Фамильные рассказы

                          ЛЕТАЮЩИЙ ТАРЕЛКИН

     Тарелкин вылетает с балкона своей квартиры ежедневно, в двадцать два ноль-ноль по московскому времени.
     Жена и дети уже спят, и Тарелкину никто не мешает.
     Он делает прощальный круг над домом, потом ещё один над микрорайоном и взмывает в небо, выбирая каждый раз новый  маршрут.
     Чтобы лететь было легче, Тарелкин быстро вращается  вокруг   вертикальной оси.
     Это создает тягу.
     Иногда он зависает где-нибудь над Бугульмой или Псковом, так как переполняющие его в полете чувства ищут выхода, и счастливо кричит, заметив обострившимся зрением обращённые к нему взгляды:
     — Это я, Тарелкин!
     Но  внизу не отзываются.
     Не потому, что не видят, а потому, что не узнают.
     Они думают, что странная штука в небе — круглая.
     А это просто эффект вращения.
     Они думают, что блестящий ободок — круговой иллюминатор.
     А это просто очки.
     Они думают, что слышат двигатель.
     А это просто сопение.
     Они думают, что это летающая тарелка.
     А это просто — летающий Тарелкин.

                                     НА БАЗАРЕ

     Арбузов купил на базаре арбуз,
     А Петрушанский — петрушки.
     А Огурцов — огурцов.
     А Сметаневич — сметаны.
     А Луков-Маков — луку. А потом подумал, и ещё — маку.
     А потом на базар пришел Чесноков, посмотрел вокруг и сказал: «А ну вас всех!»
     И купил дыню.
     Вот ведь бессовестный.

                                    О ЗНАНИИ ЖИЗНИ

     Синичкин написал повесть и отдал её на просмотр опытному  Ужову. Ужов прочитал повесть и сказал Синичкину:
     — Человек вы способный, но жизни не знаете. Вот у вас написано: «Воробьев влетел в комнату». А нужно писать — «вполз».

                                         ТРЕУГОЛЬНИК

     Сеткина увидела на дороге Кошелькова. Кошельков был тощий. Он лежал на обочине и весь запылился.
     Сеткина шла и думала: «Вот лежит Кошельков. Конечно, я бы взяла,да уж больно он тощенький...»
     Кошельков лежал и думал: «Так я и знал, что моя Сумкина меня бросит...»
     А Сумкина сидела в кустах и думала: «Вот сейчас она подойдёт к моему Кошелькову, а я как дёрну за веревочку!..»

                                        НЕИСПРАВИМЫЙ

     У Петушкова была идея-фикс, что он — оперный бас. Это с его-то фамилией!
     Ему говорили: «Конечно, каждый по-своему с ума сходит, но ты  уж   чересчур...»
     А Петушков — ноль внимания.
     Так и жил. Пальцами на него показывали: «Вон, мол, оперный бас идёт».
     Правда, он и был оперный бас. Но мало ли что.