Командировка
--- Вода! Вода! --- Они торговали простой водой – это меня больше всего удивило.
---Но чему удивляться, кругом песок, пустыня вокруг, вода здесь на вес золота, --- сказал один из пассажиров. Так оно и было.
Куда не посмотрю, кругом пески, вдалеке барханы, а недалеко от вокзала стояли саманные домики и много, много яркого, горячего солнца. В голове у меня был один вопрос: «Как же люди здесь живут, где они работают?» Казалось в этой пустыне, и делать нечего. Глядя на эту нищету, я вспомнила повесть Платонова «Джан» про бедный вымирающий азиатский народ джан.
Мы опять долго ехали среди барханов. Вот уже скоро должна быть Алма-Ата, уже проезжаем аллею пирамидальных тополей, но тополя не кончаются и города не видно. Кажется, так нудно тянется время, я не отхожу от окна. Жду встречи с чудом.
Поезд прибыл на вокзал, когда на улице уже стало темно. Внутри вокзала стояла толпа встречающих и среди них были горожане, которые сдавали квартиры приезжим.
Я познакомилась с женщиной, которую звали тётя Оля, и в считанные минуты с жильём вопрос был решён. На следующий день я пошла, знакомиться с городом, где мне предстоит работать некоторое время.
Улица, где я остановилась на ночлег, в один ряд вытянулась вдоль железнодорожного полотна и выглядела, как обычная деревня, утопающая в садах и придорожном бурьяне. Видимо, строители нового вокзала, потеснив старый город, ещё не успели благоустроить привокзальную площадь и близлежащую улицу. Хатки были сплошь саманные, изредка были частично из кирпича, глины или тёса, а некоторые домики были похожи на русские избы.
Но вдруг произошло чудо: я прошла эту улицу и очутилась в совершенно ином городе. И этот город меня не разочаровал.
После Москвы я действительно оказалась в сказке. Проспект Ленина был тенистый, солнечные лучи с трудом пробивались сквозь крону огромных деревьев, и яркими солнечными зайчиками лежали на гранитных плитах, падали в прозрачную воду арыка, переливаясь и сверкая в ней всеми цветами радуги. Проспект Ленина упирался в проспект Абая. Это был самый широкий и самый главный проспект в городе.
Всё было необычно. Проспект Абая с двух рядным движением был настолько широк и тенист, с аллеями и газонами, с арыками и мини фонтанами, что у обычного человека даже желание не появлялось перейти улицу в неположенном месте, а современная архитектура своим величием отличалась от архитектуры Москвы, Киева и других больших городов бывшего Союза. Утопали в зелени и такие улицы и проспекты, как 50-летия Октября, Красногвардейский, Мира, Гоголя, Коммунистический проспект. После развала Союза экзотично звучат эти названия теперь уже зарубежного государства.
В городе нет пыли. Каждое утро поливальные машины моют улицы, газоны и деревья. Я думаю, не каждому довелось это наблюдать в своём городе или где-либо ещё. Тогда я много узнала о городе.
Когда-то это был город Верный и его знали, как край света и гнездо землетрясений необычайной разрушительной силы, как город на вулкане. В прошлых столетиях говорили, что в городе Верном надо строить глухие деревянные коробки, либо одноэтажные, плоские, прижатые к земле дома с толстыми стенами и мощными фундаментами. Здесь ещё помнили Андрея Павловича Зенкова, знаменитого инженера, это он отстроил город Верный после разрушительного землетрясения в 1887 году. Он использовал при строительстве цемент, железо и дерево. Он стал возводить из тянь-шаньской ели многоэтажные здания, он как бы смеялся над разрушительной силой землетрясения, дразнил её.
Жертвы второй катастрофы 1911 года тоже были велики. При землетрясении в 10 баллов ни одно строение Зенкова не обрушилось. Дерево его не подвело. Колокольня собора представляла собой, гибкую конструкцию, она качалась и гнулась, как вершина высокого дерева, а в кафедральном соборе уцелели даже стёкла. Говорили, что весь собор построен без железа – ни гвоздя, ни болта. Но сам Зенков писал, что колокольня в углах и простенках прошита восемью сквозными вертикальными болтами. Собор – это лучшее творение Зенкова. В нём всё рассчитано на свет и солнце, словно часть земного шара накрыта куполом. Белые высокие стены, белые своды купола, в прорезы которого видно чудесное алма-атинское небо, а вокруг голубые и розовые иконы, похожие на картины. И писал эти иконы не монах, не богомаз, а учитель рисования – художник Н.Г. Хлудов. И, когда уходишь от его картин, начинаешь понимать, почему Зенков поручил украшать Вознесенский Кафедральный собор (1904 – 1907гг.) именно Николаю Гавриловичу Хлудову.
В конце девятнадцатого столетия, в город Верный приехал ещё один человек, обладатель дипломов двух академий --- земледельческой и лесной --- двадцатипятилетний Эдуард Баум. Он стал главным садоводом города. Он установил тесную связь с лесоводами и садовниками чуть ли не всей России. Со всех концов страны в далёкий город Верный стали приходить посылки с семенами древесных пород. Неписанным законом для жителей города стало требование при постройке дома посадить под окном молодые деревца и заложить на усадьбе плодовый сад. Так создавались и крепли добрые традиции, так возникали бульвары, скверы, сады и парки. В память об этом человеке большую тенистую рощу, вдоль Красногвардейского тракта площадью в 140 гектаров, с давних пор стали называть рощей Баума. А главное, что ещё меня поразило, в городе нет совершенно никаких оград, нет замкнутого пространства. Всё решается с помощью живой, аккуратно постриженной, изгороди.
Многие из старшего поколения помнят, как в июле 1963 года исчезло с лица земли красивейшее горное озеро Иссык….. Об этом в ту пору писали все газеты, особенно впечатляющая статья, была опубликована в журнале «Огонёк». В это время на озере было много отдыхающих. Они были в ужасе, когда над горами возникла чёрная туча, сразу потемнело, поднялся ветер, зашумели сосны и, сотрясая землю, со зловещим шумом и грохотом огромная лавина льда и горной породы сползли в озеро и выплеснули его. Последствия были ужасны.
В результате массового схода лавин весной 1966 года под угрозой оказались промышленные объекты, базы отдыха, населённые пункты и город Алма-Ата. Сели – это страшная сила, которая сметает всё, что встречается на её пути. И всему причина крылась в интенсивном таянии ледников.
Я приехала в город в 1967 году. В этот год закончилось создание платины в Медео. Эта уникальная платина была создана при помощи взрывов двух противоположенных сопок. Первый взрыв прогремел в октябре 1966 года. При взрыве пылегазовое облако поднялось на высоту 9 километров над уровнем моря. Взрыв выбросил скальный грунт в расчётном направлении, но скальная порода не поднялась вверх, она медленно сползла вниз. Образовалась платина, она поднялась ещё выше, когда в 1967 году прогремел ещё один такой же взрыв. Образовав гигантскую чашу, платина навсегда отсекла от населённых мест самые мощные селевые паводки.
В зимние месяцы я приходила на работу немного раньше обычного и любовалась восходом солнца. Это нужно видеть, как с первыми лучами солнца меняются горы, рассеивается туман, золотятся купола и крыши домов. И каждый день зимой или летом город был сказочно красив. Сколько бы я там не жила, я не переставала удивляться и была в восторге, когда ночью выпал первый пушистый снег.
Зима! Зима! Но выглянуло солнышко, и потекли ручьи, наполняя арыки снеговой водой. Тепло и зимы как не бывало. И так в течение января смена природных явлений повторялось несколько раз. А в феврале мы уже ходили в горы за подснежниками. Голубые подснежники пробивались из-под снега прямо перед нашими глазами, а белые подснежники росли на проталинах у подножья гор целыми полянами.
Апрель в горах. Это просто какое-то зазеркалье. Чем выше я поднималась в горы, тем больше кружилась голова и не от высоты, а от количества цветовых пятен.
Лето. Ярко светит солнце. Палящие лучи обжигают плечи, руки, лицо и хочется куда-то спрятаться, скрыться и испить что-нибудь прохладное, искристое. Но среди гор, под палящим солнцем, в тени огромных деревьев, завораживая своей чистотой и прозрачностью, слышишь, как журчит, стекая со снежных вершин, горная речка Алма-атинка со своими притоками, даря людям прохладу, и жара отступает. Платина, о которой я писала выше, ещё не была благоустроена. Но, глядя на горы, на стихийно созданную с помощью человеческой мысли платину, становится даже страшно. Оказывается, что человек может перекроить мир, если хорошо подумает.
В конце августа мне довелось побывать высоко в горах в плодоводческом совхозе. И вот тогда я узнала, что яблоки "алма-атинский апорт" действительно выращивают высоко в горах.
В начале двадцатого века русский крестьянин --- переселенец Редько привёз в далёкий город Верный несколько саженцев яблони, которые и положили начало непревзойдённому алма-атинскому апорту. Алма-атинский апорт возрастили в тишине садов, и он попробовал алма-атинскую землю и воду, и полюбил их, так, что остался, им верен на век; он хирел и погибал, если его с ней разлучали. Поэтому мир о нём долго не знал.
Алма-Ата – отец совсем иных яблок. Оказывается, что это были те самые дикие яблони, которые растут по холмам и предгорьям. Из долины они карабкаются на склон горы и притыкаются на таком клочке земли, где и ногу то поставить невозможно. И тут они приобретают цепкость и гибкость горных растений, врастая друг в друга. Карабкаются они долго, целыми десятилетиями, ползут шаг за шагом, метр за метром, то, по одному, то целыми компаниями и, выползая на темя холма, дружно и пышно цветут. Плоды на этих деревьях маленькие, твёрдые и кислые, с голубиное яйцо. Подобных дичков не встретишь больше нигде. Некоторые яблони усыпаны ярко-красными плодами, есть с жёлтыми продолговатыми плодами, похожими на крошечный лимон, есть яблоки белые круглые с терпким вязким вкусом и есть просто дички – зелёные и горькие.
Я благодарна всем людям, с которыми мне пришлось познакомиться и работать в прекрасном городе Алма-Ата. Я не привезла из этого края много денег или дорогих вещей, я привезла массу неизгладимых впечатлений на всю жизнь. Сейчас у меня на столе, на белом листе бумаги лежит засушенный невзрачный, серенький цветок Эдельвейса, который я храню уже сорок лет. Он воскрешает в памяти те далёкие безоблачные дни, которые я провела в Алма-Ате.
Свидетельство о публикации №218112300860