямец?! Не хотел по-хорошему?! – Капитан скрипел от злости зубами. - Теперь что делать будешь? Думаешь, мои молодцы их удержат?
Аделард успел заметить как стражники, разворачиваясь полукругом навстречу толпе, скрестили алебарды, пытаясь остановить раззадоренный народ. И то, что рыжий с дружками, оказавшись за спинами стражи, уже обходят его с флангов.
Судорожно соображая, как поступить, Аделард потянул меч из ножен, одновременно поворачиваясь к Рено, который все еще стоял в дверях. Собираясь сказать ему, чтобы спрятал Изабеллу... Но тут в глазах потемнело, и мир рассыпался...
Он открыл глаза... Приятный полумрак... Пятно лунного света на стене... И раскалывающаяся надвое голова…
Но... Никаких бархатных покрывал и обнаженных девиц. Нет... Это был не сон... Он лежал не на своей великолепной пуховой перине, а на охапке гнилой соломы. Пятно лунного света на замшелой каменной стене было прямоугольным, расчерченным на аккуратные квадратики, как поле для игры в крестики-нолики... Он проснулся в тюрьме, в небольшой камере с высоким потолком и маленьким решетчатым окном, что находилось на высоте в полтора человеческих роста и почти не давало света. Большая часть его темницы скрывалась во мраке, к которому еще не привыкли глаза, но вот обоняние незамедлительно дало о себе знать... В нос ударил тяжелый и неприятный запах гнили и испражнений и Аделарда вырвало прямо на его гнилую подстилку. Голова нестерпимо болела, похоже он таки заработал очередное сотрясение. Аделард попробовал ощупать ее и скривился от боли, наткнувшись на месиво из засохшей крови, волос и прилипшей к ним соломы. Кто-то здорово врезал ему по черепу…
Но об этом после. Надо было разобраться, что произошло, пока он был в отключке. А главное, удалось ли Изабелле спастись? Эта обезумевшая толпа могла легко линчевать ее, и даже стража не помогла бы, если бы вообще стала вмешиваться. Он в отчаянии схватился за голову и опять дернулся от боли. Это его немного отрезвило...
Главное не терять контроль, иначе все пропало. Даже если она жива, он никак не мог ей помочь, стучась головой об стены в приступе бессильной ярости. Он взял себя в руки и принялся размышлять: «Его не убили, он живой и я в тюрьме. Значит, толпа до него все-таки не добралась. Видимо, это капитан оглушил его сзади рукоятью меча, когда он повернулся к нему спиной. Подонок! Впрочем, он, скорее всего, спас ему жизнь, а может быть, не только ему. Если этому безумному стаду не достался он, возможно, они не добрались и до Изабеллы. Скорее всего, ее тоже взяли под стражу и бросили в темницу. Или даже, если ей повезло, она могла успеть убежать, пока он препирался со стражей. Так или иначе, сейчас его основная задача - выбраться отсюда.»
- Так... Как отсюда выбраться?! - задумавшись, Аделард произнес это вслух.
- А никак! Если, конечно, ты и впрямь не колдун и не обратишься птичкой, что бы выпорхнуть отсюда! - Из темноты раздался мерзкий, скрипучий хохот, сменившийся натужным кашлем.
- Кто это там? - бросил Аделард во тьму.
- Да такой же узник, как и ты! Только родом пониже, – проскрипел голос, откашлявшись. Судя по всему, говоривший явно был уже не молод и находился не в лучшем состоянии.
- Давно я тут? - Аделард уже разглядел в углу смутный силуэт сгорбленного мужчины.
- Да около часа, как тебя стража притащила. – Силуэт вытянул ноги и облокотился на стену, устраиваясь поудобней.
- Откуда знаешь, что я дворянин?
Мужчина хмыкнул.
- Так я ж не глухой, стражники между собой переговаривались, мол, колдун ты, хоть и знатный! А ты и впрямь колдун?
- Может и колдун, - сказал Аделард скорее сам себе.
- Ну тогда наколдуй для нас что-нибудь пожрать, колдун! - буркнул мужчина, с кряхтением поднимаясь на ноги.
- Постой! Те стражники ничего не говорили между собой про девочку, что со мной взяли?
- Про ведьму-то твою? - спросил мужик, опять мерзко хихикнув. - Да сказали, сказали, от чего ж нет? Наверное, веселятся сейчас с ней вовсю! Хе-хе.
Через секунду рука Аделарда сжимала его горло, пригвоздив голову к холодной стене камеры...
Насколько Аделард смог рассмотреть в тусклом лунном свете, мужчина был уже в летах. Или это длинная борода и грязные свалявшиеся космы так его старили. Длинный крючковатый нос, морщинистая кожа, - настоящий гоблин. Из-под косматых седых бровей на него уставились пустая глазница и белесое бельмо... Старик был слеп.
- Э-э-э-э, полегче, коллега, - прохрипел он стиснув руку Аделарда. - Я тут не причем, только их слова тебе передал. Мол, повеселятся сегодня на славу...
Аделард отпустил его и отвернулся, сжав кулаки. Воображение рисовало картины одна страшнее и омерзительнее другой: грязные мозолистые руки, терзающие тело Изабеллы, удерживающие ее, чтобы не брыкалась. Беззубые вонючие рты, пытающиеся жадно вырвать поцелуй из нежных девичьих губ. Он заскрипел зубами в бессильной ярости.
- Я вижу, родная она тебе, коллега, как печалишься. Дочка, что ли? - послышалось за спиной.
- Вроде того. – Аделард обернулся. - Ты уже два раза назвал меня коллегой, старик, тоже, что ли, колдун?
- Хех, может и колдун, - передразнил он Аделарда. - Это ж инквизиции тюрячка, здесь все либо колдуны, либо ведьмы!
Он опять мерзко хихикнул.
- Ладно, старик. - Аделарду стало его жаль. – Тебя-то за что? За что глаза выжгли?
- Хех, знамо, за что! За колдунство! Хе-хе. За бо-о-ольшое, могучее колдунство!
И только тут до Аделарда начало доходить, что старик говорит с ним на чистом РУССКОМ языке.
- Отче, ты, никак, русич? - спросил он очумело, не веря своим ушам.
- Да уж, не французишко какой, знамо дело, если по-русски с тобой балакаю! - хмыкнул дед усаживаясь обратно на свою лежанку у двери.
- А откуда узнал, что я русский? – начал было Аделард, но потом опомнился, устыдившись собственной глупости. - Ну да, я же сам, первый заговорил...
- Да, да. Ты вообще в себе, парень?
- Не совсем. Послушай, старче, а каким ветром тебя во Францию занесло?
- Родился я тут! - буркнул старик.
- Э-э-э-э-э... - Аделард судорожно ворочал мозгами. Похмелье и сотрясение давали о себе знать. - Старик, я тут русских не видал за много лет, как же так вышло, что ты тут родился!?
- А я не у русских родился... У французишков! Хе-хе...
Тут Аделард окончательно вошел в ступор... И не только оттого, что старик, в общем-то, нес откровенную несусветицу. А оттого, что нес он ее не на старославянском, на котором ему, в общем-то, следовало говорить, да и не на каком другом. Он говорил на ЕГО языке! Языке ДВАДЦАТОГО ВЕКА!
Аделард бухнулся на солому в своем углу, пытаясь осмыслить происходящие...
- Понятно... Скажи честно, за что взяли, дед?
- Говорю же: за колдунство... Великое! Хе-хе...
- За какое такое колдунство, дед?! –Аделард терял терпение. - Я в магию не верю! (а может уже и верю). Говори толком, что сделал!
- Сарай боярину подорвал!
- Какой сарай?! Какому боярину?! Чем подорвал?! -Аделард, чувствовал, что каменный пол уходит у него из-под пятой точки.
- Знамо чем! Бочкой пороха! Он, собака, в село наше повадился с холопами своими... Девок портили, добро воровали. Ну я и устроил ему фейерверк, чтоб неповадно было!
- Где ты порох достал, дед? - простонал Аделард, уткнувшись лицом в ладони и все еще не веря в реальность происходящего.
- Ну как же? Что там доставать-то? Сам и сделал. Берешь селитру, древесный уголь...
- Старик, к черту подробности! Откуда ТЫ это узнал?!
«Все, допился», - мелькнуло в голове у Аделарда. – «Это - точно белая горячка!»
- Ох, сынок, обижаешь старика, это ж любой из моих учеников малолетних знает, как же мне не знать?!
- Какие ученики, дед? - отсутствующим голосом спросил Аделард, уже ничему не удивляясь.
- Ну как какие? Я ж старшим оружейником служу, в царской ружейной артели, что под Тулой, - подбоченившись, ответил старик.
- Дед... Тебе сколько лет? - после минутного молчания спросил Аделард.
- А кто ж их считал, сынок? Хе-хе...
- ... А век сейчас у нас какой на дворе, а, дед?
- Нет, ты, мужик, точно не в себе! Какой и был. Девятнадцатый, от Рождества Христова...
Они уже долго сидели в молчании. Старик, похоже, уснул. А он пытался понять и осознать все услышанное.
Дед явно был безумцем. Он не понимал, где он и кто он. Но его слова в расчет не принимать было просто нельзя! Не говоря уже о том, на каком языке эти слова были произнесены... Итак... Получалось, что он не один такой в этом мире! Старик знал вещи, которые никто просто не мог знать в эту эпоху! Он явно прожил не одну жизнь. И, похоже, это свело его с ума, добиться от него чего-то внятного, судя по всему, было невозможно. Он жил в каком-то своем мире. Сумасшедший, одно слово. Но все же это была ниточка. Теперь Аделард знал, что есть подобные ему, и, значит, рано или поздно он найдет ответ на свой вечный вопрос: «ЗАЧЕМ?!» Если, конечно, это все не delirium tremens, в чем Аделард не был до конца уверен. Слишком уж много необычного произошло с ним за сегодняшний день. Сначала эти давно не свойственные ему рыцарские подвиги во славу прекрасной дамы. Потом «Золушка», которая у него на глазах превратилась в принцессу и пробудила в нем чувства, которые легче было пробудить в трупе. И теперь этот сумасшедший старик из девятнадцатого столетия, который утверждает, что подорвал сарай местному феодалу порохом, которого еще не изобрели. Да, тут было над чем поразмыслить. Но как раз на это у него времени не было.
- Эй, дед, тебя звать-то как? Ау! Дед! Спишь?
- Иван Николаевич я!
- Добро, Иван, что делать-то будем?
- Да мне все одно, боярин, я слепец старый. Мне помирать пора, а потом опять, снова-здорово!
Это были его первые разумные слова за все время... Или это он, Аделард, безумен?
-Иван, мне выбираться отсюда надо! Девочка моя погибнет без меня!
- Э-э-э-эх, сынок, да не дочка она тебе...
- Не твое это дело, дед! Скажи лучше... Порошок пороховой весь извел или забрали все?
- Да как же! Спрятал я его, в место надежное...
- И что ж это за место, такое?
- А тебе все скажи! - буркнул старик.
- Послушай, дед, ты хочешь отсюда выбраться или нет?
- Нет. Не хочу! Незачем мне уже! – сказал старик резко, с неожиданно мрачной серьезностью. - Давай так, боярин. Я тебе расскажу, где припрятал порох, а ты окажешь мне одну услугу.
- И что же это за услуга, дед? - спросил Аделард, хотя, уже знал ответ.
Старик рассказал Аделарду, как добраться до его деревни, в предместье Парижа, как найти его хибару и как определить доску в полу, под которой спрятан маленький погреб.
Светало. Дед спал в углу на куче соломы и безмятежно похрапывал. А у Аделарда настроение было препоганейшее... Он обещал деду сделать то, о чем тот просил. Где-то внутри просыпались остатки совести... Но ему нужен был порох. Он собирался объявить войну одной из самых могущественных сил этого времени - Святой Инквизиции. Да и вместе с ней, если понадобится, всему королевству! Он должен был вызволить Изабеллу, чего бы ему это не стоило. Но сейчас с ним не было его верных викингов, один из которых когда-то пожалел о том, что у них нет «громовых палок» из его историй, чтобы преподать урок ирландцам... Да, «громовые палки»... Теперь без них точно не обойтись.
Он взглянул на спящего старика. Извини, Иван Николаевич, рановато тебе умирать. Оставалось надеяться, что слепой оружейник девятнадцатого столетия умеет делать не только порох, и что не все его мастерство ушло вместе со зрением.
Уже почти рассвело, когда он услышал осторожные шаги за дверью темницы. Зазвенели ключи. Дверь тихо, почти без скрипа, отворилась, на пороге стоял стражник из тюремной охраны. Малый явно нервничал, постоянно озираясь по сторонам.
- Мсье Руодри? - шепотом проговорил он. - Вы тут?
- Что тебе? - ответил Аделард в полный голос.
- Тише! Тише, мсье! - зашипел стражник, опять боязливо глянув по сторонам. - Вставайте, я выведу вас отсюда.
Аделард замешкался на секунду, не веря своим ушам.
- Быстрее, мсье! Я напоил остальных, они заснули, но скоро придет утренняя смена! - скороговоркой проговорил стражник.
Аделард спешно поднялся, удивляться было некогда. Впрочем, он уже догадывался, в чем дело.
- Парень, ты обещал... - услышал он тихий голос из темного угла, где прикорнул сумасшедший дед.
- Возьмем старика с собой! – сказал Аделард, поворачиваясь к стражнику.
- Нет! Нет! - нервно зашептал стражник. - Договор был только на одного! Я не смогу вывести двоих! Да еще и слепого калеку!
- А я и сам не пойду! - ровно произнес Иван. - Договор был другой, мсье Руодри.
Аделард застыл в замешательстве, не зная как поступить. Он понимал, каким было единственно верное решение в такой ситуации, но решиться на это никак не мог. Стражник вопросительно посмотрел на него.
- Просто сделай это, мать твою! - с неожиданной силой рявкнул дед.
Аделард медленно подошел к нему, присел на корточки.
- Что за дела?! - яростно зашипел стражник в дверях. - Брось ты эту дохлятину, он все равно уже не жилец! Я больше ждать не буду! Идем!
Аделард посмотрел на Ивана: совсем седой сумасшедший покалеченный старик. Единственная ниточка к его «ЗАЧЕМ?» и, возможно, единственный шанс вызволить Изабеллу.
- Знаешь что, дед, - сказал он по-русски, положив руки ему на плечи. – Ты, может, конечно, и устал жить, тебе на себя наплевать, но подумай о невинной девочке, которой ты можешь спасти жизнь!
- Но как? Что за...? – начал было Иван.
- Я вернусь за тобой, - резко перебил его Аделард. – Ты кое-что для меня сделаешь, и тогда, если захочешь, я исполню свое обещание.
- Но я же слепой старый калека, на кой черт я тебе нужен!? – Дед вцепился в ворот его рубахи. – Ты обещал прикончить меня, если я расскажу про порох! Ты дал слово!
- Когда придет время, я его сдержу, - промолвил Аделард, отрывая от себя его руки, - а пока держись подальше от внешней стены, дед.
С этими словами он решительно вышел из темницы, захлопнув за собой дверь.
Быстрым шагом, но соблюдая осторожность, Аделард следовал за стражником по темным коридорам тюрьмы, дорогу освещал лишь чадящий факел в руках его провожатого. Это был совсем молодой парень, у которого даже усы еще толком не отросли. Скорее всего, сбежал из какой-нибудь окрестной деревеньки в столицу, мечтая о славной солдатской жизни, деньгах, бабах и выпивке, а попал рядовым охранником в тюрягу, где не видать ни того, ни другого. Оставалась только выпивка, которая, судя по всему, заменяла страже все остальные блага.
- О чем это вы там говорили с этим оборванцем? - Стражник обернулся на ходу, дыша перегаром. – Что это за язык такой?
- Не твое дело, -ответил Аделард. - Лучше делай то, за что тебе заплатили!
- Мне понятно одно: это будет мое дело, если теперь мне пришьют не только ваш побег, но еще и соучастие в иностранном заговоре! - Словосочетание «иностранный заговор» он произнес с такой интонацией в голосе, как будто действительно знал, о чем говорит. Адуларду он напомнил его школьного учителя физики, такого же любителя всяких «теорий заговора». Он уже ждал, что вот сейчас стражник обернется, выкатит глаза и начнет трясти перед его лицом своим грязным указательным пальцем с обкусанным ногтем, доказывая, что все вокруг - взяточники или шпионы, и всех нас давно продали. Его учитель плохо кончил, этого идиота, судя по всему, ждала такая же судьба. Да уж, если Боги умом обделили, тут уже ничего не попишешь, но на этом можно было сыграть.
- Сколько тебе заплатил Рено?
- Не знаю я никакого Рено! – Стражник свернул на очередную лестницу. – Какая-то старуха дала мне мешок серебра, чтобы я вас освободил, и обещала еще столько же по возвращении.
Аделард совершенно ничего не понимал. С чего бы, собственно, какой-то богатой старухе заботиться о моей судьбе? Была бы это молоденькая красавица, он бы еще понял. Впрочем, какая-нибудь из его знатных любовниц могла прислать и служанку. Но сейчас это было не важно. Он остановил стражника, схватив его за плечо.
- Что еще? Черт! Нас могут заметить в любую минуту! И тогда мне точно не быть десятником!
Да, это был законченный, а главное - жадный идиот. Впрочем, умный на это не пошел бы даже за свое годовое жалование. Это надо было использовать.
- Я дам тебе еще столько же (это было уже его двойное жалование за год), но тебе все же придется вывести двоих!
Глаза молодца алчно загорелись. Наживку он проглотил, теперь оставалось только подсечь.
- Веди меня к девушке, которую взяли прошлым вечером вместе со мной, и деньги твои.
Глаза стражника печально потухли, он скривил губы...
- А-а-а-а... Эта ведьма? Да ее забрали, мы даже не успели...
Его голова со звоном ударилась о каменную стену. Если бы не шлем, Аделард раздробил бы ему затылок. Он сжал его шею, приподняв над землей так, что захрустели позвонки.
- Если хоть волос упал с ее головы, подонок, я затолкаю это серебро тебе в глотку! И родственникам твоим придется рыться в потрохах, выковыривая его оттуда по одному денье, чтобы заплатить за похороны!
Стражник попытался что-то сказать, беззвучно открывая рот, как рыба без воды. Потом слабо замотал головой. Лицо его стало пунцовым, глаза полезли из орбит. Аделард ослабил хватку и опустил его на землю. Стражник, хрипя, задышал.
- Где она? - с нажимом произнес Аделард, глядя ему в глаза. В его, похоже, стражник увидел свою смерть. Он вжался в стену и из пунцового стал белым.
- Н-незнаю... За н-ней пришли... С-стража с-самого епископа, - заплетающимся языком выдавил тот. - В-видимо, он р-решил сс-ам ее д-допросить... Или ее повели к господину де Шанку...
Вот, опять это имя!
- Кто такой этот чертов де Шанк?
- Это п-племянник епископа. Командор т-тамплиеров.
Аделард отпустил его. Теперь все встало на свои места: и инквизиторская стража, и немедленная реакция властей на такой, в общем-то, заурядный инцидент, да и его арест тоже. Угораздило же связаться с епископской родней, да еще и с тамплиерами! Дело приобретало совсем нехороший оборот. Прорываться в личные епископские покои сейчас было бы чистым безумием. Надо все хорошенько обдумать прежде, чем совать голову в осиное гнездо. Похоже, Иван и его порох остались единственной надеждой - хорошо, что он не убил старика.
- Ладно, веди! – Аделард пнул молодца под зад коленом. - Скажи спасибо своему богу, сволочь, что вы не успели...
Перепуганный парнишка торопливо зашагал вниз по винтовой лестнице, косясь на Аделарда после каждого поворота. Аделард молча следовал за ним. Судя по лабиринтам коридоров, расположению камер и бесконечным лестницам, это была тюрьма Шатле – мрачная башня, высившаяся в самом центре города, на правом берегу Сены. Эта каменная громада была построена еще Людовиком VI несколько веков назад для охраны моста Менял. Но впоследствии эта крепость стала самой большой и зловещей тюрьмой Парижа, знаменитой своими пыточными и подземными камерами в виде перевернутой бочки, на половину заполненной водой, где заключенный не мог ни встать в полный рост, ни лечь, ни даже прислониться к стене. Так что им с Иваном еще крупно повезло: их содержали на одном из верхних этажей башни, прямо-таки в королевских апартаментах!
Они уже подходили к выходу из тюремного здания, когда послышался мерный храп из-за приоткрытой двери в нише правой стены.
- Это - сторожка наша, господин, - залепетал все еще бледный стражник. - Они все спят, я им зелья сонного в вино подсыпал.
- С кем это ты тут болтаешь, Жак? - В дверях появился пьяный в хлам дородный детина, облаченный в кольчугу и тунику десятника тюремной стражи. Он еле стоял, подпирая плечом косяк, и смотрел на них красными заплывшими щелками глаз, пытаясь сфокусировать взгляд.
- Что за дела, салага?! Это же...
Незадачливый освободитель Аделарда даже не успел опомниться, как его же меч вылетел из ножен и, свистнув в воздухе, уже торчал в груди командира. Тело пьяницы еще не успело осесть на пол, когда Аделард одним прыжком очутился в сторожке, походя выдрав меч из его тела. Там находилось еще трое горе сторожей. Один, лежавший на скамье, уже приподнимал голову, уставившись на Аделарда непонимающим взглядом заспанных глаз. В следующую секунду кровь из его горла окрасила соседнюю стену багрянцем. Забулькав и пуская кровавые пузыри, тот медленно сполз на грязные камни пола. Остальные двое не проснулись. Их Аделард пощадил.
Обернувшись, он увидел белого, как полотно, Жака: он стоял с открытым ртом, не двигаясь с места.
- Надо было больше зелья сыпать, - бросил Аделард, вытирая меч о штанину трупа десятника.
Жак с секунду глядел на него полными ужаса глазами. Потом опрометью бросился к выходу. Аделард перехватил его в прыжке у самой двери, припечатав к стене и свалив на землю. Шлем стражника слетел и откатился в сторону.
- Слушай сюда, идиот! - процедил Аделард сквозь зубы, навалившись на него и сдавив локтем горло. - Ты живой только потому, что мне помог! А я свои долги плачу!
Стражник смотрел на него взглядом безумца.
- И посему, хоть ты и не получишь своего второго мешка серебра, я дам тебе намного более ценный совет! Как только очнешься, беги отсюда без оглядки, и чем дальше, тем лучше! - С этими словами Аделард слегка приложил его головой об стену. Минут через десять-пятнадцать очнется. И ежели даже окажется еще тупее, и поднимет тревогу, Аделард будет уже далеко отсюда. Но шанс он ему дал...
Когда Аделард наконец выбрался из башни, уже совсем рассвело, но на улице стоял плотный утренний туман, и ему не составило особого труда пробраться через тюремный двор и перемахнуть невысокий (по его меркам) каменный забор тюрьмы Шатле. Аделард бегом пересек безлюдную площадь. Благо тюрьма находилась как раз напротив улицы Сен-Дени, где он жил. Надо было забрать кое какие вещи, пока о его побеге не стало известно.
- Господин? Мсье Руодри? - послышалось вдруг совсем рядом. Аделард резко остановился.
Из-за ближайшей подворотни появилась полная пожилая женщина.
- Слава Богу, господин! Вы живы! - Женщина бросилась к нему и упала на колени, обхватив его ноги руками.
- Они убили его, господин! - рыдала она - Они его убили...
Это была кухарка Роза. Жена его доброго слуги Рено.
Через двадцать минут они уже находились в особняке. В спальне на окровавленной кровати, лежал Рено… По дороге Роза рассказала Аделарду, что Рено до последнего защищал Изабеллу, пока не упал замертво, изрубленный клинками инквизиторских псов. Старуха-служанка была им не нужна и потому осталась жива…
Все в доме было разгромлено, перевернуто вверх дном, стража и разгулявшийся народ забрали все ценное, что могли найти. Аделард только надеялся, что они не добрались до его тайника в секретной комнатке на чердаке, иначе он оставался совершенно без средств к существованию. Времени было в обрез, он сразу бросился наверх.
Деньги были на месте, под фальшивым дном его старого дорожного сундука, надежно припрятанные на черный день. И вот он настал…
Его старая походная одежда и оружие тоже были тут: прочные кожаные штаны, сбитые дорогами ботфорты, длинный, потертый плащ из волчьей шкуры мехом внутрь, который часто служил Аделарду походной палаткой, спасая от холода и непогоды, пара наручей из твердой кожи со стальными продольными полосами… И главное - старый добрый полуторный клинок. Не та бутафорская дворянская игрушка - доброе оружие профессионала. Без украшений, не считая рунической вязи по матовому, в разводах клинку. Укороченное перекрестье, чтобы было легче перехватывать длинную рукоять и навершие в виде серебряной розы. Его выковал когда-то один из лучших кузнецов Норвегии по его специальному заказу. Добрых двести лет он служил ему верой и правдой на полях сражений по всему свету, двадцать лет он не касался его, но теперь ему придется вновь напиться крови. Двуручная рукоять, обтянутая старой, отполированной веками кожей, привычно легла в руку. Аделард почти физически ощутил древнюю мощь проснувшихся рун. Клинок жаждал битвы! «Не думал я, что опять придется пустить тебя в дело, старый друг, но, похоже, Боги решили иначе!» - Аделард бережно опустил клинок в ножны и закрепил на ремне за спиной.
Дальше оставаться в доме было крайне небезопасно. В любую минуту могла заявиться стража, так как о его побеге, скорее всего, уже стало известно. Бросив одежду в походный мешок вместе с особенно ценными для него вещами и захватив из сундука три больших, туго набитых венецианскими золотыми дукатами кожаных кошеля (в эту эпоху на них можно было купить всех и вся), Аделард бегом сбежал по лестнице вниз.
Розу он нашел в своей спальне: она плакала на коленях у кровати, прижимаясь щекой к руке мертвого мужа. Аделард бросил на кровать один из кошелей с золотом, встретив непонимающий взгляд безутешной вдовы.
- Возьми это, добрая Роза, - произнес он, чувствуя, как слезы предательски наворачиваются на глаза. Похоже, с появлением Изабеллы он стал чересчур сентиментальным и чувствительным. Аделард успел полюбить этих людей за те годы, что они прожили тут под одной крышей, и они платили ему тем же. Правда он не рассчитывал, что Роза, на которой Рено женился, когда они поселились в Париже, настолько привяжется ко нему, что отдаст свои последние деньги, чтобы освободить своего хозяина из тюрьмы. Особенно если учесть, что муж ее погиб по его, Аделарда, вине. Воистину, люди никогда не перестанут его удивлять.
- Я не могу вернуть твоего мужа, Роза. Но эти деньги позволят тебе безбедно существовать до конца жизни, – сказал он вдове. – Его смерть не останется не отомщенной! Это я тебе обещаю!
Роза открыла кошель и ахнула.
- Но господин Руодри, я не могу это взять, тут слишком много!
- Не глупи, женщина! – его всегда это бесило. Хочешь в кои-то веки сделать человеку доброе дело, а с тобой еще начинают пререкаться.
- Это самое меньшее, что я могу сделать для вдовы моего доброго друга! Мало того, я знаю, что ты отдала все ваши сбережения что бы подкупить стражу тюрьмы. А я никогда не забываю ни о врагах, ни о друзьях! Прощай Роза и не поминай лихом...
Он повернулся, что бы уйти. И тут услышал быстрые тяжелые шаги - кто-то поднимался вверх по лестнице. Аделард двинулся к открытой двери, на ходу вытаскивая клинок. И тут в комнату, едва не снеся косяки, влетел здоровенный чернобородый мужик.
- Нет! Мсье Руодри, нет! – завизжала в испуге Роза.
Но Аделард уже опустил меч. Кузнеца Бернардо, двоюродного брата Розы, трудно было не узнать. Больше всего он походил на черного медведя американских нагорий. Черные и жесткие курчавые волосы доходили Бернардо почти до плеч, шея у отсутствовала как таковая. Эти самые плечи, тоже покрытые волосами, едва проходили в дверной проем. А густая черная борода на широком, как блин, лице с картофелиной вместо носа, сливалась с такого же цвета растительностью на мощной груди, прикрытой только кожаной безрукавкой без пуговиц. Ростом он был на голову ниже Аделарда, зато в его огромные кожаные портки легко могли поместиться даже три таких, как он, отчего кузнец казался почти квадратным. При всем при том, он совсем не был жирным: сто сорок килограммов чистых мускулов. Загорелые руки толщиной с ветку древнего дуба заканчивались кулаками размером с голову обычного человека. Этими руками он легко гнул подковы, об этом Аделард знал не понаслышке. Единственное чем он не был похож на свирепых хозяев Скалистых гор, - это своим характером. Нрав у Бернардо был совершенно добродушный и спокойный, если не сказать кроткий.
- Он пришел за моим несчастным мужем, господин, – затараторила Роза. – Нам надо отвезти тело Рено в церковь для отпевания.
- Еще секунда, Бернардо, и я снес бы тебе голову, – проговорил Аделард, возвращая меч в ножны. – Какого черта так спешить? Хотите успеть к заутрене?
- Мсье Руодри! Роза! – Колоритный бас кузнеца раскатился по комнате. – По дороге я видел стражу! Я немного обогнал их, но скоро они будут здесь!
- Дьявол! – Аделард не ожидал от них такой прыти. - Бернардо, ты на телеге? Оставил ее у конюшен?
- Конечно, мсье.
- Быстрее, Бернардо, бери Рено! Роза, хватай свой кошель, припрячь его хорошенько и бегом к телеге, выедем через задний двор.
На конюшне было пусто, лошадей и след простыл. Возможно, их увели те же люди, что разграбили дом, а возможно, тут постарался и сам каналья, конюх! Не все слуги Аделарда его любили.
Телега Бернардо, наполовину груженая сеном, стояла на заднем дворе, прямо у выхода из конюшен. Они только успели выскочить во двор, как за воротами послышались ругательства приближающихся стражников и отрывистые приказания командира.
- Перекрыть все входы и выходы! – Аделард узнал голос капитана, что приходил за ним вчера. - Вы двое - за мной в дом, вы – проверьте задний двор, остальные – окружить дом! Если он здесь и окажет сопротивление – убить на месте!
- Бернардо, сколько их ты видел? – спросил Аделард кузнеца, потянувшись за клинком.
- Человек двадцать, может и больше, - кузнец все еще держал на руках тело Рено и смотрел на Аделарда растерянными взглядом. – Драться будем, господин?
- Нет, Бернардо, нельзя мне рисковать ни вами, ни собой, - ответил Аделард, так и не достав меч. – Вы смело езжайте, они вас с покойником не тронут, даже у этих свиней есть почтение к усопшим. А я где ни будь, схоронюсь.
- Может, в сене вас спрятать? - предложил Бернардо.
- Нет, там точно найдут, - Аделард судорожно пытался найти выход из положения. А стражники тем временем уже выламывали ворота. Он мысленно поблагодарил кузнеца за то, что тот додумался их запереть, когда приехал.
- Эх, была, не была! – Аделард бросил мешок со своими пожитками на землю, схватил зубами кошели с золотом и нырнул под телегу. Упершись руками и каблуками сапог в распор между колесными осями, он что было силы прижался всем телом к грязному дну повозки. Свисавшее по бокам сено хоть как-то скрывало его от посторонних глаз, оставалось надеяться, чтобы никому из стражников не придет в голову заглянуть сюда.
Тут ворота не выдержали, Аделард услышал дружный топот сапог и звон доспехов приближающейся стражи.
- А ну стоять, - рявкнул грубый мужской голос. - Кто такие? Что тут делаете?
- Изверги! – закричала Роза, - Креста на вас нет! Мало вам того, что мужа моего убили, еще и похоронить его по-христиански дозволения у вас надо спрашивать!?
- Ладно, ладно, вижу, - стражник немного приутих.
- Не хотели мы, он сам виноват, в драку полез... А у нас приказ...
Грязные сапоги одного из стражников остановились прямо перед глазами Аделарда.
- В повозке что?
- Сам не видишь, что? - услышал он голос Бернардо. - Сено!
- Ты у меня по умничай еще, пес смердящий! Не с тобой говорят! В мешке что?
- Пожитки там мои, - всхлипнула Роза, - все что осталось, остальное дружки твои разграбили.
- А ну покажи... Тьфу, тряпье какое-то...
Мешок Аделарда упал в грязь рядом с колесом телеги. Но через секунду его уже подхватила проворная рука Розы.
- Это что за увалень здоровенный тут с тобой, который шибко умный?
- Брат это мой двоюродный, кто еще мне, вдове старой, мужа схоронить поможет? Уж не вы ли? – Роза опять начала всхлипывать. - Убийцы, ироды...
- Ладно, ладно… – Стражник, похоже, наконец устыдился. - Не по ваши души мы пришли, похоронишь мужа как положено. Хозяин нам твой нужен, не видали его?
- Так он же в тюрьме! – с наигранным удивлением воскликнула Роза.
- Угу, был в тюрьме, сбежал, - ответил стражник. - Значит, говорите, не видели его? А ну-ка, ребятки, потыкайте-ка копьями в это сено, сдается мне, я знаю, кто бежать то ему помог.
Аделард затаил дыхание. Грязные сапоги обступили телегу, и он услышал стук железных наконечников, впивающихся в редкие доски настила над его головой. Одно копье таки попало в щель и остановилось в сантиметре от его носа. Аделард чуть не выронил кошели с золотом, уже прощаясь с жизнью. Но Боги, похоже, услышали его молитвы, острие исчезло и стражники наконец перестали дырявить несчастную телегу.
- Нет тут никого, начальник, - проговорил молодой голос. - Отпусти ты вдову несчастную, и так она горя уже хлебнула.
- Заткнись, салага! – рявкнул все тот же грубый голос. - Десятника еще учить будет!
- Ладно, езжайте, - проговорил он уже более мягко, обращаясь к Розе. – Боец твой муж был, что надо, троих наших порубил, пока мы его достали. Пусть покоится с миром. А за хозяина твоего бывшего награда положена немалая, так что если что узнаешь про него, сообщи обязательно. Денежки то теперь тебе понадобятся.
Тут я услышал звук плевка и дружный хохот солдат.
- Ах ты, ведьма старая, еще плюется! - заорал разъяренный десятник. - А ну пошла вон, не то вместе с мужем ляжешь в землю! А ты чего вылупился, хряк безмозглый? Садись на свою развалюху и каргу свою забирай! Проваливайте отсюда, пока я добрый!
Бернарда и Розу дважды просить не пришлось. Телега заскрипела под тяжестью двух человек и мертвеца, и Бернардо щелкун вожжами. Аделард из последних сил напряг все тело и вцепился в колесную ось. Самое главное было, что бы ни руки, ни ноги не сорвались с покрытых грязью, скользких деревяшек, иначе он бы оказался прямо под ногами стражников.
Телега тронулась, и Аделард понял, что долго так не выдержит. Каблуки съезжали с грязной и скользкой вращающейся оси; стопы, вывернутые под невероятным углом, нестерпимо болели. Он еле втиснул носки сапог в щель между осью и дном телеги, - стало немного легче. Руки тоже норовили соскользнуть, но тут жидкая грязь скорее помогала, действуя как смазка, иначе он стер бы себе ладони до костей. Все тело болело, мышцы были напряжены до предела, еще немного, - и у него бы треснул от напряжения позвоночник. Но тут телега остановилась, и Аделард тяжело рухнул прямо в уличную грязь, совершенно обессиленный. Кто-то спрыгнул с телеги, и он увидел озабоченное лицо Бернардо.
- Мсье Руодри, с вами все в порядке? Мы уже достаточно отъехали, тут они нас не увидят. Давайте я перенесу вас на телегу.
- Спасибо, Бернардо, я уж, как-нибудь сам. – С этими словами Аделард выполз из-под телеги и, кряхтя, встал на ноги. Честно признаться, они держали его с трудом.
- Поверить не могу, мсье, - воскликнул здоровяк, - первый раз такое вижу! За что же вы там цеплялись?
- За соломинку, Бернардо, за соломинку! – Аделард даже не знал, шутит он или нет. Тут он заметил, что на него уже оборачиваются редкие утренние прохожие. И не удивительно: он был похож на черта, с ног до головы перемазанный грязью. Аделард быстро запрыгнул в телегу и зарылся в сено рядом с трупом Рено.
- Трогай Бернардо! - крикнул он незадачливому кузнецу.
Когда телега тронулась, Аделард обратился к Розе, сидевшей на козлах рядом с Бернардо:
- Послушай, Роза, у тебя есть укромное место, где бы я мог помыться и переодеться? В таком наряде меня, конечно, вряд ли кто узнает... Но все же...
Тут Роза наклонилась к брату и что-то быстро зашептала.
- Поедемте ко мне, мсье, - ответил вместо нее Бернардо. - Я держу кузницу на улице Сен-Жермен. Место тихое, никто вас там не побеспокоит, пересидите, пока все успокоится. Да и сестре жить теперь больше негде, а мы все же родня. Я знаю, сколько добра вы ей сделали, так что мой дом – ваш дом.
Аделард согласился и сердечно поблагодарил кузнеца, хотя догадывался, что дело тут не столько в его душевной доброте и любви к сестре, сколько в кошеле с золотом, что Роза прятала под подолом...