Августовские небеса

                                                                           

   Тихий сонный август перевалил за середину. Тепло ещё, солнечно, а природа, да и душа человечья уж к осени готовятся.
Месяц август, он ведь как, он ведь хорош для отдыха и нетяжёлой работы, да не на дядю какого чужого, а на себя; копошению в удовольствие на огороде да послеполуденному подрёмыванию в тенёчке с разговорами неспешными…
В августе даже небеса не такие, как всегда, а какие – я и слов-то таких подобрать не умею. Бездонные, словно для входа открытые. И уходят души людские в эти распахнутые небесные врата вне всякой очереди…
В селе два дня как медовый Спас отгуляли, а уж и яблочный перед глазами.
Мёд в церковь освящать Никитины ходили всей семьёй – традиция. И если старшие на службу шли осознанно, то ребятишки только за ради развлечения – интересно им, зачем нынче столько народу в церкви да почему?
Так всю службу в храме-то по сторонам и крутились, толкались острыми локотками да перешептывались…
И лишь самая младшенькая, двухлетняя внучка с дедовых рук тихо и внимательно на святые лики смотрела – вроде как понимала что или вслушивалась во что-то, только ей ведомое. Со стороны так поглядеть – разговаривали лики с нею.
Чудны дела Твоя, Господи…
Сегодня бабка Никитинская, Ксения, пирожки печёт. С солёными груздями. Нет-нет, не нынешнего урожая – откуда урожаю в такую раннюю пору взяться? – груздочки только-только пробиваться стали, их ещё собрать нужно, засолить, засола дождаться – песня долгая. Так что в дело шли грузди прошлогоднего засола – прошлый-то год урожайным был, гриба много запасли, до сих не съели.
Грузди бабка отмочила, мелко порубила да на постном маслице и обжарила. Лук репчатый обжарила отдельно. Потом всё смешала и зелёного лучка добавила – вот начинка и готова.
Пирожки один за другим ровными рядочками на противне выстраиваются – часок расстоятся и в печь… Пирожки с солёными груздями на всех, на всё семейство, а вот для внучки-любимицы да неслухов внуков Ксения пирожки из свежей черёмухи готовит. Третьего дня внучата старшие, Ваня да Серёжа, на реку купаться бегали, а там черёмуха знатная уродилась, крупная – бидончик вмиг набрали. Бабка её перемолола дважды вместе с косточками, да с сахаром один к одному и смешала. Три дня время от времени начинку перемешивала – пока та не загустела…
За столом рядом с бабкой внучка – двухлетняя Таисия. Помогает Ксении. Усердно мнёт пухлыми ручонками кусочек теста, носик и волосы на головушке в муке, щёчки в черёмуховой начинке. Старается. Время от времени вскинет взгляд на бабку – как мол? – бабка ей в ответ кивает – хорошо, солнышко, хорошо. Так-то ладно у них всё получается…
Распахивается дверь, в избу влетает пятилетний Мишка, брат Таисии. Не разуваясь, в сандалиях бежит к баку с домашним квасом. Черпает ковшом всклень и надолго присасывается к нему.
- Лопнешь, чудушко!
- Не-е, баба! У меня пузо крепкое!
- Место для пирожков оставь, пузо крепкое... – бабка улыбается.
Мишка привстаёт на цыпочки и заглядывает в противень, что стоит на столе:
- У-у, они ещё не испеклись. Можно, я тоже полеплю?
- Можно. Руки помой.
Мишка бежит к рукомойнику, пару раз стукает ручонками по соску:
- Помыл, баба!
- Разве ж так моют? – Ксения Ильинична оставляет лепку, отряхивает руки свои от муки и ведёт Мишку к рукомойнику. Руки Мишкины все в ссадинах и синяках, да и ноги, что тонкими ниточками со сбитыми коленками торчат из широких шорт, тоже. Как он их ещё только не переломал?! Тьфу, тьфу, тьфу – не дай Бог! Когда  грязные ручейки вперемешку с песком  перестают сбегать с Мишкиных рук, бабка насухо вытирает их большим цветным полотенцем. Мишки экзекуция не нравится и он, как только может, сопротивляется.
Пока бабка возилась с внуком, внучка Таисия долепила свой пирожок и уложила его на противень. Конечно, он получился не такой красивый, как у бабушки, но Таисия на такие мелочи не обращает внимания. Она  потянула к себе новый кусок раскатанного теста. Тесто упирается. Таисия тоже. Она потянула его к себе двумя руками. Тесто порвалось, Таисия откачнулась набок и свалилась со стула. Не столько от боли, сколько от неожиданности заревела.
Но уже через пару минут благость и рабочая обстановка восстанавливаются.
Пирожки теперь уже лепят трое – бабушка, внук и внучка.
Мишке на месте не сидится, пытаясь слепить  пирожок, он крутится и пристаёт к бабушке с вопросами:
- Бабушка, а когда я вырасту большой, ты будешь мне пирожки жарить?
- Большой, это какой?...
- Ну, как папа…
- Да нет, солнышко моё, для такого большого не буду.
- А почему?
- Я и сейчас-то уж старая, а тогда уж – тогда уж я на небушко переселюсь…
- На небушко? А что ты там делать будешь?
- Что делать? – дедушке пирожки печь.
- А дедушка тоже на небушке будет?
- Будет…
- А что он там делать будет?
- А что он сейчас делает?
- Он на задах траву кролам косит…
- Ну, вот он и там травушку небесную косить будет…
- А потом…?
- Когда потом?
- Ну, когда дедушка траву скосит…
- Тогда сядем мы с ним на небесную скамеечку и будем с небушка на вас глядеть, на тебя богатыря и Таечку красавицу. На вас, на детей ваших, на то, как вы все вместе пирожки стряпаете…
- А на Ваню с Серёжкой, будете смотреть?
- Конечно, будем, они же тоже наши внуки любимые. Так же, как и мои дедушка с бабушкой на меня смотрят, так и мы с дедушкой будем…
- А мы с Таей, тоже дедушкой и бабушкой будем?
- Обязательно, солнышко…
- И всегда, всегда так будет?
- Всегда, умничка моя, всегда…
У Ксении Ильиничны почему-то зачесался нос, глаза набухли влагой, и первая слёзная дорожка расчертила слегка припудренную мукой щёку…
Она отвернулась к окну и попыталась незаметно убрать слёзы с глаз.
- Бабушка, что с тобой?
- Ничего, Мишенька, ничего, золотой мой. Мука в глаз попала…
- А-а…
За окном тлеет тихий август. По глубокому синему небу куда-то неспешно плывут белые облака. Лёгкий ветерок парусит марлевые занавески на раскрытых окнах, коими бабка Ксения пытается оградить избу от вездесущих мух. И на всех подоконниках бесконечно цветёт герань.
Детство.
Августовское небо, квас,  пирожки, молоко в крынке.
И так будет всегда…