Зелёный флажок. Первый рассказ бабушки

5 глава. Первый рассказ бабушки

Зорька, позвякивая сбруей, шла неспешной рысью; Егор сидел широко и свободно, один на облучке; а мы с бабушкой тесно «угнездились» позади него, в телеге. И на мои слова «Бабуль, ты обещала!..», я сразу же получила ответ:
– Было это давным-давно, в незапамятные времена…
– Бабуль, ты что, сказку рассказывать будешь!..
– А бог её знает... Каждая сказка когда-то была былью, а нонешняя быль когда-нибудь будет казаться сказкой. Рассказываю, как сама слышала. А коли слушать не хочешь…
– Хочу-хочу! – я торопливо погладила бабушку по руке и поёрзала в сене, чтоб устроиться поудобнее.
– Ну вот, – бабушка улыбнулась, – началась эта история давным-давно, почитай лет двести, двести пятьдесят назад. У нашей развесёлой императрице Анны Иоанновны были в большой чести иностранцы…
– Развесёлой? Разве была такая?.. – мне самой почему-то стало весело.
– Да многие, входя на престол, веселились, а потом на нём плакали…
– И Анна Ановна?.. – я постаралась быть серьёзной, чтобы не сбить бабушкиного рассказа. Дед-Егор сопел на облучке, кажется, опять задремал. Зорька спокойно трусила по ровной тенистой дороге. И рассказ обещал быть длинным и интересным…
– Анна Иоанновна, – спокойно поправила меня бабушка, – была герцогиней Курляндской и на российском престоле оказалась случайно, как племянница Петра первого. «Русаки» её сразу невзлюбили, прозвали  «страшЕнной ликом Евдокией»…

– Страшной? – я удивилась.
– «СтрашЕнная» и «страшная» не одно и то же, – бабушка поморщилась, её раздражали мои перебивания, и я примолкла, – европейское имя Анна на русский манер – Евдокия, и страшной она не была. Просто переболела оспой, тогда болели ею повсеместно, а потому лицо её было тёмным, всё в рытвинах. Ну так вот, – бабуля посмотрела на меня, словно ожидая нового вопроса, но я терпеливо молчала, – невзлюбили её «свои», как водится, зато очень любили иностранцы, которых и до этого при дворе было пруд пруди! Были в чести и поляки, ведь испокон веков русские цари были ещё и царями польскими. Вот и подарила она наши земли, вдоль дороги к Варяжскому морю, одному из поляков-лизоблюдов.
– Варяжское, это Балтийское? – я, всезнайка, не выдержала.
– Ну да. Когда-то оно было и Варяжским и Балтическим. И жили по его берегам люди, конечно же, задолго до Петра первого. И дорога была, с просекой через наши леса да топи.
– А зачем поляку «леса да топи», в Польшу возить?
– В те времена лесов везде хватало, и в Польше! Земли тутошние неказисты – болота да камень; но была и прибыль – дорога меж двух столиц, Москвой и Петербургом. Её так и стали называть, правда, уже при царице Елизавете, дочери Петра, – «столичный» тракт. На тракте стояли казённые, государственные значит, постоялые дворы, но проезжих было чересчур много! В нашем селе, почитай в каждой избе, кто-то чужой отдыхал, ночевал да обедал и за то платил монетой! Отдельных комнат в домах не было, проезжим сдавали просто угол почище, потому село и прозвали «Угловка»…

– Теперь станция!.. – я вновь, ненароком, перебила бабушку.
– Ну да, теперь станция, – бабуля кивнула головой, – но село было ещё до железной дороги. С железной дороги история Ивана да Марьей и начинается. Раньше поляки-хозяева здесь не проживали, лишь управляющий наведывался за денежкой. Но император Николай надумал заменить вечно раскисающий тракт на железную дорогу…
– Это перед революцией?..
– Перед, но задолго, – бабушка нахмурилась, – ты толкуешь про Николая второго, а «железку» начал строить его дед – Николай первый. И перестань меня сбивать с мысли, рассказывать трудно!..
Бабушка отвернулась и замолчала. И я, притихнув, сидела какое-то время, словно мышка, но бабуле, видно, самой стало скучно, и она продолжила:
– Приказал, значит, царь заменить земляной тракт «железкой», асфальта тогда ещё не было. Для шпал – и дёгтя леса в округе достаточно, а для насыпи – камень нужен. Вот тогда-то и появился здесь барин, Станислав ШарИнский! Никому не доверял – за работаю, по царскому наказу и за казённые деньги, следил сам. А в здешних местах, в те времена, были две горы: «Сахарная-голова» и «Солонка».
– Как это?.. – я фыркнула от смеха.
– Очень просто! «Сахарная-голова» потому, что – белая, крутая, с округлой вершиной, ну прям головка сахара. Да ты её скоро увидишь! А «Солонкой» прозвали гору бело-серую, с неровными острыми боками, вроде как кусочек соли. А может потому, что лоси ходили к ней и лизали камень, и сейчас в округе таких камней немало…

– Я её тоже увижу!..
– Нет, дружок, о том и рассказ. Солонка от дороги была совсем недалеко, с неё и начали. Прорубили просеку, по ней мы с утра ехали, и стали бить камень. А камень – в щебень, аккурат – подсыпка под шпалы. Станислав был уже не молод, а царский наказ был строг. Вот, чтоб работы не стояли, почти каждый день наведывался он и к насыпи, и к горе. И возил с собою дочку, Марию Станиславовну, не многим старше тебя...
– Машу, – я не утерпела.
– Кому Маша, а кому и «Марья Ниславна», только в легенде она осталась «Марьей». Да что ты меня всё перебиваешь! – бабушка заметила, что я открыла, было, рот, – Слушай, молча, а то забуду, что вру!..
Видно, у меня округлились глаза, потому что она нарочито сердито добавила:
– Конечно вру, меня же тогда не было!
– А ты слушай и тоже врать учись, – это Дед-Егор повернул к нам голову и разулыбался во весь редкозубый рот. Оказывается, он тоже слушал!
Я сделала жест, словно на ключик закрывала плотно сжатые губы, и дала себе слово больше бабушку не перебивать.

– Ну так вот, – продолжила наша рассказчица, – у барина была дочь и, конечно же, как во всех сказках, –  красавица. Хотя, кто это теперь помнит… Ну да это и не важно! Важно то, что частенько она приезжала и с отцом в дрожках и одна верхом – на карьер, посмотреть как идут дела. А руководил работами специальный инженер-иностранец, и при нём был помощник – русский парень. Зиму он учился в Петербурге на горного инженера, а лето подрабатывал в должности «подай-принеси».
– А что… – я осеклась, вспомнив про «слово», которое только что себе дала.
– Да, была и такая должность, – догадалась бабушка о моём вопросе, – она и сейчас такая есть… Словом, парень был – незаменим! И работал он так исправно года три. За это время Солонку не только с землёй сравняли, но и глубже пошли, кольцом вокруг небольшой сердцевинки. За это время Марья подросла и стала «девицей на выданье», а Иван, так парня звали, закончил учёбу и приехал на последнее лето. По осени, сказывали, должен был уехать на какой-то из уральских заводов. Не увиделись бы больше Иван да Марья. Да вот незадача: за годы общения и по делу и ни о чём, полюбили они друг друга. Им бы свадьбу сыграть, но бедный наёмный, пусть и инженер, и богатая единственная наследница польского пана – не пара!
– Вот глупости!.. – я всё же не выдержала.

– Вот и они так решили, – бабушка, кажется, даже не заметила, что я её опять перебила, – на Покров это и случилось...
В «бабье лето»  бывают удивительно тёплые радостные дни: работы в поле уже закончились, а грязь и слякоть ещё не настали, это – время свадеб. Особенно их много на православный праздник «Покров Богородицы». Вот в этот благословенный день Иван да Марья и обвенчались в нашей церкви, не спросясь отцовского благословения...
Отец решил, что дочка странно долго задержалась на карьере, поехал за нею и встретил молодых аккурат на месте бывшей Солонки... Каково ему бедному было узнать о предательстве и человека, которому доверял, и дочери!.. Да ещё узнать об этом не в своём дому, а посерёд леса, на чужих глазах! Закипела у польского шляхтича кровь, выхватил он из дрожек двустволку и… ба-бах!!! Прям из двух стволов!
Я вздрогнула, но ничего не спросила, понимая, что это ещё не всё…
– Убил наповал, – кивнула головой бабушка, на мой немой вопрос, и, как я и ожидала, продолжила, – Но мало того! Старик совсем голову потерял – схватил он свою дочь за косу, волоком подтащил к дереву и привязал намертво. Говорит: «Смотри, что ты наделала!», и уехал…
– Чем привязал, косой? А что никто ей помочь не мог? Защитить!..
– Радость моя, да кто ж поможет! Народу в карьере было немного, да и тот от страха разбежался.

– А потом?.. – я аж задохнулась!
– А потом, сел в свои дрожки и поехал домой… Но не доехал! Видно сильно гнал лошадь: на насыпи двухколёсные дрожки покосились, опрокинулись и выкинули седока наземь. Ударился он головой и потерял сознание… Лошадь домой принеслась, но до позднего вечера никто, ни про неё ни про хозяина, не вспомнил –  в селе несколько свадеб гуляли. Народ пьяный – спохватились барина лишь в ночь, а искать пошли только утром... Нашли в канаве, в грязи, без сознания. Ещё сутки он в беспамятстве был, а когда пришёл в себя – язык его слушался плохо, или душегуб, просто, говорить не хотел. Об ужасе узнали от мужиков, что были невольными свидетелями скандала, и, когда пошли разыскивать дочку да труп парня, прошло уже несколько дней…
– А её кто-то спас!.. – я почувствовала, что у меня в носу щиплет, а по щеке ползёт слезинка.
– Нет, моя сердобольная. Все эти дни, как на грех, лил нескончаемый дождь. Места точного никто не знал. Искали-искали, но так ни Ивана, ни Марью и не нашли!
– Так может, они живы остались! На Урал убежали!..
– Может и убежали, но убийца признался, что в груди парня сделал две огромные дыры, а по дочке так убивался, что вскорости и помер.
– И это всё?.. – я шмыгнула носом и кулаками тиранула по щекам.
– Нет, голуба моя, это только начало…

Я поёжилась, но захотела узнать продолжение страшной истории.
– Не нашли Марью ещё и потому, что чудесным образом котлован на месте Солонки, где отец глупую дочь с трупом любимого оставил, за несколько дней наполнился водой, остался лишь маленький островок посередине…
– Как на Шаринском озере?.. Так это про него!..
– Молодец! Про него. И стали твориться чудеса… Все берега в следующее лето заросли цветами «иван-да-марья», а в озере стали тонуть парни и девушки, что отваживались в нём купаться...
– А как же мы?..– мне стало, вдруг, зябко.
– Но мы-то разрешения спросили!.. – бабушка загадочно улыбнулась, и я поняла, что это ещё не всё, – А вот те провалы, в которые ты цветы бросала, появились следующей весной! Стоит кому-нибудь зазеваться на дороге – так свалится вниз, хоть пеший, хоть конный, хоть на повозке. Из сухого не выбраться самому, видела какие края крутые, а если угораздит в «мокрый» попасть… Народу и скотины погибло в этих провалах – страсть как много! Но если быть вежливым, – рассказчица лукаво улыбнулась, – то можно попросить о счастливой любви, и говорят, что просьба непременно исполнится!..

Я отвернулась в сторону и сделала вид, что разглядываю обочину дороги, а сама подумала: «Ну что же я так не серьёзно отнеслась к словам бабушки! Ведь могла попросить… Ну да ладно, я ещё маленькая для свадьбы, попрошу как-нибудь в следующий раз!». Жаль, что я тогда не знала: следующего раза – не будет.
– Так поэтому цветы названы «иван-да-марья»?
– Нет, милая, – бабушка тоже загрустила, может быть вспомнила своё гадание, – название цветка появилось ещё раньше. Вернее сам цветок: на одном стебельке – острые синие «пики» и румяные «губки». Словно мужчина и женщина от одного корня.
– Муж и жена!.. – я улыбнулась.
– Да нет, дружок, – бабуля качнула головой, – этот цветок хранит не менее страшную легенду: полюбили друг друга парень и девица, но родители были против…
– Опять!.. – я  возмутилась!
– И правы были, – рассказчица, на моё возмущение, недовольно покачала головой, – жених и невеста были брат с сестрой, но не знали об этом.
– Разве так бывает? – я искренне удивилась!
– Ещё и не такое бывает!  Бывает – у девушки муж умирает, а у вдовы – живёт! – эту фразу я уж совсем не поняла, но бабулю перебивать не стала, а она, поучительно, продолжила, – Родителей слушать надо! Хороший обычай – испрашивать благословение на брак.

– И что случилось? Причём здесь цветок!.. – мне не нравился поучительный тон, как в школе на уроке.
– А притом! Было это в давние времена, в такие далёкие, когда миром славян правили не цари, а боги! Была среди них богиня любви и домашнего очага Лада.
– Я такую знаю!
– Да её и сейчас все знают, хоть и не почитают, весь русский язык пропитан её именем: и лад, и ладно, и ладушки и оладушки…
– Так с цветком-то что?.. – я решила, что бабушка забыла, о чём рассказывала.
– Ну так я о нём и рассказываю! Рассердилась богиня Лада на неразумных влюблённых, но и карать за любовь было не в её правилах, а потому обратила брата и сестру, Ивана да Марью, в цветок! Навечно они остались вместе – на одном стебельке, и всё же – врозь. Получается, что цветок – наука: будь осторожен и внимателен к выбору спутника жизни. Кстати, этот цветок девушки никогда не вплетали в венки…
– А я вплетала…
– Так ты не знала. Теперь вплетать не будешь! Смотри-ка, вон уже и Сахарная-головка показалась!..
Я подняла голову и посмотрела по направлению бабушкиного взгляда, и мне почудилось облако, зацепившееся, совсем недалеко, за макушки деревьев.
Продолжение следует.