Реченька

   Речка... реченька моя, Клязьма! К тебе взываю я: дыши! живи! Несмотря ни на что, невзирая на нас, людей...
Как и много лет назад, я люблю объятия твоих прохладных вод, что принуждают моё сердце отбивать ритм ровнее. Одни лишь думы о покатых нежных плечах твоих берегов, заставляют трепетать мои ноздри, ибо чувствую я, что молод.
Зеркала твоих затонов не лгут. Не приукрашая ничего, они отражают неизбежные поползновения времени сразить нас. Морщины, мешаясь с рябью на воде, уже страшат не так, да и заметны мене. Но взгляд - знакомый и дерзкий, тот, что из юности, - здесь он, здесь! - не подевался, не исчез в никуда.

   Где, как не тут, в тумане утра, путаются местами земли и небеса. И луна позволяет себе такую вольность, -  спуститься, погрузившись в воды, окутанная нетканым платьем облаков.
Кому, как не тебе, тушить зарево заката ежевечерне, и вчерне, ночами, предугадывать течение судеб, коих перевидала ты сотнями тысяч.

   Вскормленная снегами, ты замираешь на пороге зимы и обретаешь волю дышать к прилёту красной утки*.
   Песчаное твоё лоно исчерчено плоскими, перламутровыми изнутри раковинами. Нежные, долгие замысловатые узоры рисуют они, будто в забытьи, но, хлопнув створками, как в ладоши, сгоняют серое облачко дна с места, стирая в одночасье надуманное, да написанное.

   Речка... реченька моя... Так ли важно, как тебя зовут, но боле лестно, чьё имя в ночи шепчешь ты сама.