Камнеломка

Глава пятая

Хальворсен весело объясняет узнавшей его туристке, что Арне Люнд сегодня на тренировке не был – ему не надо отбираться в команду, так что гонки Кубка Норвегии он пропускает. Лида стоит в стороне, дожидаясь его. Все равно пути сейчас расходятся, но ей все-таки хочется нормально проститься и пожелать удачи. Наконец туристка бросается догонять группу, а Эскиль оборачивается к Лиде:
- Ты в отель?

Лида еле сдерживает усмешку. Хальворсен думает, что она ночует в дорогом отеле на Холменколлене, а она лишнюю чашку кофе не может купить.
- Я к метро и вниз. И не слушай никого. Тоже мне, фанатка Люнда. Ты в сто раз лучше Арне Люнда, лучше вообще всех. Ты очень сильный, ты справишься и с отборами этими, и со всем. Только верь в себя. Хотя с этим у тебя все в порядке. Все, счастливо. Береги себя и знай, что ты самый лучший. И твои поклонники тебя любят, и верят в тебя, и слава…

- Плевать на славу. Отберусь, - кивает он и направляется к гостинице, совершенно уверенный, что Лида за ним пойдет, хотя она только что простилась. В любом другом эта уверенность ее бы взбесила. – Я об этом чемпионате в Тронхейме всю жизнь мечтал. Чтоб не тут, не в Холменколлене, - он кивает на лежащий внизу стадион, - а именно у нас.
- Представляю себе. Помню историю, как в Тронхейме был юниорский чемпионат, а тебя не взяли.
- Как ты это можешь помнить?
- Я что-то не то ляпнула опять?
- Да нет. Просто я вроде никогда нигде это не рассказывал.
- Ты – нет. А тренер твой тогдашний в интервью местной газете рассказал.
- Ммммм, чего он там наговорил?
- Что взяли пацанов, формально на год старше, рожденных в ноябре-декабре, у которых ты всегда выигрывал. А тебя, родившегося в январе, но уже следующего года, отсеяли.
- Ага. Так злился тогда, чуть в биатлон не ушел.
- Уфф. Хорошо, что не ушел. Если б ты еще и стрелял, я бы свихнулась. И так близка.
Они доходят до развилки: направо и вверх – к гостинице, налево и вниз – к метро.
- Все, счастливо, - Лида поворачивает к метро. – Я не могу остаться на завтрашнюю гонку, улетаю сегодня. Ты самый сильный и все сможешь.   
- Угу. Чемпионат в марте. Состав утвердят в феврале. У нас, кроме Кубка мира, еще пара местных отборов впереди, - он смотрит на Лиду, прищуривается, в серых глазах пляшут черти. Потом быстро достает из кармана телефон, что-то открывает там. – Думбос, с третьего по шестое января. И Бейтостёлен, десятое-двенадцатое февраля. Вот в Бейтостёлене всех и назовут, - он резко разворачивается и быстро идет к отелю.
Лида направляется к метро. Ладно, в Бейтостёлене она уже была, все там знает, все найдет и доберется. А Думбос – это что? Это где вообще?

Времени до позднего вечернего самолета еще полно, но она решает заранее поехать в аэропорт. Там тепло, нет ветра, есть интернет и бесплатные туалеты. Ну и что, что торчать несколько часов. Зато не на улице.
Никаких новостей нет, только Янника спрашивает – не слышала ли Лида что-нибудь про Люнда? Ну мало ли, вдруг хоть краем уха? Лида отвечает, что нет, а потом вдруг следующим сообщением пишет ей про будущие отборы в Думбосе и Бейтостёлене. «И не понимаю, к чему он мне все это рассказал».

Через минуту телефон беззвучно подпрыгивает в кармане. «Я, конечно, знать не знаю, что там в голове и у вас, и у Хальворсена. Но если бы мне Арне так сказал – я бы это сочла прямым приглашением. Почти открытым текстом».
Надо хоть посмотреть, где этот Думбос. Нет, ну что за бред, вот о чем она сейчас думает? Никакого Думбоса. Нужно бросать эту ерунду, зализывать финансовые раны, вести нормальную жизнь.

К чему он все-таки сказал про эти отборы, еще и даты в телефоне проверил?
«Но это не было прямым приглашением!» - пишет она Яннике.
Интересно, а жилье в этом Думбосе такое же дорогое, как везде в Норвегии?
«Лида, вы боитесь поверить, да?»
Она растерянно смотрит на экранчик телефона, не зная, что на это ответить Яннике. А потом вспоминает, как раньше, в юности, решала все сложные вопросы за пять минут. Просто себе командовала: через пять минут ты примешь решение, и точка. А как и какое – это уже другое дело. Может, за эти пять минут случится что-то, что подскажет и поможет.
Лида поднимается с пластикового кресла и идет дальше по аэропорту – пора уже потихоньку подтягиваться к паспортному контролю.

Суровая дама в будке деловито перелистывает ее паспорт.
- Ты часто ездишь в Норвегию, - говорит она, разглядывая штампы. –У тебя здесь семья?
- Нет. Я приезжаю, чтобы посмотреть на лыжные гонки.
- В России что, нет лыжных гонок?
- Есть. Но таких лыжников у нас нет.
- Хорошего полета! – пограничница, хлопнув штампом, возвращает Лиде паспорт.
Лида проходит вперед, убирает паспорт в рюкзак, поднимает голову – и упирается взглядом в фотографию Хальворсена.
Плакат на стене. А, точно, он же продвигает элитные швейцарские часы – где, как не в аэропорту, их рекламировать. Черно-белый снимок с какой-то коньковой гонки. Фотограф поймал прекрасный момент на равнине – словно в полете. Четкие, чистые линии. И слоган часовой марки – «Безупречный ход» - хорошо вписывается.
До истечения пяти минут, которые Лида себе отвела, еще есть время. Но решение уже принято.
Телефон снова вздрагивает в кармане.
«Я нашла жилье в Думбосе, - пишет Янника. – Правда, до стадиона, если верить гугл-картам, минут сорок пешком и в горку. Зато есть кухня, и платить заранее не надо, можно при заселении».

***
Это какая-то ошибка, конечно. Так не может быть.
Лида еще раз пересматривает состав норвежской команды на ближайший этап Кубка мира. Арне Люнд, Пер Норхейм…
Эскиля в составе нет.
Она не могла пропустить – у него длинная фамилия, самая длинная в сборной, и строка с его именем всегда выделяется. А сейчас ее просто нет.
Черт. Что с ним случилось?
Если б был болен – она бы почувствовала. Странно, но она всегда это чувствует. И он же собирался в эту Руку, заполярную дырищу, и там как раз самые подходящие для него гонки, и его любимая тридцатка коньком.
Что вообще происходит?

Лида быстро вбивает в новостной поиск имя Эскиля. Почти ничего, только пара слов от тренеров вскользь, - мол, пусть пока отдохнет, надо попробовать молодых ребят, например, Каспера Бакке, младшего брата Стине.
Интересно, от чего ему отдыхать, если сезон всерьез пока и не начинался?
Пресса молчит, словно сговорившись. Что, никого и правда не интересует, почему тренеры сборной так решили? И даже Иверсен молчит? Лида кликает на сайте NRK на ее фамилию и видит несколько совсем свежих материалов – но они не о лыжах, Иселин сейчас с биатлонистами в Остерсунде. Да и составы на этап в Руке только-только объявлены, еще и информации толком нет, - новости продолжают прибывать.
Материал Иселин Иверсен, спокойный и жесткий, появляется через пару часов. Эскиль отказался что-либо комментировать, мол, все решения приняты тренерами. Иселин, дозвонившись до тренеров, получила ответ, - на Кубке мира будет пробоваться молодежь, но Хальворсен в это время может себя показать в гонке Кубка Скандинавии в Кируне. В спринте.

Лида снова не верит своим глазам, второй раз за два с небольшим часа. В спринте у Эскиля практически нет шансов. Ну разве что в каждом забеге трое впереди будут падать. А лучше четверо.
Если это понимает она – это не могут не понимать тренеры сборной.
Иселин задает тренерам этот же вопрос, получает невнятный ответ – гонщик должен быть универсален.

Лида дочитывает статью, кусая губы. Материал совсем свежий, но внизу уже есть комментарии. И первый же: «Интересно, сколько платит Хальворсен, чтобы на NRK вообще о нем вспоминали?»
И еще несколько похожих.
Кируна. И ему никуда не деться, придется бежать этот спринт, - не в том он сейчас положении, чтобы отказываться.
Север Швеции. Наверное, можно добраться поездом от Стокгольма? Или только лететь?
- Стоп, Лебедева, - говорит она сама себе. – Ты вообще о чем?
Объявляют посадку.
Она никогда не была ни на Кубке мира, ни на Кубке Скандинавии – там, наверное, много народу, никак не увидеться? Хотя… Кируна – край географии, мало кто туда поедет специально. И на любом лыжном стадионе есть точки, где сходятся все пути и где рано или поздно пройдет любой спортсмен. Надо будет только сориентироваться и быстро ко всему присмотреться.
Если сейчас выскрести начатую кредитку до конца – хватит и на Кируну, и на Думбос с Бейтостёленом. Правда, потом придется каждый месяц вносить кучу денег и как-то вписываться в оставшееся.
Лида устраивается в кресле, защелкивает ремень и, пока салон самолета заполняется, достает наушники и включает случайный порядок в плеере на телефоне. Вот так-то. Пусть попадется любая песня из всего, что записано в бездонной памяти телефона. Что угодно, только чтоб развеяться.

Он смеялся над славою бренной,
Но хотел быть только первым –
Такого попробуй угробь!

Еще и плеер словно издевается. Хорошо. Кируна, Думбос, Бейтостёлен. Пусть она не нужна, пусть потом придется выбираться из финансовых ям – но лучше сделать. Он в любой момент может уйти, и тогда она вообще его не увидит. Может отобраться на этот проклятый чемпионат, провалить его и уйти. Может отобраться, прекрасно выступить и уйти. А может не отобраться и уйти. Давно бы ушел к чертовой матери, что ему вообще надо? Нет уже в лыжных гонках ничего такого, что он не выигрывал бы по сто раз.

Но зачем-то ему очень нужно пройти
Четыре четверти пути.

На последнем куплете она выключает плеер. Нет. Никаких зверей с лапами на носилки.

***
Ветер пробирается через куртку и капюшон, лезет под свитер, под шапку. Вот спине хорошо: на ней рюкзак, который отлично защищает. В рюкзаке уместились все вещи, взятые на день, - Лиде удалось подобрать самолеты из Москвы в Кируну через Стокгольм так, что она обошлась без ночевки и без оплаты жилья. И стадион оказался удобным и компактным – зря она переживала. И зрителей почти нет – видимо, у всех нашлись дела поинтереснее, чем в минус девятнадцать и в надвигающуюся метель торчать на лыжном стадионе.

Интересно, на чем он приедет? На микроавтобусе команды? На прокатной машине? В другую погоду она стояла бы у самой правильной точки, у парковки, - но сейчас слишком холодно, чтобы стоять на месте. Рядом есть огромный теплый шатер с какой-то местной ярмаркой внутри, можно погреться, но идти в теплый шатер она пока боится, чтобы не пропустить Эскиля.

Она и куртку свою розовую надела – пусть куртка и слишком легкая для такой погоды, но примелькавшаяся. Должна броситься в глаза. Захочет – окликнет. Нет – сама она приставать перед гонкой не будет. А после… а после будет видно. Может, он вообще вылетит в первом же заезде. Нет, Лида верит в него, конечно, верит. Но классический спринт никогда не был гонкой Эскиля Хальворсена.
Она пристраивается у самого въезда на парковку. Ну и пусть сразу заметно, что ждет кого-то из спортсменов. Эскиль прекрасно знает, что ждет именно его, а что подумают остальные – ей совершенно безразлично.
Он приезжает на каком-то «Вольво» - похоже, правда прокатном. Один, без постоянного соперника-приятеля Арне Люнда, который вместе с остальной первой сборной бежал сегодня гонки в Руке. Без молоденького Пера Норхейма, которого они с Люндом оба постоянно и подначивают, и опекают. Паркуется, достает из машины чехол с лыжами и огромный рюкзак – в таком жить можно. Закутан по уши, баф надвинут на нос, только серые глаза видны.

- Эй, привет. Давно ждешь? Замерзла? Погодка та еще, и метель надвигается.
- Привет. Ничего, нормально.
Он даже и не удивляется. Удивлялся он в Бейтостёлене и в Лиллехаммере, - тогда ему было странно, что какая-то сумасшедшая поклонница притащилась не на Кубок мира, где все мировые звезды разом, а в глухую норвежскую дыру. А теперь даже в лице не изменился, как будто так и надо. Впрочем, ему сейчас точно не до сумасшедших поклонниц.
- Удачи, - улыбается Лида. – Ты самый крутой, и у тебя обязательно все получится. Удачи. Особенно в финале.
- До финала еще дойти надо, - усмехается он. – Но кого-нибудь я точно сегодня обгоню, обещаю.
- Ага, давай. Если станешь последним в первом же забеге – уйду за Люнда болеть, вот. Он меня и в лицо уже знает.
- Только попробуй! – Хальворсен закидывает на плечо рюкзак, делает шаг в сторону. Лида тоже чуть отступает, чтобы не слишком мозолить ему глаза.
На парковку вкатывается небольшой автомобиль. Небольшой, но броский – красный, спортивный. Водитель выходит, резко хлопнув дверцей.
Женщина. Порывистые движения, точеная фигурка, волнистая смоляная грива до пояса.
Лида отходит совсем в сторону – ей неловко, но пройти наконец к теплой палатке, не маяча сейчас ни у кого перед глазами, она не может. Приходится ждать.
- Черт. Ты должна сейчас быть в Руке.
- Я тоже рада тебя видеть. Хоть бы побрился.
- Так теплее. Что ты тут делаешь?
- Приехала пожелать тебе удачи.
- Из Финляндии?
- А что такого? Шесть часов за рулем – и тут. Думала дождаться финиша, но будет метель, - сейчас поеду сразу обратно, а то застряну, а мне с утра надо быть в Руке, хоть тресни. Хотя бы часа за три до старта эстафет. Все, давай.
- Ты как на войну меня провожаешь. Тьфу. Обычная гонка.
- Ага. Вот и удачи тебе. В обычной гонке, - женщина резко оборачивается к машине, открывает дверцу.
- Стой, Иселин.
- Ну?
- Напиши, когда доедешь. Не нравится мне эта метель.
- Я выросла на зимней дороге, - фыркает она, щуря рысьи глаза.
Красный автомобиль выруливает с парковки и скрывается за поворотом, Хальворсен исчезает на стадионе, Лида тоже пробирается на стадион – очень хочется погреться в палатке, но лучше она полюбуется разминкой.

С первых же метров гонки, с первых секунд после выстрела пистолета она видит этот настрой – выиграть во что бы то ни стало. Эскиль с запасом побеждает в первом забеге, хотя вполне мог бы чуть сэкономить силы – все равно прошел бы дальше. Но, похоже, он совершенно не собирается сейчас беречься и экономить. Во втором посложнее, но дальше он все равно проходит. Лида прыгает за загородкой в самом конце длинного спуска с поворотом. Если до начала гонки она хотела, чтобы он хотя бы не вылетел в самом начале, то теперь думает как минимум о третьем месте. Как минимум.

Стартовый городок от ее места далеко, и первые мгновения финала она видит не живьем, а на экране – на большом световом табло над трибунами. Хальворсен стоит в стартовом створе, чуть прикрыв глаза, словно мысленно еще раз проходит трассу. Когда стадионный комментатор его представляет, Эскиль весело улыбается прямо в камеру.
Какая все-таки у него улыбка!

Под выстрел пистолета шестеро лыжников срываются с места. По движениям Хальворсена Лида видит, что сил у него достаточно. Он не рвется быть первым с самого начала, но легко выходит вперед там, где ему нужно, - перед коварным спуском. Если какой-то завал и случится, то у него за спиной. До неприличия уверенно проходит спуск с поворотом в конце, вылетает на горку – и дальше Лида снова может видеть его только на экране. Два лыжника в шведских комбинезонах идут с ним почти вровень, отставая едва ли на полсекунды, - но, как только начинается по-настоящему крутой подъем, Эскиль уходит вперед.

Лида вдруг вспоминает самую первую гонку, когда увидела его. Еще по телевизору. Тоже на подъеме, точно такого же, как сейчас, - злющего и уверенного. Только тогда во все стороны торчали всклокоченные светло-русые вихры, а сейчас он замотан в баф, да еще и шапка сверху – все-таки мороз в северной Швеции ударный.
Два шведа на длинном крутом подъеме отстают так, что на финише Эскилю даже не приходится растягиваться в шпагате. К пьедесталу и награждению здесь пробраться нельзя, там только аккредитованные журналисты и фотографы, - и Лида наконец-то идет к теплой палатке. Как минимум минут двадцать у нее есть: пока пресс-конференция, пока допинг-контроль...

Народу в палатке почти нет, а кто есть, пришли скорее не на спортсменов посмотреть, а по ярмарке побродить - ярмарка тут же, в этом же огромном шатре. В одном конце шатра – прилавок с бургерами и шоколадками. В другом - столики со всякими местными изделиями. Оленьи шкуры, оленьи унты, ножны из оленьего меха, варежки из оленьего меха, яркие саамские шапки на оленьем меху, броские и грубоватые серебряные украшения. Посередине - столик, за которым девушка в сине-красном саамском костюме продает пирожки, бутерброды и кофе из кофемашины.
Нет уж, пусть сами пьют свой кофе за тридцать пять крон.
- А, ты тут, - Хальворсен подходит к столику с кофе.
- Как-то ты быстро после финиша.
- Там шведские журналисты, их интересуют шведы. Вся нормальная пресса в Руке на Кубке мира, - он что-то говорит девушке, продающей кофе, та радостно улыбается в ответ. – Ты какой кофе пьешь?
- Черный, без всего.
Он снова что-то говорит девушке за кофемашиной, потом забирает два стаканчика – один с латте, второй – с черным кофе. Молча протягивает один стакан Лиде.
Она отхлебывает кофе и начинает понемногу согреваться.

Вот зачем он ей взял этот стакан? Она его так достала, да? Почему она не сказала, что ничего не надо? Должна она ему отдать тридцать пять крон за кофе, у них же так принято... или это его обидит, или, наоборот, само собой разумеется, что должна? Может, спортсменам тут кофе дают бесплатно? Но нет, Лида видела, как он доставал карту. Почему она не сказала, что ничего не надо?
Вообще-то, если б не этот стакан, она бы сдохла от холода прямо здесь. Нет, все-таки надо отдать тридцать пять крон. Нет, бред, он обидится. Или надо? Лучше всего было бы сразу сказать, что ничего не надо, но она растерялась и не сообразила.
- На каком языке ты с ней говорил? – кивает Лида в сторону девушки с кофемашиной.
- На саамском.
- Ты говоришь по-саамски?!.
- Я три года жил в Каутокейно, - он вдруг смеется. - Удивительно, что мой личный биограф об этом не знает.

Продолжение - шестая глава:
http://www.proza.ru/2019/01/19/1284