Птица с двумя клювами

 Не  доезжая   посёлка,  я  свернул  направо  и  поехал  через поля   по  грунтовой   дороге.  Так было ближе и привычней.   Направлялся  я  на берег моря,  где обычно рыбачил.  Слева  на пологом  косогоре  шли посевы  овса  с  горохом,  видать,   на корм скотине.  Справа   широкой  неровной   полосой  тянулся   луг.  Выгоревший  на солнце,   в  колдобинах,  со  следами  гусениц прошедшего  трактора,  с пересохшим  руслом ручья  по середине выглядел он  безрадостно и уныло. И всё – таки,  луг  был  замечательный.   Ближе к морю  на его возвышенностях,  на  солнечном припёке   разрослись  целые  плантации  луговой  клубники.   Когда  я  собирался   сюда на рыбалку   с  женой,  и дело было летом,  то  мы  брали собой  сахар,  вёдра,  и  прямо на берегу моря  вечером   у  костра  варили  варенье  из  ароматной   лесной  ягоды.  Правда,  сперва   надо   было   её   набрать.  И это,  между  прочим,  не  самое  сложное.   
   
   Сложно  и  муторно было потом  обрывать  хвостики  у  этой самой клубники, всё – таки, набирали мы  десятилитровое ведро, а ягода была лесная, мелкая.    Со  временем,   мы   приловчились - брали собой  мясорубку,  перекручивали  клубнику  вместе с черешками  и  пересыпали сахаром.   Мы  много  лет  ездили   сюда   рыбачить.  Здесь,  возле  посёлка  с  названием  Кумейка,  в  Братское  море  вливали  свои  воды  две сибирские  реки:  Ия  и  Ока.  Рыба такие места любит,  и рыбалка  была  здесь  отменная. Ездил  сюда  я и с женой Людмилой,  ездил и с друзьями – Спартаком Арбатским и Володей Инешиным,  в то  время,  моими постоянными напарниками  в  тайге и на море.  Спартак и показал мне это место. Как – то,  встретил  я его  на  Кирова,  возле   книжного  магазина «Прометей»,   а  он  мне   давай   жаловаться:  собрался на рыбалку,  и вдруг - облом.  С транспортом не получилось.   Подвели.

– А куда собрался, - спрашиваю?

– Да  в  Кумейку,  на  залив.  Я  там   всегда  рыбачу, уже много лет, - отвечает Михалыч.

   Мне  приходилось  бывать  в  тех краях – и в Кумейке, и в Куватке, и в Ключи – Булаке:  всё  это  были отделения  нашего  подшефного совхоза.  Расстояние не близкое – 140 километров в один конец.  Но, насчёт рыбалки – было заманчиво.  Я  там  никогда  не  рыбачил.
 
- Так  что,  Спартак, отвезти тебя, что ли?  Поедешь со мной? Нет? – спрашиваю  его  и  ехидно  улыбаюсь.  Дело  в том, что он, как – то забежал ко мне на работу,  по своим делам.  Пока  ждал  нужного человека,   зашёл  разговор  о тайге,  а он мне  и  говорит:  «Вот мы с тобой не смогли бы  вместе охотиться»   «Это ещё почему? – спрашиваю.  Я был удивлён  его неожиданным   заявлением.  «А потому, - отвечает он мне, - что двум медведям в одной берлоге не ужиться».   Спартак был в городе человек известный, в том числе -  и как рыбак, и как таёжник.  Имидж этот свой он старательно поддерживал.
   
   Я же, никаким медведем   себя  не считал,  с напарниками  в тайге  ладил   неплохо,  и  его слова  мне показались  странными и несправедливыми.  И  теперь,  я  не удержался,  чтоб   не поддеть  его  по поводу «двух медведей  в  одной берлоге»   -  как  мол,  ехать – то будем  в  одном  салоне?   Михалыч  тут  же  повинился, дескать,  был  неправ,  каюсь.  И  мы  отправились  на моей  Ниве  в  Кумейку.  С  тех пор  я  и прикипел  к  благодатным  этим  местам. В  этот  раз  я ехал один,  но на берегу  меня ждали  мои приятели, всё те же – Спартак  и  Володя.   Примерно,  через  полтора  километра  я  свернул налево.   Дорога  пошла  вверх.   Я ехал   всё так же по грунтовке,  поднимая за собой облако пыли.  Рядом  лежала   дорога,  отсыпанная щебнем,  но  по  ней  никто  не  ездил.  Вела она  на  колхозную ферму,  видимо, по – этой  причине,  и решили её отсыпать.  Хотели  как  лучше – получилось,  как  всегда.  Тяжёлая  колхозная  техника   очень  скоро  разбомбила  её  до основания - и  стала она совершенно непроезжей.  Так что   теперь все ездили рядом с отсыпанной,  по полю,  где  образовалась новая дорога. 
    
   Через несколько минут  справа  открылся вид на залив, который  предстал  во  всю  свою  ширь,  во всей  красе.  Бывало,  когда  я  ехал со Спартаком, то в этом месте, он  цепко   вглядывался  в  открывшуюся  панораму,  что – то там прикидывал   и  радостно  восклицал:  «Костя!  Ну  ты посмотри,  ты  только посмотри!   Ветерок не сильный,  с Харанжино  дует  в нашу сторону,  к нашему берегу.  Ты понимаешь?  Вся рыба наша!   Сто штук наши!  Гарантию даю!  Веришь? Нет?» – имелось  ввиду:  сто лещей.  Это больше  центнера рыбы.  Конечно,  мы ловили.   Грех жаловаться.  Ловили мы сетями.   Разовая путёвка   стоила недорого,  выписывалась  она  на  три  дня,   места  были  рыбные,  так что,  случалось - предсказания  Спартака  сбывались.   Случалось – и не сбывались.   Но и на этот случай  у   Михалыча  было  что  сказать: «Старик,  держим хвост пистолетом!   Что мы,  рыбы  не видели?».  И в  самом  деле – что  мы,  рыбы не видели?
   
   Я подъезжал к развилке.  Отсыпанная дорога   здесь  заканчивалась.   С этого места   шли   две   грунтовые .  Одна  -  поворачивала  направо   и,   довольно,  круто спускалась   к   морю.    Другая  -  шла прямо,  по пологому  длинному  спуску,  и  в  самом низу   поворачивала на ферму.   По  этой  же  дороге,  можно было   ехать  дальше,  мимо фермы,   и  тоже  выехать  к  морю,  на выступающий  мыс.   По ней мы обычно и ездили. Впереди,  справа   от  развилки  на  обочине  дороги,  идущей  к морю,   возвышалась  куча щебеня,  брошенного  за ненадобностью.    Слева  же  от  развилки   торчали  два  огромных   камня – валуна.   Один -  пониже,  плоский  как  стол,  другой  – гораздо  выше,   многогранный.  На  камне,   напоминающем   столешницу,  я увидел   пёструю  красивую  птицу.  Яркая, привлекательная -  раньше таких я здесь не встречал.  Мне захотелось  её  рассмотреть  получше,  я  сбавил скорость,  а  затем,  и  совсем остановился, не выключая двигателя – старался не спугнуть.  Птица смотрела  в  мою  сторону,  видимо,  опасалась. 
   
   Была  она  немногим  больше  голубя,  с  длинным  тонким,  как  у  кулика,  клювом.  Вся передняя  часть  её – и голова, и шея,  и грудка были  празднично  рыжие.  Всё, что  шло  дальше,   было  чёрно – белым.   Я не узнавал птицу, но где – то в  глубине  сознания  было  ощущение,  что  я  её когда – то  уже видел, что я её знаю.  Я пытался  вспомнить,  мне почему – то, надо было  обязательно её вспомнить, но это не удавалось, что – то мешало.  Моя остановка,   хоть  и  с работающим двигателем,  птицу встревожила.   Она   повернулась  в  противоположную  от моря сторону,  пробежалась  по  столешнице  и  перепорхнула на валун   повыше.   Когда   птица  повернулась  боком,  то  мне показалось,  что у неё   на  затылке  растёт  ещё  один  клюв.  Я  понимал,  что  никакого клюва  там   быть  не  может,  но  ведь  что – там  торчало, и оно,   в самом деле,  напоминало  клюв.   По  крайней  мере,  ничего подобного  я  раньше  не  видел,  не встречал. 
   
    Правду  сказать,   рассмотреть  всё   досконально,  в подробностях   мне   не удалось – сильно  уж  пугливой   оказалась  нарядная птица.   Вспорхнув   на   валун   повыше,  она  тут  же  снялась  с  него  и  полетела  над широко раскинувшимся пастбищем   в   направлении,  виднеющегося   вдали,  небольшого   перелеска. 
   
   Уже на  воде,  на лодке,  когда  ставил  сети, когда  их проверял,  несколько  раз  прилетала  мне  на  память  птица  в ярком оперенье.   Как – то,  забрала она меня  и никак не  отпускала, и мне всё казалось, что  я  её когда – то  уже видел…  А может мне просто это казалось…   Вечером, когда   втроём  сели  у костра ужинать,  я  рассказал   друзьям  о    встрече  с  необычной  птицей.  Я  её подробно описал и ждал,  что  они  подскажут  мне  её название, а, может,  и объяснят:  что там  такое у неё  торчит  на затылке.  Рассказ  о  птице  с  двумя клювами  моих  приятелей  развеселил  и  даже  послужил поводом для всяких шуточек.   Но ни  один, ни  второй  по существу сказать ничего не смогли.  Им,  обрисованная  мной птица,  была  не  знакома.
    
   Да и неудивительно.   И Спартак, и Володя - оба были  с севера Иркутской области,  из посёлка  Непа. что   на  Нижней  Тунгуске.  Как природные сибиряки,  они  знали  рябчика,  тетерева, глухаря, вальдшнепа,  диких  гусей,  уток – в общем,  тех  птиц, на которых охотились.  Кроме того,  знали  они  десятка  полтора  птиц,  которые не относились к  дичи,  но  были известны всем.  Это и вороны,  и  сороки,  дятлы,  воробьи,  трясогузки,  ласточки -  в   общем,  представители пернатого племени, постоянно попадающие  на глаза  человеку.   Моя птица  в этот перечень не входила.  Спрашивал  я  и у других у рыбаков  на  берегу – никто ничего не знал о птице с  двумя  клювами.  Вернувшись  в  город,  я при первой же  возможности,  отправился  в  библиотеку - мне нужен был определитель птиц  (интернета  ещё не  было).  Я  всё искал ответ на вопрос -  что же  за птица встретилась мне  во время поездки на рыбалку.  Если  бы меня кто спросил:  зачем  мне это  надо?  Я бы не смог ответить.  Но что – то меня толкало  на  эти  поиски.  Я  ведь,  в  своей  жизни   столько  раз  встречал  незнакомых  птиц - и в тайге,  и  на  море,  но  никогда  прежде  я не бежал искать определитель, выяснять  название незнакомой птахи.   А тут,  побежал…
      
   Вскоре я сидел за столом  читального  зала, обложившись книгами о птицах.  Работники  библиотеки, женщины  хорошие,  приветливые  притащили мне  всё,  что имелось  на  эту тему  и  в читальном зале, и на абонементе.  Я погрузился в мир пернатых.  Перелистывая  страницы,   я  нашёл  картинку с птицей  очень  похожей  на ту, что  встретилась  мне  на  полях  Кумейки.   И по расцветке, и по силуэту – они были совершенно идентичны.  Но  проблема была в том,   что  птица на  картинке  была изображена  с  ярким,  живописным   хохолком – короной  на голове.  У  той  же, которую  я  встретил  в поле,   никакого хохолка на голове я не  заметил.  Не было его.  Меня одолевали сомнения: та ли это птица?  А , может, просто похожая?   Под картинкой  я прочитал название птицы  – Удод.   Обыкновенный  удод.   Надо сказать, для наших краёв – птица редкая.          
   
   Как только я увидел  это  название,  в моей памяти тут же  всплыла  история,  которую  я  так настойчиво,   и  так  безуспешно пытался вспомнить.   Это было  в  далёком   раннем детстве.   Я  сидел на полу в избе и играл  маленькой,  видавшей виды,   лошадкой  на колёсиках.   На лошадке  во многих местах облетела краска,  где – то потерялось колёсико  от  площадки,  на которой   она стояла.  Но я  свою   лошадку  любил.  Впрочем, особого выбора  игрушек  у меня не было.  Мы жили в селе.
    
   Мама  во  дворе  кормила кур.  Я слышал, как она их  созывает.
– Тю – тю – тю – тю – тю – тю,   тю- ю - теньки!  Тю – тю – тю – тю – тю – тю!
Картина  мне была знакомая, не раз виденная.  Мало того,  я и сам несколько раз с мамой   кормил  наших  кур  просом.   Они, при  этом,  неслись наперегонки с огорода во двор, жадно накидывались  на зерно, рассыпанное  на земле.  Куры  толпились,  иногда  переругивались, но больше ворковали от удовольствия. Я продолжал играть  с лошадкой  и  одновременно прислушивался  к  происходящему  во дворе.  Я не мог не прислушиваться.  Там была мама.  Слышно  было  шуршанье  зерна по металлической стенке  кастрюли  -  мама  перемешивала  просо с каким – то зерном.  Потом она бросала очередную пригоршню, и куры  каждый раз от этого  сильно оживлялись,  радостно  галдели,  буд – то одобряли мамину щедрость.  Так продолжалось несколько раз.  Затем всё стало стихать, куры молча доедали остатки  зёрен.
    
   Я услышал в сенях мамины  шаги,  дверь  приоткрылась  и я увидел мамино   лицо.  Она  улыбнулась  мне и сказала:  « Костик, ну  - ка   поднимайся!  Быстренько,  быстренько  выходи во двор!  Там  такая  красивая птица прилетела и сидит на груше у бабы Галенки!»  Я мигом выбегаю во двор, мама меня обнимает и разворачивает лицом  в  сторону груши наших соседей.

  -  Вон же, вон смотри какая красивая птица, - мама  рукой  показывала  мне  куда  надо смотреть.  И я её увидел – эту птицу!  Она сидела высоко на дереве.  Она, и в самом деле,  была красивая -  яркая,  праздничная, но самое главное – у неё на  голове была  нарядная корона!

  - Это удод,  так называется эта птица, - сказала мне мама.   И удод на груше, буд – то в подтверждение маминых  слов,  запел   свою  нехитрую  песенку. 

  -  У – гу – гу!   У – гу – гу!  У – гу – гу!

   На  картинке  определителя  была  точно  такая же птица, какую я  видел на груше:  той же расцветки,  с ярким хохолком – короной на голове.  Но  ведь  у птицы, которую я встретил   в районе   Кумейки,  никакого хохолка, никакой короны на голове не было.  Надо было, как – то  с этим  разбираться.   И я опять погрузился  в  книги.  И  в конце  концов,  я нашёл ответ  на  вопрос, о «птице с двумя клювами».   Мне попалась на глаза информация  о том, что удод  имеет  обыкновение складывать  свою корону веером.  Там же я нашёл и  картинку, где птица  была  изображена без хохолка на голове,  вернее, – со сложенным    хохолком,   который  и торчал на затылке   острым выступом, напоминающим клюв.  Вот и всё.  Я  разрешил  загадку,  которая  не давала мне покоя. Можно было и успокоиться.  Что я и сделал.

   Но надо сказать,  что   история  с удодом  на этом не закончилась.    Она имела  своё продолжение.  Я много лет держал  охотничьих собак, лаек, с которыми  часто гулял  в  ближайшем пригородном лесу.  И вот,  в этом - то   лесочке  гнездилось  множество  разнообразных птиц.   Но  поскольку,  к  дичи  они не относились, то  особого внимания  я  на них не обращал.   Так было раньше. Теперь же,  всё изменилось.   Я  стал  замечать за собой, что мне стало интересно узнать: а как зовут эту птичку?  Как она поёт?  Где гнездиться?  И  отправляясь  в  лес на прогулки,  я  стал брать  с собой бинокль.  И ещё  я  приобрёл  книжку -  «Определитель птиц».
    
   И теперь, во время  прогулок  в лесном  массиве,  я  внимательно  рассматривал  в бинокль   каждую незнакомую мне пичужку, а дома  по определителю   узнавал   её название, и читал  всё, что про неё было написано  в  книге.  Мне было интересно.   Я  даже предположить не мог,  что рядом  с  городом,  совсем недалеко от  моего дома (я жил на окраине),  живёт   соловей.   В Сибири, на Севере  - соловей.   Самый настоящий  - соловей – красношейка.  И  варакушка,  и  горихвостка,  и  зяблик, и чечевица  -  и множество других птах, которые гнездились,  распевали свои песни, выводили  своё потомство  в  окрестностях  города Братска.   
   
   Жители  ближайших улиц:  Советской, Энгельса,  Бульвара Победы нередко гуляли  по дорожкам лесного массива с детьми.  И случалось, при встрече, меня спрашивали:  «А  вы  не знаете, как называется эта птичка?»   Видимо, любознательные  дети  их  донимали  вопросами.  «Знаю,-  отвечал я, -  это скворец.»  « Как, неужели у нас здесь есть скворцы?» -  удивлялась мама ребёнка.   «Есть, - отвечаю, - и  много  других   есть,  которые у нас на слуху,  о которых мы немало слышали,  но встречаясь с ними,  мы  их  не узнаём».  И я рассказывал о птицах,   живущих  в нашем лесу.    Я  видел неподдельное   удивление   от услышанного.  « Надо же, а мы и не знали…»

   Я открыл для себя удивительный мир  пернатых.   Мир  светлый  и радостный.  И мне  хотелось   приоткрыть этот мир для людей.   А всё, благодаря  птице с «двумя клювами!»