Изостудия

           Два десятка человек сидели в просторном светлом помещении. Из угла на них взирала статуя Венеры Милосской. Рядом на полке, приделанной к стене, расположились гипсовые головы Аполлона Бельведерского, древнеримского полководца Сципиона, французского философа Вольтера и Пергамца – жителя античного города Пергама. Царила напряжённая творческая атмосфера. Это была студия изобразительного искусства. Люди были поглощены своим делом. Перед ними стояли мольберты с прикреплёнными листами бумаги или холстами, и они занимались живописью, быстро работая кистями. Они внимательно всматривались то в поставленный на возвышении натюрморт из овощей: капустного кочана, тыквы, свёклы и лука, то в свою работу. Иногда кто-нибудь из них вставал и отходил от рабочего места, чтобы  оценить свой труд с расстояния.
           Здесь были разные люди, но свела их в одном месте великая тяга к прекрасному. Каждому хотелось научиться изображать ту красоту, которую он видел в окружающем мире. Изостудия – это значительный кусок жизни людей, собиравшихся здесь. Они знакомились друг с другом, вместе посещали выставки, ездили на этюды, обсуждали текущие события. Здесь можно было завязать дружбу на всю жизнь, а если очень повезло бы, найти свою любовь. Каждый верил в личные возможности, в то, что когда-нибудь ему удастся создать собственный шедевр.
            В основном, тут были молодые люди. Некоторые из них готовились к поступлению в учебные заведения, где требовалось умение рисовать. Но присутствовали и пожилые студийцы. Особенно обращал на себя внимание сухонький седовласый старичок, писавший масляными красками на небольших картонках. Работы его походили на детские рисунки, однако автор искренне верил, что они великолепны.
          В центре зала поближе к натюрморту расположилась молодая девушка по имени Оля. Она не собиралась никуда поступать. Она уже имела профессию инженера-энергетика, а сюда приходила в свободное от работы время из любви к изобразительному искусству. Ей доставлял удовольствие процесс творчества,  обнаружение у себя способности видеть в обычных предметах красоту, познавать через простую учебную постановку гармонию, царящую в природе. Оля была девушка романтичная, и занятия живописью давали ей возможность отодвинуть от себя обыденную повседневность и погрузиться в иную реальность, в волшебный мир красок и вдохновения. Кроме того, в студии она находилась в обществе интересных людей, увлечённых тем же делом, что и она.
          Рядом с Олей самозабвенно трудился над своей работой её молодой приятель  – Максим. Как-то рассказывая о себе, Максим сказал с самоиронией:
    -     Знаешь, как говорят в народе: «У отца было три сына, двое умных, а третий художник». Так вот, я – тот самый третий сын. Правда, я буду не художником, а скульптором.
          Посматривая на работу Максима, Оля удивлялась каким-то сизо-сине-зелёным тонам, которые, по её мнению,  были совершенно не верны. Но для будущего скульптора, думала она, это не имело значения.
          Высокий стройный мужчина лет тридцати с красивым продолговатым лицом  передвигался по помещению, переходя от одного любителя живописи к другому, рассматривая работы и делая замечания их авторам. Это был руководитель студии профессиональный художник Артём Вадимович Рогов.
    -     Свёкла у тебя провалилась! – сообщал он юному дарованию. – Воздуха не хватает! Помнишь закон дополнительных цветов? Ну, а что же ты его не используешь? Ты должен так писать, чтобы зритель чувствовал, что у предмета есть задняя невидимая сторона!
    -     Посмотрите, какое у нас освещение натюрморта: тёплое или холодное? – обращался он ко всем присутствующим. – Правильно, тёплое! Тени при этом, как вы знаете, должны быть холодные. А вы какие пишете? – спрашивал он сухонького старичка. Тот вздрагивал и поспешно принимался исправлять свою работу.
    -     Забываете про рефлексы! -  услышала Оля за своей спиной приятный баритон учителя. – У вас каждый предмет сам по себе. А вы должны их связать!  - Артём Вадимович говорил короткими энергичными фразами. Оля слушала, молча. Лицо её при этом заливалось краской то ли от смущения, то ли от волнения.
    -     Суховато пишете! – продолжал наставления Артём Вадимович. -  Посмотрите на свою палитру!
          Оля взглянула на свою палитру, на которой были выложены кучками все имеющиеся у неё краски, а также намешаны разнообразные их сочетания.
    -     Какая здесь красота! Вот это всё должно быть на вашем холсте! – закончив разбор Олиной живописи, учитель перешёл к мольберту Максима.
    -     Интересная работа! – услышала Оля восклицание. – У тебя есть нечто своё - собственное видение!
          Похвала учителя в адрес Максима явилась полной неожиданностью для Оли. А она-то  считала, что её приятель не видит цвета!.. Но почему? Чем его работа так хороша?  И что значит «собственное видение»? Девушка чувствовала себя даже несколько уязвлённой. Она была уверена, что похвалы заслуживал именно её натюрморт. Она, конечно, знала, что если встать и отойти от мольберта на пару шагов, то впечатление от работы меняется в значительной степени. Однако в данном случае, по её мнению, картина её была хороша с любой точки зрения! А какие у неё получились замечательные мазки! Лёгкие, кажущиеся небрежными! Она вложила в них столько старания и труда! Нет, явно она чего-то не понимает! И Оля решила, что ей необходимо поговорить с учителем, чтобы разобраться в своих сомнениях. Это лучше всего было сделать во время перерыва между сеансами. Часто в такие минуты учитель стоял у окна, облокотившись на подоконник, и задумчиво и отрешённо смотрел в пространство. Оля не была уверена, но ей казалось, что иногда на его лице почему-то проступали намёки на страдание. О чём он думал? В его облике Оля находила нечто загадочное, таинственное, что притягивало к себе.  У него было молодое бледное лицо и изначально русые, но наполовину седые волосы, которые от седины казались серыми. При этом, если у него было хорошее настроение, то его задорная мальчишеская улыбка, как солнышко, озаряла всю изостудию.
          Когда Оля подошла со своими вопросами к Артёму Вадимовичу, он с удовольствием, как ей показалось, стал отвечать:
    -     Вы правы. Пока вы учитесь, нужно следовать натуре. Но искусство не сводится к бездумному копированию того, что вы видите. Настоящий  художник вырабатывает свой стиль, свою манеру.
    -    Что такое стиль в живописи?
    -     Это сложно объяснить. Давайте возьмём в качестве примера такого выдающегося художника, как Модильяни. Вы, конечно, знакомы с его творчеством. Если вам покажут портрет его кисти, который вы до того не видели, вы узнаете его авторство по манере исполнения картины. То же можно сказать, например, о Гогене или о Морисе Утрилло. Их картины трудно спутать с чьими-либо другими. Потому что у всех этих художников выработан свой неповторимый стиль исполнения работы. И это очень важно.
    -     Ну, и как же его выработать?
    -     Если бы я знал, то я сам был бы уже выдающимся художником, и у меня была бы своя школа в живописи! – с озорной улыбкой завершил свои объяснения Артём Вадимович.
          Когда занятия окончились, Оля пошла в гардероб, чтобы одеться и идти домой. Она протянула номерок гардеробщице и уже собиралась взять у неё пальто, как кто-то сзади перехватил его из рук гардеробщицы и учтиво помог девушке одеться. Этим «кем-то» оказался Артём Вадимович. Его галантность произвела на Олю приятное впечатление. Затем выяснилось, что их пути совпадают, и они пошли рядом по вечерней заснеженной Москве, освещённой ярко горящими уличными фонарями.
          Артём Вадимович говорил о своей любви к  искусству и о людях, которые когда-то помогали ему освоить непростую технику живописи.
    -     Есть у меня один знакомый старый художник, - рассказывал увлечённо Артём Вадимович, - так вот, он советует при изображении чистого неба использовать изумрудку. И ещё. Вы ведь знаете, что обычно чёрную краску вообще не рекомендуется применять. А, по мнению этого художника, чтобы изобразить небо вдали, необходимо вводить сажу. Я пробовал. Действительно, результат хороший.
          Начинающая художница слушала с большим вниманием и старалась запомнить необычные рецепты.  Молодые люди чувствовали симпатию друг к другу, а общий интерес способствовал сближению их душ.
          На следующее занятие Артём Вадимович принёс показать свои этюды. Это были пейзажи, большая часть которых была сделана в вечернее время.
    -     Я люблю работать вечером, - пояснил учитель. – Краски мягкие и особенно красивые. Ко времени окончания этюда начинают сгущаться сумерки, и в домах зажигаются огни. Такие же огни можно показать на этюде, и работа сразу оживает.
          Оле, как и другим студийцам, этюды очень понравились. Все они были, как принято говорить у художников, с настроением.
          Оля же приняла в подарок от учителя свой портрет  -  рисунок, на котором она была изображена в профиль.
    -     Мне нравится, когда рисунок исполняется одной непрерывной линией. И здесь у меня это получилось, - пояснил Артём Вадимович.
          Вообще, Оля не любила свой профиль, поскольку он был далеко не классический. Она считала, что это её самый невыигрышный ракурс. Однако на этом портрете она себе понравилась. «Видимо, изящность рисунка, действительно, выполненного непрерывной линией, меняющей при необходимости свою толщину, придала благородство моему облику, - думала Оля. – Но всего вернее, просто Артём Вадимович мне симпатизирует! Так же, как и я ему!» - подвела она итог с радостной улыбкой.
          Когда после занятий она опять шла рядом с учителем, так как он вызвался проводить свою ученицу до дома, она выразила ему  восхищение его работами.
    -     Кому нужны мои этюды? – с горечью проговорил Артём Вадимович. – Я иногда спрашиваю себя: «Зачем я этим занимаюсь?» Но бросить не могу, потому что мне это нравится.
    -     А может быть, вы станете когда-нибудь великим художником? – осторожно сказала Оля.
    -     Ну, мне это не грозит. Как говорил мой отец, кем человек сумел стать к тридцати годам, тем он и будет всю жизнь. Мне тридцать два. Я оформитель и учитель живописи. И это, видимо, мой потолок.
    -     Но вы ещё и хороший художник! У вас есть дар! – возразила Оля. – А отец ваш, я думаю, не прав. 
     -     Во всяком случае, я точно знаю, что, если ты взял в руки кисть и увлёкся этим делом, то будешь заниматься им всю жизнь. Это как алкоголизм: затягивает так, что бросить не выходит.
    -     Да и не надо бросать! У вас так здорово получается!
          Прощаясь, молодые люди договорились сходить вместе в Третьяковку. Полагая, что живописи лучше всего учиться у великих русских художников, Оля любила бывать в этом музее и делала это неоднократно. Однако на этот раз она получила совершенно новые впечатления и эмоции. Хорошо знакомые картины предстали перед ней в новом освещении.
          Артём Вадимович подводил её к какой-нибудь картине и говорил, например, такое:
    -     Ты видишь вот эти тёмные коричневые тона? (Они уже перешли на «ты».) Это подмалёвок. А вот здесь он просвечивает сквозь лессировку. Подмалёвок позволял ускорить работу, создавал красивый колорит, но при его использовании исчезали свежесть и сочность цвета.
    -     А теперь посмотри на эту, казалось бы, серую дорожку, - Артём Вадимович подводил Олю к другой картине. – Видишь, она ведь совсем не серая. Тут есть и зелёные, и розовые, и синие, и всякие другие цвета!
          И Оля  начинала видеть всё это многоцветье. «Что с моими глазами? – думала она. – Почему я вдруг увидела это богатство красок? Наверное, это просто оттого, что я его люблю!» - сделала она для себя окончательный вывод.
          В доме культуры, при котором работала изостудия, начались новогодние представления,  сопровождавшиеся танцами. В перерывах между сеансами студийцы с удовольствием отправлялись потанцевать в фойе. Приглашая Олю на танго, Артём Вадимович предупредил её, что танцует плохо.  Но Оля, смеясь, ответила, что сама она танцует превосходно и вместе они справятся.
          Однако оказалось, она несколько переоценила свои возможности: её партнёр двигался неуверенно, и девушка, к своему стыду, несколько раз наступила ему на ногу. Пришлось извиняться. Но настроение у обоих всё равно было отличное.
          В этот вечер, прощаясь с Олей в её подъезде, Артём Вадимович впервые осмелился её поцеловать. В ответ Оля произнесла с отважностью молодости те три слова, которые давно просились у неё наружу:
    -     Я тебя люблю.
    -     Я тоже тебя люблю, - тихо сказал её спутник и, помолчав нерешительно, добавил: - Я хочу тебе кое-что сказать. Я никому этого не говорил. Это моя тайна.
          Он опять помолчал. Его заинтригованная спутница, тоже молча, ждала продолжения.
    -     А тебе скажу… У меня нет левой ноги. У меня протез ниже коленки. Поэтому, когда ты наступала на него, я всё равно ничего не чувствовал. Так что напрасно ты извинялась…
          Оля не знала, что ответить. Только сердце её сжималось от сочувствия и потрясения. На глаза навернулись слёзы. Наконец, она справилась с эмоциями и спросила:
    -     Как это случилось?
    -     По-глупости. Я не герой, как Маресьев. Мне было десять лет, когда я попал под трамвай… Обычно к вечеру, если я долго нахожусь на ногах, я испытываю боль. Теперь мне легче, оттого что я сказал тебе об этом.
          И он ушёл, пожелав любимой спокойной ночи.
          Однако, несмотря на ласковое пожелание, Оля в эту ночь долго не могла заснуть. Услышанная новость казалась ей ужасной. «Но ведь я люблю Артёма! – думала она. – И он меня любит! Мы оба любим друг друга. Это первый человек в моей жизни, который полюбил меня! И я выйду за него замуж! Конечно, мы не сможем ходить на каток или плавать на байдарке, но зато мы вместе будем выезжать на этюды, займёмся портретной или пейзажной живописью. Это так интересно! И мы будем счастливы!»
          Утром, подойдя к зеркалу, чтобы причесаться, и подняв волосы надо лбом, Оля вдруг заметила в своих прекрасных чёрных волосах два седых волоса. « Неужели это от вчерашних переживаний?  Надо взять себя в руки и быть поспокойнее», - испуганно думала расстроенная девушка.
          Реальные события стали разворачиваться совершенно не так, как это представлялось Оле. Прощаясь с ней после очередного совместного посещения художественной выставки, Артём сообщил ей, что он женат и имеет восьмилетнего сына. Очевидно, увидев отчаяние и растерянность в глазах спутницы, он попытался её успокоить:
    -     Всё будет хорошо! Мы будем вместе! Обещаю тебе! – убедительно и ласково говорил он. – Я буду свободен! Надо подождать.
          Оля не отважилась задавать вопросы. Пусть будет так! Она подождёт.
          Ждать пришлось не долго. На следующем свидании Артём радостно сообщил, что он теперь свободен.
    -     Я вчера рассказал жене о нас с тобой, и она дала мне свободу! Я ей сказал, что мне необходимо проводить с тобой некоторое время. Она меня поняла! Она ответила, что я могу ходить с тобой, куда хочу, - так говорил Артём в то время, как Оля с нескрываемым изумлением смотрела на него.
    -     А разве ты с ней не разводишься? – наконец, задала она вопрос.
    -     Нет, конечно. Я не могу их бросить! Они без меня не смогут жить!
    -     Ну, вот и хорошо! Теперь мне всё стало ясно! Однако уже поздно. До свидания!
          Оле, действительно, стало всё ясно. « Со мной случилась самая банальная история: я влюбилась в женатого человека! Конец известен! – размышляла несчастная девушка. – Все романы наполнены такими историями! У Артёма слабый характер. Слабым его сделала судьба. Значит, сильной должна быть я! Я запечатаю свою душу!»
          Оля не пошла больше в изостудию. Вскоре, выходя с работы, она увидела понурую ссутулившуюся фигуру Артёма, ожидавшего её у выхода. У него было опущенное грустное лицо. Вид его вполне соответствовал холодной некомфортной погоде с резкими порывами северного ветра и колючими снежинками, неприятно падавшими на лицо.
    -     Я пришёл потому, что тебя не было вчера в студии и дозвониться к тебе я не могу, - заговорил Артём, когда они пошли рядом. – Оля, умоляю, давай продолжим наши встречи! Я не хочу терять тебя! Мне необходимо видеть тебя, слышать твой нежный голос, разговаривать с тобой! Ведь я люблю тебя, Оля!
          Оля слушала Артёма с непроницаемым лицом. Она уже сделала свой выбор. Надо было выходить из тупиковой ситуации, как бы это ни было тяжело.
    -     Нет, Артём! Я не люблю тебя больше! Ты лжец!
    -     Я ни разу не солгал тебе!
    -     Ты лгал молча! Ты не сказал мне во время наших первых встреч того, что должен был сказать, что у тебя есть семья. Вместо этого ты не договаривал и намекал на что-то хорошее в будущем. Ты старался создать у меня иллюзию благополучия. Так что всё, Артём! Мы расстаёмся. Прощай!
          Оля отвернулась от человека, которого она недавно так любила, и дальше пошла одна. « Боже, дай мне силы пережить это! – думала она. – Хуже всего то, что я никого больше никогда в своей жизни не полюблю так, как я любила его!»
          Занятия в студии шли своим чередом. Только теперь вместо натюрморта на постаменте расположилась натурщица: полная дородная женщина в русском национальном костюме с красным кокошником на голове. Все сидели на своих местах и увлечённо работали. Максим лепил бюст натурщицы из глины. Между мольбертами осторожно перемещался Артём Вадимович и, как всегда, с энтузиазмом делал свои замечания. Место, на котором раньше сидела Оля, теперь занимал сухонький старичок.